Завершающая часть истории. Предыдущие части:

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Спасибо, что оставались со мной на протяжении всех четырех частей. На подходе новый рассказ.

Интермедия. Подземная лаборатория

- Образцы недостаточно чистые, - недовольно сказал Николай.

Вот уже семь месяцев он вместе с командой лучших ученых-биологов торчал в этой тесной лаборатории, которая располагалась под прикрытием мясоперерабатывающего комбината. Шел 1957 год, международная обстановка немного потеплела, но о завершении холодной войны не было и речи. Распоряжения, которые приходили сверху, часто были противоречивыми. Все шло вкривь и вкось, и у Николая было такое чувство, что скоро вся их работа перестанет быть кому-то нужной. Он не сомневался в том, что по всей огромной стране было разбросано немало таких заводов, в недрах которых велись разработки оружия массового уничтожения.

Им не хватало финансирования, Николай не мог поручиться за то, что скотомогильники с трупами животных, на которых испытывались разработки, были в достаточной мере надежными. Многие из ученых неделями не выходили на солнечный свет. Все работали в условиях повышенного напряжения и секретности.

Уже прошли успешные испытания межконтинентальной баллистической ракеты, которая сумела бы доставить ядерный заряд прямиком к Белому дому. Но здесь, в глубоких подвалах комбината, Николай с командой разрабатывал кое-что другое. Кое-что значительно хуже.

Интермедия. Охота продолжается

С Андреем что-то происходило, будто убийство браконьера сдвинуло в его мозгу тяжелую, обитую железом и заржавевшую дверь, за которой томился все это время зверь. И сейчас этот зверь жаждал новой крови. Он вспомнил двухтысячный год, грязный кишлак, куда они вошли с отрядом спецназа. Вспомнил он и чеченского мальчика, который был обвинен в причастности к террористической группировке. «Мы тогда применили водяную пытку», - подумал Андрей, - пытку, которую не способны выдержать и взрослые мужчины. Но мальчик, ему едва миновало пятнадцать лет, каким-то образом держался.

Тогда Андрей взял свой нож и отрезал мальчику уши. Он хорошо помнил, с каким сочным хрустом клинок входил в плоть, как кричал и вырывался маленький засранец. Помнил Андрей и другое – как вздыбился его член, когда он проделывал все это. Но несчастный мальчик и тогда ничего не рассказал солдатам, которые в итоге запытали его до смерти. Ему просто нечего было рассказывать. Теперь лесничий понимал, что ему нравятся эти воспоминания. И ему хотелось проделать это снова, пусть он пока и не признавался себе в этом.

Когда Андрей обнаружил пропажу лодки, это очень ему не понравилось. Кто-то из этих гребаных деревенских выродков украл ее, - с изумлением понял он. Кто-то украл его лодку и отправился кататься. Андрей решил, что найдет негодников. Найдет и проучит как следует.

Лесничий снова выходил на охоту, и это доставляло ему невероятное удовольствие. Ведь охотиться он собирался на двуногую дичь. Он поднес к глазам бинокль и в сгущающихся сумерках увидел вдалеке, ниже по течению, огонек костра. Конечно же, он мог и ошибаться, но интуиция подсказывала ему, что именно там, возле костра, сидят эти вонючие маленькие воришки. То-то они удивятся, когда он придет к ним в гости. И Андрей, улыбаясь во весь рот, неторопливо зашагал к тому месту, где увидел костер.

Глава 7. Незваный гость

Течение быстро относило нас от берега, и я благословил эту реку за то, что она текла с такой изрядной скоростью. Еще бы немного, и мы бы попали к ним в руки. И тогда, а в этом я был абсолютно уверен, нас бы утопили. Я чувствовал себя счастливым, как и любой человек, которому удалось избежать смерти, и все остальные неприятности на этом фоне блекли и переставали быть значительными. Похоже, что Вовка тоже испытывал нечто подобное.

- А ты, оказывается, хороший кулинар – сказал он мне.

- Это еще почему? – не понял я.

