Иногда мы что то долго и безрезультатно ищем. Перепробовав, как нам кажется, все что только можно. Финалом такого поиска, как правило, становится разочарование. И вот когда уже все надежды погасли, мы внезапно находим то что нужно там, где ожидали получить это меньше всего.

А теперь к делу.

Фильмы о второй мировой войне (как и о любой другой) меня, как правило, не трогают ни сколько. На мой взгляд в них не то что не хватает, а совсем нет того что нужно. Наверное потому у меня всегда было желание найти фильм про войну, в котором нет никакой войны. Вернее она есть, ты ее чувствуешь, слышишь, понимаешь что она здесь и сейчас, а ты в ее центре, но не видишь. Ну как Чапаев который лишь скачет с оголенной шашкой впереди солдат, но так никого ей ни разу не убивает. Или бешеные псы Тарантино, которые украли бриллианты, но при этом не показали как, где, у кого и как долго это длилось. Фильм про ограбление в котором никакого ограбления нет.

В какой то момент, я понял что поиски мои напрасны и я хочу найти то чего не знаю сам. И что скорее всего, того что мне нужно просто не существует в природе. Но я ошибался.

Я даже не сразу понял что смотрю на то что искал, так как просто не ожидал это вообще увидеть.

Фильм Вдовы вышедший на экраны в 1976 году повествует про двух деревенских бабушек, которые после войны остались совсем одни, потеряв мужей, сыновей и братьев. Они живут вдвоем в одном доме с протекающей крышей.

Из за диаметрально противоположных характеров и темпераментов, бабульки часто спорят и конфликтуют, но так же быстро мирятся. Объединяет их еще тот факт, что в 45м году, они своими руками похоронили двух никому известных, погибших, в их окрестностях, солдат. И вот уже как 30 лет ухаживают за их могилкой.

В канун дня советской армии, председатель деревни узнаёт, что у бабушек остались кое какие личные вещи этих военных. Среди которой испачканная кровью фотокарточка одного из бойцов. Он забирает фотографию, что бы разместить ее в региональной газете, с целью разыскать родственников или близких погибших. Бабок терзают сомнения, а правильно ли они поступили, что отдали фотографию.

Беспокойство их усиливается когда на их адрес начинают поступать со всей страны письма, и в каждом люди пишут о том, что это именно их муж, брат, сын, друг, знакомый захоронен в их деревне. Бабки становятся известными на всю страну. И это не проходит бесследно. Ими заинтересовалась администрация ближайшего городка, которая хочет перезахоронить солдат в новом парке, строящимся как раз к 30 летию победы.

Это фильм о войне, в котором нет войны. И на мой взгляд, это самый лучший фильм о войне. Не о той, где танки, снаряды, раненые товарищи и не убиваемые враги. А о той, что в головах и сердцах людей, которая живет вот уже 30 лет, не смотря на то, что боевые действия отгремели в 1945м. Это фильм о том, что настоящая потребность помнить кого то, и вся патриотическая мишура с лампасами, погонами и красным знаменем - не одно и тоже.

Как я уже говорил, что стрелялки и прыжки с гранатами под танк меня совершенно не трогают. Но вдовы заставили меня рыдать. Фильм не пытается выдавить слезу из зрителя. Так как грустненьких и плаксивых моментов в нем просто нет. Он хороший, светлый и по настоящему добрый. Именно по настоящему , а никак не иначе.

Я не могу понять куда все пропало, и почему, объясните пожалуйста, коммент для минусов внутри, скриншот с редми ноут3

