"Путь Белой маски". Часть семнадцатая⁠⁠

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.
Часть девятая.
Часть десятая.
Часть одиннадцатая.
Часть двенадцатая.
Часть тринадцатая.
Часть четырнадцатая.
Часть пятнадцатая.
Часть шестнадцатая.
Часть семнадцатая.

- От лица мадам Анже привествуем благородного герцога…
- Оставь пустые слова, - поморщился могучий бородатый мужчина, ехавший спереди. У его бедра болтался внушительный меч в дорогих ножнах, а взгляд полыхал эмпейским льдом. – Довольно и того, что ты узнал его милость.
- Мадам Анже рада, что его милость соизволил посетить представление, - улыбнулся старший циркач и склонил голову. – Потребны ли вам сопровождающие?
- Я сам сопровожу его милость, - буркнул мужчина. Второй, от чьего гордого лица так и веяло благородством, на разговор, казалось, не обращал внимания. Но Эйден видел то, чего не могли видеть другие. – Куда ехать?
- По этой дороге, господин, - циркач указал на левую тропинку от себя. – Лес скоро кончится, и вы окажетесь на берегу озера. Держитесь огней, да и наши парни вас направят, если что.
- Пшёл! – рыкнул мужчина и пришпорил коня. Второй всадник тронулся более мягко, однако Эйден понял, что в седле он держится куда лучше своего сопровождающего. Он сдержал улыбку и, дождавшись, когда циркачи отвернутся, нырнул в кусты. Лагерь находится по левой дороге, значит туда и надо держать путь.

Через лес Эйден пробрался никем незамеченный. Ему попадались другие группы циркачей, расставленные для встреч гостей, но место лагеря было известно, поэтому приближаться к ним не требовалось. Но в лесу Эйден все-таки задержался.
Он нашел укромное местечко, вытащил из мешка жаровню и пузырек с черным порошком. Затем, удостоверившись, что убежище никто не увидит, напитал стилет дыханием Тоса. Клинок жаждал крови и больно ужалил морозом ладонь, однако Эйден не обратил внимания на эту боль. В том, что сегодня стилет напьется крови, не было никаких сомнений.
Убрав жаровню, Эйден принялся готовиться к вылазке. В этот раз ошибок не будет и умрут лишь те, кому суждено. Лабранское масло отбило все посторонние запахи, пять горошин «Черных глаз Тоса» спрятаны в нагрудном кармашке, как и «Сонное зелье». Две горошины с ядом, предусмотрительно заготовленные на Лабране. От одной человек умрет быстро, от двух сначала сойдет с ума и сдерет с себя кожу. Этот яд Эйден не хотел брать, но чутье подсказало обратное и он нехотя сунул горошину в свободный кармашек. Мешок с вещами он спрятал в корнях плакучей ивы, после чего установил на подходе к дереву пару растяжек, как учил его Ясан Меледи. И лишь после этого, собрав волосы в хвост, Эйден покинул лес. Бесшумный и невидимый.

В лагере циркачей царило оживление. Среди пестрых шатров сновали люди в разноцветных одеждах, слышался громкий смех и пение. Вдали виднелся освещенный помост. Представление уже началось и в ночном небе распустились огненные лилии фейерверков.
Несмотря на яркий свет факелов, Эйден находил лазейки и затененные участки. Память услужливо подкинула нужные воспоминания, поэтому шатры циркачей удалось обойти без происшествий. На миг Эйден остановился, увидев знакомый, грязно-красный шатер, в котором обычно спали рабы, еще не допущенные в семью циркачей. Он мотнул головой, сжал зубы и скрылся в тени, услышав громкие голоса неподалеку. Пусть ему и хотелось залить цирк кровью, но разум Белой маски всегда холоден, а сердце спокойно. Так было и так будет всегда. Есть только цель. Остального не существует, пока нет нужды.

