dedygan

Утро. Солнечное утро. И что? Нет, не радует. Такое утро редкий гость в ноябре. Но нет, не радует. Одеяло долой. В спальне зябко и хочется укрыться снова, но нельзя. Впереди день, куча дел и никто их не решит кроме тебя. Бег. Бег в ванную, в душ. Привести себя в порядок сбрить сон, смыть лень. Не забыть бы зубы и уши. Вроде готов. Вещи! Шкаф.

— Так, что есть поприличнее?

Штаны и рубашка. Сойдет. К ним носки и галстук. Приличный комплект складывается.

Снова бег. На кухню. Завтрак? Нет времени. Максимум кофе. Какая мерзость. Надо сменить сорт, или может помыть саму кофемашину? Нужно напоминание. Записал.

На холодильнике записка:

“Забери сегодня дочку с садика. Целую”.

Это многое усложняет, но ничего, прорвемся. Сын уже ушел в школу. Раннее занятие, экспресс программа обучения. Требует денег, но будет больше знаний. Хорошая инвестиция в его будущее. Только-только пятый класс? Уже думаем про университет. Дальновидно. Как время-то летит...

Дальше обувь, пальто и шарф. Немного небрежно, но я же не на торжество собрался.

Лифт, двор и вперед к метро. Пусть оно и отправляется каждые три минуты, но спешу как в последний раз. Неужели у меня в руке последний билет на последний поезд в счастливое будущее?

Телефон уже разрывается от сообщений. На ходу пролистаю, так в нашем мире принято. Какая-то пицца, оформи кредит, акция — все в мусор. Рабочий чат лениво просыпается. За спинами одиночных и однострочных приветствий чудится мне рёв надвигающейся бури. Чудится ли?

Сообщение от дочки. Огромное количество картинок со слезами и гневных рожиц молчаливо вопят:

“Папа позвони!”

Это не терпит отлагательств. Набираю...

На другом конце провода слезы, с паузами на сбивчивый рассказ. Между шмыганьем носа и растянутыми словами пробивается суть проблемы. Какая-то, не то Таня, не то Аня с товарками, отобрала... Что? Куклу? Игрушку? Неважно, ребенок плачет. Успокаиваю, уговариваю.

— Вечером пойдем в твоё любимое кафе, и купим самое большое-пребольшое пирожное, и большой стакан лимонада, твоего любимого. А после, может быть, и в караоке завернем.

Похоже подействовало, она немного успокаивается. Голос становится ровнее, обида затихает. Много ли надо для счастья в детстве? А во взрослости? Прощаемся. Звонок окончен. Надо оставить напоминание.

“Позвонить родителям этой Тани-Ани, чтобы они немного осадили свою доченьку”.

Метро проглатывает меня. Переход, турникет и ступеньки. Станция заполнена такими же, как я, бегущими людьми, мужчинами и женщинами. Кто-то читает книгу, кто-то уткнулся в телефон, многие в наушниках. Головы втянуты в плечи, спины немного сгорблены, нервное топтание на месте. Я не исключение. Бег не позволит стоять спокойно. Тут так принято.

Немного задумался и уже внутри вагона. “Доброжелательная” толпа внесет тебя в вагон. Без вариантов. Вагоны тоже бегут. Шум заполняет все вокруг, спорить с ним бесполезно, потому все едут молча. В один миг шум исчезает.

Мы выехали на мост. Солнце никуда не делось, оно одаривает реку миллионами солнечных зайчиков, пляшущих на холодных волнах. Большая река в городе это счастье. Её разрезает большой остров, редкие деревья сохранили остатки красно-желтой листвы. Сам он красуется темной кляксой на фоне неё, отражающей последнее в этом месяце ясное небо. Завтра передают дожди. То тут, то там к острову привязаны лодки. Рыбаки сонно несут свой дозор на молчаливой охоте, в надежде получить речные дары. Странные, едва ли рыба может ловиться при такой погоде. Но я не рыбак. Как знать, как знать. За рекой простирается город. Разнообразные дома, несколько предприятий, трубы, пара мостов, голые деревья. И так до горизонта. Город подпирает небесный свод, словно греческий атлант. Мне кажется, что моё лицо озаряет едва уловимая улыбка. А если посмотреть вокруг, то многие из пассажиров неосознанно расправили плечи, их лица стали чуть светлее, чуть спокойнее. Река лечит раны? Наверное... Нет, всего лишь фантазии

Великолепная картина в одночасье сменяется темнотой туннеля. Снова шум. Закладывает уши, давит прессом и заставляет сутулиться. Рабочий чат открывает второй акт ежедневной трагедии. Начальство активно раздает распоряжения. Пустые, и от того раздражающие, ехидно приправленные странными шутейками. Неужели в Академии Начальства есть целый курс корпоративно-приемлемых шуток? А если и есть, они что не могут нанять нормального преподавателя?

Так, добрались и до меня. Указания неполны, бесит. Уточняю, уточняю. Замолчали, ждут правильного ответа. Едва в голове родилась фраза, телефон начинает разрываться

— Милый привет, нас вызывают в школу.

— Что случилось?

Мы кричим друг другу, силясь преодолеть шум. С трудом, но получается.

Начальство подождет, от него не убудет. Вопиющая смелость с моей стороны, могут быть проблемы потом. Но то потом.

— Наш охламон подпалил кактус в кабинете директора. Я подменюсь, схожу, но надо будет вечером с ним поговорить. Как ты умеешь, строго и с расстановкой.

— Подпалил кактус? Могёт. Растет смена

— Это не смешно. То же мне Питер Пен. Ладно, целую. Пока-пока.

Отключилась. Следом прилетает сообщение. “Весь в отца, и что мне с вами делать?”

Хочу ответить. Надо ответить, но вот моя станция, медлить нельзя. Пропустить её, это считай десять штрафных минут. График просчитан поминутно. Любое промедление смерти подобно.

На платформе толкучка, марш пингвинов в сторону эскалаторов. Марш медленный, но неотвратимый. Некоторые излишне ретивые спешат больше остальных. Протискиваются, пытаясь вырваться из этого плена быстрее. Они вызывают лишь раздражение. Всем душно, всем надо, все спешат. Тут так принято. Куда вы претесь? По головам…

Начальство устало ждать. Телефон снова жужжит от гневных сообщений. Пока томлюсь на эскалаторе надо ответить, потом будет некогда…

Ответ набирается быстро, благо достаточно стандартных фраз. Из раза в раз…

— Да, понял. Да, сделаю. Как только будет готово, сразу же напишу. Конечно. Срочно, понимаю.

Куда вы спешите, начальство? До начала рабочего дня еще двадцать семь минут. Неймется вам…

В нос ударяет почти забытый аромат надкушенного свежего яблока.

