Посмотрел 8 первых серий из 16 “Хроники русской революции” Кончаловского, снятой на деньги Усманова, Россией-1.

Смотрел на “Старте” , премьера по телевизору завтра 27 октября. Поэтому спойлерить не буду, скажу лишь, что нужно отдать должное Кончаловскому за профессионализм, тактичный, максимально объективный подход к теме, без хруста булки, без евангелизации большевиков, мифологизации и пропаганды какой-либо трактовки тех исторических событий.

Скажу больше, было ощущение документалки даже не самой революции в России, а зарождения левого глобализма, ставшего в итоге могильщиком и социализма, и классического капитализма, и переродившегося в либерально-финансовый тоталитаризм, в котором мы все сейчас и живем, и который вплотную подошел к своему краху.

Очень интересно подан образ Ленина в исполнении Ткачука.

На этом всё. К просмотру рекомендую, будет интересен тем, кому интересна история нашего государства, у кого есть хотя бы минимальная база по истории, и кто готов воспринимать материал авторов, абстрагировавшись от штампов и навязанных клише пропагандистских машин с обеих сторон линии идеологического фронта.

10 октября на платформе START и на Кинопоиске стартовал амбициозный исторический сериал Андрея Кончаловского «Хроники русской революции». Тут занято много звезд (Юлия Высоцкая, Юра Борисов, Никита Ефремов, Евгений Ткачук) и малоизвестных актеров, но главной героиней оказывается сама Россия, переживающая 20-летний кризис государственности. Рассказываем, как выглядит смена вех глазами режиссера, рожденного в 1937-м.

О чем это

Заветный, заявленный еще в 2022-м исторический мегапроект Андрея Кончаловского, как и следует из названия, отмечает вехи 1905–1924 годов, вследствие которых одна Российская империя сменялась другой, Советской. Все начинается поражением в русско-японской войне и последовавшим за ней пожаром восстаний, а заканчивается смертью Ленина.

Между этими событиями — скандалы, интриги, расследования, заговоры, накладные бороды, адские машины, розовые закаты на Капри, митинги в петроградском цирке и бесконечный ряд рюмок водки на столе перед удрученным героем Юры Борисова, последним честным человеком во всей Российской империи (после самого государя, разумеется).

Борисов играет силовика — полицейского Михаила Прохорова, делающего карьеру в спецслужбах: сперва в охранном отделении, потом, после гибели Столыпина (еще одного редкого патриота в окружении царя) — в военной контрразведке. Куда Прохоров денется в последних, постреволюционных эпизодах — главная интрига сериала, ведь ключевые виновники крушения империи становятся известны уже примерно к пятой-шестой сериям (тут без новостей: это уроженцы Одессы, велосипедисты и англичане). Но представить «Хроники» без Прохорова решительно невозможно, как, скажем, холмсиану без Шерлока. Именно его пристальный и подозрительный взгляд сшивает разрозненные, фрагментарные эпизоды бесконечно бурной российской истории в какое-то цельное полотно. Он единственный персонаж, кому мундир (по мнению царя, плохо сшитый) может легко заменить и бэкграунд, и психологический портрет.

Самому Кончаловскому, впрочем, явно дороже другой вымышленный фигурант российской истории — загадочная эмансипе Ариадна (Юлия Высоцкая). По словам режиссера, у этой фам фаталь было несколько исторических прототипов: баронесса Мура Бутберг — тройная агентка ОГПУ, немецкой и английской разведок; Ариадна Скрябина — внебрачная дочь авангардного композитора-антисемита, эмигрировавшая во Францию и ставшая там сионисткой-ревизионисткой и бойцом Сопротивления; Ксения Садовская, соблазнившая 16-летнего Блока на курорте Бад-Наугейм.

В сериале Ариадна — великосветская замужняя дама, по не до конца понятным причинам заигрывающая с боевым революционным подпольем в лице лидера террористической ячейки (и по совместительству провокатора) по кличке Лютер (Александр Мизев) и с юным и экзальтированным студентом Алешей Тихомировым (Никита Каратаев) одновременно. История их любовного треугольника постоянно перебивается драматическими сценами кабинетных интриг и попоек в Цюрихе, Петрограде и Москве. Тут уже участвуют реальные исторические лица: Максим Горький, Ленин, поп Гапон, Григорий Распутин, Александр Парвус, Сталин, Троцкий, Маяковский и так далее.

