Вечная глупость и вечная тайна. Глава тринадцатая⁠⁠

Глава тринадцатая. И снова вместе!

Шло время, миновал любимый праздник латвийцев – Лиго, который празднуется в самую короткую ночь в году. По старинной традиции в эту короткую ночь никто не должен спать. Люди выезжают на природу, жгут костры, прыгают через них, пьют только пиво и едят только сыр, поют древние народные песни. Все мужчины по и меня Янис одевают дубовые венки. В финале этого праздника все взрослые раздеваются до гола, идут купаться, а потом бегут в лес якобы искать цветок папоротника, и в чаще устраивают групповой секс. Однако, это в теории, на практике особенно русскоязычные латвийцы отмечают этот праздник иначе – едут на дачу к себе или друзьям, разводят костер, готовят шашлык, запивают его водкой и поют песни времен Второй Мировой войны, спать ложатся после полуночи, не дожидаясь рассвета и никакого свального греха.

Я в тот год праздновал Лиго с Игорьком и его верным оруженосцем Покемоном. Праздновать начали ровно на сутки раньше. Игорьку было лень идти с Покемоном в магазин, тому тоже было лень идти далеко, и он купил колбасу и пиво в магазине, который был прямо подо мной. Нам он, конечно, наврал, что ходил в другой, приличный магазин. Игорек был самым голодным, потому съел колбасу практически один, целую палку. А утром у него из-за этого началась диарея, но он и не думал отказываться от празднования. Когда у человека хорошее настроение, диарея ему не помеха в том, чтобы отметить главный праздник. Однако погода была дождливой, и ехать на природу мы передумали. Игорек предложил пойти к нему домой и приготовить шашлык в печке, но эта идея не понравилась даже Покемону. Сидеть в закопченной квартире, где со стен обваливалась штукатурка и в любой момент могла явиться разгневанная жена Игорька нам не хотелось. И тогда Игорек предложил пойти в Лидо – ресторан в этническом стиле, находящийся на набережной недалеко от Московского форштадта.

В самом начале нашего пути в Лидо по Московскому форштадту опохмелившийся Игорек начал нападать на сидящих на корточках татуированных людей. Он кричал, что ненавидит их и этот район, что его отец, когда вышел из тюрьмы был приличным человеком, но все обошлось. Уголовники только посмеялись над его выступлением, докурили свои сигареты, встали и ушли. Когда мы проходили златоглавый старообрядческий храм Гребенщикова, я пошутил, что этот храм построил музыкант, лидер группы «Аквариум» Борис Гребенщиков. Пьяный Игорек начал бурно мне возражать. Он даже ломился в двери храма и требовал от вышедшего человека объяснить мне, что храм этот построен не Гребенщиковым.

- Этот храм построил именно Гребенщиков! – ответил человек в дверях храма.

- Да не тот Гребенщиков, а другой! – надрываясь закричал Игорек.

- А ну пошли отсюда! – мужик толкнул Игорька. - Пьянь!

И тут у Игорька свело живот, он успел добежать до трех березок, спрятаться за которыми было невозможно, но по крайней мере их ветви были наклонены достаточно низко, чтобы сорвать с них листья. Прохожие возмущались, глядя на Игорька, один дедушка грозился вызвать полицию, а Игорек стоял со спущенными брюками, рвал листья, ругался на прохожих и громко хохочущего над ним Покемона. Когда мы вышли на улицу Краста, на которой находилось Лидо, Игорек рассказал, чудовищную историю о том, как он приготовил Зельц – холодец из свиной головы, какая получилась гадость. Покемон сказал, что очень любит зельц особенно с хренком, горчичкой, кетчупом и майонезом и сказал, что именно зельц он закажет в Лидо, а не какие-то шашлыки. И Игорек орал на него, придушивал, давал пинка под зад, но тот только хохотал и повторял, что обожает зельц.

