garik23
Награды:
975К рейтинг
4332 подписчика
250 подписок
3545 постов
2272 в горячем
Загадка боя у мыса Палос
К началу марта 1938 года шаткое равновесие, установившееся на фронтах Испании, было нарушено. Франкистам вновь удалось занять Теруэль и разгромить республиканские войска к северу от него, на реке Альфамбре.
Республика потеряла свыше 800 квадратных километров территории, возникла угроза выхода франкистов к побережью Средиземного моря между реками Эбро и Турия. Кризис на фронте вызвал повышение активности республиканского флота на Средиземном море.
Весь 1937 год его основной задачей являлась охрана внешних коммуникаций и проводка транспортов с военными грузами из Советского Союза.
Теперь же было решено организовать ночной набег торпедных катеров на гавань Пальма-де-Мальорка, где почти постоянно находились все три крейсера мятежников.
Тяжёлый крейсер «Балеарес».
План набега
Катера L-11, L-21 и L-31 типа Г-5 базировались в бухте Портман между Картахеной и мысом Палос. Флотилией катеров командовал старший лейтенант Н.Л. Каневский, экипажи были смешанными советско-испанскими.
Общий ход боевых действий на Средиземном море в 1936-1939 годах.Морской атлас. Том III, часть вторая
Операция предстояла чрезвычайно сложная: от бухты Портман до бухты Пальма-де-Мальорка было 200 миль по прямой, при этом дальность хода катеров типа Г-5 не превышала 250 миль.
Поэтому для сопровождения и дозаправки катеров была выделена 1-я флотилия эсминцев под командованием лейтенанта Санчеса Баррейро: «Хорхе Хуан», «Эсканьо», «Ульоа» и «Альмиранте Вальдес».
Республиканский торпедный катер в бухте Портман.La Guerra Civil española en el Mar
Катера должны были выйти из своей базы днём 5 марта, в сумерках встретиться с эсминцами в 14 милях от Аликанте, а затем двигаться к острову Форментера — самому маленькому и самому южному из островов Балеарского архипелага. Там они ночью должны были заправиться с эсминцев бензином, а затем перед рассветом атаковать крейсера мятежников, стоявшие в заливе Пальма.
Для прикрытия набега были направлены главные силы республиканского флота под командованием Луиса Гонсалеса де Убиеты – флагманский крейсер «Либертад» (на нём также находился советник командующего Н.А. Питерский) и «Мендес Нуньес». Их сопровождала 2-я флотилия эсминцев под командованием лейтенанта Фернандо Олива Льямуси: «Санчес Баркастеги» (здесь находился советник Н.И. Ильин), «Альмиранте Антекера», «Лепанто», «Гравина» и «Ласага».
Луис Гонсалес Убиета.
Таким образом, в море из Картахены выходил почти весь действующий республиканский флот, кроме стоявшего в ремонте крейсера «Мигель де Сервантес», ранее повреждённого двумя торпедами с итальянской подлодки «Торичелли».
План операции, носивший шифр 142-А, был разработан буквально по минутам: эскадра Убиеты должна была обогнуть мыс Палос и 20-узловым ходом двигаться на северо-восток, имея задачей «вступить в бой с врагом в случае его обнаружения».
В 0:45 корабли разворачивались обратно, ложились на курс 256° и возвращались к Картахене. В 7 часов утра 6 марта они встречались с возвращающейся от Форментеры 1-й флотилией и вместе с ней двигались на базу.
Утром 5 марта воздушная разведка (два СБ) подтвердила, что крейсера мятежников стоят в бухте Пальма, и Убиета отдал приказ начать операцию. В 15:38 эсминцы 1-й эскадры покинули Картахену, а в 16:10 вслед за ними вышли остальные корабли.
Глиссирующие торпедные катера имели низкую мореходность, поэтому из-за ухудшения погоды (шторм в 6–7 баллов) вскоре после выхода были вынуждены повернуть обратно в Портман.
Однако Убиета, впервые действовавший в качестве командира соединения, решил не возвращаться, а действовать по разработанному плану и провести поиск в районе между мысом Сан-Антонио и островом Ибица — самым западным из Балеарских островов, лежащим к северу от Форментеры.
Ночная встреча
Убиета оказался прав: именно в это утро из Пальма-де-Мальорки в сторону Гибралтара вышли все три крейсера противника, объединённые в «Крейсерскую дивизию» контр-адмирала Мануэля Виерны. Сюда входили тяжёлые крейсера «Балеарес» и «Канариас», а также лёгкий крейсер «Альмиранте Сервера».
Они должны были вступить в сопровождение шедшего из Италии конвоя — крупных транспортов «Умбре Менди» и «Айскори Менди» под охраной эсминцев «Веласко», «Уэска» и «Теруэль», а также канонерок «Каналехас» и «Кановас дель Кастильо».
В 18:00 крейсера вступили в охранение конвоя, в 19:00 канонерки повернули обратно в Пальму, а через некоторое время туда же направились и все три эсминца.
Контр-адмирал Мануэль де Виерна (слева).
Трудно объяснить, почему Виерна вернул в базу все эсминцы. Возможно, причиной тому стала нехватка кораблей этого класса, всю войну являвшаяся серьёзной проблемой франкистского флота. В 1936 году на сторону мятежников перешёл только «Веласко», остальные эсминцы остались у республиканцев.
Позднее Муссолини передал франкистам ещё четыре эсминца (они получили имена «Сеута», «Теруэль», «Мелилья» и «Уэска»), но всё равно к марту 1938 года у националистов имелось лишь 5 эсминцев против 15 у республиканцев.
Впрочем, республиканский адмирал не вёл разведки по курсу своей эскадры, а держал все пять эсминцев при себе: «Гравина» и «Ласага» шли справа от колонны крейсеров, «Санчес», «Антекера» и «Лепанто» — слева.
