Серия «Несколько дней в стране чудес»

Все сидели так же небольшими группами, как и вчера. Они играли, разговаривали, смеялись. Днём они пошутили, сказав, что я сегодня должен буду дежурить, чтобы никто из пижамников не зашёл к нам в палату, пока все спят. Я сразу понял, что это шутка, но подыгрывать я не гнушался. Я говорил, что сделаю пику из карандаша и встану на дежурство в два часа ночи, только пусть они меня разбудят в это время. Это было весело, особенно забавляла «предыстория» этого дежурства: парень по кличке Смерть, – когда мне это рассказывали, я не смог сдержать смех, – который лежал там до меня, – и спал на моей же кровати, к слову, – придумал это дежурство после того, как ночью к ним забрёл один пижамник и хотел что-то им сделать. Ох, вечером они мне сказали, что всё это шутка, и я ответил, что понял это ещё в самом начале. В общем, все сидели и занимались своими делами. А я сидел и читал, ожидая отбоя. Но вдруг Степан прервал моё чтение:

– Рома, расскажи что-нибудь, – сказал он.

Я не люблю, когда люди так говорят. Я могу рассказать то, что ему будет неприятно или неинтересно слушать, ибо я не знаю, чего он хочет. В таких случаях я прошу более конкретного запроса.

– Что, например?

– Ну, не знаю... Тебе делали операцию когда-нибудь? – спросил он.

Мне делали операцию, поэтому, утвердительно ответив ему, я закрыл книгу, встал с кровати, надел тапочки и направился к его кровати.

– Аппендицит вырезали или ещё что-нибудь? – спросил Степан.

– Нет, мне вырезали кисту, – ответил я.

Услышав незнакомое слово, он попросил рассказать его значение, а вместе с ним заинтересовались и другие люди.

– Ну, это такая штука, что-то вроде пузыря, который наполнен какой-либо жидкостью внутри, – я старался говорить максимально доступным языком.

– И где у тебя была эта киста? – ещё более заинтересованно спросил Степан, а другие люди оставили свои дела и начали слушать меня.

Я не очень стесняюсь рассказывать об этом заболевании, от которого я давно избавился, ибо это всего лишь болезнь, да и коллектив меня окружал мужской, который не боится таких слов:

– В мошонке, – ответил я, предугадывая улыбку и глупые вопросы.

– Как так? В волосах, что ли? – спросил кто-то из них.

Мне пришлось рассказывать людям мужского пола о том, что такое мошонка.

У меня часто получается развить из одной темы несколько других, если разговор не ограничен никакими условными рамками, и это был как раз тот случай. Я рассказал им о том, как я неделю лежал в урологическом отделении, о том, кто со мной лежал, какие у них были заболевания, рассказал про эти заболевания. Они были удивлены, услышав про гидроцеле – водянку оболочек яичка; про перекрут или заворот семенного канатика яичка; про варикоцеле, что как варикоз на ногах, только на мошонке; и даже услышав про обрезание они удивились. Ох, и тогда я рассказал им больше про обрезание. Это было похоже на лекцию, и это было забавно: все ребята разлеглись по своим кроватям, слушая меня, словно на уроке, задавали интересующие их вопросы и с интересом слушали ответы на них, а я стоял, словно у кафедры, рассказывая им то, что им интересно. Как они удивлялись, ужасались и веселились, когда я рассказывал про процедуру обрезания и про её значение. И ничего удивительного, ведь они слышали всё это в первый раз. Наверное, лишь Борис знал хоть что-то о той теме, что я рассказывал, и поэтому слушал с меньшим интересом.