Лидо представляет собой огромное бревенчатое строение с большими окнами на фундаменте из гранитных глыб, крытое соломой, окруженное парком со всякими туями, искусственными водопадами на меленьких доломитовых горках, маленькими избушками, всякими навесами. В этом ресторане было много разных залов, где-то посетителей обслуживали официанты, где-то было самообслуживание. Сначала мы уселись под навесом в саду, где ели шашлыки, потом спустились в пивной погреб, где пили пиво из литровых кружек. За соседним столом поляки затянули свою народную песню, когда они закончили мы загорланили старые советские песни и были очень даже довольны собой, не смотря, на то, что многим посетителям эти песни были явно не по душе.

Потом мы познакомились с какими-то тётками, которые ругались матом, но утверждали, что работают учителями. Беседовали мы в ту ночь и с русскоязычным африканцем из республики Того, у него была очень полная жена латышка и много детей погодок. Игорек под утро пошел плясать в одиночку под игравший этнические мотивы оркестр. Вокруг него столпился народ и аплодировал, кто-то даже усадил маленького ребенка ему на плечи. В финале праздника Игорек застрял в туалете. Дверь кабинки заклинило, и он долго кричал, чтобы позвали слесаря и вытащили его оттуда. Народ на его крики никак не реагировал. Я услышал его, когда сам пошел в туалет. Пришлось мне сначала обратиться к бармену, потом к старшему менеджеру и тот вызвал какого-то уборщика, который и вызволил Игорька из кабинки туалета.

Утром, полил сильный дождь, и мы отправились домой, чтобы поспать, да и пиво в ресторане было достаточно дорогое, хотя и весьма качественное. В этом ресторане была своя пивоварня. Дома я кинулся на разложенное кресло в кухне, а Покемон и Игорек легли в комнате на диване. Долго поспать мне не пришлось, ибо под окна подъехал ассенизаторская машина и с шумом откачивала воду из люка, а потом другая, за ней третья. Я открыл прикупленное заранее в круглосуточном магазине пиво, и с кислой физиономией наблюдал за ассенизаторами, сидя на широком подоконнике. Из комнаты раздавался дружный храп собутыльников. Я курил и курил, трубка была раскалена, табак кончался, а я все не мог накуриться. Жизнь в тот момент мне показалась совершенно безрадостной и бессмысленной, пустой. Словно туман, мозг окутали мысли о самоубийстве.

- Деньги… - думал я. – Как мало можно купить на эти деньги, за которые люди готовы рисковать жизнью, на добычу которых тратят большую часть своего времени! Вот заработал я много денег, потратил их, а в итоге только похмелье, только эта холодная мерзкая жаба, которая давит на грудь и душит, вызывая тошноту. И все было бы ничего, если бы была хоть какая-то радость, но нет, мы только зло насмехаемся друг над другом, когда напьемся. И ведь они считают меня идиотом из-за того, что я с ними за ночь пропил половину зарплаты. Какая там признательность и благодарность? Стоило ли ради этого работать круглыми сутками, терпеть унижения на этой работе, чтобы унизить самого себя этим пьянством? И так будет до старости, до тех пор, пока я смогу работать. Это хорошо, если успею доработать до нищенской пенсии, перед, тем, как заболею, и потеряю работоспособность. А если не успею, то буду умирать где-то под забором. А стоит ли жить дальше? Что я еще не видел в этой жизни? Ничего нового уже не будет. Как же не хочется расстраивать маму! Но зачем мучиться так долго, если можно это сплошное мучение прекратить прямо сейчас, только надо выгнать этих двух придурков…

И такие мысли меня начали посещать довольно часто. Если раньше у меня получалось мечтать о светлом будущем, практически жить в нем, отрешаясь от мерзкой действительности, то в тот момент я чувствовал разочарование ни сколько в Вере, сколько вообще в любви и семейной жизни. Воображение не могло мне выдать картинки счастья, некой схемы при которой можно было жить, а не выживать. В том, что у меня с семейной жизнью ничего не получилось я винил не Веру, а себя. Мол не она плохая, а я её распустил, не смог вставить в рамки, не смог построить отношения с ней правильно, не смог построить свое счастье. Да, в на том этапе моей жизни я был убежден в том, что все в этой жизни можно построить, не важно с кем. 

