Мамина кошка, подобранная на помойке в возрасте 2-3 недели. Имя так и не придумали, зовём просто Кот 🙀 Просто оставлю её здесь.

Нас было у мамки пятеро: Злой, Большой, Чёрный, Средний и сестра. Ещё был отец, но его мы увидели чуть позже, когда на улице было уже не так холодно и февральские морозы остались позади. Мамка отца недолюбливала, близко к нам не подпускала, так что может отец и рад был подарить нам свою ласку, но грозный рык матери обрубал все его попытки. Да и мы в общем-то не стремились к нему, никто не видел нас играющими с ним.

Жили мы хорошо. Наш дом был старый заброшенный сарай с полузавалившейся дырявой крышей, но снежная шапка снега почти до конца февраля оберегала нас от сквозняков. К тому времени мы уже подросли и гулявший ветер по сараю был уже не так страшен.

Но до весны было еще далеко. На улице мы ещё ни разу не были. Только слышали завывание ветра и кукарение петуха из соседнего сарая. В один из таких дней к нам пришла Она.

Найда.

Было около полудня. Сквозь сон я услышала Её шаги. Вчера она тоже ходила возле сарая, и я подумала, что и сегодня она пройдет мимо. Но Она шла именно сюда к нам. Мои малыши спали крепким сном, свернувшись клубочками подле меня. Я помолилась, чтобы она не заметила нас в сумраке. Кто знает, как Она отнесется к тому, что мы живём у неё. Дверь с трудом открылась из-за завалившего ее снега, Она протиснулась внутрь и стала осматриваться. Через пару минут, освоившись в полусумраке, она подняла несколько поленьев дров, развернулась и пошла к двери.
Я с облегчением отвернулась – не заметила. Но вдруг стало тихо. Холодок страха и отчаянья проснулся в моей душе. Сегодня как никогда стоял мороз, еды вчера я не нашла, и если сейчас меня выкинут с детьми на улицу, то я не знаю где мне приютиться с ними, где было бы так спокойно. Медленно оглянулась на дверь. Она стояла в проеме двери ко мне спиной и также медленно, как и я обернулась.
Две женщины встретились глазами. В каждых из них стоял свой страх. Я видела ее страх, он был совсем другой, чем мой. Мы смотрели друг на друга, время замерло вокруг нас, стало тихо так, что было слышно как бьются наши сердца. Она отступила назад и упёрлась спиной в дверь. Я поняла, что она боится меня и набравшись смелости приветливо ей махнула хвостом, как я это делала прося милостыню. Она улыбнулась и прошептала: «Боже». Так мы стали подругами.

Чёрный

Я ее почти не помнил. Лишь где-то в закоулках души теплится воспоминание ее голоса. Познакомились с ней, когда мы были еще слепыми, и каждый раз, что она приходила к нам, мы встречали ее дружным грозным рычанием, но она смеялась над нами и совсем не боялась, ловила нас бросавшихся в рассыпную по сараю, тискала и говорила, говорила, говорила.
Я ей нравился больше всех, Она сама призналась. Но мне было тогда все равно, от страха замирая в ее руках. И слушал мечтательные рассказы, что возможно именно меня она оставит у себя, но не понимал о чём она говорит.
Спустя месяц, когда она приехала на очередные выходные, соседские мальчишки рассказали, что меня задавил трактор. Сидя на облачке я видел, как она растерялась от услышанного, а потом ночью как плакала. Я слышал ее мысли, но теперь она не слышала меня.

