https://new.vk.com/evgust67 - ссылка на аудио

Вечно-молодое утро растаяло к полудню. Легкий ветерок наполнял забитую людьми станцию запахом креозота и сиплыми вздохами старого маневрового тепловоза, страдающего от тщетности понять смысл каждодневного расталкивания вагонов, день за днем, год за годом. И всякий раз, приходя, наконец, к осознанию бесполезности этого занятия, он с ужасом гнал от себя опустошающую догадку и продолжал копаться в воспоминаниях, продолжал убеждать себя, что все его трудовые подвиги были нужны кому-то свыше, кому-то, кто точно знает, зачем это всё вертится. Думы старого трудяги расходились концентрическими кругами, будоражили и без того взволнованное море пенсионеров-дачников. Кто-то начинал говорить и так зацикливал свою мысль, что та, сделав десяток кругов над головами, уютно располагалась в подкорке вынужденных слушателей. Кто-то нарочито громко думал, кто-то с нажимом писал слова у себя на лице, со всем усердием, как жалобу в Собес, и каждый из них считал эти мысли только своими.

А ведь время назад, когда ноябрь казался эфемерным и невообразимо далеким, а закат просто невозможным, когда бежалось по рельсам легко и радостно, когда хотелось, лихо присвистнув, подмигивать легкомысленно порхающим электричкам, когда ручеек вагонов позади не подталкивал, а еле поспевал, случилось однажды такое же утро. Утро, захлебывающееся от предвкушения выходных. И был этот же вокзал. И также ликовал июнь. Знакомый ветерок перемешивал креозот с воздухом. И были вроде те же самые люди, но только надежды в их глазах было явно больше…

***

Неформатно одетая старушка с молодыми еще глазами озадаченно рассматривала свои узловатые пальцы, нелепые босоножки на каблуке, тонкие трясущиеся ноги в голубых джинсах неизвестной фирмы, совсем новый розовый топик с белой оборкой, едва прикрывающий вытянутую кожу живота. Вздыхала опустошенно, глядя на испорченные артритом руки, вцепившиеся мертвой хваткой в рассохшийся черенок повидавшей виды тяпки. Под гнетом косых неодобрительных взглядов пенсионерка затравленно озиралась, будто ища кого-то или наоборот, пытаясь скрыться, и слегка покачивала маленькой седой головой.

Человеческая река затопила перрон и как бы ударяла волной в границы невидимого русла, норовя выплеснуться на красноватый щебень дорожного полотна. Озабоченные счастьем дачники перемещались по всем правилам Броуновского движения, перемешивались затейливо, сцеплялись ведрами, лейками и прочим садовым инвентарем, создавая тем самым единую непрерывно галдящую человеческую субстанцию. Электричка опаздывала.

Незнакомец не желал раствориться в этом потоке и стоял обособленно, с подчеркнуто отрешенным видом, мысленно обозначив личное пространство, тщетно пытаясь сохранить неприкосновенность его границ. Молодого человека коробила нелепость собственного присутствия здесь. Его столичная манерность, модные белые джинсы и коралловая тенниска безоговорочно выделяли его из гомонящей толпы. Он мысленно проклинал это чудесное утро, этих пенсионеров с их старческим запахом, лопаты, лейки, ошалевшую от стресса кошку в корзине у гипертонически-бордовой потной толстухи, худого икающего очкарика, странную трясущуюся бабулю с тяпкой и саму необходимость своего путешествия. Внезапно человеческая субстанция запульсировала, задвигалась быстрее, быстрее, и молодой человек начал понимать логику ее передвижений.

Маневровый тепловозик свистнул озорно, и, улыбающаяся кокетка-электричка, взвизгнув, остановилась вдоль перрона с шипением распахнув зеленые двери. Человеческая река, моментально поделившись на ручейки напротив каждой двери, очень быстро наполняла полость вагона. Парень не представлял себя толкающимся в великовозрастной толпе и степенно держался последним у ближайшего к нему входа. Но уже в тамбуре что-то заставило его обернуться. Неуклюжая старуха в девчачьем розовом топике тщетно пыталась поставить ногу на первую ступеньку. Тяпкой она тянулась внутрь тамбура, и парень, ведомый желанием помочь, рефлекторно схватился за сухой черенок. И тут старуха повела себя странно. Бросив быстрый взгляд своими живыми глазами, она вдруг как-то выпрямилась, усмехнулась «Тебе водить!», разжала руку, и … шипящие двери разделили их навсегда. Парень метнулся к окну - бабка как сквозь землю провалилась. Лишь пыль высушенного русла перрона, розоватый щебень, одинокая эффектная блондинка лет двадцати с гривой развевающихся волос да бойкий маневровый тепловоз неподалеку.

