"Путь Белой маски". Часть пятая
- Бут, я могу побыть немного один? Мне нужно проводить Мэлли молитвой
©Гектор Шульц
Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Бут вместе с Эйденом, который нес на руках худенькую Мэлли, вышли через главные ворота лагеря и отправились к лесу. Мальчик не знал, какой веры была девочка, но решил проститься с ней так, как обычно провожали ушедших в империи.
Сперва он нашел старое дерево с густой кроной, сквозь которую не проникал солнечный свет. Земля под таким деревом голая и влажная. Она с радостью примет в себя ушедшего и охранит его от злых духов, которые непременно попытаются полакомиться мертвой плотью. Бут, стоя в отдалении, с интересом наблюдал за приготовлениями.
Эйден выкопал большим плоским камнем ямку, затем оторвал от собственной рубахи кусок ткани и прикрыл им лицо девочки. Осторожно поднял её на руках и положил в ямку. После этого он сбегал к кустам рогтеры и сорвал несколько багровых, сухих цветков, стараясь не касаться ядовитых шипов. Бут хмыкнул и сделал шаг назад, чтобы не мешать ему. Два цветка легли на глаза девочки, еще один Эйден вложил ей в руки.
- Звери найдут её и сожрут, малец, - зевнул циркач.
- Не сожрут. Рогтеру они ненавидят, - тихо ответил Эйден. Он взял плоский камень и принялся засыпать Мэлли землей, пока на месте ямки не образовался небольшой холмик. – Эти цветки необычные. После зимы они дадут всходы и уже летом здесь будет куст, а то и два... Бут, я могу побыть немного один? Мне нужно проводить Мэлли молитвой.
- Если обещаешь, что не попытаешься сбежать, - ответил ему циркач, внимательно смотря на мальчика. Эйден кивнул и, опустившись на колени перед холмиком, закрыл глаза. Бут снова улыбнулся, мотнул головой и, развернувшись, отошел подальше.
В лагерь они возвращались в полном молчании. Бут, широко шагая, шел впереди, а Эйден, задумчиво глядя ему в спину, семенил следом. Перед воротами циркач неожиданно остановился и повернулся к мальчику. Хмыкнул, потом прочистил горло и сплюнул на землю.
- О чем ты молился, малец? – тихо спросил он.
- Просил у нее прощения. Благодарил. Молил Ласа, чтобы он принял Мэлли и позволил ей веселиться на своих зеленых лугах. Молил Тоса, чтобы он не забирал её душу с собой. Я сказал ей то, что не успел сказать, Бут.
- Хорошая, видать, была молитва, малец, - улыбнулся Бут и от его улыбки повеяло теплом. – Ладно, ступай. Я освобождаю тебя от занятий. Рыть камнем могилу сродни полосе. Скажи Гэймиллу, пусть винца тебе плеснет. Я разрешаю.
- Спасибо, Бут. Я предпочитаю, чтобы разум оставался ясным, - поклонился ему мальчик и, вздохнув, вошел в ворота.
Лёфор, вернувшийся вечером с занятий, без лишних слов скользнул на свое место и, повернувшись, внимательно посмотрел на Эйдена. Но тот сверлил пустым взглядом в землю и рассеянно вертел в руках нож.
- Чего ты так убиваешься, дружище Эйд? – зевнул Лёфор и кивнул Гэймиллу, принесшему ему тарелку с похлебкой и кусок хлеба. Свой ужин Эйден давно съел и пусть за него не пришлось драться, наслаждения получить от не сумел.
- Потому что человек во мне еще не умер, - улыбнулся мальчик, посмотрев на друга. Он чуть подумал и вытащил кувшин с вином. – Я знаю, ты любишь вино. Держи. Бут сегодня сам на себя не похож.
- Это я всегда приму, - широко улыбнулся Лёфор, и не успел Эйден опомниться, как выдул все вино и бросил пустой кувшин на землю. – Кислятина. Однажды я стащил бутылку из виноградников герцога Кловерта. Вот это вино богов, Эйд. А здешний люд пьет мочу. Но, как говорил мой папка, пей, что дают, и не забудь добавки попросить.