Большой

Меня она выделила среди остальных, потому что я был чуть крупнее своих братьев. Сестра же была нас меньше всех. Мы дружно лаяли на каждый ее приход, но она приходила каждый раз с едой, горячей жидковатой кашей на мясном бульоне. Мы дружной компанией порычав с пару минут, всё-таки не выдерживали манившей вкусным запахом ароматной каши и потихоньку подбирались к миске все ближе и ближе.
Я понял, что кто быстрее подойдет к миске тот больше и съест. Было страшно, но голод брал своё. Черного уже не было и теперь она меня, как самого доверчивого, хватала на руки и я улавливал какие-то грустные нотки в её голосе, от которых хотелось выть, поэтому мы стали прятаться от нее по сараю, как только съедали всю кашу. Но я был крупнее и застревал в щелях, в которые так легко проскальзывали мои братья.
Так в очередной раз она меня поймала, но не отпустила, а почему-то понесла прочь из сарая. Она посадила меня в коробку, что стояла в подножии переднего сиденья, впорхнула за руль и… И больше я никогда не видел ни своих братьев, ни мамки, ни того сарая. Ехали, как мне казалось вечность, это только потом, встретившись со своими младшими братьями на небесах, я узнал, что жил я свою новую жизнь в соседнем селе, и тот путь, что показался мне вечностью, был всего лишь 10 минутным путешествием.
Я уже не рычал, даже не пытался выбраться из коробки. Я смотрел в ее глаза и молил ее о пощаде, я плакал. Она сначала говорила как-то утешительно, а потом вдруг стала просить у меня прощения. Странная Она. Ведь я прожил счастливую жизнь, что подарила мне она. Для щенка бездомной собаки я даже очень хорошо устроился, я стал членом новой для меня семьи.

Злой и Средний.

Мы были близнецами. Но она нас смогла различить все же. По характеру. Я был самым злым и недоверчивым. Пока мои братья и сестра навертывали кашу я в стороне лаял на Нее, я даже в отличие от них не ел с её рук. На мой лай Она отвечала заливистым смехом, на что я злился еще больше и старался лаять еще громче, думая, что должен ее победить хотя бы тем что лаю я дольше и больше, чем она смеётся.

Меня она не выделяла, ей был интересен Черный. Его она любила, это было видно сразу. Конечно, Чёрный был у нас красавчик, его окрас был благородным и единственным, а мы четверо были в мамку – песочные комочки. Когда не стало Черного, Она чаще всех ловила из нас Большого. Я-то увертывался ловко из ее рук. Через месяц она его увезла.
А спустя пару недель пришла за нами – мной и Средним. Почему-то сестра наша ее не интересовала. Нас ждала та же коробка, в которой она увезла Большого, это мы поняли по запаху, но только вот путь оказался бесконечным. Среднему стало плохо, его вырвало почти сразу, как только мы отъехали. Нас никто раньше не катал на машине, не отбирал у мамки. И мы не знали, что нас ждет впереди. Страх, отчаянье, надежда. Всё что мы чувствовали тогда.  Где-то через час машина остановилась и Она ушла, забрав с собой Среднего, попыталась и меня, но я зарычал и оскалил зубы, показав своё намерение её укусить. Через некоторое время она вернулась, также прижимая к груди Среднего, но не одна. Бережно положив затихшего моего брата она схватила меня и какой то дядька почему-то в белом ущипнул по очереди мои задние лапы.
Дальше дорога показалась бесконечностью. Мы с братом почти все время проспали в непонятной дремоте. Иногда просыпаясь, мы смотрели на нее, заглядывали в глаза, а она ласковым голосом говорила несколько фраз и мы снова впадали в забытье. Ехали так долго, но вот к концу нашего непонятного путешествия какая-то смутная тревога разбудила нас.
Она плакала. Говорила, что нам осталось быть вместе всего лишь час, что больше никогда нас не увидит и просила прощения. Я не знал, что она говорит, но чувствовал, что- то важное для меня и не только для меня, но и в целом для того огромного мира, который я никогда не видел таким огромным, что он есть на самом деле. Она говорила, что это хорошо, что у нас с братом будет свой, дом, свой хозяин, что нас будут любить и нам будет кого любить, что нас не будут обижать называя бездомными, но почему тогда она плакала, если нам повезло? Почему?

Сестра.