Мы такие таскали из соседского сада, будучи совсем малыми шалопаями. Летом многих из нас родители спроваживали в село. Подальше от города, да и просто чтобы передохнуть, хотя бы несколько месяцев. Каждый раз это происходило примерно одинаково. Мы ехали на автобусе, реже на попутной машине, несколько часов. Обида от того, что ты едешь в ссылку, проигрывала битву всему тому, что проносилось за окном. Бесконечные поля, полосы леса, редкие речушки. Села, в которых ты никогда не побываешь, но мог бы найти там сотню другую друзей. Автобус кряхтит и поскрипывает, прорываясь сквозь это загадочное великолепие. Что там за этим полем? А за этим? Куда тянутся эти провода? Водится ли в этой речушке такая же большая рыба, как на папиных фотографиях? Временами автобус останавливается, кого-то высаживает, кого-то подбирает. В какой-то момент приходит наша очередь. Со скромными пожитками мы оказываемся на остановке. За спиной шумная трасса, навстречу нам небо и поле. Нас встречают —- бабушка, иногда с дедушкой(ему тяжело ходить). Иногда, до кучи, приходят тети и дяди. Они тоже привезли своих детей в село. Взрослые шумно и весело общаются, и мы неспешно выдвигаемся к дому. Мне задают стандартные вопросы, но отвечая на них, я испытываю неподдельное чувство гордости.

— Уже третий класс. -- а это не просто так — Совсем взрослый

— А еще пятёрку по математике за год получил. И велосипед мне купили. Красный, с блестящей фарой на динамо машинке.

В доме нас сажают за стол, кормят, потом отпускают гулять. И никто из детей не останется за столом. Шутка ли? Кругом столько интересного, волшебного и неизвестного. Залезть бы на чердак… Но потом, когда все разойдутся. Вечером, как обычно, родители уезжают в город. Отводят тебя в сторону, говорят про работу, и про то как любят, но не могут остаться.

—Понятное дело, я вам надоел, вы от меня устали.

Ну и ладно! Назло вам мне тут будет так хорошо без вас, что вы обзавидуетесь. Немного погрустить для виду, так как на следующий день начнется настоящее волшебное приключение, длящееся целую вечность, до конца августа. Поля кукурузы, большие коровы, рыбалка на озере и поход на другой конец села — не счесть того, что ты успеваешь там за это время

Источник аромата проплывает вниз, в то время как я плыву вверх. Встречные пассажиры метро сосредоточены. Кто на своих проблемах, кто на будущих делах, а кто на своих воспоминаниях. Последние выделяются тем, что их лица выражают, отличные от принятых тут, эмоции: серьёзности и сосредоточенности

И снова бег. Турникет, двери, переход. Толпа движется свободнее, но не так быстро, как хотелось бы. Слава богам, рабочий чат молчит. Все усердно трудятся, выполняя важные поручения, ну или если бездельничают, то не афишируют этого. Ступеньки, дневной свет, я рядом с большим бульваром. По нему несутся машины, автобусы и прочий транспорт. Какое-то кафе зазывает посетителей музыкой. Мимо проносятся прохожие, громко кричащие в свои телефоны. Они силятся перекричать всех вокруг, включая себя. Глупцы!

Я тороплюсь в сторону офиса. Осталось четырнадцать минут. Телефон разрывается. Дочка. Что опять? Аня-Таня?.. Снимаю трубку:

— Папа привет, -- голос бодрый, уже хорошо — мы сегодня с Таней, хотим пойти на день рождение к Виталику.

— К какому Виталику?

— Папа, не начинай, мне нужно немного денег… На подарок

— Но мы же хотели пойти вечером в кафе…

— Папа, ты что? Я же уже не маленькая! Еще скажи, что будем там петь караоке, и есть сладости.

— Ну вроде такой план был…

— Так я пойду?

Похоже я потерял нить разговора:

— Куда?

Я прям ощущаю, как она театрально поднимает взгляд к небу

— Арррггх! -- обиженно -- Папа! Ну к Виталику, на день рождения. А с тобой сходим в другой раз. Хорошо?

—- Ллаадно.

Она отключилась. Следом падает смс “200. Люблю тебя”

Да уж. Тороплюсь. Как я мог забыть про Виталика. Она этих Виталиков меняет как перчатки. Надо будет вечером поговорить, что это не очень хорошо.

Унылое офисное здание пытается выглядеть радостно и нарядно. Но всё это фикция. Автоматические двери пускают меня внутрь. Зал, слева лифты, справа стоит пузатенький охранник. Старается выглядеть грозно. Он здесь власть! Но выглядит это смешно и нелепо. Инспектор Гроза. Сбежать? Мысль очень заманчивая, но… Но возле лифта замечаю коллег, теперь точно пути к отступлению отрезаны, моментально доложат куда надо. И никакие отговорки не помогут. Ладно, только вперед. Привет-привет, как дела, хорошо, полет нормальный. Еще пара дежурных шуточек. Мой этаж. Огромное пространство зала залито светом ламп, десятки небольших кабинок расположены в нем, простираясь до самых окон. В каждой томится свой узник. Некоторые все еще пусты, но это ненадолго. Осталось три минуты. Кто не успеет, тот сам себе злой Буратино. Прохожу к своей. Бросить дипломат, поставить телефон на зарядку, включить компьютер. Самые хитрые не выключают вечером, но начальство ругается. Что ж, отныне я узник без кандалов, в своей камере без дверей. Это моя роль до пяти вечера, с небольшим перерывом на обед.

Почта, отчеты и записки. Все сливается в бесконечный поток действий, смысл которого будет непонятен большинству случайных посетителей, как и большинству сотрудников. Вот техническая записка. Доработать, оптимизировать, уложиться в сроки. Начальство периодически пинает через чат, или что хуже, радует личным визитом. Кажется, если их поставить следить за беременными женщинами, то младенцы начнут появляться с опережением графика на пару месяцев, и сразу подготовленными, в шапочке. Ибо ноябрь. Холодно.

Отчет сохранен и оправлен. Теперь в архив, потом обратно. Запылённый, но с добычей вернулся на место. Чихнуть от пыли и затхлости — традиция, чихнуть дважды, тоже можно.Еще один готов. Сохранить и отослать. Можно потянуться до хруста в спине. Спина отозвалась недовольно, с болью… Да-да старые раны, но зачем же их тревожить?

Это ж надо было такое учудить. Май месяц, второй курс, мы расположились в парке, что бы прогулять лекции. Мы студенты, тут так принято. Солнышко греет нам спину, мы пьём холодное дешевое пиво, заедая какими-то странного вида чипсами. Мы короли мира. Шутка за шуткой, глоток за глотком, очередной день проплывает мимо. Мы все стоим на пороге великих свершений под неодобрительными взглядами пенсионеров. Мы наблюдаем за ними и шутим, они наблюдают за нами и ворчат. Но чаще мы наблюдаем за хорошенькими девчонками, которые проплывают туда-сюда. Неожиданно откуда-то появился заплаканный мальчик. Дети нередко имеют хорошо развитый навык появляться внезапно. Этот мальчуган из таких. Несмотря на рев и растянутые слова, стало понятно, что я теперь не иначе как “Дядя”. Это льстит. А еще, что мне, “Дяде”, надо снять котика, который по своей “кошачьей мудрости” вылез на дерево, и теперь сильно нуждается в помощи. Конечно же, после титула ”Дядя”, и плескавшегося внутри пива, никто бы не посмел отказать. Мы пошли за ним, шли недолго. Дерево оказалось не то что бы высокое, но внизу веток не имело, так что одному не справиться.

— Ну-ка подсадите.

