hektorhouse

В истории мат и она не рекомендуется тем, кто падает в обморок от слова "хуй". Приятного чтения.

История тридцать вторая. Странный друг.

Сегодня я хочу поведать вам еще об одном «друге», который примазался к нашей славной металличной компании. Его звали Рома, и был он родом из поселка городского типа, который находился в трех часах езды от моего родного города. Если уж Валера или Патрик казались вам ебанутыми, то вот Рома запросто уделывал и того, и другого. Почему я раньше о нем не рассказывал? Да хрен его знает. Но сегодня вспомнилось.

Рома был типичным деревенским пареньком. Читай, йобнутым в край и вскормленным ананасом-людоедом. Когда он впервые появился в нашем дворе, ваш покорный слуга получил пластмассовой лопатой по ебалу и потерял одну из игрушечных машинок, которую оный Рома без зазрения совести спиздил себе, ибо ему захотелось. Да, Рома был таким. Даже повзрослев, он остался таким же ебанутым.

Его приезд в город был сродни чуду, словно сам Бог-Амператор улыбнулся, сжимая ягодицы и не желая воспламенить носы подданных, после литра отборного козлячьего молока. Бабушка с дедушкой Ромы жили в том самом доме, где жил я и мои друзья. А Рома с родителями обитал в уже упомянутом поселке городского типа.

Только приехав и надавав юному Гектору по башке лопаткой, он попутно отпиздил этой же лопаткой Валеру, с которым я игрался в песочнице и забрал у будущего гота железный БТР. Были такие игрушки, если помните. Ими и убить можно, если прицельно попасть противнику по голове. Короче, мы тогда поняли, что это личинка будущего хулигана. Но, тем не менее, потом мы с ним даже подружились, хоть и проклинали частенько тот день, когда Рома впервые отправился на каникулы в большой город. Тут стоит сделать поправочку, ибо Рома приезжал только на лето, а вот учиться уезжал в родной Яйцебург.

И все лето Рома чудил. То, блядь, говном перемажет соседям по подъезду двери в квартиру. То лампочки разобьет, то газеты подожжёт в почтовых ящиках. Антихрист ебучий просто, иными словами его и не назовешь. Лет до 11 у него была манечка пиздить у других детей машинки. Делал он это не как знаменитый ограблятель Оушен и тысячи ему подобных бандитов, используя ум, а попросту пиздил несчастное дите своей злоебучей лопаткой до тех пор, пока нужная ему машинка не отправлялась в потные ладошки Ромы. Ну а хули, мы, городские неженки, охреневали от происходящего, но Рому ссали, как огня, отдавая ему и машинки, и книжки, и модные комиксы про Черепашек-Ниндзь. Дошло до того, что Рома набрал себе ебунячий мешок этих машинок, пока не нарвался на ребенка, который все рассказал своим родителям. Те пришли к бабушке Ромы и охуели, когда старушка вынесла «мешочек с игрушечками унучика». Не знаю, как Рома его таскал по квартире, но весил он много. Тут и мы налетели, сказав, что Рома и у нас машинки спер. Как итог, Рому отправили домой, мы вздохнули свободно и вернулись к играм. Это только завязочка, друзья.

Рома вернулся в наш город, когда ему стукнуло 17 лет. Да, представьте себе масштабы пиздеца. Он неплохо так вымахал, раздобрел на здоровых деревенских продуктах и качественно окреп. А тут, блядь, его ждал рай. Волосатые говнари, бренчащие на гитаре вечерами, ханыги всех мастей, местная гопота, с которой можно пободаться и отсутствие контроля со стороны родителей.

Увидев старых друзей и радостно воскликнув, он бросился к нам с дикой прытью, благодаря чему Асгарот чуть не захлебнулся пивом и не ебнулся головой об землю, упав с лавочки от удивления и отказываясь вставать. Рома же не обратил на тощего гота внимания и, радостно урча, принялся рассказывать нам, как он русский рок любит, Цоя всякого, БГ и прочую дребедень. Мы похмыкали и, со скрипящим от жабы сердцем, разрешили ему присесть с нами и выпить пивка. Зря, конечно.

Не учли одного. Рома, как и любой житель сельского типа, после синьки впадал в ярость и начинал крушить черепа врагов. Орал, бесновался, визжал де «Ябать Бахуса, сцуко! Дайте мне Толстяка. Пива, блядь!». Эт пиво такое, если что. "Толстяк". Дешевое и популярное давным-давно. Пардон, отвлекся. Так вот. В эти моменты Рома становился очень чувствительным и вспыхивал моментально, словно член подростка, который поднесли к первой писечке. В тот вечер он дал в глаз Асгароту, который пытался проклясть ненавистного деревенщину и бормотал колдунство на латыни. Хотел подстричь меня, используя свой шикарный нож-бабочку, с которыми любила щеголять шпана. А потом мирно уснул, когда заебанный его болтовней Леша, не утихомирил балбеса мощным лещом по буйной головушке. Но это его не остановило. На следующий вечер он привычно присоединился к нам и стал рассказывать, как он пиздит лохов и клеит телок. Про это расскажу отдельно.

В нашу компанию тоже были вхожи девушки. Вполне нормальные, металличные и адекватные. Но Рома, только увидев их, тут же облизнулся, как плотоядный питон Каа, узревший срущего в кустах долбоеба Маугли, и подошел к нашим девчатам, словно индус-обольститель из индийского кино. Вся его склейка была довольно унылой, но лулзы доставляла неистово. Примерный диалог был таков.

- Даров, милая!

- Ага, и тебе привет.

- Чё, может пойдем пройдемся. Я те кой-чего покажу.

- Что, например?

- От это, - в этот момент Рома чуть приспускал штаны, показывая своего ручного мохнатого гремлина Гизму, с которым любил возиться на досуге. Степень откровенности показывания Гизмы зависела от количество выпитого. Ну и к слову. Рома был типичный пикабушник, если вы понимаете, о чем я. Городские девчата, в отличие от сельских барышень, слали ловеласа на хуй прямым текстом и отсаживались подальше. А еще Рома любил городские дискотеки, которые проводились в каждом районе.

Он молодцевато вливался в толпу и, спровоцировав несчастного городского, звал его в сторонку, дабы поговорить за жизнь. Тут городской понимал, что его побьют, а Рома понимал, что станет богаче. После быстрой процедуры изъятия денег, Рома возвращался к нам и, на радостях, покупал всем пиво, сухарики «Клинские с запахом портянок старика Ромуальдыча» и сигареты. После чего, опустошив свою бутылку почти залпом, отправлялся на поиски самочек. Возвращался, как правило, один, с фингалом под глазом и расцарапанными щеками, ибо в такие моменты Гизма показывался почти полностью.

И вот в какой-то момент Рома нас заебал. Неистово так и по самую душу. Всему виной его конфликт с Валерой, который встал горой за свою женщину, которой Рома тоже собирался показать член. В итоге Асгарот получил в глаз, Рома получил поленом по башке от Асгарота, подзатыльник от меня и пиздюлину от Леши. И был выгнан на мороз ссаными тряпками да морде наглой.

А через полгода мы узнали, что Рому забрали в армию. Он вернулся совсем другим человеком. Тихим, вежливым, и не ругался даже по пьяни. И уж тем более никому не показывал пиписку. Сейчас он женат, воспитывает четверых детей и крутит дальнобойную баранку. Что произошло в армии, я не ведаю, но видать Рому серьезно пробрало. Отака хуйня, малята.

«Татуировка». ©Гектор Шульц

- Здравствуйте. Можно войти? – краснея от смущения, протянул худой, взъерошенный паренек, только переступив порог тату салона. Хозяин, седовласый мужчина с короткой прической и серыми глазами, кивнул и приветливо улыбнулся, убирая в сторону чашку с чаем и журнал, который он листал в ожидании посетителей, сидя на небольшом кожаном диване. Рядом с диваном стояла клетка, где дремал нахохлившийся попугай белого цвета.

- Добрый вечер. Проходите. Чем могу помочь?

- Я тут подумал и… хочу сделать татуировку, - промямлил паренек, бегая глазами по помещению. Увидев специальное кресло, рядом с которым стоял столик с красками и машинкой, он нервно сглотнул и натянуто рассмеялся. – Первую татуировку.

- До этого не делали? – удивился мужчина, проводя ладонью по стриженым волосам. – Хорошо. Садитесь в кресло и поговорим.

- Спасибо, - кивнул паренек, нетвердым шагом направляясь к креслу. По пути он чуть не снес рекламный стенд, на котором была изображена татуированная девушка с идеальным телом и кожей. Она призывала всех пользоваться красками определенной марки, мотивируя тем, что лучше просто не найти. Хозяин салона еще раз улыбнулся и, вздохнув, направился мыть руки, как делал всегда перед работой.

Вернувшись, он присел на кожаный стул и подкатился ближе к пареньку, который зачем-то оголил правую руку и тяжело дышал, стараясь справиться с волнением. Мужчина посмотрел ему в глаза и негромко кашлянул, после чего взял в руки небольшую папку, в которой хранились его работы. Многие работы из еще большего множества.

- Итак. Какую татуировку вы хотите? Судя по тому, что вы оголили правую руку, татуировка будет на ней.

- Да, - ответил паренек, листая каталог. – Я бы хотел… череп, к примеру. Вот этот.

- Хороший выбор, - одобрил мастер, мельком взглянув на картинку. – Эту татуировку я сделал пяти байкерам из одного клуба. Вы не хотите индивидуальную? Такую, которой ни у кого еще нет.

- Понимаете… я не знаю, - честно признался парень, ерзая на кресле.

- Зачем же тогда вам татуировка? – удивился мужчина.

- А это больно? – вопросом на вопрос ответил посетитель.

- Больно, - кивнул мастер. – А еще дорого. И навсегда. Если вы не захотите, конечно, свести ее с помощью лазера. Все зависит от сложности работы, а мои татуировки самые лучшие в городе.

- Поэтому я к вам и пришел. Вы лучший. Может, вы мне посоветуете тогда, что сделать?

- Я? – рассмеялся мужчина. – Это ваша татуировка, а не моя.

- Тогда… я не знаю, - выдохнул парень. – Татуировка – это круто.

- Не только круто. Чаще всего татуировка несет особый смысл или просто напоминает человеку о каком-либо приятном событии. Вчера, к примеру, ко мне пришел молодой отец и попросил сделать ему татуировку. Знаете, какую именно?

- Нет.

- Имя его новорожденного сына. Под сердцем. Простая надпись, без изысков, цветов и прочего. Делается очень быстро и также быстро заживает. Стоит недорого, но для этого мужчины простая надпись будет чем-то важным, постоянно напоминающим о сыне. Кто-то назовет это безвкусицей, но я считаю, что так и должно быть. Эту татуировку мало кто увидит. Да и предназначена она не для любителей покрасоваться.

- А если какого-нибудь зверя?

- Зверя?

- Да.

- Можно и зверя. Желание клиента – закон, конечно. С другой стороны, я хочу вам помочь. Не бывает временных татуировок, только сделанные раз и навсегда. Как поступки, которые люди совершают в жизни. Татуировка должна нравиться вам и через год, и через два, и через пять лет, и через десять. Неважно, кто и что вам скажет. Это ваш выбор, ваше решение. Почему вы решили сделать татуировку, исключая то, что это круто?

- В нашей компании, я как белая ворона. У меня нет татуировок. Чистое тело. А мои друзья говорят, что татуировка прибавляет крутости, поэтому надо сделать что-то крутое. Череп с костями, тигра, льва или что-то из трэш-польки. Чем больше и необычнее, тем круче.

- Вам так важно мнение друзей? – улыбнулся мастер.

- Я не знаю. Поэтому и пришел в салон.

- Я чувствую, - парень покраснел и закрыл рот ладонью. – К сожалению, я не делаю татуировки людям, которые находятся в состоянии алкогольного опьянения.

- Хотя бы поговорить тогда, - умоляюще попросил парень. Мастер кивнул и взял у него из рук каталог своих работ, после чего протянул посетителю чашку с горячим чаем. – Спасибо.

- Не за что. Чай бесплатный, а вам нужно привести мысли в порядок.

