О том, что это за диагноз, как распознать это нарушение у собственного ребенка и что с ним делать - мы поговорили с экспертом благотворительного фонда «Обнаженные сердца» Татьяной Морозовой.

- Говорят, что мир «захватывает» эпидемия аутизма, все больше детей рождается с этой проблемой. Так ли это?

- Во-первых, аутистическое расстройство (РАС - расстройство аутистического спектра) - это не болезнь, это нарушение развития. Поэтому говорить об эпидемии не приходится. Во-вторых, со статистикой сложная история. По официальной, той, что дает ВОЗ - на 100 детей приходится 1 с аутизмом. Ситуация очень различается от страны к стране и зависит во многом от того, насколько в том или ином регионе занимаются исследованиями, связанными с аутистическими нарушениями. Например, большую работу в этом направлении ведут Великобритания, США. И статистика, опубликованная в США в 2018 году: детей с аутистическими расстройствами - 1 на 59! И это не самые высокие цифры - еще большие показывали Корея, Бахрейн. Правда, есть страны, где по статистике 1 ребенок с аутизмом на 150 и даже 1 на несколько тысяч.

- Подождите, давайте разбираться. Там, где проблемой занимаются плотно, там статистика дает высокие цифры детей с такими расстройствами. А в тех регионах, где так глубоко не копают, там показатели низкие. Значит, эпидемии никакой нет, даже в переносном смысле. Людей с таким расстройством больше не становится, их просто теперь больше выявляют. А раньше просто списывали на некие странности поведения?

- Отчасти. Действительно, многие из тех, у кого сейчас диагностирован аутизм, еще лет 30 назад имели бы другие, психиатрические или неврологические, диагнозы. На других просто смотрели бы как на странных, неадекватно себя ведущих.

Еще один аспект: показатели выше в тех регионах, где существуют программы поддержки семей, в которых есть ребенок с аутизмом. Если программ поддержки нет - родители не идут за установлением диагноза. А нередко и вообще всячески скрывают, отрицают расстройство у своего ребенка, поскольку из-за диагноза его могут перевести на домашнее обучение или вообще не взять в школу/детский сад.

- Ну, в общем, да, зачем ставить диагноз, если вылечить все равно нельзя? Да и не так-то легко этот диагноз поставить. Я проходила это со своим ребенком. Приходишь к неврологу, говоришь: «Что-то у детки не так». А в ответ: «Не наговаривайте, мамаша!»...

- Да, к сожалению многие врачи просто не знают об аутизме.. Если вас беспокоят какие-то признаки, вы считаете, что у ребенка, возможно, аутизм - ищите в интернете информацию о специалисте, который в вашем или соседнем регионе специализируется именно на нем - к нему и поезжайте.

- Какие признаки должны насторожить?

- Пожалуй, первые звоночки для родителей звучат в возрасте около полутора лет, когда они видят, ребенок не всегда откликается на имя или речь малыша не развивается. Возможно ребенок и говорит несколько слов, но словарь свой не расширяет. Или даже, наоборот, начинает говорить, а потом утрачивает некоторые слова. Любая потеря ранее приобретенных навыков должна вызывать беспокойство родителей.

Могут настораживать игры, когда ребенок выстраивает свои игрушки в одну цепь и не дает другим людям присоединяться к своей игре.

Еще один признак - отсутствие указующего жеста. Когда маленький ребенок не показывает пальцем - хочу вон ту игрушку с той полки, а берет папу - маму за руку, подводит к месту и пытается рукой взрослого сделать то, что ему нужно.

В конце 90 годов прошлого века в Великобритании проводили крупномасштабное исследование того, как ставился диагноз детям с РАС. В результате оказалось, что родители замечали особенности ребенка и волновались о его развитии намного раньше специалистов. У нас ситуация сейчас очень похожая - родители детей с аутизмом начинают понимать, что у ребенка проблемы, в среднем на полтора года раньше установки диагноза!

- А зачем его ставить? Чтобы ребенка не взяли потом в детский сад? Или все-таки можно надеяться как-то улучшить его состояние?