Фургон мадам Анже, как и всегда, охраняли двое циркачей. Не важно, была она внутри или находилась на представлении. Этих двоих знал каждый в цирке и Эйден сразу же вспомнил их имена – Гаспар и Лотье. Рослый каград и похожий на хорька алиец. Они редко принимали участие в представлениях и чаще всего охраняли саму мадам Анже. Или её фургон, если хозяйку цирка сопровождал Калле. Циркачи стояли на страже, внимательно смотря по сторонам. Ладони на рукоятях мечей, предельно собраны и молчаливы. Лёфор как-то обмолвился, что Гаспар и Лотье получают лучшие куски со стола самой мадам. Поэтому их преданность и собранность были объяснимы.
Эйден не стал их трогать. Отсутствие циркачей непременно заметят, поэтому долгожданный разговор с мадам Анже будет отложен, а лагерь утонет в крови. И виноватых, и невинных. Поэтому Эйден осторожно обошел фургон и, приблизившись к окну, потянул на себя украшенное мозайкой стекло. Сделал он это тоже медленно и, как оказалось, не зря. В темноте он увидел тонкую нить, натянутую вдоль окна. Так пытались защититься от воров многие знатные жители империи, натягивая нить у окна и привязывая к ней колокольчики. Впрочем, с этой ловушкой Эйден разобрался быстро и бесшумно, после чего влез внутрь фургона и затаился в темноте, ожидая хозяйку.

Она пришла, как и ожидалось, после того как закончилось представление. Эйден услышал легкие шаги и тихий, шелестящий голос мадам Анже, отдающей приказы Гаспару и Лотье. Заворочался в замке резной ключ, еле слышно скрипнула дверь и в воздухе разлился сладковатый запах духов хозяйки.
Мадам Анже, казалось, не удивилась, увидев в своем фургоне Белую маску. Но её выдала бледность, покрывшая щеки, и расширившиеся зрачки. Впрочем, с удивлением она справилась быстро и спокойно прошествовала к своему столу. Затем налила из серебряного кувшина вина в хрустальный бокал и, сделав глоток, повернулась к гостю. Эйден слышал, как неровно и тревожно бьется её сердце. Она понимала, что он чувствует её нервозность, но не сделала даже слабой попытки закричать. Понимала, что умрет до того, как крик сорвется с губ. Понимала и молчала, ожидая, что скажет убийца, ждущий её в фургоне.

