warhead.su

Шведский король Густав Адольф мог стать господином центральной Европы. Этот блестящий правитель собирался создать великую протестантскую империю, но в самый ответственный момент всё пошло наперекосяк. Что же именно?

Начиналось всё за здравие

В начале 1630-х годов на территории Священной Римской империи бушевала война, которую позднее назовут Тридцатилетней. Один из самых кровавых и жестоких вооружённых конфликтов эпохи разгорелся внутри империи между альянсом католических князей во главе с императором Фердинандом Габсбургом и союзом протестантских владык.

В действительности группировки были намного более сложными, и у конфликта имелась не только и, пожалуй, даже не столько церковная подоплека, но традиционно Тридцатилетняя война считается именно религиозной. Несколько раз она чуть было не завершилась, но пожар разгорался снова и снова. В какой-то момент казалось, что католики безоговорочно одерживают победу — протестантские армии были разгромлены, у них практически не осталось полноценных вооруженных сил. Однако все карты смешал шведский король Густав Адольф.

Густав Адольф находился на пике энергии. Он успешно повоевал против Польши, оторвал куски от России, реформировал армию и государство. Он почти выковал полноценную империю вокруг Балтийского моря, и теперь готовился распространить свое влияние на северную Германию — прибалтийские княжества и города присоединить, а прочие протестантские — взять под крыло.

Это был не только политический интерес — в свою миссию защитника протестантизма король Швеции верил искренне. И в Германии он действительно мог рассчитывать на помощь местных протестантских лидеров.

Оставалась сущая мелочь — разгромить империю Габсбургов.

Поначалу всё действительно шло великолепно. Густав Адольф высадился на севере Германии, ведя дисциплинированную и отлично вышколенную армию. Вдобавок имперцы очень неудачно взяли приступом протестантский город Магдебург. Армия, дорвавшись до богатого города, мгновенно перепилась и сожгла полезный трофей вместе с продовольственными складами, ценностями и подавляющим большинством жителей. Посмотрев на это, протестантские князья толпами побежали заключать союз с Львом Севера.

Набрав союзников, Густав Адольф встретился с главной армией католиков в эпической битве при Брейтенфельде. Войско империи во главе с Иоганном Тилли было многочисленным, давно не знало поражений, а сам Тилли считался одним из лучших командиров Европы. Что ж — тем оглушительнее оказалось поражение. Хотя союзные шведам саксонцы поразбежались, сами шведы остались на поле сражения и неожиданно разнесли лучшую имперскую армию вдребезги. Тилли был изранен, остатки его войска откатывались, а шведы шли по Германии паровым катком, собирая новых союзников.

В апреле 1632 года Тилли с новыми силами ещё раз попробовал остановить шведов на реке Лех. Однако иногда бывает, что тебе просто не везет. В начале боя Тилли смертельно ранило шальным ядром, а имперская армия искусно выполнила манёвр «паническое бегство».

Могло показаться, что император Фердинанду пора бросать полотенце на ринг. Ещё немного — и победоносные шведы двинутся на Вену.

Что же пошло не так?

По выжженной равнине за метром метр…

Ближайшей целью шведов была Бавария, одно из ключевых католических княжеств. А пока Густав Адольф маршировал по Германии, император вынул из рукава припрятанный до поры козырь. Козырь имел имя и фамилию — Альбрехт фон Валленштейн.

Это был своеобразный персонаж: чуть ли не главный идеолог принципа «война кормит войну». Он был не просто служакой или капитаном наемников. Для Валленштейна армия являлась только одним — хотя и ключевым — из элементов его «частной военной корпорации». Валленштейн старался иметь наготове крепкий тыл — оружейные мастерские, мануфактуры, склады готовой продукции. Кроме того, он немилосердно грабил все территории, на которых стояли подчинявшиеся ему отряды.

До вторжения Густава Адольфа Валленштейн запугал и разорил не только противников, но даже и многих лояльных сторонников империи. Этот полководец чуть не выиграл для императора войну, но у имперских князей на него была стойкая аллергия. Амбиции, высокомерие и эгоцентризм Валленштейна не знали удержу. Так что, когда казалось, что война уже выиграна, Валленштейна сняли с командования. Но теперь ему предстояло вернуться.

Что с того, что Тилли разбит — наёмников в Германии как тараканов на коммунальной кухне! Талер есть — солдат найдется.

Густав Адольф нёсся вперед. Ещё недавно в его войске было много шведов, но требовалось контролировать большие пространства, войска несли потери, так что доля наёмников из местных кадров непрерывно росла. И это, конечно, сказывалось на поведении. Типичная армия того времени была сборищем отъявленных разбойников — но опытных и натасканных. Убедить эти ценные кадры в необходимости платить за конфискованных куриц было не проще, чем заставить крокодила перейти на вегетарианскую диету. Кроме того, Густав Адольф и не собирался закрепляться на юге.

Теперь шведская армия шла по империи, как батыева орда. Всё, что оказывалось на пути, грабилось. Все, что нельзя было разграбить, сжигалось.

Мушкет — это праздник! Всё летит в крепостной ров!

Там, где крестьян и бюргеров почему-либо щадили солдаты, их успешно геноцидили голод и инфекции — эпидемии катились по Германии с толпами беженцев и дезертиров. Осатаневшие от происходившего вокруг крестьянские парни сами шли в наёмники — там, по крайней мере, давали паёк и возможность самому отнимать млеко, яйки и особенно шнапс. Впереди армий всё рыдало, позади — горело.

Но Валленштейн был не так глуп, чтобы сражаться с шведами лоб в лоб. Он начал с того, что вытеснил союзных шведам саксонцев из Богемии, и теперь нависал над флангом и тылом Густава Адольфа с севера. Таким манером он сразу поставил под шах главную шведскую армию.

Затем Валленштейн построил укреплённый лагерь у Альте Фесте, неподалёку от Нюрнберга, держа войско Густава Адольфа на коротком поводке, а сам отправил отряд генерала Холька увещевать Саксонию сменить сторону. Хольк имел стойкую репутацию ублюдка — даже на общем фоне этой мрачной войны. Получив приказ, он с инфернальным хохотом побежал опустынивать Саксонию — ещё глубже в тыл шведов.

Саксония была крупным небедным княжеством, но вот с войском ей не везло принципиально — бить саксонцев в Тридцатилетнюю войну стало всеобщей забавой. Саксония быстро превратилась в Белоруссию 1943 года, и местный курфюрст забрасывал Густава Адольфа призывами прийти и спасти, а в промежутках между письмами заливал горе и страх вёдрами вина. Однако у шведов имелись свои трудности.

Армию подтачивали болезни. Наёмники Валленштейна тоже жили в скотских условиях и помирали толпами, но тот резонно полагал, что Густаву Адольфу в этих местах будет ещё хуже. Шведы попытались расколотить лагерь у Альте Фесте грубой силой, но только потеряли две-три тысячи человек и откатились. После блестящих побед предыдущих месяцев это был ледяной душ. Шведская армия, ещё недавно столь дисциплинированная, медленно, но верно разлагалась. Да и шведской она теперь была в основном по названию — большинство составляли наёмники-немцы. Впереди маячила зима. Впрочем, Валленштейн тоже не хотел терять время — посреди осени он покинул так хорошо послуживший ему лагерь и отправился на север, к Саксонии.

Густав Адольф хотел бы идти на Вену, чтобы закончить войну, но теперь у него не осталось выбора — зимовать на разорённых землях, пока из-под носа уводят Саксонию, шведам не улыбалось. Так что Густав Адольф помчался за Валленштейном в сторону Лейпцига, надеясь решить проблему радикально.

Генеральное сражение вслепую

Валленштейн как раз не собирался драться в генеральной баталии. Для тех времен большие битвы вообще были редкостью. Решительную схватку можно выиграть — но точно так же можно и проиграть. Жалование наёмнику платят, хоть была крупная битва, хоть нет, а мертвецу деньги не нужны. Так что война XVII века проходила в манёврах и осадах, а бой был далеко не самой частой причиной смерти, безнадежно проигрывая голоду, кровавому поносу и тому подобным почтенным резонам отправиться в лучший мир.

Так что Валленштейн совершенно не удивился, когда шведская армия, на всех парах пришедшая в район Лейпцига, вдруг стала окапываться и строить постоянный лагерь. К тому же у Валленштейна главная армия во главе с Густавом Адольфом оказалась не единственной головной болью — надо было и лущить саксонцев, и посылать кого-то на выполнение частных задач, а стоять одним большим лагерем — это проблемы с доставкой провианта для такой толпы…

В общем, 14 ноября Валленштейн сам сделал Густаву Адольфу царский подарок — послал крупный отряд во главе с кавалерийским командиром Паппенгеймом штурмовать маленькую крепость в 25 километрах в стороне. Как только Густав Адольф об этом узнал, он понял, что это его главный шанс на победу, быть может, во всей войне. Шведская армия бросила недостроенный лагерь и помчалась навстречу католикам. На следующий день шведы сбили небольшой имперский заслон. Теперь они подходили к городку под названием Лютцен.

Обнаружив такой пердюмонокль, Валленштейн схватился за голову и бросился исправлять собственные ошибки. К Паппенгейму помчался курьер с приказом возвращаться поскорее, а сам католический полководец начал готовиться к битве. Лютцен отлично подходил в качестве позиции, где можно упереться рогом.

Имперцы встали вдоль проезжей дороги с юго-запада на северо-восток: правый фланг упёрли в Лютцен, левый — в участок пересечённой местности. Канаву вдоль дороги использовали как готовый окоп для цепи мушкетёров. У мельниц, неподалёку от города, поставили артбатарею, ещё одну — на другом фланге. Благодаря болотам и прочей неудобице на местности, Валленштейн не опасался, что его обойдут. На него надвигалось 18 тысяч шведов, у самого Валленштейна было тысяч 14 солдат, и ещё пять тысяч мог привести Паппенгейм. Словом, шведы имели не подавляющее, но существенное преимущество.

Одно из важнейших обстоятельств побоища 16 ноября 1632 года — это был бой слепых. Над полем сражения, вдобавок к пороховому дыму, который и в ясный день затруднял видимость, висел густой туман. Кроме того, Валленштейн творчески дополнил пейзаж — согнал население Лютцена в цитадель, посадил под замок, а городок запалил — так шведы не смогли бы в него проникнуть, да ещё и дым тянуло на поле битвы, дополнительно укрывая позиции от мощных шведских батарей.

В этот густой смог и полезли шведы. Густав Адольф всегда старался быть поближе к передовой и здесь не изменил привычке. Он собирался наступать вместе со Смолландским кавалерийским полком по правому флангу, дальнему от города. Там же поставили хаккапелитов — лютейших финских всадников, и вообще лучшие полки. Именно командиру финнов Торстену Стольхандске Густав велел атаковать первым с частью конных полков и приданной пехотой. Эта атака оказалась неудержима — противостоящих имперских кавалеристов хватило на полчаса отчаянного боя, но затем они рассыпались.

