Привет, Пикабу.

Я давно хотел попробовать свои силы в качестве переводчика, причем, в идеале, мне хотелось поработать над материалом, ранее на русский язык не переводившемся. Я нашел такой материал (насколько мне известно), это дебютный роман канадской писательницы Эмили Сент Джон Мэндел, написавшей, среди прочего бестселлер (так, по крайней мере, его называют в интернетах) "Станция Одиннадцать".

Я хотел бы выложить на ваш суд первую главу "Последней ночи в Монреале" в моем переводе.

Зачем?

1. Услышать конструктивную критику и справедливую оценку своих способностей как переводчика, дельные и не очень советы на случай, если таковые способности у меня действительно имеются.

2. Возможно, найти желающих прочитать данный роман на русском, и, таким образом, получить дополнительный стимул продолжать работу.

3. Найти кого-то, кому понадобятся мои услуги (не ну а чо?!)

Данный перевод не преследует целей получения выгоды с его помощью, все права принадлежат лицам, определённым законом. Если сюда вдруг забредут недовольные правообладатели - прошу связаться со мной и/или администрацией Пикабу.

***

Эмили Сент Джон Мэндел

Последняя ночь в Монреале

Издательство «Unbridled books», 2009

«Последняя ночь в Монреале» - это история о любви, амнезии, пристрастии к путешествиям, глубинах и пределах семейных уз, природе одержимости. Этим экстраординарным дебютом Эмили Сент Джон Мэндел накладывает на читателя могущественные чары, которые пленят его в мире смелости и молодости, полном тайн, надежд, предзнаменований, в котором бесчисленные маленькие открытия раз за разом меняют наше видение истины и ведут к невероятным последствиям. Герои Мэндел не покинут Ваше сердце еще долгое время после того, как будет перевернута последняя страница.

Расставания всегда были неотъемлемой частью жизни Лилии Альберт. Детство и юность она провела, беспрестанно путешествуя и меняя личины. Повзрослев, она не смогла остановиться. Гонимая неспособностью вспомнить собственное раннее детство, она без устали переезжает из города в город, оставляя за собой след из брошенных возлюбленных, возможно, всё ещё преследуемая частным детективом, который гонится за ней на протяжении многих лет. И вот ее последний избранник пускается вслед за ней из Нью-Йорка в Монреаль, чтобы разобраться в её тайнах и убедиться, что она в безопасности.

«Последняя ночь в Монреале» - это напряженная и в то же время трогательная повесть о любви и потере, про жертвующих и покинутых, полная ярких персонажей и захватывающих поворотов сюжета. Это начало замечательной писательской карьеры.

Эмили Сент Джон Мэндел

Последняя ночь в Монреале

Кевину

Часть первая

1

Все рано или поздно уходят. В день своего исчезновения Лилия проснулась рано утром и несколько мгновений лежала неподвижно. Шел последний день октября. Она спала обнаженной.

Илай к тому времени уже проснулся; он работал над диссертацией. Перепечатывая собственные вчерашние заметки, он услышал звуки пробуждения, шуршание одеяла, шаги её босых ног по деревянному полу. Он почувствовал, как она еле ощутимо поцеловала его макушку, направляясь в ванную, и ответил довольным мычанием, не отрываясь от записей. За неплотно прикрытой дверью ванной раздался шум воды. Сквозь щели в дверном проеме в комнату проник пар и запах абрикосового шампуня. Она пробыла в ванной сорок пять минут, но в этом не было ничего не обычного; день был всё таким же невыдающимся. Когда она вышла из ванной, Илай бросил на нее быстрый взгляд. Лилия была почти полностью обнажена; ее бледную кожу покрывало только обёрнутое вокруг тела полотенце; короткие тёмные волосы прядями спадали на лоб. Встретившись взглядом с Илаем, Лилия улыбнулась.

- Доброе утро, - сказал он, улыбнувшись в ответ. – Как спалось? – и продолжил печатать.