Я ее не любила. Все мои братья исчезали из моей жизни как мне казалось из-за неё. С ними мне было тепло и весело. А она их всех увезла. Хотя мамка говорила, что Черный ушел сам в «никуда» Но я не верила. Мамка дружила с Ней. А я нет. Я лаяла при каждом ее появлении, перестала брать еду из ее рук. Я чувствовала, что ее это расстраивает и это была моя маленькая месть. Меня она никуда не увезла.
Когда летом Она снесла сарай мы с мамкой ушли. Отец плелся рядом. На улице тепло и жить можно было везде, под каждым кустом. Иногда мать приходила к ней и Она кормила ее. Я выросла и стала такой же бездомной сукой, как моя мать. И однажды я поняла, что мне настало время ощениться. На улице стояли лютые морозы и души людей словно тоже заморозились. Я знала, что сарая давно нет, но я пришла к Ней.
Она узнала меня и пустила меня в новый сарай. Ночью помогла мне разродиться и я стала матерью четырех щенков. Она внимательно осмотрела каждого и с облегчением сказала: «Мальчики» и глядя мне в глаза произнесла: «Теперь ты знаешь, почему я не увезла тебя из всех». И я поняла, что она сказала. Я впервые поняла, что сказал человек. Раньше я только чувствовала намерения людей, а теперь поняла, словно Она это сказала на моем собачьем языке.

Моих мальчиков, когда они подросли, она также увозила, как и моих братьев. Когда через год я принесла ей снова четырех щенков, среди которых оказалась девочка, она внимательно посмотрела мне в глаза и сказала, «будем искать». Она не утопила ни одного моего щенка. Я это чувствовала. И через год дарила ей новых. С моими дочками, как Она признавалась, была самая морока, ведь с охотой брали только кобельков.
Однажды Она не смогла пристроить одну из моих дочек и так у нее стали жить две собаки. Так случилось, что через год я ушла жить на облачко и теперь наблюдаю, как она увозит уже моих внуков. Жаль, что люди берут только кобельков. Но ведь мы, суки, тоже хотим быть чьими-то. Тоже хотим Вашей Любви.

2010г.

Меня зовут Гестель. Я -- четвертый сын деревенского мельника. Случилось мне уродиться на белый свет в интересные времена: у графа -- владетеля моей малой родины, -- появилось много огнестрельного оружия; пришел монах из соседней страны и обучил местных умников бухгалтерскому учету; мануфактуры стали вытеснять ремесленные цеха; были придуманы очки, несколькими годами позже телескоп, и, почти сразу за ним, и микроскоп. Все эти изобретения сильно поменяли жизнь ближайшего города, но, до поры, они умудрялись обходить меня стороной.

Детство и юность простого парня с мельницы протекали так, будто я жил не во времена великих перемен, а лет эдак за пятьсот до этого.

Но кое-что из ряда вон выходящее все же приключилось: мне было десять лет, когда в нашу деревню наведался странный старичок.

Он попросился на ночлег у моего отца, и тот оказал ему радушное гостеприимство. Перед сном старик рассказал мне -- весьма любознательному мальчугану -- удивительнае вещи: что мир наш стоит не только в трех измерениях, как то: длина, ширина и высота -- но имеются еще три... цветовые -- желтое, красное и черное. Последние три суждено видеть только посвященным, и не только видеть, но и взаимодействовать с ними. Например, набираться энергии, страсти, решительности из красного; повергать в уныние врагов черным; ускорять созревание урожая желтым. Как именно это делать, старик мне не поведал, или я запамятовал, но он заронил во мне интерес к этим росказням, который я пронес с собою через всю жизнь.

Прошло еще немного времени, и отец определил меня в городскую церковно-приходскую школу, а затем я поступил и в университет. Там-то я и узнал, что цвета--это всего лишь разложенный по спектру свет, и цвета предметов зависят от их свойств впитывать одни фрагменты цветового спектра и отражать другие. Кроме того, в университете учили, что четвертым измерением является время. Все эти научные познания должны были навсегда перечеркнуть думы ребенка о цветомагии, некогда зароненные в его ум странником-балаболом. Но нет! Байки старика упорно буравили мой рассудок, и я продолжал тешить себя надеждами, что бредни, поведанные ребенку, вполне имеют место быть...необходимо только докопаться до этого места.