Самые оборотистые решили, что битва проиграна, и помчались грабить собственный обоз.

Казалось, что сейчас вся битва и закончится. Но в этот момент к полю боя прискакал Паппенгейм.

Он здраво рассудил, что 25 километров по грязи его пехота быстро пройти не успеет, взял кавалерию и велел остальным догонять. Этот тип провоевал полтора десятка лет по принципу «живи быстро, умри молодым» и умел в жизни две вещи — атаковать и атаковать. Поэтому, увидев расстроенные зады родной имперской армии, Паппенгейм присоединил всех, кого нашел, и бросился в контратаку на уже празднующих победу шведов и финнов. Он восстановил положение этим блестящим броском — но сам получил ядро и три пули в упор. Паппенгейм прожил ещё несколько часов, но, разумеется, уже ничем не командовал. Благодаря этому почти нежданному резерву имперцы восстановили равновесие. И тогда Густав Адольф решил, что пришла его очередь повоевать.

Шведский король со смолландцами находился чуть левее сражающихся финнов, в тумане он пытался найти переправу через придорожную канаву. Необходимость топтаться на месте приводила «козлобородого холерика» (так его ласково уже в наше время называет немецкая пресса) в бешенство. Вообще, конечно, он не должен был ходить в атаку как простой полковник. Но пули и ядра — даром что летали сквозь туман — всё же находили себе жертв; все полковники поблизости были уже убиты или ранены, а Стольхандске геройствовал где-то в густом дыму поодаль — не докричишься. Однако Густав Адольф атак не боялся. В конце концов всадники кое-как перелезли на другую сторону, и Густав смог развернуться. Смолландцы бросились в атаку вместе с королём…

…И в этот момент из тумана прилетела шальная пуля.

Густаву Адольфу раздробило руку, лошадь тоже ранило. Смолландцы этого всего не заметили и ускакали в дым рубиться с имперцами. Рядом осталось человек шесть. В тумане все резались и вопили. Густав Адольф быстро понял, что на сегодня отвоевался. Тяжёлые пули тогда причиняли очень скверные раны. Изнемогающего от боли и кровопотери короля собрались увезти с поля боя, но произошла ещё одна случайность дня — в тумане небольшой отряд имперских кирасир отбился от общей схватки и выскочил прямо на короля и его маленький эскорт.

Немая сцена.

Дальше всё произошло очень быстро. Густаву Адольфу выстрелили в спину из пистолета. Свита стала рубиться с кирасирами, в свалке короля несколько раз укололи шпагами. Он упал. Один из кирасир догадался, что убили кого-то непростого, и спросил умирающего, кто он такой.

«Я был шведским королем».

Больше Густав Адольф ничего не сказал, потому что ему тут же выстрелили из пистолета в висок. Это произошло буквально в считанных десятках метров от шведских кавалеристов. Если бы день был ясным, монарху успели бы прийти на помощь. Если бы не шальная пуля, он скакал бы вместе со своими солдатами и мог уцелеть. Если бы полковник смолландцев был на ногах, Густав Адольф, может, и не пошёл бы в эту атаку. Если бы, если бы, если бы.

Густав Адольф погиб — но битва продолжалась.

Точных сведений о судьбе короля не было ещё несколько часов. Буквально через пару минут на имперских кирасир наскочили выехавшие из тумана шведы, которые вообще понятия не имели, что тут произошло. Над телом начали рубиться, о Густаве забыли, а все трупы походили один на другой. Однако кто-то уже успел стащить с короля перстень и шпоры, которые и показали генералу Пикколомини, соратнику Валленштейна. Тот, однако, заявил, что не поверит, пока не увидит тела.

На шведской стороне кто-то успел заметить лошадь короля с окровавленным седлом. Это само по себе ещё ничего не доказывало, но Густава привыкли видеть впереди, на лихом коне, и командиры уже догадывались, что случилось нехорошее.

Догадки догадками, а пока битву следовало выигрывать.

Шведы волнами атаковали сквозь плотный смог. Имперцы стояли как скала, протестанты несли огромные потери, и особых тактических изысков никто уже не показывал — шла бескомпромиссная резня лоб в лоб. После гибели Густава две шведские наёмные бригады — Жёлтая и Синяя — попытались прорвать фронт, но из-за того же проклятого тумана шли вразнобой и по очереди вылетели на крупные силы имперцев. Две бригады погибли буквально за считанные минуты. Резервы таяли в бою, как снег в мае. У Лютцена шеренги пехоты одна за другой накатывали на Мельничную батарею, изрыгавшую огонь в упор. Уже по темноте очередная людская волна всё-таки сбила имперцев с позиций: Валленштейн, Пикколомини и ещё несколько генералов и полковников получили ранения, и католики отошли. Но развивать успех ни сил, ни желания у шведов уже не было.

Тело Густава Адольфа насилу отыскали ещё во время битвы. Он лежал внутри кучи трупов, уже обобранный мародёрами. Пока шведы оплакивали своего харизматичного короля (а кто-то — и крах амбиций северной державы), имперцы в ночи отступали с поля сражения. У Валленштейна ещё было довольно много людей, и вдобавок подошла пехота Паппенгейма, — но на командующего давили усталость, собственное ранение, гибель и увечья соратников. Многие офицеры из тех, кто ещё стоял на ногах, хотели бы снова сразиться на следующий день, но у самого полководца кураж пропал начисто.

Имперская армия начала отход. Энергично преследовать её шведы не могли — не хватало сил. Им пришлось ограничиться сбором пушек на поле сражения (лошадей, чтобы их вывезти, у Валленштейна не было), а также захватом раненых и отставших. В глаза катила зима, кампанию 1632 года закрывали похоронные команды, которые под холодным осенним дождём сваливали в братские могилы девять тысяч трупов убитых на месте и умерших от ран и болезней в последующие дни.

Косточки в ряд

Эти могилы раскопали уже в XXI веке — случайно, во время строительных работ на окраине Лютцена. Вскоре на место приехали сотрудники музея в Галле. В одном из вскрытых захоронений нашли 47 тел. Погибшим было от 15 до 50 лет, в среднем — 28. Многие из них были опытными вояками — у 21 скелета имелось в общей сложности 30 излеченных повреждений костей, у 12 черепов нашли 16 заросших травм.

В основном жертвы Лютцена погибли от пуль, хотя некоторые имели следы сильных ударов шпагами или саблями. Один покойник, возрастом около 20 лет, получил два сильных удара шпагой или пикой в скулу, прежде чем его убило пулей. Вообще огнестрельных ранений в голову было много — 21 на 47 трупов. По такой точности огня можно предположить, что стреляли практически в упор. Что, впрочем, неудивительно для схватки в тумане. Трупы явно самым тщательным образом ограбили — на телах было очень мало вещей.

Археологи предполагают, что эта яма стала последним пристанищем для солдат Синей бригады шведской армии, расстрелянной в упор с фронта и флангов пехотой и конницей имперцев.

Ну а тогда, в XVII веке, шведы пришли к неожиданному итогу своего блестящего похода. После грандиозной победы у Брейтенфельда, после того, как взяли за глотку Священную Римскую империю и добрались аж до Баварии, они возвращались в северную Германию без победы и без короля.

Лютцен стал квинтэссенцией Тридцатилетней войны. Жестокая битва, сожжённый городок, горы трупов — и фактическое поражение обеих сторон. Имперцы проиграли битву и были вынуждены отступать, но язык не повернётся сказать, что шведы выиграли — им это сражение стоило ключевой фигуры, Густава Адольфа. Несколько тысяч мёртвых наёмников у врага и десяток захваченных пушек никак не восполнили им эту потерю. Красивая и стремительная кампания обернулась войной на истощение.

Мы все глядим в Наполеоны, но иногда крест на великих замыслах ставит сущая мелочь — плохая погода и десяток наёмников, не вовремя вылетевших из тумана.

Священная Римская империя уже была измучена и истощена. В церквях Германии молились о мире. Но война продлилась ещё полтора десятилетия.

Источник

«Они взяли танк, побывавший в эпицентре атомного взрыва, посадили в него людей и отправили воевать». Нет, это не срыв покровов с преступлений сталинизма или маоизма. И даже не отмороженность американских военных в стиле «лучше мёртвый, чем красный». Всё это проделали добрые австралийские подданные её величества королевы Елизаветы. С самыми грустными последствиями.

Британцы хотели атомную бомбу. Свою, родную.

Вполне здоровое желание в условиях начавшейся холодной войны.

В 1943 году островитяне согласились отказаться от собственного атомного проекта и включить его в «общий» манхэттенский, бросив все свои ресурсы на помощь Соединённым Штатам в Лос Аламосе во имя скорейшего создания бомбы. Ну а в 1946 году американцы объявили в Atomic Energy Act of 1946, что атомная энергия — их национальное достояние, которое совершенно не нужно всяким там джентльменам.

Всё, конечно, существенно сложнее. В 1941-м как раз американцы домогались сотрудничества с островитянами, что те надменно отвергли. Затем янки вышли вперед, и уже англичанам американцы оказались нужнее, чем наоборот. Сотрудничество в итоге оказалось плодотворным, но по разные стороны Атлантики эти усилия оценивали по-разному. Англичане неустанно подчеркивали свой вклад, американцы полагали, что помощь этих самовлюбленных любителей чая была, конечно, существенной, но, в общем, справились бы и сами.

Джентльмены мрачно выкурили сигары, выпили доброго шотландского виски и закатали рукава. Спустя шесть лет, 3 октября 1952 года, в лагуне на островах Монте-Белло близ западного берега Австралии вспыхнул свет ярче тысячи солнц, а точнее — мощностью в 25 килотонн в тротиловом эквиваленте.

Британская империя стала ядерной державой.

Первым атомным боеприпасом Королевских ВВС стала бомба с романтичным названием Blue Danube — «Голубой Дунай», сделанная на основе взорванного на Монте-Белло устройства. Естественно, одного испытания было мало.

В малонаселённой Южной Австралии появились новые площадки. Безлюдные австралийские пустоши стали аналогом степей Семипалатинска и пустынь Невады.

«Центурион» против «Хиросимы»

К октябрю 1953 года на полигоне «Эму» в южной Австралии построили деревню и взлётно-посадочную полосу. В рамках операции «Тотем» британцы собирались опробовать варианты «Голубого Дуная» с уменьшенной мощностью. Заодно решили проверить, как атомный взрыв скажется на танке и самолёте, а также куче всяких вещей вплоть до тюбиков зубной пасты.

Для испытаний у 1-го бронетанкового полка австралийской армии взяли недавно поставленный «Центурион» мк. III типа «К» под номером 169041. Его доставка с базы Пакапунял под Мельбурном в глухие пустоши, где кенгуру скакать боятся, оказалась нетривиальной задачей.

Танк доставили на поезде к ближайшей к Вумере железнодорожной станции, откуда колонна из танкового тягача M19 с «Центурионом» и джипа с личным составом, запчастями и всем прочим двинулась по дороге к центру полигона.