- Странно…

- Что именно?

- Вы же хозяин салона, правильно?

- Правильно.

- Вы должны соглашаться с клиентом, а не убеждать его отказаться от татуировки, - протянул парень, осторожно отпивая чай.

- Верно. В вашем случае, я вижу, что вы колеблетесь. А если вы колеблетесь, значит, не уверены, что татуировка вам нужна. Если напор силен, то даже мастер не может отказаться, - усмехнулся мужчина.

- А вам приходилось отказывать клиенту, даже если напор силен?

- Приходилось.

- Почему? Простите, если лезу не в свое дело. Мне просто интересно, честное слово, - покраснел парень.

- Понимаю ваше любопытство. Отказывал, потому что понимал. Понимал, что человек одумается через несколько дней, а татуировку уже не смыть. Вернее, смыть можно, но для этого придется постараться. Татуировки очень похожи на поступки…

- На поступки?

- Да. Человек совершает что-то, а потом приходит осознание, что он сделал. А с ним и муки выбора, правильно ли он поступил, сделав то, что сделал. Понимаете?

- Немного.

- Татуировки, как и поступки, могут быть плохими. А могут быть и хорошими. Все зависит от выбора самого человека. Взять, к примеру, вас. Вы пришли в салон, не зная, что вам хочется. Вы согласны набить на себе череп, кости, какое-нибудь животное, даже не задумываясь о смысле, который вкладывается в каждую татуировку.

- Я думал, что многие татуировки делаются просто так. Для красоты.

- Чаще, чем вы думаете. Но смысл есть всегда, даже если он спрятан очень глубоко в душе человека. За простой картинкой на коже скрывается нечто большее. Собственное «Я» человека. Даже если он говорит об обратном, - ответил мастер. – Однажды ко мне пришла девушка. Она тоже сомневалась в том, какую же татуировку ей сделать. В итоге мы остановились на цветке. Обычная роза, которой никого не удивишь. Ярко-красная, с каплями росы на лепестках и колючим стеблем. Девушка долго выбирала нужный эскиз, пока не увидела эту розу. Тогда-то и пришло осознание.

- Вы знали, почему она выбрала розу?

- Конечно. За скромностью этой девушки скрывалась красота, немного колючая, но в целом нежная. Как бархат лепестков или прохлада росы. А красный – цвет любви. То, чего ей не хватало. Эта роза стала её символом. Понимаю, выглядит довольно просто и ванильно, как любит говорить молодежь, но таково было желание клиента, а я обязан считаться с желаниями клиентов. Она зашла ко мне через три месяца, когда татуировка уже зажила. И поблагодарила.

- За что?

- За правильный выбор, - улыбнулся мастер. – Другой случай. Молодой человек, пришедший ко мне с рисунком своего ребенка. Первым рисунком. Вы знаете, что из маленьких детей слабые художники, но искренность, помноженная на любовь к родителям, много значит. Этот молодой человек, не раздумывая и не сомневаясь, попросил меня запечатлеть на его коже первый рисунок ребенка. Корявый, неровный, абстрактный и такой дорогой для него. Те, кто не знает всей истории, подумают, что этот молодой человек просто напился и ему сделали татуировку, пока он спал, не чувствуя иглы, пронзающей кожу, и едкий смех его друзей. А на деле все куда глубже, как я говорил ранее? Выбор. Каждый делает свой выбор. Еще один пример. Дорогой «рукав» в японском стиле. Яркий, цветной и… безжизненный. Сделанный для красоты и бахвальства. Он красив, но бездушен. И это тоже выбор какого-нибудь человека. Для него это украшение, смысл которого привлекать внимание. Как дорогая побрякушка, которую носят напоказ.

- А бывают «плохие» татуировки?

- Плохие?

- Да. Неудачные, по вашему мнению.

- Бывают. Иногда, входя в положение, я делаю татуировку, но человек этого не ценит. Для него это обычный рисунок, который можно закрыть другим рисунком. В таком случае, это моя неудача, как мастера. Но я не унываю, - усмехнулся мужчина. – Нет предела совершенству.

- Спасибо, - тихо произнес паренек, ставя пустую чашку на столик, рядом с креслом.

- За что?

- За то, что дали сделать выбор, - ответил он, протягивая руку мастеру. Тот в ответ осторожно пожал протянутую ладонь и вежливо улыбнулся.

- Это ваш выбор. И только вы хозяин собственной судьбы. Помните это. Вам не нужна татуировка, чтобы быть уверенным в себе и собственных силах. Но, если надумаете, двери моего салона всегда открыты для вас.

- Спасибо.

*****

Жнец тихонько вздохнул и, улыбнувшись, вновь вернулся на диван, где остывал его чай и лежал недочитанный журнал. Он на секунду посмотрел в сторону двери и весело блеснул черными глазами.

- Они всегда сомневаются. Сколько уже я занимаюсь этим, а они так и не поймут, что это их выбор, - буркнул мужчина себе под нос и почесал тонким пальцем подбородок. Костлявый подбородок, без единого намека на растительность. Сидящий в клетке попугай встрепенулся и посмотрел на Жнеца сонными глазами. – Иногда к нужному выбору приходится подталкивать. Как этого паренька, правда, Билли Джо? Правда, что уж тут темнить. Я пишу красками на их коже. И на их душах. Пишу то, что они хотят, и как хотят. Это их выбор, а они любят сомневаться, придумывая себе нелепые отговорки. Это их жизнь, а я… я всего лишь художник, добавляющий красок в их жизни. Добрый вечер.

Приветствие относилось к улыбающейся девушке, которая зашла в салон. Коротко звякнул колокольчик и мастер, улыбнувшись в ответ, встал с дивана. Ему вновь нужно было работать. Очередной выбор. Как и всегда.

Пока Пикабу сходит с ума от камер и Рит, внесу немного разнообразия и расскажу одну байку, которая случилась давным-давно. В посте будут матюки, поэтому если вы их не любите и предпочитаете высокоморально общаться, оттопырив мизинчик, то пропустите сию писанину. Верить или нет - тоже оставлю на ваш суд.

Занесла меня кривая жизни в славный город Питер, где я довольно долгое время жил. Жил в старом доме, с обшарпанным на тот момент подъездом, в котором обитали всякие экстравагантные личности. Были там и спортсмены, и алкаши, и рэперы, и неформалы всякие, бренькающие Цоя на лавочках во дворе, и даже был один националист. Хотя, правильнее его назвать долбоебом. Малолетним.

Благодаря ему весь подъезд, где я жил, был расписан свастиками, призывами мочить чурок, Гитлерами в стиле «ранний готический сюрреализм» и знакомыми многим надписями: Арбайт махт фрай, Адинчитиревосимвосим, АКАБ и так далее.

Все жильцы знали, кто это делает, но не могли поймать дерзкого пиздюка, который был словно ебучий Мориарти, исчезающий за секунду до справедливой кары. Но удача когда-нибудь поворачивается к таким особям своей ладной жопкой. Так оно и получилось.

Вышел я как-то за хлебушком и тихонько принялся спускаться по ступеням. Я всегда тихо хожу, а тут это даже пригодилось. Спускаюсь и на площадке между вторым и первым этажами вижу пациента, который старательно рисует свастику на относительно белой стене и украшает ее высокоинтеллектуальной надписью «Хачи – казлы».

Я вкрадчиво покашлял, стоя позади вандала, и, дождавшись когда он высрет кирпич, взял его за шкирку и потащил наверх. В родную квартиру, где пациент обитал с папой и мамой. Не буду рассказывать всю беседу, ибо я в красках сказал его папе, что тот растит уебана, который малюет стены, словно дибил, которому показали, как дрочить, а дебилу понравилось. В итоге, папа принес из ванной большую банку белой краски и кисточку, которые были гордо вручены юному арийцу. Затем оный ариец отправился закрашивать продукты своей жизнедеятельности и безграмотности. Заняло это примерно часа три. Юный Адольф пыхтел, подпрыгивал, но всю писанину успешно закрашивал. Ну и ладненько. Я-то, наивный, думал, что дите теперь за ум возьмется. Хуюшки.

Дитя хватило на неделю. Спускаясь в очередной раз за хлебушком, я удивился, услышав в подъезде слова гимна СССР. Кто-то пел плаксиво, но с душой. Да и голос был знакомый. И вот, спустившись на ту самую площадку, я вижу картину: юный наци стоит у стены, где видна свежая свастика, и поет гимн, а рядом с ним стоит мой сосед по площадке, дядя Сева, пожилой и весьма вежливый алкоголик, для своих лет довольно крепкий и грозный. Дядя Сева, слушая гимн в исполнении бритоголового, даже шевелил губами и грозно зыркал, если дите сбивалось на фальцет.

Естественно, я поинтересовался, что случилось. Дядя Сева выдал простой и емкий ответ, как истый культурный житель Питера.

- Пидарас от, блядь, стены малюеть. И чем?! Ладно бы хуй писал или жопу рисовал, но нет. Гадость эту фашистскую. Вот и учим с ним гимн СССР теперь.

- Дядь Сев, так отец его орать будет, что сыночку-то напугали, - заметил я, но дядя Сева махнул рукой и еще раз выдал шедевр.

- Ну и ебну его по темечку. Заебали, блядь, художники, - и вопросительно подняв густую бровь, обратился к притихшему мальцу. – Чё замолк? Пой, блядь! С чувством и толком. Шоб товарищ Сталин гордился. И я тоже…

Я же пошел дальше за хлебом, а в спину мне несся могучий гимн СССР, исполняемый дуэтом; пропитым басом дяди Севы и писклявым юного националиста. Кстати, после этого свастики и прочая нацистская хрень на стенах не появлялись.

Глава четырнадцатая. Anulum Salomonis.  ©Гектор Шульц

Время, на самом деле, очень медленно. Тебе стоит лишь захотеть и управлять им становится невероятно легко. По щелчку пальцев оно ускоряется, бежит, летит, словно стрела, выпущенная из мощного лука. Или же замедляется, превращаясь почти в статичную картину, где ты, словно художник, можешь менять все, что тебе захочется.

Чуть подправить, добавить несколько штрихов, изменить позу, исправить ошибки и вновь запустить ход времени, любуясь сотворенным шедевром. Так было и у меня. Я чувствовал, как время замедляется, как пульсирует в груди Божественная искра. Чувствовал знакомый голос, который не шептал, а кричал. Пытался помочь мне услышать то, что нужно. И я услышал.

- «Неужели додумался»?

- «Ага. Я же смертный, как все любят повторять», - мысленно улыбнулся я, рассматривая искру, кружащуюся в прекрасном танце. – «Частенько подвергаюсь стрессу».

- «Не ошибись. У тебя попросту нет времени на ошибки».

- «Знаю. Я слишком долго медлил».

- «Теперь ты знаешь, что делать»?

- «Знаю», - вновь кивнул я, запуская руку в карман и доставая на свет маленькое желтое кольцо-печатку, на котором слабо горел знакомый мне символ. Такой же символ был на печати, которая куда-то делась. Но то, что было у меня в руках, куда лучше печати. Улыбнувшись, я ощутил, как слабо нагревается кольцо. Легендарное кольцо царя Соломона. Надев его на палец, я охнул. Нет, оно не обожгло мне руку и не причинило никакой вред.

Я увидел то, чего никто не видел. Видел тайны миров, слышал их звуки, чувствовал, как в них бьется жизнь. Я знал истинные имена ангелов и демонов, видел то, что находится в Хаосе и внутри каждого создания. Видел, что находится глубже Ада и выше Рая.

Видел Агнца и Сына, сидящих рядом с Создателем. Видел Всадников и слышал хриплое дыхание их ужасных коней. Я видел будущее. Будущее, которого еще не было, и которое могло никогда не наступить. Я видел, слышал и чувствовал все.

Видел падение Утренней звезды, слышал крики Падших и чувствовал их боль. Видел ярость в сердцах праведников и сострадание в душах грешников. Чувствовал раскаяние и видел прощение. Видел ушедших и живых. Великих и слабых.

Я знал все. Но главное, я знал, кто я такой.