- Я бы предостерегла сейчас тех родителей, которые видят рекламные предложения всяких коммерческих центров, обещающих вылечить аутизм. На сегодняшний день в мире нет медикаментозных способов «излечения» от аутизма. Иногда кроме аутизма у ребенка могут иметься судороги, проблемы с желудочно-кишечным трактом или гиперактивность - вот такие вещи можно и нужно лечить.

Последние годы в нашей стране развиваются программы инклюзии, то есть включения особенных детей в обычные детсадовские группы, классы. Есть опыт, когда для таких детей организуются специальные классы и группы (ресурсные классы или ресурсные зоны) - там учитывается особенности и потребности детей. Кто-то может практически все время заниматься обычном классе, но некоторые предметы проходит отдельно. Кто-то занимается отдельно, а с типичными сверстниками встречается на физкультуре и музыке, а также в столовой, на переменах и общешкольных мероприятиях. Все по-разному. Ведь и дети с аутистическими расстройствами очень разные и у них разные потребности. Программы эти развиваются у нас, кстати, не только в Москве. Но и в тех регионах России, где родителям детей с аналогичными проблемами удалось объединиться, создать мощные родительские организации. Это. Воронеж, Нижний Новгород, Иваново, Новосибирск, Санкт-Петербург и другие города. Инклюзия – непростой процесс. Для того, чтобы это не стало просто модным лозунгом, необходимы ресурсы – не только финансовые и человеческие (тьюторы, специалисты службы сопровождения), но и глубокие знания.

Многие программы помощи во всем мире создавались усилиями родителей. И Россия в этом плане - не исключение. Развитие инклюзии, поддержка современных эффективных программ помощи во многом развивается благодаря усилиям родителей.

Часто семьям тоже необходима поддержка. Исследования показывают, что уровень стресса в семье, где растет ребенок с РАС в среднем выше, чем в семьях, воспитывающих детей с другими нарушениями развития.

Помощь и поддержка - это очень нужное дело! Важно, чтобы родители ребенка с аутизмом не замыкались в семье. Они имеют полное право: работать (а не только сидеть дома с ребенком), ходить в театр, кино, встречаться с друзьями. И здесь помощь близких людей и единомышленников просто необходима. .

Если этого нет, папа-мама видят, что их ребенок не такой, как сверстники, и начинают стигматизировать расстройство, закрываться, как в раковину.

Источник

Мила Коханенко — мама троих детей. В 2 года 11 месяцев у ее дочки Евы обнаружили расстройство аутистического спектра. Как раз вовремя, потому что в 3 года у ребенка с такой болезнью еще есть шанс войти в норму. Если бы диагноз был поставлен раньше, было бы еще лучше, но ранняя диагностика детей при нынешней системе здравоохранения практически не ведется. Мила призывает не бояться страшных слов о болезни и открыто рассказывает, что нужно делать, если у вас — особенный ребенок. В День матери «Реальное время» публикует ее колонку.

Ева — мой второй ребенок, поэтому с самого рождения было заметно, что ее поведение отличается от поведения других детей. Она не брала грудь или брала ее только во сне. Были истерики, которые невозможно успокоить, что называется, тактильно, то есть мамиными руками. Потом Ева чуть подросла, но вместо того чтобы играть с игрушками, могла найти щель в паркете и долго-долго-долго ее ковырять, от этого занятия ее ничто не могло отвлечь. Это, конечно, нетипично для полугодовалого ребенка. Я замечала многие подобные вещи, что-то настораживало больше, что-то меньше, иногда я даже успокаивалась, но полного ощущения благополучия не было. Как мама я чувствовала себя беспомощной. Но тревожных мыслей я старалась избегать, тем более врачи говорили, мол, все хорошо.

После трех уже поздно

Диагноз Еве поставили только в 2 года 11 месяцев. Почему так поздно? Дело не в том, что специалистов, которые могут распознать аутизм до полутора лет совсем нет. Они есть. Но я о них узнала, только когда глубоко погрузилась в узкие круги специалистов. На поверхности, среди обычных педиатров, в поликлиниках, на первичных осмотрах их, как правило, нет.

Врачей обучить легко, теперь я и сама могу подметить те или иные особенности у детей, обратить на них внимание родителей. Но система здравоохранения работает медленно, все врачи-педиатры пишут «здоров», а на жалобы отвечают: «Подождите, все будет хорошо».