Ни одна из сторон не знала о присутствии противника: сухопутная авиация франкистов вела воздушную разведку Картахены, но из-за отсутствия координации между ведомствами флот её данные вовремя не получил.
В свою очередь, Убиета знал, что утром 5 марта крейсера франкистов ещё находились в Пальме. В итоге обе эскадры двигались почти навстречу друг другу. Если бы они находились чуть дальше, то просто разошлись бы на контркурсах.
Но судьбе было угодно, чтобы противники встретились, и эта встреча оказалась неожиданной для обеих сторон.
Республиканские корабли двигались курсом 65°, когда в 0:38, незадолго до намеченной точки разворота, головной в левой колонне эсминец «Санчес» обнаружил по левому борту корабли противника, шедшие почти встречным курсом, — до них было всего 2000 м (11 каб).
С «Канариаса» республиканцев обнаружили лишь через пару минут, с головного «Балеареса» их увидели ещё позже.
Маршрут движения конвоя и маневрирование кораблей в бою у мыса Палос.
Получив донесение о противнике, Виерна тут же приказал разворачиваться влево. Колонна франкистов легла на курс 210° и увеличила ход до 22 узлов, проскочив за кормой у кораблей Убиеты. В 00:41 «Санчес» успел выпустить три торпеды по концевому крейсеру «Альмиранте Сервера», но промахнулся.
В 0:44 Убиета отдал своим кораблям приказы: «Всем занять свои места» и «Быть готовыми к пуску торпед». Затем он приказал поворачивать вправо, республиканская эскадра развернулась на курс 155°, и в 0:55 корабли франкистов потеряли её.
Однако в 1:15 Убиета ещё раз повернул вправо, в результате его корабли завершили разворот и теперь находились на заранее намеченном курсе отхода — 256°.
Адмирал Виерна растерялся. Он имел превосходство в числе и калибре артиллерии, но при этом боялся слишком сильно удаляться от своих транспортов и опасался эсминцев противника. Колонна франкистов сделала в темноте разворот, поджидая свои тихоходные транспорты, после чего в 1:20 легла на курс 220° (на 65° расходящимся с последним видимым курсом противника). Но в действительности эскадры противников теперь двигались в одном направлении — и не расходились, а сходились вновь.
Торпедная атака
В 2:00 адмирал Виерна приказал своим кораблям разворачиваться назад — видимо, чтобы вернуться к отставшим транспортам. Это распоряжение было передано световыми сигналами, которые в 2:13 обнаружили с «Мендес Нуньеса» по левой раковине. Минуту спустя Убиета отдал своим кораблям приказ на торпедную атаку.
«Балеарес» обнаружил противника чуть позже, но именно он в 2:15 первым открыл огонь осветительными снарядами из 120-мм универсальных орудий.
Согласно описанию Хорхе Пеньялвы, дистанция между противниками на этот момент была минимальной — около 10 каб; все прочие описания дают иную цифру: от 17 до 25 каб.
Головной «Либертад» открыл ответный огонь по вспышкам, в то время как эсминцы левой колонны выпустили торпеды: в 2:17 — четыре с «Санчеса Баркаистеги», в 2:18 — пять с «Антекера», в 2:19 – три с «Лепанто». Согласно заранее отданным распоряжениям, каждый эсминец целился в соответствующий ему корабль во вражеской колонне, то есть на контркурсе головной стрелял по концевому. В 2:20 с «Либертада» увидели на крейсере противника, опознанном как «Балеарес», «большую вспышку в центре корпуса, высота пламени достигала 1200 метров». Командир «Лепанто» Давид Гаска докладывал:
Цитировать
«Почти сразу же мы увидели дым, который выходил через дымоход атакованного корабля, и вспыхнувший в воздухе шар огня, который увеличивался в объёме и поднимался на всё большую высоту, освещая окружающее пространство.
В то же время возникли две вспышки света: одна на носу корабля, а другая в районе его погребов; пламя пробежало по палубе, и было совершенно ясно видно, как фрагменты надстроек рушатся в воду. Вражеские корабли прекратили огонь, как будто ошеломлённые произошедшим».
В «Балеарес» попало как минимум две торпеды — в центральную часть корабля и в район носовых 203-мм башен. Видимо, от первой торпеды вспыхнуло авиационное горючее, и пламя сразу же охватило корабль. Взрыв второй торпеды вызвал детонацию погребов, которые у крейсеров типа «Каунти» были защищены очень слабо. По советским данным, ещё одна торпеда попала в «Канариас», но прочие источники этого не подтверждают.
Корма горящего и тонущего «Балеареса». Снимок сделан с британского эсминца «Кемпенфелт».
От взрыва носовых погребов была полностью разрушена передняя надстройка крейсера. Погибли все находившиеся на мостике, в том числе адмирал Виерна и командир корабля Исидро Фонтенла. Горящий «Балеарес» начал валиться на левый борт, грот-мачта рухнула на кормовые башни.
Первоначально на республиканской эскадре считали, что успеха добился «Санчес», но Хорхе Пеньялва со ссылкой на многотомный труд Рикардо Сересо утверждает, что по расчёту времени это были торпеды с «Лепанто». Возможно, во флагман адмирала Виерны попали торпеды с разных кораблей. В целом же столкновение очень походило на ночные бои вокруг Гуадалканала, разгоревшиеся три с половиной года спустя.
Долгая агония «Балеареса»
Хотя горящий крейсер в темноте был виден очень хорошо, Убиета не пытался продолжить бой и добить остальные вражеские корабли. Напротив, он приказал прекратить огонь, сохраняя прежние курс и скорость своей эскадры.