- Догадался? – ехидно спросил Падший, остановившись в одном шаге от Райских Врат. Сглотнув тяжелый комочек, я кивнул, по-прежнему не сводя с него внимательного взгляда. – Сила лежала у тебя в кармане. Какова насмешка судьбы, не находишь?

- Нахожу. А еще нахожу то, что по тебе соскучился блядский кувшин с твоими братцами.

- Дерзость, Збышек. Она всегда была в тебе. Еще с рождения. Сколько уже было циклов, а сколько еще будет, - усмехнулся тот, обводя взглядом поле битвы. Странно, но двигаться могли лишь мы. Все остальные замерли, буквально превратившись в очень реалистичные статуи. Зиаэль медленно отошел от Врат. Потянул носом, поморщился, задев локтем Ахиллеса. На лбу грека вздулись жилы, а руки замерли, ломая крылья очередному Падшему. Но горбуна это не волновало. Он осторожно прикоснулся пальцами к бицепсу героя и насмешливо поджал губы. – Время так удивительно, Збышек. Оно бежит, летит на крыльях. А потом раз и все – замирает.

- Отойди, блядь, от него! – прошипел я, поднимая руку с блестевшим на ней кольцом Соломона. Зиаэль коротко рассмеялся.

- Ты ничего не понял. Оно, - он кивнул на кольцо, - не сможет меня остановить. Сам посмотри. Замерли все, кроме нас. Признаюсь, идея хороша. Но, как обычно, ты чуть просчитался.

- А ты любишь об этом напоминать, дабы подчеркнуть собственную охуенность, да?

- Можно и так сказать. Видишь ли, дитя, я всегда был несколько умнее своих собратьев, - кивнул Падший, подходя, на сей раз, к замершей Астре. Он внимательно рассмотрел ее лицо и тяжело вздохнул.

- Заметно. В итоге ты жил в мире страхов, питаясь этими самыми страхами.

- Такова суть существования, Збышек. Чтобы выжить необходимо порой попускаться собственными принципами. Страхи наполнили меня силой. Тем, чего нет у всех прочих. Мне плевать на них. На вас. На всех, кроме себя.

- И зачем ты мне это рассказываешь? Свербит в жопе от желания поделиться своими планами?

- Нет.

- Коротко, блядь, и емко, - хмыкнул я, медленно подходя к Падшему. Тот тихо рассмеялся и быстрым, почти неуловимым движением притянул Астру к себе. – Только тронь её! Я тебе, сучара, выдавлю глаза к ебеням и засуну их в твою ебаную утробу.

- Как страшно, - промурлыкал Зиаэль, водя увеличившимся когтем по шее Астры. – Одно неосторожное движение и ее милая головка упадет на облака, орошая все благоухающей кровью.

- Пиздишь. Ты уже прощеный и тебе осталось прикоснуться к Вратам. А если ты кого-то убьешь, то сам себя покроешь грехом.

- Мудрая мысль. Но мы все стоим сейчас на поле боя. Я вынужден защищаться, как и они, - Падший указал пальцем на застывших ангелов. – Они не покрывают себя грехами, убивая моих братьев. Хочешь проверить?

- Нет, - покачал я головой. Падший продолжал поглаживать шею Астры, глаза которой смотрели на меня. – К чему этот цирк?

- Ты сам знаешь.

- Месть?

- Месть, - подтвердил Зиаэль. – Единственное, что наполняло меня жизнью, когда я был вынужден питаться чужими эмоциями, как паразит.

- Ты и есть паразит. Отринувший и собственного Бога, и своих братьев.

- Верно. И собирающийся отомстить, - улыбнулся он, прижавшись губами к уху Астры и заставив меня злобно скрежетнуть зубами. – А ты ее любишь, Степан.

- Лучше бы тебе отойти в стороночку, пока я не засунул тебя в кувшин без помощи кольца, - зло бросил я.

- Слова, Степан. Слова. Это единственное, что тебе остается. Преисполненные пустых угроз и пафоса, слова. Ты постоянно повторяешь про себя заклинание, но оно не работает. Что тебе остается? Только угрозы.

- И чего ты тогда ждешь? Чтобы я встал на колени и попросил тебя о милосердии?

- Зачем мне это? Я хочу лишь отомстить. И отомстить тебе. Ты разочаровал меня, Збышек.

- Что это значит?

- Когда ты только попал в Ад, каким ты был? – вопросом на вопрос ответил Падший. – Ты был злым, циничным, грубым грешником.

- Грешники могут меняться.

- Да. Тебе это удалось. Исчезла твоя злоба, уступив место обычной белой слабости. Той, от которой я так успешно отрекся. Ты даже умудрился изменить демона. И какого? Самого Эрртруара, верховного иерарха, который сдружился с праведником. Ты прошел весь путь – с самых низов до Эмпирея. Ты меня прошлое и будущее. Благодаря тебе устояли Врата в битве с Антихристом. Ты победил в Играх, получив то, о чем я мог только мечтать. Прощение, Збышек. Как же я мечтал об этом. Но была лишь тьма и страхи, благодаря которым я мог жить.

- Ты сам сделал свой выбор. Как и я сделал свой. Даже Элигос сделал выбор, - с вызовом ответил я.

- Элигос, - хмыкнул Зиаэль. – Имя, данное ему Хаосом. Но для меня он всегда останется Эрртруаром, одним из Падших. Как причудлива нить жизни. Демон, спевшийся с праведником. Даже сейчас он реет в Небесах и отчаянно жаждет вцепиться мне в горло. И все ради женщины. Вы слабы. И ваши слабости мешают вам. Мешают достичь могущества. Вы неспособны от этого отречься.

- Как это сделал ты? Эгоистичное хуйло, - процедил я, тщетно силясь успокоить гнев, который буквально бурлил во мне. Падший кивнул, не обратив на ругань внимания, и пропустил рыжую прядь Астры через свои пальцы.

- Как сделал я. А ваша слабость здесь, - он вновь провел когтем по шее моей подруги. – Но я избавлю тебя от нее, как избавил и Эрртруара, вскрыв брюхо его девке.

- Нет! – крикнул я, бросаясь к Астре. Вернее к тому, что от нее осталось. Зиаэль быстрым движением провел когтем по горлу рыжей и с нарочитой легкостью отделил ее голову от шеи, которую тут же бросил мне. – Пидарас!

- Даже твое кольцо бессильно, Збышек, - пропел он, подняв руку. Я тщетно пытался пройти невидимый барьер, чтобы вырвать лживое сердце Падшей твари. Невидимая материя раз за разом отталкивала меня в сторону, не давая приблизиться к врагу даже на миллиметр. А Падший медленно направился к Ахиллесу. – Я освобожу тебя, дитя. Ты вновь станешь сильным. Как раньше. Один и с кровоточащим сердцем. Навеки.

- Бля, - жалобно прошипел я, наблюдая за тем, как грек удостаивается той же участи, что и Астра. Зиаэль легко и безжалостно отрезал ему голову, которую по привычке бросил в мою сторону. – Остановись! Недоумок, изнасилованный ослом и картофелеуборочной машиной!

- Зачем? Это ничего не изменит, - улыбнулся горбун. – Изменит только тебя. Заставит твою душу почернеть и возжелать мести.

- Иди нахуй! – задохнувшись от гнева, я упрямо полз вперед, не обращая внимания на то, что невидимый барьер обжигает кожу, заставляет слезиться глаза и вызывает дикую боль. – Сука.

- Больше ненависти, Збышек, - рассмеялся Падший, идя в сторону ангелов. И тут меня прорвало. Что-то клокочущее, бурлящее и яростное вырвалось на волю. Как было раньше.

- Стоять! – рявкнул я так громко, что волна, пошедшая от звука моего голоса, задела всех, кто сражался в страшной битве, и вернула меня в настоящее. Время, текущее медленно, словно остывающий воск, окончательно замерло. Удивленно остановились серафимы, опустив острые мечи. Медленно кивнул Петр, улыбаясь знакомой мне доброй улыбкой. Замерла Астра с Ахиллесом. Замерли Падшие, забыв, что надлежит сражаться. И замер Зиаэль, лишь пару миллиметров не достающий до Врат, которые горели очень ярко. Ослепляя его и обжигая серую кожу.

- У, сука! Квазиморда, бля! – ухнул Ахиллес и, схватив Падшего за ногу, сильно впечатал его в облака, а затем швырнул подальше. – Поляк, бля. Он твой, нахуй.

- Спасибо, дружище, - кивнул я, направляясь к группе других Падших, которые замерли, не в силах противиться кольцу Соломона. Я видел, как напряжена их плоть, как стиснуты зубы, и как ярко горят глаза. Чистой и первородной жаждой мести. Остановившись всего в паре метров от них, я глубоко вздохнул и четко произнес заклинание, держа перед собой руку, на которой сверкало кольцо.

Падшие взвыли и время, словно нехотя, потекло опять. Постепенно набирая ход и наращивая обороты.

Ломались белые крылья, когда Падшие превращались в дым, втягивающийся в кувшин. Искажались их лица, трещали кости и суставы, но они не могли противиться воле владельца кольца Соломона. Тихо усмехался Архангел Михаил, наблюдая за тем, как разномастная толпа уродливых Падших собратьев исчезает в кувшине. Рады были все, кроме Элигоса, который тоже замер, повинуясь воле могучей печатки. Выдохнув, я улыбнулся и оглядел белые облака. Чистые и незамутненные, как и раньше. И совершил ошибку.

- Никто не может противиться… кольцу Соломона, - хрипло прокаркал Зиаэль, поднимаясь на ноги. – Кроме того, кто был высшей властью на Небесах.

- Блядь. Ловите этого еблана! – крикнул я серафимам, но те опоздали. Зиаэль, хрустнув поломанным крылом, неловко поднялся в небо.

- Ни шагу дальше! – предупредил он. – Вам не поймать меня. Но знайте. Я вернусь. Вернусь еще сильнее и тогда, когда вы этого не будете ждать.

- Хуй ты угадал, падла, - рявкнул Ахиллес. – Давись мацой, сука. У, бля!

- Насмехайтесь, покуда можете, глупцы, - злобно бросил Падший, поднимаясь выше. – Я вернусь. Я соберу всех Падших под своим крылом. Мы вернемся и дадим бой на наших условиях. Те, кто упал, возвысятся вновь…

- Довольно! Взять его! – приказал Архангел Михаил, но Зиаэль, коротко рассмеявшись, исчез в белой вспышке. Могучий воин тяжело вздохнул в ответ и опустил меч. – Отставить.

- Есть! – гаркнули серафимы, вытягиваясь по стойке смирно.

- Он ушел? – не веря, спросил я.

- Ушел, - кивнул Архангел, слабо улыбнувшись. – Но ты его напугал. Дерзкий смертный. Кольцо Соломона не дается абы кому.

- Это я понял, - вздохнул я и, охнув, бросился к Элигосу, который тихо смеялся, наслаждаясь моим глупым лицом. – Дружище, ты как?

- Жить буду, - улыбнулся тот, приподнимаясь на ноги. – Мне нужно вниз. Подлечиться и Леарию проведать.

- С маленьким-то все нормально? – невинно спросила Астра, подходя ближе и прижимаясь к моему плечу.

- Что? Откуда… то есть, что ты несешь? – надулся демон, но я рассмеялся в ответ.

- Надо же. Дерзкие пиздюки удивили верховного иерарха. Дружище, ты должно быть ослеп, но у Леарии пузико есть. Или ты думаешь, что я поверю сказке о том, что стройная демонесса вдруг отъела себе мамон? Мы же не глупые. Да и пидрила тот горбатый проболтался.

- Ага, бля, - кивнул Ахиллес. – Ты же испугался детского плача в том темном мире.

- За Леарию трясся постоянно, - добавила Астра.

- Нервный был, как шмель, обожравшийся конопли, - закончил я. – Мы же, бля, друзья. Какие секреты от друзей, а? Я могу и кольцом воспользоваться. Например, заставлю тебя спеть пару альбомов Стаса Михайлова…

- Только попробуй, - прошипел Элигос, наклоняясь ко мне. – Я оторву тебе руки и высосу кости…

- Напугал папку хуем, - усмехнулся я, хлопая демона по плечу. – Шучу я. Ты же мой друг. Хоть и любишь порой говниться, как падла сутулая.

