Бабушка блюдёт
Нонешний день начался в пятом часу утра – бабушке приспичило стираться.
Чего такого она там столь яростно стирала – ума не приложу. Но тазики гремели, вода лилась, кошка слиняла из коридора и, сонно пошатываясь, склубочилась в коробке под стулом. В седьмом часу утра бабушка, наконец-то, утихомирилась. Ушаркала в комнату, хрипло бормочет – молится.
После завтрака бабушка объявила, что она «вся до того уставши, силов нисколюшко нит», но лежать не шла – глядела, как в огород сбираюсь. Строго сказала:
— В одну сбери! Куды собралась с двумя-то?
Глядя на моё изумлённое лицо, ткнула пальцем в мои косы и добавила:
— Ты женщина, а не девка, нечего тебе с двумя по улице ходить.
Переплетаться я уж не стала, тихонько запрятала обе косы под косыночку, чтоб бабушку не расстраивать своим поведением никудышным, девичьим. Она всё блюдёт, у ней не забалуешь особо. Ускользнула в огород.
С огорода принесла пару занозин, больно неловко секатором по сушняку прошлась. Принесла ладони, пахнущие смородой, щавелевым соком и одуванчиковыми головками (заразы такие пушистые, всюду расплодились, житья от них нет – разве только глазам радость солнечная). Принесла лист смороды – по случайности живую веточку срубила, не стала выбрасывать, на чай вечерний пойдёт. Принесла пучок щавеля – на похлёбку весеннюю, бабушкину любимую.
Дома снова выпростала косы, ну, привычно мне с ними, люблю их. Бабушка смолчала, не бранила боле. Молилась снова, уже на вечер. Слышу, поминает всех, как обычно: «доченьку Галеньку, внучика Женюшку…» И меня, внезапно. По моему имени – Евфросинией, впервой.
За все восемь лет, что мы с ней знакомы, она никак моё имя запомнить не могла. Или не хотела, уж не знаю. Звала всяко: то Серафимой, то Евдокией, то ещё как. Только не моим. А тут вона чего, запомнила верно. К добру что ли? Пущай к нему будет.
Эх в деревню бы смотаться, на речке поплавать да раков половить!
Эх вернуть бы то время когда мы были маленькими и все было интереснее, веселее и лучше. Тогда мы все делали, по огороду, саду, дома помогали старикам.
У некоторых на участке стоял колодец и они добывали там воду считалось крутым очень. Так как у многих были на улице в метрах 50м-100м от участка колодцы или колонка.
А какая вкусная вода была, не то что в городе и сегодня. А чай просто обпиться можно было, как хотелось ещё и ещё. Всегда пил несколько кружок чая, с бутербродом из малинового варенья мммм. Сейчас уже вода не такая в кране, да и с фильтром тоже.
А вы помните деревню, любимых бабушку и дедушку? Как они вас за коровой просили сходить вечером, уток домой загнать, кур покормить.
Снова у бабушки в Ленобласти
Снова у бабушки.
Она так обрадовалась меня увидав, что всплакнула даже. Хвалила всё и за всё, даже за то, за что раньше бранила: и сарафан алый похвалила, и эклеры из городской кондитерской тоже, и фотоальбом с национальными костюмами ингерманландцев – привезла ей нарочно, похвастать – так она трижды его от начала до конца с лупой пролистала, прокомментировала каждый снимок, фамилию мою даже на обложке сыскала, среди других прочих.
Упрекнула, правда, что письма я ей не писала целых две недели, следовало бы.
Сообщила новости: что кошка наша теперича язык русский разумеет и слухается её наказов, что девка с нижнего этажа завела рыжего кота и водит на поводке его гулять в цветочную клумбу под окнами, что чем больше теплыни на улицу нападывает – тем более ей в ногах холодает…
Покаместь так. Завтра в огород потопаем: косить, полоть и хрен его знает, чего ещё делать. А, да. Яблони ещё цветут неистово, белым цветут да розовым. Пахнут – сил нет, как чудно. Впитываю.