Друзья, кто сгорбился, кто подставил руки… Раз, два, зацепился за ветку, чуть подтянулся. Тело движется вверх, дело движется вперёд к успеху. Вылазки в сад соседа не прошли даром. Но половина дела это залезть наверх, надо еще спуститься, да не одному, а с шерстяным засранцем, который засел почти что на самой верхней ветке и истошно орёт. Добравшись до него, протянул руку. Жалобное мяуканье сменилось грозным шипением, а моя ладонь получила первую боевую рану в этой схватке. Было очевидно, что посадить его под мышку, и ползти вниз дело гиблое. О чем я незамедлительно сообщил вниз. Немного посовещавшись, мои друзья куда-то подтолкнули черноволосого парня. Забыл его имя. Мне же наказали сидеть смирно, кота не трогать и ждать. Ну и, до кучи, добавили инструкцию: молиться, поститься, и слушать какое-то радио. Радовеж? Рамонеж? Не помню. Я же в ответ высказался в духе того, куда они могут незамедлительно направиться, как только все это безобразие закончится.

Гонца не было минут пятнадцать. На раскачивающемся дереве сидел я, напротив меня сидел кот. Кот, который жаждал помощи, но отказывался ее принимать в любой форме. Внизу стояли мои товарищи, постоянно высказывая какие-то шутейки в мой адрес, от чего задорно начинали смеяться. Немного в стороне стоял пацаненок, который приволок нас сюда, и с интересом наблюдал за всем происходящим. Не ревёт, и на том спасибо…

—Ты идешь?

— А, что?

— Не тормози, у нас совещание

Черт! Блокнот, ручка и бейдж. Надо бежать. Никто не любит подчиненных, опаздывающих на совещание, даже если оно суть — чистая формальность. Дисциплина. Дисциплина наше всё! Монотонные речи, доклады, какие-то графики и показатели. Мне бы уйти, у меня там запрос необработан, а он срочный. Нет, нельзя. Совещание это важно. Запрос важнее сейчас. Нет, сиди. Образовалась пауза. Новый докладчик подключает свою презентацию. Тишина поглощает всех, кто в зале. Так нельзя!

Телефон спешит на помощь, его трель молотом разбивает купол тишины на мелкие осколки, которые беззвучно сыплются на пол. Босс гневно ищет того, кто провинился. Да, это я. Да, это мой телефон. Только срочные звонки, я выйду

— Ало!-- я раздражен. Выволочка от начальства гарантирована

Женский противный голос вещает с той стороны

— Удобно говорить? -- слушаю в пол уха, так говорят старые сухие тетки, обиженные жизнью. Голос продолжает:

— Вам нужно срочно приехать в школу. Ваш сын избил другого ученика!

Очень не вовремя. Она что-то говорит про недопустимость такого поведения, исключение и прочую муть, которая к делу не относится:

— Да, буду в течение часа

Бросаю трубку. Сил нет дальше слушать поток сознания с другой стороны провода.

Уверен, что она уже в пустоту добавила “ХАМ”. Но надо ехать. Деваться некуда.

Бегу к боссу, с виноватым видом отпрашиваюсь. Уверяю, что все отработаю и компенсирую. Меня отпускают, что странно. Рабочее место, схватить пальто, дипломат. Вспоминаю про важный запрос. Пишу, оправдываюсь:

— Ждите

Добираться в школу транспортом долго. Такси. Оно мчится сквозь город как пуля, часто не по правилам, но мне все равно, штрафы придут не мне. Времени в обрез, его никогда нет. Тут так принято. Снова телефон.

— Привет, милая! Да, звонили. Да, еду. Да разберусь, не волнуйся... Никто его не исключит, и на учет не поставит. Ладно, целую.

Таксист вслушивается в мой разговор. Чего ты вслушиваешься? Это не твоего ума дело. Начинает выпытывать, только этого не хватало — настоящий полковник. Надо что-то предпринять. Между односложными ответами удается вставить реплику про бензин. Ура победа, теперь он будет сутки напролет рассуждать про цены на бензин и прочие свои любимые темы. Я же усиленно пялюсь в окно, покидая зал этого театра. Пусть это будет театр одного актера...

Наконец-то вернулся парень, имени которого я не помню. Он приволок большое покрывало. Где он его раздобыл — загадка. Пелена тайны, впрочем, быстро рассеивается. За ним семенит компания девчонок, которые видимо отдыхали недалеко на травке, и теперь тоже вовлечены в операцию по спасению пушистого мерзавца. Покрывало это хорошо. Осталось только спихнуть кота с ветки, и уповать на величие сэра Исаака Ньютона. Как бы это сделать, так что бы не убиться? Друзья, тем временем, растягивают покрывало, и начинают командовать процессом с Земли. Центр Управления Полетом, и никак иначе.

Я и так понимаю что требуется:

— Первый, Первый, я Ландыш. Вас понял, выполняю!

Ладно, подползем поближе. Котяра мелкий, но уже опытный, смекнув что к чему, сразу же начал пятиться.

— Вот же ж!.

Так дело не пойдет, падать вслед за ним, с обломившейся веткой в руках, не хочется.

Ладно, а если потрясти? Кота швыряет из стороны в сторону. С ветки сыплются листья, мелкие сучки и какие-то кусочки коры. Но кот не сдаётся. Гордый Варяг, блин. Мне что-то кричат снизу. Девчонки искренне переживают. Это видно по их глазам, и напряженным позам, в которых они застыли. Интересно, за меня переживают или за кота? Надоел он мне. Начинаю грозно смотреть на него и подползать ближе. Кот шипит, прижав уши. Не подходи…

—- Приехали...

Протягиваю деньги:

—- Сдачи нет!

Улыбается:

— Ладно, пусть будет без сдачи.

— Спасибо

Он доволен поворотом событий, но смотреть на его довольную физиономию неприятно. Ну и пусть. Пока, прощай.

Я несусь в школу. Холл, лестница, коридор, наконец-то, кабинет директора. Влетаю без стука. В кабинете директор, какая-то недовольная тетка, скорее всего звонившая мне, сын, и его визави со своей маман. По виду властная и грозная женщина. У сына разбита губа, его противник может похвастаться хорошим синяком под глазом и разодранной коленкой. Ерунда в принципе.Начинаются прения, не особо вслушиваюсь, что они смогут нового рассказать? Про кабинет милиции? Про учет? Про колонию? Про исключение? Тоже мне обвинители. Надоело! Поворачиваюсь к сыну:

— Зачем полез в драку?

— Он у мелких деньги отбирал

— И ты решил что должен разобраться?

— Учителя мне не поверили.

Я посмотрел на всех вокруг и остановил взгляд на юном рэкетире.

— Отвечай, было дело?

Иногда, очень редко, мне удаётся фирменный грозный взгляд. Жаль, что бывает это редко. Он что-то мямлит:

— Отвечай!

— Да.

Внутри прокатилась волна облегчения. Молодец сына, я в его годы был тем еще трусом. Сыну:

— Ты все правильно сделал, только в следующий раз бей аккуратнее.

Наступила пауза, наполненная молчаливым возмущением, готовая разразиться нешуточной бурей. Бью на опережение:

— Мы пошли, всем хорошего дня.

Началось. Завуч, которая мне звонила, и маман, наперебой, запинаясь, что-то гневно высказывают.

— Послушайте, ваш сын занимается рэкетом, так что давайте не будем усложнять!-- ору я.