Существует апокрифическое описание, будто советник Н.А. Питерский подскочил к Убиете, схватил его за плечи и потребовал продолжать бой, крича: «Огонь! Огонь!» Однако находившийся тут же на мостике комиссар флота Бруно Алонсо не упоминает об этом эпизоде, хотя утверждает, что сам призывал Убиету продолжить бой:
«Я считал, что надо преследовать корабли противника с целью утопить или выбить из боя. Я высказал это адмиралу Убиете:„Дон Луис, теперь они в наших руках!”»
Однако необходимо помнить, что Убиета не знал о наличии вражеского конвоя, который мог стать лёгкой добычей. Вдобавок корабли франкистов уже скрылись в темноте, а на «Мендес Нуньесе» имелись проблемы с артиллерией.
Наконец, у республиканского адмирала могли быть и психологические причины для отказа от продолжения боя: война была гражданской, и флотские офицеры не горели желанием добивать свои же испанские корабли. Они были готовы удовлетвориться одной, но явной победой.
Тем временем командование «Крейсерской дивизией» франкистов принял на себя командир «Канариса» Рафаэль Эстрада. Он обогнул горящий «Балеарес» справа, увеличил скорость до 28 узлов и приказал крейсеру «Альмиранте Сервера» следовать за ним. Одновременно Эстрада отправил в Пальму короткое сообщение о бое:
«В столкновении с противником „Балеарес” подожжён и остался на месте боя. Я прошу на рассвете выслать к нему авиацию».
В 2:42 «Канариас» вновь вступил в охранение конвоя, не оказав никакой помощи тонущему флагману. Хорхе Пеньялва утверждает, что Эстрада собирался вернуться на место боя, после того как убедится, что конвой находится в безопасности, однако в 3:30 Эстрада отправил командованию новую радиограмму:
«На «Балеаресе» произошло несколько внутренних взрывов. Он охвачен пламенем. Я считаю, что он полностью потерян. Враг имел крейсер и четыре эсминца. Я покинул место боя, чтобы прикрыть конвой от возможных воздушных атак и буду двигаться курсом на юг. При отсутствии дальнейших инструкций я продолжу действия по защите конвоя».
В итоге первую помощь тонущему крейсеру оказали не испанцы, а англичане. Недалеко от места боя находились британские эсминцы «Бореас» и «Кемпенфелт», заметившие вспышки осветительных снарядов, а затем большой силы взрыв.
В 3:50 они обнаружили горящий «Балеарес», а к 4:25 подошли настолько близко, что могли видеть в воде спасающихся моряков. В 5:08 крейсер затонул.
Всего британские корабли подняли на борт 469 человек. На «Балеаресе» погибло 788 человек — больше, чем испанских моряков во всех сражениях испано-американской войны 1898 года.
После боя
Лишь около 7:20 «Крейсерская дивизия» оставила транспорты и вернулась на место боя, после чего «Альмиранте Сервера» начал принимать раненых с английских эсминцев.
Незадолго до этого над кораблями прошли два бомбардировщика СБ, возвращавшихся с дежурной разведки над Средиземным морем, поэтому «Канариас» не останавливал машин, опасаясь появления республиканской авиации.
Действительно, в район боя выслали две эскадрильи СБ: 16 машин сделали в общей сложности 27 вылетов. Уже в 8:58 группа комэска М.А. Лисова атаковала «Канариас».
При этом пилоты приняли его за повреждённый и горящий «Балеарес», доложив о попаданиях. Действительно, на сделанной при атаке фотографии хорошо видно, что над стоящим без хода крейсером поднимается огромный столб белого дыма.
Испанцы утверждают, что попаданий в «Канариас» не было, зато под удар попали британские эсминцы: на «Бореасе» близким разрывом 100-кг бомбы был убит один моряк, ранено четверо.
Снимок воздушной атаки утром 6 марта, сделанный с одного из республиканских самолётов.
Впоследствии адмирала Убиету упрекали за то, что он прекратил бой, не попытавшись вернуться и уничтожить оставшиеся два вражеских крейсера.
В ответ на эти упрёки он в своём докладе о бое указывал, что эскадры встретились на большой скорости, и контакт с противником был потерян очень быстро, а эсминцы израсходовали 15 из имевшихся 30 торпед.
Из эсминцев левой колонны на «Лепанто» осталось три торпеды, ещё одна — на «Антекера». «Гравина» и «Ласага», шедшие в правой колонне, не участвовали в залпе и сохранили свои торпеды, но эти корабли было предпочтительно использовать для сопровождения крейсеров. Кроме того, Убиета отмечал:
«Ночной бой, помимо того, что оказывается совершенно случайным, не может и не должен иметь вторую часть. У нас есть яркий пример тому: атаки английских эсминцев по германскому Флоту Открытого моря в ночь с 31 мая на 1 июня 1916 года (после битвы при Ютланде). Две английские флотилии случайно встретили немецкий флот и совершили по одной атаке, но никто не решился повторить нападение снова. Это легко понять, учитывая, что вдобавок английские флотилии столкнулись друг с другом, и каждая приняла другую за противника».
Последующий опыт ночных боёв на Тихом океане в годы Второй мировой войны внёс некоторые коррективы в это мнение: повторная атака могла состояться, но вовсе не гарантировала успеха. Но главное — для ночного маневрирования требовалась куда более качественная подготовка, чем была у испанских моряков.
«Канариас» и английские эсминцы под бомбами республиканских самолётов.La Guerra Civil española en el Mar
Бесплодная победа
Причиной поражения франкистов стала излишняя самоуверенность адмирала Виерны и отправка эсминцев сопровождения конвоя обратно в Пальму. Кроме того, свою роль сыграла плохая координация действий авиации и флота мятежников, в результате чего данные воздушной разведки зачастую просто не попадали к морскому командованию.
