warhead.su

Всем хорошо известны победы Наполеона. За пятнадцать лет с помощью армии он превратился в самодержца Европы. Но почему французы побеждали? Что было у них такого, чего не было у солдат других стран? Об отличиях наполеоновской армии — в материале WARHEAD.SU.

1. Призывники вместо наёмников

Почти все армии конца XVIII — начала XIX веков комплектовались наёмниками. По всей Европе ездили отряды вербовщиков, предлагавшие доверчивым крестьянам или горожанам посмотреть мир, послужить королю и получить за это звонкую монету. Нередко «добровольцев» «убеждали» записаться на службу, просто спаивая кандидатов за счёт короны.

Поэтому за новобранцами был нужен постоянный присмотр: только что принятые на службу солдаты, прогуляв задаток, могли опомниться и сбежать.

Во Франции, начиная с 1793 года, существовала система принудительного набора на военную службу. С этого момента никто уже не пытался напоить будущего солдата или очаровать его рассказами о том, как весело служить в армии. «Отечество в опасности» — ступай под ружьё, твоя кровь нужна родине.

В 1798-м, в последний год Республики, был принят закон Журдана-Дебреля. Отныне воинская повинность объявлялась частью гражданского долга каждого француза в возрасте от 20 до 25 лет. Так появилась система конскрипции. Теперь ежегодно под знамёна призывались все достигшие конскрипционного возраста. Но, поскольку армии не нужно было столько солдат, тех, кто пойдёт служить, определяли по жребию. Остальные зачислялись в резерв или могли поступить в национальную гвардию — добровольческие части, призванные защищать порядок внутри страны.

Французская армия стала первой по-настоящему национальной армией. Даже русская, комплектуемая в основном в коренных русских областях, всё же не была армией народа, потому что рекрутчина отрывала солдата от общества, превращая его в члена особой военной касты.

Французская новинка быстро доказала свою эффективность и была усвоена Пруссией, где с 1813 года тоже появилась призывная система. В России со времён Петра Великого действовала рекрутская модель, похожая на призыв, но затрагивавшая лишь малую часть подданных, — поэтому армия не была массовой.

2. Молодые ветераны

Заметно отличался и срок военной службы французов. Если в наёмной или рекрутской армиях обычно оставались в строю надолго, порой на десятилетия, то служба после введения конскрипционной системы стала эпизодом в жизни простого француза. Хотя формально в военное время солдаты находились в строю бессрочно, а воевала Франция при Наполеоне почти всегда, каждый год немалая часть личного состава уходила в отставку после нескольких лет службы.

И, что особенно интересно, это были совсем не убелённые сединами старики.

Учитывая, что под ружьё французы становились в весьма молодом возрасте, в разряд ветеранов они переходили ещё до 30 лет.

Конечно же, во многих частях, особенно в императорской гвардии, служили солдаты, прошедшие не одну кампанию и часто начинавшие ещё во времена революции, но в целом французская армия была очень молодой — «старые ворчуны» встречались разве что в рядах старой гвардии.

В наёмных и особенно рекрутских армиях ситуация была принципиально иной. Если послушавший вербовщика вчерашний крестьянин оставался в строю, то чаще всего он служил долгие годы. Рекрутская армия Российской империи вообще подразумевала, что солдат, встав под наши знамёна, мог вернуться к мирной жизни лишь после двадцати пяти лет службы. Или же получить отставку после тяжёлых ранений и инвалидности.

3. Звон монет

Наполеон сделал армию главнейшей опорой трона. Но для того чтобы войско хранило верность императору, а престиж военной службы оставался высоким, солдатам и офицерам приходилось выплачивать немалое жалованье.

Сравните: в России солдат получал в год около десяти рублей, младший офицер в чине поручика оценивался выше — в 30 рублей, капитан — уже в 50 рублей. Во Франции простой пехотинец мог рассчитывать на жалованье в 120 франков, гвардейский гренадер имел уже больше 400 франков, лейтенанты получали 1200 франков, капитаны — более двух тысяч, жалованье гвардейских офицеров удваивалось. С учётом разницы курсов ассигнационных рублей, которыми платили жалованье в России, и французского серебряного франка, доход французского офицера был где-то в три-четыре раза выше, чем у русского. Солдат в синем мундире получал примерно в девять-десять раз больше, чем солдат в зелёном. Причём такая разница, пусть в не столь выраженной форме, относилась к большей части европейских армий (кроме, пожалуй, британской, где жалованье было одним из главных стимулов службы). Считалось, что офицер и дворянин имеет достаточно собственных средств, чтобы служить своему королю «ради чести».

В результате благосостояние простых французских солдат было просто немыслимым для их русских коллег. Императорские гвардейцы носили в ухе массивную золотую серьгу, считавшуюся чем-то вроде корпоративного знака. Вес такого украшения достигал 15-25 граммов. Обычными среди гвардейцев были золотые часы.

Фактически доход французских нижних чинов был сопоставим с жалованьем русских младших офицеров, а наполеоновские офицеры на их фоне выглядели настоящими богачами. Да, Бонапарт щедро платил за кровь, пролитую ради его славы!

4. Сословное равенство

Для начала XIX века французская армия отличалась демократизмом, удивительным для любой другой страны мира (с исключением в виде США). Только 5% офицеров происходили из дворян; 20% — что очень и очень много — были землевладельцами, то есть преимущественно крестьянами, хотя среди этого числа попадались и крупные хозяева; 30% относились к буржуазии — дети рантье, торговцев, коммерсантов; 10% вышли из семей врачей, юристов, журналистов, актёров, художников и других представителей свободных профессий. Военные династии дали армии около 7% офицеров.

В то же самое время в Российской империи почти 78% офицеров александровской эпохи родились в дворянских семьях. Чуть более 10% русских офицеров происходили из семей крестьян, мещан, священников или солдат. В Пруссии, где каста юнкеров ревниво хранила право монополии дворянства на офицерский чин, процент офицеров-дворян был ещё выше.

Пятьдесят два процента сыновей лордов в наполеоновские времена выбирали военную карьеру, 47% сыновей джентри (мелкопоместное нетитулованное дворянство) также шли в армию или на флот, примеряя офицерские эполеты. В Великобритании большинство офицеров относилось к дворянству, среди которого преобладало нетитулованное (джентри). Немало среди них было джентльменов, происходивших из семей, занявшихся «благородным» трудом вроде медицины или адвокатуры, и торговцев. Только обеспеченные люди могли позволить себе купить офицерский патент.

Офицерский корпус всех стран Европы был в то время почти исключительно дворянским, поэтому французская армия, где преобладали буржуа и мелкие сельские хозяева, выглядела абсолютно непривычно.

5. Интеллектуалы со шпагой

В старой европейской традиции считалось, что любой благородный человек по праву происхождения может быть офицером, а научиться командовать солдатами на поле боя — дело нехитрое и постигаемое на практике. Французы после революции, и особенно в годы Империи, решили, что качественному военному образованию надо придать гораздо больше веса.

В России начала XIX века военное образование можно было получить лишь в двух кадетских корпусах. Во Франции работали пехотные военные школы в Сен-Сире, Сен-Жермене, кавалерийская школа в Сен-Жермене и знаменитая Политехническая школа, готовившая военных инженеров и артиллеристов (эта школа была прославлена высоким уровнем образования и тем, что там преподавали светила европейской науки). Также военных инженеров обучала Компьенская школа искусств и ремёсел, а для унтер-офицеров (чего не было ни в одной другой армии) организовали специальную школу в Фонтенбло.

В русской армии около 9% офицеров получили образование в кадетском корпусе или университете. В войсках Наполеона число офицеров с военным образованием достигало 15%. Система французского гражданского образования была столь хорошо развита, что в стране действовали более 40 лицеев, более 300 колледжей и более тысячи средних школ. Такого уровня народного просвещения, охватывающего не только офицерский корпус, но и бо́льшую часть солдат, не знала в то время ни одна страна мира.

6. Господство милитаризма

Абсолютистские монархии XVIII века были очень милитаристскими обществами. Армия и королевский двор являлись главными государственными институтами, поглощавшими почти все налоговые поступления. Страна управлялась посредством армии, которая виделась высшим воплощением устройства общества, где каждый подданный должен был занимать своё место и добросовестно выполнять приказы, исходящие с самого верха.

Но в наполеоновской Франции милитаризм и культ армии достигли, наверное, своего пика. Французский историк Жан-Поль Берто писал:

«Новое общество… должно было строиться не только на денежном богатстве и земельной собственности, не на количестве клиентелы и слуг. Оно должно было быть движимо самопожертвованием во имя общего дела, которое никогда не является суммой эгоизма отдельных личностей».

Наполеоновская Франция не была ни аристократическим обществом, каким ещё долгое время оставалась остальная Европа, ни буржуазным, победившим во второй половине XIX столетия. Власть и влияние там не принадлежали ни элите по праву рождения, ни богачам. В центре общества находись военные, которые получали бо́льшую часть выгод от имперских побед и завоеваний. Всё это создавало очень необычное восприятие мира национальной элитой.

Историк Франции О. Соколов отмечал: «государство Наполеона, … как это ни парадоксально звучит, — государство ещё более „старого порядка“, чем дореволюционная Франция. По своим моральным ценностям оно было ближе к рыцарям времён Филиппа Августа, чем к придворным кавалерам Людовика XVI».