- Стало быть, моей душе выпала метка Тоса, - тихо сказала она, нарушив молчание. Эйден криво улыбнулся, услышав в голосе легкую дрожь. Он насладился еще мгновение её страхом и только тогда ответил. Странно, но злость на хозяйку цирка, бурлившая в груди до этого, неожиданно исчезла.
- Все зависит от ваших ответов, мадам, - так же тихо ответил Эйден, стоя у окна. Он стоял расслабленно, но мадам Анже не обманула эта поза. Она нервно улыбнулась и посмотрела на бедро, где в ножнах мрачно поблескивала рукоять стилета.
- Ваше лицо мне знакомо. Пусть его и укрывает частично белая маска.
- Память вас не подвела, мадам.
- Итак. Чем я могу быть вам полезна? Неужели герцог Адерним…
- Нет. Мои цели иные, - перебил её Эйден, делая шаг вперед. Мадам Анже побледнела и дернулась, заставив его усмехнуться. – Мне нужны ответы. Ответы, лишенные воды и лжи, мадам.
- Я вас слушаю.
- Первый вопрос. Вильям Волосатый. Он в лагере?
- Да, - растерянно кивнула она. Не этого вопроса ожидала хозяйка цирка.
- Хорошо, - кивнул Эйден, ощутив, как бедро кольнуло холодом. – Второй вопрос. Эрик из Локли. Он в лагере?
- Да. Завтра с рассветом я отсылаю его в Ларах с прошением к императору…
- Неважно. Третий вопрос. Циркач, известный вам, как Лёфор. Он в лагере?
- Да, - нахмурилась она, не понимая, почему Белую маску интересуют простые циркачи. – Он присутствовал на представлении. Я пожаловала ему кувшин вина…
- Мне плевать, что вы ему пожаловали. Четвертый вопрос. Бут… Бут Камайн из Алии…
- Он в лагере, как и всегда, - поспешила ответить мадам Анже.
- Хорошо, - кивнул Эйден и добавил в голос льда. – Теперь речь пойдет о вас, мадам Катарина де Анже. О вашем распоряжении, отданном так давно, что вы, возможно, его и не вспомните. О мальчике, с поломанными руками и ногами, которого вы велели отвезти в лес и оставить там на милость диких зверей.
- Эйден. Вас зовут Эйден, - снова побледнела хозяйка цирка.
- Память не подвела вас, мадам, - он подошел ближе и скрестил руки на груди.
- Вы явились, чтобы убить меня?
- Было такое желание, - честно ответил Эйден. Мадам Анже скривила рот в странном подобии улыбки и кивнула.
- Справедливо. Но вы сами были циркачом и вам известен мой девиз.
- «В цирке нет места слабым». Удивительное сходство с лабранским. Подозреваю, что в вашей жизни уже были Белые маски.
- Были, - коротко ответила она, теребя в руках свои янтарные четки, с которыми никогда не расставалась. – Вы сказали, что у вас было желание убить меня. Значит, вы меня не убьете?
- Этой ночью Владыка заберет минимум одного, - жестко перебил мадам Анже Эйден. Она вздрогнула и опустила глаза. Сейчас перед ним сидела не властная хозяйка цирка, а напуганная старая женщина. – Что касается вас… У судьбы на вас другие планы, о чем мне поведала дочь Шарама, которую предали, как и меня, близкие ей люди. Вы не захотели обагрить свои руки моей кровью и поручили это Буту. Ваши слова послужили началом того, что вы в итоге видите перед собой. Вы встретите рассвет, мадам. Но жертвенную плоть Владыка все же получит.
Мадам Анже снова побледнела, когда Эйден вытащил из ножен стилет и подошел к ней вплотную.

Когда он ушел, Катарина де Анже, дочь опального герцога из дома Анже, задрожала и скривила губы. Одинокая слезинка застыла в уголке правого глаза, а потом медленно стекла по белой, как мел, щеке, смешиваясь с кровью. Женщина осторожно прикоснулась к месту, где когда-то было ухо и залпом осушила бокал с вином. Но вино не принесло облегчения. Только холод, изгнать который не могли даже тлеющие угли жаровни.

