Ожившая история на картинах Кустодиева⁠⁠

"Купчиха с зеркалом", 1919, Русский музей

На вкус и цвет, как известно, товарищей нет. Творчество Кустодиева современники оценивали по-разному. Иногда критики удивлялись: художник писал прекрасные портреты, а параллельно с этим жанровые сцены, больше похожие на лубок. Вот только портреты художник писал на вкус заказчиков, а «лубок» - для души. И именно эти яркие, часто утрированные картины сделали его знаменитым и полюбились зрителю. На них много интересных деталей, точно передающих дух времени.

О детстве Бориса Михайловича Кустодиева известно не так уж много: родился в Астрахани в 1878 году в семье преподавателя семинарии, в два года потерял отца. В 9 лет посетил выставку передвижников и захотел стать художником, однако сначала все же закончил семинарию. Мать выкраивала деньги, чтобы он мог брать уроки у известного в Астрахани художника Павла Власова.

В 1896 году Кустодиев поступил в Высшее художественное училище при Императорской Академии художеств. Училище появилось в 1894 году после реформы, когда сама АХ разделилась на 2 ведомства: собственно академию и ВУЗ при ней. Сначала он учился под руководством В. Е. Савинского, затем И. Е. Репина. Более того, Кустодиев принимал участие в создании знаменитого полотна Репина «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года». Он написал примерно треть. Выпускной работой художника стало полотно «На базаре». За нее он получил золотую медаль, дававшую возможность отправиться на зарубежную стажировку за счет АХ. За границу художник отправился с женой и ребенком.

"На базаре"

Юлия Прошинская перед незаконченной картиной "На базаре"

В 1900 году Кустодиев с друзьями-художниками отправился писать этюды в Костромскую губернию. Он гостил в одном из имений и решил познакомиться с соседями. Ближайшее имение Высково принадлежало пожилым сестрам-англичанкам. Сестрам Грек Кустодиев не понравился, зато ему самому понравилась их воспитанница 19-летняя Юлия Прошинская. Судьба Юлии примечательна. Она родилась в бедной польской семье. Когда ее отец умер, мать осталась одна с пятью детьми на руках. Заниматься ими она или не могла, или не хотела. Юлию и ее сестру взяли на воспитание сестры Грек. Затем ее отправили учиться в Александровское училище при Смольном институте. После выпуска она работала машинисткой в одном из столичных комитетов, а лето проводила в имении Высоково у старушек Грек. Сначала завязалась тайная переписка, так как чопорные англичанки были скептически настроены по отношению к жениху-художнику и рассчитывали на более выгодную партию для воспитанницы. Осенью Юлия вернулась в столицу на работу, а Кустодиев на учебу, и они смогли видеться. Через три года пара обвенчалась, и вскоре родился сын, затем дочь. Второй сын прожил только 11 месяцев.

Портрет жены художника, 1903

"На террасе", 1906, Нижегородский художественный музей

Художник не раз писал портреты любимой жены. Свою семью он также изобразил на картине «На террасе». Чай разливает жена, которую Кустодиев звал Юлик, рядом сестра с мужем, их дети и няня. Как видим, супруга художника на пышнотелых кустодиевских дам совсем не похожа. Сам живописец утверждал, что стройные женщины на творчество его не вдохновляют. Но жизнь распорядилась так, что, когда Кустодиев был болен, именно супруга взяла на себя все заботы и помогла творить дальше. Значит, одна стройная женщина его все же вдохновляла.

"Утро (Юлия Кустодиева с сыном Кириллом)", 1904, Русский музей

Художник М. В. Добуржинский вспоминал о Кустодиеве так: «В 1913 г., осенью, я получил открытку от Кустодиева из Берлина. "Завтра ложусь под нож – будет операция, и я не знаю, останусь ли жив. Сегодня иду в "Kaiser Friedrich Museum" насладиться, может быть, последний раз Веласкезом и нашим любимым Вермеером". Операция была страшная. Два года он очень страдал от таинственных болей шеи и рук, провел почти год в горах, в швейцарском санатории, на подлинном "прокрустовом ложе", где ему варварски вытягивали шею, – и все напрасно. Но операция удалась – о ней писали в медицинских журналах: надо было вскрыть шейный позвонок и удалить опухоль на спинном мозге. Все эти мучения были лишь началом страданию всю его остальную жизнь – все последующие шестнадцать лет, потому что были еще две операции, такие же жестокие, и последняя привела к тому, что он был спасен для душевной жизни, но пришлось в силу каких-то хирургических соображений пожертвовать ногами, и, полупарализованный, он был уже пригвожден к креслу до конца жизни.