Все перечисленные отличия делали французскую армию при Наполеоне уверенной в своих силах, сплочённой, хорошо понимающей, за что она сражается. Всё это прекрасно работало до тех пор, пока подъём национального движения в Европе не доказал, что дух воюющего против чужеземцев народа значит гораздо больше. Так блестящая наполеоновская армия была неоднократно разбита и ушла в историю, оставив после себя лишь память о храбрости и военных подвигах.

Источник

В известном фильме «Мост слишком далеко» показано сражение десанта союзников за мост в Арнеме. У советских солдат был аналогичный случай. В январе 1945-го танковый взвод захватил важную переправу на реке Варта. Гвардейцам пришлось совершить настоящий подвиг, чтобы удержать позиции до подхода основных сил.

Через три реки

Во время Висло-Одерской операции, в январе 1945-го, 3-я гвардейская танковая армия генерала Рыбалко завоевала неувядаемую славу. Её танкисты с боями за неделю прошли от Сандомирского плацдарма на Висле до границы Германии на Одере. При этом советским танкам пришлось форсировать поочерёдно три реки.

Армия Рыбалко ушла в прорыв немецкой обороны 12 января 1945-го и, громя отходящего противника, к исходу дня вышла к реке Нида. На вторые сутки наступления её передовые бригады преодолели сопротивление фрицев и форсировали реку, создав плацдармы на западном берегу.

На третьи сутки через Ниду переправились главные силы армии. В этот же день гвардейцы Рыбалко вышли к реке Пилица, форсировали её и помогли переправиться частям 52-й армии, следовавшим за ними.

После этого танки стремительным ударом взяли польские города Ченстохов и Радомско и вышли к третьей водной преграде — реке Варта. Но и там враг не смог остановить гвардейцев.

19 января 3-я гв. танковая армия пересекла польско-германскую границу и продолжила свой рейд уже по территории рейха, выйдя к Одеру в районе городка Оппельн.

Общий итог её наступления был таков. С непрерывными боями в течение 19 суток танкисты прошли почти 600 км и вывели пять армий 1-го Украинского фронта к Бреслау.

Танки вперёд!

Во время своего рывка от Вислы к Одеру танковые корпуса Рыбалко успешно использовали рейды моторизированных разведгрупп. Последние состояли из нескольких танков, бронетранспортёров, мотоциклов и небольшого количества пехоты.

Разведка уходила далеко вперёд по направлению наступления корпуса и терзала вражеский тыл: перерезала дороги, мешая подвозу боеприпасов, захватывала переправы и всячески вредила немцам.

Одной из таких вылазок стал рейд разведгруппы Героя СССР капитана Михаила Кравеца. Его взвод прошёл по немецкому тылу до 100 км. Там, где было возможно, гвардейцы обходили противника, но нередко пробивали себе путь боем.

Кравец ушёл в рейд перед наступлением 6-го гв. танкового корпуса на польский город Радомско. Пятнадцатого января он получил задание разведать численность немецкого гарнизона и укрепления.

До Радомско гвардейцы добирались не без приключений. Сначала наткнулись на вражескую пехоту, которую уничтожили. Затем приняли бой с тремя немецкими танками: два сожгли, а один подбили. Добравшись до места назначения, Кравец обнаружил: укрепления перед городом есть, но немцев в них нет. Танкисты ворвались в город, где заняли оборону и держались до подхода основных сил корпуса.

После этого разведчиков вывели в резерв для короткого отдыха и подготовки к новому заданию. Впереди гвардейцев ждал очередной подвиг.

Дави их всех!

После полуночи 17 января группа Кравеца покинула Радомско с новым заданием — разведать и захватить переправы на реке Варта. В составе отряда было три танка, два БА-64, два импортных бронетранспортёра с 76-мм орудиями на прицепе и десять мотоциклов.

Во время движения разведгруппа соблюдала следующий порядок: впереди на удалении в два-три километра шёл головной дозор из броневика и четырёх мотоциклов. За ним двигалось ядро группы — танки и бронетранспортёры. С тыла и с флангов их прикрывали мотоциклы.

Спустя два часа Кравец столкнулся на дороге с отходящей немецкой колонной подвод, автомашин и пехоты. Командир разведгруппы, ни секунды не сомневаясь, отдал приказ атаковать её.

Советские танки с ходу врезались в колонну, давя её гусеницами, расстреливая из пушек и пулемётов. Не ожидавшие нападения немцы запаниковали и сопротивления не оказали. В результате разведгруппа уничтожила 18 автомашин, 35 повозок, пару сотен вражеских солдат и офицеров.

После этого группа Кравеца понеслась дальше. По пути ей встречались небольшие группы немецкой пехоты, но гвардейцы в бой с ними не вступали. К вечеру 17-го января они навели шума у посёлка Нова Березница, но, обнаружив немецкие батареи, быстро вышли из боя.

У местечка Щиты путь преградили окопы, занятые фрицами. Кравец решил прорываться. Выдвинув вперёд танки и броневики, группа пошла в атаку — и прошла через неприятельские позиции, как нож через масло.

Мост слишком далеко

Рано утром разведчики достигли городка Кшечув, где находился мост через Варту. Они ворвались в город и выбили из него гитлеровцев. Противник, для которого это нападение стало неожиданностью, в спешке бежал.

Взятые пленные сообщили: гарнизон города состоял из сапёрного батальона, который охранял мост, пригодный для переправы всех родов войск. Кравец понимал, какую ценность представляет этот объёкт, и решил удерживать его до подхода основных сил корпуса.

Это было смелое решение. Кшечув находился во вражеском тылу, а передовые отряды советских танковых бригад отделяло от него полсотни километров. Командир разведгруппы понимал: немцы обрушат на горстку смельчаков все силы, чтобы отбить мост. Значит, бой будет неравный и тяжёлый.

Но кто не рискует, тот не выигрывает. Разведчики заняли оборону по обоим берегам реки Варта и дали в штаб 6-го танкового корпуса радиограмму. Они доложили обстановку и сообщили, что нуждаются в помощи.

Противник не заставил себя ждать. К восьми утра 18 января немцы окружили мост. Подтянув до двух батальонов пехоты и самоходки, они пошли в наступление. Атаки шли одна за одной — к 17:00 разведчики отбили пять вражеских «наскоков».

Бойцам Кравеца было непросто. Они находились под постоянным обстрелом немецких орудий и миномётов. В неравном бою несли большие потери.

Положение сложилось тяжёлое. Разведчики держались из последних сил. Группа погибала. Спасти её могла только своевременная помощь. И помощь пришла.

Пробиться любой ценой!

К полудню 18 января рация была разбита, и Кравец перестал выходить на связь. В 6-м танковом корпусе знали о сложившемся положении. Начальник разведки корпуса полковник Кривицкий попытался пробиться к Кшечуву, но успеха не имел. Сил было недостаточно, а ближайшая к городу танковая бригада находилась от него в 30-40 км.

Положение спас прибывший в штаб корпуса 50-й отдельный мотоциклетный полк. Кривицкий вызвал его командира и поставил ему боевую задачу — прорваться к Кшечуву и помочь Кравецу удержать мост.

Из состава полка срочно сформировали группу прорыва из трёх танков, двух СУ-57 и шести бронетраспортёров М3-А-1. Её возглавил начштаба полка подполковник Иван Майданченко.

СУ-57 — это, конечно, не истребители пятого поколения, а ленд-лизовские самоходки на базе БТР с 57-мм пушками.

Эта группа на полной скорости понеслась к Кравецу на подмогу. Несмотря на сопротивление противника, Майданченко смог прорваться к городу с боем.

Помощь пришла вовремя. В этот момент разведчики Кравеца отбивались уже с помощью трофейных пушек.

Опешившие немцы недолго пребывали в растерянности. Сразу после соединения группы Майдаченко и Кравеца они снова начали яростные атаки на мост. Но теперь советской стороне было легче.

Получив подкрепление, разведчики до темноты вели тяжёлый бой за переправу. И они сделали почти невозможное — удержали её. К двум часам ночи 19 января к Варте вышла 53-я гв. танковая бригада. Её бронесилы поставили точку в сражении, которое длилось почти сутки.

Награды для героев

Контроль над мостом через Варту облегчил дальнейшее наступление войск 1-го Украинского фронта. Инициатива и мужество гвардейцев требовали поощрения. Подполковника Майданченко наградили орденом Александра Невского. Капитана Кравеца представили к званию дважды Героя Советского Союза. Но, несмотря на то, что его представление утвердило командование 1-го Украинского фронта, второй золотой звезды он не получил.

Дело было вот в чём. В январе 1945-го Ставка обещала поощрить наиболее отличившихся солдат и офицеров за Вислу и Одер высшей наградой. «Особо отличившихся» оказалось слишком много — как и представлений к званию Героя. Золотую звезду предсказуемо получили не все. Те же, кто не стал Героем СССР, были награждены орденом Ленина. В числе их оказался и капитан Кравец, ставший дважды кавалером высшего ордена СССР.