- Я думал, что ты сирота, - удивился Эйден.
- Как сказать, - хохотнул Лёфор. – Папка себе молодуху нашел, а меня с мамкой взашей из дома выгнал. Сказал ей, мол нагуляла ублюдка, вот и вали с ним. Мамка той же зимой слегла с горячкой, а потом и к Тосу ушла. Ну а я что? На улицу пошел, куда деваться. Все мечтал, что вырасту, найду папку и задушу его. Да Тос опередил, забрал этот пропитанный вином мешок дерьма. Молодуха-то ушлой оказалась, дружище Эйд. Вскрыла ему горло, деньги забрала, а дом спалила. Так и не нашли, зато листы с рожей её по всей империи висели.
- Жизнь иной раз удивляет, - вздохнул Эйден и нахмурился, когда полог шатра откинулся и внутрь вошел Вильям Волосатый. Он слегка шатался, вонял вином и мочой, но Эйдена углядел сразу и, зло ощерившись, указал на него пальцем.
- Ко мне! – рявкнул он. Эйден подобрался, сжал нож и отрицательно мотнул головой. Вильям словно ждал этого. Он рыгнул, вытер губы волосатой рукой и, отпихнув в сторону вставшего Эрдо, подлетел к Эйдену. – Сучонок. Когда я говорю «ко мне», ты идешь ко мне.
- Тосово говно, - выругался мальчик и резко всадил нож Вильяму в ногу. Тот не ожидал удара и отпустил руку. В глазах сначала блеснуло удивление, а потом злоба.
- Я выдавлю тебе глаза, а потом… - он не договорил и, махнув ручищей, отправил Эйдена на землю. В голове зашумело, а во рту стало солоно от крови. Мальчик попытался встать, но удар сапога в живот заставил его закашляться.
Вильям бил выборочно, стремясь причинить боль. Дважды ударил по яйцам, несколько раз досталось лицу. Хрустнул нос. Но Эйден не чувствовал боли. Он сосредоточился на лежащих рядом с его мешком ножах. Схватить. Подняться. И вспороть жирную шею. Резать… резать, пока жизнь не погаснет в злобных водянистых глазах. Вильям заметил, куда смотрит Эйден. Рассмеялся и ногой подвинул нож к нему, после чего наклонился и зашипел.
- Рискнешь поднять, сосунок?
- Ненавижу! – прорычал Эйден, хватая нож. Но Вильям был проворнее. Он выхватил нож, торчащий из ноги, и приставил его к горлу мальчишки. Одно движение и на землю хлынет кровь.
- Нет, мальчик. Это не ненависть, - хрипло ответил Вильям. – Ненависть заставляет тебя встать и драться, даже если ноги сломаны, а рук нет. Ненависть удесятеряет ярость. А ты всего лишь злобный и жалкий выродок суки, выплюнувшей тебя в этот мир.
- Вильям! – Эйден скрежетнул зубами, услышав голос Бута. Нажим на шею ослаб и лезвие ножа исчезло. Мальчишка, сипя разбитым носом, отполз в сторонку и оперся спиной на чьи-то ноги. Бут стоял в центре шатра, хлыст размотан и готовится секануть по коже, если потребуется.
- А вот и нянька пришла, - рассмеялся Вильям, заставив Бута потемнеть лицом. – Чего приперся? Тоже ищешь…
- Я ищу только тебя, - спокойно ответил циркач. – Мадам Анже послала за тобой.
- Мадам? – игривость с Волосатого словно ветром сдуло. Он побледнел и вжал голову в плечи.
- Мадам Анже, - повторил Бут. – И ты в курсе, что она ждать не любит.
- Да, да… - пролепетал толстяк и, не взглянув на Эйдена, выкатился из шатра.
- Иди, умойся, малец. С такой рожей только представления давать, - буркнул Бут. – Остальным спать. Живо!
