Кира
Кира Петровская - советская девушка-снайпер, пережившая блокаду Ленинграда, 1945 год.Фото постановочное, снятое в штатах в 50-е годы.
Кира Петровская - советская девушка-снайпер, пережившая блокаду Ленинграда, 1945 год.Фото постановочное, снятое в штатах в 50-е годы.
Оказывается, во время Великой отечественной войны на кондитерской фабрике Ленинграда шоколад и конфеты, а также другие кондитерские изделия изготавливались непрерывно всю блокаду. Под угрозой расстрела эту продукцию запрещалось выносить наружу.
Отрывок из книги Даниила Гранина "Человек не отсюда"
"...Однажды, уже после выхода "Блокадной книги", мне принесли фотографии кондитерского цеха 1941 года. Уверяли, что это самый конец, декабрь, голод уже хозяйничал вовсю в Ленинграде. Фотографии были четкие, профессиональные, они потрясли меня. Я им не поверил, казалось, уже столько навидался, наслушался, столько узнал про блокадную жизнь, узнал больше, чем тогда, в войну, бывая в Питере. Душа уже задубела. А тут никаких ужасов, просто-напросто кондитеры в белых колпаках хлопочут над большим противнем, не знаю, как он там у них называется. Весь противень уставлен ромовыми бабами. Снимок неопровержимо подлинный. Но я не верил. Может, это не 41-й год и не блокадное время? Ромовые бабы стояли ряд за рядом, целое подразделение ромовых баб. Взвод. Два взвода. Меня уверяли, что снимок того времени.
...
По моему совету Ю. Лебедев подробно исследовал эту историю. Она оказалась еще чудовищней, чем мы предполагали. Фабрика изготавливала венские пирожные, шоколад в течение всей блокады. Поставляла в Смольный. Смертности от голода среди работников фабрики не было. Кушали в цехах. Выносить запрещалось под страхом расстрела. 700 человек работников благоденствовали. Сколько наслаждалось в Смольном, в Военном совете – не знаю".
«12.12.1941 года. Изготовление «ромовых баб» на 2-й кондитерской фабрике. А.Михайлов ТАСС»
Одна из кондитерских фабрик, которая, как выяснилось, действительно продолжала в голодном городе изготавливать сладкую продукцию для избранных, по так называемому «литерному пайку». Им пользовались лица на уровне членов-корреспондентов Академии наук, известные писатели типа Всеволода Вишневского, военные и партийные деятели высокого ранга, ответственные работники Смольного. Как оказалось, их было не так уж и мало, если учесть, что на них работал, по меньшей мере, целый цех кондитерской фабрики. И на эту продукцию не распространялись никакие блокадные карточки.
Более того, она была засекреченной, на уровне военной тайны, как производство боеприпасов и военной техники.
"12.12.1941 года 2-я кондитерская фабрика. Начальник цеха А.Н.Павлов, мастер-кондитер С.А.Краснобаев и подручная Е.Ф.Захарова за осмотром готовых батонов".
Фабрика изготавливала венские пирожные, шоколад в течение всей блокады. Поставляла в Смольный. Смертности от голода среди работников фабрики не было. Кушали в цехах. Выносить запрещалось под страхом расстрела. 700 человек работников благоденствовали. Сколько наслаждалось в Смольном, в Военном совете — не знаю.
«Лучший сменный мастер «энской» кондитерской фабрики» В.А.Абакумов. Коллектив под его руководством регулярно перевыполняет норму. На снимке: товарищ Абакумов проверяет качество выпечки «Венских пирожных». 12.12.1941 г. Фото: А.Михайлов, ТАСС».
Итак, в разгар голода в Ленинграде пекли ромовые бабы, венские пирожные. Кому? Было бы еще простительно, если бы ограничились хорошим хлебом для командования, где поменьше целлюлозы и прочей примеси. Но нет — ромовые бабы! Это, согласно рецепту:
«На 1 кг муки 2 стакана молока, 7 яиц, полтора стакана сахара, 300 г масла, 200 г изюма, затем по вкусу ликер и ромовая эссенция. Надо осторожно поворачивать на блюде, чтобы сироп впитывался со всех сторон».
Из книги А.Пантелеева «Живые памятники» («Советский писатель, 1967 г. на стр. 125), что в самую лютую пору блокады в адрес обкома ленинградских профсоюзов пришел телеграфный запрос из Куйбышева, куда эвакуировалось советское правительство: «Сообщите результаты лыжного кросса и количество участников».