Я живу в спальном районе небольшого городка с населением в 100тыс. человек. Квартиру удалось урвать за ооочень низкую цену, но естественно были нюансы:
1) Стены. Они стояли не под 90 градусов, а выпирали посередине внутрь комнаты на пару сантиментров.
2) Полы. Та же ситуация, что и со стенами, но все это замаскирована ужасно некрасивой и криво положенной плиткой.
3) Соседи. В 3 квартирах из 5 были собаки. Мало того, соседи сверху (на то время отец-пьяница, мать-впрошломпотаскуха-шизанутая и их сынок, который в 30 лет живет с родителями и работает на шахте). У них постоянно случались веселые истории. Они могли поставить сковороду с едой на газ и уйти спать. Могли поставить пустую микроволновку на час разогрева. Прикармливали дворняг, из-за чего весь двор кишил собаками. Прикармливали кошек в подьезд, из-за чего весь подьезд кишил кошачьим говном. Могли выкинуть кусок стекла (сам не знаю где они его взяли) с балкона, а отец-пьяница еще и ходил в туалет в пакет, а выливал на улицу. Весело, в общем, было.
4) Соседи СВЕРХУ. Лет через 10 отец-пьяница умер от болезни. Сынок их почувствовал власть и начал забирать пенсию у матери. Если не отдавала - бил. Попозже начал приводить своих друзей-собутыльников, которые начали потихоньку разбирать квартиру. Старуха, окончательно потеряв рассудок, всем улыбается, уверяет что любит сыночка и при этом не парится насчет того, где бы сходить в туалет. Итог - куча кульков, завязанных тряпок с экскрементами. Из-за такой вони ее сынок не парится - просто открыл окно и не закрывал всю зиму, даже ночью. НУ а что, он же дома бывает раз в неделю. Самое жесткое, что каждый раз когда он приходит - лупит ее до потери сознания. ПОскольку собутыльники вынесли все ковры, каждое ее падение для нас как удар по голове шкафом - настолько все слышно.

МОрали нет, концовки пока еще тоже нет, может, как-нибудь напишу как все кончилось.

Экскурсия продолжается. Сегодня ярославские котики, завтра будут костромские котики.

Моя тётя была совершенно изумительной женщиной.

Во-первых, у нее потрясающее чувство юмора. Это было моим первым открытием, когда я был подростком, угрюмым и замкнутым, считал, что все взрослые - унылые, серые тени, в лучшем случае с ними не о чем разговаривать, в худшем - лучше вообще их сторониться.

Естественно, в категорию скучных взрослых не попадали те взрослые, которых я знал лично, то есть мои родственники и близкие друзья семьи. Кстати, с ровесниками у меня тоже не заладилось. Правда, это вообще отдельная история, длинная и местами очень неприятная, хоть и весьма занятная.

Тётя всегда выделялась среди родственников. Как я уже написал выше, ее чувство юмора было чудесным. Помимо этого она знала много интересных историй, не стеснялась поделиться иногда откровенно неловкими ситуациями, а то, что мне больше всего в ней нравилось - она любила черный юмор.

Во-вторых, она была потрясающе красива. Она была стройна. У нее были длинные рыжие волосы, они немного кудрявились. Большие глаза изумрудно-зеленого цвета. Я никогда не видел ее без макияжа и никогда не видел, чтобы она приходила без каблуков. В ее гардеробе было огромное количество платьев, которые ей очень шли. От нее всегда пахло смесью спелых ягод и диких, душистых трав.

Я много могу написать про тётю, у нее было много прекрасных качеств. Меня только всегда удивляло, что она никогда не была замужем, не имела детей, жила одна с черным котом, которого звали Батист.  

Когда мне исполнилось двадцать, моя обожаемая тётя покончила с собой. Ее нашли в собственной ванной, она вскрыла себе вены. Не я ее обнаружил первым, но видел в тот день ее прекрасное белое лицо без единой морщинки, широко распахнутые глаза, странную, блаженную полуулыбку, растянувшую уголки тонких губ. Мы были знакомы всю мою жизнь, крепко сдружились в последние несколько лет, готовили вечером мясную пиццу с перчиками халапеньо, смеялись, а на другой день все закончилось.

Мы с родителями приехали в субботу к тёте в гости, потому что договорились захватить ее и отправиться всем вместе на ежегодную осеннюю ярмарку возле парка аттракционов, которую с размахом проводят в нашем городке. Буйство красок, бумажные фонарики, красные флажки, костры до небес, вкусная выпечка, жареные каштаны, попкорн, глинтвейн и яблоки в карамели, радушные продавцы, встречающие каждого покупателя как родного. А уж какая там всегда была чудесная сахарная вата. Запах сена, яблок, карамельного сиропа, пожухлой травы и опавших листьев. Обычно мы с тётей покупали сахарную вату, оставляли родителей рассматривать сувениры и разную утварь, и сбегали к аттракционам, где катались на колесе обозрения, откуда был виден весь наш городок, а иногда отправлялись в комнату страха. Воистину, несмотря на разницу в возрасте, я ощущал, что она - мой самый лучший друг. Таких теплых отношений у меня не было ни с родителями, ни с бабушкой.