Эрик сразу узнал Эйдена, когда вошел в конюшню, ведя под уздцы ослика. Он криво усмехнулся, поправил повязку, закрывавшую нос, и, привязав ослика, повернулся в сторону молчащего гостя. Пусть между ними было не меньше десяти шагов, Эрик понимал, что стоит сделать шаг в сторону выхода, как сердце пронзит острый клинок.
- Ты хорошенько подрос со времени нашей последней встречи, малец, - произнес он, присаживаясь на бревно и доставая из кармана любимую просмоленную трубку.
- Время меняет лица, но ты узнал, - тихо ответил Эйден. Эрик кивнул и выпустил в воздух струйку густого дыма.
- У меня хорошая память на лица, малец. Я помню всех, кого привозил в лагерь.
- Мэлли тоже помнишь?
- Помню. Остроносая, худенькая. Улыбалась, пока мы ехали. Жаль, что на неё упал взгляд Волосатого.
- Жалеть нужно живых. Мертвым плевать на жалость.
- И то верно, - вздохнул он. Эрик постарел, погрузнел и сильнее раздался вширь. В коротких волосах поблескивала седина, но взгляд был все так же настороженно прищурен. – Зачем ты навестил меня, малец? Уж явно не для того, чтобы просто повидаться?
- Где шатер Волосатого? – спросил Эйден и Эрик вздрогнул, услышав вопрос.
- Рядом с шатром Калле, как и всегда, - вздохнул он. – Говорил дураку, что его жестокость до добра не доведет, да толку от этого.
- А Бут?
- Рабами заведует. Гэймилл давно уже к Шараму своему отправился, а Бут умом тронулся, когда начал рассказывать остальным про «Черную чайку» и голос Тоса, звавший его на пристань. Кто знал, что он правду говорит? Теперь за детишками следит, да ветры жопой пускает… - Эрик тяжело вздохнул, когда Эйден приблизился и вытащил из ножен стилет. – Стало быть вот оно.
- Ты встретишь рассвет, Эрик, - ответил Эйден, задумчиво рассматривая стилет. Надпись на лабратэнга тускло сияла во тьме конюшни, отбрасывая жутковатые тени на лицо убийцы.
- Знаю, малец. Мой конец еще не скоро, и он мне известен, - улыбнулся старик. Он чуть подумал и протянул Эйдену руку, растопырив пальцы. – Но плоть твой Тос должен получить, да?
- Да, - коротко кивнул Эйден и взмахнул стилетом. Эрик сжал зубы и с трудом проглотил стон. Затем наклонился и поднял с грязной соломы, устилавшей землю в конюшне отсеченный мизинец, который протянул Эйдену. Тот убрал палец в бархатный мешочек и повернулся к Эрику. – Лишь твоя грубая доброта и отсутствие воли сохранили тебе жизнь. Ты прав, Эрик. Твой конец будет другим. Прощай.
- Прощай, малец, - тихо ответил старый циркач, прижимая к груди кровоточащую руку. Он задумчиво посмотрел в темноту, в которой растворился убийца и, мотнув головой, отправился к ослику. Руки старика дрожали, а лоб покрывала холодная испарина. Однако он сумел найти силы улыбнуться и погладить испуганного ослика, почуявшего кровь. – Тише, тише. Нам с тобой повезло, дружок. А вот другим… Время покажет.

Бут, как и говорил Эрик, нашелся рядом с шатром рабов. Ему, как и Гэймиллу, выделили крохотный одиночный шатер, расположенный неподалеку от стены колючих кустов, но как только Эйден увидел Бута, злость, горевшая в сердце, исчезла. Перед ним, у небольшого костерка, сидел усталый, измученный мужчина, почти старик. Некогда черные волосы побелели, как снег, руки подрагивают, помешивая пригоревшую кашу в погнутом котелке, а глаза подслеповато щурятся. От могучего здоровяка, вселявшего в рабов страх, осталась одна лишь бледная тень – высохшая и бесцветная.
Бут не дрогнул, когда рядом раздалось вкрадчивое покашливание. Он повернулся в сторону выхода и, вздохнув, тяжело выпрямился, хрустнув спиной. Но Эйден не сомневался, перед ним в самом деле находился Бут.
- Я знал, что ты придешь. Рано или поздно, но обязательно придешь, - хрипло прошептал он и кивнул на полинялый коврик напротив. Эйден молча принял приглашение и опустился на колени перед костром. – Мне не верили, малец. Надо мной смеялись, тыкали пальцем, говорили, что вина перебрал. Но я верил.
- Люди начинают верить в сказки, когда сказки становятся реальностью, - ответил Эйден, изучая усталое лицо Бута.
- Верно, малец. Как видишь, Тос не пощадил меня. Услышавший его голос теряет треть жизни. По мне можно сказать, что я потерял половину. Мои кости хрупки, руки дрожат, а глаза почти не видят. Но ты здесь, и ты мне поможешь, как я помог тебе. Помнишь?
- Ты не помог мне. Ты устрашился гласа Владыки, - поправил его Эйден. – В противном случае, ты отвез бы меня в лес и оставил умирать. Я слышу твое сердце. Оно скажет правду, в отличие от твоего языка.
- Мне нет причин врать, малец. Но я знал, что ты найдешь меня. Ты всегда был живучим. Отчаянно цеплялся за жизнь, когда остальные погибали. Ты пришел сюда не говорить, ты пришел мстить. Не так ли?
- Верно. Мне нужно убить прошлое, но это воспоминание, - Эйден кивнул в сторону Бута и криво улыбнулся. – Оно почти мертво.
- Ты не оставишь меня тут, - в бесцветных глазах Бута на миг мелькнул страх, и он с надеждой посмотрел на рукоять стилета. – Я был милостив к тебе.
- Владыка был милостив ко мне, заставив тебя свернуть на пристань. Но я слышу твое сердце. Оно не врет и в нем действительно была жалость, - Эйден вздохнул и поднялся с коврика. Затем вытащил из нагрудного кармана изумрудную горошину и протянул Буту. Старик взял её дрожащей рукой и благодарно улыбнулся. – Боли не будет. Только сон.
- Благодарю, малец, - хрипло ответил циркач и проглотил горошину. Его лицо скривилось, а на губах появилась улыбка. – Кислое.
Эйден не ответил. Он стоял в стороне и смотрел, как Бут умирает. Умирал циркач медленно, но без боли, как ему и было обещано. Сначала отяжелели веки и пульс замедлился, затем похолодели руки и ноги. Черный сон медленно, но верно обволакивал старое сердце. Вздохнув, Бут закрыл глаза и лег на почти истлевшую подстилку. Подтянул к груди колени, снова вздохнул и, выдохнув, обмяк. Эйден подошел ближе и равнодушно посмотрел на тело. Затем вытащил стилет, вспорол ткань штанов и отсек мужественность. Кровоточащая плоть отправилась в бархатный мешочек, где уже лежало ухо мадам Анже и мизинец Эрика. Три момента из прошлого мертвы, осталось еще два.

