Людям не очень высокого душевного роста хочется, чтобы их окружали карлики. И они превращают в карликов своих близких. До чужих сложнее дотянуться. И тех, кто от них зависит, такие люди пытаются превратить в карликов.

Так злая ведьма превратила мальчика в Карлика-Носа. И обратила в рабство.

Унижение других - это стремление скрыть собственный низкий рост. Свою карликовость.

Унижают те, кто низок. Им так комфортнее и безопаснее. Они сами - карлики, злые лилипуты. Даже если кажутся большими и грозными. Они всю жизнь положили, чтобы казаться большими. Но ничего не вышло. Гораздо проще унизить других.

И они трусливы. Тот, кто унижает других, всегда малодушен; у него маленькая и низенькая душа. Вроде детской табуреточки или рыбацкого стульчика. Не душа, а подставочка…

И с этого стульчика они стараются дотянуться до других душ и унизить их. Принизить чужие достижения, душевные порывы, таланты и свершения. Красоту или доброту. Сделать их маленькими, низенькими, убогими; а обладателей всего этого - превратить в карликов.

Тогда будет не так обидно. И все будет понятно, а главное - доступно маленькому и скудному уму.

Унизить и обесценить других старается тот, кто низок и ничего не стоит. В глубине души такой человек так себя и оценивает. Потому что мания величия - это обратная сторона комплекса неполноценности.

Пусть разбираются со своими комплексами и маниями. Лучше просто отойти подальше. Или попросить отойти подальше маленького недоброго человечка с его низенькой и убогой табуреточкой…

Анна Кирьянова

Одна моя знакомая год переписывалась с мужчиной. Возникло чувство. Им обоим по пятьдесят уже. И мужчина купил Оле билет; пригласил к себе на море. Снял ей квартиру отдельную. Разумно, практично, достойно. Билеты оплатил, конечно. Встретил.

И как-то так вышло, что они очень понравились друг другу. И в этой квартире стали моментально вместе жить. Как будто созданы они друг для друга оказались, немного уставшие от разочарований, немного утомленные жизнью не очень молодые люди.

Неделю все шло идеально. А потом они заспорили о политике. И разругались в пух и прах. У Николая даже руки задрожали; и он сказал что-то обидное в пылу спора. Оля покраснела от гнева, закричала: Хорошо же! Сейчас увидишь!, — вышла на кухню и начала искать в интернете обратный билет на завтра. Сидит и ищет в телефоне, руки тоже трясутся. Она решила ни минуты не оставаться здесь, на море, с этим консерватором и прихвостнем властей.

А билеты дорогие, ужас. И нет подходящего, все с пересадками. Оля тыкала пальцем в экран, искала, слёзы накипали на глазах… Она завтра же улетит!..
А потом Оля встала, отложила телефон. Пошла в комнату к Николаю и сказала: Сходи в магазин за свёклой, Коля. Я борщ буду варить. Мясо разморозилось. Иди давай, и сметану не забудь купить!

Николай пошёл в магазин. А потом они ели борщ со сметаной, очень вкусный. А потом Оля смотрела на спящего Николая и думала, что есть одно время. А есть другое. Время хлопать дверями и улетать, плакать, переживать, выбрасывать деньги и отношения на ветер — оно прошло.

Жизнь — она вообще проходит. Она не слишком длинная, жизнь-то. Глупо тратить ее на ссоры и негодование. Лучше оставшийся кусочек потратить на любовь. На счастье. На Колю

А на кухне остывала большая кастрюля борща. Чисто вымытая посуда блестела и сверкала — Николай помыл. И из окна можно было увидеть кусочек моря. Кусочек моря — его так просто потерять в этой жизни.
Такая вот история — она все ещё продолжается…

источник

Она ненавидела своего отца. Сначала любила, пока была маленькая. Он нянчился с ней, кормил, играл, сидел ночи напролёт рядом с ее кроваткой, когда она болела, пел песни и рассказывал сказки. Засыпал, путался в словах, она спрашивала: а дальше что? И папа рассказывал дальше, пока она не заснёт… А утром шёл на работу.

Он был просто плотник. Потом девочка поняла, что «плотник» — это вроде «дерьмовоза», извините за грубость. Грубость — это удел плотников. Так говорила бабушка, мамина мама. И мама поддакивала. Они обе сокрушались, что образованная мама совершила ошибку и вышла за этого дурачка. За простофилю. За хама. Хотя папа никогда никому не хамил. Но улыбался слишком часто; чисто дурачок. И одевался плохо; в рванье. Он все время работал: копал огород, баню строил, огород сажал. Главное, все время кому-то помогал и тоже копал, сажал, строгал. Простофиля в рванье. Девочка стала стесняться папу.

А потом вообще возненавидела. За то, что он неудачник. Он не может достойно содержать маму. И дочь тоже. Поэтому у девочки нет красивых вещей, так бабушка объяснила. И все над папой смеются и пальцем показывают. Один раз папа зашёл за девочкой на танцы; он волновался. Ей лет пятнадцать было. И в доме культуры под музыку тоже станцевал, улыбаясь добродушно. Прыгал под музыку, проще говоря. Девочке показалось, что подруги смотрят с презрением на ее отца. Ей было стыдно за его нелепый танец…

Потом она уехала в город и поступила в институт. Папа посылал ей деньги; он на вторую работу устроился, сторожем. В посёлке трудно найти работу. Вот мама и не работала, она же архитектор была. Образованная и воспитанная.

Девочка познакомилась с молодым человеком и собралась замуж. А папа умер — сердце не выдержало. Это был страшный удар, но в глубине души девочка думала; а как бы она познакомила плотника-папу с родителями мужа? Они же образованные люди! Может, так судьбе было угодно?…

… Только спустя много лет и пройдя много мытарств, седая девочка вдруг зарыдала так страшно. Одиноким вечером в пустой квартире. Она вдруг поняла, что за всю жизнь ее любил только папа. Нелепый, с широкой беззащитной улыбкой, с кудрявыми волосами и круглыми мальчиковыми глазами, совершенно детскими. В «трениках» и в кедах на босу ногу, с натруженными руками, похожими на клешни. Нищий оборванец, плотник, который ее любил больше всех на свете. И всё для неё делал. И растерянно мигал глазами, когда она злилась и говорила ему жестокие слова. Как дурачок.

А больше никто ее так не любил. Так сложилась жизнь. Все прошло, и не осталось даже ярких воспоминаний. Только про папу. Которого она любила; потом — стеснялась, а потом — ненавидела, как ненавидят подростки иногда…

Может быть, те, кого мы стесняемся или стеснялись, — они и любили. Вот эти простофили, неудачники, неумехи, дурачки, которых стыдно добрым людям показать?

Иногда "добрые" люди — не такие уж добрые. А те, кто были добры к нам, — иногда их уже нет…

Анна Кирьянова