Бросил взгляд на директора. Он выглядит сильно уставшим. Это твой крест мужик, разбирайся с ними сам. Сыну:

— Пошли

Вон из кабинета, молча минуем коридоры, лестницу, холл, вот мы на улице. Ты домой, я на работу. Горжусь тобой. Но вечером еще обсудим.

Снова в такси. В этот раз дядька приятный, просто ведет машину, с расспросами не лезет.

Отписался жене.

“Всё в порядке, ничего страшного не будет, парень молодец, вечером расскажу. Я в офис. Целую”

“Хорошо. Вы у меня оба молодцы. До вечера.”

Город проносится за окном, опять тянучка, небольшая авария. Уже третья за сегодня. Тут так принято. Вновь офис. Вызов на ковер, уже не страшно. Да. Да, понимаю. Да задержусь и отработаю. Какие-то доверительные речи. Чему вас в вашей Академии Начальства учат...

Ну что?

— Готов шерстяной комок ненависти?

Резким движением хватаю его за шкирку, и начинаю стягивать с ветки. Котяра орет дурным голосом, такой наглости от человека он явно не ожидал. Что именно орет?

— Режут! Убивают! Пусти меня! Ты не жилец!--наверное, что-то из этого, и немного больше.

Ура! Ветка отдельно, кошак отдельно. Прицеливаюсь…

— Бомбы сброшены!

Сэр Исаак Ньютон полностью оправдывает свой титул и репутацию… Кот плюхается в покрывало. ТачДаун как говорится. Теперь надо самому спускаться. Без сэра Ньютона, обойтись было бы прекрасно, он уже и так сильно помог сегодня. Ветка за веткой, я все ниже. Внизу идет бойкое обсуждение спасательной операции. Напряжение отступает, слышится смех.

В любой хорошей истории спасения всегда есть неприятный звук: “шорх”, или какой-то иной треск. Такой звук возвещает, что рано радуетесь ребята и сейчас будет больше драмы. В моем случае это был треск. Треклятая ветка не выдержала моего пристального внимания и, обиженно хрустнув, обломилась.

— Сэр Исаак Ньютон? Давно не виделись, моё почтение.

Придется сидеть допоздна. Романтический ужин придется отложить. Плохо. Звонить не хочу, такие звонки даются сложно, сообщением проще.

“Да, понимаю, день был сложный, держись. До встречи.”

Сообщение греет душу. Но снова в бой: заявки, отчеты, проверить, сохранить и отправить. Вечное колесо сансары. Перетирает все внутри тебя: органы, косточки, мысли, эмоции, оставляя по итогу пустую оболочку. Оболочку, наполненную однородной пастой, которая давным-давно, этим утром, а может быть, и десять лет назад, была тобой. Но и оно устает. Останавливается иногда, когда за окном давно уже нет солнца, и небо черное, словно сажа.

Теперь можно домой. Стоит поспешить. Застать бы семью перед сном

Вещи в руки, выключить компьютер. Кто-то еще сидит, работает. Его проблемы. Лифт, я снова тороплюсь. В холле новый охранник, такой же пузатенький, как и тот другой, прежний. Так же пытается казаться важнее. Хорошего вечера, мистер Гроза№2.

Улица. Вечерний карнавал звуков, светящихся вывесок и праздно шатающихся горожан. И опять под землю, и опять в метро:,

— Давно не виделись. Нет, если на такси кататься никаких денег не хватит.

Вагон полупустой, можно бы присесть, но не хочется, несмотря на хоровод событий, и боли в спине. Лучше постою. В какой-то момент шум туннеля пропадает. Мы снова на мосту, но за окном тьма. Разглядеть речку, остров, горизонт решительно невозможно. Один только бисер огней города напоминает о том, что за окном что-то есть.

Родная улица и знакомые дома. Следующий мой. Не сбавлять шаг. Парадное, поздоровался с соседом. Грохочет старенький лифт. Ключи! Приготовить ключи, чтобы не трезвонить в дверь. Замок хороший, поддается быстро и без лишних страданий.

В квартире уже темно, похоже, все спят. Жаль. Спешил, да не успел. Аккуратно снимаю обувь, пальто и шарф, оставляю дипломат в коридоре. Стараюсь не издавать ни звука, чтобы не разбудить домашних. Крадусь тихонько в спальню. Сквозь большое окно пробивается косой свет от фонаря, благодаря которому можно разглядеть обстановку в комнате. Кровать. Сяду на нее. Надо бы раздеться.

— Как ты? — Сонный голос жены застает меня врасплох.

— Устал, сильно устал,

— Там есть еда, разогреть?

— Нет, не хочу, не стоит. Извини за ужин, получилось очень некрасиво

На удивление, ее голос не звучит враждебно, или обиженно, или не дай бог, безразлично. Сколько лет прошло... Он полон сочувствия и нежности, от этого внутри разгорается огонек восторга, и сжимается сердце так, что становится трудно дышать.

— Ничего страшного. Ложись, тебе надо отдохнуть

— Как твой день? Как домашние?

— Та вроде нормально. Дочку бросил ухажер, и ушел к ее подружке Тане, или Ане. Вечно их путаю. Я с ней поговорила, но ты завтра тоже поговори, ей сейчас нужна наша поддержка.

— Хорошо.

— Да, чуть не забыла, завтра сын приедет с женой в гости. У них какая-то большая новость... Похоже, у нас будут внуки.

— Как время летит, буду завтра пораньше,

Я прилег и обнял ее. Запах ее волос, размеренное дыхание. Неожиданно, она взяла мою руку, и крепко сжала ее. Держись, я рядом, мы вместе. От этого стало тепло и спокойно.

— А помнишь, как я свалился с дерева? А потом ты мне апельсины носила в больницу?

— Да, я тогда страшно испугалась. Дался вам этот кот...

— Если бы не он, все сложилось бы совсем иначе. И что бы я тогда делал? Да и некому было его спасать, пришлось нам. Кстати, новые таблетки для спины помогают лучше.

— Это очень хорошо, сможем больше гулять по нашему парку.

— Да, этого очень не хватает. Кстати, где этот пушистый парашютист?

Издалека донеслось, уже сквозь сон:

— Спал на кресле, тебя ждал. Сейчас придет.

Киев 08-21

Или вот детские фотографии с Санта Клаусом. Те что в супермаркетах делают… В сети часто попадаются фотографии плачущих детей. Кажется, чего тебе еще не хватает, несносный ребенок? Вот ты, вот эльф, вот Санта, подошел, сел на коленки, загадал желание, свободен. Жди как исполнится. А он недоволен, и еще вдобавок норовит вырваться. Это ты еще взрослой жизни не хлебнул, маленький негодник.

Но откуда слёзы то? Это ж не уборка в комнате, и не поход к стоматологу. Неужели, наши понятия о прекрасном настолько разнятся?

Оттого дети испуганно жмутся к родителям, в поисках защиты, от загребущих лап этого нарядного дядьки?

— Смотри кто это? Это Санта. Смотри какой нарядный. Иди, иди загадай желание, а мы тебя сфотографируем. Ты же хотел фотографию с ним.

Подбадривают мама или папа, одобрительно подталкивая мелкого вперед. Но он примерз к полу, стоит вцепившись в пальто или штаны родителя. Изо всех сил, стараясь стать совершенно незаметным, даже невидимым. ” А теперь не хочу”

— Давай, давай, — силой отцепляя твои пальчики от одежды. В голосе появляются нотки раздражения:

— За нами еще очередь, мы же не хотим задерживать очередь? Другие дети тоже хотят с ним сфотографироваться.