Утром Эйдена разбудил Лёфор. Осторожно потормошил за плечо и, когда мальчик открыл глаза, улыбнулся. Но ответная улыбка привела к тому, что покрытые коркой запекшейся крови губы лопнули и наполнили рот липкой сукровицей. Эйден застонал и с трудом принял сидячее положение. Болели ребра, нос опух, еще и в голове будто духи ночи устроили пьянку.
- Доброе утро, красавец, - хохотнул Лёфор и кивнул на ведро, стоящее у мешка. Когда Эйден повернулся в ту сторону, то не смог сдержать удивления. Ведро было наполнено яблоками, вялыми грушами, сухарями и прочей нехитрой едой. Рядом обнаружился и кувшин с вином. – Смотри, у тебя уже поклонники объявились. Я стащил у тебя яблочко. Думается мне, что ты еще долго жрать твердое не сможешь.
- Это точно, - проворчал Эйден. Он обвел взглядом шатер и снова удивился, увидев улыбки других детей. Ему улыбнулся даже Эрдо. Пусть и скупо, но это определенно была улыбка. – А где Бут?
- Занят поркой, - ответил за Лёфора Эрдо. В голосе рослого мальчишки сквозила злоба, но направлена она была не на Эйдена.
- Мадам Анже вчера Волосатому Вилли устроила выволочку, - добавил Лёфор, который, казалось, знал о жизни лагеря все и про всех. – Сказала, что из-за него потеряла рабыню, которая была готова к выступлениям. Рабыню, которая дважды зимовала в лагере, ела её хлеб, и пользовалась её милостью.
- И что теперь? Порка? – горько улыбнулся Эйден. Губы снова лопнули, но мальчишке было плевать.
- Кто знает, но в ближайшее время Волосатому точно никто не будет греть постель. Если только сам не захочет, - хмыкнул Лёфор и замолчал, увидев, что в шатер вошел Бут. Циркач тяжело дышал, а с кончика его хлыста на землю капала кровь.
- Проснулись? – гаркнул он. – Тогда на площадку бегом!
- Пошли, дружище Эйд. Сегодня тебе надо будет постараться, чтобы не стать последним, - сказал Лёфор, помогая Эйдену подняться.
Чуда не случилось. Две полосы он еще как-то сумел закончить, но на третью полосу сил не осталось, и мальчик рухнул с бревна на землю. Подошедший к нему Бут кашлянул и многозначительно ткнул хлыстом на центр площадки, где обычно пороли тех, кто не справлялся. Но то ли измученное тело привыкло к боли, то ли рука Бута сегодня устала, но порку Эйден вытерпел и с удивлением обнаружил, что крови с него на землю натекло куда меньше обычного. Он дождался, пока ему омоют спину чистой водой, натянул с трудом рубашку и, хромая, вернулся к остальным детям. Эйден лишь раз посмотрел на помост, где сидела мадам Анже и, увидев на лице холеной женщины улыбку, тоже улыбнулся в ответ.
- Ты, ты и ты, - хлыст Бута указал на Эйдена. – На растяжку. Остальные – жонглирование и акробатика.
Однако лагерю циркачей пришлось задержаться в Эрении. В один из дней, когда бушевали морозы, Калле явился в шатер со свитком в руке. С его приходом сразу же воцарилась тишина и даже отъявленные бузотеры с надеждой всматривались в лицо циркача. Эйден знал, что последует. Калле зачитает имена тех, кто, по мнению мадам Анже, готов к выступлениям. Их переведут в другие шатры, и они станут вольными артистами, приносящими цирку и себе деньги. Недавно ушел Эрдо, а вместе с ним еще трое мальчишек и две девочки-гимнастки. Эйден видел их, сытых и довольных, в новеньких разноцветных одеждах, говорящих с другими артистами цирка на равных. Только он все еще оставался рабом, которого Эрик купил давным-давно за восемь медяков.