- Смотри, чтобы я не нервничал, - мрачно предупредил демон. – Как знал, что вы пронюхаете.

- Да ладно. Тут, бля, такая дичь. Падшие с серафимами дерутся. Тебя вот порезали. А ты переживаешь о какой-то тайне. Имя уже придумали? А кто будет крестным папкой? А можно я?

- Збышек! – застонал Элигос и неожиданно рассмеялся. – Давай будем решать проблемы по мере поступления? Сейчас мне надо вниз. А позже поговорим.

- Лады. И ты нам кое-что должен, - прищурился я.

- Что?

- Пару ящиков того «Шатохуйвыговорювсеназвание», что заиньке понравилось на Острове Наслаждений.

- АХАХАХАХА!

- Отъебись, Ахиллес.

- Поляк целовал мужика. Десны его лизал противные. Поляк пидор, бля, - вновь заржал грек, не смущаясь удивленных серафимов и ангелов. Элигос тактично кашлянул и улыбнулся.

- Будет вам вино, Збышек. А сейчас прошу меня простить. Дела ждут и Леария.

- Лети, дружище. Скоро ты к нам сам сбегать будешь, - вздохнул я и, дождавшись, когда демон исчезнет в огненной дыре, повернулся к друзьям. – Что-то я заебался.

Так и сидели мы втроем, прислонившись спинами друг к другу. Молчал даже Ахиллес, явно уставший после дикой мясорубки с Падшими, в которой перемолол в труху несколько голов. Молчала Астра, думая о своем и слабо пощипывая меня за руку. Молчал и я, думая о том, что случилось и о том, что увидел, когда надел кольцо Соломона.

- Збышек.

- Да, Петр, - улыбнулся я, взглянув на привратника. – Прости. Ноги совсем ватные.

- Еще бы, - усмехнулся тот, щелкая пальцами и подзывая к себе маленькое облачко. – Не каждый день загоняешь в кувшин легион Падших и противишься воле бывшего архангела.

- Это точно. Что теперь будет?

- Ты про Зиаэля? Увы, не ведаю я этого, - нахмурился Петр. – Но отныне возле Райских Врат будет постоянно дежурить десяток серафимов.

- Оно и верно, - вздохнула Астра. – Думаешь, этот горбатый вернется?

- Да, - кивнул привратник. – Слишком уж сильна его жажда мести и злоба.

- Злокозненный уебок, - лениво буркнул я, снимая кольцо с пальца. – Петр, можно его спрятать куда-нибудь?

- Уверен? Оно дает владельцу такие знания, которые недоступны простым смертным и даже некоторым из Высших сил.

- Уверен. Я обычный неформал, которому просто везет, бля. Прости. Снова ругаюсь.

- Понимаю, Збышек, - ответил Петр, беря в руки кольцо. – Оно побудет у меня. Как и кувшин.

- Петр, можно задать один вопрос?

- Ты его уже задал, - улыбнулся он, заставив меня покраснеть. – Конечно.

- Такие вещи, как хтонические пиздецы, толпы Падших, антихристы и чернокнижники, они же всегда будут?

- Всегда.

- Я видел, как… как Зиаэль уничтожает моих друзей.

- Он долгое время жил в страхе и питался страхом. Так долго, что научился им управлять. Поэтому он пытался свести тебя с ума, показывая такие картины, которых ты подсознательно боишься. В любом случае, все уже позади, Збышек.

- Бля. Веселого мало. А с другой стороны, сами на это подписались, - вздохнул я. – Еще и Элигос с Леарией. Ну дела… У меня есть еще одна просьба.

- Да? – улыбнулся привратник. Он знал, что именно я хочу попросить. Таковы уж они, Высшие.

- Когда я надел кольцо на палец, то много чего увидел. Такого, от чего мою душу будто скрутили в тиски. Она трещала, болела и, казалось, разрывалась на части.

- Ты видел и чувствовал страдания. Боль. Радость или счастье. Кольцо Соломона не так просто, как может показаться на первый взгляд.

- Там был один человек. Хороший человек, - сглотнув, продолжил я. – Его звали Юрий. Он был детским врачом, спасал жизни. Конечно, не без греха, но кто мы такие, чтобы судить его. Он даже как-то панка жестоко отпиздил. За дело, наверное. Панки странные порой бывают. Траву дул. Но этот мужик хороший. Он слишком рано ушел. Я вот вообще кулебяки ебал, а кто ж знал, что я буду тем, кто я есть сейчас.

- Я тебя услышал, Збышек.

- Правда? Я хочу попросить за него и… за других людей, которых мне показало кольцо. Пусть они не будут больше чувствовать боль. Её, бля, достаточно.

- Конечно, - кивнул Петр, на секунду закрыв глаза.

- Спасибо. Странно это все.

- Понимаю твое волнение, Степан, - Петр редко называл меня настоящим именем, а это значило, что грядет время работы.

- Что на сей раз? – через силу улыбнулся я, сжимая руку Астры.

- Кто его знает, - задумчиво ответил привратник. – Может, архив. А может, что-то более серьезное. Будь готов.

- Куда деваться. Хранителей теперь трое, - буркнул я, закуривая сигаретку и протягивая пачку друзьям. – Бедный неформал, рыжая дьяволица и смищной греческий воин, засветившийся в Голлливуде. Ебушки-воробушки. А ну все к бису. Пошли, заинька. Пора бы немного и душой отдохнуть.

- Пошли, лысенький, - улыбнулась Астра, поднимаясь на ноги. – Ахиллес, ты с нами?

- Ну а хули, - тактично ответил грек и добавил любимую фразу. – У, сука!

- Воистину, дружище, - кивнул я. – Где-то здесь у меня была заначка. Первачок Анастасия. Чистый, как слеза Элигоса…

От автора сей писанины:

Продолжение следует. Зиаэль не так прост, как может показаться изначально. Его история и история вашей любимой троицы еще не закончена. Что будет дальше? Ждите и узнаете. Ваш Гектор.
ЗЫ: А теперь можете восторгаться или поливать все желчью. Очередной сезон АБК закончен.

Глава тринадцатая. Тучи сгущаются.  ©Гектор Шульц

- Йобучий, сука, случай. Вхххеххее!

- Привет, заинька. С возвращением, - улыбнулся я, сидя рядом и поглаживая Астру по голове. Та поморщилась в ответ и прижала окровавленные пальцы к вискам.

- Голова-то как трещит. Что случилось, Збышек? Нихрена не помню. Только то, как один из этих уебков полоснул меня по шее когтями, - хрипло произнесла она и грубо икнула. – Прости.

- Все нормально. Скоро придешь в себя. Мне знакомо твое состояние, - кивнул я. – Полежи пока, а я пойду здоровяка проведаю. Кажется, начал в себя приходить.

- У, сука! Йоу, йоу, ниггаз. Фак ми, фак ми, фак ми форева! – крикнул грек, ошалело вертя головой по сторонам. Скривившись, он повернулся в сторону, и его стошнило какой-то странной субстанцией черного цвета. – Бля, поляк. Что за хуйня?

- И тебе привет, Ахиллесушка, - хмыкнул я, рассматривая грудь друга, на которой не было и намека на страшную рану, оставленную когтями Падших. – Ну, что сказать. Ты подсел на рэп, открыл свой мажор-лейбл и первым делом подписал Бибера.

- Чё, бля?

- Да, да. А потом подписал Gorgoroth, но жестоко отпиздил Гаала. Все кричал, что тот пидарас, а ты с пидарасами не работаешь, - преувеличенно серьезно ответил я и, не выдержав, рассмеялся. – АХАХАХА!

- Ты ебнутый, - покачал головой грек, колко усмехаясь в бороду. – С Астрой все нормально?

- Да. Немного потошнит, а потом все пройдет.

- Что случилось, ебанько? – спросила рыжая, подходя ко мне и опасливо косясь на отшельника Тараса, который сжимал в руках меч и смотрел на небо. – Мы победили?

- Нет. Проиграли. Ну, почти. Битва проиграна, но не война, - мудро ответил я, за что чуть не удостоился подзатыльника. – Эй. Ты бы, блядь, поосторожней. Я знаю, что в тебе силы теперь, как в десяти Ахиллесах, но это не повод крушить мой прекрасный череп.

- В смысле? – нахмурилась она, присаживаясь рядом. – Тот горбатый вроде сказал, что мы погибнем от рук Падших. Мол, души не могут исцелиться от ран нанесенных этими пидарасами. Потом помню тьму в глазах и какой-то странный свет. Теплый, нежный и исцеляющий.

- Так и бывает, когда Божественная искра вселяется в душу, - ответил я, ожидая момента, когда Астра сама догадается. Наконец, до нее дошло и рыжая, широко открыв зеленые глаза, витиевато выругалась. – Ага. Сам, бля, не знаю, как так вышло. Надо бы у Элигоса или Петра поспрашивать потом. Они в этой теме секут лучше меня.

- В нас теперь частица Божественной искры? – уточнила Астра. – И в Ахиллесе?

- Ага. Когда вас ранили, а Тарас включил ебаната и принялся всех мечом своим разить, и я сейчас не о его вялом хуе говорю, внутри меня будто что-то лопнуло и искра вылетела наружу.

- Ну дела, - вздохнула рыжая. – И мы теперь по силам, как ты?

- Почти. В вас по одной частице влетело, а во мне еще три осталось.

- Да, Збышек. Тебе удалось разделить их и спасти друзей, - от мягкого голоса Герцога Элигоса я громко взвизгнул по-бабски и, повернувшись, запустил в смеющегося иерарха маленьким камешком.

- Бля, вы заебали подкрадываться, - крикнул я. – Когда-нибудь, отвечаю, я обосрусь. Что, блядь, за мода такая? Сидишь тут, ничего не ожидаешь, и на тебе. То Стефан, конча его праху, то ты, то этот хуйман горбатый.

- Ничего. Привыкнешь, - констатировал демон, подходя ближе. – Я опоздал.

- Как бы, да, дружище. Ты мне вот, что скажи. Этих педерастов вообще убить можно?

- Когда они в виде духа, то да. Тогда их ждет Хаос после гибели. А в виде Падших нет. Они обязаны ждать Страшного суда, где решится их судьба, - ответил Элигос, присаживаясь на корточки и тыкая пальцами в кровавое пятно. – Вы их тоже пометили, значит.

- Нет. Это тот старый ебанат. Меч схватил и всех проткнул. Жопорватель, блядь, - выругался я, неприязненно посматривая на отшельника, который по-прежнему буравил взглядом небо.

- Не суди его, Збышек. Мало кто может противиться Падшим. А он всего лишь человек.

- Для демона у тебя слишком альтруистичный взгляд на вещи.

- Это потому, что я не в Аду и не занят работой, - туманно ответил демон.

- Ну да, - съязвил я. – Только меня ты по-прежнему любишь швырять с высот на землю.

- Дикое удовольствие, друг мой. Итак, они достигли цели, - констатировал Элигос, подходя к нам.

- Они уже в Раю?

- Сомневаюсь, - усмехнулся он. – Для этого надо пройти Петра. Как мне известно, он сейчас сторожит Врата в компании с серафимами и архангелами.

- Откуда они…

- Я их предупредил, - перебил Элигос. – Если вы закончили отдыхать, то нам пора. Падших еще можно заточить в кувшин. Теперь они слабее, чем раньше.

- Точно, - кивнул я. – Духами стали.

- Верно, Збышек. Можешь, когда хочешь, а хочешь нечасто, - Герцог рывком поднял меня с земли и точно также поступил с Астрой и Ахиллесом. В случае с греком, демон лишь чуть сжал зубы. А чуть позже пояснил. – В нем частица искры. Свет не любит, когда к нему прикасается тьма.

- Ядреный пафос, дружище, - согласился я. – На Небеса?

- Да. Надеюсь, что мы не опоздали, - мрачно ответил Элигос. – Держитесь, праведники. Остановок не будет.

- Ну вот, а я пописать хотел, - ехидно буркнул я и охнул, когда демон резво взмыл к небу. А на вершине сказочной горы по-прежнему сидел отшельник и что-то бубнил себе под нос.