— Ну так пусть и идут. — в отчаянии, почти шепотом лепечет ребенок. Последний палец сдал свои позиции, и тебя толкают навстречу судьбе.

И слёзы, слёзы предательски начинают проступать, и нос требует обязательный отчаянный “шмыг”, а лучше два “шмыга”.

”Не мил мне больше белый свет”... И не радует купленный мишка, которому уже и имя придумано…

“О сколько приключений с нами не случится, милый друг...”

Несмелыми шагами, под одобрительное ворчание большого существа(в данный момент, никак не заслуживающего великого звания “Мама” или “Папа”), шаг за шагом ты идешь на казнь. И с каждым шагом Он всё ближе, и ближе, и назад не отступить, тылы больше не прикрыты, там стоят подельники Ужасного Санты: ”А когда-то я называл вас самыми, самыми лучшими, самыми любимыми, а теперь... Такая подлость, заговор и предательство.”

Толпа глупых детей, не ведающих о своей судьбе отрезала путь к бегству...

— Тебе понравится, — звучит из-за спины предательский голос. Красный монстр подключается к чудовищной трагедии, подбадривая манит. Не иначе, ему родители заплатили, что бы он забрал меня в свою страну, навсегда в рабство.

“Надо будет спросить у па… у этого существа, когда-то бывшим моим папой, что такое рабство”

В голову врываются страшные мысли:

“Они просто разлюбили меня, сдадут Санте, а сами пойдут и купят себе нового ребенка, Лучше, новее и красивее чем я“

Санта подаётся немного вперед, громом разносится по залу его отвратительное приветствие: Хо-Хо-Хо!!!

“Чёртов бармалей…”

— Ну, смелее, не бойся, я не кусаюсь — пытается успокаивать

Не будет от этого спокойнее. Он говорит, как наш стоматолог, а может это он и есть, просто маскируется, что бы словить меня и засверлить зуб? Ты поворачиваешься в надежде, что твои родители одумались, и хотят поскорее тебя забрать подальше от этого кошмара, спасти своего любимого мелкого, но нет. И ещё так наиграно добавляют, фальшиво улыбаясь:

— Подходи, не бойся, загадай желание. Вот и твой друг мишка ждёт, правда мишка?

А мишка молчит:

— Предатель!

— А потом сразу пойдем за мороженным. Ты же хочешь мороженного?

Мороженное. Вот почему нельзя сразу просто мороженного… Почему обязательно сначала должна быть казнь, а потом только мороженное? Запотевший большой стаканчик пломбира, слегка подтаявший, и банановое, и фисташковое, и три, нет, пять разных топингов, и обязательно орешки. Мысли о нем помогают сделать последние шаги, и вот тебя садят на колени доброго дедушки, и доверительно спрашивают:

— Что ты хочешь попросить у Санты?

А ты не хочешь ничего просить. Всё оказалось еще хуже, чем представлялось по дороге к нему, и уже не спасают мысли о мороженном. Большой стаканчик меркнет, и на глазах уменьшается. Топинги? Их не было вовсе. И вся эта прекрасная картина развеивается, как утренний туман, оставляя после себя горькое послевкусие…

“И тут обман”

Слезы текут рекой, и ты ревешь, преданный всеми, всем миром. Все ополчились на тебя, даже мишка без имени.

“Ты больше не достоин имени!”

— Ну-ну, не плачь, ну чего ты? — доносится откуда-то сверху…

От этого вопроса становится еще жальче себя, тебя схватили, и никуда от этого не деться. От Санты пахнет потом, кислой капустой, и дешевым виски, как будто бы заточения в плену на его коленях недостаточно.

“Надо будет спросить у бывшей мамы, что такое виски, и почему он дешевый”

Тем временем, лапища чудовища треплет тебя по волосам в попытке успокоить. Сейчас начнутся обнимания.

Обязательно надо обнять напуганного ребенка. Это что-то из разряда одиннадцатой заповеди? Ну вот, пожалуйста, как в воду глядел, ко всему прочему теперь еще и невыносимо душно. Плач переходит почти в вой, и ничто не в силах остановить его, только смерть!

Понимая всю тщетность каких-либо усилий, тебя все-таки отпускают. Экзекуция завершена, своим воем ты вырвал себе свободу. Вытирая рукавом слёзы, медленно бредешь вперед, навстречу улыбающимся существам, некогда бывшими твоим родителями, и к этому предателю мишке, который не может улыбаться, но точно в душе радостно ухохатывается с тебя несчастного, пережившего такой кошмар.

“Я вас не люблю…”

Подходишь к ним, что бы высказать в лицо прямо, без увиливания, всё что думаешь про них. А они тебе улыбаются, негодяи, но так как-то искренне, с любовью.

“Можете даже не пытаться своими наигранными улыбками заслужить прощение”.

А они улыбаются, да так, что святейшая ярость куда-то улетучивается. Сил, которые накопил для праведного гнева, всё меньше и меньше. Слезы сохнут так быстро, что диву даешься. Тебя обнимают и шепчут что-то неразборчивое, утешительное, что ты молодец, и что самый храбрый, и уж точно самый, самый любимый.

Становится понятно, что все закончилось, что ты спасен. Мишку Джека буду держать, какое-то время так крепко, что бы он, хотя бы немного, почувствовал то, как было мне там на эшафоте. Друг должен такие вещи знать и понимать, иначе что это за друг? Потом буду долго просить у него прощения, пока никто не видит. А пока…

А пока что надо… Надо показательно делать обиженный вид, не меньше трехсот тыщ мильёнов секунд. Но точно не менее десяти минут, иначе, большой порции мороженного не видать, как своих ушей.

— Да, Джек?

“Сложная жизнь детей”, глава 5, часть 1.

В противовес таким фотографиям попадаются иные. На них ребенок стоит рядом с Сантой, или сидит у него на коленях. Он всем своим видом показывает: смотрите, я не истеричка, как вот тот сопляк, который устроил спектакль парой минут ранее.

Это правда, такие есть. Их не так-то и много, в голосящей толпе идущих на казнь карапузов, но они есть.

Они выгодно отличаются от остальной разношерстной очереди. Будущие великие политики, генералы, инженеры, и просто успешные бизнесмены. Непоколебимые, всегда на чеку, чужого не затребуют, но и своего не отдадут.

Этот выразительный, громкий взгляд, на непоседливого нарушителя сзади, которому неймётся побыстрее попасть к Санте.

“Быстрее чем будет, не будет.”

Так смотрят учительницы по математике и важные начальники. Взгляд, осаждающий со стопроцентной гарантией, заставляющий вспомнить, и занять отведенное тебе место, на задворках мироздания.

И такой же громкий пронзительный взгляд в сторону родителей:

“Нет, ну вы только посмотрите на этого…”

Если внимательно наблюдать, то в этот момент родители, как правило, преисполняются тщательно скрываемого возмущения, сменяющимся гордостью за своё чадо, за его будущее.

“Да, шалопай! Куда смотрят родители. Наш малыш великолепен, с такими данными, далеко пойдет.”