Там дорога кончалась, а впереди было ещё 300 миль по бездорожью и буеракам. Их форсирование напоминало что-то из «Безумного Макса». Периодически танку и тягачу приходилось меняться местами: «Центурион» тащил грузовик на прицепе. С ними шли присоединившиеся в Вумере два грузовика и ещё один джип. Дальше было только хуже. Последние 170 миль экипажу во главе с капитаном Монаганом пришлось полностью пройти на гусеницах сквозь кусты и ухабы, периодически цепляя тягач.

И вот, наконец, точка «Эму».

Пятнадцатого октября «Центурион» снарядили полностью по-боевому: полный боекомплект, горючее, манекены экипажа, работающий двигатель, закрытые люки. Его поставили в 350 ярдах от 30-метровой вышки с «Голубым Дунаем», подготовленным к взрыву на десять килотонн.

Когда радиоактивный гриб сдуло в пустоши, британские учёные и военные были изрядно удивлены.

Ударная волна сдвинула машину на пять футов и немного сместила влево, сорвав хрупкие элементы вроде грязевых кожухов и антенн. Люки были распахнуты давлением, а повреждения манекенов свидетельствовали, что люди бы не выжили. Корпус был засыпан радиоактивным песком, оптика повреждена.

Однако в остальном танк, побывавший в трёхстах метрах от атомного взрыва, был совершенно в порядке. Даже двигатель выключился только после исчерпания запаса горючего.

«Танк радиоактивен, но не опасен»

Дальнейшее напоминает дурную трагикомедию. Об опасности радиации к тому времени не знал только совсем ленивый.

Специалисты замерили уровень гамма-излучения у машины и сочли его приемлемым. «Заметно сильнее фонили только латунные детали». С остальной радиацией, включая радиоактивную пыль и песок, набившийся в открытые люки и все щели, решили справиться полевой дезактивацией силами экипажа капитана Монагана посредством мытья.

Спустя три дня, 18 октября, «немного радиоактивный» танк уехал с точки испытаний своим ходом. С экипажем внутри. Живым. Ну а что такого? Подданных её величества не испугать всякими излучениями, а уж суровых австралийцев — тем более.

«Вы наших пауков видели? То-то же!».

Зачем подставлять ценную матчасть под второй атомный взрыв на той же «Эму»?

Более подробное радиологическое исследование, проведённое всё там же, на месте испытаний, показало, что на танке есть наведённая и остаточная радиоактивность. С наведённой делать было нечего, а остаточная — порядка пяти отсчётов в минуту — была сочтена неопасной.

Первого ноября объявили, что танк «не представляет никакой опасности». Not constitute any hazard, although it was still radioactive — согласно официальному отчёту королевской комиссии о взрывах. А значит, казённое имущество нужно вернуть обратно в полк.

Спустя две недели капитан Монаган и два новых танкиста приехали к точке «Эму». Они повели радиоактивный танк обратно к Вумере, таща на прицепе тягач и сопровождаемые грузовиком с горючим и припасами. Поскольку комиссия признала машину неопасной, им даже не выдали дозиметров.

Естественно, «Центурион» третьей модели не имел ни специальных фильтров, ни установок для создания повышенного давления, которые появятся на танках атомной эры позже. Путь экипажа капитана Монагана пролегал по пустошам, которые ветер засыпал радиоактивной пылью от двух взрывов. Машина поднимала клубы пыли, которые снова набивались во все щели и лёгкие.

Королевская комиссия

Под Иногомаром у танка полетел двигатель, гордо выплюнув шатун через боковую часть картера. Починить его на месте было нереально. Танкисты оставили «Центурион» и тягач, добрались до авиабазы Вумеры на грузовике с горючим и улетели в Аделаиду. Но матчасть следовало вернуть в войска!

В середине декабря к танку, застрявшему в 130 милях от полигона, прибыли эвакуаторы с тягачом М9. После неустановленного количества крепких австралийских ругательств и порванных стальных тросов машину привезли в Вумеру к Рождеству.

Только в мае до радиоактивного танка добралась ремонтная бригада штаб-сержанта Филлипса. В июне бронеединицу доставили-таки в Мельбурн. К тому времени капитана Монагана стали гнести сомнения.

На всякий случай танк окружили колючей проволокой и поставили знаки радиоактивности. Повторные замеры показали, что «Центурион» спустя более полугода после испытаний и похода по радиоактивной пустоши фонит в 60 раз сильнее, чем сказали Монагану и его людям в ноябре.

Королевская комиссия в августе заключила, что танк всё же неопасен, во всяком случае после второй дезактивации уже на базе. На нём вполне можно и дальше защищать Австралию от коммунистов. По мнению комиссии, впрочем, «нельзя исключать возможность некоторых незапланированных инцидентов».

Ну а дозу, которую получили и танкисты, и лётчики, летавшие во время испытаний через радиоактивное облако, не представлялось возможным оценить, потому что никому из них не дали дозиметров или хотя бы кусочков киноплёнки для фиксации облучения. Поэтому у них просто неопределённым образом повысилась вероятность развития рака.

Пусть держатся, хорошего им настроения, благодарим за службу. У королевы много.

«Атомный танк» служил в доблестной австралийской армии ещё 23 года после того, как оказался возле эпицентра атомного взрыва. Вскоре всё ещё фонящий двигатель заменили, сняли башню… и стали использовать в качестве тягача в повседневной жизни базы. А почему бы нет?

В 1960-м ему поставили новую башню по стандарту Mk 5, вернули в строй — и четыре года использовали для обучения новобранцев. А в 1968 году послали во Вьетнам воевать с коммунистами в составе австралийского контингента. В мае 1969 года 169041-й, ныне с позывным 24B, поймал гранату от вьетнамского РПГ в маску пушки с ранением экипажа, но остался в строю. «Атомный танк» воевал во Вьетнаме 15 месяцев, после чего вернулся в Австралию.

Самые печальные последствия

Только годы спустя в одной из австралийских газет сообщили, что почти все, работавшие с «атомным танком» после взрыва, умерли от рака. Начались суды. Оказалось, что даже в зоне испытаний личному составу не выдавали не только дозиметры, но и защитные костюмы — работы с машиной проводились в обычной военной форме.

На 1990 год, по данным уоррент-офицера Боба Томпсона, из 16 человек, имевших дело с «Центурионом», 12 умерли от разных форм рака. Остальные — включая самого Томпсона — были им больны. Речь идёт и о людях, которые служили на этой машине уже во Вьетнаме.

Хуже того — жертв могло быть гораздо больше. Снятая башня осталась на базе. На ней и её стволе обожали сидеть в свободное время военнослужащие полка. Потом многие жаловались на странные нарывы на ногах и спине. Но догадаться о причинах им и командованию почему-то оказалось сложно. А на рекомендацию государственного объединения научных и прикладных исследований Австралии не приближаться лишний раз к башне солдаты и командиры гордо положили… ствол. Правда, зачем слушаться яйцеголовых умников?

Ну а пока машина с 1960-го по 1962-й стояла в качестве запасной на складе полка, с неё по извечной военной традиции скрутили всё, что могло пригодиться строевым машинам. И никто уже не помнил, где и в каком танке могла оказаться бодро фонящая деталь.

Члены семей умерших членов экипажей пытались судиться с австралийскими властями, чтобы добиться справедливости и компенсаций, но без особого успеха.

А «атомный танк» с бортовым номером 169041 стал суровой австралийской достопримечательностью. Он по сей день стоит на постаменте на военной базе в Палмерстоне близ Дарвина на Северной Территории. Правда, я не думаю, что лазать по нему — хорошая идея даже в 2019 году.

Источник

Когда наркокартели стали угрожать мексиканским индейцам, те взялись за оружие. Баррикады, пулемёты и массовый вынос боевиков ногами вперёд. Казалось, ещё немного — и индейцы ликвидируют наркомафию как класс. Но тут в дело решило вмешаться коррумпированное мексиканское государство.

Время мобилизации

В августе 2013 года мексиканские военные провели полицейскую операцию и задержали рядом с автозаправкой Нестору Сальгадо. Нет, Сальгадо не была главой очередного наркокартеля, наоборот — её выбрали главой всей индейской полиции штата Герреро. Приказ о поимке выдал не кто-нибудь, а губернатор штата. Причиной был захват людьми Сальгадо одного из прокуроров штата, Армандо Патрона Хименеса. Как считали индейцы, он был тесно связан с наркокартелями. Прокурора освободили, а Сальгадо официально стала врагом штата № 1.

Ещё в 1995 году у мексиканских индейцев появилось право создавать свою собственную полицию, не связанную с федеральной. На протяжении долгого времени она занималась всякой мелочёвкой: то пьяным индейцем, который отказывался перевести бабушку через дорогу, то им же, но уже обкурившимся и пытавшимся грабануть винную лавку.

В 2006 году президент Мексики Фелипе Кальдерон объявил «войну с наркотиками». Как он начал её — моё почтение. Несколько штатов оккупировали войска. В штате Мичоакан велись настоящие бои с картелем Мичоаканская семья — с применением танков, морской пехоты и вертолётов. К большому сожалению для всего прогрессивного человечества, Кальдерон так и не решился бомбить Воронеж Акапулько.

Дон Фелипе крепко сидел на игле вашингтонского одобрения. Так что к бешеным рейдам мексиканской армии и полиции скоро присоединились американские ФБР, военные консультанты и Управление по борьбе с наркотиками.

Кровь, кишки и полный трешак с десятками тысяч убитых — результат маленькой и провальной войнушки дона Фелипе.

Индейцев война коснулась напрямую, поскольку большое их количество проживало в соседнем с Мичоаканом штате Герреро, откуда в США поступал каждый второй килограмм героина. Какое-то время индейцы полагались на федеральную полицию в защите своих городов и деревень. Но обнаружилось, что проще сказать, какой наркокартель крышует полиция и губернатор штата, чем когда они в последний раз защищали местных жителей. А раз государство самовыпилилось из защиты своих граждан, индейцы решили, что пора брать ситуацию в свои руки. Полиция у них уже была, дело оставалось за малым: мобилизовать людей, вооружить их и дать бой наркокартелям.

Организация решает всё

С мобилизацией проблем не было. Последние 30-40 лет мексиканские индейцы показывают в этом деле высший класс. Причём мобилизующими элементами выступают местные социалисты, левые и католическая церковь. Они как сначала вписались в борьбу за землю индейских общин, потом — за этническую автономию и самоуправление, так до сих пор и бдят, чтобы индейцев не притесняли.

Именно благодаря им в 1990-х годах индейцы получили право создавать свои собственные муниципальные ассамблеи, регулирующие их жизнь внутри деревень и городков, собственную полицию — и под это дело даже свои региональные организации. В ряде штатов они буквально заменили федеральную власть на местном уровне — и неспроста. В случае спора между индейцами с мексиканскими властями или крупными землевладельцами всё это позволяло пригнать сотни, а то и тысячи индейцев для правильного решения вопроса.