Дело не в том, что специалистов, которые могут распознать аутизм до полутора лет совсем нет. Они есть. Но я о них узнала, только когда глубоко погрузилась в узкие круги специалистов. На поверхности, среди обычных педиатров, в поликлиниках, на первичных осмотрах их как правило нет.

Сейчас я понимаю, что это непрофессионализм. Ранняя диагностика внедряется только сейчас, под давлением мам, и посещение психиатра вот-вот станет обязательным в рамках обхода детских специалистов. Это большой шаг вперед. Когда я столкнулась с проблемой, неврологи и педиатры не могли мне сказать ничего. Ну кричит, ну подавайте лекарства.

Были врачи, которые что-то могли заметить, но, думаю, они не хотели брать на себя ответственность. Аутизм звучит как приговор, и лучше они будут кружить вокруг да около и писать: «ЗПР» (задержка психического развития), «ЗРР» (Задержка речевого развития), алалия. И на этапе ранней диагностики очень важно найти этот нюанс, тот, что отличает РАС (расстройства аутистического спектра) от ЗПР, СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивности). Это позволит пойти правильным путем и не упустить драгоценное время. Упустили полгода, и в заболевании появится что-то, что наверстать будет очень тяжело.

Три года для ребенка с аутистическим расстройством — критичный возраст. В это время он стоит на развилке. Дальше его шансы войти в норму будут стремительно уменьшаться.

Поставить клеймо на ребенке?

Как правило, врачи бывают готовы поставить диагноз, когда все уже достаточно очевидно, когда в диагнозе не сомневаются даже родители. Но аутистический спектр очень широк, в случае с Евой диагноз был неочевиден, и таких среди аутистов — большинство.

В результате диагноз Еве поставили на частном приеме, но в ни какой карточке у нее не написано про аутизм. Аутизм, на минуточку, это психиатрическое заболевание. И бог его знает, во что это выльется в нашей стране. Может так случиться, что ребенок скорректируется, а на нем навсегда останется клеймо аутиста. Поэтому перед каждой мамой стоит вопрос: оформить инвалидность и получить какие-то льготы от государства или все делать за свои деньги. Врачи так и спрашивают: записывать диагноз или нет?

Хотя рассчитывать на огромную поддержку государства я бы не стала. Наша система пробуксовывает. Психиатры назначают только нейролептики, благодаря которым с ребенком будет немного легче заниматься. Но коррекция аутизма происходит только благодаря специальным занятиям, которые в рамках госполиклиник не проводятся. Хотя в Москве уже появились некоторые социальные объекты для детей с особенностями развития. Туда можно попасть, если педиатр поставит диагноз. Пусть даже он будет неверный, типа ЗПР, главное — попасть к специалистам по коррекции. Они «в теме» и смогут разглядеть аутизм.

По большому счету занятия — это постоянные попытки держать ребенка «включенным», и родителю нужно постоянно что-то делать с ним: печь печенье, вышивать крестиком, играть в кубики — что угодно.

6 тысяч рублей в день. И так два года

Я рассчитывала на свои финансовые возможности. Решила, что не буду позволять фиксировать диагноз и отложу этот вопрос как минимум до момента, пока Ева не пойдет в школу.

В какую сумму обходится коррекция, подсчитать легко. В Москве одно занятие стоит 2000 рублей (в регионах, предполагаю, немногим дешевле). А ребенку на начальном этапе требуется три-четыре занятия в день. И «начальный этап» — это пара лет. Конечно, многие родители не могут осилить такую нагрузку и по времени, и по деньгам. Когда определенные результаты достигнуты, и родителю становится понятно, что и как нужно делать на занятиях, часть нагрузки он может взять на себя. Но, как правило, на первом этапе люди готовы отдавать любые деньги, лишь бы с ребенком работал специалист.

По большому счету занятия — это постоянные попытки держать ребенка «включенным», и родителю нужно постоянно что-то делать с ним: печь печенье, вышивать крестиком, играть в кубики — что угодно. Проблема в том, что дети с аутистическим спектром все эти занятия не любят: они кричат, вырываются, им не хочется общаться с мамой и папой. Ребенок может наизусть читать поэмы Пушкина (у аутистов часто сохранна речь), но не умеет сказать маме: «Я хочу есть». Года через два родителям становится понятнее, что помогает их ребенку, а что нет, они научаются общаться с ним. Да и ребенок уже в достаточной степени скорректировался, и можно немного выдохнуть.