Закончив тему болезней мужского полового члена, я сообщил им, что готов рассказать им что-нибудь по интересующей их теме, если знаю в ней хоть что-то. Ох, они выбрали тему, касающуюся половых сношений. Я не был удивлён. Они согласились на то, чтобы я немного рассказал им про обобщённую структуру женского влагалища, его строение и про значение клитора. Прямо урок биологии в старших классах. Закончив эту тему, они попросили меня рассказать про наркотики. И тут я не был удивлён вновь: удовольствие для многих играет огромную, чуть ли не главную роль в жизни, и цели людей обычно бывают направлены на получение удовольствия и удовлетворения. Это нормально, и поэтому я не удивился. Для этих ребят удовольствие было чуть ли не главной вещью в жизни. Ну прямо неосознанный гедонизм. Так что совсем не стоит удивляться, когда они спрашивают про такие темы, как половой акт, алкоголь и наркотики.
Они спрашивали у меня про разные вещества, про их эффекты, про последствия. Я дал им ясно понять, что никогда ничего не употреблял, а лишь имею сведения, которые получил из описаний, которыми делились через Интернет люди, имевшие такой опыт. Тут и раскрывались некоторые их «секреты»: почти все курили или иногда курят гашиш, «натуралку», «миксы», – мне даже был предложен рецепт микса, но я отказался, – некоторые употребляли насвай. Все пили часто алкоголь, и пара человек однажды пускала себе по вене фен, – имелся в виду амфетамин, насколько я помню, – и крокодил, т.е. дезоморфин. К слову, рассказывая про дезоморфин, я рассказал о том, что обычно ищут те, кто его изготавливают: содержащие кодеин лекарства, кристаллический йод и красный фосфор. Это не полный список того, что входит в его состав, и я не знаю инструкций для его приготовления, но всё же один из ребят заполучил запись в тетрадь, в которой были перечислены эти вещества. Ох, наверное, в тот вечер я повлиял на наркоторговлю в его городе. Надеюсь, что всё же нет, ибо то было просто развивающая кругозор лекция с доступной в открытых источниках информацией. Забавно, но он действительно хотел узнать у меня способ приготовления дезоморфина, хоть я и сказал, что эти представления основаны не на записках наркоманов и «поваров», а на собственных доводах и поверхностной информации именно о дезоморфине. Рецепт по итогу я ему не дал – просто потому что не знал его.

Потом, после ещё пары тем про ЛСД и вещества в общем, – мы с Борисом также успели обсудить интересную тему о применении ЛСД для лечения кластерных головных болей, – я перебрался на свою кровать. Атмосфера смешанных подростковых гормонов, гедонизма, возрождённой на некоторое время тяги к знаниям и недиагностированных психических расстройств этих людей, улетучилась. Общались и рассказывали что-то своё уже все, а не только я. Ребята также начали отжиматься, опираясь на рамы двух кроватей. По очереди: сначала каждый отжимается по десять раз, затем по двадцать, затем по тридцать и так до ста. «Здесь очень много свободного времени, - сказал Борис. – Почему бы не потратить его также и на развитие своего тела?» Но я от его предложения вежливо отказался, сославшись на один из физических недугов. Попутно они рассказывали о своих «первых разах» и про свою личную и половую жизнь в целом. Ягодные кусты из рассказа Степана про его первый раз хорошо отпечатались в моей памяти... Наблюдая за всем этим, я обнаружил себя в удивительном социальном симбиозе: теоретик я и практики они. Я знаю о наркотиках больше, но употребляют их они. Я знаю об устройстве женского влагалища и мужского полового члена больше, но вводят одно в другое они. Меня не очень это смущало. Даже немного забавляло. Мои интересы, ранее не особо пересекавшиеся с интересами моего окружения, пересеклись с их интересами. И это, наверное, даже немного нас породнило. Хотя бы в моих фантазиях. Хотя стоит отметить, что наверняка моему окружению тоже было это интересно. Просто они выражали свой интерес не так открыто.