Вера не переставала мне звонить и писать письма. Теперь уже она мне клялась в вечной любви, клялась стать образцовой хозяйкой и больше никогда не драться, не материться, даже книги обещала начать читать. И тут я, не очень уверенный в себе мужчина, все-таки сдался и согласился приехать к ней в Прейли. Накануне я купил велосипед, и решил поехать в Прейли на велосипеде. Она пыталась отговорить меня, боясь, что соседи подумают, что у меня нет денег на автобус. Но мне очень хотелось вспомнить свою юность и хорошо прокатиться. Выехал я в пятницу, отпросившись с работы пораньше, ехал до полуночи, заночевал в дешевой палатке, которая к утру сильно запотела изнутри. Велосипед тоже был дешевый, со стальной рамой, тяжеленный с неудобным седлом. Однако я все-таки добрался до Прейли часам к четырем в субботу. Её мамы не было дома, она ждала меня и разрыдалась, когда я появился на пороге, говорила, что от счастья.

И действительно, она вела себя прилично, не скандалила, не дралась, была ласкова. И я был так поражен этой переменой, что согласился взять её с собой в Ригу. До Ливаны она ехала на багажнике, поверх сумки с палаткой и спальным мешком, а потом мы сели на поезд, до Риги. Мы провели в Прейли довольно бурную ночь, почти не спали, и по дороге до Ливаны занимались сексом в придорожной канаве на жуткой жаре. В Риге по дороге домой я купил килограмм хорошего фарша, и прочие продукты. Она пожарила мне на сливочном масле котлет. И мы легли спать на диване вместе, ранее мы всегда спали врозь. И я был по этому поводу жутко горд, мне казалось, что я все-таки добился своего, преобразил её. И в сексе мы были в тот период отношений довольны друг другом. Мы уже знали, что и кому нравиться, а что нет, потому особенных проблем у нас не возникало. Можно сказать, что в те моменты я бывал счастлив.

Две недели мы прожили в мире и согласии, ездили на море ночью на велосипеде и купались при луне. Ездили на море днем на электричке, и украдкой совокуплялись в дюнах. Иногда, конечно, она артачилась, не желая прибираться в квартире, но скандалов не было, и большего мне и не надо было. Она купила тест на беременность и постоянно проверяла, не беременна ли. И вскоре с ней случилась истерика. Она утверждала, что больше не может иметь детей из-за аборта, на который я её толкнул. Я сказал ей, что рано еще нам заводить детей, а когда придет время мы сходим к врачу и выясним в чем дело и в конце концов, если она действительно не может иметь детей, то мы можем адаптировать чужих детей. Идея с чужими детьми ей очень не понравилась. Она ныла о радостях материнства, о том, что пока она сама не родит, она будет чувствовать себя неполноценной женщиной. В один вечер я устал слушать её, и мы поругались, после чего она заявила, что нам следует отдохнуть друг от друга, и уехала к маме.

Пока мы жили врозь, она постоянно писала мне надушенные приторно сладкими духами письма, с отпечатками накрашенных помадой губ. В этих письмах были клятвы в вечной любви и верности, обещания быть надежной женой, и просьбы взять её в жены. Да, теперь она уже очень хотела стать моей законной женой. Я раз показал это письмо Игорьку, похвастался, как я наставил женщину на путь истинный, но тот только посмеялся над отпечатками губ, сказав, что это она писала, пьяная, постоянно падая на стол и оставляла эти отпечатки губ. Он заявил, что Вера никогда не изменится. Она может на время претвориться скромной и покладистой, но как только я окажусь у неё в какой-либо зависимости, она опять покажет мне свое настоящее лицо хищника. Я не стал с ним спорить, но и от намерения продолжать с ней отношения не отказался. Постепенно я всем рассказал о своем примирении с невестой. Коллеги порадовались за меня, отметили, что я стал лучше выглядеть, чем, когда жил один. Мама сказала, что ничем хорошим это закончится не может, но её пророчество меня, к сожалению, не остановило.