Нельзя заигрывать с «гениальностью»

На первом этапе занятия даются родителям очень тяжело, они их истощают. Ребенок кричит, когда его заставляют жить обычной жизнью, он может выстраивать ряды кукол по всей квартире, углубляясь в свое расстройство.

Многие родители принимают это и даже подчеркивают: «А у нас ребенок такой, самодостаточный!» Или наслаждаются тем, что аутисты умные и еще больше им покупают книг. Ева тоже была очень умная, все время читала энциклопедию про всяких скалапендр, пауков — для детей-аутистов вообще не проблема получать знания через зрительные образы, потому что они не тратят внимание на общение с окружающими. Это такая гениальность, которая, к сожалению, тоже не норма, а дисгармония. И когда ты начинаешь вытаскивать аутичного ребенка из его мира, играть с ним во всякие «дочки-матери», заставляя замечать людей, он перестает быть гениальным.

Сохранять эту гениальность, не корректировать аутизм? Тогда человек так углубится в свой особенный интерес, что не только не станет общаться с другими, но и не может отслеживать элементарного, например, хочет ли он есть. Таким «особым интересом» может быть решение формул, как у Перельмана. А может — рутинное перелистывание журнала, если интеллект не зашкаливает. И он будет перелистывать журнал, пока не умрет с голоду. И будет неспособен выйти из дома, потому что там его будут отвлекать шумы.

Аутистов силой вытаскивают из этого мира расстройства: да, эта жизнь тебе не нравится, но придется пройти это приключение вместе. И в процессе им начинает нравиться! У Евы сейчас появилась подружка, и это то, на что я даже не надеялась. Кто-то сверху послал нам эту девочку, почему-то Ева ей очень понравилась. Говорю «почему-то», потому что у аутистов настолько велика самодостаточность, что у других детей редко возникает желание с ними общаться.

Некогда горевать, маме нужно закатать рукава и нестись на шесть занятий в день вприпрыжку по всем пробкам, находить энергию, чтобы отдавать ее ребенку, и не забывать самой чистить зубы. В моем случае была поддержка мужа, а ведь сплошь и рядом первое, что делают мужья — сбегают. Мама с особенным ребенком, которая замужем, это редкость

Прошло темное время, пришло время отдавать

Наша семья прошла через довольно темное время. Столкнуться с диагнозом в любой семье — это значит столкнуться с горем, и только сейчас я могу говорить об этом спокойно. Постепенно приходило осознание, принятие, приспособление, интерпретация и так далее. Но фишка в том, что некогда горевать: маме нужно закатать рукава и нестись на шесть занятий в день вприпрыжку по всем пробкам, находить энергию, чтобы отдавать ее ребенку, и не забывать самой чистить зубы. В моем случае была поддержка мужа, а ведь сплошь и рядом первое, что делают мужья — сбегают. Мама с особенным ребенком, которая замужем, это редкость. Я не буду поднимать вопрос, в чем виноваты женщины. Я бы только хотела сказать, что в семье мы решили, что, несмотря на особенность Евы, мы не будем посвящать себя этой болезни полностью. Мы договорились с мужем, что раз в неделю, что бы ни происходило, оставляем ребенка с няней и идем в кино или ресторан. Иначе не остается сил, чтобы оставшиеся шесть дней заниматься ребенком.

Сейчас Ева ходит в обычный сад, и мы планируем отдать ее в обычную школу. Ей стало лучше, и мне захотелось об этом рассказать. Я прекрасно помню свои чувства, когда оказалось, что Ева, которая три года была для меня долгожданной лапочкой-дочкой, сходит с ума. Звучит ужасно, но это именно так. При этом многие родители настолько избегают столкновения с реальностью, что не произносят даже слово «болезнь». Я не скрываю, конечно, аутизм — болезнь.

Когда началась история с Евой, я не знала, куда идти, и забежала в первую попавшуюся церковь. Я никогда не знала, как молиться, но тут я просто проговорила: «Господи, давай договоримся. Поможешь, я тоже помогу таким детям». Для меня это была сделка, скажу честно. Я говорила с Создателем как с партнером. Сейчас мы с психологом, которая занималась с Евой, делаем консультационный онлайн-проект для родителей особых детей, и, хотя он еще «сырой», но он позволил направить человек пятьдесят в нужное русло.

