История нашего мира в художественной литературе. Часть 46. «Сотворение мира»⁠⁠

Всем привет!

Я ещё окончательно не решила, но, возможно, сегодняшнее произведение станет последним в рамках V-го века до н.э., поэтому о том, что творилось тогда в мире, я расскажу поверхностней, но шире, чем прежде. Так что сразу говорю, что будет «многа букаф».

И, к своему неудовольствию, вынуждена отметить, что произведений по Китаю эпохи Восточной Чжоу, в частности периода Сражающихся царств (475-221 до н.э.), я так и не нашла, не считая тех, что уже упоминала в прошлых постах. Если кто-то знает, то обязательно поделитесь. Впрочем, про V-й век, к моей радости, найти мне удалось. И потому для начала я расскажу о том, что происходило именно там с VII по III-й века до н.э.

О том, как всё держалось на идее защиты интересов дома Чжоу и «центральных государств» в ранний период Чуньцю (Вёсен и Осеней), я говорила тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 38. «Хроники царств Восточной Чжоу». Однако эта идея, похоже, не долго вдохновляла владык удельных княжеств, и постепенно они начали поглощать и завоевывать своих более маленьких и слабеньких соседей. Так что самих княжеств стало меньше, но они были уже больше. Так что к V-му веку их количество сократилось до четырнадцати. Конечно, если не считать Юэ и У, которые лежали на юге и считались варварскими, что, пожалуй, и логично, потому что народы юэ считают предками вьетов.

В политическом плане тоже произошли перемены: вместо неограниченной власти вана возник институт князей-помощников, которые защищали и помогали вану, нередко манипулируя его решением. При этом князья-гегемоны действовали самостоятельно, не советуясь с чжоускими ванами или пренебрегая их мнением, когда дело касалось завоеваний соседних территорий. Поначалу, в VI-м веке, ещё предпринимались попытки на съездах как-то урегулировать эти моменты, и на этих съездах даже заключались длительные перемирия, но только за тем, чтоб тот, кто восстановился быстрее остальных, побольнее ударил.

При этом в крупных княжествах (царствах) дела зачастую шли очень даже неплохо, и развивались и экономика, и культура. Именно во времена Чуньцю жили такие известные философы и религиозные деятели как Кун Фу-цзы (он же Конфуций), Лао-Цзы и Сунь-цзы, известный, прежде всего, как стратег и автор «Искусства войны». Полезная работа в те времена и в том месте.

Потому что через четыре примерно года после смерти Конфуция наступил 475-й год до н.э., который принято считать началом периода Чжаньго. Собственно, по поводу начала периода Чжаньго среди историков существует два мнения. Одни считают начальной датой прекращение летописей Чуньцю и Цзочжуань и смерть Конфуция, т.е. примерно 475 год до н. э., другие отсчитывают от 403 года до н. э., от окончательного распада сильного царства Цзинь: в царстве Цзинь ещё в VI-м веке до н.э. начались междоусобицы, которые привели к его распаду на три царства – Чжао, Вэй и Хань, да и в других местах накопились противоречия между аристократическими родами, которые в дальнейшем вылились в кровавые войны периода Сражающихся Царств. Кстати, на тему этой междуусобицы в Цзинь есть знаменитое произведение – пьеса эпохи Юань «Сирота из рода Чжао».