Эрик иногда приезжал в лагерь, привозя с собой новых детей. Они занимали места ушедших и точно так же проверялись другими на крепость, как и Эйден с Лёфором в первые дни. Безносого здоровяка Эйден был рад видеть и в моменты, когда тот гостил в лагере, частенько забегал к нему в шатер, чтобы узнать о том, что творилось в империи. Поначалу Эрик ворчал и прогонял настырного мальчишку. Но со временем смирился с визитами и многочисленными вопросами. Но новостей о семье не было. Эрик скупал новых рабов, потом ездил в Кагру, где случилась заминка с обустройством нового лагеря, в Эрению здоровяк если и заглядывал, то только ради того, чтобы привезти новых рабов, о чем и сообщил Эйдену. Но сейчас мальчишку больше занимал Калле и список в его руках. Кто сегодня покинет шатер рабов и станет вольным?
- Чье имя я называю, откликается и встает позади меня, - громко произнес Калле. – Лёфор Готуа.
- Я, - самодовольно улыбнулся Лёфор. Но Эйден знал, что он заслужил право стать вольным артистом. Пока остальные отдыхали после занятий, Лёфор оставался на тренировочной площадке, где раз за разом отрабатывал сложные элементы, и возвращался в шатер глубоко за полночь.
- Корин Элиари.
- Я, - откликнулась крепкая рыжеволосая девочка, вскакивая с мешка и под одобрительные возгласы присоединившаяся к Лёфору.
- Скипт Ангоун.
- Я.
- Рейджи Валеро.
- Я.
- Леопольд Бредо.
- Я.
Калле замолчал и прищурился, осматривая оставшихся. Эйден привычно вздохнул и, посмотрев на сияющего от счастья Лефора, смог выдавить улыбку. Хотя бы ему удалось стать вольным. Но Калле не спешил уходить. Он словно растягивал удовольствие и Эйден понял, что в списке есть еще одно имя, просто циркачу нравится видеть, как горят надеждой глаза детей и как разбиваются их сердца, когда звучат не их имена.
- Эйден Мордред.
- Я, - тихо ответил мальчишка и, вскочив с мешка, присоединился к остальным. Лёфор легонько ткнул его локтем под ребра и тоже улыбнулся, когда встретился с ним взглядом.
- Теперь вы – вольные артисты и цирк мадам Анже приветствует вас. Остальным не вешать нос и продолжать упорно трудиться. Либо вы станете частью цирка, либо сдохнете. Иного не дано.
Эйден плохо понимал, что происходит, когда они покинули шатер рабов. Идя по лагерю в сопровождении Калле, они то и дело ловили улыбки других циркачей. Кто-то хлопал им, кто-то громко поздравлял, а кто-то провожал молчаливым, ехидным взглядом. Корин и Рейджи отправились в шатер гимнасток, где жила и Лейнира, по которой пускал слюни Лёфор. Леопольда Калле проводил до шатра силачей, Лёфору достались акробаты, а Эйдена Калле довел до обители жонглеров и, придержав полог, пропустил внутрь.
Внутри шатра было жарко. Ярко горела печь, отбрасывая оранжевые блики на лица людей. Кто-то штопал свою одежду, кто-то негромко болтал с соседом по кровати. Эйден улыбнулся, увидев, что спят циркачи в настоящих кроватях, пусть матрасом им все так же служит мешок, набитый сеном. В шатре пахло вином и печеной картошкой, которая наверняка поспевала в углях. В уголке худенькая девушка в красно-белом трико и фиолетовой рубахе играла на лютне, выводя мягким голоском слезливую балладу. Рядом с ней расположился смуглый мужчина с длинными, обвислыми усами и хитрым, похожим на хорька, лицом.
- О, а вот и мальца привели, - рассмеялась девушка, откладывая лютню в сторону. Мужчина тоже встал со своего места и подошел к Калле, после чего весело посмотрел на Эйдена.
- Как звать? – спросил он. Голос низкий, бархатный и приятный. Нет в нем сурового скрежета, как у Бута, и шершавости, как у Вильяма Волосатого.