Лето подходило к концу. В середине августа, неожиданно для меня, Риге вдруг исполнилось восемьсот лет. Я в тот момент решил перестать пить, съехать со съемной квартиры, и начать копить деньги на земельный участок. К юбилею города я уже неделю не принимал алкоголь, но тут мне начал настойчиво звонить Игорек, и в конечном итоге уговорил меня отложить книгу, выключить музыку, встать с кресла на кухне, и пойти в центр города к памятнику свободе и отечеству, где меня ждал не только Игорек, но и его друг Шурик.

- Такое раз в сто лет случается! – с притворной страстью заговорил Игорек. – До следующего юбилея города мы явно не доживем. Такая круглая дата! Это надо отметить! Возьми нам пива, если не трудно!

- Почему мы не доживем до следующего юбилея города? – удивленно спросил я. – Он будет ровно через десять лет, а то и через пять. При желании всегда можно найти повод для того, чтобы напиться, если купить отрывной календарь. В каждый день календаря случилось что-то примечательное. Если вы просто хотели пива, то могли бы так и сказать мне, что выпить хочется, а денег нет, и назвать сумму, которую хотите одолжить. Я не думаю, что вас интересует история…

- Ты что нам тут праздничное настроение портишь? – Шурик сначала дружески меня приобнял, а потом сделал удушающий захват. – Ну, что? Будешь радоваться?

- Я лучше пойду! – сказал я, освободившись от захвата и оттолкнув Шурика. – Как-то не хочется вам портить праздник своей меланхолией.

- Мон шер ами! – запричитал Игорек, и попытался взять меня под локоть, но я уклонился. – Он просто пошутил, неудачно пошутил. Он просит у тебя прощения, правда Шурик! Ну, вот, помирились, а теперь пойдем пить пиво и есть мясо! Не молчи, расскажи что-то хорошее!

- А вы знаете историю происхождения Риги? – нехотя начал я. – В принципе, еще до прихода саксонских крестоносцев здесь уже было торговое поселение ливов. Так что на самом деле Риге не восемьсот лет, а больше.

- А кто такие ливы? – недовольно спросил Шурик.

- Один из народов, из пяти народов, из которых сложилась латышская нация. Причем, этот народ принадлежит к угро-финской группе уральской семьи, в отличии от остальных четырех, которые принадлежат к балтийской группе индоевропейской семьи народов. Эстонцы – угрофинская группа народов, литовцы балтийская группа народов, а латыши – в большей степени балты и в меньшей степени финны.

- Только не надо тут умничать! – капризно попросил Шурик.

- Ты спросил, я тебе ответил. Если тебе не интересно, тогда зачем спрашивать?

- Ладно! Давай дальше про Ригу!

- Так вот восемьсот лет назад, в это ливское торговое поселение пришли суда саксонских торговцев, проповедников и рыцарей крестоносцев. Они давно хотели как-то обосноваться на территории будущей Латвии, но не курши, ни земгалы, не латгалы не давали им это сделать. А ливы в этот день восемьсот лет назад разрешили, вернее обменяли им на различные товары кусок земли в своем поселении размером с бычью шкуру. Однако хитрые саксонцы разрезали эту шкуру на очень тонкие ремешки и отгородили себе кусок земли побольше, на который смогли высадиться, и построить церквушку и лавку для торговли…

- Какую бредятину придумали лабусы, а ты их слушаешь и повторяешь, да еще и в таком возрасте! Пора бы повзрослеть! При чем тут какие-то саксонцы?

- Давайте сменим тему! – призвал Игорек. – А старая Рига действительно, будто на маленьком куске земли строилась, слишком тесная, нет широких бульваров с парками, как в центральном районе. Пойдем на вокзал, выпьем, а потом будем смотреть салют за миллионы долларов?