К слову, звания Героя Кравец был удостоен в январе 1944-го за свои подвиги во время форсирования Днепра. Тогда сложилась аналогичная ситуация: накануне операции, в сентябре 1943-го, вышла директива о присвоении звезды Героя красноармейцам, которые проявят себя во время боёв за переправу.

После Варты разведчики Кравеца наступали в Модлау и Бунцлаю, вели тяжёлые, неравные бои в Гёрлице и Берлине… А закончилась война для капитана Кравеца 9 мая 1945-го в Праге.

Источник

У писателя Джонатана Свифта вымышленные государства Лилипутия и Блефуску воевали из-за того, что не могли решить, с какого конца следует разбивать яйца. В истории нашего мира из-за варёных яиц никто не сражался, однако даже без этого было немало курьёзных поводов к войнам и обстоятельств их объявления. Мы расскажем о некоторых из них.

Маленькая деревенька против целой страны

Услышав, что небольшая, но очень гордая деревенька воюет против огромной державы, вы, скорее всего, решите, будто читаете анонс новой части похождений галлов Астерикса и Обеликса. Однако эта история вполне реальна, а в роли большой страшной державы здесь выступили сами потомки галлов. Итак, постарайтесь сдержать смех — ведь в 1883 году испанская деревня Лихар объявила войну Франции. Нет, это не шутка.

А началось всё с испанского короля Альфонсо XII и его головного убора. Альфонсо был любителем всего немецкого, в то время как существенная часть политических элит его собственной страны ратовала за сближение с Францией. Напомним: на дворе стоял 1883 год, со времён франко-прусской войны минуло всего-то 12 лет.

В сентябре Альфонсо отправился в Германию, в гости к своему без пяти минут кумиру кайзеру Вильгельму I. А тот возьми да и назначь дорогого гостя почётным шефом уланского полка. Да не простого уланского полка, а расквартированного в отвоёванном у французов Страсбурге. Ну просто такой красивый жест, довольно популярный среди монарших особ. Вот и наш Николай II потом стал почётным шефом британских «Шотландских серых». Альфонсо на радостях даже покомандовал вверенным полком на манёврах и пощеголял в полковом мундире. После чего распрощался и… поехал с визитом во Францию. В Париже в честь приезда соседского короля на улицах собрались толпы политически сознательных граждан, от которых Альфонсо, проезжая по городу, узнал о себе много нового.

Видимо, король и сам прекрасно понимал, в какую щекотливую ситуацию себя завёл, поэтому на официальном уровне Испания особо не возмущалась вульгарным парижским приёмом. Но нашёлся один человек, который не пожелал смирять свои патриотические чувства, — мэр маленькой испанской деревеньки Лихар по имени Мигель Гарсиа Саес.

Не дождавшись каких-то внятных действий от собственного короля и правительства, мэр решил единолично объявить французам войну.

Все жители деревни в количестве 300 душ полностью поддержали Мигеля в данном начинании, и 14 октября того же 1883 года деревня Лихар объявила войну Франции.

Правда, вскоре выяснилось, что до французской границы — около 800 миль по гористой местности, и, пока лихарская «могучая кучка» добралась бы до страны ненавистных лягушатников, в родной деревне сгинул бы к чертям весь урожай. Сеньоры подумали и решили не бросать хозяйство на одних лишь жён, в результате чего запланированная победоносная кампания так и не состоялась.

Войну, впрочем, никто отменять не спешил, а мэр Саес стал в тех краях настоящей знаменитостью.

Так и тлела «холодная война» между испанской деревней и Францией до самых 70-х годов XX века, когда уже другой испанский король, Хуан Карлос, побывал в Париже. На этот раз добрые парижане короля нехорошими словами не обзывали, так что мэр Лихара Диего Санчес Кортес милостиво решил предложить французам мир и даже направил соответствующее послание их правительству. Которое… осталось без ответа. Однако в 1981 году французская сторона всё же согласовала «прекращение огня», на чём эта неизвестная «Столетняя война» и закончилась.

Свинья раздора

К 1859 году вопрос о границе между США и Британской Канадой в районе островов Сан-Хуан всё ещё оставался открытым. Американцы предлагали провести границу по проливу Аро — чтобы острова оказались в их акватории; англичане же — по проливу Росарио, с точно такой же целью. Из-за спорного статуса островов обе стороны считали их своими. На Сан-Хуане жили несколько семей американских поселенцев, и там же находились постройки британской Компании Гудзонова залива.

До поры до времени это шаткое равновесие сохранялось, хотя власти по обе стороны границы время от времени бряцали оружием. Естественно, рано или поздно накопившееся напряжение должно было получить разрядку, и, словно в плохом анекдоте, причиной всему стал обычный хряк.

Пятнадцатого июня того же 1859 года американский поселенец ирландского происхождения Лайман Катлар заметил на своём участке большую чёрную свинью, которая с аппетитом пожирала клубни его, Катлара, картофеля. Свиньи и до этого досаждали местным фермерам, поэтому Лайман в ярости схватил ружье и пристрелил животное. Однако свинья отнюдь не была бесхозной — у неё имелся хозяин, которого звали Чарльз Гриффин. А работал Гриффин не где-нибудь, а в той самой Компании Гудзонова залива.

Катлар не хотел ссориться с британцем, поэтому предложил ему компенсацию в десять долларов, однако хозяин хряка потребовал сто, после чего американец возмущённо заявил, что раз так, то он вообще не возместит ни цента, поскольку свин забрёл на его землю.

Дальше конфликт начал разрастаться как снежный ком.

Гриффин бросился к британским властям, находившимся на острове Ванкувер, и потребовал содействия в отстаивании своих интересов. Англичане пригрозили арестовать Катлара, если тот не выплатит сумму в сто долларов. Теперь уже пришёл черед американца обращаться за поддержкой к своему правительству. Янки спешно отправили на остров отряд численностью 66 солдат под началом капитана Джорджа Пикетта. Того самого Пикетта, который спустя несколько лет прославился благодаря атаке своей дивизии в битве под Геттисбергом.

Солдаты, пусть и немногочисленные, — это уже оккупация. Именно так решили власти Британской Канады, и отправили к месту событий три военных корабля под командованием адмирала Хорнби, чтобы тот в случае необходимости выбил американцев с Сан-Хуана. Однако Пикетт уже тогда был не лыком шит — он, в свою очередь, запросил с «материка» подкрепления и начал окапываться и возводить береговые батареи. Когда же англичане поинтересовались, какого чёрта он намерен делать, капитан нагло ответил, что собирается превратить Сан-Хуан во второй Банкер-Хилл, сославшись таким образом на события Американской революции. Это было не чем иным, как завуалированным оскорблением.

К августу дела стали совсем плохи — американцы развернули на острове силы, равные батальону, а англичане пригнали ещё два корабля, доведя силы эскадры до пяти вымпелов. Командиры с обеих сторон получили практически идентичные приказы — первыми огня не открывать, однако отвечать на вражескую агрессию со всей жёсткостью. В итоге около недели американские солдаты и английские моряки демонстрировали друг другу мастерское владение обсценной лексикой, тщетно пытаясь спровоцировать противоположную сторону на первый выстрел, однако дисциплина оказалась сильнее взаимной неприязни.

В итоге британским и американским властям удалось прийти к компромиссу — Сан-Хуан разделили на две «оккупационные зоны», где каждая из сторон разместила по гарнизону. Так продолжалось ещё 12 лет — впрочем, солдаты постепенно сдружились и даже устраивали совместные попойки по праздникам. В конце концов, в 1872 году независимая международная комиссия в Женеве утвердила американский проект границы, и острова отошли к США, а безымянная чёрная свинья так и осталась единственной жертвой той странной войны.

Война за ведро

В XIV веке римский папа уже в который раз конфликтовал с императором Священной Римской Империи, и их сторонники разделились на два лагеря. Сторонников императора называли «гибеллинами», сторонников папы — «гвельфами». Италия раскололась, причём в противоположных лагерях порой оказывались соседи.

Города Модена и Болонья были чем-то похожи на Виллариба и Виллабаджо из легендарной телевизионной рекламы — они тоже находились неподалёку друг от друга и, в общем-то, мало чем отличались.

Просто в Болонье все были за гвельфов, а в Модене — мыли посуд… то есть поддерживали императора.

Естественно, войска этих городов регулярно вступали друг с другом в стычки. Моденцы налетали на Болонью, Болонцы — на Модену, и, казалось, конца и края этому не будет. При этом до серьёзной войны пока не доходило.

Всё изменилось в 1325 году. Отряд налётчиков из Модены ворвался в Болонью и, когда уже уходил домой, прихватил с собой дубовое ведро от городского колодца. Городской совет Болоньи потребовал вернуть украденное. А когда моденцы ответили отказом — объявил им войну.

Но в чём же реальная причина? Воевать из-за простого ведра — это слишком даже для экспрессивных итальянцев. Дело в том, что моденцы во время рейда всё награбленное скидывали в то самое ведро — ради банального удобства. А потом, естественно, умыкнули его с собой. В этом свете требование городского совета Болоньи вернуть ведро выглядит вполне логичным — речь ведь шла не столько о самом сосуде, сколько о его содержимом.

Война выдалась скоротечной и неудачной для Болоньи — её войска разбили моденцы, так что вернуть ведро и украденные ценности не получилось.