- Эйден. Эйден Мордред, - тихо ответил мальчик, прижимая к себе тощий мешок с нехитрыми пожитками.
- Зови меня Скеллан, - улыбнулся мужчина и махнул рукой в сторону девушки. – Это Олкана. Она моя. Если надумаешь к ней лезть, я тебе лицо обглодаю.
- Хватит пугать мальца, - рассмеялась Олкана, заметив, как Эйден напрягся. Но Скеллан и сам рассмеялся, дав понять, что сказанное – обычная шутка, пусть и неуклюжая. – Бов, найдешь мальчишке место?
- Да вон пусть любую свободную кровать занимает, - ответила ей полноватая девушка, тоже носящая красно-белое трико. Вот только рубаха у неё была зеленой. – Иди сюда, малец. Есть хочешь?
- Немного, - осторожно ответил ей мальчик. Бов кивнула и, подойдя к печке, поворошила обожженной палкой угли.
- Так, картошку почти всю сожрали, но парочка осталась. Тимис, дай мальчонке огурец. И нечего так смотреть. Знаю, что у тебя есть. В деревне спёр.
- Все-то ты знаешь, - проскрипел худой и высушенный мужичок, отвлекаясь от штопанья трико. Он сунул руку в свой мешок и вытащил из него большой огурец, который бросил Эйдену. – Налетай, малец. Видать Гэймилл совсем обленился и жратвой вас не балует. Кожа да кости…
Калле ушел, оставив его наедине с циркачами. Но в отличие от шатра рабов, никто не пытался вырвать у него мешок из рук или отобрать еду. Жонглеры быстро смирились с новеньким в своем шатре и вернулись к своим делам. Тимис продолжил штопать трико, Бов подсела к беседующим, а Олкана вновь тронула струны лютни и запела. Эйден потоптался на месте и подошел к кровати, которая стояла в отдалении от остальных. Он не знал местных порядков, поэтому решил пока не раздражать циркачей своим присутствием. Но все-таки пересилил стеснение и подошел к Скеллану, слушающему, как поет Олкана.
- Простите, гос… то есть, Скеллан.
- Чего тебе, малец? – усмехнулся старший жонглер.
- Когда вы отходите ко сну?
- Когда тебе вздумается, - ответила за него Олкана, тряхнув гривой рыжих волос. – Ты теперь вольный, мальчик. Сам решаешь, когда и что делать.
- Есть у нас, конечно, свои правила, - загадочно добавил Скеллан. – Но о них завтра поболтаем. Сейчас отдыхай или тренируйся. Или можешь попробовать Бов соблазнить. Она к младому телу неравнодушна…
- Я тебя сейчас палкой по горбу соблазню, - буркнула девушка и рассмеялась, как и остальные в шатре. Эйден тоже улыбнулся и, вздохнув, вернулся к своей кровати. От волнения ему очень сильно хотелось спать, а жар от печки нагонял дрёму. Но так рано ложиться спать он не собирался. Вместо этого Эйден взял ножи и отправился на площадку, чтобы немного позаниматься.
Утром Скеллан разбудил его. Но обошелся без пинков и подзатыльников, как Бут и Калле. Просто потормошил за плечо и, когда мальчишка распахнул глаза, тихонько рассмеялся.
- Расслабься, паренек, - хмыкнул он и отошел в сторонку, давая Эйдену возможность встать и одеться. Сам жонглер был одет тепло. Стеганая куртка с железными клепками на рукавах, меховая, пусть и немного свалявшаяся, шапка и тяжелые сапоги, отороченные мехом. – За пологом мороз, поэтому лови, - он бросил Эйдену куртку.
- Спасибо.
- Пройдемся? – спросил Скеллан. Эйден кивнул в ответ, надел куртку и замотал колючей шерстяной тряпкой шею, после чего направился за циркачом к выходу из шатра.