Вместо ответа она снова поцеловала его макушку и скрылась в спальне, оставив на полу цепочку мокрых следов, ведущих к двери. Илай услышал звук, с которым полотенце упало на пол; ему хотелось сейчас же присоединиться к ней в спальне и заняться любовью, но он был слишком увлечён работой: дело спорилось, и он не хотел спугнуть вдохновение. Илай услышал, как в спальне захлопнулся ящик комода.

Она вышла, одетая, как и почти всегда, во всё черное, неся в руках три осколка тарелки, упавшей с кровати прошлой ночью; осколки светло-голубого цвета были липкими от гранатового сока. Илай слышал, как Лилия выбросила осколки в урну на кухне, прежде чем пройти мимо него в гостиную. Когда он взглянул на нее, она стояла перед его диваном, перебирая пальцами свои волосы, проверяя, не влажные ли они, с несколько отсутствующим выражением лица, и позже ему покажется, что в тот момент она обдумывала что-то, возможно, пыталась принять некое решение. Но, если задуматься, он так много раз проигрывал в голове записи событий того утра, что истрепал их, приведя в негодность – позже он начал допускать, что она просто размышляла о погоде, а еще позже всерьез рассматривал вероятность того, что она вовсе и не стояла перед диваном, возможно, замерла лишь на мгновение, которое растянутая пленка воспоминаний превратила в заметное событие, целую сцену, и в итоге – в важнейший сюжетный поворот.

В итоге он решил, что несколько первых воспроизведений были в достаточной мере точны, но после многочисленных бессонных ночей, проведенных в раздумьях о произошедшем, их качество заметно ухудшилось. Последовательность событий в ретроспективе стала несколько неясной, образы наслаивались друг на друга и немного сбивали с толку: вот она в другом конце комнаты, вот она целует его в третий раз – почему он не оторвался от работы и не поцеловал ее в ответ? В третий раз она снова поцеловала его в макушку; а еще туфли: она поцеловала его до того, как надела туфли, или после? Он не мог ответить с уверенностью. Он изучал свои воспоминания в поисках каких-нибудь знаков, пока каждая деталь не стала казаться зловещей, но в итоге был вынужден заключить, что в тот день в ее поведении не было никаких странностей. То утро было таким же, как и многие другие, исключительно обыденное во всех отношениях.

- Я за газетой, - сказала она. За ней закрылась дверь. Он услышал перестук ее шагов по ступенькам.

В тот же момент он вернулся к своим поискам, вновь пустился по следу чего-то едва уловимого, цитаты, которая, как редкая бабочка, порхала сквозь заросли непроходимых тропических абзацев. Погоня, казалось, требовала предельной концентрации, и все же позже он не мог избавиться от мысли, что оторвись он тогда от работы хоть на миг, он бы что-то заметил: что-то в ее взгляде, какое-нибудь предзнаменование приближающейся катастрофы, быть может, билет на поезд, зажатый в руке или слова «я бросаю тебя навсегда», вышитые на полах ее пальто. Кажется, он что-то упустил, проигнорировал, увлекшись охотой на бабочек, и только потом, гораздо позже, чем следовало бы, где-то между заимствованными словами андских наречий и мертвыми языками древней Калифорнии, он удосужился посмотреть на часы. Было далеко за полдень. Он был голоден. Прошло четыре с половиной часа с тех пор, как она ушла за газетой, и мокрые отпечатки ее ног на полу давно высохли, и он понял, что это значило. Впервые на его памяти она не спросила, принести ли ему кофе из закусочной.

Он велел себе успокоиться, и в тот же миг понял, что ожидал этого дня. Он сказал себе, что она всего-навсего потеряла счет времени, бродя среди стеллажей книжного магазина. Это было вполне вероятно. А еще она любила поезда; возможно, прямо сейчас она едет домой с Кони-Айленда, фотографирует других пассажиров и понятия не имеет, который сейчас час. С этой мыслью он неохотно вернулся к своей охоте; одно непокорное предложение совершенно скомкалось, и он провел тревожные полчаса в попытках распутать словесные провода, героически стараясь не зацикливаться на её затягивающемся отсутствии; в это время несколько научных вопросов, в которых он пытался разобраться, заскучав, сбежали куда-то на задворки его сознания. У него ушло некоторое время, чтобы вернуть их обратно в прицел своего внимания, после того как непокорное предложение было изувечено до неузнаваемости, а абзац наконец начал обретать нужные ему очертания. Когда абзац наконец прибыл на конечную станцию, было уже пять часов; она ушла за газетой, когда еще не пробило двенадцать, и уже казалось не разумным допускать, что не произошло ничего ужасного.