И вот на глазах знавших его происходило истинное чудо – именно то, что называется "победой духа над плотью". Он лишь как "сквозь щелку" видел то, что происходило в это время кругом. Сидя в своем кресле у окна с видом на синий купол церкви, он мог наблюдать свою улицу и все, что сменялось на ней, день за днем, год за годом – хвосты очередей, манифестации, как растаскивали на топливо последние деревянные дома Петроградской стороны, как ложился снег на крыши и распускалась весной зелень сквера. Его жена – единственная и незаметная его сестра милосердия – несла на себе все то, от чего он был избавлен своей болезнью, – все тяготы пайков, анкет и вечных хлопот. Эта невольная изолированность была огромным несчастьем для него как художника – в течение многих лет (и еще до революции) он совершенно был лишен непосредственных внешних впечатлений жизни: ни деревни, ни привлекавшей его всегда русской провинции. Поневоле он должен был питаться только запасом своих прежних воспоминаний и силами своего воображения – и память, фантазия и работоспособность его действительно были беспримерны... И что особенно поражало в этом, быть может, до болезненности жадном творчестве, точно он спешил исчерпать себя до конца, – это всегдашняя его тихая незлобливость и, что еще удивительнее, отсутствие всякой сентиментальности к ушедшему и горечи по утраченному для него. Точно он верил, что все то, что вставало в его воображении, реально существует где-то в мире, и потому нам так дорога была эта простая улыбка радости жизни, которая светилась в его творчестве. Ему было горше и печальнее, чем многим из его друзей, но от этой силы воли, горения и благодушия, которые мы видели у него, делалось как-то стыдно за собственную апатию. Кустодиев навсегда останется одним из моих самых светлых и благодарных воспоминаний этих лет. Если бывало очень тяжело, хотелось именно пойти к нему на далекую Петроградскую сторону, "поговорить о прекрасном", как мы шутя говорили, посмотреть на его городки и унести всегда запас бодрости, умиления и веры в жизнь».

"Провинция", 1919, Музей искусств Республики Казахстан

Последние годы жизни Кустодиев мог работать лишь 2-3 часа в день, часто из-за болей в руках лежа. Последней работой автора стала «Русская Венера». Из-за того, что у художника не было подходящего холста, он написал ее на обороте другой картины – «На террасе». Сейчас это двойное полотно хранится в Нижегородском государственном художественном музее. В 1984 года из-за прорыва труб в музее картина была серьезно повреждена, но ее смогли отреставрировать.

Борис Кустодиев был академиком АХ, известным портретистом, создавал костюмы и декорации в Мариинском театре и МХТ, а также иллюстрации к книгам, революционные плакаты. А еще на своих полотнах он сохранил тот мир, который навсегда перечеркнула революция. На них множество интересных деталей, достаточно точно передающих дух времени. Давайте присмотримся к картинам этого замечательного художника.

"Балаганы", 1917, Русский музей

С большой долей вероятности действие на картине «Балаганы» происходит либо во время зимних праздников, между Рождеством и Крещением, либо на Масленицу. На зимних праздниках строгий Рождественский пост уже был закончен. На Масленицу люди наоборот старались хорошо повеселиться перед следующим постом. Люди с удовольствием ходили в гости, отправлялись на народные гуляния, посещали многочисленные ярмарки и балаганы, которых в этот период открывалось особенно много. Было и другое излюбленное развлечение – катание на санях. Конечно, на них и в другое время ездили, но праздничные катания были особенными. Люди часто загружались большими компаниями и гоняли с ветерком, чаще за городом, но лихачили и на городских улицах. Иногда кто-нибудь на повороте мог вылететь и оказаться в ближайшем сугробе, но праздничного настроения это не портило (хотя травмы случались). Да и сами сани, как правило, были украшены. У людей состоятельных могли быть отдельные сани, которые весь год хранились именно для этих целей. Остальные пытались украсить обычные сани лентами, бубенцами и т. д. Именно такие нарядные сани можно увидеть на первом плане. Еще одна характерная деталь – изображение атлетов-силачей. В конце 19 века спорт вошел в моду, но отношение к борьбе и тяжелой атлетике было в первую очередь как к развлечению. Без силачей в то время не обходился не один цирк.

"Зима Масленичное катание", 1919, Музей-квартира Бродского

Похожий сюжет можно увидеть на картине «Зима Масленичное катание». В центре композиции праздничные сани с веселой компанией, тройка, увешанная бубенцами. Иногда парни приглашали прокатиться понравившихся девушек, и такую пару мы тоже видим. В консервативном дореволюционном обществе подобные катание тет-а-тет считалось сомнительным занятием, но во время праздников отношение было лояльнее. В это время люди часто пускались во все гастрономические «тяжкие», предаваясь пьянству и чревоугодию. Возможно, на это намекают вывески на здании в левой части полотна. Трактир, свиная голова (головы животных рисовали на лавках с мясной продукцией), надпись «сыр и икра» на стекле, и столько аппетитного на витрине. Автор оставил «пасхалку»: если присмотреться внимательнее, над витриной можно увидеть надпись «Б. Кустодиев 1919». Особенно отличались обжорством и обильными алкогольными возлияниями представители купечества. И их мы тоже видим на переднем плане справа. Таким образом художник собрал на одном полотне все праздничные клише.

