Дело было в 90ых годах. Граждане новорожденных республик уже нарадовались обретенной свободе и перешли к главному номеру программы этого временного отрезка – выживанию. Промзона, примыкавшая к нашему району, вымерла. Под управлением эффективных управленцев, пришедших на смену тупым совкам, заводы и предприятия стремительно закрывались, но там, где взрослые видели крах и запустение, мы, дети, видели таинственный мир, полный загадок и секретов.

И пока родители пытались свести концы с концами, дети были предоставлены сами себе. Разумеется, лучшего места для игр, чем промка, придумать было невозможно. В стенах обветшалых бетонных зданий нас ждали удивительные сокровища и потрясающие открытия. Днями напролет можно было бродить по бескрайним цехам, копаясь в грудах промасленного мусора в поисках шариков от подшипников, или по офисным помещениям, в которых обязательно завалялось что-то оставленное прошлыми хозяевами, но представляющее несомненную ценность для десятилетнего мальчишки. Однажды мой сосед Женька отыскал настоящую ручку-ракету и долгое время гремела его слава, пока Леха и Саня не нашли монстра.

Леха и Саня были старше нас аж на два года (думаю, все помнят, насколько огромной была эта разница в детстве) и отирались на промке с более практичными целями. Они собирали старые медные кабели, обжигали их, сдавали, на вырученные деньги покупали сигареты и вино «Анапа», которые на этой же промке и употребляли. Стоит ли говорить, что такие славные мужи, имели в нашем кругу заоблачный авторитет.

Кончался сентябрь, мы все реже видели солнце и пытались выжать из уходящего тепла все и еще столько же, пропадая на улице. В тот день мы с Женькой бодро шагали по промке, тащили из ангара наше невозможное богатство – пластины со свинцом из разбитых аккумуляторов и вели ожесточенную дискуссию. Я считал, что из добытого ресурса стоит выплавить несколько фигурок, Женька же настаивал на изготовлении кастетов. На кой черт пухлому миролюбивому Женьке нужен был кастет, я так и не успел выяснить, потому что в самый разгар спора на нас из распахнутых и вросших в землю цеховых ворот с диким криком выскочил Саня.

«Монстр! – кричал Саня, бестолково тыча пальцем в непроглядную тьму, из которой только что явился. – Там монстр!»

Следом за ним вылетел рыжий Леха, вторя другу истошными воплями.

Мы с Женькой, как и прочие мальчишки, к Лехе и Сане испытывали глубочайшее уважение, но даже его оказалось недостаточно, чтобы поверить в рассказ о каком-то неведом чудище, живущем в заброшенном цехе. В ответ на высказанные мной и Женькой сомнения Леха отвесил по нам воспитательному лещу и сказал, чтоб завтра после школы все приходили смотреть монстра.

В те далекие года мой мир монстров ограничивался криповыми творениям советских мультипликации и кинематографа и маргиналами, расплодившимися после перестройки, потому фантазия моя рисовала картины неясные, абстрактные, но от чего-то столь ужасные, что в ту ночь я спал очень плохо. Следующий учебный день был, наверное, самым длинным за мои школьные годы, и после уроков мы с Женькой и кучкой ребят со всех ног понеслись на промку. Разумеется, абсолютное большинство зрителей с иронией относились к предстоящему действу, но дети на то и дети, чтоб если не верить, то допускать возможность чуда.

Леха и Саня курили около цеха. Завидев толпу в десять с лишним человек, они приняли очень важный вид и сказали, что сейчас вот подымим, и за дело. Растоптав окурки, они вошли в ворота, и мы, до этого весело болтавшие, притихли. Сомнения – сомнения, но кто его знает, как оно там на самом деле.

Ребят не было минут пять, за это время напряжение достигло высшей точки, и самые смелые из зрителей стали подходить к краю освещенного солнцем заезда и, вытягивая шеи, всматриваться в темноту цеха. Наконец, из пропахшего маслом мрака к нам высочил Саня.

«Леху поймал! – орал он. Уж что-что, а орать Саня умел громко. – Задерет!»