Власти бесились, крупные собственники матерились, но идти против огромной толпы, зачастую вооружённой, — удовольствие так себе. Причём индейцы поначалу были вполне законопослушны, но систематические попытки оттяпать землю у общин их порядком озлобили. А тут ещё наркокартелям понадобилась земля для выращивания опиумного мака. Конечно, крайними опять оказались индейцы.

Регион заложников

Однако даже сотни вооружённых индейцев и организация, готовая повести их в бой, — ещё не гарантия успеха в войне с картелями. Особенно если каждая деревня пытается защититься сама, без опоры на соседей. Так, в штате Чиуауа горный регион Тарахумара, в котором компактно проживают индейцы, всего за несколько лет практически полностью перешёл под контроль наркокартелей. Местных полицейских — как федеральных, так и из индейской самообороны, — отстреливали при свете дня.

До 2014 года в индейских муниципалитетах зажигали картели Синалоа и Хуарес. Однако они не выдержали ударов со стороны правительства. К тому же главу Синалоа, «Коротышку» Гусмана, власти поймали и посадили в тюрьму в 2014 году. Крупные картели развалились, вместо них появились картели Салазар, Ла Линеа (бывшие боевики Хуареса) и Новое поколение. Уровень убийств при этом вырос примерно с 40 до 60-70 на 100 тысяч населения.

Картели не только захватили земли индейцев и устроили там культивацию опиумного мака. Боевики и шестёрки картелей стали полицейскими, местными прокурорами и чиновниками. В 2014 году абсолютно вся федеральная полиция в индейском муниципалитете Гуадалупе и Кальво пустилась в бега.

Хоп — и полицейские просто испарились, а на следующий день вместо них «федералами» стали бодрые парни из Ла Линеа и Артистос Ассасинос.

По всему региону Тарахумара боевики картелей устроили свои блокпосты, жёстко контролируя его связи с внешним миром. Индейцев фактически превратили в заложников или даже в рабов. Любое сопротивление подавлялось убийствами. Операции федеральной армии и полиции в штате результат дали очень специфический — индейское население стали меньше убивать, зато коммунальных полицейских отстреливали регулярно раз в неделю.

Центр индейского сопротивления

Совсем другая ситуация сложилась в штате Герреро. По-серьёзному все началось в 2012 году, когда Нестора Сальгадо, уроженка городка Олинала, решила, что «так жить нельзя» и организовала первую боеспособную бригаду самозащиты индейцев. А дальше сработала система неформальных связей между муниципалитетами, и куча индейских городков принялась копировать опыт Олиналы. В августе 2013 года Сальгадо, по сути, стала главным организатором индейской же полиции в рамках всего штата Герреро.

Опыт, надо сказать, был весьма специфический. Во-первых, индейцы рассорились с федеральными властями, потому что расследование частых похищений с целью выкупа выявило тесную связь между боевиками картелей и полицейским спецназом. Получалось, что, если индейцы хотят покончить с наркокартелями, им придётся покончить с властью федералов на местах. А во-вторых, хорошим оружием можно было разжиться только у федералов, так что индейская самозащита стала нападать и разоружать полицейских и спецчасти.

Властям это сильно не понравилось, но первые год-полтора они ничего сделать не могли. Не осаждать же восьмитысячный городишко с сотнями подготовленных бойцов Сальгады, которые к тому времени уже уничтожили вокруг себя все нелегальные делянки с маком и истребили десятки боевиков картелей!

К 2013–2014 году во многих индейских муниципалитетах наркокартели просто закатали в асфальт. Их боевиков («сикариос») отстреливали, они лишились поддержки и покровительства властей; нелегальную культивацию опиумного мака во многих местах ликвидировали на корню.

Статистика убийств на фоне остального штата Герреро выглядела просто вызывающе. Судите сами. К 2013 году доля убийств у индейцев составляла 11 на 100 тысяч населения; в «опиумном пятиугольнике», где наркокартели культивировали мак — 80,5 на 100 тысяч, а в области Тьерра Кальенте, на границе с эпицентром насилия — Мичоаканом, она доходила до 95,5 на 100 тысяч.

На первый взгляд, ситуация выправлялась, и хотя бы в части Мексики можно было избавиться от картелей и их пособников. Однако не всё так просто.

Не можешь подавить — возглавь

Властям Мексики происходящее резко не нравилось, и они стали думать, как обуздать дерзкую индейскую самооборону. Сперва начались аресты популярных руководителей. Нестору Сальгадо военные арестовали в августе 2013 года. Её обвинили в похищениях, пытках и покушениях на убийство. Суд быстро упрятал её за решётку, несмотря на отсутствие свидетельских показаний (те немногие, которые были, свидетели сами отозвали). Через три года обвинения сняли, а Сальгадо оправдали по всем пунктам.

Но к этому времени ситуация успела измениться — и далеко не в лучшую сторону.

Власти в отсутствие Сальгадо проводили периодическую зачистку популярных лидеров индейской полиции и сумели расставить на освободившиеся места нужных им людей. «Коммунальщики» стали подчиняться властям и проводить операции против наркокартелей совместно с федералами и опираясь на них. Фактически из независимых ополчений индейцы превратились во вспомогательную полицию. Их роль опять начала сводиться к расследованию преступлений мелкой и средней тяжести.

Последствия не заставили себя ждать.

Городок Ринкон де Чаутла, в котором проживают индейцы науа, в декабре 2018 года осадили 150 сикариос из картеля Лос Ардильос. Осада длилась более месяца и закончилась только в конце января 2019 года. Боевики картеля потеряли 12 человек убитыми, среди индейцев погиб один человек. Однако страху осада нагнала такого, что жители прибегли к последнему средству — под ружьё поставили всех, включая детей.

Оно и неудивительно. Только в муниципалитете Чилапа (штат Герреро) за первые пару месяцев Лос Ардильос убили более 50 человек, из них девять детей. Те 18 городков, которые есть в регионе, фактически изолированы друг от друга. А сама Чилапа в 2017 году удерживала первое место по уровню убийств в Мексике (если не во всей Латинской Америке) — 191 человек на 100 тысяч.

А что же власти? Где же те самые элитные морпехи, которых жители многих штатов боятся больше, чем любых сикариос? А ничего. Двадцать третьего ноября 2016 года погиб глава пресс-службы индейской полиции в Тистле, профессор Иринео Сальмерон Дирсио. Девятого января 2018 года подразделения полиции, армии и ВМФ Мексики устроили целый рейд в индейскую общину «Ла Косепсьон», просто поубивав по ходу дела нескольких «коммунальщиков». Всё это, чтобы вытащить из местной тюрьмы бывшего военного Ивана Сореала Леаля, который пытался организовать убийства верхушки общины.

Чтобы, значит, не путались под ногами — люди делают серьёзное дело, у них бизнес на наркоте и контрабанде всяких товаров, а тут приходят какие-то аборигены, права качают.

Двенадцатого апреля 2019 года около штаб-квартиры индейской полиции в городе Сан-Луис-Акатлан убили её главу, Хулиана Кортеса Флореса. Так что, когда в марте 2019 года пропал Гонсало Молина, глава индейской полиции в городке Тистла-де-Герреро, поначалу все подумали, что его похитил очередной наркокартель. До этого власти упекли Молину на пять лет в тюрьму за то, что он постоянно ни в грош не ставил федеральную полицию города (между нами говоря, и правильно делал).

В столице штата прошли демонстрации с требованием найти и освободить Гонсало. Однако вскоре оказалось, что мужик просто сбежал в неизвестном направлении. Ничего личного — ему угрожали, а властям он не доверял, вот и подался в бега.

Сердце любого картеля — в Мехико

К драпающей федеральной полиции в Мексике привыкли, а вот к драпающим индейцам — нет. Ситуация вернулась к своей исходной точке.

Власти Мексики не доверяли собственному населению и боялись его больше, чем наркокартелей. Вооружённые индейцы, создав свои органы власти, независимые от мексиканских, покусились на сами основы республики. Этого Мехико простить не могло, и плевать на картели — картели были своими. Нельзя перевозить тонны наркоты, сотни тысяч тонн контрабандного груза, вырубать лес и внаглую переводить миллиарды долларов на счета в американские банки, как это делали картели типа Синалоа, и не быть связанными тысячами нитей с мексиканскими властями. В том же штате Чиуауа картель Хуарес находился все 1990-е годы под крылом правящей Институционно-революционной партии.

Где начинаются картели и где заканчивается мексиканское государство — этот вопрос в Мехико не могут решить до сих пор.

Вооружённые индейцы победили не просто картели. В какой-то момент они победили само мексиканское государство — и в ответ их безжалостно раздавили. История печальная, но есть и повод для оптимизма: над картелями можно одержать верх, и для этого не нужно быть супергероем или обладать вундервафлей. Другое дело — удержать победу. Но для этого нужна революция.

Источник

Польша будет великой! Но не сразу. Некоторые сражения не могут похвастаться большим масштабом, и подлинная их значимость проявляется только спустя некоторое время. Одна из таких битв — бой под Цедыней, случившийся 24 июня 972 года. Именно тогда был заложен фундамент будущего могущества Польского государства.

Натиск на восток

К середине X века территории к западу и юго-западу от Одера уже поделили. Чехи заняли Силезию и верховья Вислы, а племена полабских славян (лужичане, лютичи и ободриты) — земли между реками Сала (Зале) и средним и нижним течением Лабы (Эльбы). Тогда же пришлось сначала столкнуться с королевством восточных франков, а затем — с германской экспансией.

К сожалению для полабов, они, в отличие от своих западных соседей, ещё не смогли создать сильное централизованное государство. Тем не менее, среди них наметились явные лидеры — ими стали более организованные ободриты, которым, помимо прочего, удалось заключить союз с данами, которые также были не в восторге от перспективы германского движения на восток.

А бояться было чего. Создав на останках Восточнофранкского королевства новую державу, названную просто и со вкусом — Германское королевство, немцы семимильными шагами двинулись на восток, расправляясь с более слабыми соседями. Первыми «под раздачу» попали лужичане. Германский летописец того времени Видукинд Корвейский с гордостью писал в 940 году, что все славянские племена между Эльбой и Одером присягнули его сюзерену, королю Оттону I. В 950 году Оттон аналогичным образом добился повиновения от чешского князя Болеслава Грозного, который обещал платить королю дань.

Не желая ограничиваться одной лишь Германией, честолюбивый Оттон в 962 году обозначил свои политические амбиции на официальном уровне, короновавшись как император учреждённой тогда же Священной Римской империи. Понимая, что лично за всем он уследить не сможет, император сосредоточил свое внимание на итальянских делах, отдав решение восточного вопроса на откуп двум своим вассалам — маркграфам Герману Биллунгу из Вендской марки и Геро Железному из Восточной марки.

Геро, засучив рукава, рьяно взялся за работу, не чураясь разного коварства.

Например, он предательски перебил тридцать славянских вождей во время праздника, тем самым обезглавив сербские племена, и затем легко привёл их к покорности императору. Завершив дела на юге, Геро принялся громить славян, живших вдоль течения Одера. Там немцы и встретили наиболее отчаянное сопротивление.