- Вон какую яичницу ты приготовил, когда врезал тому ублюдку пониже пояса, - пояснил он.

Секунду я тупо смотрел на друга, а потом мы рассмеялись, и не могли успокоиться еще минут пять. Сказывалось нервное напряжение.

Потом Вовка решил оценить ситуацию. Лодка была моторная, но сам мотор мы завести не смогли бы. Для этого требовался специальный ключ. Зато внутри имелись весла. Друг, а после всего случившегося я не мог называть Вовку иначе, взял весла и выровнял движение лодки. Так мы плыли какое-то время, и когда решили, что уже удалились на безопасное расстояние, начали неумело подгребать к берегу. Сперва получалось плохо, но мы справились.

- Когда выберемся отсюда, с меня пиво, - сказал я. Мы загнали лодку в заросли камыша. Я уже мог почувствовать, как болит избитое тело, как саднят царапины, но расслабляться было еще рано. Нам обоим стало понятно, что возвращаться сейчас в деревню опасно.

- Ненавижу приключения, - отозвался Вовка, - про приключения интересно читать в книгах, пока ты сидишь в безопасности на мягком диване. А на самом деле, приключения – это, как правило, когда у тебя избита морда и тебе хочется жрать. Вот так я бы характеризовал наши гребаные приключения.

Я почувствовал, как заурчал желудок. В самом деле, я только сейчас понял, как сильно проголодался. Вовка по привычке вытащил из кармана пачку сигарет, увидел, что она размокла, и выругался.

- Вот гады. Фашисты. Из-за них ни одной сухой сигареты не осталось, - пожаловался он, и мы снова засмеялись.

Вовкина бензиновая зажигалка, впрочем, все еще работала, и вскоре нам удалось развести костер. Очень вовремя, потому что сумерки начали сгущаться, и от реки ощутимо веяло холодом. Мы решили, что погреемся у костра, а на утро заберем свои вещи из деревни и свалим из этой поганой дыры. Черт с ней, с практикой, местным фольклором, филологическим факультетом. И с армией, если уж на то пошло.

- Слушай, эти придурки, которые за нами гнались… Как ты думаешь, они такими и останутся? – неожиданно сам для себя, спросил я. Меня тревожил этот вопрос – кто из них вырастет? Чем они будут заниматься? И какие у них родятся дети?

Вовка подбросил в костер пучок сухой травы, невесело улыбнулся и ответил:

- Знаешь, я думаю, в мире полно придурков, которые плодят придурков. От этого никуда не деться. Я думаю, что они станут менее озлобленными, когда вырастут. Но сильно сомневаюсь в том, что поменяются внутри.

Я сидел, придвинувшись к огню почти вплотную, и сознавал то, что прежде жил в стеклянном мире, где со мной не могло случиться ничего плохого. Где никто не пытался убить меня или изувечить. Да, я жаловался на то, что никто не понимает меня, но теперь осознал, насколько были смехотворны эти жалобы. И насколько хрупким оказался мой стеклянный мир.

Быть может, нам с Вовкой удалось бы поговорить еще о чем-то в тот вечер, который плавно перетекал в ночь. Вспомнить детские страхи, рассказать пару анекдотов, посмеяться над нашими неприятностями. Но мы рано решили, что эти неприятности закончились. Кусты раздвинулись, и к нашему костру вышел человек. Я вздрогнул, потому что подошел этот человек практически бесшумно.

- Привет, засранцы. Вот, значит, кто угнал мою лодку.

Мужчина был широкоплечим, но невысоким. Под курткой защитного цвета обозначился живот, а на его висках проступила седина. Лицо мужчины, поросшее щетиной, не выглядело опасным. Так могло бы выглядеть лицо слесаря в шиномонтажной мастерской, или кондуктора в автобусе. Опасными выглядели его глаза, которые быстро бегали в глазницах. Безумные глаза.

- Мы можем все объяснить, - начал Вовка, но мужчина поднял карабин и наставил на него.