После ярмарки неизменно наступало время подготовки ко Дню Всех Святых. У тёти всегда был один и тот же костюм - полосатые колготки, черное платьице, остроконечная шляпа и плащ, который она накидывала на плечи. Она надевала свои любимые туфли на платформе, брала в руки плетеную корзину со сладкими пирожками, которые пекла сама и затем угощала ими всех желающих, и мы шли с ней гулять, иногда нам даже перепадали сладости от других взрослых, сопровождающих веселящихся детей. У меня костюма как такового не было, я просто облачался во все черное, ставил дыбом свои волосы, повязывал полосатый шарф, а тётя гримом рисовала мне на лице очертания черепа. Затем мы возвращались к ее дому, покупая по пути мороженое, и ели его, сидя на ступеньках крыльца.

Все эти приятные моменты разом перечеркнулись, когда я сначала увидел ее в ванной, а потом в гробу. Маму удручало то, что это была ее младшая сестра, которую она опекала и любила как своего собственного ребенка. Мама плакала без остановки, папа за нее очень тревожился и держал наготове пузырек сердечных капель и чистые платки.

Спустя какое-то время после похорон, мы разбирали вещи в её доме, думая куда девать ее многочисленные платья. И я нашел записку, написанную тётиной рукой. Там говорилось, что ей пора уходить, её ждут, однако любимого племянника она не бросит. Я практически не плакал на похоронах, но маленькая бумажка заставила меня рыдать навзрыд, сердце защемило, я сел на пол, закрыл лицо руками и всхлипывая говорил, что она дура, как она могла уйти. Мама услышала мой плач, пришла из соседней комнаты, села рядом и стала успокаивать. Но тщетно. Мама утирала мои слезы, а у самой был такой растерянный вид, будто она что-то знает и никак не сообразит как об этом сообщить.

Тяжело было смириться с потерей. Батиста я забрал себе, он служил живым напоминанием о тёте, и меня всегда посещала мысль, что когда он забирался ко мне на ночь в кровать, что кроме кота приходила и тётя. Даже казалось, что вижу её силуэт, восседающий в кресле возле двери спальни. Это не пугало, наоборот, придавало уверенности в том, что она не ушла.

После занятий я шел на улицу, где стоял её дом. Старый, маленький и уютный, похожий на чудесные домики викторианской эпохи. Когда она выбирала себе жилище, выбор пал на него, тётя говорила, что влюбилась в дом с первого взгляда.

Я стоял подолгу, задерживаясь до того, как густые сумерки превращаются в черный бархат ночи, а уж потом брел домой. Мама всегда волновалась, хоть и понимала, что мне тяжело отпустить тётю.

В тот год, в канун Дня Всех Святых, когда ряженые дети снуют по улочкам городка, выклянчивая сладости, я по привычке надел все черное, взял плетеную корзину, куда мама положила ягодные пирожки - сам печь я не умею, купил небольшой букет из ранункулюсов, и пошел к дому тёти.

И я увидел её. Она сидела на крыльце в своем привычном наряде. На первом этаже горел зеленый свет. Дети подходили к ней, она улыбалась, но вместо пирожков раздала садовые розы. Я со всех ног помчался к ней. Одна мысль билась у меня в голове - только бы это не было видением, пусть все будет взаправду!

Она увидела меня, встала с крыльца, помахала мне рукой, приветливо улыбаясь.

- Мелисса! - выкрикнул я, чувствуя как по щекам стекают горячие слезы. Я подбежал к ней, побросал на землю и корзину, и цветы, схватил тётю в охапку и крепко обнял. Она обняла меня в ответ, засмеявшись. Тётя была теплая, осязаемая, мои руки не проходили сквозь нее. Словно она и не умирала, и не её мы одели в самое красивое платье, и не её погребли.

- Почему ты ушла?- я едва сдерживался, чтобы не зарыдать в голос. Тётя погладила меня по голове.

- Меня ждал тот, кому я была обещана с самого рождения,- она улыбнулась. Спиной я ощутил, что за мной кто-то стоит. Я слышал громкое сердитое дыхание и почувствовал запах мокрой шерсти. Мне стало не по себе.

- Не оборачивайся, пожалуйста, и не бойся. Он не причинит тебе никакого вреда,- заверила меня тётя. У меня на затылке волосы встали дыбом. Тот, кто стоял позади, принюхивался ко мне. Я слышал, как шумно его ноздри втягивают вечерний воздух, пахнущий кострами и выпечкой, и мне стало жутко.