Применение осветительных снарядов тоже было ошибкой: именно они выдали республиканцам местоположение «Балеареса». Использование таких снарядов предписывалось инструкциями того времени, и сам Убиета в своём докладе считал их необходимыми в бою.
Но старший из уцелевших офицеров «Балеареса», лейтенант Мануэль Сервера, имел другое мнение. По итогам боя он сделал вывод, что осветительные снаряды следует использовать «только для обстрела неподвижных и уже известных целей или для освещения идеально расположенных целей, но никогда без такой уверенности, потому что иначе противник, которого следует осветить, прекрасно видит того, кто его подсвечивает».
Повреждения эсминца «Бореас» от близкого разрыва. На борту видны спасённые с «Балеареса».
Наконец, на эскадре франкистов излишне и неумело пользовались световой сигнализацией — именно по этим сигналам «Мендес Нуньес» и обнаружил противника во второй раз.
В целом можно констатировать, что республиканские моряки в этом бою действовали более профессионально и допустили меньше ошибок, чем их противники. Как отмечает Хорхе Пеньялва, «даже с учётом ошибок противника Убиета добился намного большего результата, чем можно было ожидать».
Для Испанской республики победа при мысе Палос стала важным событием. Она случилась в период поражений и сыграла важную роль в поднятии морального духа республиканцев. Все корабли, принявшие участие в бою, удостоились «Мадридского знака отличия» (Distintivo de Madrid), а Луис де Убиета был награждён «Лауреатской медалью Мадрида» (Placa Laureada de Madrid) — высшей военной наградой Второй Испанской республики.
На ход морской войны эта победа повлияла очень слабо. Военно-морские силы франкистов, пользуясь поддержкой итальянского флота, продолжали уверенно прикрывать свои коммуникации и угрожать коммуникациям Республики.
К тому же, потеря «Балеареса» отчасти была возмещена вводом в строй отремонтированного лёгкого крейсера «Наварра». Республиканский флот не попытался закрепить достигнутый успех и более не предпринимал активных наступательных действий.
Впрочем, и возможности для подобных действий у него были крайне ограниченными — исход гражданской войны решался на суше.
Показать полностью
10
Полевой телефон производства LM Ericsson
4-я батарея 10-й артиллерійской бригады Западнаго фронта,Первая Мiровая война, 1915 годъ
“Бабулеграм”
У бабушки Фелисы из Бургоса много внуков и внучек, которые живут в разных городах Испании.
Проблема в том, что Фелисе 96 лет, и она очень плохо слышит, так что созваниваться с внуками по обычному телефону у нее не получается.
Смартфоном пользоваться Фелиса не умеет, а если бы и умела - из-за артроза очень сложно тыкать пальцами в экран.
К счастью, один из внуков Фелисы, - инженер. Он изобрел для нее “Бабулеграм” (Yayagram).
Пользоваться “Бабулеграмом” очень просто.
Сначала надо как телефонистке начала ХХ века вставить штекер в гнездо с именем нужного внука или внучки. Этот принцип бабушке Фелисе совершенно понятен. Потом надо нажать Большую Красную Кнопку, и можно диктовать сообщение в микрофон. Сообщение отправляется внуку голосовым в мессенджер Телеграм.
Внук набирает ответ текстом и через Телеграм отправляет Фелисе. “Бабулеграм” печатает текст крупными буквами на бумаге. Вот и все!
Мануэль Лусио (так зовут внука-изобретателя) опубликовал полную инструкцию по сборке “Бабулеграма” в своем твиттере, так что теперь устройство может собрать любой желающий.
Надо потратить на комплектующие 76 евро, плюс немного программирования на python.
Показать полностью
Группа молчит - приказа стрелять не было
Обычно спокойный и рассудительный командир 15 отдельной бригады спецназа полковник Юрий Старов на этот раз эпитетов в наш адрес не жалел.
Переминаясь с ноги на ногу, мы, офицеры 1 и 2 роты 154 отдельного отряда специального назначения, стояли понурив головы. Особой личной вины за невыполнение боевой задачи мы не чувствовали, так как конечное решение на прекращение операции принимал заместитель командира отряда, на что у него была веская причина — заход луны за плотные облака…
В горах Афганистана, весьма скудно электрифицированного, в ночное время только звездное небо да луна позволяли мало-мальски разглядеть окружающую местность, но когда они скрывались облаками, наступала темень, пробить которую не могли даже приборы ночного видения. Такая мгла и застигла наш разведывательный отряд в какой-то сотне метров от склада боеприпасов мятежников в Черных горах (Торгар) на западе провинции Нангархар у перевала Джигдалай.
К складу, после десантирования отряда из вертолетов в 7 км от него, с наступлением ночи нас вывел высокопоставленный полевой командир моджахедов, решивший таким образом рассчитаться с личными врагами из соседнего фронта… Наша задача заключалась в захвате склада боеприпасов вооруженной оппозиции, размещенного в ущелье одного из отрогов горного массива Торгар, в двух километрах восточнее кишлака Сари-Джигдалик. На этот склад и вывел нас показчик, но в это время наступила темень.
Мы даже слышали разговор охраны, но приближаться к складу в полной темноте было слишком рискованно. Командир отряда принял решение возвращаться на площадку эвакуации, что мы со всеми предосторожностями и сделали, выйдя к ней только под утро.
— Сегодня же готовьтесь к налету… С десантированием из вертолетов! — как отрезал командир бригады.
Налет? Ну что ж, налет, так налет.
Вот только давненько отряд его не совершал. После сети трагических событий марта 1986 года, когда в ходе двух налетов 154 ОоСпН потерял 13 человек убитыми, из них троих офицеров, весь весенне-летний период основной упор в боевой деятельности отряда был сделан на засадные действия. И вот опять в налет — самый результативный из всех способов действий спецназа в Афганистане.