При всем обилии пассажиров, свободное место обнаружилось прямо у входа рядом с красномордой толстухой. Толстуха, колыхнувшись телесами, изобразила что-то вроде желания подвинуться. Кошка в ее корзине нахмурилась, затем закрыла глаза и превратилась в большое рыжее ухо, периодически нервно постукивая хвостом. Укачивающий стук колес располагал ко сну, парень начал усаживаться поудобнее и вдруг обнаружил у себя забытую бабкину тяпку. Взгляд, скользнув по древку, вдруг остановился на сжимающих его руках. Разбитые ревматизмом руки подрагивали, на бледной коже, обтянувшей изуродованные суставы, темнели разводами коричневые старческие пятна. Парень увидел собственное трясущееся колено в белых джинсах, рыхлым языком лихорадочно ощупал голые десны во рту, взглянул на свое отражение в очках икающего пассажира напротив, набрал воздуха, сколько могли вместить его изношенные легкие, и заорал, дико, леденяще…

Крик ударил по перепонкам, сделал круг по вагону, захлопнул пару окон, вылечил икоту очкарику, подбросил кошку, выстрелил ею в лицо толстухе и беспощадно забил как тряпку в щель под сиденьем… И тут мир закружился зелено-бордовыми спиралями, сузился до размеров точки, блеснул, прощаясь, и … рухнул во тьму.

...Голоса. Много голосов. Они стучали по темечку, как холодные капли с крыши. Они раздражали, они наполняли эфир повторениями… Тревожили нескончаемым эхом… Колотились отчаянно, ища выход из бесконечного лабиринта грёз…

Панибратски обнимал июньский ветерок. Невероятная усталость шептала о смирении и покое… Молодой человек, а точней, тот, кем он стал, уже пришел в себя. Но двигаться не хотелось. И жить не хотелось. Он ждал смерти, как избавленья, но и костлявая явно не спешила… Он лежал на сиденье и не открывал глаза, терпел эхо голосов, терпел воду на своем лице, которая потом противно стекла вдоль ушей к затылку, терпел чье-то очень близкое утробное дыхание. Но когда шершавые пальцы попытались засунуть ему под язык какую-то мятную таблетку, он открыл глаза и медленно сел с ощущением тошноты в сжатом горле. «Кисонька, деточка моя… Кис-кис-кис.. Иди к маме.» - какая-то огромная как гора женщина с окровавленным лицом, стоя на четвереньках, пыталась за хвост вытащить из под скамьи обезумевшую от чего-то кошку. Но казалось, что скорей кошка затянет гору под сиденье, а не наоборот. Очкарик сидел напротив, в одной руке держа слюнявыми пальцами таблетку, а другой протягивал до боли знакомую тяпку… За несколько остановок он прибавил в возрасте лет пятьдесят, еле шевелился, тряс левой ногой и мычал, протяжно и обиженно.

Парень с душераздирающим криком «Тебе водить!!!» прыгнул в проход, уже на бегу проверил языком свои зубы, вырвался из плена шипящих дверей на какой-то затерянной станции, с разбегу упал в молодую траву, пачкая ее соком свои белые джинсы, и дико захохотал... И только звон в ушах...

Легкомысленная кокетка-электричка, ритмично постукивая каблучками колес, увозила в сторону горизонта нечеловеческий крик, что согнал птиц с проводов и сбил пыль станционной полыни.

Растянувшись посреди необъятного клеверного поля, незнакомец долго еще вглядывался ввысь. Любовался ватными облаками, узнавал в них силуэты животных, птиц, видел даже гороподобную толстуху с ее психопадошной кошкой и ни в чем не повинного очкарика с немым вопросом на тающем в небе лице.

https://new.vk.com/evgust67 - ссылка на аудио.