Но тем временем часы уже подходили к девяти вечера, прозвучала команда об отбое, был выключен свет в палате. Кто-то разделся и лёг в кровать, кто-то пошёл покурить, а я остался смотреть на небо. Оно имело коричневатый оттенок, ибо тучи затмили его и в них отражался свет от города. А ещё вчера я украдкой смотрел на небо, и оно было чистым. Я видел звёзды, видел, – как мне показалось, – Сириус. Об этом я сообщил Борису. А также о том, что Сириус – ярчайшая звезда ночного неба. Завязался небольшой спор, в котором утверждалось, что ярчайшая звезда ночного неба – Полярная звезда, но я стоял на своём, ибо знаю, что Полярной звездой является альфа Малой Медведицы, а не Сириус. Ведь Сириус и является самой яркой звездой на ночном небе, а Полярная звезда – нет. Ох, это было забавно и походило на детский спор. Я был готов подтвердить свои слова любым документом типа атласа звёздного неба или чего-то в таком духе, но тогда в нашем расположении таких вещей не было. Но всё же он сказал, что подумает над моими мыслями.

Вскоре и я разделся и лёг на свою кровать, расправив её. В этот раз перед сном было меньше веселья. Наверное, они обдумывали то большое количество новой информации, что поступило сегодня в их головы. Надеюсь, что они обдумывали. Ну, а я не мог заснуть, ибо переживал за тех, кого я люблю. Каждый вечер на меня находили такие переживания. Но я постарался успокоить себя различными мыслями и вскоре заснул. Ночь была холодной, поэтому я проснулся посреди ночи от холода. Мне пришлось надеть футболку, штаны и носки, чтобы спокойно уснуть. В коридоре горел свет, санитары смотрели телевизор, на улице светил яркий фонарь, Коля немного лунатил, атмосфера смешанных подростковых гормонов и психических расстройств улетучилась – на всё я обратил внимание, пока не провалился в сон. Так закончился второй день.

Если кто-то задался вопросом о том, почему я так много знаю о наркотиках, что смог провести почти лекцию по ним – где-то в четырнадцать-пятнадцать лет я попал под воздействие где-то романтизирующего, где-то просто вызывающего интерес изображения наркотиков, наркомании и быта наркоманов в массовой культуре, – фильмы типа «На игле», «Аптечный ковбой», «Заводной апельсин», «Беспечный ездок» (да, я чаще всего смотрел старые или хотя бы не новые фильмы), некоторые песни групп типа Jefferson Airplane, The Doors, The Sonics, Iron Butterfly и вообще вся эта тусовка психоделических рокеров из 60-70-х (да, подход к музыке у меня был похож на подход к фильмам), сериалы типа «Во все тяжкие», компьютерные игры… В общем, я думаю, вы понимаете, о чём я. Трудно отрицать большую роль наркотиков в массовой культуре, обилие их изображений и упоминаний. Лично у меня, на фоне саморазрушительных тенденций, это привело к почти бесконечному чтению о веществах: каждый вечер каждого дня каждой недели на протяжении многих месяцев я так или иначе узнавал что-то новое о наркотиках или повторял уже полученную информацию. Хорошо, что я, как было упомянуто выше, больше теоретик, нежели практик, и всё вылилось просто в то, что я что-то знал о составах, истории, эффектах множества веществ или хотя бы просто знал их названия. А ведь кто-то больше практик…

Этой небольшой историей я не пытаюсь критиковать массовую культуру в провоцировании у людей интереса к наркотикам и подталкиванию их к началу употребления. Эта тема весьма сложная и не такая уж и однозначная. И сейчас я о ней немного порассуждаю. И если кого-то корёжит от рассуждений о вреде табака, алкоголя и наркотиков, если кто-то устал от таких тем или просто не хочет о них читать, то предлагаю пропустить следующие курсивные абзацы и перейти к одиннадцатой главе.