При подготовке к нему разведчики собирали всю информацию об объекте, тщательно оговаривали вопросы взаимодействия с авиацией и артиллерией, проводили занятия и тренировки, отрабатывая способы и приемы действий при десантировании, выдвижении к объекту, нанесении ему поражения, захвате и отходе. На все это времени у нас сегодня не было…
— Вон на ту горку! — перекрикиваю я шум вертолетных двигателей, указывая экипажу, куда десантировать мою группу.
— Понял! — кивнул головой в шлеме командир вертолета.
Я еще не успел убрать руку, которой показывал на посадочную площадку моей РГСпН № 113, как там взмыл в воздух огромный султан огня, дыма и пыли. Это обработали площадку десантирования штурмовики. То ли мы торопились, то ли они запаздывали, но ракетный удар был произведен в 300–400 м от вертолета, что было очень рискованно.
Командир вертолета отвернул машину в сторону и запросил по радио «Грачей». Убедившись, что бомбоштурмовой удар завершен, экипаж направил вертолет на площадку, сметая потоком воздуха еще не осевшую пыль разрыва. Этот прием нас здорово спас, так как десантирование группы произошло под прикрытием пыли.
Оказавшись на площадке, мы с ходу развернули крупнокалиберный пулемет НСВС-12,7, который загрузили в вертолет уже установленным на станке. Обычно тело пулемета, ствол и станок транспортировались раздельно. Я запретил бойцам какие-либо передвижения на площадке, и группа буквально растворилась среди камней на вершине горы.
Правее меня приблизительно на расстоянии в 500, 1000 и 1500 м десантировалось еще 3 группы: одна с нашей 1-й роты с расчетом 30-мм АГС-17 (группа обеспечения) и две группы 2-й роты (захвата и обеспечения). Скрытность действий для моей группы была критичной, так как мы занимали левый фланг в боевом порядке разведотряда, примыкающего к Джигдалайской зеленке — кишлачной зоне вдоль Черных гор.
Из информации от показчика нам стало известно, что в зеленке у моджахедов кроме обычных крупнокалиберных пулеметов, безоткатных орудий и минометов имелись и 12-ствольная реактивная система залпового огня, а также переносные зенитные ракетные комплексы (ПЗРК). Бандгруппа использовала реактивную установку для обстрела сторожевых застав, охраняющих ГЭС «Суруби» и автодорогу Кабул — Джелалабад. «Духам» ничего не стоило смести нашу группу с высотки залпом РС.
Наша задача — прикрыть действия группы захвата, подавить огнем огневые точки моджахедов и не допустить подхода резервов противника.
Едва группа захвата начала спуск в ущелье в направлении склада с боеприпасами, как противник прижал ее к земле огнем пулемета.
Если не считать простреленной радиостанции, группе захвата удалось без потерь и довольно быстро вынудить охрану к отступлению, уничтожив двух моджахедов.
— Товарищ лейтенант, «духи»! — слышу громкий шепот своего наблюдателя.
— Где?
— Внизу, два человека!
— Не стрелять! — даю общую команду для «забывчивых», так как строго предупредил бойцов — без моего приказа огонь не открывать.
До двух бегущих внизу моджахедов из охраны склада было около 600 м. Даю им выйти из ущелья на плато, внося поправки в прицел пулемета. Оптический прицел СПП с изменяемой кратностью х3 и х6 ставлю на шестерку (максимальное увеличение), а регулятор дальности стрельбы в положение «6» (600 м). Отчетливо вижу в руках у одного «духа» пулемет ПК, а у другого — карабин «Ли Энфилд». Лента моего пулемета снаряжена патронами МДЗ (мгновенного действия зажигательные), которые имеют эффект разрывных.
Лапы станка пулемета надежно закреплены камнями. Короткая пристрелочная очередь. Беру упреждение в одну фигуру и валю пулеметчика моджахедов. Второй «дух» тут же прыгает за камень, но его укрытие почти на 30 градусов ниже моей позиции и потому ненадежно.
Даю несколько одиночных выстрелов и короткую очередь по валуну. «Дух» не выдерживает и выскакивает из-за камня. Он, пригнувшись, бежит к метровой промоине на дне ущелья — единственному надежному укрытию. Двумя короткими очередями заставляю его «присесть». 12,7-мм пуля МДЗ, попав «духу» в поясницу, буквально переломила его пополам.
Моя группа молчит — приказа стрелять не было. Только тут заметил рядом с собой командира роты майора Александра Кухтина, теребившего меня за плечо: «Дай стрельнуть из пулемета…».
В горячке боя послав подальше командира роты, отстраняюсь от прицела и, пожимая плечами с невинной улыбкой, извиняюсь:
— В следующий раз, Николаевич. Извини…
Связываюсь по радио с командиром группы захвата лейтенантом Виктором Тимощуком и предупреждаю его, что на выходе из ущелья лежат два «бородатых». Через несколько минут там появились наши разведчики. В этот момент мы и заметили еще одного «духа», мелькнувшего на склоне хребта, прикрывающего вход в ущелье. «Дух» оказался в тылу группы захвата и мог спокойно со своей позиции расстрелять разведчиков, а затем безнаказанно уйти за хребет…
Безнаказанно?
Да, если бы не занятая нами горка. Я снова у прицела пулемета. Короткая очередь – и «дух», заметно волоча ногу, скрывается за ближайшим крупным камнем. Даю по укрытию еще пару очередей и слышу вопль в эфире:
— Прекратить огонь по своим!
— Каким своим?..
С оптическим прицелом на дальности 450–500 м ошибиться невозможно. Короткая перепалка в радиоэфире расставляет все по своим местам.