В период Сражающихся царств (Чжаньго) начался полный махач всех со всеми, и царства мало того, что продолжали расширяться за счет менее успешных соседей, сокращая число самих княжеств (к 260-му году их оставалось уже всего девять), так ещё и окончательно утратили уважение к правящему дому Чжоу и стали внаглую именовать себя ванами, да ещё и формировать дворы наподобие чжоуского в своих столицах. Поэтому в этот период действительно справедливо говорить именно о царствах. На фоне творящегося треша, однако, продолжался прогресс: усилилась урбанизация, в обиход стали массово входить железные орудия и оружие, началось освоение новых территорий, развивались товарно-денежные отношения, возникли новые философские течения и получали новых ярких представителей старые (Мэн-цзы, Мо-цзы, Шан Ян и другие), а армии стали разрастаться, благодаря тому, что регулярное войско стали формировать и с привлечением рекрутов. Так что в этот период сражения приобрели уже ощутимый размах, и жертвы, если верить китайским историкам прошлого, порой шли на десятки, а то сотни тысяч. И особенно отличалась тут армия Цинь (одна только история про битву при Чанпине в 260-м году до н.э. между Чжао и Цинь чего стоит). Чем всё это закончилось, думаю, многие знают. Я об этом расскажу в другой раз.

Про Индию я кое-как рассказала в прошлом посте (История нашего мира в художественной литературе. Часть 41. «Сиддхартха»), не упомянув, впрочем, о том, как знаменитого царя Бимбисару из династии Харьянка сверг его собственный сын Аджаташатру (492-460-й годы до н.э.), который, несмотря на симпатии его отца к буддизму, начал вести весьма агрессивную политику, захватывая окрестные махаджанапады и расширяя тем самым Магадху. В частности, его жертвами стали республика Вайшали, королевство Кошала и союз Вриджи. Его сын Удайин (или Удаябхадра, ок. 460-444 до н.э.) заложил фундамент знаменитого города Паталипутра и позже перенес туда столицу из Раджагрихи. Этот правитель тоже плохо кончил, хотя мнения о том, как именно, разнятся, и, будучи бездетным, не оставил наследника. Его приближенные выбрали новым правителем Махападму Нанда, который и стал основателем династии Нанда, которая в IV-м веке до н.э. владела практически всей Северной Индией. Хотя династия Харьянка, судя по всему, пресеклась позже, просто в какой-то момент произошел раскол, и одной частью бывшего единого государства правили представители Нанда, другой – последние три правители из династии Харьянка, а потом Шишунага. Как-то так.

В Персии после Ксеркса правил его сын Артаксеркс I (465-424-й до н.э.), о временах которого обычно рассказывают с ракурса истории об Эсфири (Эстер), которая спасла еврейский народ. Он был младшим сыном Ксеркса, и считается, что пришёл к власти после того, как в августе 465 года до н. э., в результате придворного заговора, возглавляемого начальником дворцовой стражи Артабаном и евнухом Аспамитрой, были убиты его отец и старший брат Дарий. Хотя есть и другие версии этого события. В годы его правления произошло восстание в Египте в 460-м году до н.э., причем в эту долгую историю вовлечены оказались и Афины, хотя им и без того было чем заняться: ещё не завершились Греко-персидские войны (500-449 до н.э.), а впереди маячили махачи со Спартой. У них вон, Кипр ещё был персидский. Кстати, они об этом вспомнили в 449-м году до н.э. Закончилось всё, впрочем, в том же году Каллиевым миром. После этого Артаксеркс проправил ещё 25 лет, а после его смерти произошло странное.

Есть мнение, что около полугода-года в 424-423-х годах страной правили сразу три царя (Ксеркс II, Секудиан и Дарий), что означало временный раскол, и так, пока Дарий II (423-404 до н.э.) не навёл порядочек. Ну, то есть как навёл…Временно вернул стране какое-никакое единство. Правда, время его правления характеризуют как довольно нестабильное, где имело место усиление влияния придворной знати, и, как следствие, интриги, дворцовые заговоры и децентрализация.

Обо всём этом и многом другом написано во много вместившем в себя сегодняшнем романе:

«Сотворение мира» Гора Видала

Время действия: VI-V века до н.э., ок. 513-445 до н.э., и самый конец переносит нас примерно в 404/403-й год до н.э.

Место действия: Эллада, Персия, в том числе Вавилон как одна из сатрапий и другие подконтрольные Ахеменидам территории, Махаджанапады (Шурасена, Кошала, Магадха) на территориях современных Пакистана и Индии, царства Восточной Чжоу последних лет эпохи Чуньцю – царство Цинь, владения вана Чжоу, царство Лу. Путь, очевидно, пролегал также через царства Цзинь и Вэй.