- Нет, ничего ты объяснять не будешь. У тебя и твоего приятеля есть шестьдесят секунд. А если вы не успеете унести свои задницы, то я проделаю в них пару новых дырок, - и он широко улыбнулся.

Я застыл соляным столбом. Мне не верилось, что после того, как мы едва спаслись от деревенских хулиганов, нас застрелит какой-то психопат, чью лодку нам пришлось угнать. Мужчина тем временем начал считать.

- Раз, два, три – медленно, с нескрываемым чувством собственной власти и превосходства, считал он, - Четыре, пять, шесть…

Челюсть у меня отвисла. Что за гребанный день, который никак не может закончиться? И, скорее всего, я бы так и стоял, если бы Вовка не понял, что мужчина не шутит. Он действительно хотел нас убить. Он охотился.

Вовка побежал первым, я последовал его примеру. От реки мы рванули в сторону леса. Когда мы стартовали, незваный гость уже успел досчитать до двенадцати.

Мне было холодно. Настолько, что казалось, будто моча в мочевом пузыре превращается в лед. Пот градинами выступил на висках и на лбу, катился по лицу, попадал в глаза, и от этого я совсем не мог соображать, куда бегу. Потому что он продолжал преследовать нас. Порой мне казалось, что я слышу его тяжелое звериное дыхание. Вовка бежал где-то рядом, ломился через кусты, перепрыгивал валежники. Ему приходилось хуже, чем мне - Вовка курил с начальной школы, и это сказалось на его легких. В голову прокралась маленькая грязная мыслишка, что шансов выйти живым из этой переделки у меня несколько больше, чем у него. На какой-то момент я потерял друга из виду - вероятно, он решил, что если мы разделимся, леснику сложнее будет нас догнать. Что же, в этом была доля правды. Оставался только один вопрос - за кем из нас он последует в первую очередь? Бока нестерпимо кололо, будто за ребра меня держал невидимый монстр, и его когти все глубже входили в мою плоть. Я, задыхаясь, привалился к ближайшему дереву. Мне показалось, что он отстал. Грудь моя вздымалась и опадала, изо рта текла слюна. В жизни еще никогда мне не было так страшно. Я прислушался. Он был где-то там, в темноте деревьев. Он подбирался все ближе и ближе, и тоже прислушивался.

Я прерывисто вдохнул и изготовился бежать дальше, и как раз в этот миг ствол молодой березки в каких-то десяти шагах от меня буквально взорвался. Выстрел прогремел над чащей, как гром. Я едва не обмочился от неожиданности и побежал, стараясь петлять, как заяц. Очевидным было одно - в погоне за нами двумя он предпочел сначала расправиться со мной, а уже после - с моим другом. С трудом я верил в то, что происходило - все казалось запутанным и плохим сном, когда через воздух приходится проталкиваться, как через воду. Меня настигала смерть.

Теперь я слышал его уже совсем близко. Казалось, ему достаточно было протянуть длинную руку, чтобы схватить меня за волосы. Я не должен оборачиваться, - думал я, - не должен, потому что тогда точно врежусь в дерево, или споткнусь, зацепившись за какой-нибудь корень. Но этого не случилось. А случилось следующее - приклад карабина угодил мне ровно между лопаток. Мир разлетелся на тысячи острых осколков. Я почувствовал, будто мой позвоночник разломился пополам, и я угодил лицом в землю. Во рту сразу почувствовал вкус крови из разбитой губы. Я надеялся, что от боли потеряю сознание, и он просто убьет меня выстрелом в затылок, прервав таким образом нашу сумасшедшую гонку по ночному лесу. Но я не потерял сознание.

Он схватил меня за куртку и перевернул. Без очков я почти ничего не видел. К тому же, мокрые от крови и пота волосы прилипли к лицу, и я не решался сдвинуть их. Сердце было готово выпрыгнуть из горла, и это не какая-то паршивая метафора. Мокрый кровавый ком бился совсем близко, и я понимал, что еще немного, и меня стошнит.