Трёхсотлетняя война, о которой вы вряд ли слышали

На самом деле война Республики соединённых провинций, или Нидерландов, и крохотного английского архипелага Силли длилась ещё дольше — 335 лет. Сам же по себе данный конфликт стал своеобразным дипломатическим казусом.

Итак, весна 1651 года. Гражданская война в Англии завершилась, Карла I обезглавили, а его сторонников — роялистов — выбили с английской земли. Тем не менее, некоторые приверженцы убиенного монарха продолжили досаждать силам парламента на море. В качестве базы они избрали маленький архипелаг Силли, расположенный у побережья Корнуолла. Казалось бы, при чём здесь Нидерланды? А при том, что голландцы в то время ещё пребывали в состоянии союза с Англией — спасибо Елизавете I, — и голландские суда страдали от роялистских пиратов не меньше английских.

Наконец, в марте 1651 года у Генеральных Штатов лопнуло терпение, и они отправили на борьбу с пиратами эскадру под командованием адмирала Мартена Тромпа. Как раз здесь и возник тот самый дипломатический казус, о котором говорилось выше.

Юридически острова Силли являлись частью Англии. Англия же, находившаяся под управлением парламента, была союзным государством. В то же время роялисты, оккупировавшие островки, не признавали власть Кромвеля и компании по понятным причинам, а значит, не попадали под английскую юрисдикцию и действие всех английских законов и договоров.

И вот Тромп прибыл к Силли требовать компенсации за ущерб, который пираты принесли голландской торговле. Роялисты, у которых попросту не было денег, отказались, после чего голландец объявил островам войну. Причём конкретно островам Силли — как самостоятельному субъекту международного права, а не как части Англии.

Впрочем, как таковых боевых действий не последовало — роялисты сдались парламентскому флоту адмирала Блейка, и острова Силли вернулись под английскую юрисдикцию. Само же объявление войны стало частью местного фольклора, коим и оставалось до 80-х годов XX века, когда внезапно выяснилось, что объявление войны — задокументированный факт, и тому есть все подтверждения. После чего на Силли прибыли сотрудники голландской дипмиссии для заключения «мирного соглашения».

Так спустя 335 лет война между Нидерландами и островами Силли официально прекратилась.

За булки и двор…

В 1828 году в Мексике случился государственный переворот. В принципе, ничего удивительного — в испаноязычной Америке революции давно стали национальным видом спорта. Однако далеко не все могут понять пьянящую радость революционного бардака. Именно таким человеком оказался французский кондитер Ремонтель, который держал в Мехико лавку с разного рода булочками и пирожными собственного производства.

Пронёсшийся по улицам великого города революционный ураган оставил от лавочки только рожки да ножки, и несчастный француз отправился жаловаться местным властям. А те его попросту проигнорировали.

Право слово, какие к чёрту булки — у нас тут революция идёт!

Обиженный Ремонтель поплёлся во французское консульство — искать справедливости у соплеменников, но и там не очень-то выгорело. В итоге жалоба несчастного кондитера провалялась во французской государственной канцелярии целых десять лет, пока её не обнаружил король Луи‑Филипп.

Не то чтобы монарху было дело до бед какого-то кондитера, да и сколько лет прошло, однако у Луи-Филиппа имелась своя головная боль, а именно — мексиканские долговые обязательства. Ну что, набрали кредитов уважаемые доны, а отдавать кто будет? Симон Боливар? Мексиканцы же вообще объявили дефолт по всем долгам и демонстративно умыли руки. И вот тут как нельзя кстати нашлось старое ходатайство кондитера Ремонтеля. Луи-Филипп, словно заправский коллектор, заявил, что мексиканские власти должны возместить ущерб, нанесённый его подданному. Сумму же оценил ни много ни мало — в 600 тысяч песо.

Здесь поплохело уже мексиканцам — какая-то вшивая лавка с булками стоит 600 тысяч?

Да это же грабёж! Ни за что на свете!

Получив отказ, король-коллектор объявил Мексике войну и отправился выбивать долги. Не лично, конечно, но посредством эскадры военных кораблей, которая прибыла к мексиканским берегам в октябре 1838 года. Дабы показать всю серьёзность намерений, французы разбомбили береговую крепость Сан-Хуан де Улуа, после чего развернули полномасштабную блокаду мексиканского побережья. В итоге в конфликт влезли англичане, вызвавшиеся быть посредниками на мирных переговорах. Мексике, впрочем, это не очень-то помогло — согласно проекту мирного договора с Францией она должна была выплатить всё те же 600 тысяч песо в полном объёме.

Весной 1839 года договор-таки заключили, а магазинчик господина Ремонтеля стал самой дорогой кондитерской лавкой в истории.

Источник

Платформы жалобно скрипели под весом «пантер». Эшелоны с танками неслись в Прибалтику. Здесь в середине июля 1944 года немцы хотели остановить неудержимый бег Красной армии к Восточной Пруссии. Однако первая задача «пантер» оказалась неожиданной и сложной — вытащить окружённый гарнизон Вильнюса. Что же у них получилось?

Козырной туз

В районе Каунаса (Ковно) разгружались эшелоны с «пантерами» элитной дивизии вермахта «Великая Германия». Сама дивизия ещё оставалась в Румынии. Всего в свежем I батальоне танкового полка «ВГ» насчитывалось 79 танков Pz.V «Пантера». Сюда же, в Каунас, приезжала после переформирования и 6-я танковая дивизия.

Одним из первых прибыл батальон мотопехоты на БТР. К 14 июля из танкового полка 6-й тд прибыли 30 Pz.IV. Оставался вопрос — как использовать этот козырной туз из подвижных частей? Логичным выглядело решение зацепиться за рубеж реки Неман и крушить железным молотом «пантер» плацдармы. Да… но нет.

«Крепость» Вильнюс

В 90 километрах к востоку от Каунаса в окружении доживал последние дни и часы немецкий гарнизон Вильнюса. Первоначально он насчитывал около 12 тысяч человек. Концепция «крепостей» Гитлера летом 1944 года была для генералов чемоданом без ручки. Надежда остановить советское наступление «крепостью» в узле дорог оказалась призрачной, а в окружении уничтожались вполне реальные части. К тому же старые принципы заставляли хотя бы попытаться вытащить окружённых.

Прибывший в Вильнюс на самолёте после окружения города новый комендант Штагель чуда совершить уже не смог. Штурмовые группы пехоты советской 5-й армии дожали «крепость» огнемётами и артиллерией. В ночь с 12 на 13 июля остатки гарнизона пошли на прорыв.

Своеобразности ситуации добавляло наличие на полпути в Вильнюс 1067-го полка «Валькирия», который также называли «группой Толсдорфа» — по имени командира. Восьмого июля 1067-й полк отправился на выручку гарнизону Вильнюса, но его обошли и блокировали советские войска в озёрном районе у Ландварово. Именно сюда вышли сначала несколько сотен человек вместе со Штагелем, а затем и остатки гарнизона Вильнюса — всего около 3,5 тысяч человек.

Момент внезапности

Несмотря на потерю Вильнюса, немецкое командование решило ударить в глубину и вытащить группу Толсдорфа и остатки вильнюсского гарнизона. Собранные в кулак «пантеры» ВГ и Pz.IV 6-й тд казались серьёзным аргументом. Возглавил ревущую моторами боевую группу командир 6-й тд Р. фон Вальденфельс. Немецкому плану везло: советские стрелковые части наступали на запад и лишь временно закрепились на подходе к Неману.

Утром 15 июля 1944 года к наспех выкопанным траншеям из предрассветной дымки выкатились толпы танков с крестами. За ними шли БТР с мотопехотой, что стало крайне неприятным сюрпризом. Под удар у деревеньки Врублевщина попали два полка: один из 277-й сд, второй — из 63-й сд. Хуже того, в тылу 277-й сд на пути «пантер» оказался гаубичный артполк 3-й гвардейской дивизии прорыва РГК.

По докладам артиллеристов, пехотинцы поддались панике и побежали. Причём были брошены исправными три пушки ЗИС-3 артполка 277-й сд. Их подобрали бойцы гаубичного артполка, применив для стрельбы по танкам. ЗИС-3 — более подходящее противотанковое средство, чем 122-мм М-30. За день потеряли сразу семь гаубиц. Людские же потери артиллеристов составили 25 человек убитыми и 150 ранеными — причём не только простых солдат, но и офицеров. Про «трофеи» командир 3-й гвардейской АД РГК Рожанович зло писал наверх: «Орудия находятся в 214-м гв. ГАП и без Вашего приказа возвращены владельцам их не будут».

Несколько сгладило обстановку прибытие 703-го ИПТАП с 76-мм ЗИС-3, хотя к утреннему бою он уже не успел. Благодаря противотанкистам удалось взять документы из одного из подбитых танков и выявить появление «Великой Германии». Также ИПТАПовцы пеняли на беспечность артиллеристов гаубичного полка, которые привыкли работать навесным огнём и вовремя не поставили орудия для отражения атаки танков.

В пустоте

Опрокинув оборону, «пантеры» покатились дальше по шоссе на Вильнюс. До Жижморы боевая группа 6-й тд с «пантерами» добралась уже к 7:00, к Кокленишкам— к 8:00. Здесь «пантеры» столкнулись с советскими танками.