А если родители упускают этот момент, то их отпрыск обреченно вздохнет.

“Ничего вы не понимаете, тоже мне, родители, сколько можно витать в облаках?”

Закончилось очередное представление обреченного на казнь, очередь делает шаг вперед.

Этот шаг для главного героя, преисполнен достоинства.

“Цель будет достигнута, любой ценой, я непоколебим, я скала”:

Еще один маленький шажок для ребенка и будущий гигантский прыжок для всего человечества...

“Вы видели, этот шаг балбесы? Куда вы смотрите?”

Конечно, остальным детям не до этого сейчас, у них своя жизнь. Они ждут своей очереди, копошатся, переступая с ноги на ногу, и нервно осматривая зал. Не иначе, на Санту сейчас охотятся злые ниндзя, готовые похитить его в следующий же миг, испортив праздник

“Балбесы! Бесцельно суетитесь. Зачем?”

Наконец-то цель достигнута. Эльф приветственно машет рукой, предлагая подойти к Санте, и загадать желание.

“Вот цель ради которой я здесь. Я все сделаю на высшем уровне. Это мой бенефис”,

Четкими шагами отмеряя дистанцию, он продвигается к цели. Так ступают короли, входя в тронный зал на церемонию своей коронации. Родители светятся гордостью, даже Санта, что-то подозревая, выпрямляется:

— Ну что ж подходи, наверное, на колени садить не буду. Становись рядом. Как тебя зовут?

Любое, даже самое несуразное имя будет произнесено с чувством полного достоинства, и полным пониманием, что не имя красит человека…

Любые попытки пошутить над неудачным именем, застрянут в горле

“Садиться на колени? Зачем эти сопли, оставим их недалеким. У меня есть Цель, я тут ради Нее”

— Что же ты хочешь попросить у Санты?

Неважно, что именно будет озвучено. Новый пони, велосипед, или всемирное господство, это будет озвучено шепотом на ушко, но так, что Санта удивленно вскинет брови, а иной малодушный невольно поперхнется и закашляется, ибо четкость постановки желания, повелительный тон, и абсолютная, непоколебимая уверенность в успехе мероприятия, не оставит и тени сомнения, что желание сбудется.

Такую просьбу не хочешь — выполнишь.

Желание загадано, щелчок затвора фотоаппарата. Миссия выполнена. Но это еще не все, нужно остаться верным себе до конца. А это значит, что бежать к родителям и радостно, задыхаясь, обо всём рассказывать совершенно недостойно, недопустимо. Мой бенефис еще не окончен. Отрепетированной, выверенной походкой проделать путь от Санты до мамы с папой. В конце бросить мимолетный взгляд, полный сочувствия на следующего малыша в очереди

“Неужели ты думаешь, что после всего, Санта будет исполнять твоё жалкое желание?”

Ребенка наряжают в стильное пальтишко, обматывают таким же стильным шарфом, и протягивают варежки, которые, ни в коем случае, не привязаны к пальто на резинках. Все происходит спокойно, без суеты, с чувством, с расстановкой

“Наша бубочка самостоятельная, и умеет следить за своими вещами”

Ребенок в этот момент выглядит словно древнегреческая статуя, преисполненный достоинства и благородства. Ни единого писка или намека на каприз, ни одной дрогнувшей мышцы на лице.

“Так надо, родители знают как лучше для меня. Я и так знаю, как лучше для себя, но пусть еще немного побудут на главных ролях”.

Взрослые в теле малышей.

“Это полезное для меня фото, в будущем оно улучшит характеристику при приёме на работу, поможет в политической карьере, если выбрать её. Позволит устраивать милые посиделки с просмотром детских фотографий, что положительно скажется на социальной интеграции, еще один маленький шажок...”.

Семья готова покинуть зал, но это не всё. Снова этот взгляд снизу вверх, но всё же сверху вниз

“А вы ничего не забыли, милейшие?”

Родители встрепенутся, засуетятся:

— Так что? Какое мороженное ты сегодня хочешь?

“Миссия выполнена, цель достигнута, можно и побаловать себя”

— Большое, и с орешками, и малиновым топингом!

“Сложная жизнь детей”, глава 5, часть 2

Сегодня я буду заклинателем звёзд. Пройдусь через парк, и выйду к озеру. Найду полянку, попросторнее, да потемнее. Прилягу и буду долго смотреть в высоту, в темноту, вспоминая названия звёзд и созвездий. Стараясь найти былое чувство восторга из такого далёкого детства. Меня одолеет усталость, работа, заботы, заботы и сон. Слабый я стал заклинатель.

Когда-то я был заклинателем звёзд. Ночами смотрел в телескоп. Наблюдая Луну, Венеру и какие-то звёзды, названий которых уже и не вспомню. Высокий этаж, застекленный балкон, мороз за окном. Зимний воздух прозрачней и звонче. С Луной танцевал, морозом дышал, звёздам шептал о тайном. Мы были вместе тогда, навеки друзья. Мне так казалось

Хочу вновь проснуться заклинателем звёзд, как прежде, как в детстве. Лежу и смотрю непонятно зачем , будто нету дел поважнее. Звезды молчат, и вокруг тишина, какие тут могут быть танцы? Играю роль, изображаю восторг. Нелепый взрослый ребёнок.

Я стану опять заклинателем звёзд. Сегодня, может быть, завтра. Выгоню сон за порог , в отпуск отправлю заботы, работа, выйди вон. Ваше время с утра до заката. Искру восторга, от звёзд, от Луны , внутри разыщу, недолго ей быть забытой. Раздую огонь, небольшой, для начала сойдёт . Стану снова смотреть в высоту, темноту, в пустоту. С луной танцевать, и звёздам шептать сокровенное.

Я буду опять заклинателем звёзд

Сегодня какое-то там ноября . Работа кончилась и теперь пора спешить домой, домашние дела и заботы ждать не будут.

По небу неспешно плывут свинцовые облака. На фоне суетливого города они выглядят неподвижными зрителями, смотрящими захватывающую драму про жизнь в большом городе. Погода обычная ноябрьская: мокрая, ветреная, к тому же ещё и холодная. Она заставляет прохожих втягивать голову в плечи, сильнее кутаться в свои плащи и шарфы, покрепче сжимать зонты и ещё быстрее спешить домой, вне зависимости от того, что их там ждёт. Я не исключение.

Вечереет. Мокрый асфальт покрыт разноцветным одеялом бликов. Как неутомимый коллекционер, он пытается собрать отблески всего: машин и неба, светофоров и телефонов, витрин и вывесок. Воздух чист и прозрачен. Настроение хорошее, значит… Это значит, что можно сделать крюк через парк. И время подходящее. Надеюсь, сегодня мне повезет.

Я на месте. Стою на вершине холма. Его склон по форме похож на трибуну древнегреческого театра. Он пологий и вогнутый. Сценой сейчас выступает часть парка у его подножия, с дорожками, лавочками и статуями. Сцена абсолютно пуста. Но она мне сегодня и не интересна. Я пришел смотреть на декорации, расположенные за ней.

Цеха. Цеха и немного труб. Дом из стекла и стали, совсем неуместный на фоне промзоны. Как он здесь оказался? Облака свинцовые и тяжёлые. Полоса чистого закатного неба расположилась у самого горизонта. Её цвет оранжевый. И это радует. Это приносит воспоминания про тепло, лето и почему-то про абрикосы.