Что подтверждает правоту Хассо Стахова, написавшего в «Трагедии на Неве» то, что «для красных господ предназначался пряник, а для народа – кнут и смерть».
Пост в продолжение https://pikabu.ru/story/mat_proshchaetsya_s_docheryu_pered_y...
Они дружили еще со школы, Петр и Лизавета. Петр тайно любил Лизу еще с 5-ого класса, но только никогда ей в этом не признавался. Шли годы, дружба их крепла, но о его любви Лиза так и не узнала. Даже через годы, когда Петр уже закончил Ленинградскую Школу Живописи, а Лизавета вышла замуж за своего соседа Николая, Петр так и не признался в своём чувстве, лишь тайком написал её портрет. В память о любви, о своей любви. Как раз тогда, когда у Лизы и Николая родилась дочка Олюшка.
21 июня 1941 года в семье Ивановых отмечали радостное событие - 5-тилетие любимой дочурки. А 22 июня страшной бедой по радио зазвучали слова диктора "...вероломно напали..."
- Что?.. Как?.. Где?.. Почему?.. - Как молотом по наковальне, стучали в голове слова, - Война! Война! Война!
Николай Иванов сразу же ушёл добровольцем на фронт. Это были рубежи родного города. Из осажденного Ленинграда началась эвакуация жителей, в основном по железной дороге.
Лизавета с 5-тилетней Олюшкой на руках вот уже несколько дней ночевали на вокзале. Здесь повсюду во все щели проникал страх и тревога, которые сливались в общий гул с криками, слезами, стонами и безысходностью.
Наконец-то Лиза с дочкой дождались своей очереди. Олюшку удалось посадить в вагон, а Лизавете никак не удавалось влезть вслед за дочерью. Многолюдная толпа всё оттесняла и оттесняла её. Дочка плакала, звала маму, и мать тоже плакала и рвалась к дочери. Всё было напрасно. Дали сигнал, и поезд медленно стал двигаться, набирая скорость, увозя дочь всё дальше и дальше. На Восток.
У Лизаветы будто земля враз ушла из-под ног, она упала здесь же на перроне, в беспамятстве, возле единственного чемодана, в который собрали впопыхах самое необходимое.
Она с трудом приходила в себя, вокруг стояли какие-то люди, кто-то что-то говорил, но она ничего не понимала, не соображала, и только, даже не понимая, что делает, собирала вещи в раскрывшийся чемодан.
- Следующим поездом поедете, - успокаивали её, но Лизавета ничего не слышала, не слушала, а только брела куда-то, волоча свой полураскрытый чемодан. Вдруг где-то там, в стороне, где находится вокзал, послышался взрыв. Это снова налетели немецкие самолеты, отрезая все пути к спасению. Поезд с Олюшкой был уже далеко. А Лиза тут же, от взрыва вздрогнула, встрепенулась и пришла в себя.
Она упала на колени и стала молить только об одном:
- Господи, спаси мою дочь! Господи, спаси мою Олюшку! Она даже не заметила, как долго простояла на коленях. С трудом поднялась и побрела домой со словами:
- Я обязательно тебя найду...Я выживу... Я обязательно тебя отыщу...
Несмотря на стойкость и отчаянное сопротивление защитников города, почти все подступы к Ленинграду были в руках фашистов. У них был приказ стереть город Ленина с лица земли. Начались долгие-долгие дни тяжелой блокады.
Девятисотдневный кошмар выживания под бомбежками и обстрелами, в голоде и в холоде, без отопления, воды и света, без транспорта. В городе, в котором, казалось, царила смерть,
каждый ленинградец мог подписаться под словами: "Ленинград никогда не был и не будит в руках врага".
Лизавета до войны работала учителем, но в сентябре 41-ого
дети не пошли в школы. Здания были отданы под госпитали, под воинские части. Лиза пришла в один из таких госпиталей санитаркой, где день и ночь ухаживала за ранеными. Она валилась с ног, засыпала тут же за столом на часок-другой.
И снова бинтовала, стирала, носила, успокаивала, провожала на фронт или в последний путь. Не было слез, не было страха, только монотонные движения, заученные слова, фразы... Лишь в глубине, где-то далеко-далеко в глубине что-то невидимое жило само по себе и всё твердило и твердило "Я выживу...",
"Я отыщу...", "Я обязательно тебя найду..." Это была её душа.