Когда речь заходит о подобных проблемах, то кто-то скажет, что нужно срочно всё запретить. А кто-то другой скажет, что нужно наоборот давать как можно больше свободы, а естественный отбор заберёт кого надо. Но это две крайности, каждая приводящая только к плохому, а в длительной перспективе к вещам ещё менее приятным. Цензура никогда не была полезной для искусства, и где запрет одного, там маячит и запрет другого. Подпольные рынки «запрещёнки» будут процветать, она всё равно так или иначе будет доступна всем желающим, в то время как «официальному» искусству придётся сталкиваться со всё новыми препятствиями и помехами на пути попытки сделать вклад в культуру. А спихивание ответственности на естественный отбор приведёт к тому, что до того, как этот самый естественный отбор заберёт кого надо, эти «кто надо» успеют наворотить дел и подпортить жизнь многим окружающим.

С одной стороны, конечно, изображения наркотиков и их употребления сродни изображениям сигарет и курения и алкоголя и выпивания. А это в некотором смысле нормализация таких вещей. Видя, что во множестве фильмов множество импонирующих им героев курят и пьют, неокрепшие умы наверняка более склонны к решению, что это нормально (да ещё и нравящийся им персонаж это делает!), и их потенциал начать пить и курить повышается. Я лично знаю людей, на чьи решения в пользу курения и употребления алкоголя повлияли фильмы, сериалы и музыка. Стоит вспомнить только образ ковбоя Мальборо, который очень неплохо поспособствовал продажам сигарет. А после стоит представить, что в большинстве фильмов есть свой «ковбой Мальборо», изменённый под стать фильму, и намеренно или нет, но влияющий на определённую группу лиц, которым он нравится. Ковбой Мальборо теперь для каждого свой. «Личный ковбой» на любой вкус и цвет, любого настроения, статуса, профессии и отношения к жизни: успешный бизнесмен, крутой мачо, суровый бандит, военный-герой, озорной душа компании, безумный артист, роковая женщина, смелый искатель приключений, мужественный мужик; меланхоличный социофоб, философствующий отброс, застенчивый девственник, офисный планктон, среднячковый средняк, падающий на дно дегенерат, мрачный злодей, герой трагедии, сходящий с ума неврастеник; бунтарь, творец, любовник… Перечислять можно долго. Но не надо. Суть одна и вполне ясна. С наркотиками дело, конечно, обстоит немного иначе, нежели с сигаретами и алкоголем, поскольку сигареты и алкоголь являются нормой не только в проявлениях массовой культуры, но и в культуре самой по себе: пьют и курят что в произведениях искусства, что и в реальности вокруг человека. Наркотики же не являются нормой в культуре, а люди, в большинстве своём, обычно не растут в окружении одних только наркоманов, и редко так бывает, что человек вырастает с таким же терпимым отношением и как минимум нейтральными взглядами на наркотики, как к табаку и алкоголю. Но я считаю, что также огромную роль играет ореол «запретного плода», которого хочется отведать только потому, что он запрещён. Наивное детское отношение к подобным вещам часто сохраняется у молодёжи, ведя их к первому употреблению. И хоть сейчас, например, по телевизору (да, я смотрел телевизор в 2к23) во всех фильмах и передачах замазывают все «плохие» субстанции и предметы, а перед показом, – а иногда и во время, – на экран выводится плашка с информацией, что в данной программе/фильме демонстрируются сцены с употреблением наркотиков, табака или алкоголя, все всё равно всё понимают: что употребляется, что курится и что выпивается. Иначе бы не замазывали. Это как на стене одного цвета замазать рисунок пениса по контуру краской другого цвета. Да, не видно. Но всем понятно, что было закрашено. Да и что вообще значит эта табличка с информацией, что в последующих кадрах есть сцены употребления нехороших вещей? Ну да, хорошо, я её увидел и понял, что там есть такие сцены. А дальше мои действия какие? Что я должен сделать? Переключить? Выключить? Покачать головой и поохать о том, в какие времена живём? Абсурд какой-то. Хорошо хоть, что иногда говорят про вред табакокурения и некоего чрезмерного употребления алкоголя.