- Правила у нас простые, малец. Как и в любом шатре, - сказал Скеллан, когда они вышли на мороз и неспешно двинулись в сторону тренировочной площадки. До Эйдена донесся резкий голос Бута, который гонял детей на полосе препятствий.
- Что от меня требуется? – тихо спросил он, повернувшись к жонглеру.
- Мелочь, если так подумать, - улыбнулся Скеллан. – Если ты попадаешь в труппу на представление, то мадам Анже платит тебе десять медяков за выступление. Лучшие артисты получают серебряник, но до них еще дорасти надо. Так вот. Из этих десяти медяков половина идет на нужды шатра, оставшаяся половина тебе. Можешь отдавать их на хранение Бов. Она спит так чутко, что никакие крысы не страшны. С доли на нужды шатра мы обновляем снаряжение, берем в деревнях еду и покупаем вино.
- А если ты не попадаешь в труппу на выступление? – спросил Эйден. Скеллан усмехнулся и кивнул.
- Пять медяков, парнишка. В любом случае. Все, что больше пяти медяков – твое.
- А где их взять? – услышав в голосе мальчика растерянность, Скеллан вздохнул.
- Сам подумай. На выступление собирается уйма народу. С ближайших деревень и дальних городов. Купцы, ремесленники, голожопые дети и деревенские дураки. Эти обалдуи так увлечены цирком, что за кошельками своими совсем не следят. Ты мелкий и невзрачный. Легко со спины подберешься и кошель ножом срежешь.
- А если попадусь?
- Тогда сам выкручиваться будешь, - улыбнулся Скеллан и похлопал мальчишку по спине. – Выше нос, малец. Каждый из нас через это проходил, да и кушать всем хочется. Вчера тебя Бов покормила, а завтра ты её покормишь. Не сказать, что наша жизнь тяжкая. Но всякое бывает. И горячка, и другие болезни, и руку сломать можно. Только мы друг о друге и заботимся, малец.
- А в других шатрах так же?
- Чаще всего, - туманно ответил циркач. - Но я не жду от тебя ответа «нет», Эйден. Хочешь быть с нами? Следуй правилам.
- Я попробую, - вздохнул мальчик. Скеллан снова улыбнулся и кивнул.
- Вот это слова вольного, а не раба. Ладно, пошли к мадам Анже. Узнаем, кто сегодня выступать будет.
Мадам Анже, высокомерная и холодная, как морозное утро, все так же сидела на резном кресле, возвышаясь над тренировочной площадкой, словно древняя богиня. В отличие от остальных циркачей, она была одета куда богаче. Меховая шуба надежно защищала её от мороза, как и теплая шапка из меха эмпейского соболя. Ноги мадам Анже тоже были укрыты шкурами, а стоящий рядом с ней циркач то и дело подавал ей горячий чай в небольшой фарфоровой чашечке.
Внизу у помоста уже собрались остальные старшие шатров. Эйден увидел Лёфора и улыбнулся ему, получив улыбку в ответ. Пришедшие ждали, когда мадам Анже заговорит, но женщина продолжала задумчиво наблюдать за тем, как гоняет детей на полосе препятствий Бут.
- Через два дня представление, мои дорогие, - наконец-то она нарушила молчание, когда большинство артистов начали подпрыгивать на месте, чтобы хоть как-то согреться. – После него мы все, милостью Ласа, отправимся в Кагру, где и переждем зиму. На представлении будет герцог Вотерфи, хозяин этих земель, весьма состоятельный и щедрый. В связи с этим я жду от вас наилучшего выступления, которое вы можете выдать. Скеллан, нужны три жонглера. Два будут развлекать публику ножами и один факелами.
- Да, мадам, - поклонился циркач. – Моя Олкана возьмет на себя ножи вместе с Тимисом, а на мне факелы.
- А мальчик? – изогнула губы в насмешливой улыбке мадам Анже и кивнула в сторону Эйдена.
- Мальчик еще не готов к таким выступлениям, мадам. Позвольте использовать проверенных людей.