Новая заря

Народом, который образовал первое польское государство, было племя западных полян, населявших с VI века территории вокруг рек Вислы и Одера. С середины IX века ими правила династия Пястов, при которых поляне начали быстро и эффективно прогибать под себя всех соседей, до которых могли дотянуться. За расширением территорий и ростом мощи неизбежно последовало включение польского государства в политическую карту тогдашней Восточной Европы.

Наконец, в 966 году польский князь Мешко I принял христианство, благодаря чему отвязался от нападок германского императора, и после со спокойной душой заключил первый в истории польского государства династический брак, женившись на дочери чешского князя Болеслава I Добраве.

Как это часто бывает у неофитов, Мешко не страдал умеренностью в насаждении истинной веры. По уверению Титмара из Мерзебурга за несоблюдение поста этот благочестивый монарх велел выдирать подданным зубы. Сурового нрава был человек.

Там, где не удавалось достичь желаемого дипломатией, Мешко пускал в дело меч. Двигаясь на запад, он рано или поздно должен был встретиться с германскими маркграфами, что по указу императора Оттона шли на восток. Но и здесь хитрый князь нашёл выход — он согласился выплачивать Оттону дань со всех захваченных земель, чтобы у императора не возникло резона за них воевать. Кроме того, нелёгкая до поры миновала Мешко ещё и потому, что в 965 году преставился Геро Железный — живой символ немецкой экспансии.

После смерти Геро Восточную марку принял его племянник Одо.

Охотник за удачей

Впрочем, на момент смерти одиозного маркграфа, немцы и люди Мешко уже успели скрестить мечи. И здесь просто невозможно не упомянуть такого скандального исторического деятеля, как граф Вихман, также известный как Вихман-младший. Это был вечный смутьян и авантюрист, приходившийся двоюродным братом императору Оттону I. Свой путь в большой политике Вихман начал весьма популярным в те времена способом — поднял мятеж против венценосного брата.

Подавив восстание, Оттон бросил беспокойного родственничка в холодную, однако впоследствии освободил. Оказавшись на воле, Вихман вновь принялся за старое — сначала попытался сговориться с французами, а когда не вышло — отправился к славянам из племени велетов, подбивая тех на войну против императора.

Надо сказать, прогневил он кузена не на шутку и, возможно, вскорости заплясал бы в петле, если бы за смутьяна не попросил тот самый Геро Железный, который распознал в Вихмане безграничные таланты к душегубству и военному ремеслу. Благодаря появлению покровителя в лице столь заслуженного в империи человека, Вихман в 958 году получил от императора полное прощение. Впрочем, идиллия продлилась недолго.

Едва Оттон отбыл с походом в Италию, как братец вновь начал чудить. Впрочем, и на этот раз авантюра не удалась, а сам возмутитель спокойствия бежал в Данию к тамошнему королю — легендарному Харальду Синезубому.

Скандинав подумал и решил, что такое добро ему и даром не нужно, после чего интернировал Вихмана на родину.

Друзей у вечного революционера к тому времени совсем не осталось, поэтому он был вынужден пойти на поклон к Геро Железному, который когда-то за него ручался. Маркграф, будучи человеком неглупым, понимал: надежд, что Вихман впредь будет сидеть спокойно, нет никаких. А значит, нужно отправить его на какую-нибудь войну, и лучше — в один конец. Так саксонский изгнанник возглавил первый, пока ещё пробный, натиск германцев на земли полян.

В качестве грубой силы были выбраны уже знакомые нам велеты, которых и возглавил Вихман, в 963 году вторгнувшись в пределы княжества Мешко. Этот поход был удачным, более того — в бою погиб брат польского князя Лешек. Спустя четыре года Вихман организовал новый поход, на этот раз в союзе с волынянами. Это предприятие обернулось катастрофой, войско графа наголову разбили поляки — сам он попытался бежать, однако его настигли и убили.

Согласно польским хроникам, Вихман, оставшись совсем один, решил укрыться в доме крестьянина, однако польские воины настигли его и потребовали, чтобы он сдался. Вихман горделиво заявил, что отдаст свой меч только самому Мешко из рук в руки, и княжеские дружинники отправились за своим господином. Пока их не было, к дому сбежались окрестные крестьяне, прослышавшие, что там засел богатый вражеский лорд — они ворвались внутрь и стали требовать, чтобы немец отдал им своё дорогое оружие и доспех, если хочет избежать смерти.

Тщеславный Вихман ответил простолюдинам презрительным отказом и принял неравный бой. Несмотря на тяжёлые раны, немец сохранил меч, и, уже умирая, успел передать его одному из дружинников Мешко с наказом, чтобы тот преподнёс оружие своему князю.

Победа, одержанная в 967 году укрепила позиции Мешко в устье Одера и, как и смерть Геро Железного двумя годами ранее, замедлила движение немцев на восток. Впрочем, ненадолго.

То, что таится в тумане

Одо, новый маркграф Восточной марки, отнюдь не собирался мириться с текущим положением вещей. В 972 году, на излёте весны, он наконец решился. Не уведомив ни императора, ни правителей соседних марок, он собрал армию и выступил из Магдебурга на северо-восток.

Поскольку данный поход был личной инициативой маркграфа, то рассчитывать он мог только на ограниченный контингент сил. Земли его собственной марки дали ему около 600 конных воинов, и ещё несколько сотен составили различные авантюристы и наёмники. Общее число конников, которыми располагал Одо, равнялось 1000-1300 бойцам. Кроме того, с ним было около трёх тысяч пехотинцев, в основном из покорённых или союзных славянских племён.

Что касается сил Мешко, то они были примерно сопоставимы с немецким войском по численности, однако польский князь располагал более значительным количеством конницы — около трёх тысяч человек.

Войско Одо шло по землям велетов и ободритов, уже вовлечённых в обриту интересов империи и выступавших на стороне Вихмана в предыдущих походах. Естественно, маркграф надеялся, что союзники проявят себя и на этот раз, однако те слишком хорошо помнили неудачный набег 967 года, поэтому предпочли сохранять нейтралитет.

Переправившись через Одер, немцы подошли к Цедыне — стратегически важной крепости, запиравшей дорогу из пределов империи в центральную Померанию. Маркграф пребывал в хорошем расположении духа — небольшие польские отряды, прикрывавшие реку, сбежали без боя, что, без сомнения, было хорошим знаком.

Чего он не знал, так это того, что Цедыня была превосходным местом для тщательно спланированной ловушки. Замок стоял на высоком холме над заболоченной долиной в некотором отдалении от реки. К Цедыне вела узкая дорога, с одной стороны которой простиралось болото, а с другой резко уходило вверх подножие холма. Одо, практически ничего не знавший о местности, в которую вторгся, так и не понял, почему на самом деле сбежали польские заслоны.

Одо и не подозревал, что Мешко ведёт его, словно собаку на кость, в смертельный капкан.

Польский князь со своим войском в это время находился неподалёку и был в курсе всех передвижений неприятеля. В ночь с 23 на 24 июня он провёл совет, на котором было решено наконец дать сражение. Согласно плану, предполагалось разделить силы на три части. Мощный отряд тяжёлой конницы должен был перегородить дорогу в самом узком месте, зажатом с двух сторон холмом и болотами. В то же время на склонах холма предстояло расположиться отряду пехоты из местного ополчения, вооружённого копьями и луками. Наконец, в зарослях кустарника, росшего на холме, притаился брат Мешко — князь Чибор (или Щибор) с ещё одним отрядом конницы.

Утром подошедшие немцы увидели наконец, с кем им предстояло биться. Даже в этот момент Одо не почуял неладного. Напротив — он спокойно принялся раздавать команды, готовя своих людей к сражению. Впереди встали два отряда тяжёлой конницы — один под началом самого Одо, а второй под командованием его товарища графа Зигфрида. Позади несколькими небольшими колоннами расположилась пехота.

Утро выдалось туманным, и немцы при всём желании не смогли бы увидеть засадные части поляков. Ровно по той же причине они не знали, сколько именно польских всадников прикрывают дорогу на Цедыню. Вариантов могло быть множество — в конце концов, войска маркграфа уже разогнали недавно маленькие польские отряды на берегу Одера.

И тут Одо принял решение провести разведку боем. Запели рожки, и немецкая конница сорвалась с места и устремилась вперёд по узкой дороге, зажатой между холмом и болотом. Мешко, лично возглавлявший польский заслон, отдал приказ отойти, и тем самым уступить неприятелю наиболее узкое «горлышко» дороги.

Удар немецких всадников встретила лишь пустота, окутанная туманом, — Мешко опять удрал! Столь лёгкий успех окончательно развеял все опасения Одо: враг боится воинов марки, избегает боя — точь-в-точь как несколькими днями ранее на берегу реки. Это будет лёгкая победа!

Вдруг из бездонных недр тумана вырвалась стрела, затем — ещё и ещё. Смертоносный град обрушился на немецкую конницу, столпившуюся в дорожном «горле». Это в бой вступила засевшая на холме польская пехота.

Чувство триумфа у немцев испарилось столь же быстро, как и пришло, сменившись сначала недоумением, затем страхом.

А потом воины Восточной марки начали умирать.

Отступление было частью продуманного плана, и теперь тяжёлая конница Мешко, развернувшись на более широком месте дороги, на всей скорости неслась к месту схватки. В это же время другой отряд польской конницы, под началом Чибора, покинул своё укрытие в кустарнике и, выехав из-за противоположной стороны холма, ударил в тыл немецкой пехоте, которая отстала от всадников и толком не видела, что происходит впереди.

Кольцо окружения сомкнулось вокруг германских воинов — с двух сторон на них напирала польская конница, с третьей было непроходимое болото, а с четвёртой высился холм, откуда дождём сыпались стрелы и с яростными криками спускались мужики, вооружённые длинными копьями. Лишь тогда Одо понял, почему Мешко так легко отдал ему «горловину» — этот участок дороги был таким узким, что столпившиеся там немецкие конные воины в буквальном смысле застряли и не могли толком развернуться. Многие пытались уйти через болото, однако неизбежно тонули в трясине вместе с лошадьми. Конница, лишённая мобильности, теряет все свои боевые качества.

Резня продолжалась примерно до полудня. Каким-то чудом маркграфу Одо с горсткой счастливчиков удалось прорубить себе путь к свободе и спастись. Они скакали, не останавливаясь, и перевели дух лишь на другом берегу Одера. Германский миссионер, архиепископ Бруно Кверфуртский впоследствии писал: «Множество перебитых тевтонов застило землю, а воинственный маркграф Одо с изорванными знамёнами бросился бежать».

Мы не знаем точных цифр по потерям сторон, однако, судя по всему, у немцев они превысили половину от всего войска, поскольку даже их собственный летописец признавал бой под Цедыней военной катастрофой.