Ну а с другой стороны… Ну а что? Снимать фильмы только про то, как дети в поле ромашки собирают и всё хорошо? Наркомании в жизни нет, наркотиков не существует, а наркоманы – пугалка для детей, чтоб слушались родителей? Если не показывать наркотики, не говорить о них, не писать о них, то люди никогда с ними не столкнутся? Если я спрячусь под одеяло, то наркотики уйдут? Очевидно, что нет. Так же, как очевидно и то, что представление в негативном свете наркотиков и наркомании не работает. Можно как угодно извернуться и показать, какая тяжёлая судьба была, например, у какого-нибудь известного музыканта-наркомана, который получил славу и признание, но так страдал, так страдал… И какая бесславная и мучительная смерть застала наркомана попроще, жившего жестокой и безрадостной жизнью. Но дело в том, что всегда найдутся люди, которые посмотрят на это и, – неважно, насколько всё будет грустно и отталкивающе изображено, – всё равно скажут: «БЛИН, ВО КРУТО! ХОЧУ ТАК ЖЕ!».

Дело всё в том, что нужно работать с людьми. С их восприятием проблемы. Потому что именно в этом и кроется проблема – в интерпретации на стадии восприятия информации человеком. Информация сама по себе нейтральна. Нет, конечно можно что-то описать положительно и притягательно, а что-то негативно и отталкивающе. Но даже в этом случае бремя интерпретации по итогу ложится на получающего информацию человека. Вульгарный пример: нацизм. Можно ярко, радостно, положительно и притягательно описать все «плюсы», которые предлагает такая идеология, но слушатель всё равно может покрутить пальцем у виска и сообщить о вас куда следует. А можно наоборот описать все ужасы, что натворили нацисты, их преступления против человечества, привести шокирующие факты из истории, но слушатель только воодушевится и пойдёт искать экземплярчик «Моей борьбы». Примеры и не попавшихся на «замануху» при обещании счастья, и примкнувших к ужасу даже зная обо всех кошмарах, при желании, можно найти в истории. Так что наиболее верной мне представляется попытка решения данной проблемы через работу с умами людей. Попытка сделать так, чтобы людям не нужны были наркотики. В книге «Narconomics: Преступный синдикат как успешная бизнес-модель» (к слову, всем рекомендую почитать, очень интересно) её автор, Том Уэйнрайт, помимо всего прочего, предлагает интересную идею борьбы с наркоманией и наркоторговлей. Нужно работать со стороной спроса, а не со стороной предложения. Проводить общественную работу, рекламные компании, делать более доступным отдых для молодёжи и строить реабилитационные центры. Тогда и спрос упадёт, наркоманов станет меньше, и денег кровавому бизнесу будет уходить меньше. И обязательно нужно напоминать людям факт того, что покупая наркотики, потребитель напрямую спонсирует построенный на насилии бизнес и непосредственно преступников: психопатов, убийц, взяточников, коррупционеров и т.д. Может быть, это кому-то было очевидно. Но судя по приведённым в этой книге статистике и методам борьбы с наркоманией, если кому-то такой подход и очевиден, то только не тому пласту людей, которые могут на что-то повлиять в этой борьбе. Ну или им просто плевать.

Но к чему всё это нудное моралистское поучение? Рассказ-то про другое! Если честно – я просто подумал, что выскажу тут своё полное мнение на этот счёт, раз уж разговор зашёл про интерес к наркотикам и его причины. Конечно, я не какой-то именитый эксперт, не получал образования социолога, психолога или вообще кого угодно, чьей работой является решение проблем наркомании, презентации наркотиков в культуре, снижения интереса людей к пагубным привычкам и т.д. Но я же всё равно могу иметь своё мнение? А где мне его ещё высказывать, как не в косвенно связанном с темой моменте моего собственного рассказа? Да и даже при отсутствии у меня подобающих научных регалий… имеет же моё мнение шанс быть правильным?

Спасибо за прочтение! Продолжение следует.