Интересное из истории создания:

Юджин Лютер (Луис) Гор Видал (1925-2012) – американский писатель, эссеист, кино- и театральный драматург, чьи произведения в США уже считаются классикой, и который приобрел широкую известность не в последнюю очередь благодаря своей политической и социальной активности.

Родился он в городе Уэст-Пойнт (штат Нью-Йорк) в семье авиаинструктора военной академии Юджина Лютера Видала, который как раз в 1925-м году основал авиакомпанию Trans World Airlines (TWA), просуществовавшую до 2001-го года, когда произошло её объединение с American Airlines. Так что неудивительно, что жизнь у тогда ещё просто Юджина Лютера Видала (которого по ошибке при рождении записали как «Юджина Луиса», потому что будто бы его отец «не помнил точно, как пишется его собственное имя: Юджин Луис или Юджин Лютер») задалась с самого начала – он учился в Нью-Мексико и в Вашингтоне, потом продолжил образование в престижной Академии Филлипса в Эксетере (штат Нью-Гэмпшир). Окончил он её в разгар Второй мировой войны, и был призван в резерв армии США, а потом проходил службу на флоте в Беринговом море. Армейские впечатления легли в основу дебютного романа писателя «Уилливо» (1946), озаглавленного по названию ураганного арктического ветра уилливо, сводящего с ума матросов, героев книги.

И, может, он бы не стал так широко известен, если б не начал писать ярко и с вызовом на запретные и болезненные для некоторых обществ темы. Хотя поначалу это принесло ему только проблемы, и он перешел с прозы на пьесы. С антивоенной тематикой. В пятидесятых, в США, ага. Ну, я не зря сказала, что жизнь у него задалась с самого начала, так что публику он эпатировал, но без юридических последствий для себя, и пробовал себя много и в разном. Помимо пьес и художественной прозы, он также писал документальную прозу, и даже под псевдонимами (в том числе, было дело, писал под женским именем).

Кстати, «Гор Видал» – тоже своего рода псевдоним, поскольку Видал – его собственная фамилия, а Гор – девичья фамилия его матери, дочери известного американского юриста и политика Томаса Прайора Гора, известного противника участия США в любых военных конфликтах, не касающихся страны напрямую.

Ещё в 1950-х Гор Видал стал интересоваться древними личностями и событиями в рамках своего творчества, и в 1964-м, например, был издан его роман «Юлиан Отступник» о последнем языческом императоре Рима Юлиане II. А вот роман «Сотворение» (в оригинале именно так – «Creation»), название которого для большей ясности переводят как «Сотворение мира», был впервые издан в 1981-м году, а в 2002-м переиздан в отреставрированной версии, в которой автор восстановил четыре главы, выкинутые прежде редактором, и добавил краткое предисловие, объясняющее, как так получилось, и почему он решил это исправить. В своем предисловии Гор Видал писал, что эту книгу «можно считать «ускоренным курсом» сравнительного религиоведения, поскольку по ходу повествования герой с каждым из религиозных и философских деятелей (кроме Сократа), с которыми столкнулся, обсуждает их взгляды». Главный вопрос, интересовавший героя этой истории, Кира Спитаму – это вопрос о том, как возник мир, был ли он сотворен, и, если да, то кем и как.

О чём:

Кир Спитама к 445-му году уже 75-тилетний ослепший старик, которому новый персидский царь, Артаксеркс I, не дал спокойно провести остаток жизни в так любимых им Сузах и отправил в качестве посла в Афины, где всё очень неспокойно. Сопровождал его в Афинах племянник по имени Демокрит, его младший родич по материнской линии. В Афинах старик Кир выслушал выступление Геродота и остался, мягко говоря, недоволен его изложением истории греко-персидских войн, о чем в не самых деликатных выражениях позже заявил именно Демокриту, который предложил ему «сделать лучше» и взял на себя труд записать рассказ почтенного родственника.