Да, сегодня я пришёл сюда смотреть на закат. По-моему, это лучшее место в городе. “Охотник” за закатом. Я очень долго на него охотился. Возможно сегодня повезет.

Стою в ожидании. Ветер взъерошивает волосы и забирается под воротник — зябко. Ну и пусть! Не хочу пропустить начало представления. Не двигаюсь. Наверно, я похож на одну из парковых статуй.

Солнце, как известный музыкант, не спешит на свое выступление. Он знает, что публику надо немного потомить ожиданием. Мэтр определенно запаздывает. Неужели пропустил? Нет, я не мог опоздать. И время правильное. Можно поискать в интернете, но мысль о том ,что надо доставать руки из карманов, заставляет вздрогнуть и поежиться. Лучше ещё немного вдавлю голову в плечи, чем позволю себе морозить руки. Сейчас остаётся смириться, стоять и ждать. Значит ждём!

Это ещё что такое? Дождь?! Ну спасибо… Тебя как раз и не хватало. Благо, что не ливень. Зонт есть, так что не всё так печально. Хлопком зонт возвещает, что теперь дождь не страшен, но руки всё равно будут мерзнуть.

Шум города постепенно стихает, похоже, что шоу вот-вот начнется. Я нетерпеливо переступаю с ноги на ногу. Ну когда же? Когда? Кажется, что замерло всё вокруг, и даже капли дождя как-то немного замедлились.

Ура! Наконец-то , из под нижнего края туч в полосу оранжевого неба врывается Солнце. Бурными овациями встречают его лысеющие кроны деревьев. Остатки листвы шумят одобряюще. Не ожидавшие такого подвоха, вороны срываются со своих насиженных мест. Сотней черных точек они ищут новое место для отдыха и возмущенно ругают светило за столь мощное вступление. Воздух передо мной внезапно озаряется тысячей звёзд. Они проносятся мимо меня и пульсируют светом. Мириады маленьких солнц. Солнечный дождь. Звездный дождь. Его капли барабанят по зонту. Спасибо дождь! В следующую минуту , как будто услышав мою благодарность, дождь удаляется восвояси, но зонт я не опускаю.

Солнце показалось достаточно, чтобы ощутить его легкое и теплое прикосновение. Нежное, и в то же время, печальное. Мне приходится щуриться, чтоб не отвести взгляд. Со стороны это, скорее всего, забавное зрелище. Парковая статуя под зонтом с прищуренными и очень серьезным лицом. Но мне всё равно. Какое-то время ничего интересного не происходит — светило медленно движется к горизонту. Вороны давно умолкли, найдя новое место для отдыха. Издалека пробивается едва слышимый гул города.Становится скучновато. Пауза в сценарии?

Но нет. Постепенно здание из стекла начинает окрашиваться в оранжевый цвет. Каждое окно теперь горит оранжевым цветом и колеблется, выводя свой таинственный танец. А может, Солнце шепнуло дому что-то приятное , а он, в свою очередь, решил смутиться и покрыться румянцем? Интересно, что же ему такое шепнули? Периодически слабым румянцем покрываются некоторые крыши цехов, возможно, они все таки подслушали разговор и теперь тоже смущены?

Солнце меж тем продолжает свой путь, румянец здания постепенно сходит на нет. Оранжевый диск начинает цепляться за фабричные трубы. Они бы с радостью остановили его , привязали бы к себе, но всё тщетно. Что-то ему говорят, к чему-то апеллируют. Как бы извиняясь, светило движется дальше. Что чувствуют трубы в этот момент? Молча стоят недвижимые часовые промзоны. Трубы лишь первые, кто пробует присвоить его себе. Теперь в погоню за светилом включаются некоторые здания цехов, но их так же постигнет неудача — в этом я уверен. Всё более красное от гнева, светило начинает уходить за горизонт, вопреки всем попыткам его остановить. Сейчас от него осталось совсем немного. Небо прорезает самолёт. Он летит слева направо, неспешно набирая высоту. Его брюхо горит ярким оранжевым отблеском, передавая нам весточку от скрывшегося за горизонтом светила.

Вернусь завтра — ждите!

Всё! Кроны шумят обыденно и немного печально, обсуждая представление. Нет больше приятного тепла на лице, отблески заката не радуют. Город наваливается стремительно: громким звуками автотранспорта, и просто неразборчивым гулом. Он недоволен мной. Заставляет огни светить ослепительнее, а машины сигналить громче. Требует новую порцию суеты, дождя и ветра мне, рискнувшему оспорить его власть. Я уступаю ему, и смиренно бреду в сторону метро. Машины сигналят друг другу — кто-то опять не поделил дорогу. Торговцы смотрят неодобрительно, встречные прохожие, кажется, норовят если не толкнуть , то хотя бы задержать меня. Холл станции встречает светом, теплом и запахом земли. Но это тепло не похоже на тепло Солнца, и свет у него другой. От этого становится тоскливо и пусто внутри.

Городская суета вновь мой хозяин. Дела, дела. Дела и заботы. Вернувшись домой я и не вспомню про сегодняшнее приключение. И всё же надеюсь, что ещё хотя бы полчаса буду помнить теплое прикосновение Солнца к моему лицу.

Очень пафосная философская мысль, затрагивающая тонкие душевные струны. Читать с придыханием, выпрямив спину и прищурившись от пафосности и глубины философской, обязательно покачивая головой в знак согласия. Подбородок держать ровно. Рекомендована к использованию в дискуссиях на фундаментальные темы. Обязательна к репосту в социальных сетях и озвучиванию на вечеринках. Поднимет ваш статус на новый уровень. Привлечет новых почитателей, сделает ваш бизнес успешным, а брак крепким, детей здоровыми, стариков бодрыми, мороженое вкусным, а котов пушистыми. Бери, налетай! Одна фраза пять гривень, три на десять.

Интересное объявление-зайдем. Колокольчик возвещает о новом покупателе, и вот я внутри. Обычная лавочка. Время к пяти, и солнце врывается внутрь сквозь запыленные окна, прорезая воздух длинными косыми лучами, выхватывая из полумрака половицы, витрины, товар и очередь. В это время дня тут могло бы быть самое ленивое место в мире, но нет — идёт бойкая торговля. Продавец порхает от кассы к витринам и обратно и снова к витринам — без устали, без промедления. Очередь живёт своей обычной жизнью: ходит пингвином, сплетничает, замирает и ропщет, а иногда, во время заминки смеётся. Всегда найдется остряк, отпускающий шуточку в сторону зазевавшегося покупателя, продавца или мироздания в целом. Очередь смеется, и ты вместе с ней. Иногда это действительно смешно. Но чаще смеёшься от облегчения, что шутили не над тобой. Иначе... Остроумный ответ я придумаю дома, Мистер Остряк, и отвечу вам в своём воображении. Занимаю очередь:

— Вы последний? Ну мало ли.

Движемся быстро, монотонно и неуклонно. Еще минут десять. Десять минут спокойной, монотонной и понятной жизни. Аккуратный интерьер постепенно обнажает детали невидимые на первый взгляд. Часть половиц стонет под ногами покупателей, Жалуются на старые гвозди, потрескавшийся лак. Иные половицы вообще требуют заменить соседок! Сколько можно ныть и скрипеть на глазах у почтенной публики. Лампочки тусклы, но стабильны. Освещают ничего. Стабильны не все -- две подмигивают мне:

— Веселей парень! Сегодня твой день! Выше голову!