Шли годы, я уже стал уважаемым преподавателем в университете, и для полного счастья не хватало лишь одного -- поведать миру новую идею. Вокруг меня коллеги изобретали новые механизмы, создавали новые научные теории, выдвигали любопытнейшие гипотезы, но мне мешала заниматься тем же детская мечта -- цветомагия. Между тем, жажда общественного признания упорно отнимала душевный покой.

И вот, однажды, я пришел к такому выводу: если любая наука и работает с законами природы, и пытается применить их на нужды человеческие, то почему бы не создать нечто, что, на первый взгляд, не имеет отношения к законам мироздания, но, вместе с тем, и не противоречит им?

Конечно, столпом моей теории должна была стать Цветомагия. Разумеется, цвет -- это всего лишь цвет, какой бы новый смысл я ни пытался ему придать. Но если суть закладывать не в сам цвет, а в мысли людей о нем? Придя к таким умозаключениям, я принялся за работу, плодами которой и хочу здесь поделиться.

История Первая: привез мужик на телеге скарбу в монастырь. Поклажу монахи оценили и выдали мужику цветастый ярлык, предупредив его, что ярлык этот -- ни что иное, как магический амулет, в котором посвященные в секреты Цветомагии видят глубокий смысл и выдадут в обмен на него обговоренную ранее денежную сумму в любом другом монастыре, где практикуют Цветомагию. Казалось бы, речь идет о всего навсего шифре в виде красочного рисунка, необходимо только знать ключ к нему. Но простой люд у нас все еще дремуч, потому и поверит в то, что ему скажут...

История Вторая: по деревне распространился слух, что если какой-либо цветомаг окрасит белое платье невесты в алый цвет, то она после свадьбы станет настолько страстной женщиной, что ее муж еще пятый угол будет искать, спасаясь от любвиобильности своей зазнобы. Тут уже играет роль авторитет мага, который прирастает с каждым годом усилиями Вашего покорного слуги и моих адептов. Девчина, которая всю свою жизнь считала себя бревном бесчувственным, внемлет всеми фибрами души и тела увещеваниям Мага, и, не в силах устоять перед его репутацией, откроет в себе подлинную женскую страсть, или, хотя бы, займется обманом себя и окружающих. Последнее -- провал и путь к разоблачению мага, но никто пока не решился объявить моего человека клоуном, при этом признав, что сам навсегда остался постельным бревном.

История Третья: я уже стал глубоким стариком, когда оброс армией учеников-цветомагов. Мы влезли во все сферы человеческой деятельности, но особенно показателен случай с каменщиками. К каждой их бригаде приставлялся цветомаг, который командовал покраской любого строения. И, разумеется, только другой цветомаг, или тот же самый, могли прочесть по раскраске дома многое о его владельцах. Меняются владельцы, или жизненные обстоятельства прежних, усилиями цветомагов меняется и раскрас их дома, и, таким образом сохраняется репутация моего ордена, как всеведущих мудрецов.

Разумеется, на первый взгляд, проделанная мною работа была всего лишь фокусом, или даже мошенничеством. Но чем отличается фокус от магии? Магия вершит, а фокус лишь создает иллюзию свершения. Моя цветомагия -- это всего лишь мудренный красочный шифр, известный только представителям моего ордена, но он содержит в себе информацию, которая способна влиять на мир! Я поместил знание туда, где его не было раньше, таким образом, создал несколько новых, несуществовавших доселе измерений. Мир -- это поток знаний, струящихся сквозь бездушные предметы и одухотворяя их. Мой мир еще не готов принять эту истину... пока не готов. Так пускай открытые мною каналы знаний через цвета, останутся для современников магией, для скептиков мошенничеством, а для потомков наукой, открывающей новые методы познания.