И вот мы выходим на изначальную точку жизни Кира Спитамы и узнаём, что тот приходился внуком самому Заратуштре, который погиб у него на глазах. При этом его мать была гречанкой из Ионии и рано овдовела. Именно эти обстоятельства и стали причиной переезда семилетнего Кира и его матери из захолустной Бактрии в Сузы, южной столицы Персидской империи Ахеменидов, где через несколько лет юный Кир одной своей выходкой привлек внимание царицы Атоссы, а спустя ещё несколько лет сдружился с её сыном, будущим царем Ксерксом.

Будучи уже юношами они вместе с Мардонием, двоюродным братом Ксеркса (и будущим персидским генералом) некоторое время приключались сначала в Вавилоне, потом в Малой Азии, а потом как-то раз царь Дарий позвал к себе Кира и, ссылаясь на послание царя Бимбисары (да-да, того самого), дал наследнику великого Заратуштры внезапное поручение – отправиться на разведку и для налаживания связей в индийские земли, не принадлежащие Персии, да заодно узнать про более дальние страны, например, про те, что лежат за «Обителью Снегов», горной цепью Хималая.

Поначалу Кир, можно сказать, даже флегматично отнесся к этому поручению, но по ходу дела втянулся и, так как Дарий любил использовать в своих целях религию, не упускал ни одной возможности вдоволь наобщаться с местными религиозными авторитетами, в числе которых были и видные проповедники джайнизма и буддизма. А там он и сам не заметил, как стал всё больше вовлекаться и в политические события…

Отрывок:

Вообще в этом романе хватало красивых описаний и интересных философских рассуждений, поэтому выбрать что-то одно снова затруднительно. И, поскольку меня здесь в наибольшей степени занимали истории из Индии и, в особенности, Китая, я решила процитировать сразу несколько отрывков:

«…Однажды ясным утром жизнь моя переменилась снова, совершенно по воле случая, если нашей судьбой правит это единственное из признаваемых греками божество.

Я сидел скрестив ноги в дальнем конце класса и, как всегда, старался казаться невидимым — обычно мне это удавалось. Маг-наставник утомлял нас каким-то религиозным текстом, не помню, каким именно. Возможно, одним из тех бесконечных гимнов плодовитости Анахиты, которую греки называют Афродитой. При дворе прекрасно знали, что Атосса поклоняется Анахите, и маги всячески ублажали эту богиню.

По знаку учителя класс завел благодарственную песнь Анахите. Запели все, кроме меня. Когда предлагалось вознести хвалу тому или иному божеству, я хранил молчание, а маги-учителя делали вид, что не замечают меня. Но это утро было не таким, как все.

Маг вдруг прекратил свои завывания и стоны. Класс тоже замолк. Старик посмотрел на меня в упор. Случайность это была или рок? Я никогда не узнаю. Знаю лишь, что я воспринял тот взгляд как вызов. Я встал. Я был готов к… не знаю к чему. Наверное, к бою.

— Ты не пел с нами гимн, Кир Спитама.

— Да, маг. Не пел.

Удивленные лица повернулись ко мне. Милон разинул рот да так и застыл. Я держался крайне непочтительно

— Почему?

Я принял позу, какую тысячи раз принимал мой дед перед огненным алтарем в Бактре: одна нога чуть впереди другой, а руки ладонями вверх протянуты перед собой.

— Маг! — Я изо всех сил пытался копировать голос Зороастра. — Я поклоняюсь только бессмертному, лучезарному солнцу на быстроногом коне. Ведь когда оно восходит по воле Мудрого Господа, земля очищается. Бегущие воды очищаются. Очищаются воды в колодцах. Очищаются стоячие воды. Все священные создания очищаются.