- Нет! – категорически отверг это предложение Шурик. – Мы пойдем в старый город в бильярдную.

В итоге мы решили сначала пойти на вокзал, напиться там пивом, а потом в бильярдную и уже оттуда на набережную смотреть салют. В бильярдную мы буквально протискивались по запруженным народом узким улицам старого города, когда уже начало смеркаться. И там Шурик был ужасно расстроен тем, что ни я, ни Игорек не умеем играть в эту аристократическую игру. Пока он раздраженно начал учить Игорька играть, я заскучал, и отправился на поиски туалета, и каким-то образом оказался в каком-то подсобном помещении. Меня там обнаружил охранник, скрутил и выкинул на улицу через заднюю дверь, прорычав, чтобы я больше в бильярдной не появлялся. Я позвонил Шурику на мобильный и рассказал о произошедшем. Он потребовал, чтобы я зашел и показал ему грубого охранника. И я зашел, и показал, и уже двое охранников выкинули нас из бильярдной. Расстроенные грубым обращением, мы где-то купили бутылку водки, и пили её, толкаясь в толпе на узкой улочке. Прорваться к набережной до начала салюта нам не удалось. С того места, где мы были во время пиротехнического шоу, был виден только крохотный кусочек неба, потому толком мы ничего из дорогого зрелища не увидели.

Потом людское море как-то все-таки вынесло нас на набережную, но зрелище уже кончилось. Мы с Игорьком как-то потеряли Шурика, но потом созвонились с ним и встретились в киоске у Яши, где набрали выпивки и продуктов и пошли ко мне. Поев, Шурик лег спать, а мы с Игорьком болтали и слушали музыку до рассвета. Проснувшийся Шурик потребовал выпивки и завтрака, но все было поедено и выпито. И он взял меня за локоть и потащил в магазин, а Игорек лег спать. По пути в магазин, мы встретили Свету и Мишу, я обмолвился о том, что они мне должны десятку, и Шурик взял Мишу в заложники, сказал, что не отпустит его, пока Света не принесет деньги. Я спросил, зачем нам этот наркоман и ворюга, а он ответил, что заставит его чистить овощи для супа и рубить салаты.

Когда мы вернулись, Игорька не было, дверь была закрыта, ключей в квартире не было, а мертвецки пьяный, не стоящий на ногах толстый человек исчез. Шурик предположил, что он вышел в окно, и мы пошли его искать, заперев Мишу дома, велев ему готовить еду. Мы обошли все бары, где обычно пил Игорек, были у него дома, но нигде его не было. Миша, к моему удивлению, не убежал, а пожарил картошки, и порезал салат. Мы поели и сели смотреть телевизор. Меня начало клонить в сон, а выспавшийся Шурик начал меня будить и тащить в бильярдную, куда я идти просто физически не мог. Тогда он попросил у меня денег взаймы. Я сказал, что у меня денег практически не осталось и в принципе не врал. Тогда он предложил купить у него телефон, я отказался. Тогда он психанул, и ушел, громко хлопнув дверью, оставив меня наедине с Мишей. Я был настолько пьян, что даже не поднялся, не выставил, маргинала за дверь, а сладко заснул.

Когда я проснулся, ни Миши, ни велосипеда, ни телефона с кошельком в квартире уже не было, не было даже пары бутылок пива, недоеденной картошки и салата. И я, трясясь с похмелья, пошел в полицию на улице Гоголя, писать заявление. В полиции мне порекомендовали не писать и не подавать никакого заявления, сказав, что его просто не примут из-за отсутствия каких-либо доказательств воровства. Я показывал им техталон и чек велосипеда, называл свой номер телефона и просил на него позвонить, но мои просьбы решительно прервали, сказав, что я пьяный, пригрозив отправить меня в вытрезвитель. Думая о том, что зло всегда побеждает добро, я отправился домой, вынул из книги заначку, накупил на неё пива, и напился в одиночестве.