Витрины предательски охают, когда кто-то хлопает дверью. Делают они это негромко и сдержанно. Ещё бы, они лицо магазина. Втайне мечтают о свежей покраске, замене пары наличников, смазки для петель и замены этих аляповатых табличек: "для бизнеса", "укрепить брак", "для поднятия настроения", "на случай важных переговоров". На каждой витрине такая, а иногда и несколько.

— Молодой человек!

Откуда-то из далека:

— Молодой человек?!

Ближе, сквозь туман:

— Молодой человек!

— Я?

Стремительно вываливаюсь в мир. Очередь ропщет, спиной чувствую неодобрение:

— Вы определились?

Взгляд мечется в панике, мозг пытается решить загадку того, что мне надо. Продавец терпелив и доброжелателен -- очередь нет. Голос звучит неубедительно — предатель:

— Дайте, пожалуйста, что-нибудь на пробу, на ваше усмотрение.

Молчите Мистер Остряк, молчите. Я хочу ночью спать, а не придумывать вам остроумные ответы. Молчите!

Лавочник сосредотачивается на миг и уносится к одному из прилавков. Судорожно отчитываю сумму, сердце шалит, во рту песок, в желудке слабость, в душе ярость. Главное: не уронить мелочь. Хвала богам, он вернулся и протягивает мне свёрток. Отдаю деньги. Дежурное спасибо, хорошего дня, до свиданья. Очередь вздыхает с облегчением, я тоже. Свободен. Свободен. Колокольчик возвещает о моем уходе.

Вдыхаю свежий воздух, мимо бегут прохожие, щебечут птицы, я купаюсь в лучах солнца. В кармане лежит сверток с моей и только моей пафосной философской мыслью. Интересно что там? Любопытство сжигает, но нет, открою дома. Это только моё. Вливаюсь в поток людей. Периодически рукой проверяю в кармане ли сверток. А если воришки, а если уроню, потеряю? Недопустимо. Всматриваюсь в толпу, пытаюсь вычислить проблемы, которые мне сейчас ни к чему. Но в ней я никому не интересен. Никто не знает о ценном грузе в моем кармане.

Домой, сквозь толпу в надежде, что пафосная философская мысль в моем кармане, это та мысль, которая все исправит, все прояснит, все расставит по своим местам. Что она та единственная, которая мне сейчас так необходима.

Дома. Приятный полумрак скрывает всё, что положено скрыть. Кроме кота, который медленно бредет в мою сторону. Недовольный и взлохмаченный. Спал наглец.

— А квартиру кто охранять будет? Пушкин?

Кот недовольно щурится.

— Мяу

— Нет, еды не принёс.

С надеждой:

— Мяу

— Нет. Даже чуть-чуть.

Мохнатый зверь зевает и идёт ко мне

— Ну хоть погладь меня для приличия.

Глажу, но как то не искренне. Мысли заняты свертком. Перед глазами только он и ничего больше. Срочно раскрыть и получить ответ. Нет. Стоп. Сначала домашние дела, что я как истеричка. Снять обувь, Нет, не бросить абы как, а поставить на полку. Переодеться, ну зачем я свалил все на стул? Нет, сложить, убрать в шкаф. В голове голос мамы:

— Не забудь вымыть руки!

Сам себе улыбаюсь. Воспитание, чтоб его. Вот теперь можно и заняться самым интересным.

За столом нас трое: я, кот и сверток. Кот заинтригован, я тоже весь в нетерпении. Сверток спокоен за нас двоих. Лежит, перетянут бечевкой и совсем не волнуется. Глыба, а не сверток. Бечевку порвать не получится. Узлы завязаны так, чтоб врагу не достались. Не поддаются на силу, хитрость и уговоры:

— Не пытайся, мы надежны, как Форт-Нокс!

Нужны ножницы или нож. Что первое попадется под руку? Конечно же нож. Неудобный зараза, но я справлюсь. Как то легко пошло, но должно же быть наоборот. Что на этот раз? А, ну да — порезал палец. Сначала проступает Кровь, потом приходит Боль, замыкает делегацию Обида. Хочется выть. Но я не буду, я сильный. Кровь капает на стол, на сверток, снова на стол. Кот заинтригован еще больше. Свертку все равно. Зажимая палец, пытаюсь снова. На этот раз успех. Я повелитель мира и победитель свертков. Бумага шуршит - я наконец то достиг цели.

Что? И это всё? И это, чёрт побери, всё? Это шутка? Нет, это не шутка, это издевательство. Скомканный свёрток летит прочь, прочертив неуверенную дугу падает на пол. Не сверток, а разочарование. Как так? Внутри галопом проносятся злость, обида, отчаяние, разочарование и еще тысяча эмоций, которым нет названия. Комната поплыла, я вместе с ней. Стою посреди бушующего урагана эмоций. Они все какие-то недобрые. Даже самоирония: злая, липкая и противная. Мимо словно на параде проплывают образы каких то людей из очереди. О, вот этого я узнал.

— Добрый день, Мистер Остряк.

Смеется. Шутку я не расслышал, но она обязательно очень меткая и обидная. Вслед за ним хохочет вся очередь. Витрины, половицы и лампочки — сдерживают смех, но смотрят как то осуждающе.

— А что вы хотели за пять гривен, молодой человек?

Как бы извиняясь, произносит непонятно откуда появившийся продавец из лавки. Разводит руками в недоумении, но это маска. Противная и лживая. Глаза полные смеха выдают его с потрохами. Он куда-то пропадает. Сверху, почему-то именно сверху на меня сыпятся банальные фразы, про какую то рыбку из пруда, сыр в мышеловке и прочее народное творчество.Льются на голову, как дождь: холодный и колючий. Смех вокруг то нарастает, то затихает, словно ветер.  Мне кажется я кричу. Или пытаюсь?

— Хватит!

Ничего не меняется, снова ураган, снова смех.

— Мистер Остряк, снова вы?

Опять шутит? Конечно же!

— Хватит!

Снова проносится продавец. Он что-то говорит, но из-за смеха не слышно. Да и не хочу я его слышать. Я никого из вас не хочу слышать.

— Уйдите, я не хочу вас видеть!

Почему они не исчезают?

— Я вас ненавижу!

Я плачу? Где слёзы? Но буря, похоже, стихает. Кричать больше нет сил.

— Хватит! Я прошу вас. Перестаньте

Медленно возвращаюсь. Снова у себя в комнате, сижу за столом. Сколько времени прошло? Куда-то подевался сверток. да, я его выбросил. Злиться, обижаться больше нет сил. Внутри пусто и темно. Где же кот? Ищу его взглядом. Вот он, играется с моим свертком. С моей пафосной философской мыслью. Но нет, теперь, похоже, это его сверток.Это теперь его, и только его пафосная философская мысль. Получается, сверток сделал не мою, а его жизнь простой и понятной:

— Да, кот?

Но он занят, ему не до меня сейчас —  теперь у него есть истина, которая расставила всё по местам. Вот я — кот. Вот Добыча! В атаку! Вперед! Победа будет за мной!