Опять ты дед свою философию разводишь... Монолог деда из повести Прилепина "Санькя"
"Бог-то уже совсем к нам свесился, в лицо заглядывает, а мы всё никак его не разглядим. Бывалочь, когда в деревне согрешит кто, Бог долго думал, годы и годы, наказать аль нет. А то и на деток грешника откладывал наказание. До самой смерти грешника ждал, что тот исправится. Вот как было: пока вера была человечьей породе. Теперь сразу себя выказыват Господь: как бывалочь отец ложкой бил сопливым пострелам за столом, когда наперёд старшего лезли в чугунок за картошкой, так и он. Господь нетерпеливый стал: знать, устал от нас. Раз знак подаст, поставит вешку, два, на третий раз оглоблей по хребту, напополам ломает... Приметили это, милки? - старичок обвёл собравшихся взглядом, - Не было у вас вешок по пути?
Матвей смотрел на дедка с интересом, Веня - словно перед ним сидела лесная невидаль, бормочущая на своём неведомом языке, Позик в окно смотрел, Олег - чай пил, выскребывая варенье.
Добив баночку, встал, вышел в коридор и вернулся с пакетом продуктов - из машины прихватил.
- Дед, садись с нами чаёвничать, - сказал приветливо, раскладывая еду на столе.
- Я весь чай выпил давно, весь хлебушек свой прожевал. Теперь чужой чей-то ем. И говорю вам: скоро побежите все, как поймёте что от вас устали. Но бежать будет некуда: все умерли, кто мог приютить. В сердцах ваших все умерли, и приюта не будет никому...Думают сейчас, что Русь непомерна во временах, вечно была и всегда будет. А Русь, если поделить всю её на мной прожитый срок, - всего-то семнадцать сроков наберёт. На семнадцать стариков вся Русь делится. Первый родился при хазарине ещё. Умирая - порвал пуповину второму, что родился спустя семь десятилетий. Третий Святослава помнил...Пятый в усобицу попал, шестой татарина застал...Двенадцатый в смуту жил, тринадцатый при Разине, четырнадцатый при Пугаче... Так до меня дошло быстро: семнадцать стариков - всего ничего. Нас всех можно в эту избу усадить - вот те и вся исторья... Мы - то в юность нашу думали, что дети у нас будут, как сказано было, - не познавшие наших грехов, а дети получились такие, что ни земли не знают, ни неба. Один голод у них. Только дурной это голод, от ума. Насытить его нельзя, потому что насытятся только алчущие правды... Вы там в церкву, говорят, ходите. Думаете, что, натоптав следов до храма, покроете пустоту в сердце. Люди надеются, что Бога приручили, свечек ему наставив. Думают, обманули его.Думают, подмяли его под себя, заставили его оправдывать слабость свою. Мерзость свою и леность, которую то милосердьем теперь назовут, добротой. Чуть что - и на Бога лживо кивают: "Бог так решил. Бог так сказал. Бог так задумал". И снова гребут под себя, у кого насколь когтей хватает. А откуда им, глупым, знать, что он задумал, что по Его воле, а что от попустительства Его?... И печаль не в том, что ничтожен человек, а то, что он зол в своём ничтожестве. Чем больше замечает, что другие его ничтожество видят, тем злее становится... Нету выхода вам больше, так. "
— Дед, ты опять тут развел свою философию? — усмехаясь, сказал вошедший мужик...
Матвей смотрел на дедка с интересом, Веня - словно перед ним сидела лесная невидаль, бормочущая на своём неведомом языке, Позик в окно смотрел, Олег - чай пил, выскребывая варенье.
Добив баночку, встал, вышел в коридор и вернулся с пакетом продуктов - из машины прихватил.
- Дед, садись с нами чаёвничать, - сказал приветливо, раскладывая еду на столе.
- Я весь чай выпил давно, весь хлебушек свой прожевал. Теперь чужой чей-то ем. И говорю вам: скоро побежите все, как поймёте что от вас устали. Но бежать будет некуда: все умерли, кто мог приютить. В сердцах ваших все умерли, и приюта не будет никому...Думают сейчас, что Русь непомерна во временах, вечно была и всегда будет. А Русь, если поделить всю её на мной прожитый срок, - всего-то семнадцать сроков наберёт. На семнадцать стариков вся Русь делится. Первый родился при хазарине ещё. Умирая - порвал пуповину второму, что родился спустя семь десятилетий. Третий Святослава помнил...Пятый в усобицу попал, шестой татарина застал...Двенадцатый в смуту жил, тринадцатый при Разине, четырнадцатый при Пугаче... Так до меня дошло быстро: семнадцать стариков - всего ничего. Нас всех можно в эту избу усадить - вот те и вся исторья... Мы - то в юность нашу думали, что дети у нас будут, как сказано было, - не познавшие наших грехов, а дети получились такие, что ни земли не знают, ни неба. Один голод у них. Только дурной это голод, от ума. Насытить его нельзя, потому что насытятся только алчущие правды... Вы там в церкву, говорят, ходите. Думаете, что, натоптав следов до храма, покроете пустоту в сердце. Люди надеются, что Бога приручили, свечек ему наставив. Думают, обманули его.Думают, подмяли его под себя, заставили его оправдывать слабость свою. Мерзость свою и леность, которую то милосердьем теперь назовут, добротой. Чуть что - и на Бога лживо кивают: "Бог так решил. Бог так сказал. Бог так задумал". И снова гребут под себя, у кого насколь когтей хватает. А откуда им, глупым, знать, что он задумал, что по Его воле, а что от попустительства Его?... И печаль не в том, что ничтожен человек, а то, что он зол в своём ничтожестве. Чем больше замечает, что другие его ничтожество видят, тем злее становится... Нету выхода вам больше, так. "
— Дед, ты опять тут развел свою философию? — усмехаясь, сказал вошедший мужик...