Он встал, признавая поражение, и принялся осматривать квартиру. В ванной всё было как обычно. Её расческа нашлась на месте своей постоянной дислокации, на случайно выбранной полке между унитазом и умывальником. Её зубная щетка была там, где она её оставила – на подоконнике, рядом серебряным пинцетом. В остальной части квартиры также не обнаружилось ничего необычного. Полотенце влажно лежало на полу спальни. Она взяла с собой сумочку – она всегда брала ее с собой. Но вдруг его взгляд упал на стену спальни, и его жизнь аккуратно разломилась на две части.

У нее была фотография времён ее детства, похоже, единственная имевшаяся у нее фотография самой себя. Это был снимок, сделанный на «Полароид», от солнца и времени выцветший до молочной бледности: маленькая девочка сидит на барном стуле за стойкой в закусочной. Её рука частично закрывает бутылку кетчупа. Официантка с копной золотистых кудряшек на голове и надутыми губками наклоняется через стойку вплотную к девочке. Снимок был сделан отцом девочки; они остановились в закусочной где-то посреди континента, во время достаточно продолжительного путешествия. Легкий блеск лица официантки указывает на то, что день был крайне жарким. Лилия сказала, что не помнит, в каком штате сделан снимок, но помнит, что это был ее двенадцатый день рождения. Фотография висела над кроватью с того самого дня, как Лилия переехала к Илаю, приколотая канцелярской кнопкой над изголовьем кровати – единственный след, оставленный ею в квартире. Но сегодня, взглянув на стену, он увидел, что фотография пропала. Кнопка была аккуратно воткнута обратно в стену.

Илай опустился на колени; ему потребовалось несколько секунд, прежде чем он смог подняться и присесть на край одеяла. Её чемодан, обычно лежавший под кроватью, тоже пропал.

Позднее он очнулся, быстро шагая вдоль по улице, не имея ни малейшего представления, как он туда попал и как давно вышел из квартиры. В кармане обнаружились его ключи, он до боли сжал их в кулаке. Он слишком тяжело дышал. Он быстро шел по улицам Бруклина, но было слишком поздно; он блуждал по району по расширяющейся спирали, заходил в каждый книжный магазин, каждое кафе, каждый бар, который, по его мнению, мог её заинтересовать. Проезжающие машины шумели слишком громко. Солнце светило слишком ярко. Здесь явственно чувствовался заговор окружающей обыденности; книжные лавки, кафе, бары и магазины одежды источали напускную повседневную невозмутимость, словно не были свидетелями того, как девушка просто сошла со сцены и бросилась в пропасть оркестровой ямы.

Он хорошо понимал, что опоздал на несколько часов. Тем не менее, он спустился в метро, доехал до Пенсильванского вокзала и некоторое время стоял посреди зала, освещенный яркими лампами, скорее, ради формальности, нежели всерьез надеясь на какой-либо результат. Он хотел хотя бы проводить ее, даже если ее поезд, вероятно, ушел четыре-пять часов назад. Он стоял, окруженный миражем в виде быстро движущейся бесконечной толпы путешественников, которые тащили чемоданы, здоровались с близкими, покупали воду, билеты и дешевые книги в поездку, спешили к своим вагонам. Вездесущие солдаты, небрежно сжимавшие в руках свои М-16, без всякого интереса мельком взглянули на него из-под беретов.