Послесловие

Весть о поражении Одо под Цедыней облетела восточные области Священной Римской империи со скоростью лесного пожара. Графы и маркграфы начали всерьёз опасаться возможного восстания уже покорённых славян, и с этим срочно нужно было что-то делать. В конце концов, вмешаться пришлось самому Оттону I.

Поскольку Мешко платил в казну империи дань, Оттон вызвал его в 973 году, как вассала, на рейхстаг. Туда же был вызван и Одо. Решение императора было суровым — виновником произошедшего был объявлен польский князь, на которого за это была наложена новая дань. Кроме того, он должен был прислать своего сына Болеслава к императорскому двору в качестве заложника. Что касается маркграфа Одо, то он не понёс никакого наказания за свой провал и даже сохранил власть в Восточной марке.

После рейхстага и случившейся там обструкции Мешко крепко затаил на императора, и его контакты с имперским двором сошли на нет. Вполне возможно, конфликт, в одночасье ставший личным, обострился бы до состояния новой войны, однако 7 мая того же 973 года Оттон I скоропостижно отдал Богу душу. «Восточный вопрос» завис на несколько лет, за которые влияние Мешко в регионе неуклонно росло. Когда же, спустя годы, империя вновь решила двинуться на восток, её уже ждало значительно окрепшее польское государство под властью сына Мешко — того самого Болеслава, вошедшего в историю под именем Храбрый. Так что именно победа при Цедыне обеспечила будущее нарождавшейся Польши.

Источник

Несмотря на то, что бомбы и системы разведки становятся всё умнее, сложнее и дороже, ошибки, из-за которых гибнут мирные жители, случаются и по сей день. В сентябре 2009-го в крупные неприятности с более чем сотней убитых гражданских вляпался немецкий контингент в Афганистане.

Брод

Ночью 4 сентября 2009 года на реке Кундуз, в одноимённой провинции неподалёку от деревни Омар Хел, царило необычайное оживление. В броде намертво застряли два бензовоза, вокруг которых суетилась толпа людей со всех окрестностей.

С полных до краёв цистерн всеми подручными средствами и во всю имеющуюся тару сливали внезапно свалившееся халявное топливо. Жизнь в афганской глубинке тяжела и такими подарками не разбрасываются.

Рядом с машинами были и вооружённые люди. Время от времени они беспокойно всматривались в чёрное небо — где-то над головой слышался гул самолётов. В стране вечной войны уже долгие годы постоянно что-то гудело в небе.

Неожиданно всё исчезло в море огня.

Война НАТО

В отличие от войны в Ираке, так и оставшейся преимущественно американской, вторжение в Афганистан в итоге переросло в международную операцию с огромным списком участников.

США были рады разделить ответственность и расходы со своими союзниками, среди которых было множество мнений о том, в какой форме, на каких условиях и где они готовы сменять американцев.

Министр обороны США Дональд Рамсфельд после многочисленных споров со своими европейскими коллегами в сердцах сказал: «НАТО — как баскетбольная команда, которая только и делала, что месяцами тренировалась. Но когда пришло время игры, пара игроков сказала: „Мы на площадку не выйдем“». Подчинённые Рамсфельда развили аналогию ещё дальше.

Часть вышедших на поле игроков заявила, что ни при каких обстоятельствах не будет переходить на чужую половину поля, а некоторые сказали, что готовы только недолго постоять у своего кольца.

Блок раскололся по афганскому вопросу на несколько частей. Одни страны были готовы послать свои войска в самые жаркие места, другие согласились помогать в подготовке афганских национальных сил и заниматься «миротворческими операциями» в спокойных районах.

Во время саммита НАТО в Риге в 2006 году споры о том, кто чем будет заниматься, звучали особенно яростно. Канада, Великобритания, Голландия и ряд других стран выступали с агрессивных позиций. Германия, Франция, Испания, Греция, Турция, Италия скептически смотрели на афганские дела. Их правительства заявляли: операция в Афганистане несёт большие внутриполитические риски и непопулярна у населения.

Ещё одним фактором, раздражающим «ястребов», были «национальные» ограничения, накладываемые на войска их правительствами. Среди них были запреты на участие в масштабных операциях, ограничения на применение оружия и перемещения войск. Немалое недовольство вызывало у американцев и то, что практически все контингенты НАТО в Афганистане фактически оказались на иждивении у США в вопросах логистики и снабжения, авиаподдержки, сбора разведывательной информации, медицины и прочего.

На чужой земле

Германия стала одной из первых стран, которые, пусть и с большими оговорками, согласились послать свой воинский контингент «за речку».

Двадцать четвёртого октября 2003 года бундестаг проголосовал за отправку войск, и вскоре немецкие солдаты стали первыми представителями НАТО, нёсшими службу за пределами Кабула. Местом их размещения стала относительно спокойная по афганским меркам провинция Кундуз на границе с Таджикистаном.

По количеству разнообразных ограничений немецкий контингент мог дать фору почти любому другому. Для того, чтобы минимизировать любые риски, войскам были запрещены патрули в опасных районах, особенно в ночное время и на бронетехнике. Во многих ситуациях налагалось вето на открытие огня первыми, ограничивалось и применение артиллерии.

Союзники по НАТО отмечали огромные бетонные убежища и командные пункты, возводимые немцами на своих базах. Американцы в шутку называли их «Атлантическим валом», британцы — «линией Гинденбурга».

«Политическая ситуация у нас в стране определённо ограничивает нашу деятельность здесь», — отмечал в 2006 году немецкий генерал Маркус Кнайп. Война не вызывала большой радости среди немецкой публики. По данным фонда Маршалла, в 2007-м против участия ФРГ в боевых действиях в Афганистане были 75% населения. Новости о потерях вызывали многочисленные споры и негатив.

В 2009 году ситуация для немецкого контингента значительно осложнилась. Всё нарастающий хаос в Афганистане докатился и до «спокойного» севера страны. Начиная с весны немецкие бойцы втягивались во всё большее количество прямых боестолкновений с талибами. О накале боёв свидетельствует тот факт, что двое немецких военнослужащих получили высшую современную награду за храбрость — «Почётный крест бундесвера за отвагу» — за один бой 4 июня. Двадцать третьего июня в засаде на колонну погибли трое немецких пехотинцев, увеличив число жертв с начала года до семи.

Третьего сентября 2009 года два бензовоза остановились у обочины неподалёку от Кундуза — у одного из них были проблемы с колесом. После устранения неполадок уехать машинам не дали. Из зарослей вышло около 20 вооружённых людей, заявивших водителям, что это похищение.

Бензовозы

Захваченные машины почти сразу же съехали на просёлки и долго петляли по грунтовым дорогам, пока не упёрлись в реку. Местные жители уверяли боевиков: грузовики легко переезжают реку вброд, но оба тяжелогружёных бензовоза буквально утонули в речном песке и застряли. Возле засевших машин быстро начал собираться народ — как с оружием, так и без.

О том, что грузовики захвачены, совместному оперативному центру впервые сообщили в пять часов вечера. Подобные центры строились для координации афганских военных, полиции и спецслужб с соответствующими ведомствами НАТО. Но оперативный центр был пуст — педантичные немцы отбыли к себе на базу ровно в 16:00, после чего афганцы тоже разбрелись по домам.

На немецкой базе о захвате узнали около восьми вечера из двух источников. Один агент из числа афганцев позвонил по мобильному телефону и сообщил о нападении. Кроме того, многочисленные радиопереговоры талибов перехватила радиоразведка.

Новость немедленно взбудоражила весь немецкий оперативный центр. Разведка уже несколько месяцев предупреждала о возможности атак с применением смертников на автомобилях, и вот, кажется, началось. Для поиска грузовиков немедленно привлекли авиацию — своей у немцев не было, пришлось связываться с американцами.

Застрявшие автоцистерны с воздуха с помощью мощной оптики обнаружил американский бомбардировщик B-1. Над целью он оставаться не мог и улетел.

Тем временем на земле вокруг машин — всё больше людей. Первоначально талибы планировали просто отогнать грузовики подальше, а топливо слить и продать. Но после того, как стало понятно, что наливники застряли, полевые командиры решили поиграть в робингудов и попросту раздать топливо местным жителям, о чём они громко оповестили все окрестности.

Удар

Следующими на место прибыли два американских F-15E. Чтобы получить приоритет на воздушную поддержку, немецкий оперативный центр в Кундузе запросил срочную помощь для войск, якобы ведущих бой на земле.

Американские пилоты установили связь с командным центром (позывным немецкого авиаконтроллера было пафосное «Красный Барон 20») и выяснили, что их главная задача — дать картинку с места.

На экранах немцы увидели, что наливники окружены толпами людей, но кто это — непонятно. Затем последовало короткое обсуждение, что делать дальше. Наземная операция исключалась — на дворе ночь, необходимых сил нет и риск потерь слишком высок.

Но тут неожиданно разведчики сообщили, что, по словам информатора, на месте — большое количество талибов во главе с командирами и нет местных жителей. Необходим воздушный удар, тем более что F-15 с бомбами уже висят над целью. Решение принял лично командир немецкого контингента в Кундузе оберст Кляйн.

Между американскими пилотами и немцами последовал длинный диалог.

— Если вы утверждаете, что наших войск в районе нет, а грузовики никуда не едут, то зачем нужен немедленный удар? — Они представляют угрозу для войск в районе. — Что является нашей целью, техника или люди? — Люди. — Может быть, стоит пройти на малой высоте, чтобы случайные зеваки, окажись они на месте, разбежались? (запрос был повторен трижды) — Запрещаем, талибы уйдут.

В конце концов «Красный Барон 20» от имени старшего воинского начальника приказал нанести удар с расчётом на максимальные жертвы.

Около двух часов ночи F-15 нанесли удар управляемыми бомбами GBU-38, положив их между грузовиков.

На экранах оперативного центра все увидели огромную вспышку и гигантский гриб огня на месте бензовозов. Немцы принялись поздравлять друг друга с громким успехом.

Жертвы

Новости об огромных жертвах мирного населения в ходе авиаудара появились уже к полудню следующего дня, но реакция на них была совершенно разной. В Германии, где как раз шла предвыборная кампания, начали всё отрицать и секретить. На протяжении нескольких дней немецкие официальные лица утверждали, что жертвами стала только большая группа талибов, готовивших теракт против немецких войск.

В этом немцев не поддержали даже США. В Афганистане как раз был очередной раунд борьбы за «сердца и умы», и новости о более чем сотне убитых мирных жителях, включая женщин и детей, сильно портили картину. На место лично выехал американский командующий генерал Маккристал, было назначено расследование. Однако немецкая сторона продолжала всё отрицать до тех пор, пока вина не стала очевидной, а в бундестаге не потребовали разобраться в произошедшем.

Несколько расследований показали одно и тоже. Оберст Кляйн отдал поспешный, ошибочный приказ на основании неполных и неточных данных, находясь под влиянием своих агрессивных подчинённых. Никакой непосредственной угрозы не существовало. Однако ни он, ни кто-либо из прочих военных, причастных к инциденту, не понёс наказания. Все они продолжили службу и вскоре были повышены в званиях и должностях.