Далее танки и БТР группы фон Вальденфельса неслись практически в пустоте. В 11:00 передовые машины из 6-й тд добрались до штаба группы Толсдорфа в деревеньке Безводная, буквально в двух шагах от Вильнюса. Обошёлся этот бросок 15 июля в семь потерянных «пантер».

Соперники ожидаемые и неожиданные

Глубокий прорыв «пантер» в советский тыл мог иметь самые тяжёлые последствия. Однако именно в это время поперёк полосы 3-го Белорусского фронта перебрасывалась по приказу сверху 5-я гвардейская танковая армия П. А. Ротмистрова. Её задачей было обойти немцев на Немане с фланга и ударить дальше на запад, на Расейняй.

29-й тк, полк ИСУ-152 и мотоциклисты стали резервом, направленным вечером 15 июля против вражеского прорыва. Правда, к тому времени численность 29-го тк после тяжёлых боев под Минском просела до уровня одной полнокровной бригады.

Бежать, только бежать

К вечеру 15 июля боевая группа 6-й тд находилась в глубине боевых порядков советской 5-й армии, обложенная со всех сторон. Стрелковые части 72-го ск, пропустив «пантеры» по шоссе на Вильнюс, с олимпийским спокойствием продолжили наступать к Неману.

Подумаешь, куда-то в тыл по шоссе укатили в сизой дымке выхлопа «пантеры» и Pz.IV с десантом на броне! Неман важнее.

Да и вообще — потери за 15 июля были невелики, буквально единицы убитых.

Само шоссе могли в любой момент перерезать. Только катающиеся туда и обратно «пантеры» мешали это сделать. Долго это продолжаться не могло. Немцы не знали, но против них уже разворачивались с переправ через Вилию подразделения 5-й гвардейской ТА.

Приказ из штаба немецкой 3-й ТА требовал от фон Вальденфельса вернуться в Каунас к полуночи. В итоге в 22:00 на запад двинулись конные обозы группы Толсдорфа, а вскоре за ними последовали оставшиеся танки группы Вальденфельса, посадив на броню пехотинцев группы Толсдорфа и остатков гарнизона Вильнюса. К утру 16 июля они достигли линии фронта.

Итог

Суточный рейд Вальденфельса после войны даже попал в копилку боевого опыта, собранного американцами из опросов немецких генералов. Каковы же были реальные итоги рейда?

Да, удалось вытащить из советского тыла группу солдат и офицеров вермахта. Танки скатались в тыл и вернулись под лозунгом «Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл». Однако в I батальоне танкового полка «Великая Германия» 17 июля в строю осталась всего 21 «пантера», ещё 16 Pz.V числились в краткосрочном ремонте и 28 Pz.V — в долгосрочном ремонте. Исходя из первоначальной численности полка, 11 машин ушли в безвозврат. Боеспособность полка «пантер» резко снизилась, и в начавшейся борьбе за Неман они уже не могли сказать своё веское слово — тем более, что в ночь с 16 на 17 июля началось форсирование реки советской пехотой. Шансы на дальнейшее выживание у вытащенной группы и всех собранных войск резко падали.

Сколь бы цинично это ни прозвучало, но ощутимый эффект давала «крепость» только с гарнизоном из смертников. Всё остальное лишь приводило к потерям, несоразмерным с результатом.

Источник

В сентябре 1914-го года немецкому флоту было поручено провести отвлекающую высадку на русские берега. Флот воспринял эту демонстративную операцию в штыки, но немецкие моряки даже не представляли, в какую клоунаду всё выльется в итоге.

Давайте высаживаться!

Военные моряки часто жалуются, что чуть ли не все их проблемы — от сухопутных крыс, но в данном случае всё и правда началось именно с людей в пехотных мундирах.

Несмотря на серию немецких побед над русскими войсками в августе–сентябре 1914-го, обстановка вокруг Пруссии была всё ещё сложной, а на противоположном конце фронта, у австро-венгров в Галиции, и вовсе тяжёлой. И тут генералы вспомнили про то, что у Второго рейха на востоке есть ещё и флот.

Девятнадцатого сентября начальнику Адмиралштаба вице-адмиралу фон Полю пришёл запрос от его армейского коллеги Фалькенгайна. Может ли флот провести демонстрацию у русского побережья с высадкой десанта, чтобы отвлечь внимание и не допустить переброску резервов? Немецкие морские силы на Балтике были на тот момент незначительными и никаких серьёзных задач кроме береговой обороны перед моряками не стояло. Но слабость эта была лишь относительная, немцы в любой момент могли перебросить на Балтику крупные силы из Северного моря.

Так как армия настаивала на операции, которой чрезвычайно заинтересовался лично кайзер, то флот взял под козырёк и даже решил не мелочиться.

На Балтику планировали срочно перебросить броненосный крейсер «Блюхер», два новых лёгких крейсера, две флотилии миноносцев, флотилию тральщиков, а главное — две эскадры броненосцев. Уход этих кораблей не сильно ослаблял «Флот открытого моря» адмирала фон Игеноля (броненосцы вообще использовались только для береговой обороны), но на Балтике они смотрелись Великой армадой.

Армия выделила для десанта шесть батальонов пехоты, три батареи полевой артиллерии и два кавалерийских эскадрона.

Транспорты

Погрузка пехоты на транспорты в Данциге была запланирована на 25 сентября, к этому времени флот под руководством адмирала принца Генриха Прусского должен был протралить фарватеры к цели всей операции — Виндаве (ныне латвийский город Ве́нтспилс).

Первый затык возник с транспортами: в портах хватало свободных пароходов, после начала войны и морской блокады многие суда оказались заблокированными на Балтике. Но военные моряки быстро доложили наверх, что собрать десантную эскадру в столь сжатый срок не получится. Многие суда стоят с начала войны на приколе без команд, их требуется оснастить минимальным оборудованием для высадки, назначить военных командиров, провести пробные выходы в море и, возможно, даже какие-нибудь учения. На всё про всё уйдёт не меньше двух недель, что переносит операцию на конец первой декады октября.

Ненадолго забрезжила надежда, что подобные новости заставят сухопутчиков отказаться от всей затеи, но не тут-то было. Вечером 20 сентября Генриху Прусскому сообщили, что раз транспорты подготовить не удастся, то пускай он демонстративно занимается тралением, разведкой и небольшими десантами в районе Виндавы, создавая впечатление подготовки к большой высадке.

В портах тем временем предписывалось продолжать подготовку гражданских пароходов. Причём даже в ещё бо́льших объёмах — из расчёта на дивизию. Делать это надо было как можно шумнее и заметнее, чтобы информация об этом точно дошла до русской разведки.

В море

Принцу Генриху явно очень не хотелось заниматься всей этой навязываемой ему кутерьмой. Первый выход в море 21 сентября отменили из-за обнаруженных плавающих мин, но в тот же день адмирала ткнули в спину: «Кайзер приказал произвести демонстрацию у русского побережья как можно скорее. Сообщите о положении дел». В итоге было решено идти к Виндаве на следующий день, чтобы 23 сентября провести разведку и траление, а 24-го начать высадку десантных партий из числа экипажей.

Утром 22 сентября 14 броненосцев вместе с сопровождением вышли из Кильской бухты и взяли курс на восток. Их проход через пролив Фемарн-Бельт с нейтральной Данией не остался незамеченным, и уже вечером того же дня командующий русским Балтийским флотом адмирал фон Эссен вышел в море. Правда, он считал, что речь идёт об очередной немецкой операции в устье Финского залива. В начале сентября эскадра из семи вражеских броненосцев вместе с «Блюхером», пятью лёгкими крейсерами и двумя дюжинами эсминцев пыталась там навязать бой русскому флоту, но затея не вышла.

Около полудня 23 сентября немцы начали траление фарватеров в сторону Виндавы от точки аж в 28 милях от побережья. В четыре часа дня к порту подошли высланные для разведки миноносцы. S-145 подошёл настолько близко к маяку Багкофен южнее города, что был обстрелян ружейно-пулемётным огнём с берега и потерял двух матросов убитыми. Это было неприятным сюрпризом, гансы считали, что берег вообще никем не занят. Вход в гавань самой Виндавы немцы нашли перегороженным затопленными пароходами.

Пока тральщики продолжали пахать море в сторону порта высадки (не находя ни одной мины), принцу Генриху, чтобы он не скучал, вечером 23 сентября пришла новая вводная. Армия выделяла для высадки пехотный батальон, и его надо было срочно грузить в Данциге. Для перевозки 750 пехотинцев планировали задействовать семь броненосцев V эскадры, которые отделились и ушли в 9:00 вечера. Немцы считали, что если взять на борт больше, чем по сто человек, то это серьёзно скажется на боеспособности корабля.

Утром 24 сентября в Данциге моряки обнаружили, что имеют дело с запасным учебным батальоном, бойцы которого в армии по четыре-шесть недель. Там же их догнал приказ из самых верхов срочно формировать подрывные партии «для подрыва железных дорог вдали от берега». Каких именно при этом не указывалось.

Тем временем у Виндавы наконец-то закончилось траление огромного фарватера (не было найдено ни одной мины), и принц Генрих подошёл со своими броненосцами к городу, чтобы своими глазами убедиться: гавань заблокирована, а высадка на молы обещает быть делом сложным и муторным.