Вскоре на хребте «нарисовались» три бойца из группы захвата. Когда они подошли к раненому «духу», он был уже без сознания — ему действительно перебило ногу. 12,7-мм пуля МДЗ обладает разрывным свойством и вызывает болевой шок. Мы использовали в «Утесе» такие боеприпасы потому, что они позволяли корректировать огонь по вспышкам разрывов пуль, не демаскируя свою позицию, как при огне трассерами.
Одно «но» — пулями МДЗ невозможно пробить пулеметные сооружения, сложенные из камней в виде полукруглой стенки (СПС), или глиняные стены дувала. Поэтому в боекомплект пулемета НСВС-12,7 «Утес» нами обязательно включались патроны с бронебойно-зажигательными пулями Б-32 или бронебойно-зажигательными трассирующими БЗТ-44.
Уничтожив совместно с группой захвата охрану склада, мы все внимание сосредоточили на Джигдалайской зеленке. Пока разведчики группы захвата возились у склада, готовя его содержимое для погрузки в вертолет и подрыва, «духи» время зря не теряли.
Прошло около получаса до разрыва первых реактивных снарядов.
Моджахеды стали обстреливать вертолетную площадку на вершине хребта, где десантировались группы захвата и обеспечения и вынудили группу обеспечения отойти и укрыться за хребтом. «Духи» били примерно с расстояния 4–5 километров. Мы же находились от огневой позиции РСЗО всего в трех километрах. В этой ситуации успокаивало то обстоятельство, что противник нашу группу пока не обнаружил.
Теперь группу захвата прикрывали наша группа, группа на правом фланге и группа старшего лейтенанта Николая Жерелина. Он и заметил, как из кишлака Мярасульбаба к складу выдвигается отряд численностью 30–40 моджахедов. Он остановил их огнем приданной нам артиллерии сторожевой заставы № 17, расположенной на дороге Кабул–Джелалабад.
На поиск тайника с боеприпасами ушло слишком много времени.
Показчик знал только место проживания охраны склада (сарай), а сам склад пришлось искать по косвенным признакам (боеприпасы были спрятаны в земле). Наступали сумерки. Командир отряда принял решение отправить ценные трофеи и наше тяжелое вооружение вертолетами. Отряд должен был подготовить к подрыву захваченные боеприпасы и под прикрытием темноты выйти на площадку эвакуации. До темноты оставалось меньше часа, и моджахеды вряд ли уже могли организовать серьезное противодействие.
Однако от обстрела реактивными снарядами мы застрахованы не были. Как только наш «Утес» улетел на вертолете, группа стала более мобильной, мы сменили место, так как оно было демаскировано посадкой вертолета.
Ротный, лишь пару недель назад прибывший из Союза, категорически возразил, аргументируя пребывание на указанной высоте удобством позиции и пунктом боевого приказа. Объясняю, что следующие реактивные снаряды разорвутся здесь через 5–7 минут. Не верит. Пользуясь отсутствием личной радиостанции у командира роты, запрашиваю у командира отряда разрешение на смену позиции. Получаю добро. Ротному сообщаю, что командир отряда приказал выдвигаться к нему.
Скрытно покидаем свои позиции, спускаемся вниз по противоположному от зеленки склону.
Сзади в ста метрах гремит взрыв пристрелочного РС. Ротный удивленно смотрит на меня.
— Это пристрелочный, — спокойно комментирую разрыв. — Через минуту горку начнут ровнять остальные 11 эрэсов.
Тут же вершина горы покрылась султанами разрывов 107-мм реактивных снарядов, с воем и грохотом вонзающихся в землю.
— Один, два, три… десять, одиннадцать. — Поднимаюсь с земли и даю команду группе на выдвижение.
Все 11 реактивных снарядов, оставшихся в пристрелянной 12-ствольной пусковой установке, «духи» положили на вершину горы, на которой находилась наша группа 2 минуты назад…
— Ты был прав. Рули, Шурик, — сказал догнавший меня командир роты. С тех пор фраза «Рули, Шурик» стала крылатой. Я и мои товарищи часто употребляли ее вплоть до 1993 года, когда наши служебные дороги с Александром Кухтиным разошлись.
На хребет к основным силам отряда мы поднялись с наступлением сумерек, а ночью ушли вверх по хребту на площадку эвакуации. Оставшееся до рассвета время группа коротала, прилагая все усилия, чтобы не замерзнуть. Одеты мы были легко, на ночевку в горах не рассчитывали, а налет планировали провести за 2 часа. Увы, в последующие годы службы на эти грабли приходилось наступать еще не раз…
Вертолеты мы встретили с первыми лучами солнца, неизвестно чему радуясь больше — солнечному теплу или эвакуации.
Итогом налета стали захваченные два китайских ПЗРК «Хуньинь-5» (аналог «Стрела-2», СССР), пулемет ПКМ, 4 РПГ, 2 автомата и 2 карабина, около двух тонн противотанковых мин, 107-мм реактивных снарядов, выстрелов к РПГ и минометных мин. Боеприпасы мы уничтожили подрывом.
Это был последний налет, проводимый разведчиками 154 ОоСпН с применением вертолетов. Вскоре на такой способ вывода разведорганов спецназа в район проведения налета был наложен запрет. Причиной тому стало большое количество у афганской оппозиции ПЗРК «Стингер» и других зенитных систем оружия.
Именно «Стингеры» вынудили наше командование принять решение на проведение описанного налета.
По имеющейся информации, на складе должны были находиться именно американские ПЗРК, захват которых тогда для всего Ограниченного контингента советских войск в Афганистане был задачей № 1.
Автор :Александр Мусиенко
https://milwatches.ru/zhurnal-bratishka-arhiv-po-godam/2011/...
Показать полностью
1
Ларек (Одесса, 1924)
Советские лозунги
Показать полностью
1
"Сухум в Москве"
15 мая 1935 года в Москве появилось чудо, благодаря которому жители и гости города смогли ездить "от "Сокольников" до "Парка" на метро...".