За попытки сокрыть факты, под давлением оппозиции в парламенте, своих постов лишились немецкий министр обороны, статс-секретарь военного ведомства и генерал-инспектор бундесвера.

В июне 2010-го ФРГ, не признавая ответственности за удар, выплатила семьям 102 погибших по 5000 евро.

Все попытки родственников жертв добиться справедливости в европейских, международных и немецких судах кончились ничем. Везде им было сказано, что состава преступления в произошедшем нет и никаких претензий к ФРГ или её гражданам они предъявлять не могут.

За время службы в Афганистане погибли 54 военнослужащих ФРГ. Небольшой контингент военных советников и их охраны находится там и по сей день.

Источник

Городок Потуро, Мексика. Один из тысячи укреплённых пунктов картеля Рыцарей-тамплиеров в штате Мичоакан. Склад с метамфетамином, ждущим отправки в США. Десятки боевиков. Система охраны ценного груза давно отработана, полиция прикормлена, дозоры выставлены. Что может пойти не так?

Детка, это Мексика!

Штурм начался неожиданно. Ситуацию не спасла даже парочка гранатомётов, которыми запасливые боевики разжились перед операцией. Первого же из тех, кто попытался выстрелить, немедленно убили. Его тело, сжимающее базуку, осталось лежать в дверях склада. Детка, это Мексика, а не голливудский боевик средней паршивости.

Несколько сотен милиционеров из местной аутодефенсы (самообороны) изрешетили дом, в котором укрывались оставшиеся боевики наркокартеля. Немногих выживших взяли в плен, чтобы отдать под суд. Оружие боевиков теперь было в надёжных руках и могло послужить освобождению родного штата Мичоакан от наркотической заразы. На въезде в город милиционеры выставили блокпосты — никому не охота повторно отбивать свой город от боевиков картеля.

Шёл январь 2014 года.

Много, быстро, беспощадно

Первые группы самообороны образовались в Мичоакане в 2011 году. Причиной стало превращение этого мексиканского штата в центр производства и транспортировки тяжёлых наркотиков (в первую очередь метамфетамина и производных) в США. Пять лет войны с наркокартелями, которую замутил в 2006-м президент Фелипе Кальдерон, пошли коту под хвост. Отколовшаяся от картеля Мичоаканская семья группировка Рыцарей-тамплиеров сделала своей штаб-квартирой город Апацинган и очень быстро захватила контроль над десятками муниципалитетов в штате.

Власть Рыцарей-тамплиеров поддерживалась убийствами и похищениями — за 2010–2012 годы картель убил в штате около пяти тысяч человек. В этом им помогали местные власти. В 2014 году были арестованы мэры трёх городов — Апацингана, Агилилья и Уэтамо. Городские власти образовали тесный союз с картелем. Сотни человек погибли или исчезли с их помощью.

Местное население фактически поставили перед выбором: подчиняйся или умри. Святая Смерть — Santa Muerte — не зря почитается в Мексике. Мичоаканцы отказались подчиняться.

Тактику противостояния выработали быстро. Милиция полагалась на поддержку местных жителей и быстроту действий, однако самым важным оказалась солидарность — готовность прийти на помощь соседу переломила ход нарковойны.

Местные жители охотно доносили отрядам самообороны, если картель устраивал где-нибудь в городе склад или штаб, и туда оперативно выдвигались несколько отрядов из близлежащих городков. Против пары десятков боевиков Рыцарей-тамплиеров самооборона выставляла сотню и больше бойцов, и бандиты либо сдавались, либо их выносили ногами вперёд.

У мексиканских крестьян, рабочих и служащих не было причин для снисхождения.

Наркобандитов уничтожали быстро, жёстко и беспощадно.

При этом аутодефенса не чуралась нападений и на военных или полицейских. Так, в 2013 году она атаковала одновременно несколько военных постов в штате Мичоакан, разоружив около ста военных и опустошив арсеналы. В январе 2014 года рядом с городком Паракуаро аутодефенса напала и разоружила 15 полицейских. Это была её обычная тактика.

Борцы со злом — не белые и не пушистые, а кровавые и колючие

В условиях мексиканской действительности властям пришлось выбирать: либо уничтожать раковую опухоль, то есть наркокартели, либо отказаться от химиотерапии — помощи аутодефенсас. Ведь члены отрядов самообороны часто сами совершали преступления. Похищения, пытки, избиения и покушения на убийства подозреваемых в пособничестве картелям — путь аутодефенсас был усыпан такого рода деяниями.

Эту дилемму мексиканское правительство решило просто: оно приравняло аутодефенса к наркокартелям. Президент Пенья Ньето в апреле 2014 года пообещал принять законы против «всех милиций в стране». В марте 2014 года армия захватила 36 ополченцев в штате Мичоакан. Членов аутодефенсы открыто называли в пропрезидентской печати «злом» — сборищем отъявленных преступников и мерзавцев, которые плюют на мексиканские законы.

Однако именно власти загнали Мексику в положение, когда винтовка — и прокурор, и судья, и полицейский. Более ванильные методы самообороны просто не были бы эффективны в условиях тотального насилия.

Говоря откровенно, государство просто обделалось от страха. Картели десятилетиями существовали под плотной опекой властей. В них работали бывшие и действующие сотрудники спецслужб, спецподразделений — до элитной морской пехоты включительно. Власть и наркобизнес сливались, как всегда сливаются власть и бизнес. Где-то это сопровождалось тёрками, в других местах идиллия могла длиться десятилетиями — как, например, в штате Чиуауа, где местные власти пригрели картель Хуарес еще с 1980-х годов.

В четвёртом сезоне сериала «Нарко» глава картеля Гвадалахары убивает губернатора и муштрует власти. Но в реальности губернаторы всегда прикрывали действия картелей, накачивали их деньгами, одалживали им военных и полицейских, или просто использовали для устранения конкурентов. Сам глава Гвадалахарского картеля смог подняться в иерархии своей группировки, а потом и всей мексиканской преступности благодаря тому, что был полицейским. Впишись в систему и стань успешным наркоторговцем — именно так это работало и работает.

Феликс Гальярдо был наставником «Эль Чапо» Гусмана и получил прозвище Крёстный отец Крёстных отцов.

Мексиканское государство не имеет ничего общего с расхожими штампами о «несчастной стране, в которой картели подмяли под себя всё и вся». Оно само является универсальным картелем.

И вдруг государству бросают вызов. Фермеры, студенты, рабочие, учителя, врачи, даже рядовые полицейские и боевики картелей, которым просто житья не стало. Причём первое же, что они ликвидируют в противостоянии с картелями, — монополию государства на насилие.

Вы не смогли защитить нас, наше имущество, наших детей и близких? Идите к чёрту, мы сделаем это сами! Просто не стойте у нас на пути.

Несмотря на кучу преступлений, аутодефенсас сумели пустить кровь жестокому и безумному наркокартелю Рыцарей‑тамплиеров.

Хирург, марихуанщик и общественный деятель

Резкий подъём аутодефенсы связан с одним человеком — Хосе Мануэлем Мирелесом Вальверде, уроженцем Мичоакана.

Сеньор Мирелес не был святым. В 1988-м году его арестовали за хранение и сбыт примерно 90 кило марихуаны. В 1990-м он оказался в тюрьме города Морелиа, где примкнул к одной из тюремных банд и быстро выбился в главари. Однако, отсидев два года и выйдя на свободу, он завязал с криминалом, осел на ранчо и занялся медицинской практикой. Будучи по образованию врачом, он стал оказывать медуслуги местному населению. В основном бесплатно, ибо жители были беднее самой нищей церковной крысы.

Тем временем, в начале 2000-х годов, наркокартели стали постепенно врастать во власть в штате. В 2005-м или 2006-м году (точно не известно) Мирелеса похитил с целью выкупа картель Мичоаканская семья. Затем нескольких его родственников убили боевики картелей. В итоге чаша терпения мирного ранчеро переполнилась.

Двадцать четвёртого февраля 2013 года пользовавшийся уважением своих соседей доктор Вальверде стал одним из координаторов Гражданского совета групп самообороны и общин штата Мичоакан. На джипе, забитом доверху медикаментами и превращённом в передвижную радиоточку, которую он сам называл «Красный крест», Мирелес исколесил половину штата. Харизма и убедительность его агитации была такова, что всего за месяц в ряды «самооборонщиков» влилось несколько тысяч человек.

Регион Тьерра Калиенте, сердце картеля Рыцари-тамплиеры, восстал. Мирелес быстро обзавёлся настоящей армией, которая насчитывала в какой-то момент больше десяти тысяч человек. Наркокартель фактически бежал из штата Мичоакан. Его преследовали в главном пристанище — городе Апацингане. Сперва аутодефенса, а потом и полиция с армией нанесли сокрушительный удар по картелю. В 2014 году удалось задержать несколько главарей организации, которая после этого распалась на конкурирующие фракции.

К августу 2013 года вдохновлённые примером Мичоакана группы аутодефенсы стали расти по всей стране — 13 из 31 штата Мексики оказались под их частичным контролем. Власти столкнулись с конкурентом, которому сам чёрт был не брат. Тогда же в августе Мирелес, всегда бывший поклонником Мексиканской революции и местных социалистов, сделал мощное заявление.

«В Мексику приходит революция», — заявил Мирелес.

От таких намёков у любых властей начнётся истерика, не только у мексиканских!

Человек, которому подчинялись тысячи вооружённых людей, ставший лицом движения аутодефенсы, способный стать главой всех аутодефенсас Мексики, стал смертельно опасен для них.

Не можешь победить движение — возглавь его. Власти Мексики стали подкупать и стравливать пока ещё рыхлую аутодефенсу. Тех, кто был сговорчивее, записали в «руралес»: сельскую полицию, действующую на уровне штата и подчиняющуюся губернатору и военным. Для многих крестьян и мелких торговцев постоянная заработная плата в условиях экономического кризиса была серьёзной причиной переметнуться. Руководству посулили нечто посерьёзнее — посты в правительстве, кресла мэров, комиссаров полиции, вплоть до депутатов конгресса и сената. Отказались от этого единицы, включая самого Мирелеса.

Двадцать седьмого января 2014 года несколько руководителей аутодефенсы в штате Мичоакан подписали с властями декларацию, согласившись войти в состав мичоаканских «руралес». Мирелес ничего не мог с этим поделать. Он ещё пытался сопротивляться, но силы уже были неравны.

В июне 2014 года Хосе Мануэля Мирелеса Вальверде обвинили в незаконном хранении оружия, принадлежавшего армии, и упрятали в тюрьму. К тому времени власти уже приручили аутодефенсу, и от неё мало что осталось.

Так при помощи властей наркокартели опять оказались «непобедимыми» и «вечными».

На свободу Мирелес вышел в мае 2017 года. С него сняли все обвинения. Тем самым власти подтвердили, что арест был политическим и не имел под собой серьёзных оснований.

