Дверь подъезда открывает коренастый мужчина с седым ежиком волос, представляется: «Николай Иванович Крутских» — крепко жмет руку и сходу приглашает в гости, «посмотреть наши хоромы». Мы идем по этажу необычной планировки — на нем пересекаются сразу несколько длинных коридоров. «Вот наши 14 кв. м, здесь мы живем вчетвером»,— показывает Николай комнату с небольшой прихожей. Все свободное пространство используется по максимуму: ростовое зеркало висит на двери, шкаф и холодильник прижаты к стене, табуретки задвинуты под стол — так удается оставить место для узкого прохода в жилую комнату. Там половину площади занимает диван взрослых, для детей сколочена двухъярусная кровать. Обычно на такой спят малыши, но дети у Крутских давно выросли, 11 и 21 год. Для телевизора в комнате места уже нет, поэтому он свисает с потолка.
«Тут мы спим, тут же едим, и еще ведь хорошо живем по сравнению со многими»,— говорит Николай. Детей хотелось бы побольше, добавляет его супруга Светлана, хотя бы троих, но «куда здесь рожать-то». Они начинают обсуждать «налог на малодетность», о возможности введения которого в начале мая сообщили «Известия». «Сначала бы условия создали»,— вздыхает Светлана. «Ну вы сами посмотрите,— раздраженно говорит отец семейства, указывая на стоящие вплотную родительскую и детскую кровати.— При детях стыдно говорить, но какой тут может быть… ну… семейное счастье».
На этаже собирается импровизированный митинг — размеры коридоров вполне это позволяют. От лица жильцов говорит Наталья Мусаева: «Наш дом 1956 года постройки, он задумывался как общежитие, для временного проживания сотрудников Пролетарского ремстройтреста. В советское время мы приезжали в Москву по лимиту, учились в строительном училище, потом нас распределяли в трест, который предоставлял общежитие. Молодым давали койку, жили по две семьи в одной комнате через шторку…»
«А мы и сейчас так живем,— перебивает ее соседка.— На 19 метров две семьи: я с мужем, ребенок восьми лет — и дочь 25 лет с мужем и двумя детьми, им два с половиной года и четыре месяца. Это разве жизнь?»
«Понимаете, в союзное время это все-таки было временное жилье,— продолжает Наталья.— Не было такого, чтобы люди по 20 лет здесь задерживались — они жили какое-то время, получали квартиры и переселялись. Но вдруг Советский Союз развалился, трест наш тоже развалился, а мы здесь зависли». В 2012 году дом перевели на баланс города и дали ему статус коммунальной квартиры. Одновременно прошел перерасчет жилплощади — при переходе на договор соцнайма жильцам добавили квадратные метры из коридоров и общих кухонь. После этого многие были сняты с очереди на улучшение жилищных условий — ведь по документам их комнаты и так неожиданно увеличились. «Люди годами работали, ждали улучшения, верили государству. А им прибавили коридор на бумаге и сняли с очереди»,— зло говорит Наталья. Сейчас в доме пять квартир, по одной на этаж, в них официально зарегистрированы 458 человек.
«Я приехала девочкой в Москву, в 16 лет на работу вышла,— тихо говорит отдыхающая на стуле Раиса Ивановна.— В этом доме живу 32 года и все эти годы работала. Работала на заводе, работала дворником… внуки уже пошли, а на отдельное жилье я так и не заработала».
Меня ведут на экскурсию по этажу. На 53 человека одна кухня с двумя мойками и тремя плитами — две из них жильцы купили и установили сами. Поставили бы и больше, но состояние труб не позволяет. Зато получилось установить стиральные машинки — вот только эта перепланировка нелегальна, поэтому их приходится прятать в шкафах. «Все что вы видите, мы сами все сделали. Ни ЖЭК, ни город — никто нам помогал, мы все сами»,— с гордостью говорит Светлана. «Вы поймите, если строитель живет в доме, он не может допустить, чтобы у него что-то рушилось. Я лично этого себе не прощу, понимаете? — объясняет Николай.— Если строитель видит проблему, он выходит в коридор, собирает людей, начинает общаться: “Ребята, то да се, давайте скинемся, сделаем ремонт, есть такие варианты”. Если бы другие люди тут жили, они бы давно сгнили с домом вместе». Дом на Лобанова действительно выглядит очень прилично — видно, что жильцы не опустили руки, а пытаются жить по-человечески. Назло всем обстоятельствам.
Символ этой воли к жизни — борьба за душевые комнаты. «В доме есть душ — в подвале, один на всю общагу. Шесть леек на 458 человек, на мужчин и женщин,— говорит Николай.— Мы ходили туда мыться, но с годами достало просто. Невозможно так жить в XXI веке. Там проводку починить нельзя уже, она сгнила вся, надо с фонариком пробираться, и все равно боишься, что током ударит. Засоры постоянные, крысы бегают — ребенка просто страшно одного туда отпустить. Ну и вы представьте, каково это: с пятого этажа дойти до подвала, отстоять там очередь, помыться в темноте, а потом снова по холодной лестнице домой идти. Хоть один депутат у нас в стране так живет? Хоть кто-то из мэрии в таком доме попробовал пожить? А нам говорят — не жалуйтесь, мойтесь в подвале. Видимо, мы для них не граждане, а люди второго сорта».