Кто это сделал

Андрей Кончаловский в представлении не нуждается: синоним русского кино, в чьем творчестве отразились все перипетии культурной политики СССР, Голливуда (где он работал в 1980-х, не будучи при этом политическим эмигрантом и оставаясь гражданином СССР) и отчасти постсоветской России (после возвращения в начале 1990-х Кончаловский идет в кино в общем своим особым путем). Журналисты, бравшие у него интервью в последние лет двадцать, хорошо знают, что Андрей Сергеевич живо интересуется отечественной историей и мировой геополитикой, очень любит порассуждать о закулисе, национальных характерах, исторической предопределенности и прочих увлекательных материях. Так что появление большого телеромана, излагающего его точку зрения на ключевое событие новейшей истории нашей страны было предсказуемо. Три года назад, когда об этих планах было только объявлено, Кончаловский собирался снимать довольно авангардный проект с кучей непрофессионалов-двойников во всех ролях исторических лиц. Но в результате все же положился на настоящих актеров и грим-цех.

Оформлять сложнейший хаос истории в беллетризированный нарратив Кончаловскому помогала Елена Киселёва, его постоянная сценаристка со времен «Белых ночей почтальона Алексея Тряпицына» (она же писала «Воздух» Герману-мл.). Команда художников частично перекочевала сюда с «Дорогих товарищей!» (Ирина Очина, которая также создавала сказочный мир в «Мешке без дна» Рустама Хамдамова и Константина Мазура) и частично с «Рая» (например, Дмитрий Андреев, специализирующийся на костюмно-историческом кино и только что одевший Лермонтова и Мартынова в «Лермонтове»). Производство — «Россия» при поддержке Алишера Усманова, который помогал Кончаловскому с финансированием и «Дорогих товарищей!», и «Рая».

Как это выглядит

Не совсем как хроника, а скорее как стенограмма многофигурной геополитической драмы. По сути, это вертикальный сериал, каждая пара серий которого посвящена какой-то отдельной коллизии или интриге, мало связанной с соседними. Исторические личности без стука входят в кадр и вскоре вновь исчезают в воронке истории (хотя некоторые возвращаются). Недостаток информации об их происхождении, идеалах и намерениях частично компенсируется фрагментами реальной хроники с поясняющим закадром.

Быстрое мелькание лиц и подсюжетов немного кружит голову, но к началу Первой мировой сценарий выруливает на ровную дорогу: детективная интрига с коррупционными схемами вокруг снарядного голода в русской армии прямо-таки затягивает. Смысл и назначение трех вымышленных героев-любовников, впрочем, остаются не до конца понятыми. Комическая разрядка? Но за нее отвечают исторические личности, не любимые Кончаловским: несмотря на заявленные интенции показать непарадные портреты персонажей российской истории, режиссер не может удержаться от того, чтобы пририсовать им рожки и козлиные бороды (у Ленина, сыгранного Евгением Ткачуком в глумливой эстетике НОМ-фильма, борода и правда великовата). Но особенно не любит Андрей Сергеевич Горького: двухметровый писатель выглядит тут литературным карликом, вечно суетящимся недомерком в поддевке, охающим и окающим как карикатурная бабушка-крестьянка.

Довольно сбивчивая манера изложения усугубляется (а может, компенсируется) известной вольностью в обращении с историческими фактами. То есть это определенно не скрупулезный докуфикшен в стиле образовательных телепрограмм Би-би-си, а больше «Вавилон-Берлин», но несколько ангажированный. Кончаловский давно известен своим интересом к области знания, пограничной между этногенезом, политической историей и конспирологией, так что если в «Хроники русской революции» где-то (везде) привирают в сухих фактах, то сделано это не только ради зрительской потехи, но и, так сказать, ради высшей в понимании режиссера исторической правды. Следить за ее последовательной распаковкой на экране и составляет тут главное удовольствие.