Ситуация в Мексике за это время сильно изменилась. В 2018 году власти объявили «окончание войны с наркотиками». Аутодефенсас распустили — либо они стали абсолютно ничтожными. Теперь власти в своей борьбе за «мексиканское будущее» опираются на новые, «более лучшие» подразделения армии и полиции.

Но кое-что осталось неизменным. Сами картели никуда не делись. Полицейские и силовые органы всё такие же продажные и по-прежнему тесно связаны с преступными организациями.

В мае 2019 года в городе Ла Уакана (Мичоакан) боевики одного из картелей атаковали и разоружили несколько десятков солдат. Те безропотно сдали оружие, чтобы в случае перестрелки «не навредить местным жителям».

Власти утёрлись, картели радуются.

Сам Вальверде, даже будучи сторонником нынешнего президента Мексики, признаёт, что положение в стране хуже, чем во времена его тюремных мытарств. Мексика всё так же пребывает в ситуации, когда до Бога далеко, а картели — вот они: в мэрах, в спецслужбах и в полиции.

Источник

Боевые действия во время Второй мировой в Северной Африке шли уже довольно долго. Но британцы раз за разом допускали ошибки — все их атаки завершались неудачами. Что же происходило тогда, жарким летом 1942‑го?

Тактические неудачи как путь к победе

«Стратегические просчёты невозможно компенсировать тактическими успехами», — эти слова классика следует отлить в граните. Можно победить противника в целом ряде боёв, но при этом проиграть и кампанию, и войну. С другой стороны, можно несколько раз наступать на грабли — но всё равно в итоге победить.

Сражение при Прохоровке 12 июля 1943 года недавно стало поводом для хайпа. Только ленивый не высказался по этому поводу. Да, это была тактическая неудача наших войск. Но подобные провалы были не только у нас. За год до Прохоровки британцы выдохлись в точно таких же неудачных атаках в Северной Африке. Об этих малоизвестных операциях мы вам и расскажем.

Война в пустыне

Пока на советско-германском фронте гремели грандиозные сражения, в Северной Африке воевали 8-я британская армия (с одной стороны) и немецко-итальянская танковая армия «Африка» (с другой). В армии стран Оси главной ударной силой был Deutsches Afrikakorps (DAK) — немецкий Африканский корпус. Командование армией осуществлял Эрвин Роммель — знаменитый Wüstenfuchs («Лис пустыни»).

На этом театре военных действий Роммель был главным актёром.

Состояние и боеспособность итальянских войск — в Северной Африке в частности и в ходе Второй мировой войны в целом — оставляли желать лучшего.

Оставаясь в пределах разумной альтернативки, хочется представить военный менеджмент Италии на уровне Германии либо Японии. Тогда гордые римляне теоретически могли бы взять Мадрид осенью 36-го и выбить Великобританию из Средиземноморья в 1940-м, со всеми вытекающими. Исход мирового конфликта мог бы быть иным.

В составе 8-й британской армии были не только войска колоний и доминионов британской империи, но также греческие, польские и французские военные части. Британцы превосходили противника численно, у них было больше танков и самолётов.

Северный фланг противоборствующих армий упирался в Средиземное море, а южный повисал в пустыне, что позволяло порой делать обходные манёвры. Не нужно думать, что пустыня позволяла свободно кататься на танках в любом направлении. Ландшафт позволял это не всегда, да и установленные всеми минные поля на долгие годы преобразили его.

В июне 1942 года немецкие войска, осуществив рейд через пустыню, разбили англичан в битве при Газале (в Киренаике). А 21 июня капитулировал гарнизон Тобрука — в плен попало свыше тридцати тысяч британских, южноафриканских и индийских солдат во главе с генерал-майором Хендриком Клоппером.

Ну прямо напрашиваются аналогии падения Тобрука с капитуляцией Сингапура и сравнение с обороной Севастополя в том же 1942-м году!

Эрвин Роммель стал фельдмаршалом.

Двадцать пятого июня главнокомандующий союзными войсками на Среднем Востоке Клод Окинлек освободил генерала Нила Ричи от командования 8-й армией — и сам возглавил её, решив, что так будет лучше.

Немецкие войска продолжили наступление. В последних числах июня Роммель одержал победу при Мерса-Матрух в северо-западном Египте, примерно в 160 километрах от границы. Ещё несколько тысяч союзных солдат попали в плен.

В британском посольстве в Каире жгли секретные документы. Перед англичанами, словно привидение старинного замка, замаячил призрак поражения.

Логистика против военного искусства

Но Африканскому корпусу взять Александрию и выйти к Суэцу мешали не только британские войска. Главное — тыл буквально держал Роммеля за пояс. Так, в июле 1942 года он получил всего 20 процентов от необходимых грузов. Критической была нехватка горючего.

Проблемы снабжения, которые предстояло решать британским войскам, были не легче.

Посмотрите на глобус — транспорты с грузами шли в Египет в обход Африки, мимо мыса Доброй Надежды.

Война в Северной Африке была торжеством правила «профессионалы изучают логистику».

Наступая, войска отрывались от своих баз. Отступавшие, напротив, приближались к своим складам боеприпасов и горючего. И, словно оттолкнувшись от стены, начинали контратаковать обессиленного противника. Это одна из причин того, что пару лет фронт в Африке вёл себя словно качающийся маятник.

С другой стороны, у немцев был козырь — Эрвин Роммель. Но могло ли военное искусство и хитрость «Лиса пустыни» перевесить сотни танков и самолётов?

Наступать или обороняться?

Отступив от Мерса-Матрух и получив подкрепления, британцы заняли позиции у Эль-Аламейна, перекрывая идущие вдоль моря шоссе и железную дорогу. Их южный фланг упирался во впадину Катара — обойти её, конечно, можно было, но для этого пришлось бы делать очень большой крюк по Сахаре.

Боевые действия в июле получили название Первая битва за Эль-Аламейн.

Вначале Роммель попытался повторить приём, который принёс успех под Мерса-Матрух. Под покровом ночи его войска атаковали, пытаясь прорваться между опорными пунктами и отрезать укрепрайон Эль-Аламейна. Но ему удалось лишь закрепиться на кряже Рувейсат.

Конечно, всегда есть соблазн занять оборону и отсидеться за минными полями, но… пассивность на войне нередко означает упущенные шансы. Так, к 4 июля количество исправных танков в Африканском корпусе упало до 36 (!), но британцы не использовали благоприятный момент для нанесения удара по выдохшемуся противнику.

Затем Клод Окинлек несколько раз атаковал, пытаясь перехватить инициативу. При этом он старался наносить удары по итальянским войскам, поскольку резонно считал, что они являются слабым звеном в армии противника.

В июле британская армия провела два наступления у хребта Рувейсат. Он отстоял от Эль-Аламейна на 16 километров и шёл параллельно морю (войска Роммеля занимали позиции в западной части кряжа).

В ночь с 14 на 15 июля две новозеландские и одна индийская бригады успешно атаковали позиции итальянцев. Но связь была нарушена, и английские бронетанковые бригады не смогли поддержать пехоту. Подразделения немецких 15-й и 21-й танковых дивизий нанесли удар по новозеландцам.

За три дня боёв две тысячи итальянских солдат сложили оружие, было захвачено двенадцать 88-мм пушек — ими было так удобно уничтожать танки с большого расстояния. Однако в плен к немцам попали 1200 новозеландских солдат.

Семнадцатого июля австралийцы нанесли удар по итальянцам, но вынуждены были вернуться на исходные позиции после контратаки.

Чтобы не дать рассыпаться обороне своих союзников, Роммель «армировал» их позиции немецкими частями и энергично устанавливал минные заграждения.

«Пышность»

Вторая битва за кряж Рувейсат, которая произошла 21–22 июля 1942-го, известна как операция «Пышность» (Splendour). В роли «молота» выступали 161-я индийская и 6-я новозеландская бригады, наступавшие при поддержке двух бронетанковых бригад. В том числе свежей 23-й, недавно прибывшей из Великобритании. Они должны были рассечь фронт противника.

А севернее их должны были поддержать 9-я австралийская и 1-я южноафриканская дивизия, сковав резервы Роммеля.

Наступление началось в ночь с 21 на 22 июля. Действовавшие южнее кряжа новозеландцы добились успеха — и достигли впадины Эль-Мирейр. Как правило, утро было на стороне британцев — восходящее солнце слепило бойцов «Африки». Но пехота наступала без брони, так как английские танки вовремя не подошли. Новозеландцы попали под контрудар 15-й немецкой танковой дивизии и потеряли свыше девятисот бойцов.

Вскоре с опозданием на поле боя прибыли новые английские танки — и ринулись в бой.

Наступление 23-й бронетанковой бригады позже назвали «балаклавской атакой», по аналогии с атакой лёгкой кавалерийской бригады в 1854 году, во время Крымской (Восточной) войны.

Как вспоминал Фридрих Меллентин, сражавшийся там и написавший мемуары:

«Танки шли под ураганным огнём противотанковых орудий, попали на минное поле и были разгромлены контратакой 21-й дивизии. Батальону 161-й индийской бригады удалось ворваться в Дейр-эш-Шейн, но и он был уничтожен контратакой. Таким образом, наступление англичан в центре закончилось катастрофой: вследствие полного отсутствия взаимодействия и управления они потеряли значительно больше сотни танков и 1400 человек пленными».

Ближе к побережью австралийцы и южноафриканцы также не смогли похвастаться успехами. Пехота и танки там также не наладили взаимодействие.

Англичане подтверждают разгром 23-й бронетанковой бригады. По их данным, она потеряла 40 танков уничтоженными и 47 повреждёнными. Ещё 23 танка потеряли в полосе наступления австралийцев.

Что ж, «у короля много».

Хотя шёл уже не первый год войны, британцы наступили на все грабли в сарае. Взаимодействие наладить не удалось. Пехота наступала отдельно от брони — и немцы били их по частям. Плохая разведка завела опоздавшие танки в минное поле.

Завершение атак

Двадцать шестого — двадцать седьмого июля Окинлек нанёс удар в северном секторе. Пехота ночью продвинулась вперёд. Но затем произошла неразбериха с проложенными сапёрами проходами в минных полях. В итоге британские танки вперёд не пошли — не поддержали «царицу полей». В результате немецкой контратаки британская и австралийская бригады потеряли около тысячи бойцов и отошли на исходные позиции.

Наступательный пыл иссяк.

Победа в оборонительных боях 15, 22 и 27 июля осталась за немцами. Но, по мнению Меллентина, в этих атаках британцы несколько раз были близки к успеху.

Восьмого августа 1942-го Клода Окинлека освободили от командования. В 1943 году его назначили главнокомандующим в Индии, а в 1947-м он вышел в отставку. Со временем о нём забыли — и вспомнили лишь, когда в 1981 году, на 97-м году жизни, он умер.

Как и Ганнибал, с которым его иногда сравнивают, Эрвин Роммель не оставил мемуаров. Но о немецком полководце знают все, кто интересуется данной темой. В отличие от Окинлека…

Источник