Это был особенный звонок. По разным причинам я никогда не был как-то особо близок с отцом, не делился с ним какими-то личными переживаниями, мыслями, статусом личной жизни и всем таким. А в период депрессивно-сектантского отчуждения от семьи я и подавно не желал заниматься этим. Но учитывая отсутствие других вариантов, у меня не было выбора, кроме как немного открыться и показать свою внутреннюю, личную и ранимую частичку и, хотя бы в общих чертах, сообщить о своих чувствах. Оттого моё настроение было смешанным. Я, вроде, добился того, чего хотел. Но путём, который ощущался как, вроде, и нормальный, – отцы и сыновья, бывает, часто разговаривают и даже обсуждают какие-то личные проблемы, – но и как какой-то непривычный и какой-то странный. Словно нормальная, но совершенно непривычная близость. В общем-то, так и было.

Спасибо за прочтение! Продолжение следует.

Я был довольно щедр с ними. Перед ужином Вова достал вафли и раздал каждому по две штуки. Одну я съел, а вторую я не хотел. Ребята рассказывали, как раньше они устраивали «пир» в столовой во время тихого часа. Когда пижамники лежали в своих палатах, ребятам разрешали сидеть в столовой. Тогда они брали то, что им приносили родственники, выкладывали на стол и весело проводили время, общаясь и шутя, поедая всякие вкусности. Я этого не застал, ибо это было во время карантина по случаю большого числа заболеваний ОРВИ в отделении. Карантин этот длился две недели, и благодаря ему, к слову, я попал в это место на неделю позже, чем было назначено. И мне крупно повезло, ибо приди я на неделю раньше, то мог бы попасть под этот карантин. И две недели бы меня не выпускали оттуда.

А в это время в палату как раз завернул один больной, заметивший, что мы едим вафли. Его стали выгонять. Делается это, – в какой-то мере, – довольно забавно: с матом, пинками и ударами. Не очень сильными, конечно, ибо за избиение переводят в первую палату. А также с толканием и забавными фразами, призванными вызвать страх у больного. Но, стоит сказать, что больные-то, большее время, вполне вменяемы и всё понимают. То есть это не выглядело так, будто прогоняют случайно заблудшего неразумного дикого зверя. А именно что прогоняли осознающего всё человека. И это было, в какой-то малой мере, забавно. Но всё-таки немного жестоко. Так вот, больному, которого выгоняли, я кинул ту вафлю в руки. Он поблагодарил меня и ушёл. Но Борис этого не оценил:

– Ты зачем им отдаёшь еду?

– Ну, просто я не хочу.

– Мог бы нашим отдать, раз не хочешь.

– А им-то почему нет? Мне их жалко немного даже.

– Жалко? Чего их жалеть? Да ты знаешь, что они, когда выйдут, смогут ещё лучше нас жить? Ты знаешь, что у них пенсия по двадцать тысяч рублей? У Адольфа на карточке полтора миллиона лежит! – мимо проходящий Адольф это подтвердил. – Они выйдут, им дадут квартиру и столько денег. А мне знаешь сколько надо работать, что купить эту вафлю? Мне огромное количество времени надо проработать, чтобы получить эту вафлю!

И тут он начал рассказывать про то, как он работал в школе на стройке после уроков, про то, как он работает сейчас, находясь на заочном обучении, и про своё отношение к работе вообще. Как он зашибал деньги, работая с какими-то то ли финансистами, то ли экономистами, и как кушал в дорогих ресторанах. Но потом ему это приелось, и он однажды съездил в деревню, где, кажется, бабушка друга накормила его рисовой кашей с мясным подливом и это было самое вкусное, что он ел… Или что-то типа того. Стало понятно, что он ценит работящих людей. И что он любит деньги. Так я узнал про отношение Бориса ко всему этому, а также про больных.