При этом Кончаловский и Киселёва реально глубоко копнули в фактуру, и фактурой они жонглируют явно со знанием материала. В июле 1917-го, например, Ленин с Троцким ходят по Петрограду в пальто. Недочет художника по костюмам? Как бы не так! Смотрим на показания термометра в те дни и видим экстремальные +10! Имеются и пасхалочки. Например, под видом ленинской брошюры «О нуждах деревни» фабрикант Путилов читает в своем рабочем кабинете книжку из явно режиссерской библиотечки — «Православный взгляд на ленинский эксперимент над Россией» (издание 2019-го).

Что пишут критики

Они в недоумении. Немногие добравшиеся пока хотя бы до первой четверти эпопеи, единогласно жалуются: ничего не понятно, мало что цепляет (мы бы тут, конечно, поспорили). Критик «Известий» Сергей Сычёв просто взбешен: «Сериал вызывающе некинематографичен. Кроме перебивок с хроникой в начале и реже в середине эпизодов, смотреть больше особенно не на что. Кадры с заявочными планами (герой подходит/подъезжает к зданию и т. п.) быстро сменяются сценами в интерьерах, а даже если иногда на натуре, то и там никаких визуальных изысков мы не увидим. Это костюмный криминально-политический детектив, построенный большей частью на диалогах». С чуть большим пониманием к режиссерской стратегии смотрел сериал Илья Королевский (Lenta.ru): «Кончаловский выстраивает сюжет на манер ментовских сериалов <...> с отдельными кейсами и расследованиями на эпизод-два — это позволяет помещать героя Борисова в разнообразные, почти цирковые ситуации.  Приходится жертвовать внятностью — персонажи возникают и бесследно исчезают, сюжетные линии и истории обрываются».

Но есть и те, кто разглядел в хаосе русской истории жемчужины. «Роль Ленина в исполнении Евгения Ткачука — это стопроцентный актерский триумф, который все будут обсуждать», — заверяет Telegram-канал «Культурный журналист». Лаконично-благосклонен «Кино_Еж»: «Нравится. Буду смотреть все серии». Мы тоже…

Вердикт

В сравнении с фильмом «Дорогие товарищи!», другой исторической реконструкцией, сделанной Кончаловским, «Хроники» выглядят понароднее и попроще — все-таки это по большей части камерная разговорная история со скрытым потенциалом невозмутимого deadpan-ситкома. Чрезмерная детализация этого полотна, обилие провалов в сюжете и контексте, безусловно, требуют постоянного обращения зрителя как минимум к «Википедии», провоцируют на самостоятельные изыскания и, возможно, на полемику с авторским видением (такое вот учение с увлечением). Налицо явный постмодернизм в режиссерском подходе, сплав высокого и низкого, так сказать, «Молоха» и «Бедной Насти». И это мы тоже приветствуем: у такого ноу-броу серьезный шанс стать предметом особого культа вроде того, что когда-то окружал другое великое кино о другой великой войне, снятое братом Андрея Сергеевича.

источник https://www.kinopoisk.ru/media/news/4011945/

Прочитав этот комментарий к сегодняшней заметке...

...решил оставить здесь ещё один фрагмент нашей с Кончаловским беседы:

Очевидно, что Андрей Сергеевич в своей жизни столько раз беседовал с журналистами, что у него должна быть идиосинкразия на такого рода общение.

Поэтому, когда я узнал от продюсеров, что он станет гостем моей программы «Правда-24», я понял, что разговор будет непростой. Но! Но человек такого масштаба это всегда подарок интервьюеру. С ним траектории словесного пинг-понга рисуют полотно звёздных войн.

– Беседовал в этой же студии с Кириллом Серебренниковым. И мы с ним после эфира поговорили про Энди Уорхола. И он считает, что на самом деле это великий трендсеттер, человек который во многом определил развитие современного искусства.

– Правильно, он трендсеттер. Вот трендсеттер – да, но не художник. Сейчас трендсеттеры важней. Вообще «тренд» – слово надо запретить в России.

– Говорить – тенденция?