Маг сделал жест, оберегающий его от злых духов, а мои одноклассники взирали на меня, побледнев от страха. Самый тупой понял, что я призываю в свидетели солнце с неба.

— Не взойди солнце, — начал я заключительную часть молитвы, — и злые духи уничтожат все в материальном мире. Но кто поклоняется бессмертному, лучезарному солнцу на быстроногом коне, тот устоит против тьмы, и против демонов, и против незримо надвигающейся смерти!..

Маг бормотал заклинания, чтобы уберечься от меня. Но я не мог остановиться, даже если бы захотел. Громким голосом я направил против Лжи Истину:

— Если ты на стороне Ахримана и всего злого, я молю солнце уничтожить тебя первого во время долгого владычества…

Я не успел закончить проклятие. Маг с воплем бросился прочь, за ним остальные…»

(Про Персию времен Дария I)

«…Когда мы встретились с Махавирой, ему, похоже, было далеко за семьдесят. Это был приземистый, толстый мужчина с высоким резким голосом. Он почти не смотрел на собеседника, когда говорил, и это меня смущало. Я вырос при дворе, где было запрещено смотреть на царственных особ, поэтому, если кто-то старается не смотреть на меня, я чувствую себя то ли царем, то ли… Кем? Самозванцем?

— Добро пожаловать, посол Великого Царя Дария. Добро пожаловать, внук Зороастра, говорившего от имени Мудрого Господа, если кто-то в самом деле говорил от его имени.

Мне понравилось, что Махавира знает меня, и не понравилось это его «если кто-то в самом деле…». Он что, хотел сказать, что Зороастр не был пророком? Вскоре все выяснилось.

Я жестом, в изощренной индийской манере, приветствовал Махавиру, а Карака в знак почтения облобызал ему ноги. Мы сели на край ковра. За занавеской в унисон пели какой-то гимн.

— Я пришел учить людей истине Мудрого Господа, — сказал я.

— Если кто-то способен к этому, уверен — это ты.

И снова полуулыбка человека, который знает или думает, что знает больше других. Сдержав раздражение, я спел для него один из Зороастровых гимнов.

Когда я закончил, Махавира произнес:

— Существует много богов, как есть много людей и много москитов.

И как раз большой москит медленно описал круг над его головой. Как джайн, Махавира не мог отнять у него жизнь. Как гость джайна, я решил, что тоже не могу. И как назло, москит в конце концов сел мне на тыльную сторону руки и напился моей, а не его крови…»

(в Магадхе около 493-го года до н.э.)

«Столица Лу напомнила мне Лоян. Конечно, все китайские города в известной степени похожи. На удивление узкие, извилистые улочки, шумные рынки, тихие парки с алтарями Небу, Дождю и Земле. Город Цюй-фу древнее Лояна и весь пропах горелым деревом — результат пяти веков постоянных пожаров. В то время я еще не знал, что Лу считается захолустьем среди таких государств, как, например, Ци, чья столица вызывала у китайцев трепет, как у нас в свое время Сарды. Зато правитель Лу был потомком легендарного Даня, чье имя в Китае у всех на устах подобно имени Одиссея в разговорах греков. Но в то время как Одиссей прославился хитростью, на удивление благородный и самоотверженный Дань является не только образцовым китайским правителем, но и образцовым благородным мужем — эта категория придумана или введена в обиход Конфуцием. Хотя в большинстве своем благородные мужи относятся к сословию ши, не все ши — благородные мужи. Благородное или приличное поведение — вот конфуцианский идеал. В свое время я попытаюсь объяснить, в чем оно заключается.

Что бы важное Конфуций ни сказал, он неизменно приписывает это Даню. И всегда добавляет:

— Я только передаю то, чему меня научили. Сам я ничего не придумываю.

Полагаю, он сам верил своим словам, и в какой-то степени они, наверное, соответствовали истине. Ведь все уже было когда-то сказано, и если кто-то хорошо знает древние писания, то всегда может найти достойный повод для своего поступка — или афоризм.