Сорок лет минуло с момента основания ордена Цветомагии, и я был его бессменным великим магистром. За это время мои соратники внедрились почти во все сферы жизнедеятельности графства: мы имели огромное влияние на ткачей и портных; гильдию художников... Наш тайный шифр, запечатленный в картинах, одеждах обывателей, фасадах зданий, интуитивно стал понятен простому люду. Примитивно, без подробностей, но он стал частью их душ -- заполнил смыслом краски мира. Наше возвышение и крепнувшее с каждым годом влияние не могли не заметить сильные мира сего. Одни из них спешили воспользоваться нашими услугами, разумеется небезвозмездно, другие же точили на нас зуб, исходя завистью. Мне нужно было повнимательнее приглядется к завистникам и принять меры, чтобы их действия не повлияли однажды на орден самым пагубным образом. Но, по недомыслию, я этого не сделал.

Аппогеем развития Цветомагии явилось событие, которое обернулось настоящим крахом.

История Четвертая -- праздник летнего солнцестояния

На главной площади города состоялась праздничная ярмарка. Члены моего ордена подготовились наилучшим образом: на крышах смежных с площадью домов они установили разноцветные линзы. Было известно, в какую минуту какого часа, солнечные лучи начнут пронизывать ту или иную линзу, и окрашенный свет проливался на фасад здания, подчеркивая его достоинства, возбуждая в сердцах зевак радость. И было это светопредставление согласованно с расписанием работы ярмарочных каруселей, балаганчиков и торговых лавок. В намеченный момент солнечный луч, сфокусированный специальной линзой, водруженной на крыше заместо флюгера, зажигал фейерверки без участия человека. Выглядело это, несомненно, чудесно. Народу необходимо чудо, ведь оно порождает в умах надежду на то, что мир вокруг них вовсе не так скучен, как то представляется на первый взгляд, и не все можно объяснить наукой, а, следовательно, есть шанс, что существуют вещи необъяснимые, и потому чудесные.

И вот, когда праздник был в самом разгаре, кто-то подменил установленную нами линзу на одной из крыш. Когда она поймала солнечный луч, то осветила здание гильдии цветомагов в зловещие тона. Но это еще пол беды: половина народу на площади, будто завороженная новыми цветами, затеяла драку с остальными. Я послал нескольких своих подчиненных с приказом поймать злоумышленника, подменившего линзу, но, пока они занимались этим поручением, хаос на празднике оборотился массовыми погромами. Уже через минуту стало ясно, что погромщики имели конкретную цель -- они штурмовали графский дворец. Итог был удручающим: бунтари убили графа, и посадили на трон его младшего брата; злодей, подменивший линзу, не сумел укрыться от моих людей. В пыточных казематах ордена мы узнали от него всю правду о произошедшем: за десять лет до этого несколько цветомагов инсценировали собственную смерть, и, выйдя таким образом из поля зрения ордена, организовали свой -- Черный орден. Его адепты возжелали большей власти, нежели имели ранее -- они овладели искусством гипноза с целью начинить мозги простого люда кошмарными образами, связанными с рядом цветов, оттенков и их сочетаний. Таким образом, черные цветомаги научились вызывать в народе ужас, страх, гнев, и тому подобные темные качества. По заверению пойманного злоумышленника, сильнейшие представители его ордена способны с помощью рисунка или какого либо другого зрительного образа за считанные секунды довести человека до сердечного приступа, и все это стало возможным лишь потому что я уже успел взрастить два поколения людей, которые научились видеть в цветах смысл и эмоционально реагировать на них.

Я породил демона, имя которому Черный орден, и я уже слишком стар, чтобы возглавить борьбу с ним. Надеюсь, что мои соратники не осудят меня слишком строго, и воспримут сложившуюся ситуацию как неизбежное зло, которое является оборотной стороной всякого могущества, в том числе и того, которого мы достигли.

Пост создан в соавторстве с @Meldinger.