В шатре акробатов было тихо. Большинство из них напились дешевого вина, отмечая удачное представление, и теперь спали. В темноте слышались томные вздохи, и кто-то вяло елозил на женщине, не обращая внимания на храп и вонь. Эйден, приоткрыв сальный полог, заглянул внутрь и, вздохнув, покачал головой. В отличие от остальных людей, он видел в темноте, как дикий зверь. Он видел не только спящих акробатов, но и Лёфора, чья задница ритмично поднималась и опускалась, под аккомпанемент женских стонов. Чуть подумав, Эйден вернулся на свежий воздух и, спрятавшись в тени шатра, принялся ждать.
Ждать пришлось недолго. Послышался приглушенный радостный вопль, чья-то ругань, затем звук шагов и наконец шорох отдернутого полога. Лёфор, пьяно шатаясь, выбрался из шатра и громко испортил воздух, после чего, рассмеявшись, приспустил штаны и принялся облегчаться. К чести акробата он даже не дернулся, когда шеи коснулась холодная сталь, укусившая кожу морозом. Но стоило Лёфору услышать тихий, шелестящий голос, как храбрость вылетела из него с последней желтой каплей и разбилась об потрескавшуюся землю.
- Не ори, - приказал Эйден. – Надень штаны.
- Эйд?! – изумился циркач и, не обращая внимания на стилет, повернул голову влево. Увидев белую маску, Лёфор пьяно икнул и в его глазах вспыхнул страх. Однако голос, хоть и дрожал, был по-прежнему язвительным. – Какого ляда ты так нарядился?
- Решил явиться эффектно, - буркнул Эйден, опуская руку. Таинственные символы на лезвии полыхнули голубым и сталь обожгла ладонь морозом. Стилет хоть свежей крови, и хотел немедленно. – Ты меня узнал. Как и остальные.
- На память никогда не жаловался. А голос… Голос твой хоть и поменялся, но остался тем же, - ответил Лёфор, почесывая шею. – Я думал, что ты мертв.
- Так и есть. Я мертв.
- А Буту никто не верил, когда он явился ночью, обоссавшийся от страха, - хмыкнул циркач, внимательно смотря на убийцу. – Ты его…
- Бут мертв, - равнодушно перебил его Эйден. Лёфор поджал губы и кивнул. – Такова воля Владыки.
- А насчет меня его воля какова? – усмехнулся Лёфор, но смешок вышел нервным и дрожащим. – Меня ты тоже убьешь?
- Нет. Я убью наше прошлое.
- Что? – нахмурился он. Хмель все еще дурманил голову, заставляя язык заплетаться. Однако в голосе циркача слышался страх. – Убьешь?
- Да, - кивнул Эйден, задумчиво рассматривая стилет. Он увидел, что Лёфор напряг ноги, криво улыбнулся и покачал головой. – Не стоит бежать. Однажды ты уже сбежал. Иначе вместо прошлого я убью тебя.
- Ты изменился, - скупо обронил Лёфор, осознавая, что ночной гость прав. Он шага сделать не успеет, как сердце пробьет клинок.
- Многое изменилось, - ответил Эйден, делая шаг вперед. Лёфор затрясся и выставил вперед руку, после чего ойкнул и оторопело уставился на отсеченный указательный палец, упавший на землю. Эйден поднял отсеченную плоть и, не обращая внимания на Лёфора, убрал палец в мешочек. – Я помню твою доброту, пусть она и была небескорыстной. Помню добрые слова… Помню слова лживые.
- Я испугался, - ответил Лёфор, нянча руку. Несмотря на хмель в голове, он сумел оторвать от рубашки кусок ткани и перевязал палец. – Там были все, Эйд. Мадам Анже, герцог, герцогиня… Я испугался. Я не вру тебе!
- И поэтому ты жив, - кивнул Эйден. Он посмотрел на руку циркача и добавил. – Указательный палец не помешает твой цирковой карьере. И напомнит о том, что за сказанные слова рано или поздно придется отвечать.
- Ты мог меня убить, но не убил, - нахмурившись, сказал Лёфор.
- Мог. Но у Владыки на тебя свои планы, - тихо ответил Эйден и отступил во тьму, оставив циркача обдумывать сказанное.