Как-то раз, в редкие часы, когда Лизавета уходила домой,
она встретила мальчонку лет семи-восьми. Он вёз на саночках
в бидончике воду от колонки домой.
- Давай помогу, - предложила Лиза.
- Спасибо, я спешу, меня ждут мои младшенькие.
- Кто? - Не сразу поняла Лизавета.
- Брат и сестрёнка, близняшки. Они у меня совсем малые, им по три года.
- А мама где?
- Померла мамка...Отец погиб, а я вот за старшего. - Вздохнул, как старичок, и побрел дальше.
- Как рано повзрослели дети... - Подумала Лизавета. Проводила мальчонку до его дома.
Она часто стала их навещать, приносить какую-то пайку, а потом и вовсе забрала их к себе. Они стали семьей. Младшенькие почти сразу стали называть Лизовету мамой.
Старший долго сам себе сопротивлялся, а потом и он стал звать её мама Лиза. Всем вместе им легче было выживать.
Олюшку, о которой так ничего и не смогла узнать Лизавета,
и еще многих эвакуированных из блокадного Ленинграда увезли на Урал. На станции, изможденных голодом детей, которые ехали без родителей, отправили в детские дома, многих забирали в семьи. Олюшка в пути заболела, и женщина, которая в последствии стала ей матерью, несла её домой на руках. А дома, в старой избе, таких же спасенных детей у Агрепины было уже 12 человек. Олюшка стала тринадцатой. Тринадцатой! Это стало её счастливым числом. Агрепина её выходила, вылечила и как-то раз спросила:
- Как же тебя звать-величать, дочка?
- Олюшка я, Иванова. Папу Колей звали, а маму Лизой. А теперь ты - моя мама. Мама Агрепина.
Обняла её Олюшка тоненькими ручонками и поцеловала в щёку. Смахнула женщина набежавшую вдруг слезу и сказала:
- Живы будем - не помрём. Есть в нас такая невиданная сила духа! Всех врагов одолеют наши воины, не отдадут врагу землю русскую!
В большой семье все жили дружно, поддерживали друг дружку, Агрепине помогали. Как говорится "В бедности и нужде, зато по правде и в труде". Вскоре радостное событие прошло по всей стране и пришло в их Уральский городок.
- Конец Войне! - Кричали все.
- Победа! По-бе-да! - Радовались люди.
Прошло полтора десятка лет после войны. Многие из Агрепининых детей выросли, разъехались по разным городам. А Олюшка здесь, при матери осталась, выучилась, в школе работает.
Как-то раз приехали в их городок художники-блокадники,
организовали в музее выставку картин "Блокадный Ленинград". Олюшка, Ольга Николаевна, привела своих учеников в музей. И вдруг что-то как будто бы подтолкнуло её к портрету красивой молодой женщины. Что-то странное творилось в её душе, так внутри всё всколыхнулось:
- Что это? - Подумала Ольга. - Почему так колотится сердце, вот-вот выскочит. Почему непрошеные слезы вдруг набежали на глаза? Почему эта женщина так на меня похожа? Как-будто это в зеркале моё отражение... Сзади кто-то тихо подошел:
- Вы так на неё похожи.
Ольга оглянулась и увидела немолодого седого мужчину.
- Простите, я.., наверное, вас напугал... Это я написал этот портрет. Её зовут Лизавета. А вас...мне так кажется...может я ошибаюсь...зовут Олюшка?
- Да, я - Олюшка, - только и смогла сказать Ольга Николаевна и, помолчав некоторое время, добавила, - это моя мама. Я на всю жизнь запомнила её родные черты.
- Ваша мама жива. Отца нет, он геройски погиб, защищая наш легендарный город, наш любимый Ленинград.
Мерно стучали колеса поезда, мелькали за окном вагона города и села, леса и поля, озёра и реки. А в голове Ольги роились вперемешку воспоминания детства и события тяжёлого военного времени. Все спали, и только Олюшка никак не могла уснуть. Она ждала встречи с мамой. Ведь их так надолго разлучила война. Она ещё не знала, что он, художник, который всю жизнь любил её мать, теперь навсегда был с ней рядом.
Он, который когда-то написал её портрет.
88-летний дедушка, переживший блокаду Ленинграда, завел YouTube-канал с воспоминаниями о войне.
Блогерская карьера Сергея Владимировича началась совсем недавно. Однако его видео уже набрали почти сто тысяч просмотров. В них он рассказывает о своём детстве во время блокады, о голоде, близких и умении радоваться мелочам даже в таких условиях.