Источник

(публикуется по мотивам этого обсуждения)

Специалист по расстройствам аутистического спектра Кэтлин Тейлор, побывавшая недавно в Москве на V Международном форуме «Каждый ребенок достоин семьи», рассказала нам, чему обучает российских коллег и зачем детям с аутизмом нужны летние лагеря.

Psychologies: Один из ваших ключевых совместных проектов с фондом «Обнаженные сердца» называется «Лето со смыслом». Вы обучаете специалистов проводить летние лагеря, куда дети с аутизмом приезжают без родителей. Зачем нужны такие лагеря?

Кэтлин Тейлор: Я уверена, что любому человеку – ребенку или взрослому – абсолютно необходим отдых, время, свободное от того, чем мы обычно занимаемся, смена обстановки. А для детей с особенностями летние лагеря – это возможность не только понять саму концепцию отдыха, но и освоить важные социальные навыки.

Неумение наладить простое общение с окружающими людьми означает, что твои возможности в жизни очень ограничены. Это касается всего: образования, трудоустройства и прочего. Полученные в детских лагерях навыки могут потом применяться во всех сферах жизни. Это инвестиции в их качество жизни.

Psychologies: Нам удалось поговорить с несколькими родителями, чьи дети принимали участие в этой программе. Оказалось, что до этого им ни разу не приходилось отправлять детей куда-то одних больше чем на пару часов! Насколько это серьезный стресс для детей с РАС и родителей?

К. Т.: Любая мать, включая и меня, скажет, что воспитание детей – это всегда стресс. Но вне всяких сомнений, быть родителем особенного ребенка – это совсем иной уровень стресса. И для ребенка, и для родителя разлука может оказаться непростым делом. Но тот опыт, который ребенок приобретает в лагере, невероятно важен.

Наша задача – выстроить отношения доверия с родителями и доказать им свой профессионализм, чтобы, пока их дети находятся с нами, родители смогли спокойно отдохнуть и уделить время самим себе. Его у родителей детей с аутизмом практически никогда не бывает.

Psychologies: Российские специалисты проходили стажировку на базе вашего лагеря Rising Sun в Альбукерке. Вы легко находили общий язык?

К. Т.: Надо понимать, что для них это был огромный культурный шок. Я имею в виду не только различие культур наших стран в целом, но и различие культур работы с аутизмом. Культурные различия – это всегда многогранная вещь: это и поведение, и язык, и манера общения…

Российские коллеги учатся не только у меня, но и у самих ребят

Я свою задачу при общении с коллегами из России видела не в том, чтобы показать, как делать правильно, а продемонстрировать им, как неправильно. Я видела ее в том, чтобы сгладить различия между всеми этими культурами – культурой общения аутизма, российской культурой и американской. Все они должны гармонично сосуществовать.

Еще было важно показать, что в этих детях с аутизмом скрывается огромный потенциал. И этому российские коллеги учились не только у меня, но и у самих ребят, отдыхавших в лагере Raising Sun. Дети оказались самыми лучшими учителями.

Psychologies: А на чем строилась ваша программа обучения?

К. Т.: Мы приняли решение обучать наших российских коллег так называемым восьми стратегиям поддержки. Это системный подход к обучению детей с РАС, эффективность которого доказана исследованиями, проведенными в разных странах, а также в практике работы с людьми с аутизмом.

Мы читаем лекции, устраиваем практические занятия и супервизируем российских коллег во время их работы в нашем лагере в США. После возвращения в Россию их работу регулярно супервизируют Таня и Слава (Татьяна Морозова, клинический психолог, Святослав Довбня, детский невролог, эксперты Фонда «Обнаженные сердца». – Прим. ред.), и, мне кажется, они очень верно подходят к анализу эффективности обучения и использования новых методов на практике.

Очень важно понимать, что эти восемь стратегий поддержки могут использоваться не только в летнем лагере, но и на протяжении всего года. Так что это очень важная инвестиция в профессионалов.

Psychologies: Что вам больше всего запомнилось из поездок в Россию?