Единственным успехом стало потопление рыбацкой лодки и захват в плен четырёх латышей.

На этом вся армада развернулась и ушла обратно в море ждать подхода кораблей с пехотинцами для того, чтобы попробовать высадиться на следующий день.

Англичане

У каждого флота есть своя собственная, взращиваемая годами фобия. Русский Балтфлот ждал прорыва толп вражеских линкоров через Финский залив к столице. Англичане всматривались в туманы Северного моря в ожидании немецких транспортов с десантом. А немцы рисовали у себя в головах апокалиптическую картину прорыва Гранд-Флита на Балтику.

В 10 вечера 24 сентября Генрих Прусский получил сообщение из Данцига, в котором говорилось, что германский консул в шведском Мальмё доложил об английских подводных лодках, готовящихся к прорыву через Каттегат. В 23:30 пришла паническая телеграмма от морского штаба: по данным агента в Мальмё, английский флот вошёл в Большой Бельт, прорывая минные заграждения старыми судами. Через полчаса моргенштаб сообщил об обнаруженных у шведского побережья английских субмаринах, идущих курсом к немецким берегам.

Принц Генрих воспринял эти сообщения всерьёз. Англичане всё-таки пошли на прорыв — причём в то время, когда его силы разбросаны по половине Балтийского моря. Одна эскадра броненосцев идёт из Данцига, пока он со второй торчит у Виндавы. Часть его крейсеров и миноносцев находятся в дозорах у Ирбенского пролива и в устье Финского залива. Англичане могут отрезать их всех от баз и, объединившись с русским флотом, перебить по частям.

В 00:30 Генрих отдал приказ срочно ставить дополнительные минные заграждения у датского побережья, а кораблям в море идти на соединение с ним.

Паника начала спадать на рассвете. В шесть утра Генриху сообщили, что минные заграждения выставлены, но англичан не видно. Воздушная разведка никого не обнаружила, и никто в Копенгагене или у датского побережья англичан не видел. Кроме того, минные заграждения в Зунде и Большом Бельте совершенно явно стоят нетронутыми.

Конец делу венец

Тревога по поводу англичан позволила Принцу Генриху свернуть и всю несуразную «демонстрацию» у Виндавы. Днём 25 сентября он официально сообщил, что высадка в гавань с кораблей невозможна, а десантирование со шлюпок сопряжено с большим риском. Кроме того, берег очевидно занят войсками противника, и в каком количестве — неизвестно, что делает проведение операции небольшими группами пехоты слишком опасным делом.

К его огромному облегчению, вечером эскадре разрешили идти домой. На этом история с высадкой завершилась.

Немецкая «демонстрация у Виндавы» обернулась анекдотом. Спланированная на коленке, в страшной спешке и с неясными целями, она не отвлекла вообще никого и кончилась ничем, кроме расхода немецкого топлива. Разве что крупных потерь удалось избежать. Русский флот, впрочем, немцев, несколько дней проведших прямо у отечественных берегов, тоже проигнорировал. Так что по итогам все остались «при своих».

Источник

Мидуэй стал ответом японцев на рейд Дулиттла, американцы серьёзно уступали в численности противнику, а победу США обеспечила их разведка. Среди сражений на Тихом океане Мидуэй по количеству мифов о нём опережает даже Пёрл-Харбор. Попробуем разобраться с самыми известными из них.

В школе это сражение, конечно, не проходят, так что все заблуждения порождены парой переводных книжек о нём. Книжки хорошие, но вот написаны они были в 1955 и 1967 годах, а военно-историческая наука в Японии и США с тех пор на месте не стояла.

1. Мидуэйская операция была частью хитрого стратегического плана японцев

На сам деле, как и в случае с Пёрл-Харбором, это был личный проект главкома Объединённого флота ВМС Японии адмирала Исороку Ямамото. В то время, как у японского генштаба были совершенно другие планы на второй этап «войны за Великую Восточную Азию». Но Ямамото удалось — фактически путём шантажа — убедить любимое командование принять его вариант.

Автор идеи и разработчики плана Мидуэйской операции: главком Объединённого флота адмирал Исороку Ямамото, его начальник штаба контр-адмирал Мотомэ Угаки, начальник оперативного отдела штаба, «бог операций», капитан 1-го ранга Камэто Куросима

2. «Спусковым крючком» операции послужил рейд Дулиттла

Генштаб ВМС Японии согласился на Мидуэйскую операцию ещё 5 апреля 1942 года — то есть за 13 дней до рейда. Другое дело — после американского удара по метрополии отношение к этому плану радикально изменилось. Операция, главной целью которой было исключить подобное в будущем, уже не просто допускалась, а была с энтузиазмом поддержана. На неё были немедленно выделены все запрошенные силы и обеспечено приоритетное снабжение. И даже командование сухопутных сил, до этого и слышать не желавшее ни о каких флотских авантюрах, по собственной инициативе выделило десантные и инженерные части.

3. Удар по Алеутским островам был отвлекающим

«Сверхзадачей» Мидуэйской операции было привлечь в одно место как можно больше американских кораблей с тем, чтобы уничтожить их в «решающем сражении». Любые отвлекающие действия прямо противоречили этой цели, так что в исходном плане штаба Ямамото никаких Алеут не было.

Вот такой военно-морской балет творился в северной части Тихого океана накануне сражения: три японских соединения выдвигались к Алеутским островам, ещё шесть — к атоллу Мидуэй

Но захват западной части архипелага был заложен в ещё довоенные планы. Поэтому генштаб ВМС решил провести две операции параллельно. Благо сил, по их мнению, хватало. Авиаудары по Мидуэю и Датч-Харбору на Алеутах должны были начаться одновременно, утром 3 июня 1942 года. Но из-за проблем с подготовкой начало Мидуэйской операции перенесли на день позже.

4. Японские силы при Мидуэе значительно превосходили американские численно

Американская историография традиционно изображала это как «поединок Давида с Голиафом». Двум американским соединениям противопоставлялись все имевшиеся у Японии морские силы. Есть и другая крайность: у американцев предлагается считать всё, что они теоретически могли там задействовать. Сравнение этих «полных» составов приведено в левой части таблицы.

Звёздочкой обозначены два соединения, что теоретически могли быть использованы при Мидуэе; двумя звёздочками — включая двухмоторные бомбардировщики берегового базирования

Но японцы раздробили свои силы и не смогли реализовать своё подавляющее численное превосходство. Американцы же не собирались подыгрывать вражеским хотелкам о «генеральном сражении» и отправили к Мидуэю лишь быстроходные авианосные соединения для действий в стиле «ударил-убежал». Поэтому корректней считать только те корабли и самолёты, что реально участвовали в бою. А там соотношение было совсем другим.

5. Благодаря радиоразведке американцы знали японский план, что и обеспечило их победу

Американская радиоразведка сделала очень много. Но говорить о полном знании ими японских планов не приходится.

Например, критически важное число авианосцев в мобильном соединении японцев так и не было установлено. А то, что в операции был задействован ещё и весь японский 1-й флот — семь линкоров, включая «Ямато», на минуточку, — вообще осталось неизвестным.

Содержащий оценку сил противника фрагмент оперативного плана ТФ США № 29-42 по отражению японской атаки на Мидуэй. Сравните с реальными силами японцев, задействованными в операции

Разведка действительно дала командованию шанс использовать слабые места переусложнённого японского плана, полностью зависевшего от эффекта внезапности. Словом, они сделали победу при Мидуэе возможной. Но вот с количественным и качественным превосходством противника разведка ничего поделать не могла. Так что победа была далеко не предрешена — в ходе сражения всё неоднократно висело на волоске и целиком зависело уже от «тех, кто в море».

6. Японцы не смогли своевременно обнаружить американские корабли из-за задержки со взлётом одного из самолётов-разведчиков

Как ни странно, всё было с точностью до наоборот. Из-за задержки со взлётом командир разведчика № 4 решил сократить маршрут и в результате вышел на американские корабли уже в 07:28. А в случае своевременного вылета он пересёкся бы с ними как минимум на 30-40 минут позже.

Также принято считать, что японцев подвела экономия на разведке. Однако сколько разведчиков они бы в то утро ни подняли, ни один из них не смог бы оказаться на более выгодном курсе, чем гидросамолёт на маршруте № 5. Он должен был обнаружить американцев на целый час раньше, ещё около 06:30, но не заметил их из-за погодных условий.

7. Адмирал Нагумо проиграл сражение, потому что не разбирался в авиации

Вице-адмирал Тюити Нагумо действительно не имел лётной подготовки или хотя бы опыта командования авианосцем. Но ровно то же самое можно сказать о его противниках — контр-адмиралы Фрэнк Флетчер и Рэймонд Спрюэнс подобными квалификациями тоже не обладали, но это почему-то не помешало им выиграть.

Командующий 1-м Воздушным флотом вице-адмирал Тюити Нагумо и начальник авиационного отдела штаба этого флота капитан 2-го ранга Минору Гэнда

Причём, в отличие от них, Нагумо уже больше года возглавлял 1-й Воздушный флот и имел опыт нескольких удачных операций. Кроме того, решения он принимал не единолично, а с помощью своего штаба. Авиационным отделом в нём заведовал Минору Гэнда — ведущий специалист Японии по тактике палубной авиации. Так что о непрофессионализме этой команды говорить не приходится.