В блокадном Ленинграде почти 2 000 человек были арестованы за каннибализм. Говорили, что ленинградцы даже умели отличать людоедов по их «неблокадному» румянцу. Но в Ленинграде тех лет было не только это...
Кражи
В замкнутом пространстве окруженного со всех сторон города не возникало банд из пришлых «гастролеров», милиция раскрывала преступления быстро, поэтому практически не было больших и длительно действующих преступных сообществ. В основном, орудовали шайки из 3-4 человек, которые возникали и распадались довольно быстро. Одним из самых распространенных видов преступлений в блокадном Ленинграде были кражи. Воровали не деньги, в условиях блокады они почти не имели ценности. Главным объектом краж было продовольствие и продуктовые карточки. Воровство было двух видов: бытовое и криминальное. В первом случае соседи воровали из квартир соседей – умерших или умирающих от голода. Гораздо страшнее были шайки, собиравшиеся для налетов на квартиры с целью краж и грабежей. В них зачастую входили сотрудники жилищно-коммунального хозяйства. Управдомы, дворники, как правило, знали о жильцах все, и отлично ориентировались в доме, зная, где можно поживиться. К числу самых отчаянных и дерзких грабителей относились подростки и дети, оставшиеся без родителей. Девочки и мальчики сбивались в настоящие банды и совершали налеты на квартиры. К началу зимы 1942 года участились налеты на магазины системы Управления продторгами. Из докладной, поданной на имя начальника управления продторгами Ленинграда Попкова видно, что только за две недели января 1942 года было совершено больше десятка налетов и грабежей. Нередки были случаи, когда бандиты, собравшись в группы, похищали хлеб во время его развозки по булочным. Развозили этот драгоценный ленинградский хлеб на саночках и тележках, поэтому для дерзкого и энергичного вора похитить его не составляло особого труда.
Подделка документов
Из материалов, хранящихся в архивах органов внутренних дел, видно, что одним из самых распространенных видов преступлений в блокадном Ленинграде была подделка документов. Изготавливали продовольственные карточки, талоны, различные справки, дававшие освобождение от воинской и трудовой повинности и так далее. Все это пользовалось огромным спросом. Известна банда «Зиг-Заг», руководитель которой -- беглый уголовник Кошарный -- имел опыт изготовления поддельных документов. Банда установила связь с немцами, которые снабдили ее типографскими шрифтами и всем необходимым. Подельники Кошарного вступили в сговор с руководителями ряда продовольственных магазинов, которые помогали им отваривать поддельные талоны. Преступники получали муку, крупу, масло, сахар, другое продовольствие, даже шоколад и спиртное. Уже после того, как бандитов арестовали, было подсчитано, что таким мошенническим путем преступники завладели в голодающем городе 17 тоннами продовольствия! Разумеется, главной задачей «Зиг-Зага» была не спекуляция продовольствием, а подрывная деятельность, но одно шло об руку с другим.
Спекулянты
В городе, хранящем сотни тысяч предметов искусства, роскошного быта, других материальных ценностей, в период блокады активизировались спекулянты, наживающиеся на чужом горе. В 1942 году была раскрыта преступная группа, насчитывающая 15 человек, которая занималась скупкой бриллиантов, золотых монет царской чеканки, золотых изделий и предметов искусства. Как правило, эти люди имели отношение к распределению продовольствия или к руководству города. Получив доступ к продовольственным запасам, они обменивали еду на ценности. Бриллиантовое кольцо на черном рынке можно было обменять на килограмм хлеба, старинный рояль – на три килограмма. В Ленинграде были известны «черные рынки», где ценности и предметы искусства можно было обменять на крупу, масло, сахар.
Каннибализм
Уже после войны получили распространение жуткие истории о бандах каннибалов, которые похищали детей, чтобы их съесть, о целых «братствах» людоедов, которые собирались на свои страшные пиршества, где подавали колбасу, холодец и просто вареное мясо странного белого цвета. Говорили, что в дни блокады ленинградцы даже умели отличать людоедов по их «неблокадному» румянцу. Безусловно, каннибализм – это страшная правда блокады. Однако, к счастью, он не получил такого распространения, которого можно было бы ожидать от города, переживающего страшные муки голода. Труды историков блокады показывают, что пик людоедства пришелся на самый страшный период блокады – зиму и весну 1942 года. Вот статистика того времени: за употребление человеческого мяса в декабре 1941 года арестовали 43 человека, в январе 1942 – 366 человек, в феврале – 612, в марте—399, в апреле – 300, в мае – 326, в июне – 56. Затем число таких преступлений идет на убыль, и с июля по декабрь 1942 года было взято с поличным 30 каннибалов. Подавляющее большинство этих людей – трупоеды, а не те, кто убивал с целью поедания человеческого мяса. Но, разумеется, и каннибалы-убийцы в Ленинграде в дни блокады тоже были. Особенной опасности подвергались дети, поэтому взрослые старались ни в коем случае не оставлять маленьких детей без присмотра.