К.Т.: О, для меня поездки в Россию в летние лагеря – это чуть ли не лучшее, что происходит со мной за год! Ты приезжаешь и видишь этих специалистов, которые еще недавно посещали США, не зная о существовании ни одной из восьми стратегий, а теперь активно применяют их на практике! И это прекрасно.

Каждый вечер мы с Таней и Славой собираемся и обсуждаем увиденное за день. Как правило, находим что-то, что нам хотелось бы предложить подправить, но договариваемся подождать и понаблюдать. И уже на следующий день сами российские коллеги исправляют свою ошибку без какой-либо подсказки с нашей стороны!

Важно понимать, что люди с аутизмом могут многое привнести в наше общество

Это значит, что и сами специалисты собираются и обсуждают, анализируют, что удается, а что не очень. Получается, что мы дали им не только эти стратегии, но и навыки решения сложных ситуаций с помощью этих методов. Это иной подход к профессии – именно этому мы и хотим обучить людей.

Но мы учим не только конкретным стратегиям. Мы хотим объяснить, что нельзя недооценивать людей с аутизмом. Дело не только в сенсорной интеграции, визуальной поддержке или прикладном анализе поведения. Еще важней понимать, что люди с аутизмом, порой так не похожие на нас, не просто имеют право на образование, но и могут многое привнести в наше общество. Мне кажется, именно этого хочет и фонд, поэтому для меня большая честь работать именно с ними.

Psychologies: То есть вы говорите об изменении отношения к людям с аутизмом со стороны самих профессионалов, которые с ними работают?

К. Т.: Именно. А методы – это инструменты в помощь.

Psychologies: Что бы вы посоветовали специалисту, работающему с детьми с особенностями развития в России?

К. Т.: Вы в самом начале пути. Но есть надежда на то, что отношение к людям с аутизмом скоро изменится. Уважайте родителей детей с аутизмом, они – главные эксперты в их воспитании и знают о них больше всех. Мы можем привнести идеи и опыт. Но уважение к самим детям и их семьям – это самое главное.

Psychologies: А что бы вы сказали родителям ребенка, которому только что поставили диагноз «аутизм»?

К. Т.: На самом деле важнее не сказать им что-то, а выслушать. Это очень важно. И только потом им можно напомнить, что их ребенок с аутизмом – это тот же ребенок, с которым они жили до этого, несмотря на новый диагноз и новый «штамп». Главное – это помочь ему развить свой потенциал до максимума.

Еще им нужно сказать, что надежда есть. В России есть очень талантливые специалисты, которые могут поддержать и вас, и вашего ребенка.

Мне кажется удивительным, как команда «Обнаженных сердец» собирает вокруг себя и единой цели такое количество самых разных людей. Я вижу, что командой фонда движет идея сделать этот мир чуть более толерантным к людям с особенностями развития. И быть частью этой группы людей для меня большая честь. И именно поэтому я продолжаю приезжать в Россию.

Источник

Легко ли быть вынужденным безработным в Южной Корее? Что делать если у тебя виза F1?

Вы не можете работать в Корее, согласно вашей визе вам запрещено это делать, вместо пожелания получила я паспорт с визой F1.
Знаю, знаю, я не надолго, словно оправдываясь за своё вынужденное безделье. Забрала свой паспорт из консульства и через три дня улетела в Корею, как я предполагала не надолго, как говорится перезимовать.
Уже пошёл срок второй зимовки, а я все ещё в Корее.
В Корею я летела со странным чувством, что-то меня отталкивало и вселяло страх перед неизбежным трудностями.
Итак, начну с прилёта.
Корея мне понравилась сразу, умиротворение, спокойствие и тишина вокруг.
Нет той суеты и спешности, приписываемой как национальная черта хангуков. Подойдя к стойке паспортного контроля, ко мне обратилась офицер миграционной службы на русском языке, что приятно удивило. Корея встретила меня приветливо. Мне понравилось всё и сразу. Позабыв о страхах начала активно знакомиться с Кореей.