8. В критический момент Нагумо начал метаться и принимать непоследовательные решения

Представление о непоследовательных метаниях Нагумо появилось из-за неправильной интерпретации «сырых данных» японцев, приложенных к отчёту о сражении Первого мобильного соединения. Ранние исследователи не совсем понимали природу этих данных, собранных из разных источников, поэтому выстраивали «тайминг» сражения, исходя из имевшихся там временных меток.

И не забываем, в каких условиях эти решения принимались: флагман 2-й дивизии авианосцев «Хирю» и его эскортный эсминец на полной скорости уворачиваются от бомб «Летающих крепостей»

Решения вице-адмирала Нагумо сейчас представляются пусть и неидеальными, но вполне адекватными — с учётом информации, которой он обладал «там и тогда». По большому счёту, Нагумо стал заложником разработанного штабом Ямамото плана, который в принципе не предполагал активных действий противника на данном этапе операции. А также заложником выявленных в ходе сражения слабых мест в японской концепции применения авианосцев.

9. Японцам не хватило каких-то пяти минут, чтобы поднять в воздух самолёты для полноценного ответного удара

После обнаружения американских кораблей японцам пришлось срочно перевооружать ударные самолёты с тяжёлых бомб на торпеды, а пикировщики — с фугасных «наземных» авиабомб на противокорабельные. Алгоритм этих мероприятий у них отработан не был. И заниматься этим пришлось в условиях активного маневрирования на полной скорости из-за атак американской авиации.

850-кг авиаторпеда обр. 91 на транспортно-подъёмной тележке. А теперь представим, что это надо было тягать по кренящейся ангарной палубе маневрирующего на скорости 30 узлов корабля

Кроме того, эти непрерывные — пусть и безрезультатные — атаки требовали постоянной ротации истребителей охранения, расстрелявших свой боекомплект. Для этого авианосцам была необходима «чистая палуба», что тоже не позволяло начать подъём ударных самолётов из ангаров.

В результате на момент атаки американских пикировщиков около 10:25 никаких готовых к вылету толп самолётов на полётных палубах японских авианосцев не было. Они всё ещё находились в ангарах. На единственном уцелевшем после первого удара авианосце «Хирю» поднять в воздух его ударную группу удалось не через пять, а лишь через 30 минут после успешной атаки американцев.

Фрагмент оперативного боевого журнала авиагруппы «Акаги». Красным подчёркнуто время последних посадок на корабль — 07:10 по токийскому времени. То есть всего за 15 минут до американской атаки палуба авианосца всё ещё оставалась свободной от самолётов

10. Поражение при Мидуэе лишило Японию «сотен незаменимых пилотов»

Безвозвратные потери японского лётного состава при Мидуэе в реальности составили 115 человек. Шестьдесят шесть из них были пилотами палубной авиации. Потери серьёзные, но далеко не катастрофические.

Квалифицированных лётчиков у Японии всё ещё хватало, чего не скажешь об авианосцах. Для сравнения — американцы в этом сражении лишились 186 человек лётного состава, включая 94 пилота.

11. Мидуэй был решающим/переломным сражением Тихоокеанской войны

Потеря четырёх эскадренных авианосцев действительно серьёзно ослабила Императорский флот. Однако он оставался достаточно сильным, чтобы нанести американцам ряд чувствительных поражений в ходе последовавшей вскоре эпопеи вокруг острова Гуадалканал. И только по результатам этой кампании Япония окончательно потеряла стратегическую инициативу.

Любые исторические сравнения являются откровенными натяжками. Но если проводить подобные грубые аналогии, то сражение при Мидуэе это не «американский Сталинград». По своему значению для данного ТВД оно сравнимо скорее с битвой за Москву: противнику нанесено первое серьёзное поражение, блицкриг остановлен, но до решительного перелома ещё воевать и воевать.

12. При Мидуэе американцам очень повезло

Если бы американцам удалось хотя бы просто нормально организовать вылет, то в небе над японским соединением должны были одновременно нарисоваться 100 пикировщиков, 40 торпедоносцев и 28 истребителей эскорта. Эта армада могла одним ударом и с минимальными потерями вынести все четыре японских авианосца, да и их эскорту бы тоже не поздоровилось. Вот это было бы «везением».

Но в реальности «везение» свелось к разрозненным атакам и десяткам выкошенных безо всякого результата торпедоносцев. К «заблудившимся» эскадрильям и тяжёлым потерям пикировщиков. К двум ответным ударам по «Йорктауну», приведшим к потере корабля. И так далее. Другое дело — потери японцев оказались намного выше.

Так что всё произошло согласно старому правилу: «Любое сражение — это всегда череда ошибок с обеих сторон. И побеждает тот, кто совершит хотя бы на одну меньше».

Источник

Последствия некоторых сражений бывают настолько серьёзны, что полностью меняют историю. Одни государства и народы возвышаются, другие уходят в тень. Именно таким сражением стала почти забытая сегодня битва при Нехтансмере, произошедшая в 685 году, в эпоху «английского потопа» на севере Британии.

Сверхдержава Нортумбрия

К 80-м годам VII века английское королевство Нортумбрия стало своего рода сверхдержавой Британии. Нортумбрийские короли были самыми богатыми и могущественными среди островных правителей, однако стремились как можно шире раздвинуть пределы подвластного им королевства. Ключевым направлением для экспансии англов оказался север, где проживали пикты, бритты и скотты.

В 655 году король Освиу Нортумбрийский предпринял крупную экспедицию, в ходе которой в пух и прах разбил войска всех своих врагов, после чего наложил на скоттов и бриттов дань, взимать которую предполагалось исключительно чистым золотом и серебром. Что же касается пиктов, то им досталось больше всех — их государство принудительно разделили на две части. Южные земли превратились в фактического вассала Освиу, который посадил на трон марионеточного правителя, во всём его слушавшегося. Северные пикты хоть и сохранили независимость, но были также обязаны платить дань.

Так они и жили до 670 года, когда Освиу, бич севера, наконец отдал Богу душу. Пикты-северяне, естественно, увидели в этом окно возможностей и, быстренько подсуетившись, сосватали свою принцессу за Бруде мак Бели, принца бриттского королевства Стратклайд. Этот династический союз должен был укрепить позиции пиктов перед новым английским королём и стать своеобразным политическим манифестом, буквально гласившим, что севернее власть англов не распространится. Впрочем, на первых порах свежеиспечённому нортумбрийскому королю Эгфриту было не до завоеваний — для него жизненно важным делом стало укрепление собственного положения в качестве монарха.

Новая метла и метёт по-новому: с прибытием Бруде к пиктам действительно очень многое изменилось.

Новый чужеземный король оказался завзятым воякой, и вскоре королевство, недавно битое англами, само начало больно кусать соседей. В 681 году Бруде захватил Оркнейские острова, после чего заявил, что отныне пикты не будут платить дань английским кровососам. Этого вошедший к тому времени в силу Эгфрит Нортумбрийский стерпеть уже никак не мог. Весной 685 года он двинулся с карательной миссией на север.

Бруде выступил из Абердина, где находилась его главная база, и двинулся на юг. Главной задачей он видел освобождение южных пиктов от английской кабалы и воссоединение их с северными родичами в одно королевство. Попутно, естественно, предполагалось перерезать всех колонизаторов-англов и разорить их города и селения. Для этого король выслал впереди главного войска несколько отрядов, в задачу которых входило проведение «акций устрашения».

Эгфрит, в свою очередь, выступил из английской крепости Эдинбург, форсировал реку Форт около Стерлинга и направился в Стратхаллан. Он шёл по областям, присоединённым в эпоху правления короля Освиу, где англы жили уже целое поколение и успели пустить корни. Эгфрит мог не бояться враждебных действий со стороны местного населения. Король Нортумбрии двигался по старой римской дороге — точно так же, как за столетия до него на север шагали легионеры, воевавшие всё с теми же пиктами.

Такой выбор маршрута сделал его действия предсказуемыми для неприятеля, который подготовил английскому войску засаду в местечке близ озера Нехтансмер (неподалёку от него располагаются современный шотландский городок Форфар и деревня Данничен).

Фирд, хирд и прочие непонятные слова

Мы не обладаем точными данными о численности армий, встретившихся 20 мая 685 года у Нехтансмера. Тем не менее, согласно дошедшим до нас источникам, это была масштабная битва, к которой оба правителя готовились очень основательно и взяли свои лучшие войска.

Ядром армии Эгфрита стал так называемый «хирд» — его личная гвардия. Это были профессиональные воины, как уроженцы Нортумбрии, так и наёмники из других земель. Они вооружались и экипировались на средства короля, получали регулярные дары золотом и серебром и имели свою долю в любой военной добыче или дани, что получал правитель.

Вопреки устоявшемуся мнению, хирд — отличительная черта военного дела не одних лишь викингов. Древнеанглийское слово hird имеет общий корень с древнескандинавским hirð и родственно древнегерманскому heirat («свадьба»). Дословно «хирд» можно перевести как «дом», «домашнее хозяйство», «двор», «семья». Таким образом, личные охранники правителя в традиции германских народов была не просто наёмниками, а домочадцами и приближёнными к семье людьми.