- Пусть будет так. Калле, ты будешь метать ножи. В толпе должна быть наша девушка, которую ты вызовешь на сцену. Один нож оцарапает ей щеку, а последний должен пробить яблоко на её голове. Также нужны силачи и один укротитель огня. Займись этим тоже, мой дорогой.
- Да, мадам, - усмехнулся Калле. Но Эйден углубился в собственные мысли. Скеллан сказал ему, что будет, если он не попадет в труппу на выступление. Лёфор тоже выглядел раздосадованным, но мадам Анже неожиданно подняла руку и поманила его к себе.
- Ну а ты, мой маленький акробат?
- Я готов работать, мадам Анже, - поклонился тот, пусть и не смог стереть с лица самоуверенную ухмылку.
- Не сомневаюсь. Будешь развлекать меня, - улыбнулась она и взмахом руки дала понять, что разговор окончен.
- Простите, мадам Анже, - встрял незнакомый Эйдену циркач, крепкий и низкорослый. Его мальчик частенько видел на тренировочной площадке, игравшим с тяжелыми камнями. Он поклонился и, когда хозяйка цирка кивнула, спросил. – Что с Вильямом, мадам? Вернется ли он в наш лагерь?
- Вильям испортил то, что принадлежало мне, - процедила мадам Анже и в её бесцветных глазах полыхнул лед. – Он отправился с Эриком на поиски равноценной замены. И пока он не найдет эту замену, он не вернется. Я ответила на твой вопрос, Энис?
- Да, мадам. Благодарю, мадам, - пробормотал тот и спрятался за спину Калле.
- Готовьтесь хорошо. Мы не имеем права осрамиться перед герцогом Вотерфи, - ответила мадам Анже и, опершись на руку молчаливого циркача, покинула помост.
- Пошли, парнишка, - вздохнул Скеллан, похлопав Эйдена по спине. – Надо дать тебе пару уроков перед выступлением. У тебя будет своя, не менее важная роль.
Эйден промолчал, потому что и так все было понятно. Пока Скеллан будет веселить публику жонглированием, он, как никчемный воришка, будет срезать кошельки. Даже Лёфору позволили выступать…
Перед выступлением в лагере царило возбуждение. Но исходило оно преимущественно от тех, для кого выступление было первым. Скеллан, Калле и другие опытные циркачи спокойно готовились, проверяли реквизит и придирчиво осматривали одежду. Если мадам Анже сказала, что все должно пройти идеально, значит они расшибутся в лепешку, но сделают это.
Лёфора Эйден нашел на тренировочной площадке. Мальчишка задумчиво ходил по бревну из стороны в сторону, потом останавливался, закрывал глаза и делал сальто, спрыгивая на землю. Затем вздыхал и возвращался в исходную точку. Увидев Эйдена, Лёфор улыбнулся, но улыбка вышла нервной и неживой. Он тоже волновался, хоть и пытался храбриться.
- Салют, дружище Эйд. Чего ты морозишь задницу здесь, а не греешься под чьим-нибудь теплым боком?
- Тоже нервничаю, - ответил Эйден. – Как и ты.
- Заметно? – хмыкнув, спросил Лёфор. Он спрыгнул с бревна и подошел к мальчику. – Знаю, что заметно.
- Конечно, заметно. Иначе бы ты сам сидел в теплом шатре, как остальные, и штопал свои пробздетые трико.
- Мне предстоит веселить мадам Анже, - пожав плечами, ответил он. – Как тут не нервничать. Лейнира рассказала, что одного молоденького циркача, который мадам не понравился, отправили работать на кухню. Так и выносит нечистоты, да лук с репой чистит, пока повара похлебку готовят.
- С тобой такой фокус не пройдет. Я видел, как ты делаешь сальто на самом верху. Даже опытные акробаты не рискуют туда забираться, боясь упасть.