Но это большое чудо, а маленькое было в самих павильонах. В город пришли совсем почти американские торговые автоматы. К слову, Ильф и Петров писали в одном из фельетонов тех лет о какой-то патологической страсти хозяйственников любые помещения украшать пальмами, часто "грязными и пыльными", чтобы потом в газете появился снимок под названием "Сухум в Москве".
Метрополитен этой участи не избежал ) Снимок 1935 года.
«Дураков не сеют и не жнут»: имя этого международного преступника было нарицательным
Имя международного преступника, отставного корнета Савина, известного также как граф де Тулуз-Лотрек, много лет не сходило с газетных страниц Европы, России и всего мира.
Николай Савин прожил долгую и бурную жизнь, наполненную громкими скандалами и аферами, за которые он отсидел в общей сложности 25 лет. Наделенный множеством талантов, главный из которых – криминальный, он не единожды был безмерно богат, но умер в нищете.
Биография Николая Савина, дошедшая до потомков, составлена в основном с его рассказов. А он, как известно, был вралем почище, чем барон Мюнхгаузен. И сам верил в свои выдумки.
Известно, что родился он 11 января 1855 г. в семье отставного поручика Герасима Савина.
Учеба не задалась – из московского Катковского лицея сбежал после того, как его высекли за шалости розгами. Из петербургского Александровского лицея, куда поступил, был отчислен. Подался в армию – юнкером в конную гвардию. И началась разгульная жизнь! В итоге после громких скандалов его перевели в Гродненский гусарский полк.
Долги тяжкие
Справедливости ради стоит сказать, что Савин в армии не только пил вино, дрался и волочился за женщинами. В 1877 г. он добровольцем воевал в составе 9-го армейского корпуса в Болгарии во время Русско-турецкой войны и показал себя храбрым воином, был ранен под Плевной. Если бы не криминальная жилка, из него вполне мог бы получиться геройский офицер. Из армии его уволили за аферу – пытался получить страховку за свой сгоревший дом, который он сам же и поджег.
Правда, это была не первая афера. Первый крупный скандал разразился тремя годами раньше, когда Савин служил адъютантом у великого князя Николая Константиновича, племянника российского императора Александра II. У матери великого князя пропали дорогие бриллианты, украшавшие оклад иконы. Полиция нашла камни в одном из ломбардов Петербурга.
Тут и выяснилось, что заказчиком кражи являлся великий князь, которому деньги были нужны для танцовщицы Фанни Лир, окрутившей его. Подозреваемыми по делу проходили и адъютанты, в том числе Савин. Дело замяли, великого князя объявили душевнобольным, а Савин просто вылетел со службы.
В декабре 1881 г. Савин уехал в Париж, где объявил себя политэмигрантом.
В многочисленных газетных интервью рассказывал, что деньги от украденных бриллиантов якобы предназначались для целей революции. Скоро он стал очень популярным, жил на широкую ногу, не вылезал из казино в Ницце и Монте-Карло.
Правда, после серии громких скандалов его перестали пускать в казино, но Николай и на этом наварился – закатил скандал на входе, пообещал раздеться догола и орать, что его здесь обобрали.
Требовал тысячу франков откупных и получил желаемое. Он приладился бесплатно обедать в самых дорогих ресторанах без копейки в кармане. Плотно поев, Савин подкладывал в десерт засахаренного таракана и устраивал скандал, после чего уходил, не заплатив.
Со временем жить в Париже он уже не мог – слишком многим тут задолжал. А потому, попав в тюрьму за избиение полицейского, Савин сбежал и укатил путешествовать по Европе.
Контрагент и скрипка Страдивари
«Всплыл» корнет Савин и во Владивостоке, осенью 1893 г. Здесь за пару месяцев ему под свои прожекты удалось выманить у местных предпринимателей немалые суммы.
Кроме того, он заключил фиктивный контракт с неким железнодорожным подрядчиком и приобрел полномочия «контрагента строителей Сибирской железной дороги», что очень пригодилось ему в Штатах.
«Небезызвестный горожанам Савин, бывший корнет и воспитанник Пажеского корпуса, герой громких уголовных процессов в Париже, Лондоне и Берлине, теперь напоминает о своем существовании из Сан-Франциско, – писала владивостокская пресса. – В этом огромном городе он нашел людей, которые оказались не прочь поживиться за счет «контрагента строителей Сибирской железной дороги», обильно снабдившего их фальшивыми чеками на владивостокское отделение банка».
Второй раз во Владивостоке Савин вновь появился уже через 30 лет.
«Не могу удержаться от рассказа об одном человеке, подвизавшемся во Владивостоке во времена власти японцев, – вспоминал один из видных большевиков Приморья. – Вместе с белой армией докатился до Владивостока некий корнет Савин, настоящее имя которого было, по утверждению, «граф Тулуз де Лотрек». Будучи уже немолод, он почему-то продолжал оставаться корнетом.
О нем писал еще Гиляровский, и он был известен тем, что сумел в свое время два дня пробыть на болгарском престоле, а также продать некоему заезжему иностранцу дом московского генерал-губернатора (ныне здание Моссовета).
Похождения корнета Савина в белогвардейско-японском Владивостоке были, конечно, попроще, но тоже довольно изобретательны. Так, он продал крупнейшему комиссионному магазину некую скрипку, выдав ее за скрипку Страдивари. Магазин скрипок на комиссию не брал, но корнет уговорил хозяина выставить ее в витрине с надписью «Скрипка Страдивариуса» и утверждал, что знатоки оторвут ее с руками. Цену за скрипку корнет назначил 15 тыс. иен.