Шатер силачей, как и всегда, стоял по центру лагеря. Схема расположения шатров не менялась, что было Эйдену на руку. Он ловко прятался в тенях, заслышав шаги охранников, и так же ловко перебегал к другому укрытию, когда они стихали. Рукоять стилета уже без стеснений жгла кожу ладони льдом, заставляя Эйдена стискивать от боли зубы. Отсеченная плоть лишь раззадорила клинок, ему по-прежнему хотелось крови.
Дойдя до шатра, где спали силачи, Эйден на миг остановился. Успокоил дыхание, очистил мысли и лишь после этого одернул грязный полог и вошел внутрь. Вошел и остановился, как вкопанный.

Среди пьяного смеха, вони и жирных голых тел, Эйден увидел испуганные детские лица, искаженные страхом и болью. Рабы, как и всегда, молча терпели насилие, творимое над ними. Стискивали зубы, чтобы не вырвался ни один стон. Безропотно терпели чужой пот, стекавший по спинам, и чужие руки, оставлявшие синяки. Лишь они обратили внимание на странного гостя в черном, который застыл у входа и смотрел на чудовищную оргию. Остальные циркачи, не отвлекаясь, терзали рабов и пьяно хохотали, когда кто-нибудь из них не выдерживал и начинал стонать от боли.

Первым Белую маску увидел тучный мужчина с редкими рыжими волосами. Он отпихнул худенькую девочку, лежащую рядом с ним, в сторону и поднялся на ноги. Затем, переступив через извивающихся циркачей, направился ко входу. На его лице застыла злобная маска, однако она тут же слетела, как только стилет полоснул по горлу. Мужчина захрипел и, сдавив пальцами рану, завалился на бок. Теперь незванного гостя увидели и остальные. Увидели не только его бледную улыбку и горящие ненавистью глаза, но и тонкий длинный стилет из лабранской стали, с которого на пол шатра стекала кровь. Застывшая картина, наполненная удивленными лицами, резко пришла в движение и шатер потонул в крови.