- Наверху все зависит только от моего мастерства, Эйд. А тут…
- Мадам Анже, - закончил за него Эйден и пихнул мальчишку кулаком в плечо. – Ты Эрика и Крону так не боялся. Что изменится здесь? Крути колеса, шути, пускай ветры из жопы, как обычно. И сердце мадам Анже дрогнет. Мне вот придется кошельки срезать, чтобы мзду Скеллану выплатить.
- Пять медяков? – понимающе спросил Лёфор.
- Пять медяков. Тебе повезло. Ты их в любом случае получишь.
- Не воняй, дружище Эйд. Я за тобой присмотрю. Если что, отвлеку внимание, а ты сбежишь, - усмехнулся Лёфор и, вздохнув, поежился. – Но ты прав. Надо погреться, пока все не началось. Не хватало еще мышцы растянуть и опозориться перед мадам.
Выступление проходило в лагере, на сцене, рядом с фургоном мадам Анже. От пестрой публики рябило в глазах, слышался веселый смех и звуки лютни. Тут и там, между циркачами, сновали дети гостей, а сами гости ожидали начала.
Эйден сразу же увидел герцога Вотерфи. Толстого, с дряблыми, сметанными щечками, человечка. Рядом с ним сидела печальная девушка, третья жена герцога. Она лениво смотрела на циркачей и морщила прелестный носик, если кто-нибудь из них оказывался слишком близко к ней. Помимо герцога выступление почтил своим присутствием верховный жрец Ласа, прибывший в гости к герцогу из Лараха. Это был тощий, похожий на лысую елку, мужчина. Он зябко ежился от мороза и кутался в кучи теплого меха, которыми его завалили циркачи. Кто-то из новеньких разносил важным гостям подогретое вино, чтобы те могли согреться, но Эйден видел и другое.
Как снует мимо гостей пухленькая Бов, срезая кошельки. Еще трое молоденьких артистов, не старше самого Эйдена, занимались тем же самым. Мальчик вздохнул, вытащил из-за голенища сапога острый нож и, зажав его в руке, влился в толпу.
Закончили свое выступление Скеллан, Тимис и Олкана. Поразил всех присутствующих своим мастерством Калле, получивший пару серебряных монет лично от герцога и его супруги. Выступили силачи, заставив женщин покраснеть. Подогретое вино действовало расслабляюще. Тут и там стали звучать грязные шуточки, женщины призывно трясли юбками, пытаясь привлечь внимание мускулистых красавцев, но те, лучезарно улыбаясь, продолжали играть камнями, тяжелыми гирями и демонстрировали гостям свою силу.
Эйден срезал достаточно кошельков. Но ему хотелось удивить Скеллана и Олкану. Хотелось принести больше, чем приносил обычный циркач из их шатра. Поэтому мальчишка вздохнул и, поправив спрятанный на груди мешочек с украденными монетами, осторожно пошел к трибуне, на которой сидели важные гости. Герцог Вотерфи не раз одаривал некоторых циркачей серебряным «лисом» и Эйден знал, что этих монет у него еще предостаточно, как и у герцогини, смотревшей выступление с выражением явной скуки на лице. Пары монет они точно не хватятся, если все сделать аккуратно. Внимательность не подвела мальчишку. Он увидел, что рядом с ногой герцогини лежит черный, бархатный мешок с вензелем её мужа. В этом мешке не только личные вещи, но и личный кошелек герцогини. Надо только протянуть руку, стащить монеты и скрыться в темноте, пока пропажу не обнаружили. На представлении орудовали и другие карманники. Эйден видел их лисьи физиономии и ловкие пальцы, в которых блестели остро заточенные лезвия. Однако сейчас его волновало другое.
Впрочем, судьба сыграла с Эйденом злую шутку. Притоптанный снег, превратившийся в лед, стал ловушкой. Мальчик, пробираясь мимо гостей, неожиданно поскользнулся и неловко растянулся перед помостом, где сидел герцог. Тот сначала захохотал, посчитав произошедшее за элемент представления, а потом поперхнулся, увидев рассыпавшиеся по снегу монеты.