- Кто тебя ждал?- заикаясь, спросил я. У меня подкашивались ноги, ибо особой смелостью я никогда не отличался. Я заметил, что звуки вокруг стихли, будто дети все уже разошлись по домам. Игравшая вдалеке музыка умолкла. Тётя улыбнулась, подняла с земли букет и корзинку.

- Каждый год в этот день ты сможешь встретиться со мной,- она положила руку мне на плечо,- только приходи один, не хочу, чтобы сестра расстраивалась лишний раз.

Тётя поцеловала меня в щеку, зашла в дом, обернувшись на пороге и помахав мне рукой. Потом налетел ветер, я услышал тихое рычание, захлопнулась входная дверь и погас зеленый свет.

Улочка снова ожила. Повернувшись, чтобы уйти домой, я снова видел детей и слышал музыку.

А придя домой попросил маму составить мне компанию за чашкой чая и рассказать про тётю то, что я не мог знать или помнить. Тогда я узнал, что тётя - приемная дочка бабушки и дедушки, хоть с моей мамой они были очень похожи. Бабушка после первых родов захотела еще детей, но врачи давали неутешительные прогнозы. Тогда бабуля и дедуля, после моря слез и многих попыток, решились удочерить чудесную девочку Мелиссу, которой на тот момент было около двух лет, моей маме исполнилось уже десять. Женщина, помогавшая с удочерением, говорила о семье Мелиссы, что по слухам все девочки из родной семьи тёти - прокляты и благословлены одновременно. Ведьмы, проще говоря. И каждую в определенном возрасте забирает к себе дьявол, ибо они - его невесты. Бабушка не послушала женщину, удочерила Мелиссу. Мама говорила, что замечала за сестрой странности, но чего-то ужасающего она никогда не видела. Я слушал все это молча, с каждой минутой понимая, что совсем не знал своего лучшего друга и от этого мне было горько и больно.

Я каждый год ходил в канун Дня Всех Святых к дому тёти, чтобы повидаться. И с каждым разом наши встречи становились длиннее, в прошлом году так вообще до рассвета проговорили. И каждый раз я ощущал присутствие кого-то незримого возле нас. Поначалу было жутко, но затем привык. Меня все терзал один вопрос и под конец нашей беседы, когда тётя направилась к двери, я его задал.

- Почему ты никогда не хотела семью?

Тётя грустно взглянула на меня.

- У меня бы родилась дочь. И я не хотела бы обречь на ту же участь, на которую обречена я.

Она зашла в дом, снова налетел ветер, захлопнулась дверь и погас свет.

В этом году тётя не пришла.

Когда-то эта серия книг была не менее популярна чем сага о Конане или знаменитые "Янтарные хроники" Желязны. Сейчас "Колесо времени" помнят лишь немногие, а жаль. Мне книги нравились подробным и проработанным описанием мира и людей. Привожу ниже один из любимых отрывков, отчасти благодаря которому я понял как это замечательно - путешествовать.

Добрых полдня Ранд проводил опершись на поручень и провожая взглядом берег. Не то чтобы он и вправду ожидал увидеть, как Эгвейн или кто-то другой неожиданно появятся на речном берегу, но судно плыло так медленно, что порой юноша надеялся на такое. Они вполне могли нагнать корабль, даже не слишком понукая лошадей. Если им удалось убежать. Если они все еще живы. Река несла свои воды, вокруг - никакого признака жизни, не было заметно ни единого суденышка, одна лишь "Ветка". Но сказать, что смотреть тут не на что и удивляться нечему, было неверно. К середине первого дня Аринелле текла меж высоких обрывов, протянувшихся по обе стороны на полмили. По всей их длине в скале были высечены статуи, мужчины и женщины в сотню футов высотой, с коронами на головах, указывающими на то, что это - короли и королевы. Не было в этой королевской веренице и двух похожих фигур, и долгие-долгие годы отделяли первого в этой череде от последнего. Ветра и дожди оставили на камне следы прошедших лет, сгладив и отшлифовав те скульптуры, что были высечены на северном конце. Но дальше к югу лица и детали становились четче. Река плескалась у подножий статуй, у ног, обкатанных до гладкости бугорков, если вообще не сточенных полностью. Сколько же они стоят тут, с удивлением подумал Ранд. Сколько, если река сточила так много камня? Никто из команды не отрывался от своей работы, чтобы взглянуть на статуи, - эти древние фигуры матросы видели раньше уже не один раз. В другой раз, когда восточный берег вновь превратился в плоские луга, лишь кое-где нарушаемые пучками кустов, солнце сверкнуло на чем-то далеком.