Несколько лет назад доведенные до отчаяния жильцы за свой счет установили на этажах душевые кабины — где-то рядом с туалетом, а где-то прямо на кухне. Управляющая компания отказывалась согласовывать проект, но взбунтовавшиеся строители заявили: они лучше других знают, что в их доме можно делать, а что нельзя. Когда душевые были установлены, чиновники пришли с инспекцией и потребовали: ломайте. «Мы грудью наш душ закрыли, стеной встали, не дали сломать,— вспоминает Светлана.— От нас вроде отстали, но все равно могут в любой момент потребовать сноса. Не дают даже помыться по-человечески. Мы поэтому хотим в реновацию попасть — просто чтобы наши дети жили как люди. Но нас ведь даже в голосование не включили — хотят сносить дома с отдельными квартирами. А это наши дома надо расселять в первую очередь».
Поставив душевую, жильцы заодно сами привели кухню в порядок. «Мы стены закрыли панелями, грибок и плесень прикрыли. Но они все еще живут там, под панелями»,— говорит Николай. «Пару лет назад пришли от управляющей компании мастера, на двух этажах покрасили кое-как, а в документах написали, что за 6 млн руб. сделали ремонт во всем доме,— добавляет Саулия Биматова.— Наше горе для кого-то — золотое дно».
Саулия приехала учиться в Москву из Казахстана в 1982 году, но почти сразу пошла работать, чтобы получить московскую прописку. 20 лет она отработала на заводе ЗИЛ оператором автокара, а когда завод закрылся, устроилась в местный ЖЭК. Там ей и выделили комнату в общежитии на Лобанова, 6. «Я все время работала, подрабатывала, декрет не брала и детей практически не видела,— говорит она.— Я все годы была в надежде, что нам улучшат жилищные условия». Саулия просит чиновников выделить ей одну из принадлежащих городу пустых комнат — в доме есть и такие, они опечатаны годами. Жильцы искренне не понимают, почему комнаты простаивают, когда на том же этаже людям не хватает места. «Я говорю чиновникам: я многодетная, у меня ребенок аутист, дайте мне вторую эту комнату, раз она никому не нужна,— продолжает Саулия.— А мне в управе отвечают: “Зачем вы нарожали столько детей?” Вы можете себе представить? Мне так больно было это слышать, так унизительно». Она достает синюю папку, где собрана вся ее переписка с чиновниками, самое последнее письмо — в аппарат уполномоченной по правам ребенка. «Никто нашего положения не хочет понять. Пусть меня уже лишат материнских прав, ведь дети не должны в таких условиях жить»,— переживает она.
«Ну неужели у нашего правительства нет денег, чтобы людей расселить наконец,— не выдерживает Николай.— Мы Сирию отстраиваем, кредиты другим странам прощаем, а своим гражданам что остается? Ну неужели мы люди второго сорта, е-мое!» Собравшиеся согласно шумят: «Мы тридцать лет строили эту Москву, мы заслужили человеческого обращения!», «Мы приехали когда-то, но мы такие же москвичи», «Мы простые люди, работаем на бюджетных местах, мы всегда за президента голосовали, за мэра. Почему они нас не замечают?»
Кроме бытовых неудобств, жильцы сталкиваются и с бюрократическими преградами. «У нас в 2016 году зачем-то сделали на улице Лобанова платную парковку,— рассказывает Наталья Мусаева.— И говорят: на одну квартиру выделено два машино-места, чего вам не хватает? Им и в голову не пришло, что в одной московской квартире могут официально проживать 40 семей». Чтобы добиться полагающей им парковочной резиденции, жильцы коммунальной квартиры обошли все инстанции — и мэрию, и департамент транспорта. «Чиновники говорят: да, это ошибка, о вас не подумали, идите в суд. То есть они ошиблись — а мы должны из-за этого судиться,— возмущается Наталья.— Ну что получается, наша страна хочет, чтобы люди в суд на нее подавали?» «А главное — зачем вообще сделали тут платную парковку? У нас ни торговых центров, ни офисов — только четыре жилых дома,— говорит Николай.— Почему у нас не спросили — а нужна нам вообще эта парковка?» И сам же отвечает: «Потому что мы для чиновников мертвые души, люди второго сорта».
По пути к выходу он заговорщически обещает показать «кое-что такое, чего во всей Москве больше нет». Сюрпризом оказывается комнатка нестандартной планировки: жилец-строитель, золотые руки, сам провел в нее трубы и поставил ванну. Так и живут вдвоем с женой: в одной комнатке умещаются кровать, телевизор, холодильник, стол, газовая плита — и ванная.
Прощаясь, Николай Крутских крепко жмет руку. «У меня дочери 21 год, у нее парень есть. Но куда она его приведет познакомить с родителями? В общагу? Стыдно же,— говорит он, а потом уточняет: — Нет, мне не за себя стыдно — я честно работал, хоть и на квартиру накопить не смог. Мне стыдно за Россию. XXI век, а люди в семи километрах от Кремля живут в таких скотских условиях»
https://www.kommersant.ru/doc/3361319