Подробнее о "другом" Ленинграде можно прочитать здесь
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
872 дня длилась блокада Ленинграда. Несмотря на исторические памятки, документы и воспоминания тех страшных дней, когда ленинградцы не сдавали город врагу, а давали отпор, несмотря на нехватку еды и ужасные условия блокадного Ленинграда, в других странах, имеется свой взгляд на события тех лет.
В частности в Америке, появляются книги, которые описывают блокаду Ленинграда. Но автор одной из них («The War Within. Diaries from the Siege of Leningrad»), между прочим, профессор Бостонского университета Алексис Пери, сообщает своему читателю о том, что в Ленинграде царили воровство, чувство страха и каннибализм. И ни слова о том, что люди перед лицом смерти не намеривались сдавать город и сражались за него до последнего вздоха.
Такую информацию она, якобы, узнала из дневников ленинградцев, которые велись во времена блокады. Речь там шла не о героизме, а напротив, люди не чувствовали такого противостояния с немцами как с собственными соседями, жителями Ленинграда. Именно они, а также голод и болезни, по мнению Пери, были главными врагами горожан.
И хотя в интервью с ветеранами она слышала историю отваги и героизма, ее «собственная» история, показалась куда «занимательней":
«Все ветераны рассказывали мне одну и ту же историю — о героическом победоносном сражении, о сопротивлении, о коллективной солидарности. Потом они, зачастую, начинали доверять мне и показывали документы своих семей. Сначала письма, потом дневники. Меня поразило, что дневники очень сильно отличались от тех историй, которые я слышала. Даже когда писали и говорили одни и те же люди. Авторы дневников давали их мне и говорили что-то типа: "Я сомневаюсь, что здесь есть что-то интересное, что-то отличное от того, что мы уже вам рассказали". Но различия были колоссальные».
Естественно, автор может писать все то, чего душа желает, но не тогда, когда история касается судьбы человека, судьбы всего народа.
Когда нам говорят о том, что в России нет свободы слова (хотя это не так), стоит посмотреть на ряд подобных работ и понять, что подобная свобода слова, приравниваемая к лицемерию и мракобесию, как мы видим в данном случае, нам не нужна.
На Западе никогда не понимали русского человека, его характера, его готовности отдать жизнь за друга, товарища, свою страну; относились с неким презрением к истории нашего государства.
Это вполне можно объяснить с точки зрения США. Ведь на протяжении истории становления страны здесь была одна война – Гражданская, поэтому, для них остается неизвестным такое как: наступление врага, блокада и прочие ужасы войны. (Не стоит путать с точечными войнами американской армии в других странах).
На книгу Алексис Пери отозвалась председатель общественной организации «Жители Блокадного Ленинграда» Елена Тихомирова:
«Не знаю, где и каких людей опрашивали эти англичане, в Ленинграде их не было. Может быть, это те самые, которые уехали жить на Запад в девяностые годы, и им надо как-то жить, вот и устраивают "сенсации". Хотела бы я спросить у этой английской журналистки: разве жизнь в блокадном городе без еды, без воды, в холоде без топлива, с постоянными бомбёжками фашистов — это не героизм? Как можно не ощущать войны с фашистами, если нас каждый день бомбили? Или это, по мнению Пери, соседи были? У нас лежат каски пробитые, патроны, пусть приедет к нам, посмотрит на фотографии разбитого города. Покажем ей реальную историю войны и блокады».
Подобные книги создают иной образ нашей страны и другой взгляд на события прошлых лет у людей и создаются людьми, которые никакого отношения не имеют ни к нашему государству, ни к его истории.
Сегодня город отмечает 73-ю годовщину полного освобождения города от блокады.
Алексис Пери – историк, которая специализируется на истории современной России и Восточной Европы, в частности на советском периоде. источник