Путь на Небеса занял очень мало времени. Я даже не успел пожаловаться на утомительный полет, как он закончился и Герцог Элигос приземлился аккурат возле Райских Врат, где стоял Петр и группа рослых ангелов в полном боевом облачении. Рядом с привратником застыл и суровый мужчина с небольшой курчавой бородкой, темно-синими глазами и внушительными белыми крыльями, виднеющимися из-за спины. Ойкнув, я поспешил спрятаться за спиной демона, но коварный Элигос грубо выпихнул меня на всеобщее обозрение.

- А вот и он, - процедил мужчина, сжимая в руках меч, полыхающий невероятно ярким пламенем.

- Здравствуйте, Архангел Михаил, - буркнул я, почесывая голову. – Вы еще злитесь на меня?

- Злюсь? Нет. Будь моя воля, то двумя неделями Чистилища ты бы не отделался, смертный, - усмехнулся он.

- Это понятно. А Падшие еще не появлялись?

- Нет, Збышек, - покачал головой Петр. – Даже в облике духов они обязаны сами дойти сюда.

- Ну хоть где-то мы успели, - ответил я, рассматривая серафимов.

Серафимами были высокие, античной красоты и телосложения воины, с белыми крыльями за спиной. Их глаза, как и у всех обитателей Рая, горели пронзительным синим светом. Бронзовая кожа без единого недостатка буквально переливалась на солнце, а лица были преисполнены суровости и спокойствия.

Каждый из серафимов держал в руке небольшое копье с диковинным наконечником, а у пояса висел острый меч, курившийся жидким пламенем. Их тела закрывал полный доспех, чем-то похожий на традиционное облачение греческих воинов, а на панцире ярко блестел сигил, говорящий о принадлежности к тому или иному небесному воинству. Конкретно эти серафимы служили под начальством Архангела Михаила и выделялись не только ростом, но и мускулатурой. Даже Ахиллес признал это, сравнив свои окорока с их бицепсами.

- Какой у нас план? – спросил я, когда один из воинов посмотрел мне в глаза и добро улыбнулся. – Ловим Падших, припекаем им жопы печатью и потом отправляем в кувшин?

- В идеале, да, - ответил мне Архангел. – Ваша роль состоит в том, чтобы выгадать момент, когда небесное воинство будет их сдерживать. Помни, смертный. Ни один из Падших не должен проникнуть за Врата.

- Постараюсь, - хмыкнул я, а затем поднял голову к бирюзовому небу, которое стремительно закрывалось плотными свинцовыми тучами, грозя обрушить на наши головы ледяной ливень с молниями и ураганами. – Что это?

- Тучи сгущаются, - мрачно произнес Элигос, очерчивая вокруг себя жуткую пентаграмму. Заметив мой заинтересованный взгляд, он вздохнул и добавил. – Я не могу ступать на Райские земли, пока здесь нет Владыки. А черная сигилла дает эту возможность. Временно.

- Неплохо, - хмыкнула Астра и, нахмурившись, указала рукой вдаль. Там появились четыре светлые точки, приближающиеся к нам на бешеной скорости. – Это они.

- Да! – кивнул Архангел Михаил и, подняв над головой меч, приказал своим воинам выдвигаться. – Трое за мной. Остальные – стеречь Врата. Тьма не должна пройти. Остановить их любой ценой.

- Есть! – хором ответили серафимы. Трое из них встали за спиной Архангела и приготовились к схватке. Я видел, как сурово поджаты их губы и каким гневом горят синие глаза. Против них были братья. Предавшие их ради власти.

Битва началась молча и безо всякого предупреждения и пафосных речей. Михаил, потрясая огненным мечом, бросился на первого Падшего, который ловко уклонился от удара и попытался зайти Архангелу за спину. Три серафима, держа строй, одновременно метнули копья в сторону Падших. Одно из них пробило грудь бледноволосого мужчины, который с диким криком упал на перину облаков и судорожными движениями стал пытаться вырвать копье. Ему это не удалось. Сначала один из воинов хлестанул по белым крыльям опального собрата, орошая белое темно-красной кровью, а второй, следовавший за первым, быстрым движением снес голову кричащего Падшего.

Дождавшись кивка Петра, я бросился к нему и, быстро приложив печать к отрубленной голове, пробормотал заклинание. Останки Падшего тут же затянуло в кувшин, который загудел, словно понимая, что стоит на кону и кто сражается против ангелов.

Стукнув по медному боку темницы для Падших, я бросил взгляд на Райские врата и удивленно присвистнул. За ними стояло, кажется, все светлое воинство. Миллиарды ангелов, сил и серафимов. Их лица были закрыты безразличными масками, но я чувствовал, какой гнев горит в их сердцах. Каждый воин был готов моментально заменить павшего или раненного собрата.

От лицезрения небесного воинства меня отвлекла Астра, которая, в весьма грубой форме, высказала все что думает о способах моего появления на свет. Вздохнув и показав рыжей средний палец, я бросился к еще одному поверженному Падшему, рядом с которым лежал раненный серафим.

Рыжая, шипя и матерясь, перевязала воину рану и кивнула другому ангелу, занявшему его место. Пострадавшего унесли, а Падший, которого тот разрубил на несколько крупных частей, благополучно исчез в кувшине. С каждым заточенным туда Падшим, кувшин принимался гудеть все сильнее и сильнее, а я сдерживал дикое желание снять его с пояса и хуйнуть куда подальше. Но мысли были отправлены в чулан и заперты на замок. Не время раскисать, когда тут творится такая дичь.

- Герцог, бля, мужик, - пробасил Ахиллес, задрав голову. Там летал наш друг, гоняясь за Зиаэлем, тоже отрастившим себе крылья. Демон был быстр, но Падший еще сильнее и даже умудрялся огрызаться на удары «Вжиком».

- Десятка! Вперед! – громко скомандовал Архангел Михаил, указав кончиком меча на приближающуюся группу новых врагов. Я ахнул, поняв, что произошло.

- Бля. Тот дед остался на горе, а горбатый уебок либо рассказал своим собратьям, что так они могут попасть на Небеса!

- Верное замечание, Збышек, - кивнул Петр, нахмурившись и перевязывая раненного серафима. Тот молчал, ничем не показывая свою боль, но я чувствовал. Все чувствовал. Глаза ангела говорили о многом.

Через Врата выбежала еще одна группа серафимов в светло-голубых доспехах. Они, словно по команде, взлетели в небо и быстро помчались в сторону приближающихся врагов. А спустя несколько секунд до меня донеслись первые крики боли. Но куда страшнее был крик Элигоса, который внезапно рухнул с неба на облака. Пентаграмма, слабо мерцающая, уже не могла сдерживать запрет и демон скрежетнул зубами от боли. Его грудь пересекал жуткий рубец. Не иначе Зиаэль отрастил коготки.

- Вот пидарас, - ругнулся я, зажимая рану Элигоса рукой, но демон мягко отстранил мою руку и приблизил лицо к моему лицу. – Держись, дружище.

- Не дай… ему… войти в Рай. Падший должен быть Падшим.

- Да там ангелов до жути, - удивился я, продолжая возиться с раной. Мне помогала Астра и Ахиллес, который методично разрывал белые одежды и протягивал их рыжей, дабы поток импровизированных тампонов не заканчивался. – Как я могу его остановить, если эта сука летает?

- Ты знаешь… - хрипло ответил он, сжимая зубы. – То, что ты нашел… используй. Блядь!

- Прости. Вавка большая, а я тороплюсь, - извинился я, не расслышав, что сказал Элигос. – Порядок. Наколдуй пока себе пентаграмму, а мы займемся горбатым уебком.

- Он силен. Он миллионы лет ждал этого шанса.

- Еще миллион подождет, - буркнул я, проверяя повязку, закрывающую рану демона. – Твои бы собратья нам помогли. Но их, бля, нет. Как обычно.

- Это мое решение. Никто не заставит демона ступить на Порог просто так, - улыбнулся Элигос. – Вперед, друг мой. Не дай Зиаэлю завершить пророчество.

- Лады, - кивнул я и, остановив одного из ангелов, чуть робея, спросил. – Вы не подкинете меня к тому мессершмитту, реющему наверху? Хочу ему член оторвать и сделать из него флешку для компьютера.

- Хватайся, - коротко приказал серафим. Я послушно схватился за его руку и дико заорал, когда тот взлетел к небесам со скоростью реактивного самолета. Воин поморщился и ехидно произнес. – Не дрожи так. У тебя руки потеют, а держать тебя неудобно.

Дальше было то, что я запомнил надолго. Серафим, широко размахнувшись, метнул меня в сторону ничего не подозревающего Зиаэля, который сверху наблюдал за сражением. Я моментально вцепился Падшему в крылья и заложил лихой вираж, не давая ему вновь набрать высоту.

Чуть позже, через несколько долгих секунд, мы врезались в облака. Да так, что внутри Падшего что-то хрустнуло, заставив его злобно заорать от боли. Я же, пользуясь моментом, вытащил из кармана печать и приложил ее к спине Зиаэля. Тот, поняв, что я собираюсь сделать, хрипло рассмеялся и резким движением сбросил меня со спины.

- Ты никак не угомонишься, праведник, - бросил он, поднимаясь на ноги. Одно из белоснежных крыльев криво обвисло. – Да, ты сломал мне крыло. Но я и так дойду до Врат. Они близко.

- Хуй тебе, параша ебаная, - ругнулся я. За моей спиной как раз и находились Райские Врата, из которых то и дело выбегали все новые и новые ангелы, спеша на помощь собратьям.

- Месть, Збышек. Ты знаешь, что это? – мурлыкая, продолжал Падший, пытаясь обойти меня по кругу. Его голос действовал гипнотически, и мне приходилось сдерживаться, чтобы не зевнуть и не ослабить бдительность. Где-то вдалеке проорал Ахиллес, приходя серафимам на подмогу. Грек крушил черепа врагов благодаря силе Божественной искры, которая чувствовала тьму и всячески ей сопротивлялась. А Падший продолжал свою сладкую речь. – Миллионы лет я ждал этого момента. Момента, когда посмотрю Ему в глаза, зная, что он ошибся. Оставил для меня лазейку.

- Тебе не пройти через ангелов, - буркнул я, тщетно силясь найти взглядом печать, которая куда-то делась после короткой стычки с Зиаэлем.

- Мне достаточно коснуться Врат, как пророчество исполнится. Я подготовился к этому. Пока они, - он махнул в сторону других Падших, - сражаются, я дойду до Врат.

- Тебе, бля, их не жалко? – удивился я. – Они же за тебя дерутся, ебаный ты огузок.

- Каждый из нас сражается за себя. В этом отличие от Небесного воинства. Мне плевать, успеет ли кто-нибудь дойти до Врат. Главное, чтобы я дошел.

- Пососи мою сморщенную шапку пана Пиписевича, - я сделал красноречивый жест, призывно виляя бедрами и, дождавшись, когда Падший опустит взгляд, бросился на него. Мне на помощь пришла и Астра, принявшаяся жестоко избивать Зиаэля. Но Падший был силен. Очень силен, как говорил Герцог Элигос.

Он играючи раскидал нас с рыжей в разные стороны и, метнув в Петра ехидный взгляд, медленно подошел к воротам. Дальнейшее было как в замедленной съемке. Такое часто бывает. Словно время останавливается и дает тебе максимально насладиться моментом.

Я видел, как Падший тянет руку. Видел, как тускнеют Врата при его приближении. Слышал крики раненных серафимов и рев Ахиллеса, сдобренный грохочущим басом Архангела Михаила. Но я ничего не мог сделать. Лишь слабая догадка блеснула в мыслях, когда я вспомнил слова Элигоса. Только бы, блядь, хватило времени.

«Следователь».  ©Гектор Шульц

В кабинете с обшарпанными стенами, отбрасывая причудливые тени на потрескавшуюся штукатурку, обтертый занозистый стол и сидящего за ним человека, горел тусклый свет одинокой копеечной лампочки под потолком. Свет не мешал, но в то же время светил достаточно для того, чтобы сидящий за столом человек мог спокойно перебирать белые листы бумаги, сплошь покрытые различным почерком, которые он доставал из черной папки и, бегло пробежав глазами, складывал в стопочку.