Хозяин принял скрипку условно и выставил ее на витрине. В последующие два дня в магазин один за другим зашли два элегантно одетых посетителя, попросивших показать им скрипку и осведомлявшихся о цене. Первому из них хозяин назвал цену 18 тысяч иен, второму – глаза разгорелись! – 25 тысяч иен. Оба пробовали скрипку, выразили свое восхищение, дали задаток (первый – 2 тысячи, а второй – 3 тысячи иен) и просили оставить скрипку за ними.
А еще через день явился сам корнет Савин и озабоченно сказал:
– Обстоятельства складываются так, что я должен срочно уехать. Придется мне забрать скрипку. Сколько я должен вам за услуги? – И полез в карман.
– Я покупаю скрипку за вашу цену, – объявил хозяин магазина.
– Как вам будет угодно, – вежливо ответил корнет Савин, получил деньги и ушел. Разумеется, скрипка ничего общего со Страдивари не имела, и своих элегантных покупателей хозяин больше не видел».
Второе мошенничество уже совсем мелкое, однако по остроумию своему соперничает с выходками Остапа Бендера. Во Владивостоке в ту пору были две сапожные мастерские высшего класса, способные удовлетворить претензии самых богатых и франтоватых офицеров. Корнет Савин зашел в одну из них и заказал пару лакированных сапог по своему рисунку.
Затем он зашел в другую мастерскую и заказал точно такую же пару сапог. С обеими мастерскими он договорился, чтобы заказ был принесен к нему в гостиницу ровно через неделю, только первой мастерской указал время 10:00, а второй – 11:00. Он предупредил, чтобы сапоги были принесены без опозданий.
Все было сделано так, как потребовал заказчик. Ровно через неделю, в 10 часов, мастер принес ему сделанную в первой мастерской пару сапог. Корнет примерил сапоги и нашел, что левый сапог немного жмет.
– Поставьте его на ночь на колодку, – распорядился он, – а утром принесете.
Точь-в-точь такая же беседа произошла у него через час с мастером из второй мастерской. Только на этот раз «жал» правый сапог. Мастер ушел, унося его с собой, а Савин, соединив таким образом пару бесплатных сапог, обулся и покинул гостиницу».
Харбинские похождения
В 1916 г. в Харбине объявился высокий представительный старик с военной выправкой. Он явился к С. А. Макарову, директору громадного универсального магазина «Чурин», и предложил большую партию золотых часов по смехотворно низкой цене.
Он показал образец часов – золотых, с клеймом швейцарской фирмы Павла Буре, а также оплаченный счет, накладную на вагон и свидетельство страховой компании. Осведомившись, куда выгружать часы в случае согласия с ценой, гость попросил аванс. Макаров заказал две чашки чая и, вызвав мальчишку-посыльного, дал тому задание узнать на станции про эти вагоны.
Через три часа, когда Макаров и гость все еще вели переговоры, раздался телефонный звонок. Приказчик рассказал, что справлялся на товарной станции насчет вагона с золотыми часами, и начальник станции обозвал его дураком: вагоны стоят открытые на запасных путях, в них уголь, кирпич, камни. Что касается указанной в документах страховой компании, то она прекратила свое существование восемь лет назад.
Макаров выгнал представительного старика со словами: «Вон! Мыльных пузырей не покупаю. Я вам не американец!» А скоро в русской газете, издаваемой в Харбине, появилось объявление: «Соотечественники! Один тип, который продал Зимний дворец американскому миллионеру, осчастливил своим присутствием наш город. Предлагает вагон золотых часов. Остерегайтесь!»
Последний путь
А в октябре 1916-го газета «Дальний Восток» писала:
«В Харбине задержан известный международный аферист корнет Савин, де Тулуз-Лотрек, именующий себя французским графом, близко знакомым со всеми коронованными особами и министрами.
В последнее время Савин, осужденный за ряд авантюр и подлогов, находился на поселении в Нижнеудинске, откуда бежал и направился через Читу в Маньчжурию. В Харбине был установлен надзор за гостиницами. 6 октября в гостиницу «Гавай» явился господин и занял номер. Утром около гостиницы ему предложили последовать в участок. К чинам полиции задержанный обратился на английском языке и потребовал объяснения, на каком основании арестовали его, американского гражданина. Он был доставлен в сыскное отделение, где ему была предъявлена карточка «корнета Савина». Арестованный сознался, что он действительно корнет Савин».
При обыске у него был найден подложный паспорт на имя Шперлинга. 62-летний граф, как писал «Дальний Восток», был бодр и энергичен, ему нельзя дать более 40 лет.
В начале декабря 1916 г. газета опять вспомнила о корнете: «С последним этапом отправлен в Нижнеудинск задержанный в Харбине корнет Савин. Интересно, между прочим, что он предлагал заграничным изданиям купить у него мемуары за 1 000 000 рублей. Сделка не состоялась».
В конечном итоге Савин попал в тюрьму, откуда был освобожден Александром Керенским и направлен как «офицер конной армии» в Японию, где должен был сообщить якобы имеющийся секретный план Временного правительства для помощи в завершении войны с Германией.
Попав в Японию, обосновался в Осаке как представитель русско-японской фирмы «Такай и Ко», пытался склонить Японию начать военные действия на Дальнем Востоке, чтобы сломить большевистскую власть.
Через Иокогаму в 1918 г. перебрался в Шанхай, где и дожил свой бурный век. Здесь он, в совершенстве и без акцента владея пятью языками, ходил в порт, знакомился с моряками, водил их по злачным местам, рассказывая о себе трогательные истории: яхта затонула в бурю, обокрали китайцы…
Англичане, французы, немцы, итальянцы – все принимали его за земляка и подавали по мере возможности. В портовых кабаках за приведенных двух иностранцев ему наливали стакан водки…
Скончался Савин в Шанхае в нищете от цирроза печени в 1937 г.
Автор -Юрий Уфимцев
Показать полностью
1