- Допрыгался бельчонок, - услышал я его хрипловатый голос. А потом он рассмеялся. Я лежал и не мог пошевелиться, а он стоял надо мной и смеялся. Нет, он не убьет меня сразу - возникла в мозгу жуткая догадка. Сначала он как следует помучает меня. Быть может, отрежет мне пару пальцев и заставит их съесть. А быть может, он не ограничится пальцами. "Тогда у Вовки будет больше времени. Возможно, ему удастся спастись" - подумал я.

И внезапно я почувствовал, как что-то теплое льется по моему лицу. Что-то теплое и вонючее. Этот ублюдок ссал на меня! Он вытащил свой член и отливал, будто какой-то поганый пес. И тут я перешел черту. Я устал настолько, что удивлялся тому, как еще не умер от усталости. Страх, прежде стискивавший мне горло, уступил место отвращению и злости. Мне под руку подвернулась какая-то сучковатая ветка. Очень вовремя подвернулась. С воплем отчаяния я, что было сил, ткнул этой веткой туда, где по моему мнению, должен был находиться чертов кран этого монстра. И, судя по тому как он взвыл, я не промахнулся. "Ну все, теперь я точно труп", - как-то отстранено подумал я, - "И, быть может, в порыве гнева он убьет меня сразу".

Лесник с размаху пнул меня по ребрам, и я явственно услышал их треск. Стало вдруг нечем дышать. Я лежал, судорожно хватая ртом воздух, когда это случилось. Когда Они вышли из леса.

Я потерял очки и потому не могу сказать наверняка, как они выглядели. То, что я могу сказать точно - они мало походили на людей. В первые мгновения я не понял, что произошло. Что-то обхватило лесника поперек тела, и я мог поклясться, что это походило на толстое бурое щупальце. Лесник заорал тонким, девичьим криком. Заорал так, что становилось понятно - случилось то, чего он боялся больше всего.

- Что выделаете! Я ведь всегда защищал вас! Я вас … кормил! – кричал он, надрывая голосовые связки.

Что-то потащило мужчину назад, к деревьям. Я старался не смотреть, боль пульсировала в моей черепной коробке. И смерть от пули в эти страшные для меня секунды казалась не самым худшим финалом. Лесник кричал так, что я иногда до сих пор просыпаюсь в постели от его крика. Никогда мне больше не доводилось слышать более отчаянного вопля. Из темноты между деревьями выходили новые и новые существа. Как же хорошо, - думал я, - что я потерял очки. Если бы мне довелось увидеть их, а не расплывчатые силуэты в сумраке леса, я мог бы потерять рассудок. А потом они заметили меня.

Они столпились вокруг, нависли надо мной, и мой мочевой пузырь не выдержал. Я открыл рот, чтобы закричать, но из гортани раздавался только сиплый свист. И когда они коснулись меня, я потерял сознание.

Интермедия. Чрезвычайная ситуация

Это должно было произойти, рано или поздно. И когда это произошло, Николай не удивился. И, что важнее, не растерялся. На этот случай у него была специальная директива руководства. Красный индикатор на приборной панели мигал, и это могло означать только одно - что-то пошло не так. Они работали, послав ко всем чертям безопасность. Им нужно было показать результат, а когда сроки поджимают, слишком велика вероятность ошибки. И она произошла.

- Чрезвычайная ситуация! У нас чрезвычайная ситуация! - кричал какой-то молодой лаборант. Его голос был слышен в динамиках, которые выходили в рубку, откуда осуществлялся контроль. "Как его зовут?" - подумал Николай, наблюдая за всем из-за толстого трехслойного стекла, - Впрочем, не важно. Уместнее было бы спросить, - как его звали?". Потому что все они, согласно директиве партии, уже были мертвы, хотя еще не знали об этом. "Быть может, у партии и на мой счет есть соображения определенного характера, - подумал Николай. Он вспомнил о своей маленькой дочери, которая осталась жить вместе с матерью. Потом, глубоко вдохнув, как пловец перед прыжком с вышки, он нажал на серую, неприметную клавишу на панели. Никаких скрещенных костей и черепов на этой клавише не было, и, тем не менее, Николай хорошо знал о ее назначении.