Был там и аккуратный каллиграфический почерк, и неровные каракули, словно писавший был натуральной курицей, которая впервые в жизни воспользовалась шариковой ручкой. Листов бумаги было много, как и окурков, лежащих в простой, но в тоже время тяжелой хрустальной пепельнице.

Сидящий за столом мужчина поднял к потолку уставшие глаза и, чертыхнувшись в который раз, покрыл цветастой руганью плесень, вывести которую не могли даже ядреные химикаты местной уборщицы. Он покачал головой и достал из толстой пачки очередную папироску. Смяв мундштук зубами, мужчина переместил её ближе к углу губ и, чиркнув спичкой, глубоко затянулся, чтобы позднее выпустить в спертый воздух комнаты мрачные клубы сизого дыма. Кто бы мог подумать, что прославленный следователь Кирилл Иванович Зубровский попадет в такое адское место, как этот следственный изолятор. Вот и он не думал, а судьба, как обычно, на все имеет свои планы.

Вздохнув, мужчина потер желтыми от никотина пальцами седые виски и вновь взял в руки лист бумаги, покрытый изящным, даже слегка вычурным почерком. Очередной донос от осведомителя, сидящего в одной из многочисленных камер изолятора. Сколько их уже было на его веку, а сколько еще будет. Кашлянув, Кирилл Иванович стряхнул пепел и погрузился в чтение докладной записки.

«Здрав будь, гражданин начальник. Пусть линия Вашей жизни заходит далеко на локоть.

Шлет Вам маляву Валерий Третий Окровавленный, среди блатных прозывающийся Клыкачом. Гражданин начальник, деется тут нечто странное, чего я, ваш покорный слуга, не видывал уже лет триста. Есть у меня несколько жалоб для начала.

Заключенный Слизегнильченко снова уронил руку в суп, куда через несколько минут полетело и ухо. Это происшествие не вызвало ровным счетом никаких эмоций у смотрящего, которым является достойный Людоед. Но, согласно понятиям, Слизегнильченко не должен занимать место за столом, покуда все остальные масти не откушают, ибо общий вид Слизегнильченко очень уж противен, а падающие в суп руки и иные части тела вызывают лютую тошноту даже у бывалых арестантов. На мое предложение опустить Слизегнильченко за такой зашквар, смотрящий Людоед ударил вашего покорного слугу по затылку и сказал, цитирую, «Ежели сам хош его опустить, то и яби его у сраку сам. Нихто к ему не притронеца и слизь ево тыкать не буит». Я считаю, гражданин начальник, что смотрящий подрывает не только свой авторитет, но и авторитет всей камеры за то, что позволяет масти «гнилых зомби» садится кушать с достойными арестантами. Что скажут другие, когда, исключительно для примера, у Слизегнильченко фаллос в суп упадет? На вилы всех поднимут и поминай, как звали. А там и до бунта не далеко…».

- Матерь Божья, - прошептал Кирилл Иванович и, покачав головой, встал из-за стола и подошел к двери, открыв которую, пригласил войти в кабинет конвоира и щуплого коротышку в потертом спортивном костюме «Abibass» и мягких домашних тапочках. У коротышки была обширная лысина, красные, мутные глаза, а также два аккуратных клыка, выглядывающих из-под верхней губы. – Заходи, Окровавленный.

- Здрав будь, гражданин начальник, - елейно ответил коротышка и, дождавшись разрешения, плюхнулся на стул, стоящий напротив обтертого стола. – О, гляжу и малявку мою прочитать изволили.

- Изволил, - кивнул следователь. – А теперь поясни мне, Валерий, какого черта ты мне это шлешь?

- Так это, гражданин начальник, - оскорбился Валерий, покусывая от волнения нижнюю губу. – Подрыв устоев арестантского общества, наплевательское отношение к арестантам…

- Ты мне зубы не заговаривай, - процедил Кирилл Иванович. – Я тебе не крестьянская девка, которая чарам твоим противиться не может, а потом ее утром находят улыбающейся в стогу сена и без единой капли крови в теле.

- Да что же это, гражданин начальник, - насупился вампир. – Я за эту девку уже сто лет отмотал, грех искупил.

- Ага. И только выйдя на свободу, укусил за мизинец готессу Анжелу Укурову, - съязвил следователь.

- Да она сама попросила, гражданин начальник. Век крови не видать! Укуси, говорит, меня за жопу, темный принц! Еле на мизинчик уговорил.

- Ладно, проехали. Я не за этим тебя вызвал. Что по делу Бородовича?

- Гном мутный, Кирилл Иванович, - тихо шепнул Валерий, доставая из кармана бумажную коробочку. Чуть повозившись, он извлек на свет маленькую красную конфетку, которую незамедлительно отправил в рот. Заметив любопытный взгляд следователя, вампир нехотя пояснил. – Кровь диетическая, карамелезированная. Все по чину, Кирилл Иванович.

- Что с гномом? Рассказал, как он сейф «ЛутаБанка» брал? – перебил его следователь, закуривая новую папиросу и выпуская дым к потолку.

- Не, гражданин начальник. Ломается еще. Зыркает глазюками своими по сторонам, на контакт с арестантами не идет. Даже прописку не стал проходить. Бывалый, видать.

- Ясно, Валерий. Его в камеру к своим же бросали, и тоже тишина.

- Вот, вот. Слизегнильченко у него сигаретку попросил, так сразу пол лица лишился. Ночью, Бородович ему очко зубной пастой помазал, а утром Людоеду кричит: «гляньте, мол, энто пидор».

- А Людоед?

- В свою пользу обернул. Выкрутился ловко. Говорит, что Слизегнильченко так запах маскирует, дабы порядочным арестантам обоняние не портить и блёв не вызывать.

- Стало быть, смотрящий за гнильцов заступается, - протянул Кирилл Иванович. – Молодец, Валерий. Наблюдай дальше за ним. Не так прост наш посаженный.

- Ум вы, гражданин начальник. Умище. Мозг! – елейно ответил вампир, ерзая на стуле. – Прощенья просим, Кирилл Иванович.

- За что? – нахмурился следователь.

- Нам бы крови чистой, от диетической уже воротит, - признался заключенный. – Не, вы не бойтесь, я аккуратно. Людоед уже спалил раз, как я после вас вернулся сияющим. Так и сказал, мол «Клыкач куму продался. Надобно ему жёпу разорвать, иба кровой от него тяня, как от кума приходить».

- Ты уж аккуратней, Валерий, - усмехнулся Кирилл Иванович. – С Людоедом я сам поговорю. После тебя сразу.

- Гражданин начальник, вы только ему не говорите, что я тут был. Сразу на измену сядет, а ночью с него станется и колом осиновым мне почки почесать, - напрягся вампир, но следователь поднял руку, призывая его успокоиться. – Людоеды они такие. Мозг простой, а силы немерено. На той неделе он новенькому гнильцу голову от тулова-то отсоединил и в задний проход аккуратно затолкал.

- Не переживай. Продолжай за Бородовичем следить. И вообще. Через пару дней тебя к своим переведем. Отдохнешь, заслужил.

- Ой, Кирилл Иванович. Гран мерси за это, - жутко улыбнулся Валерий, продемонстрировав рот полный острых и белых зубов. – Порядочный вампир в обществе должон находиться, покуда на этап не поедет сухари сушить.

- Семен, - коротко, но звучно рявкнул следователь, нажав на кнопку коммутатора, стоящего на столе. – Забери сидельца.

- Благодарствую, Кирилл Иванович, - произнес вампир, вставая со стула и направляясь к двери, рядом с которой замер рослый конвоир, вооруженный отменной дубиной из осины и украшенной серебряными вставками.

- Иди уже, - устало ответил Кирилл Иванович. – Семен. Людоеда приведи потом.

- Так точно, товарищ майор, - отчеканил конвоир и, ткнув замешкавшегося Валерия в спину дубиной, вышел из кабинета.

Несколько минут следователь сидел молча. Затем, встав из-за стола, немного помахал руками и поморщился, когда в спине что-то щелкнуло. Вздохнув, Кирилл Иванович дождался, когда закипит простенький пластмассовый электрочайник и, налив себе в чашку кипятка, вернулся на место. Как раз вовремя.

Дверь открылась, пропуская в кабинет огромного, ростом не меньше двух метров, детину со скошенным лбом, покрытым неприятными прыщами, маленькими злыми глазками и толстыми губами. Он почесал большой живот лапой, в которой уместилось бы три головы Валерия, как минимум, а затем, не дожидаясь приглашения, сел на стул, по-детски сведя ноги. Руки великана украшали простые синие татуировки, начиная от стандартных черепов с костями и заканчивая надписями «Век не жрат чиловечины, ежели на сраку перет кумам сяду».

- Вызывали, Керил Ваныч? – пробасил он, хрустнув шеей. Звук был такой, словно рядом со следователем сломалось пополам большое сухое бревно. – Шо вам надыть от миня?

- Здравствуй, Арсений, - улыбнулся следователь, не обратив внимания на коверканье своего имени.

- Во, Арсеня куда лучше, - осклабился гигант. – А то усе Людоёд, Людоёд. У миня мож има-то есь.

- О ситуации в твоей камере поговорить хочу.

- А шо о ей говорить? Все по чину, Керил Ваныч. Не озоруем, никаво не ябем у жёпы, беспредел не учиняем.

- Другое смущает. Например, твоя забота о гнильце, - пытливо ответил Кирилл Иванович, наблюдая за реакцией заключенного. Тот на секунду порозовел от смущения, а затем громко рассмеялся.

- Нишо вот от вас-то не укроеца, Керил Ваныч, - вытерев слезы, ответил он. – Умиша много. Поэнтому вас все арестанты уважат-то. Мамка яво маляву прислала. Мол сына балбес ейный, а она волнуеца. Ножишу печеную прислала в уплату. Да и сын ейный никому не мешат. Сидит на сраке, кроссфорты решат. А ежели вам кто порожняк прогнал, мине скажитя. Решим по-свойски.

- А про Бородовича что сказать можешь? Про гнома? – спросил следователь, занося что-то в блокнот. – Говорят, что он понятия не уважает, в общак не скидывается, молчит.

- А шо гнум-то, Керил Ваныч? Гнумы они, шо? Молчат, на сраке сидят, токмо со своими и беседы вядут. Братство у их свое, воровское. Мы, чесные, к им не лезем, и прально делам-то. А то шо он Слизехнильшенке жёпу намазал зубовной пастой, так то шутейка. Поржали да разошлис по местам-то. Хто ж гнильца-то ябать у жёпу будя за такое? Гнильцы, они шо? Безвредныя. Воняют токмо, как срака. А так хер с има.

- И про сейф гном ничего не говорил? – устало спросил следователь, мусоля во рту папиросу.

- Не, Керил Ваныч. Какой такой сеф. Он как пришол, так сразу и грит, мол «политишеский я. За правду страдат буду». А мы к политишеским сами знат как относимса.

- Знаю.

- Эт вам энтот набрехал, да? – надулся гигант, почесывая плечо. – Варелий Карвавый. Хлыкач то бишь.

- Нет. Он вообще ничего не рассказал. Говорит, что на власти работать не будет.

- Добрый малый, хоть и вомпер. Не нравяца они мине, Керил Ваныч.

- Почему? – улыбнулся мужчина.

- Кров сосут, как энти, шпадагузы порчены. А мы токмо правильный прием пиши-то уважам. Кусман оторват и в рот засунут, а потом жеват, покуда не проглотиш и из жёпы не высреш. Не. Но энтот нормальный. По понятьям живет-то. Лезя порой куда не надыть, а так нормальный. По башке получит и смирнай, как турыст у горах.

- Ладно. С этим разобрались. Просьбы будут?

- Будя, Керил Ваныч. Не от себя, а от братвы нашинской, значица, прошу. Нам бы мыла поболе, иба после Слизихнильченки все херы свои натират начинают-то. Будто гнилец заразный, а он шо? Просто на сраке сидит и в жёпы не дуя. Чаю бы ишо. И энтих, папиросов. Вы уж своих-то кумовьев уваште, пущай нам посылки родных-то дают, а не выкидыват на помойник.