Две недели спустя после моего переезда во дворец Цзи война между Лу и Ци закончилась. Жань Цю и Фань Чи одержали замечательную, то есть неожиданную, победу. Они даже умудрились захватить город Лан по ту сторону границы. Докладывали, что и Ян Ху, и коменданта Би видели сражающимися во вражеском войске против своих соотечественников. В этом отношении китайцы похожи на греков. Верность своим интересам ставится выше патриотизма.

Демокрит дерзит мне. Он спрашивает о тех персидских авантюристах, что свергали Великих Царей, которым сами же клялись в верности. Это не совсем удачное сравнение. Правда, и мы отдали свой долг узурпаторам. Но я не припомню случая, чтобы обиженный высокопоставленный перс когда-либо присоединился к иноземному войску, вторгшемуся в его страну…»

(В царстве Лу около 480-го года до н.э.)

«Демокрит учтиво напоминает, что я снова отвлекся. Я же напоминаю ему, что после многочасового слушания Геродота не могу больше следовать логике и рассуждать последовательно. Он прыгает как кузнечик от события к событию. Я просто перенял его манеру.

С Фукидидом мы побеседовали в вестибюле Одеона.

— Надеюсь, запись всего, что мы тут услышали, будет отослана в Сузы.

— Почему бы и нет? — Я был туп и вежлив, как примерный посол. — Великий Царь обожает сказки. У него страсть ко всяким небылицам.

Очевидно, мне не хватило тупости…»

(Афины около 445-го до н.э.)

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Если начать это читать, оторваться уже не так-то просто – видно руку мастера: яркие описания, философские рассуждения и приключения соседствуют с иронией, сарказмом и афоризмами («В этом старом мире нет ничего нового, кроме нас самих»). При этом, хотя сам Гор Видал в 1981-м году ещё не дотягивал до старика, ему здорово удалось передать стариковскую манеру рассказывать о своей жизни. Как читателя меня это поначалу немного сбивало, но как автор я ход оценила по достоинству.

И для меня этот роман стал настоящей находкой благодаря тому, что охватывал практически весь цивилизованный мир той эпохи (во всяком случае те страны, о которых мне бы хотелось поведать в первую очередь) и нет-нет да рассказал о положении дел в Греции в течение практически ста лет, т.е. охватив почти полностью весь V-й век до н.э.

Кроме того, я полностью согласна с тем, что этот «Сотворение мира» можно назвать ««ускоренным курсом» сравнительного религиоведения», хотя рассуждениям на религиозные и философские темы, на мой взгляд, там несколько не хватало глубины. С историчностью тоже не всё было гладко, особенно в том, что касалось Китая. Да и само путешествие из Персии на территории Восточной Чжоу выглядит довольно-таки сильным допущением (особенно с учётом маршрута). Хотя оно представляется возможным, всё-таки кажется маловероятным, что подобные контакты имели место. Во всяком случае, я о связях между востоком и западом Азии до времен Западной Хань ничего не нашла. Тем не менее проблемные моменты в глаза не слишком сильно бросаются, особенно читателю менее дотошному, чем я, задумка авторская ясна, и по поводу некоторых вещей (вроде названий) автор предупредил ещё в предисловии, так что погрешность в рамках нормы, и с этим романом я однозначно рекомендую ознакомиться, потому что это отличная история не только о путешествиях, но и духовно-философских поисках.  

Список прошлых постов, как обычно:

Часть 1 (XXXI-ХХХ вв. до н.э.). История нашего мира в художественной литературе. Часть 1. «Листы каменной книги»

И самый полный перечень других частей от 1 до 16 в конце:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 16. «Война в Фивах»

Перечень частей от 17 до 30:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 30. «Царь Давид»

Перечень частей от 31 до 44:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 44. «Обесчещенная Лукреция»

Часть 45: История нашего мира в художественной литературе. Часть 45. «Турмс, бессмертный»