На входе в лабораторный блок были установлены двери, которые ничуть не уступали атомным дверям на секретном объекте ГТС825 в балаклавской бухте. Эти двери весили не менее пяти тонн, и приводились в движение десятью мощными моторами. Для того, чтобы тяжеленные стальные створки полностью сомкнулись, требовалось около двух минут. И нажатием серой кнопки Николай привел этот механизм в движение, закупоривая подземную лабораторию. Намертво.

- На помощь! Помогите нам! У нас чрезвычайная ситуация! – надрывался голос в динамиках. К нему прибавились и другие голоса. В лабораторном блоке, нарастала паника, и Николай мысленно вознес молитву, благодаря Господа, что он здесь, а не там.

Моторы исправно работали, и двери, способные выдержать направленный удар крылатой ракеты, плавно и неотвратимо захлопывались. Они скользили по вмонтированным в укрепленный пол рельсам. Ничто и никто не смог бы выбраться наружу. По крайней мере, именно так Николай думал в те секунды. После полной герметизации блока, повинуясь все той же правительственной директиве, он был обязан пустить в блок смертоносный газ. Он надеялся, что смерть оказавшихся в ловушке людей будет быстрой.

К выходу из лабораторного блока шел длинный подземный коридор, освещенный лампами дневного света. Каждый раз, когда Николаю доводилось проходить по нему, у него возникали ассоциации с угрюмыми больничными коридорами, по которым возят пациентов на каталках. И иногда их везут ногами вперед, - невесело усмехался начальник лаборатории. Вот что напоминал ему секретный подземный блок. Большой склеп, где они играли со смертью. И доигрались.

На черно-белых мониторах он видел, как люди из зала, где проводились исследования, метнулись в коридор. Изображение было не четким, но даже так он видел, как они толкают друг друга, как затаптывают упавших.

- Чрезвычайная ситуация! Помогите нам, здесь чрезвычайная ситуация! – кричал голос из динамиков. И он никак не замолкал. Парень продолжал звать на помощь все это время. Даже когда двери захлопнулись и пошел газ.

Николай знал, что, вероятнее всего, никто из двадцати семи человек не успеет добежать до выхода из отсека. Но на тот случай, если это все-таки произойдет, у него тоже имелось распоряжение. Он подключился к радиосвязи и отдал приказ солдатам. Если бы кто-то успел преодолеть коридор, его бы встретили автоматные очереди.

Этот крик – чрезвычайная ситуация – будет сводить с ума Николая многие годы. Крик молодого лаборанта, чьего имени он не знал. И которого он убил. Как и всех остальных. Впрочем, Николай не мог поступить иначе. То новое биологическое оружие, которое они разрабатывали, могло натворить много бед во внешнем мире. Поэтому в случае, если в ходе исследований произойдет сбой, оружие надо запечатать в подземном саркофаге. Не оставив ни малейшего шанса на то, что бактерии поднимутся на поверхность. Но они поднялись.

Эпилог

Я чувствовал себя так, будто меня пережевал, а потом высрал питбуль, и в первые секунды пробуждения не мог думать ни о чем, кроме боли. Нет, она не была нестерпимой. Боль то усиливалась, то стихала, и я лежал, переводя дыхание. Только спустя несколько минут я понял, что жив, и испытал огромное облегчение. Память восстановила последние события – безумную погоню в ночном лесу, где я был дичью, и что-то еще… Что-то в самом конце этой погони. То, что вспоминать мне не хотелось.

Я попытался пошевелиться, и позвоночник пронзила такая вспышка, что я вскрикнул. Надо мной был, кажется, потолок. Все перед глазами расплывалось, что было не удивительно – очки я потерял. Но, судя по всему, я находился в больничной палате. И это была лучшая новость, на какую я только мог рассчитывать.

Вскоре медсестра заметила, что я очнулся, и позвала доктора. Лица его я не мог различить, но голос меня успокаивал. Доктор рассказал, что дела мои, конечно же, плохи, но могли быть значительно хуже.