Эйден шел вперед и равнодушно убивал каждого из циркачей, попадавшегося ему на пути. Рабов он мягко отодвигал в сторону и, чувствуя, как дрожат дети, ярость начинала сильнее бурлить в его груди. Поначалу Эйден убивал циркачей быстро, но, чем глубже продвигался, тем более жестокими становились убийства. Одному он вырвал кадык и швырнул его во второго, которому стилет вспорол брюхо. Третий упал на залитый кровью пол со сломанной шеей, но он был еще жив, когда его соседу Эйден вскрыл грудную клетку и вогнал стилет в висок. Циркачам казалось, что Белая маска убивает бездумно, но это было не так.
Вильям Волосатый спрятался под кроватью, на которой, хрипло воя от боли, умирал один из силачей - мускулистый здоровяк, чью спину покрывали гнойные чирии. Эйден пробил ему голову серебряным кувшином, в котором когда-то было вино. Но сейчас внимание убийцы переключилось на того, кто прятался под кроватью. Вильям не пикнул, когда сильные руки вытащили его из укрытия. Лишь тихо вздохнул, когда острый стилет мягко вонзился между спинными позвонками…

*****
- Предупреждаю, мадам, зрелище крайне омерзительное, - вздохнул Калле. Он вернулся в лагерь циркачей утром и сейчас не скрывал радости, что сумел избежать ночной бойни в шатре силачей. Мадам Анже, бледная чуть больше, чем обычно, дерганно кивнула и, поморщившись, прикоснулась к белой тряпке, прикрывавшей отрезанное ухо.
- Сколько? – хрипло спросила она, невидяще смотря вперед.
- Десять человек, мадам.
- А рабы?
- Их он не тронул, - поджал губы Калле. – Один мальчишка сказал, что мужчина в белой маске разрешил им выйти, а потом раздались первые крики. Остальные, видевшие то, что произошло, пока молчат.
- Неудивительно, - буркнул Лёфор, пряча искалеченную руку в кармане трико. Мадам Анже рассеянно на него посмотрела и промолчала. Калле, вздохнув, пожал плечами и одернул полог шатра в сторону. Затем придержал его, чтобы хозяйка цирка могла пройти, и последовал за ней следом.

Внутри шатра пахло кровью и смертью. Искалеченные тела циркачей валялись на полу, на своих кроватях, один уткнулся лицом в потухший костер и рядом с ним воздух вонял паленым мясом. Но мадам Анже смотрела вперед и цвет её лица из серого и бледного медленно наливался зеленым.
В центре шатра на закопченном крюке, на котором обычно висел фонарь, болталось тело. Изуродованное и обезображенное тело Вильяма Волосатого. Кожу покрывали порезы, а остекленевший взгляд до сих пор сочился ужасом. У трупа не было кистей и ступней, да и вместо мошонки зияла окровавленная дыра, словно кто-то решил вырезать мужественность циркача с корнем. Страшнее этой картины была лишь надпись, коряво выведенная на белом полотнище позади тела.
- «Боль причинившим, болью воздалось», - прочитала мадам Анже и осенила себя знаком Попрошайки. Каждый в шатре, кто мог дышать, взмолился своим богам, и хозяйка цирка не стала исключением. – Значит, мы потеряли всех силачей, Калле?
- Да, мадам. И Бут… Он тоже не пережил ночь, - добавил циркач. Мадам Анже скупо поджала губы и кивнула.
- Калле, я хочу… хочу, чтобы всех убогих убивали сразу. На месте, - тихо ответила она. Затем перевела взгляд на висящее тело Вильяма Волосатого и вздохнула. – Рабов запрещено трогать. Только добровольное согласие. Кто нарушит мой приказ, должен умереть. Это понятно?
- Более чем, мадам, - поклонился Калле, переглянувшись с Лёфором. – Я увеличил количество стражи вдвое.
- Благодарю, - кивнула мадам Анже и сплела на груди руки. – Позаботьтесь о том, чтобы здесь прибрались. И скажи Эрику, что нам нужны еще рабы. Пусть ищет сильных и выносливых. Без силачей и цирк не цирк.
- Да, мадам, - ответил Калле.
Мадам Анже сразу потеряла к нему интерес. Перед её глазами все еще стояла черная фигура, сжимавшая в руке окровавленный стилет, а в ушах звучал тихий, мрачный голос, повторявший одно и то же.
- «Вы встретите рассвет. Но у судьбы на вас другие планы», - тихо произнесла она и, зябко поежившись, закуталась в теплые меха.