– Найдите другое слово. Почему говорят «тренд»? И почему «сеттер»? Вообще, сеттер – это собачье, интеллигентный человек может найти русское слово.

– Вы же интеллигентный человек, найдите тогда аналог трендсеттеру в русском языке. Ну, вот «трендсеттер» – установитель тенденций?

– Тенденция, тенденция. Но что касается, что касается мнения Кирилла, это же его право. Каждый может, кому что нравится. Он будет считать, что великий, я считаю, что Энди Уорхол – абсолютно великий торговец, гениальный абсолютно маркетолог. Гениальный, это правда. Но искусством это не пахнет. Из него искусство сделали критики, которым нужен новый продукт, который можно продать на рынке.

Вы знаете, знаменитая фраза Сальвадора Дали, который был гений и одновременно с этим абсолютный циник. И он сказал: «Я богат, потому что мир полон кретинов».

Я думаю, что каждый, начиная с Малевича, и все эти трендсеттеры могли сказать: «Я богат, потому что мир полон кретинов», в том числе и Энди. И друг Энди, большой друг Энди, который замечательный критик, он недавно умер, его фамилия была Хьюз, Роберт Хьюз. Он был другом Энди Уорхола, большим другом. Он выдающийся художественный критик. В «TIME» писал всё время.

В этой картине он смотрит на Энди Уорхола, и там торговец ему объясняет качество этой картины, там надо несколько страниц прочитать, чтобы запомнить, чтобы объяснять. И Энди Уорхол, он слушает Хьюза и говорит: «Ну, вообще-то, конечно, может вы и правы, но он же был полный идиот, вы знаете это». Это его друг говорит.

Нет, конечно, он умнейший, несчастный, очень несчастный человек из Восточной Европы, которому удалось создать тенденцию.

И эта тенденция превратилась безумными маркетологами именно в то, что превратился постмодернизм и все это, то, что называется искусством. Я вообще не считаю это искусством.

Искусство – это то, что другой не может сделать.

Это, что нужно так долго учиться, чтобы хотя бы сымитировать, хотя бы!

А что, что такое «Чёрный квадрат»? Это может сделать любой.

– Вот я только что хотел про Малевича сказать.

– Да. Это любой идиот может сделать. Это не искусство. Это рекламный ход, это как угодно, это большая манипуляция, это стейтмент – еще одно слово, заявление, декларация. Но это не искусство.

Искусство для меня – это то, что заставляет людей плакать, смеяться или пугаться, или наслаждаться красотой. А так вы стоите и чешете репу, и с умным видом говорите: «Да-а-а! А сколько стоит? – 10 миллионов. – Ну, тогда вообще здорово». Это не искусство, простите меня. Это, к сожалению, спекуляция темнотой людей.

Был такой замечательный американский писатель, Томас Вулф. Он написал абсолютно исключительную статью про абстрактный экспрессионизм американский. Всех уделал. Называется «Раскрашенное слово». Советую вам почитать.

В КАЧЕСТВЕ КОДЫ - ИЗ МОЕЙ БЕСЕДЫ С ИРИНОЙ АНТОНОВОЙ:

Илья Сергеевич Глазунов мне говорил: «ты, имея линейку и чёрный фломастер, можешь нарисовать чёрный квадрат». Для этого не надо быть вообще рисовальщиком. Это профанация. Вы так не считаете?

– Нет, понимаете, если говорить конкретно о «Чёрном квадрате», то это предъявление позиции, это понимание смерти, это единственное в своем роде такое сочинение, но мы его познаем через те каналы, через которые познаем любое художественное произведение.

Ирина АНТОНОВА: Это была борьба даже не с религией, а с институтом церкви.

Андрей Кончаловский: «Оскар» — как «Макдоналдс», качество очень сомнительное.

Андрей Кончаловский: Я хотел, чтобы Мик Джаггер спел Раскольникова в опере «Преступление и наказание».

На прошлой неделе был д/р Кончаловского, я был заблокирован, поэтому отмечусь сейчас.

Первую ТВ-беседу с АСК записал дюжину лет назад, процитирую, говорили о его театральных опытах:

– Чем выбор объясняется? Почему именно «Три сестры»?