Курсы корейского и не только

Так, мне нужны курсы корейского языка. Супруг подсказал куда идти. К моему приезду он уже был в Корее в течение трёх месяцев.
Прихожу, здороваюсь. Говорю, хочу записаться, но у меня вопрос я не кореянка, смогу ли я записаться? Можно, следует ответ.
Вот мой паспорт, протягиваю для регистрации, не нужно, просто приходите. Так я вечерами стала ходить на курсы, а днём шла знакомиться с окрестностями. По карте находила нужный объект и шла пешком.
В первые дни муж дал поручение, поехала на автобусе, и потом плутала, пересаживалась с одного автобуса на другой. Везде одинаковые дома, все надписи на непонятном мне корейском языке. Вышла из автобуса и пошла домой, следуя карте. Поэтому решила пока ходить пешком. Ходила много, чтобы начать ориентироваться.
В пути мне всегда помогали приветливые корейцы. Объяснялась как могла, но они меня всегда понимали, можно сказать с полуслова. Вот такие они внимательные и доброжелательные. У них на телефонах куча всяких приложений, то что мне нужно находили быстро. Бывало так, пристраивали ко мне попутчика.
Как говорится, передавали из рук в руки.
И тут у меня появилось желание с ними заговорить, но моей базы не хватало. Так я постепенно обросла курсами, и к концу первого года пребывания ходила в разные школы как в институт, а точнее ездила на велосипеде, едва поспевая с одних курсов на другие .
Стоит отметить, что для иностранцев организовано очень много бесплатных корейских курсов. Есть крупные центры по обслуживанию иностранцев, где проходят занятия, а также задействованы ВУЗы и общественные организации.
Чувствуется мощная государственная поддержка в процессе организации обучения иностранных жителей Кореи.
Не удивлюсь, если вскоре корейский станет наравне с английским языком востребованным во всем мире.

Танцы, танцы, танцы

Летом, с девочками с курсов, начали ходить на танцы в парке. Как оказалось Министерство здравоохранения организовывает бесплатные оздоровительные танцы, начиная с апреля и по октябрь включительно. Занятия проводят два раза в неделю. Но в разных местах по расписанию дни разные. Так что можно полноценно всю неделю активно заниматься. Они проходят во всех парках, стоит заметить, что возле каждого жилищного комплекса есть свой парк. Можете представить себе масштаб данной акции. Танцы зажигательные, микс зумбы и диско-80. Кореянки танцуют от души, причём возраст большинства посещающих занятия категории +50 и даже больше, но есть и молодые. Я их называю авангардом. Стоят в первом ряду и отрываются от души. Ритм и темп держат все.
Вот так, вечерами, с понедельника по четверг мы ходили то в один парк, то в другой.

Немного о экскурсиях и досуге

От курсов по изучению корейского языка часто для нас организуют экскурсии по историческим и культурным местам.
Корейцы, очень щедрый и душевный народ. Организация таких мероприятий проходит всегда на высшем уровне.
Летом ездили на море. У корейцев принято отдыхать большими коллективами, и что характерно, мужчин и женщин расселяют отдельно, в больших комнах, рассчитанных на 6-8 человек. Это, несомненно объединяет людей и укрепляет отношения. Кормят корейцы от души, и про спиртное не забывают.
По осени ездили в королевский дворец на ночную экскурсию, так всё было рассчитано до мелочей, вплоть до того, что во время заключительного концерта, который проходил на открытой сцене, нам раздали согревающие элементы для рук, пледы и угостили горячим чаем, а после этого еще вручили памятные подарки.
А еще мне нравятся походы в горы, как все устроено для безопасности и удобства в походе, пожалуй я сделаю отдельный пост.
Временами, чтобы отдохнуть от учёбы я езжу в Сеул по различным проектам, организуемым для иностранцев.
Была на экскурсии, организованной полицейскими округа Каннама, центрального района Сеула. Первые впечатления от встречи, это милые и красивые офицеры, которые с радостью фотографировались с нами, рассказывали интересные истории о своей службе. Вам будет интересно узнать, что в каждом участке есть комнаты, где могут найти ночлег люди, перебравшие со спиртным так, что уснули на улице. Вот таких привозят в участок и с миром провожают утром.
Интересно было участвовать в благотворительном приготовлении кимчи для больниц и малообеспеченных людей. Корейцы дружно и быстро одолевали тонны капусты, умело заправляя кимчи, и ловко упаковывая по коробкам. Приехал мэр. Нас иностранцев спросили, хотите с мэром кимчи делать? Хотим, дружно ответили мы. К нам подошёл скромный человек, без охраны, спросил из каких мы стран. Встал рядом с нами, и начал делать кимчи. Ни охраны, ни каких проверяющих наши документы. Были лишь репортёры по другую сторону стола с фотоаппаратами и камерами. По завершении приготовления кимчи, все дружно сели за столы, поедая мясо со свежим кимчи и запивая макколи.
Впрочем, сами учителя в классе устраивали нам мастер-классы. Один был по приготовлению тортов. Нам раздали готовые коржи, крем, много фруктов и даже красивые упаковочные коробочки. И начался процесс приготовления.
А заключительное пати было с приготовлением кимпаба и весёлыми номерами, подготовленными учащимися.
Вот так и пролетел мой год в Корее.
Я сдала экзамены и поступила на вторую ступень. После Нового года начнётся новая пора, а сейчас небольшие новогодние каникулы. Чем я и воспользовалась для написания заметок о жизни в Корее.