*****
- От вас пахнет смертью, господин, - тихо сказала Рамина, услышав, что скрипнула дверь. Сквозняк взъерошил её белые, как снег, волосы, заставив девушку поежиться. – И кровью.
- Где смерть, там и кровь, - буркнул Эйден. Он тяжело вздохнул и, усевшись на стул, стянул сапоги. Затем сжал зубы и осторожно расстегнул куртку. Несколько капель крови упали на грязный пол.
- Вы ранены.
- Царапина, - ответил Эйден, освобождаясь от рубашки. На левом плече виднелся порез от ножа, а на ребрах наливались обширные гематомы. В пылу сражения он пропустил несколько ударов и сейчас, когда адреналин отпустил, пришла тупая, ноющая боль. Рамина не ответила, но откинула одеяло и осторожно приблизилась к Эйдену. Затем опустилась на колени и аккуратно пробежала пальцами по липкой, холодной коже Белой маски. На миг Эйден почувствовал приятное возбуждение. Рамина тоже это почуствовала и робко улыбнулась.
- Согреть вам постель, господин?
- Меня скорее согреет лабранский бальзам и кружка эля, - ворчливо буркнул Эйден, перехватывая руку гастанки. – Ты говорила, что можешь врачевать.
- Да, господин… - она запнулась, наткнувшись рукой на порез. – У вас рана на руке.
- И на спине. Я не могу дотянуться, но можешь ты, - перебил он девушку. Затем взял вещевой мешок и, развязав тесемки, вытащил небольшой пузырек с черной, маслянистой жидкостью и чистые тряпки. – Смочи этим тряпки и обработай рану на спине.
- Пахнет лесом, - тихо ответила Рамина, когда Эйден откупорил пробку и протянул пузырек ей.
- Не вздумай это пить. И после того, как закончишь, вымой руки несколько раз.
- Да, господин, - кивнула она и, взяв влажную тряпку, нашла рану на спине, после чего принялась осторожно протирать её. Эйден сжал зубы, когда в порез словно жидкого огня плеснули. Побелевшие пальцы стиснули край стула, а из горла донесся сиплый, еле слышимый стон. Но Рамина услышала. – Вам больно?
- Нет. Продолжай. Обильно пропитай рану бальзамом и кожу вокруг неё.
- Хорошо. Вы… вы убили всех?
- Нет.
- Я рада это слышать, - робко улыбнулась девушка.
- Надеешься образумить меня? – ехидно спросил Эйден. Рамина покраснела и нажала на рану чуть сильнее, однако стона не услышала. – Мое сердце давно мертво. Лишь прошлое не оставляет попыток его оживить.
- В прошлом много хорошего, - задумчиво ответила она. – Зачем убивать все?
- Так легче, - честно признался Эйден. – Довольно. Рану на руке я обработаю сам.
- Нужно зашить, господин…
- Не нужно. Бальзам убил заразу и прижег рану. Через пару недель останется только шрам. Иди и вымой руки. Несколько раз. И не жалей мыла.

Рамина наощупь добралась до деревянной лохани с водой и принялась тщательно намыливать руки куском серого мыла. Эйден задумчиво на нее посмотрел и, поморщившись, прикоснулся к ребрам, где находился прощальный подарок одного из циркачей – внушительный синяк. Но первое обследование обнадежило. Ребра хоть и болели, но ни одно не было сломано. Значит, через несколько дней все придет в норму, если не забывать обрабатывать раны лабранским бальзамом – хитрого концентрата из сотни лекарственных трав, спирта и других таинственных ингредиентов, о которых знают только Белые маски.

Моя страница на ЛитРес.