– Это самый глупый вопрос, его все задают.

– Ну, это же мы, журналисты, это наша специализация – задавать глупые вопросы для того, чтобы наши гости выглядели достойно.

– Да, ни одному музыкальному критику не придет в голову спросить у Валеры Гергиева: почему вы дирижируете 6-ю симфонию, а не 4-ю? Правильно? Никто же не спросит.

– Кончаловский позиционирован (в среде журналистов), скажем, как человек западный, который в общем-то и работал на Западе, вы даже юбилей свой отмечали в Италии…

– Какое – отмечал! Мы просто собрались за столом.

– Во всяком случае это стало медийным событием, потому что было показано по всем каналам. Это ваш собственный дом или снимаете?

– Это собственный дом. Совсем собственный, в том смысле, что мы его восстанавливали с большим тщанием и любовью, и уважением к традициям тосканской сельской жизни.

...Чехов – русский. Но Чехова не было бы русского, если бы не было Петра Великого. Вот если бы я ставил «Нестора», предположим, или «Слово о полку Игореве», или «Сказки Афанасьева», то тогда, конечно. Но Чехов – русский европеец, так же, как и Толстой, и Пушкин, и Чайковский, и Достоевский. Их никого бы не было, если бы не было реформ Петра.

И вот эта вот реформа Петра, которая выдернула Россию на какое-то время, ненадолго, из Средневековья за волосы, собственно, и создала ту великую культуру, которой сейчас мы все гордимся. Но последний европеец был расстрелян в Ипатьевском доме.

Поэтому я – русский, но европеец. Вот и все. Это не значит, что русские – не европейцы. Есть русские – европейцы, есть русские – не европейцы.

– Нет, здесь спорный вопрос: надо ли было вообще Россию выдергивать, потому что мы – восточная страна, и непонятно, зачем нас Петр выдернул, и к чему это привело…

– Это другой вопрос. Вы можете к этому относиться, как хотите. Это ваше право.

– Меня интересует тогда, если уж мы начали такой разговор, имеет ли человек право на собственную биографию? Вот вы – автор нашумевшего произведения в жанре мемуаристики. Многие сочли, что вы нарушили некие нормы, рассказав о том, о чем не надо было рассказывать. Человек имеет право на собственную биографию или нет?

– Вы знаете, права не дают. Права берут. Кто взял право, тот имеет, а кто не взял, тот не имеет

Егор Кончаловский: «Славянофильство Михалкова и западничество Кончаловского сильно преувеличены».

Был здесь на днях д/р Кончаловского. Как я уже отметил, не мог здесь день в день высказаться, так как был заблокирован. Поэтому сегодня напомню (вышел из бана).

Из моей беседы с его младшим братом:

Кстати, «12» вы упомянули. Сразу ухвачусь за такую информацию. Проверить – правда или нет. Якобы один из персонажей за этим столом, один из 12 был списан как раз с вашего старшего брата?

– Кто такой?

– Нет, если вы не знаете, или если вы, как очень хороший актёр сейчас играете…

– Нет, правда, ну, я бы сказал. Вот Штольц в чем-то был навеян братом.

– А в «12» такого нет?

– Даже и мыслях не было. Скажите, кто, чтобы я понимал.

– Ну, вот он говорит про свою девушку, что «у неё cocки вот тааакие!».

– Нет, совсем нет. Это совершенно, вообще на него не похоже. Он тихушник…

– Это Андрон Сергеевич – тихушник?

– Ну, конечно, тихушник.

Потом он пишет об этом мемуары, но вообще тихушник.

– А вы не пишете мемуары? Почему? Как вы относитесь вообще к творчеству вашего брата как мемуариста, который в общем-то написал бестселлеры в своем жанре на самом деле?

– Вы знаете, мой брат – замечательный режиссёр и учитель мой во многом.

Культ старшего брата всегда в семье был.

Если вы обратили внимание, за последнее время, когда много чего и о нём, и о нас говорили, и он что-то говорил, не всегда, наверное, для меня приятное, я никогда в жизни не позволял себе такого. Никогда в жизни! Потому что это старший брат.