Первый шок продлился несколько секунд, тут же сменившись криками и претензиями. На Саню посыпались обвинения во лжи, перемежаемые требованиями в духе «давай иди уже зови Леху, чо он там прячется, мы туда все равно не пойдем». Саня клялся и божился, что не врет, но было видно, что зритель на слово не верит и стремительно теряет интерес к представлению.

И тут появился сам Леха. Припадая на правую ногу, он вышел на улицу и вскинул голову. Лицо его покрывало множество кровоточащих порезов. Мы ахнули.

«Ели вырвался, - прошептал он. – Мутант, сразу видно».

Такое неопровержимое доказательство вкупе с умным словом положили на лопатки самых упертых скептиков. Разумеется, никому и в голову не могло придти, что артист Леха разбил лампочку и исцарапал себе лицо осколком стекла. Мысль о том, чтоб нанести самому себе осознанный вред, вообще чужда детскому сознанию.

«Завтра выманить попробую», - слабым, но решительным голосом добавил Леха и, опираясь на дружеское плечо Сани, гордо продефилировал в закат.

На следующий день зрителей прибавилось, но не то, чтобы сильно. Кого попало не звали, ведь это теперь был наш монстр. Мы, видевшие израненного Леху, выходившего из цеха, чувствовали себя приобщенными к некому таинству и на новеньких в нашем кругу посматривали с дембельской снисходительностью. Мол, что вы, щеглы, вообще знаете о жизни.

Второе представление было организованно гораздо тщательнее. Саня нервно расхаживал перед воротами, то глядя в тающуюся за ними темноту, то на нас.

«Подальше, подальше отойдите, - деловито говорил он, размахивая руками. – Утащит, как нефиг делать».

Леха же молча курил в стороне, возвышенный и отрешенный, как пикадор.

Нагнав жути и тумана, они шагнули в цех.

Мы больше не толпились у ворот, а наоборот, старались держаться в отдалении – не хватало еще, как Леха, угодить в лапы чудищу. Как люди, уже поимевшие опыт в отношении монстров и мутантов, мы прислушивались, озадаченно хмурились и многозначительно обменивались авторитетными мнениями о том, что ребята задерживаются и монстр – не карась, тут уметь надо. Немногочисленные новенькие внимали нашим речам и тоже озадаченно хмурились, не желая показаться глупее своих прогрессивных товарищей.

Первым опять явился Саня. Озираясь по сторонам диким взглядом, он сел на траву и закурил. Ото всех посыпавшихся на него расспросов Саня нервно отмахивался.

«Все, - наконец выдавил он из себя, глядя вниз, - уволок Леху».

После его слов наступила тишина, и никто не отважился нарушать ее, словно первое же оброненное слово лишит Леху всех шансов на спасение. Ожидание затягивалось, и Саня начал с тревогой поглядывать на ворота. Наконец, он встал и, подойдя к темному проему, крикнул в него: «Леха!»

Мы, сбившиеся в кучку, поодаль безмолвно наблюдали за ним.

- Лех, хорош, не смешно уже!

Окликнув друга еще несколько раз, Саня по-деловому, без всякой мрачной торжественности, вошел в цех.

Внутри он пробыл долго и вернулся хмурый и озадаченный.

«Не выходил?» - спросил у нас Саня.

Получив отрицательный ответ, он сплюнул и пошел к выходу с промки.

«А Леха? А мутант?!» - понеслось ему вслед.

«С другой стороны вышел», - зло отозвался Саня, сердитый на разыгравшего его друга.

Мы постояли еще пару минут и побрели вслед за ним.

А Леха так и не пришел домой.

Его нашли в коллекторе под цехом. Сами того не зная, все это время ребята ходили мимо распахнутого люка, кое-как подсвечивая себе спичками, и Леха, оставшись один, угодил в смертельную западню. Упав с высоты в несколько метров, он ударился спиной о край бетонного блока и сломал себе позвоночник.

Так нам сказали, и не было поводов сомневаться в этом.

Но все же каждый из нас в глубине души был уверен, что Леху убил монстр.