Дыхание давалось тяжело, каждый выдох падал на серую плитку пола осклизлой дохлой жабой. Рука уже почти не кровила, грамотно наложенный бинт спас от кровопотери, но легче почему-то не становилось. Тусклая подъездная лампочка над головой часто моргала в такт собственным мыслям, пытавшимся выбраться из-под каски. На улице было лето, на было почему-то очень холодно.
Солдат встряхнул головой, отгоняя невовремя навалившийся сон и перетянул бинт потуже. Плевать на некроз, потеря крови намного важнее. Отсоединил рожок от "калаша" и внимательно пересчитал все остроконечные увесистые патроны.
Восемь штук.

Нехороший голосок в голове прошептал "Вот и сказочке конец".

- Нет, не конец ещё, Лёха...
Солдат снова прикрыл глаза и попытался вспомнить.

Карта с местами эвакопунктов. Он много раз видел её в руках у сержанта Демидова. Вся испещрённая пометками, с потёртостями на сгибах, с одного угла прожжёная окурком. Тогда, при оглашении приказа всё было ясно. Встретить колонну, прикрыть, довести, обеспечить... не вспомнить.

В тот день вытащили всех. Из отпусков, с дачи, всех, кого только можно. Перед строем зачитали официальный приказ о переходе на военное положение. Кто-то чуть не схватился за сердце, а солдат думал о том, что ещё месяц и он бы поехал домой.

"...Всем военнообязанным приказыватся..."

Громкие слова глухо падали под сапоги.

На въезде в заражённую Москву устроили краткую остановку, у головного БМП что-то заклинило. Пользуясь случаем, парень сфотографировался с друзьями на чей-то древний "полароид". Эта карточка и сейчас у него в кармане, на ней он, его зёма со Смоленска Иван по кличке Тягач и ещё один белобрысый паренёк с соседнего взвода. Стоят на фоне дорожного знака "Москва", у Тягача в зубах сигарета, белобрысый смотрит куда-то в сторону, Лёха в центре сжимает в руках "калашников" и делает зверское лицо.
Весело и смешно. Ага.

Дальше помнилось плохо. Люди-люди, много людей, очень много. По большей части не до конца мёртвые люди. Стрельба, днём и ночью. Гильзы звенят под ногами.
На второй день застрелился один из прапорщиков.
На третий день случайно покусанный солдат вцепился в горло своему сослуживцу. Это мало что изменило бы, не будь сослуживец за рулём блокирующего дорогу бронетранспортёра. Случайный рывок руками открыл мертвецам дорогу в лагерь.

Дальше Лёха помнил только три вещи: того самого белобрысого парня, которого прижали к стене и он заполошно выпускал весь рожок в наседающую толпу. Лёгкий, почти неощутимый от адреналина укус куда-то в запястье. И грохот закрываемой подъездной двери.

Солдат разлепил веки и достал из нагрудного кармана пачку сигарет. Чиркнул спичкой и по лестничной клетке пополз табачный дымок.
- А ведь хотел бросить.

На всякий случай затянул ремень оружия на плече. Мало ли что. Мелькнула мысль застрелиться, но на душе стало противно. Лёха затянулся ещё раз и решил, что всякое может быть, а это дело никогда не будет поздно. Надо вот только докурить, отдохнуть маленько, потом встать и идти дальше. Что-то делать. Домой бы было вернуться неплохо...

Лёха прикрыл глаза.
Через пару минут истлевшая сигарета выпала изо рта.

В мозгу валяющегося на грязном полу человека происходили интересные изменения. Последовательно "выключались" височные доли, лобная, затылочная, стирались воспоминания, затухала вся нервная деятельность, нейрон за нейроном, синапс за синапсом. Сердце остановилось и Лёха умер.
Но подгоняемые чужеродными клетками в его теле, на угольно-чёрной ткани несуществующего мозга тускло проступили неясные очертания слов "охота", "убивать", "есть".

Через десять минут он открыл глаза снова.

Ничего не понимающий, больше ничего не чувствующий, чуть теплее окружающей среды, но это временно. Ползком, на четвереньках, добрался до двери. От гулкого удара каской та приоткрылась, выпуская нового мертвеца в большой и незнакомый мир.

Давешней толпы уже не было, видимо, разошлись в поисках новой добычи. Труп в грязном камуфляже бездумно пошёл вперёд, где есть охота, где можно убивать и жрать. Ему повезло - выйди он на десять минут позже, его "списал" бы зачищавший район отряд СОБР. Выйди чуть раньше и столкнулся бы с покидавшими дом вооружёнными мужчинами. Но он не знал этого и просто шёл вперёд.

Первая жертва попалась до смешного быстро. Столб и автомобиль, а в нём зажатый человек. Без сознания, но ещё живой. Он и был таким, когда мёртвый солдат принялся есть его. Совершенно естественно, ничем не мучаясь, без размышлений ел сладковатое мясо. Когда мясо кончилось, измазанный кровью солдат неторопливо побрёл по дороге. Автомат свалился на локтевой сгиб и царапал асфальт стволом при ходьбе, но искры разума больше не было и некому было повесить его на плечо обратно. В паре метрах прошёл другой зомби, бывший сослуживец Лёхи. Зёма Тягач. Оба не оглянулись, продолжая своё бессмысленное движение.
"Калаш" скоро упал и остался позади.