Но всё же его мнения насчёт больных я не разделял. Должно быть, я просто более чувствительный, нежели Борис, и мне их было жаль. Они ведь не виноваты в том, что заболели. Ну, не все, во всяком случае. Они простые дети, но немного больные. Вот правда – я, скорее всего, не отличил бы их от других детей, встретив их где-нибудь в неблагополучном районе города. Они адаптировались к условиям больницы, но остались детьми: наивными, немного глупыми, беспечными. Чего только стоит фраза, о которой мне рассказали товарищи по палате, ибо они были в коридоре в это время. Фраза эта являлась поддержкой и звучала как «Молодец сука ебан бля!». Последние три слова произнесены не в критику, а предназначались для пущей поддержки, кажется, парня по кличке Зверь. Эта фраза доказывает их детскую наивность и чуть изменённое восприятие мира из-за места обитания, где принято материться, когда материться ты не умеешь. Но что поделать? Врождённое добродушие к «странным» людям не оставляет меня и здесь.

Тем не менее, я до сих пор вспоминаю эту фразу и меня терзают сомнения, что я правильно её интерпретировал. Потому что существует такая вещь, как сарказм – наверняка не чуждая и молодым обитателям психбольниц. Но ладно. Такая романтическая интерпретация, даже если и не является верной, всё равно указывает на вполне реальный факт наличия детской наивности и мышления. В конце концов, дети часто говорят слова, даже не зная, к месту или не к месту они их сказали. Иногда случайно, иногда даже не зная значения слова. Иногда даже не подозревая, что говорят что-то обидное. Я сам был ребёнком и много раз попадал в ситуации, когда говорил что-то, что казалось мне вполне безобидным, но получал строгое напутствие от взрослых никогда так больше не говорить.

Вскоре все собрались в палате. Люди сами собой разделились на группы, в которых разговаривали и играли в шашки, в нарды, в карты, либо готовились к сдаче на права, решая тесты из специальной книжки. Уж как-то так получилось, что небольшая группа из двух человек находилась рядом со мной: Вова и Степан. Я решил спросить их, почему они здесь. Ох, причины довольно... Небольшие? Я ожидал более серьёзных причин. Вова не ответил на вопрос о том, в каком году была Отечественная война, а Степан оставался на второй год в девятом классе. Позже я также спросил Колю: у него диагностировали расстройство личности и отправили на обследование. Славик сам по себе был гиперактивен и немного агрессивен, поэтому я не стал его спрашивать, мне было всё и так понятно. И стало ещё более понятно, когда я слушал его разговоры, в которых он рассказывал, что все друзья говорили ему, что «ему бы пора в дурку». Странно, но многим из людей в палате так говорили. Мне, к слову, в том числе. Но по причинам другим, не таким, по которым я в итоге здесь оказался. В общем, понемногу я узнал кое-что о тех, с кем здесь нахожусь. Наблюдая за ними, я видел, что это место им не чуждо. Не потому, что они бывали здесь раньше, нет. Потому, что им здесь, возможно, было уже заготовлено отдельное местечко, специально для них. Они вписывались в обстановку. И получали от этого максимально возможное удовольствие. Их никаким образом не напрягал образ того заведения, где они проводили в этот момент время. Казалось, что они могут в любом другом месте точно так же обсуждать те же вещи и заниматься теми же делами, которые обсуждали и которыми занимались там. Их поведение и безразличие к окружающим декорациям наводило на мысль, что для них пребывание в этом месте не какое-то духовное испытание, а просто обыденная смена обстановки. Я ни в коем случае не хочу сказать, что всем этим людям место в дурке и точка. Я лишь хочу акцентировать внимание на их отношении, кардинально отличавшемся от моего.

Спасибо за прочтение! Продолжение следует.

Губа отвечал им, неплохо выстукивал ритм заученных известных песен, – ибо больным тоже делать особо-то и нечего там, – шутил, сам покупался на дурацкие шутки и всячески развлекал обитателей четвёртой палаты. Даже меня он немного развеселил. В общем, тихий час пролетел в разговорах, шутках и разряженной атмосфере. Ко мне отнеслись неплохо, не стали как-то травить или ещё что-нибудь в этом роде, я присутствовал, и никто не был против. Тихий час заканчивался. А время после него идёт уже быстрее...

Спасибо за прочтение! Продолжение следует.