- Поговорю, Арсений. Благодарю за содействие. Бородовича сегодня к своим отправим. Масть к масти, как вы любите говорить.

- Во, во. Заберитя гнума-то. Он ночами шумит шо-то, трясеца вечно. Робяты грят, шо он дрочыт, а мне как-то неспокойно, шо гнум озорует в близости от миня. Утром потом лапы свои моит. Долго оттират, а мыла и нема.

- Интересно. Трясётся, говоришь?

- Как есть, Керил Ваныч. Бута стену хером пробит желаит. Ажно стонет, бута в хорячке хорерной.

- Кирилл Иванович, - следователь поднял глаза на ворвавшегося в кабинет Семена, который утирал потный лоб ладонью и старался побыстрее восстановить дыхание.

- Да? Что с тобой?

- Оборотни, товарищ майор. Взбесились. Бунтуют. Говорят, что голодовку объявили, - доложил конвойный и поморщился, когда следователь вновь выругался.

- Я займусь. А ты проводи Арсения в камеру, - ответил он и, задержавшись на пороге, добавил. – И еще. Переведите Бородовича в гномью хату, а место его в камере Арсения обыскать. Особое внимание уделить стене. Выполнять, Семен.

- Так точно, товарищ майор, - вытянулся тот по струнке и, пропустив следователя, тяжело выдохнул.

- Не боись, Симён. Керил Ваныч не будя тибя в жёпу ябать. Вон волосатым щас присуня, - усмехнулся Людоед. – Веди миня в хату-то. Покуда мои там не расшалились.

Чуть позже, когда Семен отвел Арсения обратно в камеру и, проводив Бородовича в другую, обыскал место гнома, то кое-что нашел. За одним из кирпичей был сделан тайник, в котором лежали две свернутые в трубочку бумажки. С этой-то находкой Семен бросился к Кириллу Ивановичу. Но нашел майора на улице.

Тот сидел на лавочке, смотрел на восход солнца и, попивая остывший кофе, курил неизменную папиросу. Семен, вытянувшись в струнку, как и всегда, протянул находку следователю и послушно замер рядом, ожидая новых приказов.

- Вот и попался гном Бородович. Сейф в его доме, Семен, - улыбнулся Кирилл Иванович. – Осталось найти нужный. Но это дело времени. Гномьи письмена очень сложные.

- А как вы узнали, что он там это спрятал? – осторожно поинтересовался Семен, доставая из кармана пачку красной Явы и, дождавшись кивка начальства, закурил.

- Преступники, Семен, они везде преступники. Будь это человек или нечто потустороннее, - ответил следователь, наблюдая за тем, как пылающий шар солнца показывается над горизонтом. – Они даже мыслят одинаково. Но они до сих пор не привыкли к тому, что мы умнее. Гномы осторожные существа, но им невдомек, что слух обычного грубого людоеда, куда тоньше. Арсений слышал, как Бородович ночью мастерил тайник. Как я и говорил. Мы умнее.

- Умнее?

- Ага. Сколько у меня таких уже было. До того, как я устроился сюда работать. А сколько еще будет, - тихо сказал Кирилл Иванович. – Что у тебя?

- Все.

- Хорошо, Семен. Пошли, выпьем кофе, я угощаю. Через пару часов привезут новую партию.

- Так точно, товарищ майор, - кивнул конвоир, аккуратно затушив сигарету и бросая ее в урну. Но Кирилла Ивановича это не волновало. Он уже предвкушал новые дела, которые свалятся к нему с новой партией сказочной нечисти. Но для него все они были преступниками, вне зависимости от расы и пола.

- А что с оборотнями? – спросил Семен, вспомнив о бунте. Кирилл Иванович лишь улыбнулся в ответ.

- А что оборотни? Передел сфер влияния, споры о чистоте крови. Все, как всегда, Семен. Все, как у нас.

Глава двенадцатая. Искушение.  ©Гектор Шульц

Идя через обычный сказочный лес, в котором текла жизнь совсем не сказочная, мы негромко переговаривались и большей частью думали, как сделать так, чтобы праведный отшельник не замочил Падших до того, как мы заключим их в кувшин. Мысли высказывались разные.

Астра предлагала связать его и использовать, как приманку. Я держался мнения о том, что отшельника надлежит посвятить в наши планы и объяснить ему, что можно делать, а что нельзя. Ахиллес, как обычно, прибег к слишком уж радикальным методам, уговаривая меня жестоко избить таинственного Парасия, чтобы у него и в мыслях не было кого-нибудь убивать. Что взять с греческого воина, который, кажется, начал потихоньку принимать себя таким, каков он есть. Грубым снаружи, но добрым внутри. И нечего тут об анатомии болтать. Все куда прозаичнее и пафоснее.

Спустя несколько часов топанья по многочисленным тропинкам, мы вышли к маленькому кукольному домику из красного кирпича. Двор домика почти полностью зарос сорняками и погряз в мусоре. Возле небольшого забора стоял почтовый ящик, покрытый синей облупившейся краской, на котором было что-то написано. Но солнце, ветры и дожди сделали свое дело. Разобрать буквы не смог бы даже потомственный диверсант, которого этому учат в своих диверсантских школах. Выслушав мнение Ахиллеса, что архитектор домика – еблан и надо бы ему лицо повернуть на сто восемьдесят градусов, мы решили сделать привал, дабы спокойно покурить и обдумать следующие шаги. Только вот ничего путного из этого не вышло.

Как только мы присели у забора и закурили, дверь домика открылась, выпуская на воздух трех диковинных свиней, размером с приличного быка. Свиньи были немного неадекватные, а выглядели еще хуже.

У первой был шикарный малиновый ирокез на голове, а на шкуре темнела татуировка «Punk’s not dead» и еще несколько логотипов известных панковских групп; от Пургена до Sex Pistols. Морда второй свиньи была украшена жутким корпспейнтом на манер всяких блэк-металических групп. А третий свин был облачен в мешковатые штаны и сальную кепку с прямым козырьком, на которой виднелся логотип футбольной команды «Дельфины из Майами».

- Ебать, - присвистнул я, разглядывая обитателей домика. Свиньи, оставив дверь открытой, вразвалочку подошли к нам. – Квинтэссенция говнарства, я вам скажу.

- Они меня пугают, Збышек, - буркнула Астра, поднимаясь на ноги и оглядываясь в поисках какой-нибудь палки или бутылки, которую можно использовать в качестве оружия.

- У, сука! – рыкнул Ахиллес, когда свин в штанах подошел к нему и, хрюкнув, обратился на чистейшем русском языке.

- Йоу, чуваки! Хули вы тут забыли? Ебла в сторону поворотили и пошли туда, где вас будет ждать еда.

- Слышь, бля, рэпер салоёблый, - нахмурился я. – Ты нам тут не дерзи, пока Ахиллес из тебя гуляш не заебенил.

- Гуляш – эт хорошо! – прокаркал свин с белой мордой. – Во славу Диавола.

- Какой диавол, ёба? Бухла, травы и тебе кто только не явится, - перебил его первый с ирокезом.

- Заткнулись, нахуй! – раздался жуткий рев, от которого свиньи притихли и прижались к земле.

- Она и громче может, - гордо произнес я, смотря на Астру, глаза которой метали самые настоящие молнии. – Спасибо, заинька.

- На здоровье, лысенький. Это, бля, кто такие?

- Сдается мне, что «Три поросенка». Как их там, Наф-Наф, Ниф-Ниф, и Нуф-Нуф, кажется.

- Йоу, чувак. Я давно уже не Ниф-Ниф, - оторопело хрюкнул свин в штанах. – Я, бля, ЭмСи Нифлз. Мастер речетатива.

- Да вообще похуй, - махнул я рукой. – Хули вы тут делаете? Двор засрали, сорняков до жопы, еще и вы какие-то странные. Вы реально «Три поросенка»? Волк дул, дул и лопнул к ебеням, когда у него кирпичный дом сдуть не получилось. Так?

- Давно это было, братан, - хмыкнул свинопанк. – Мы пиздюками еще были. А теперь вот выросли.

- Ага. И превратились в говнарей, - улыбнулась Астра.

- Я тебя прокляну, рыжая блудница! – хрипло ответил свин-металлист.

- Ну и сразу шашлык из тебя сделаем.

- За что?

- А ты, бля, думал, мы тут в бирюльки играем? Так. Хватит нас забалтывать. Мы тут, кажется, немного заблудились.

- А чего вы ищете? Если бухла, то мы сами бы не прочь, - зевнул панк, пытаясь короткой ногой почесать жирный бок.

- Путь на гору. Где Парасий живет, - ответил я, разглядывая свиней, которые не стесняясь подошли к нам почти вплотную.

- Пропердежника Тарас зовут, а не Парасий, - поправил свин в штанах. – И вы долго до него чесать будете.

- А побыстрее никак нельзя?

- Можно. Тут тропа есть. Маленькая и узкая. Мало кто на гору решает взобраться. Только эти чванливые святоши, - фыркнул свин-металлист.

- И где нам эту тропу найти? Покажете? – спросил я.

- А чё нам за это будет? – хитро прищурился панк.

- Я тебя не уебу, - мрачно пообещал Ахиллес, скрестив руки на груди. Точь в точь как Герцог Элигос. Греку только рогов не хватало. – И братанов твоих тоже.

- К чему так дерзко, пацан? Ты чё неформальное братство не поддерживаешь? Шансон, бля, гоняешь? – взвизгнул панк в ответ на угрозы грека. Но увидев, что Ахиллес даже не шелохнулся, тяжело вздохнул. – Да покажем мы, бля. Уже неделю, сука, без бухла сидим. Башка трещит.

- А чего в деревню не сходите? – поинтересовалась Астра. – Там наверняка и бухло есть, и жратва, и новая музыка.

- Тут такое дело, девка. Волк, который нас выселить из дома хотел, теперь в коллекторах работает. А мы ему торчим нехило так. Лавэ, смекаешь?

- Смекаю, - кивнула рыжая.

- Во. Если мы уйдем, то он тут же явится и конфискует наш дом, бля.

- А если один пойдет, а другие караулить будут?

- Не, - покачал головой металлист. – Гопоты в кустах дохера. Только и ждут, чтобы патлатых пощемить. Гоп нынче дерзкий пошел.

- Ладно. Давай сделаем так. Вы нам дорогу покажете, а мы на обратном пути вам бухла подкинем, если успеем. Один хуй у вас выбора-то нет, - хитро предложил я. Свиньи, собравшись в кружок, принялись тихо хрюкать. Видимо, переговаривались, обсуждая предложение. Наконец, когда Ахиллес потерял терпение и коротко рыкнул, обещая свиньям кару небесную, вперед вышел панк.

- Ты прав, братан. Выбора нет. Да если и не придете, мы не обидимся. Нифлз самогона сделает.

- Из чего? У вас тут нихуя нет.

- Из дерьма. Чисто по бруталу, - усмехнулся металлист.

- Фу. Ну, воля ваша, поросята, - поморщился я, догадавшись о каком дерьме идет речь. – Так куда нам идти, чтобы тропинку найти?

- За домом она. Увидите. Там еще слева поляна мухоморов будет, - буркнул панк. – Если их круглое хуйло не съело.

- Он может, - улыбнулся я, поняв, что он говорит о Колобке. – Спасибо, бродяги.

- Бывай, патлатый, - хором хрюкнули свиньи и повернули обратно к домику.

- Ну, идем? – спросила Астра, наблюдая за тем, как ЭмСи Нифлз откладывает здоровенную кучу прямо на пороге и получает по башке от разъяренных собратьев. – Пока они нас свой самогон пробовать не заставили.

- Идем, - кивнул я, пробираясь через сорняки и мусор. – Воистину, свиньи. Хоть и неформальные. Бля, тут гондоны валяются, заинька. Аккуратней.

- Я уже ничему не удивляюсь, - хмыкнула рыжая, держа меня за руку. – Ахиллес, ты идешь?

- Ага, бля. У, сука! Свиножир!