- Что бы это могло быть? - вслух удивился Ранд.

- Похоже, что-то из металла.

Проходивший мимо него капитан Домон остановился и покосился на далекий блеск.

- Это и есть металл, - сказал он. Его слова по-прежнему сливались вместе, но теперь Ранд уже вполне сносно понимал их, не ломая голову над смыслом речей Домона.

- Башня из металла. Я видывал ее вблизи, так что знаю. Речные торговые суда используют ее в качестве ориентира. При такой скорости, с какой идем, мы в десяти днях от Беломостья.

- Металлическая башня? - спросил Ранд, и Мэт, сидевший скрестив ноги и привалившись спиной к бочке, очнулся от своих мыслей и прислушался. Капитан кивнул.

- Точно так! Сверкающая сталь, на взгляд и на ощупь, но без пятнышка ржавчины. В две сотни футов высотой, в поперечнике такая же большая, как дом, на ней нет никаких знаков и никогда на ней не найдешь ни единой щели.

- Бьюсь об заклад, там внутри сокровища, - произнес Мэт. Он встал и пристально смотрел в сторону далекой башни, а река несла "Ветку" все дальше.

- Такая штука нужна, чтобы защитить что-то ценное.

- Может статься, и так, парень, - пророкотал капитан.

- Хотя в мире есть вещи и почуднее этой. На Тремалкине, одном из островов Морского Народа, есть каменная рука пятидесяти футов высотой, торчащая над холмом и сжимающая хрустальную сферу величиной с этот корабль. Уж если где-то и есть сокровища, так это под тем холмом, но островному народу нет дела до того, чтобы копаться там, а Морской Народ ничем не интересуется, кроме плавания под парусами своих кораблей и поисков Корамура, их Избранного.

- Уж я бы покопался, - сказал Мэт.

- А как далеко этот... Тремалкин?

Купа деревьев заслонила сверкающую башню, но он все равно смотрел туда, словно бы все еще видел ее. Капитан Домон покачал головой.

- Нет, парень, не эти сокровища заставят тебя объехать весь мир. Ну найдешь ты горсть золота или драгоценности мертвых королей, все хорошо и замечательно, но, понимаешь ли, именно неизведанность тянет тебя к новым горизонтам. В Танчико - это порт на Океане Арит - часть Дворца Панарха была, как говорят, построена в Эпоху Легенд. Там есть стена, на фризе которой изображены животные, каких ни один живой человек никогда не видел.

- Любой ребенок может нарисовать зверя, которого никто не видел, - заметил Ранд, и капитан усмехнулся.

- Это точно, парень, они-то могут. Но может ли ребенок сделать кости таких животных? В Танчико есть такие кости, скрепленные вместе, как в животном. Они стоят в залах Дворца Панарха, куда всякий может зайти и на этот скелет посмотреть. После Разлома остались тысячи чудес, и с тех пор возвысилось и погибло полдюжины или больше империй, некоторые из них не уступали по величине и силе империи Артура Ястребиного Крыла, и после каждой осталось многое, что стоит искать и найти. Светящиеся жезлы, бритвенное кружево, камень мужества. Хрустальная решетка, покрывающая остров, и она гудит, когда над ней встает луна. Гора, выдолбленная в виде чаши, а в ее центре серебристая спица высотой в сто спанов, и тот, кто подходит к ней ближе чем на милю, умирает. Подернутые ржавчиной развалины, обломки, черепки, предметы, поднятые с морского дна, предметы, о назначении которых не упоминается даже в самых старых книгах. У меня самого есть несколько таких вещиц. В мире полно такого, о чем вы и не мечтали, в стольких местах, что вам и за десять жизней не обойти. Вот такая неизведанность и притягивает.

- В Песчаных Холмах нам как-то довелось выкопать кости, - медленно произнес Ранд.

- Необычные кости. Кусок рыбьего скелета - я думаю, что рыбьего, - величиной с этот корабль. Кто-то поговаривал, мол, не к добру это - в холмах копаться.

Капитан окинул его проницательным взглядом.

- Ты, парень, уже о доме задумался, а ведь только-только шагнул в мир! Мир еще поймает тебя на крючок. Ты бросишься в погоню за рассветом, вот подожди, и увидишь... а если ты когда-нибудь вернешься, твоя деревня окажется не так велика, чтобы удержать тебя.

http://fanread.net/book/2272034/?page=29