Немного жизненных историй

Так живу я, обладатель визы F1. Её получают на год супруги этнических корейцев, предки которых жили на территории СССР, виза даёт право легально пребывать в Корее и продлевается ежегодно, согласно сроку, который указан в визе супруга.
Работать по такой визе запрещено.
В связи с этим многие испытывают стресс, от того что они находятся в чужой стране и не могут найти себе применение, либо от нехватки денег на содержание семьи.
Случилось мне встретиться с одной женщиной. Дело было в посольстве. Мы получали справки о составе семьи для оформления страховок. И она мне с горечью посетовала, что здесь ей тяжело. Она устала сидеть дома. Я ей рассказала о себе, как я устраиваю свой досуг, она лишь отмахнулась и сказала что ни чем этим заниматься не хочет и язык ей ни к чему. У неё депрессия и она хочет домой.
Другая девушка, многодетная мамочка, мать троих детей. Они приехали с мужем в Корею сознательно, в их городе заработков нет, и то что муж один зарабатывает этого им конечно же хватает на содержание семьи, но и только. Большая часть уходит на аренду жилья, пропитание и детский сад младшей дочери. Старшие дети ходят в корейскую школу, благо в Корее школы бесплатные. Мама активно занимается детьми, они вместе посещают курсы корейского языка. Оптимистичная милая девушка, хорошая семья, ради будущего детей приехали в Корею. Но им тяжеловато, если бы мама могла работать.
Есть одна молодая семья, жена с визой F1, муж не разрешает выходить на работу, потому что если миграционная служба выявит, то всю семью депортируют, вот она и занимается ребёнком и хозяйством.
Слышала историю про семью, где папа с визой F1, все заботы о детях взял на себя, а жена за двоих работает на заводе.
Все эти семьи испытывают стресс. В Корее квартиры маленькие, очень маленькие, порой семьи не могут себе позволить снять жилье, чтобы у ребёнка была отдельная комната. Бывает так, особенно кто приехал недавно, единственный кормилец не имеет постоянного дохода, что сразу сказывается на состоянии. Большинству деваться некуда, потому что на родине нет заработков. Многие семьи распадаются, не выдерживая тяжких испытаний.

Палка о двух концах

Хотелось бы отметить, что для адаптации в корейском обществе этнических корейцев правительство Кореи проделывает колоссальную работу. Организуют обучающие курсы по рабочим специальностям, есть профсоюз, который помогает в решении трудовых вопросов, возникающих с работодателями, организованы центры работы с соотечественниками. Встречают с распростёртыми руками. И в то же время, интернациональным семьям ставят ограничение в виде запретов на рабочую деятельность членам семьи не корейской национальности.
В Корее к нарушителям закона относятся строго. Немедленная депортация, причём всей семьи. Поэтому многие семьи испытывают стресс.
Хотелось бы поднять вопрос перед правительством о возможности предоставления рабочих виз, супругам соотечественников, не корейской национальности и считать их полноправным членами корейского общества, имеющими такое же право на работу.
В следующий раз поведаю о стрессе по-корейски. А дальше вас ждет рассказ как я учу корейский язык и как за неделю до экзаменов я освоила арифметику корейского языка.