В ту ночь в его дверь постучали; он мгновенно вскочил и распахнул её, думая, а вдруг… «Сладость или гадость!» - приветливо сказала женщина, сопровождавшая четверых ребятишек. Взглянув на него, она неуверенно повторила свое приветствие, обращаясь, скорее, к порогу его двери, чем к нему самому. Вся сцена длилась лишь несколько мгновений («Пойдемте, дети, не думаю, что у этого милого человека найдутся конфеты для нас»), но почему-то успела накрепко засесть в его голове; впоследствии, когда мысли о бросившей его Лилии сотрясали его, словно сильный озноб, он не мог отогнать стоящий перед глазами образ детишек в карнавальных костюмах, с надеждой глядящих на него (слева направо: вампир, божья коровка, вампир, привидение), словно мираж на пороге его квартиры, ни один из них не старше пяти лет; одна девчушка (вампир слева) сосала желтый леденец на палочке. Он узнал её, она жила на четвертом этаже и время от времени закатывала истерики на тротуаре перед домом. Ей было три с половиной года или около того, и прежде чем он закрыл дверь, она успела наградить его крайне слащавой улыбкой.

https://ru.files.fm/u/2j68wkm8 - то же самое в форматах fb2 и epub.

Не знаю, уместен ли здесь тег "моё".

В дополнение к предыдущему посту - многие в комментариях угадали, да я врач, про специальность поговорим в других постах. Сегодня приключилась одна интересная история, хотелось поделиться и спросить совета.

В общем, кроме того, что я врач, я еще по совместительству работаю в нашем университете преподавателем - преподаю свой предмет. Университет государственный. Пару месяцев назад по кафедре распространили новость о том, что наш любимый универ переходит на карточки зеленого банка системы мир, и все сотрудники и студенты ОБЯЗАНЫ (!) пойти в ректорат и написать заявление чтобы получить эту карточку. До этого у меня была дебетовая карточка сбера системы мастер кард, но которую капала з/п, и меня все с ней устраивало, и я решил никуда не ходить и ничего не писать, потому что еще одна карточка мне не нужна, и заставить никто меня не может (ага блин, как же).


Пару дней назад по кафедре распространили очередной приказ - карточки готовы, все сотрудники валите в такой-то кабинет и получайте карточки. Я естественно никуда не пошел, сегодня звонят из ректората заву кафедры - такой-то у вас работает? Пусть пи*дует в сюда и забирает свою карточку!! Я в шоке иду туда,перед кабинетом очередь из сотрудников пожилого возраста, которые без вопросов сдают документы и получают карточки. В кабинет нагнали несколько студентов, которые выполняют работу типа подай/принеси, две сотрудницы сбербанка в форме (!) с каменными лицами, которые на внешние раздражители не реагируют и на вопросы не отвечают, и еще один непонятный чувачок, которому надо сдать документы и ждать своей очереди. Подхожу к нему и спрашиваю: "дорогой, я как-бы заявление не писал, а тут сказали что я карточку свою не забираю wtf скажи пожалуйста?"
- Фио???
- Такой-то
- Вот твоя карточка (СЕРЬЕЗНО БЛ*ТЬ?????) предъяви паспорт и СНИЛС!!!!!!!
- А нахрена тебе мой СНИЛС дорогуша???
- Без него не выдаем
- А иди ты в пешее эротическое, мне твоя карточка нахрен не нужна, я от нее отказываюсь
- Откажешься, зарплату получать не будешь (НЕТ, НУ ВЫ СЕРЬЕЗНО Б*ЯТЬ???????)
Я на некоторое время оху.. в смысле онемел. От греха подальше я пошел разбираться в бухгалтерию, где мне сказали следующее: от карточки отказаться нельзя, потому что вышел закон что с нового года все бюджетные организации по всей России обязаны переходить на систему мир, и еще эта карточка будет кампусной и будет теперь вместо пропусков, т.е. если ты от нее откажешься, то и в универ теперь зайти не сможешь!!!

Подскажите люди добрые, как без моего заявления мне сделали сберовскую карточку, какого хрена с меня при получении карточки требуют СНИЛС и кого за все это поиметь? И еще как все-таки от этого долбанного мира отказаться чтобы при этом получать з/п и ходить на работу?
Пы сы: универ мой, карточка теперь видимо моя бл.., тег мое