"Вербный торг у Спасских ворот", 1917, Нижегородский музей

На картине «Вербный торг у Спасских ворот» изображена другая традиция. В Вербное воскресение проходили следующие после Масленицы праздничные гуляния. В народе их называли просто вербами. Практически в каждом городе открывались ярмарки, которые особенно любили дети. На ярмарках продавались сладости и игрушки, которых не было в другое время. Самая популярная игрушка – чертик в заполненной жидкостью стеклянной колбе, который мог подниматься и опускаться. Были еще разные фигурки, куколки, дудки и тому подобное. Взрослые могли купить что-то более серьезное, например, продукты к Пасхе, или лубочные картинки. Их, вероятно, продает парень на переднем плане. Обязательный атрибут праздничных ярмарок и гуляний – воздушные шарики. Первые подобные воздушные шарики появились в 1825 году в Лондоне, но массовым явлением они стали только в середине 19 века с внедрением каучука. В последней трети 19 века они в России использовались повсеместно. Дальше следовал еще более строгий пост на Страстной неделе.

"Троицын день", 1920, Саратовский художественный музей

Еще одно традиционное народной гуляние изображено на картине «Троицын день». Подобные гуляния устраивались повсеместно. В крупных городах обычно выделяли территории на окраинах или в ближайших пригородах. В Москве традиционно праздничные мероприятия проходили в Сокольниках. Люди стекались со всего города и часто гуляли всеми семьями или большими дружескими компаниями. При этом все старались принарядиться, чтобы на других посмотреть, и себя показать. Подобные праздники считались прекрасной площадкой для знакомств. В народе Троицу также называли Зеленой Пасхой и Пятидесятницей (50-й день после Пасхи). Дома украшали зеленью и березовыми ветками, а в церквях иногда ставили целые срубленные деревца, примерно как елки на Рождество.

"Ярмарка", 1906, Третьяковская галерея

Праздники и ярмарки – одни из главных тем художника. Ярмарки воспринимались простыми людьми как праздники. Если рынки и базары могли работать ежедневно, то ярмарки – по определенным дням, а некоторые крупные и вовсе раз в год. Для многих крестьян и мещан речь шла не только о вопросах купли-продажи, а о поводе встретиться с друзьями, пообщаться, познакомиться. Поэтому крестьянки одеты празднично, да и детей принарядили. Интересный персонаж – мальчик в левом углу. У него в руках предмет, похожий на папиросу, но это, вероятно, свистулька. Их на ярмарках продавали в большом количестве.

Еще одни частые герои – купцы и особенно купчихи. Одних только купчих за чаем Кустодиев рисовал минимум трижды

"Купчиха за чаем", 1918, Государственный Русский музей

"Купчиха", 1920

"Купчиха, пьющая чай", 1923

Купчихи – вообще колоритные персонажи. Про них ходило множество шуток, например, про их специфические вкусы в одежде, когда деньги на дорогие вещи есть, а воспитанного с детства вкуса и умения подобрать изысканный наряд нет. Они часто злоупотребляли косметикой, носили дорогие украшения «и в пир, и в мир». Среди них было много пышнотелых женщин. Это было связано и с образом жизни, и с представлениями о красоте. Среди купцов действительно было немало любителей дам с формами. Самая известная картина – «Купчиха за чаем». Моделью послужила баронесса Галина Адеркас, в то время учившаяся на медика. Но моделью ее можно назвать условно, так как в реальной жизни она была моложе и стройнее. После этого чаевничающих купчих художник рисовал еще минимум дважды, и все они укладываются в клише. Единственное, что не вписывается в стереотип о купеческих женах – то, что на картине 1920 года у женщины белые зубы. Ходило много шуток о том, что зубы у купчих часто черные. Они темнели от чая, а также от того, что многие из этих женщин были сладкоежками.

"Живописец вывесок", 1920

Еще одна интересная картина – «Живописец вывесок». Надо заметить, что в провинции создание вывесок было одной из основных статей доходов художников после написания портретов и особенно небольших портретиков на заказ.

"Осеннее гулянье", 1922, частная коллекция

На картина «Осеннее гулянье» - типичная улица провинциального городка. И судя по всему, одна из центральных, так дорога мощеная, а на окраинах дороги часто не мостили, а оставляли грунтовыми. Интересная деталь – тротуар. В большинстве случаев тротуары были в виде простых деревянных настилов. При этом делались они за счет собственников зданий, вдоль которых шла дорога. Собственники должны были и дальше отвечать за их состояние.

"Весна", 1921

Во времена Кустодиева ливневки уже были, но не везде, а где были, там часто забивались. Лужи по колено во время таянья льда и снега были обычным делом. А где-то случались наводнения из-за разлива рек. Встречаются упоминания о людях, подрабатывавших тем, что за небольшую плату переносили людей на себе через огромные лужи. Такие предложения можно было встретить, например, в Москве.

И еще несколько душевных картин