Весь день бывший человек бродил по умирающему городу, имени которого уже не помнил. В нём ещё оставались люди, хотя и намного меньше, чем раньше. За этот день он съел ещё двоих, на которых набрёл в обесточенном здании. Один человек издвал звуковые волны пронзительным голосом, другой, больше первого по размерам, ударил мертвеца тяжёлой арматурой. Удар приняла каска, а зубы сладостно впились в предплечье. Пиршество очень удачно проходило у единственной двери в крохотную комнатушку, поэтому убив первого человека, мертвец принялся за второго. Обоих он ел долго, почти смакуя. Отчего-то чесались мышцы и по всему телу чувствовался сладостный зуд.

На чёрном поле псевдоразума выступило ещё одно слово "Прячься".

Всю ночь тот, кого звали Лёхой, сидел среди обглоданных костяков и смотрел в одну точку на стене. Тело понемногу менялось и эти превращения были очень приятны. Кожа стала гораздо толще, странным образом перестроились мышцы, сделавшись более длинными и упругими. Генный материал съеденных людей срастил рёбра и сделал сочленения позвонков толще. Всё для укрепления несущей конструкции - дышать всё равно больше не требовалось.

Весь следующий месяц труп охотился. Он уже умел бегать быстрее обычного человека и отлично видел в темноте. Пример многих неудачливых собратьев подсказал, что нужно опасаться живых с гром-палками. Несколько кусочков смертоносного металла уже застряли в его и так мёртвой плоти, а однажды пуля чиркнула по каске. Следующие измения сделали кости черепа толще. Зубы были уже не мелкими резцами млекопитающего, но полноценной пастью и не помещались во рту, отчего челюсть свисала на грудь.
Бывший солдат скоро усвоил, что питаться нужно по ночам - живые не видят так хорошо. Луна мешала ему и иногда его глаза окидывали небо взглядом, но не задерживались там надолго. Днём он приходил на Красную Площадь, там, как и раньше, было многолюдно. Толпа мертвецов словно чего-то ждала, но ничего не происходило.

Иногда мертвец в выцветшей форме закрывал глаза в ожидании новых превращений.Тело уже почти не менялось, лишь порой по погасшим нервным клеткам пробегали едва заметные искорки. Это было чем-то вроде снов наяву - он, ожидающий и безмолвный, на дне огромной ямы ест большого кричащего человека, а затем пол проваливался и был полёт сквозь бездну, а затем огромный страшный человек ел его и зажигал новые слова на чёрном экране.

"Хитри"
"Обходи"
"Со спины"
"Безоружен"
"Уклоняйся"
"Отрывай голову"
"Убегай с мясом"
"Будешь Потрохом"
"Не дай мне замолчать"

Это было странное чувство. Хотелось плакать, но слёзные железы давно превратились в прозрачную глазную плёнку.

Бои в Москве затихали. Армия людей терпела поражение, откатываясь всё дальше. Никому уже не были нужны производственные мощности, живые давно воевали друг с другом и с мёртвыми за кусок хлеба. Так было проще, организованной обороны уже не было. Лови, ешь, меняйся.

Однажды, когда Потрох глодал конечность с зажатым в ней пистолетом, Страшный Человек в голове рассказал о гром-палках. Следующий месяц труп терпеливо собирал оружие людей со всей округи. Пять "калашей" было изломано в попытках просто понять, как с ними обращаться. Ещё три были разряжены. В одном перекосило патрон. Последний всё же выстрелил.
Чёрный экран разума понемногу становился серым, расцветая уже не только инстинктами, но и вбитыми когда-то рефлексами.

Бывший солдат три месяца заново учился менять рожок. Восемь месяцев тренировал меткость стрельбы. Около полутора лет заново учился охотиться на людей.

К концу третьей зимы в Москве не осталось живых.

Потрох пошёл дальше.
Когда-то, давным давно, в другой жизни, которая ещё не была смертью, он ездил автостопом. Страшный Человек дал ему чувство направления и ноги сами несли в нужную сторону. Осторожно, долго, подальше от трасс и дорог. Буреломом и лесом, пока можно идти, а дальше лечь на землю и смотреть в небо. Потом встать и пойти снова, изредка сгрызая мышей или сусликов.
В нём не было ничего злого, но и не было ничего человеческого.

Как-то раз в лесу Потроху встретился медведь и труп убил его, всадив весь рожок в косматую голову, затем с аппетитом доедая огромную горячую тушу. В начале второго года шествия труп провалился в болото и всю зиму провёл во замёрзшей трясине, лишь весной выползя на берег по ломкому льду. Боеприпасов не было, и после четырёх месяцев в воде "калаш" уже не мог стрелять, но это не имело большого значения. Мёртвые не торопятся и не волнуются.

К середине четвёртого года пути бывшему человеку впервые втретилось что-то знакомое. У обочины дороги стояла машина живых. Их самих не было рядом. Парой прыжков приблизившись, труп не уловил их запаха, только какую-то необычно знакомую вонь.
На броне машины лежала вскрытая пачка сигарет и дешёвая пластмассовая зажигалка. Повинуясь внезапно зазвучавшему голосу в голове, Потрох достал одну сигарету и прикурил.
Дым. Это уже было. Когда-то очень давно.

- Э, боец, смирно!

Ноги сделали правильный оборот"кругом", а ладонь вскинулась к несуществующему козырьку. Ещё чуть-чуть, и в голове