Три сломанных ребра, компрессионный перелом позвоночника, сломанный нос, и, конечно же, многочисленные ссадины, синяки и ушибы. Внутренние органы, что удивительно, не пострадали, и я даже сумел пошутить, что при таком раскладе был бы дорогостоящим товаром на черном рынке. В больнице я провел уже три дня, не приходя в сознание.

После обеда в тот же день приехал Вовка. Ему сообщили, что я пришел в себя, и он примчался. Друг рассказал мне многое из того, что частично объясняло события, случившиеся с нами в глухой деревеньке Бобыльск.

Рассказ его начался с погони в лесу. Вовка, по его словам, решил отвлечь лесника на себя, чтобы у меня появился шанс сбежать. Я сомневался в столь благородных мотивах его поступка, но спорить не стал. Ему действительно удалось сбежать и даже добраться до деревни, где он тут же всех поставил на уши. Не знаю, как ему это удалось, но, по всей видимости, парень был слишком возбужден и перепуган.

Искать меня отправились через несколько часов, с собаками, но нашли только под утро, недалеко от того места, где повесился дурачок. Сперва решили, что я мертв, но Вовка, опять же, по его словам, первым подбежал и проверил сердце. Я был жив, хотя и сильно избит.

Но наиболее интересная часть его рассказа была вовсе не о моем спасении. Ему удалось кое-что вытянуть из Авдотьи Никитичны. И от сказанного кожа у меня покрылась мурашками.

Много лет назад на мясокомбинате случилась авария. Вроде бы, что-то в цеху взорвалось, из района приехала комиссия. Деревенские знали об этом мало. Но, когда все улеглось, мужики с завода начали болеть. И одним из них был муж Авдотьи. Это была не обычная болезнь. Все начиналось с небольших язв, они появлялись подмышками и на сгибе локтей. Потом поднималась температура, и люди буквально сгорали на глазах. Большинство умерли в течении первых трех месяцев. Авдотья Никитична обмолвилась, что жены и родственники пытались жаловаться, и даже какой-то журналист-правдолюбец приехал в деревню, чтобы написать об этом статью. Но вскоре тело этого журналиста, отекшее и раздувшееся, нашли со вспоротым животом в речке, как предупреждение – держите рот на замке, если не хотите, чтобы с вами случилось то же самое.

Однако умерли не все. Некоторые начали меняться. Авдотья не могла, или не хотела объяснять, что именно с ними происходило, но перемены эти были значительными. Настолько, что несчастные отказались оставаться в деревне среди других людей. И однажды они просто ушли в лес.

С тех пор прошло около пятидесяти лет, успело смениться два поколения. Те, кто помнил те события, иногда, на свой страх и риск, приносили в лес еду и теплые вещи, как Авдотья. Но большинство жителей деревни чувствовали, что к чаще им приближаться не стоит.

Я рассказал Вовке без утайки, как именно погиб лесничий, и вместе с другом мы договорились о том, что будем держать это в секрете. В каких бы существ не переродились бывшие заводские рабочие, они спасли мне жизнь. И это, пожалуй, пугало меня больше всего.

Практику, конечно же, мы оба завалили, но мне каким-то чудом удалось удержаться на факультете, а Вовка ушел сам. Пошел служить в морфлот, и вернулся из армии еще более нахальным и мускулистым, чем был раньше. Я тоже оставил филфак, но двумя годами позже, перешел на заочное обучение, потихоньку начав осваивать программирование сайтов, и со временем добился в этом деле неплохих результатов.

Упоминание о Бобыльске я встретил только раз, когда искал в интернете информацию. Случайно наткнулся на заметку о программе государственной поддержки, в которой название деревни упоминалось мельком. Там говорилось, что жителей переселяют в новые районы Тюмени. А как же лес, спросите вы? Да, я и сам был удивлен таким «совпадением». В другой заметке говорилось, что из-за неосторожного обращения с огнем лес, считающийся заповедником, выгорел дотла.