- Это какашки, дружище…

Найдя тропу, прямо за домом, как и говорили свиньи, мы начали подъем. Изредка нам попадались говорящие зверюшки, в виде зайцев, лис и даже пару волков пробегало. Один из них, волк с кожаным портфелем на спине, поинтересовался, не встречали ли мы наглых свиней. Безжалостно соврав, мы дождались, когда волк исчезнет за поворотом, и отправились дальше. Да, сказки уже не те. Астра была права.

Я знал, что Тимка как раз занимается этой проблемой, вычищая все дерьмо из сказочной страны. Но он был один, а значит, нам еще долго будут попадаться всякие странности. Хмыкнув, я крепче сжал руку Астры и двинулся вперед. Ахиллес замыкал наше шествие, не забывая зыркать по сторонам в поисках опасности.

Но удача была на нашей стороне, ибо мы добрались до вершины довольно быстро и без лишних проблем. С вершины горы открывался потрясающий вид на сказочную страну и Астра в который раз посетовала, что у нее нет телефона с доступом в Интернет, дабы поделиться снимком со своими друзьями.

Внизу колыхалось море зеленого леса, где-то вдали виднелись башенки многочисленных замков, а в небе, то и дело, пролетали самые настоящие драконы. Мы не отказали себе в удовольствии простоять добрых полчаса, чтобы полюбоваться видами. Даже гордый Ахиллес размяк и с отстраненной улыбкой наблюдал за полетом черного змея с могучими крыльями, на спине которого восседала крошечная фигурка всадника.

От созерцания прекрасного нас отвлекло вкрадчивое покашливание позади. Повернувшись, я уставился на седого старика в простом рубище светло-серого цвета. Старик улыбнулся и, сконфузившись, звучно выпустил ветер из задницы, заставив Ахиллеса громко рассмеяться. Астра лишь покачала головой и отошла подальше, дабы ядовитые миазмы старика не достигли ее прекрасного носика.

- Значит, ты и есть, Тарас, - глухо произнес я, закрывая свой нос тканью. – Фу, бля! Ты что такого жрешь-то, дед? Воняет, как в общепите Мухосранска.

- То, что произрастает на вершине горы. Абрикосы зеленые, сливы, порой птица какая упадет с неба, - смиренно ответил старик, присаживаясь на камень. – Вы меня ищете?

- Тебя, зловонный ты наш.

- Чем я могу вам помочь? Мудростью оделить или постель согреть? – отшельник похотливо посмотрел на Астру и облизнулся. За что моментально получил по спине нехилой ладошкой Ахиллеса. – Смутьяны…

- Ты же праведник, прощенный, да? – я не обратил внимания на очередной выход ветра и подошел ближе.

- Чудные слова ты говоришь, дитя, - надсадно откашлялся старик. Видимо пиздюлина Ахиллеса проникла в его благочестивое нутро аж до самых нервных клеток. – Не ведаю я, что значат слова твои. Да, живу я тут уже давно, смиренное существование влачу, да в думах время провожу.

- Ясно. А к тебе тут четверка странных мужиков не заходила случаем? Не просили тебя их убить?

- Нет, дитя. Не трогаю я оружия уже давно, ибо дал обет.

- Обет?

- Да. Когда-то я был рыцарем, убивал во славу Его, а потом понял, что нечестивы поступки мои были. Бросил я меч и копье, щит бросил…

- Да, да, - нетерпеливо перебил я. – Трусы ты тоже бросил. Это я понял. Дальше что?

- И, благолепно растянувшись на земле, попросил лишь одного. Места тихого, спокойного и чистого. Где не найдет меня ни демон-искуситель, ни чаровницы, грудями трясущие, ни чревоугодники, живот свой бесстыдно набивающие яствами заморскими. И через сорок дней оказался здесь. На вершине горы, а снизу целый мир. И понял я, что в Сады попал…

- Куда попал? – нахмурилась Астра. Я шикнул и шепотом пояснил любопытной подруге, что старик думает, будто в Рай попал. – Во, бля, приход…

- Ага, - кивнул я, наблюдая за стариком, которого понесло в дебри высокопарных слов и предложений. – Старче. Ты от темы не отклоняйся. Не видел тут четырех мужиков, которых горбатый тип ведет. Глаза у него еще такие хитрожопые…

- Лестная оценка, праведник, - я вздрогнул от раздавшегося позади голоса и, повернувшись, увидел знакомую компанию из четырех Падших. Они исцелились от ран, нанесенных клинком Элигоса и теперь нахально смотрели на нас.

- Блядь, - буркнул я, оглядываясь в поисках оружия. Но кроме мелких камней на вершине ничего не было. Ахиллес, который тоже искал хоть что-нибудь, поморщился и воинственно сжал кулаки. Он и кулаками мог убить кого угодно. Вот только Падшим было на это плевать.

- Вы не пройдете, - рявкнула Астра, загораживая собой отшельника, который что-то забубнил и сжал седую голову руками.

- Ох, простите, - манерно произнес горбун, смотря на рыжую злым черным взглядом. – Впрочем, вам нельзя отказать в умении сделать верные выводы.

- Что ты несешь? Зубы нам заговариваешь, падла? – буркнул я, подходя к подруге. Ахиллес, встав слева в излюбленную позу, из которой любил атаковать, тихо рыкнул.

- Вы поняли, что не успеете помешать мне и ринулись на поиски праведника. Хилого праведника. Он уже борется с нашей силой. Тщетно, - ответил Зиаэль. Один из его воинов беззвучно шевелил губами и твердо смотрел на старика, который принялся всхлипывать и бурчать по поводу совершенных им когда-то убийств.

- Отъебись от него, погань, - пророкотал Ахиллес и добавил любимую фразу. – У, сука.

- Вы нам не интересны, - не смутился черноглазый Падший. – Нам нужен старик.

- Мы тоже праведники. И тоже прощенные, - с вызовом ответил я, но Зиаэль коротко рассмеялся.

- Вы – духи. Бестелесные и бесплотные. А он, - палец Падшего указал на отшельника. – Смертный. Человек.

- Ага. Духи. Которые знатно вас разъебали в степях, - ехидно сказал я, подходя к Падшему почти вплотную и сжимая в кармане печать. В черных глазах Зиаэля зажглось удивление и тут же исчезло, уступив место привычной для него насмешке.

- Ты сжимаешь печать, - тихо шепнул он. – Но ты не успеешь ей воспользоваться. Мы видим ваши мысли, знаем, что вы захотите сделать. Мы всегда будем на шаг впереди. Уйди, праведник. Я дам тебе шанс спастись. Исключительно за твою дерзость.

- А если нет?

- Эрртруар, которого вы зовете Элигосом, тебе не сказал, что дух может погибнуть, если умрет от руки Падшего? Нет? Я не удивлен. Так вот. Знай это, Збышек, - усмехнулся он. – Вы можете расчленить нас, сжечь, утопить, но мы восстанем. А вот вы – нет. Один удар когтями и вечный Хаос…

- Ты блефуешь, - зло бросил я. – Ты в курсе, что во мне горит Божественная искра.

- Да, Хранитель, - издевательски ответил Зиаэль. – Тем страшнее для тебя будет смотреть на то, как умирают твои друзья. А ты ничем не можешь им помочь. Второй раз предлагаю тебе уйти с нашего пути. Это не твоя война.

- Война остается войной всегда и затрагивает каждого. Духовно или материально.

- Браво. Райская философия так и прет наружу. Давно я не слышал подобных бравурных фраз, - улыбнулся Падший. – Итак. Мы стоим перед выбором. Я предлагаю тебе уйти или умереть. А что предлагаешь мне ты? Ах, да. Кувшин, печать от которого ты так сильно сжимаешь в кулаке и повторяешь мысленно заклинание Соломона. Увы, тебе это не поможет. Для того чтобы упрятать духа, надобно произнести заклинание. Раэллиш, ты слишком долго возишься!

- Почти, Зиаэль, - хрипло произнес тот, кто шевелил губами и гипнотизировал старика.

- Збышек, отшельник куда-то делся, - ахнула Астра, поворачиваясь назад. – Ебаный пердун, блядь.

- Видишь, - мягко сказал Падший. – Ты уже проиграл. Уйди с моего пути, праведник. Четвертого предложения не будет. Вместо него ты познаешь боль. Страшную боль потери… Как мы когда-то. Летящие с небес и сдирающие с себя горящие одежды.

- Идешь ты… нахуй, - прошипел я, хватая Падшего за горло и вытаскивая из кармана печать. Но воспользоваться ей мне не дали. Остальные Падшие, словно по команде, вцепили мне в руки и без труда повалили на землю.

- Идешь ты, глупец, - злобно бросил Зиаэль, склоняясь надо мной. – Я дам тебе то, чего ты еще не испытывал. Ты попробуешь кровь своей рыжей блудницы и будешь смотреть за тем, как угасает ее душа.

- Иди нахуй! Будь, сука, мужиком и сражайся! – рявкнул я, пытаясь вырваться. Но Падший дал знак остальным, и они бросились на моих друзей, которые бежали на помощь. Слишком медленно.

Ахиллес, коротко рыкнув, влепил пудовым кулаком в лоб первому Падшему. Тот проехал лицом по камням несколько метров и затих в стороне. Астра, ловкой подсечкой сбив еще одного врага, врезала ему коленом по носу, но лишь сильнее раззадорила Падшего. Тот, оскалив острые зубы, широко махнул когтистой лапой, лишь чудом не задев живот рыжей.

А я безуспешно боролся с двумя синеглазыми мужчинами, которые держали мои руки. Наконец, вывернувшись, я ударил одного из них каблуком по ноге. Взвизгнув, Падший отпустил мою руку и этого было достаточно. Хлестким кроссом я заехал в ухо другого и, согнув колено, ударил в солнечное сплетение, после чего бросился к Зиаэлю. К моему удивлению, горбун оказался куда более серьезным соперником, чем я думал.

Он легко уклонялся от моих атак и даже умудрялся вставлять комментарии, зевать и показывать мне язык. Когда мой кулак в очередной раз поразил пустоту, где по идее должно было находиться лицо Падшего, я ощутил, как острые когти разрывают мне спину. Повернувшись и увидев усмехающегося горбуна, я откатился в сторону и тут же получил ногой по лицу от одного из тех, кто держал мои руки. Пытаться пользоваться печатью, было бы глупо. Я не успел бы ее даже вытащить. А дальше произошел знаковый поворот в нашей битве и он, увы, был в пользу Падших.

Со стороны пещеры раздался дикий рев, а спустя пару секунд, на площадку выскочил знакомый мне отшельник, сжимающий в худых руках здоровенный ржавый меч. Напрасно я кричал друзьям, чтобы они задержали старого хрыча, который безумно махал клинком в разные стороны. Глаза праведника застилала кровавая пелена, и он хотел только одного. Убивать.

Голова дико кружилась, а во рту возник солоноватый вкус крови. Сплюнув, я поморщился и, с трудом встав на ноги, поковылял к Зиаэлю, который раскинул руки и ждал одержимого отшельника. Но я остановился, как вкопанный, когда за моей спиной раздался жалобный крик Астры, а потом рычание Ахиллеса. Так рычит человек, которому причиняют боль.

Забыв о цели, я бросился к Астре, которая лежала на острых камнях, сжимая шею, откуда хлестала благоухающая кровь праведницы. Глаза рыжей, которые стали больше чем обычно, заволокло слезами, а из горла вырвался хриплый стон. Рядом с ней стонал и Ахиллес, которому Падшие разворотили грудь и так, чтобы было видно бьющееся сердце. Каким-то чудом грек еще был в сознании, но и оно угасало. А я лишь мог растерянно наблюдать за агонией друзей, которые умирали у меня на руках.

Я не видел Падших, которых пронзал клинок обезумевшего Тараса. Не видел смеющегося Зиаэля, который, расправив белоснежные крылья, завис в небе. Я не видел ничего, а внутри бурлила Божественная искра, наполняя голову звоном, а мысли тошнотворными образами. Сила, дикая, необузданная и светлая вырвалась из моей груди, затмив собой яркое солнце, небо и кровь, которой было слишком много.