Хирд делился на две части. Первая, состоявшая из более опытных воинов, называлась «дугуд» (dugud) и имела вооружение тяжёлых пехотинцев. Эти воины надевали длинные кольчужные рубахи с короткими рукавами либо пластинчатые доспехи аналогичного вида, а также шлемы конической формы. Кроме того, при себе они имели большие круглые щиты, окованные по краям железом, копья и мечи — порой очень изысканной работы и с дорогими ножнами. Ещё у них часто были лошади, на которых воины добирались до места битвы, однако сражались исключительно пешими.

Другой частью хирда были так называемые «геогуд» (geogud) — более молодые и менее опытные воины. Они носили такие же шлемы и щиты, как и их старшие товарищи, однако доспехи были похуже — как правило, из кожи с нашитыми поверх металлическими бляхами или пластинками. Кроме того, у «геогудов» практически не было хороших мечей: они сражались копьями, дротиками и другим менее дорогостоящим оружием.

О высоком социальном положении воинов хирда говорило ещё и то, что они при необходимости могли выступать в роли королевских посланников и даже комендантов городов и крепостей, командуя местным ополчением. Во времена Эгфрита хирд королей Нортумбрии обычно насчитывал 700 человек, и, вероятно, почти всех их он взял с собой в поход.

Основную массу армии англов составлял «фирд» (fyrd) — непрофессиональное ополчение. Подобно хирду, фирд так же состоял из двух частей, однако принцип деления там был иным. Малый фирд представлял собой наиболее боеспособную часть ополчения: в него выставляли по одному мужчине от пяти семей, и оснащение ратника всем необходимым являлось их коллективной ответственностью. Пять семей обеспечивали воина копьём, щитом, шлемом, каким-нибудь простым доспехом, иногда луком и провизией на 60 дней. Такие ополченцы собирались ежегодно, и проходили нечто вроде примитивных сборов, на которых учились делать какие-то базовые манёвры и упражнялись с оружием.

Большой фирд был, фигурально выражаясь, последним доводом англосаксонских королей –всеобщее ополчение, куда шли все дееспособные мужчины от 16 до 60 лет с тем оружием, которое им удавалось раздобыть (фактически — с чем придётся). Такой фирд собирался исключительно в случае вражеского вторжения (или его угрозы) сроком на 15 дней.

Если король нуждался в ополченцах на срок свыше 15 дней, то платил им жалование за «безлимит», поскольку это выходило за рамки их феодальной повинности.

Точного числа воинов в армии Эгфрита мы не знаем, однако, судя по всему, в то время численность малого фирда могла достигать шести-семи тысяч человек. Больше король собрать никак не мог, поскольку война была наступательной. Кроме того, ему следовало оставить некоторую часть сил дома для поддержания порядка и гарантии сохранения за собой трона. Поэтому вряд ли Эгфрит взял с собой более четырёх-пяти тысяч человек.

Что касается пиктов, с ними всё было одновременно и проще, и сложнее. Сложнее в том смысле, что источников с их стороны сохранилось ещё меньше, чем со стороны англов. В то же время, сама организация армии было существенно более простой, нежели у противников.

Войско пиктов целиком состояло из ополченцев, которых к месту сбора приводили региональные вожди, откликнувшиеся на призыв короля. Мы специально делаем данную оговорку, поскольку они могли и не откликнуться — из-за личного разлада с королем, из-за подкупа со стороны врага или просто из-за предположений, что театр войны будет пролегать слишком далеко от их вотчин, а значит, воевать нет смысла.

Вооружались пикты хуже, нежели англы, однако практически все имели при себе щиты квадратной или прямоугольной формы. Крайне важным отличием военной традиции пиктов было то, что они использовали конницу. Безусловно, обеспечить себя лошадьми и всем необходимым снаряжением имели возможность лишь зажиточные ополченцы и знать, однако они могли стать серьёзным аргументом в бою с англами, которые, как мы помним, сражались исключительно в пешем строю.

Другое дело, что пикты не использовали ни сёдел, ни стремян, что затрудняло координацию движений всадника и ограничивало диапазон его тактических приемов. Таким образом, мы однозначно можем исключить атаки таранного типа с длинными копьями и любое столкновение с врагом на скорости. Конница пиктов вела преимущественно дистанционный бой при помощи дротиков.

Относительно численности сил, которыми располагал король Бруде, нам тоже практически ничего не известно. Мы лишь знаем наверняка, что они превосходили силы англов, — вероятно, армия пиктов могла насчитывать до шести тысяч человек.

Что касается тактических предпочтений сторон, то здесь всё довольно ясно. Англы, точно так же, как и их родичи саксы, строились монолитным пешим порядком из пяти-шести рядов, где первая линия образовывала так называемую «стену щитов». Обычно первая и вторая линии состояли из бойцов хирда — наиболее квалифицированных, опытных и хорошо вооружённых воинов во всей армии. Они должны были обеспечить нерушимость строя при обороне или при движении вперёд. Как только в первой линии появлялись прорехи, вперёд выходили бойцы из тыла и закрывали их собой. Главной задачей было сохранить монолитность стены щитов.

Король мог занимать позицию в тылу, хотя не редки были случаи, когда монарх вставал на фланге — так он получал отличный обзор поля боя и мог лучше оценивать обстановку. В таком случае его окружали лучшие бойцы хирда, в задачу которых входило обеспечение безопасности правителя.

Что касается пиктов, то они вообще о сплошном строе и слыхом не слыхивали. Их воины предпочитали сражаться поодиночке, в лучше случае — сбиваясь в группы по территориальному признаку. Они начинали бой на дистанции, закидывая врага дротиками. Пикты традиционно были сильны наскоком — если они видели, что удача поворачивается к ним лицом, то усиливали давление и сражались со звериной яростью. Если же бой складывался для них тяжело, они быстро падали духом и начинали отступать, чтобы попытать счастья в другой раз.

Камень, ножницы, бумага

Вернёмся к старой дороге, что пролегала близ озера Нехтансмер и высокого холма, у подножия которого ныне расположена шотландская деревня Данничен. Именно на этом холме, поросшем лесом, устроили засаду воины короля Бруде.

Англы шли в типичном для себя походном порядке. Впереди ехали на конях несколько разведчиков хирда, выискивавшие глазами неприятеля, за ними пешком следовал малый фирд, позади него — оставшаяся часть хирда, сам Эгфрит и сундук с королевской казной. Далее двигались обоз с инструментами для подготовки лагеря и прочими необходимыми вещами, вьючные животные, гружённые провизией, и арьергард, состоявший из некоторого количества ополченцев фирда.

Судя по всему, разведка англов справилась со своей задачей не ахти как — присутствие врага она не выявила. Едва армия англов миновала злосчастное озеро Нехтансмер, как пикты выскочили из лесочка и с воплями бросились в атаку вниз по склону холма.

Король пиктов Бруде оказался неплохим тактиком — первый и главный натиск своего войска он направил на центр английской колонны: на хирд и на короля.

Замысел был прост, как всё гениальное: если у пиктов нет возможности разбить крепкий строй англов в открытом поле, нужно всего лишь не позволить им развернуться в боевой порядок. Именно поэтому и было решено атаковать врага на марше и в первую очередь ударить по хирду — основе английской армии, «становому хребту» могучей стены щитов. И задумка удалась.

Пиктам удалось связать боем опытных бойцов хирда, и те, зажатые на дороге между озером и холмом, не смогли быстро построиться для организованной обороны. Выполнив первостепенную задачу, Бруде бросил оставшихся в резерве воинов против малого фирда. С криками понеслась в бой конница пиктов, и ливень из дротиков обрушился на ополченцев. Они отчаянно стали искать стену щитов, за которой им надлежало встать: ведь именно так они привыкли! Именно так их учили! Но стены не было — лишь свалка и всеобщий кавардак. Тогда ополченцы дрогнули и побежали. Многие бросились к озеру, но только увязли в болотистых местах у его берега. Всех их перебили быстрые пикты.

Тем временем Эгфрит сумел кое-как построить свой хирд в боевой порядок, однако привычной поддержки в лице ополченцев его воины получить уже не могли. Да, они были профессионалами в прекрасных кольчугах, но их оказалось слишком мало — всего несколько сотен против нескольких тысяч. Тем не менее, они продолжали сражаться, и почти все погибли, защищая своего монарха. Пал в бою и сам Эгфрит. Спастись удалось лишь немногим, и впереди их ожидал полный опасностей путь домой по враждебной территории.

Увы, среди англов не нашлось своего Ксенофонта, что оставил бы для потомков историю этого страшного «Анабасиса», да и не до того им было — обессиленным, израненным, пробирающимся через чащи и болота к пределам родной страны. В Нортумбрию вернулись считанные единицы — они и рассказали о случившейся катастрофе.

Благодаря этой сенсационной победе, Бруде захватил Стратмор, а английских колонистов или перебил, или обратил в рабство. Так он в одночасье стал самым могущественным правителем британского севера и впоследствии провозгласил новое королевство, названное Фортренн. Его потомки правили новым государством ещё сто с лишним лет, после чего земли Фортренна объединились с королевством Стратклайд и землями скоттов, благодаря чему появилась новая мощная держава — королевство Шотландия.

Источник