alexwolf1975

Продолжение рассказов о моей семье.

Выполняю своё обещание #comment_135247931

В ответ на https://pikabu.ru/story/detyam_takoe_znat_rano_6548494

Предыдущий рассказ https://pikabu.ru/story/kak_moy_ded_chinil_televizoryi_doma_...

Примерно в году 1981 я уже не помню по какому поводу задал деду вопрос «А откуда берутся дети?», получив стандартный ответ.

— Их аист в капусте находит и приносит.

Разумеется, поверить в такой бред в пять или шесть лет я уже никак не мог и начал развивать события в своём направлении.

— Их там вороны поклюют! Представь себе поле капусты, на котором лежат маленькие, а на них садятся вороны и клюют прямо в лицо.

— Боже мой! Да ты ж придурковатый!

— Почему придурковатый? А зимой они все там сразу помёрзнут и окоченеют. А кто их там кормить будет? Они же от голода подохнут.

— Бо-о-о-о-о-оже! Придурок!

— Павлик, что у вас тут происходит? Почему крик у вас опять? — на шум прибежала бабка из кухни.

— Алексей у тебя придурковатый! Я ему говорю, что детей аист в капусте находит и приносит, а он рассказывает, как их там вороны поклюют. Боже! Он же сомасщедщий!

— Павлик, зачем ты глупости ребёнку рассказываешь?

— Я так больше не могу! Папа ребёнку бредом голову забивает и гадостям учит! — из своей комнаты вылезла на шум в коридоре уже тогда начавшая сходить с ума тётка.

— Та дура! Я ему говорю, что детей в капусте аист находит. А он говорит, что их там вороны мёртвых поклюют, когда они замёрзнут.

— Ну почему я дура? Зачем ты ребёнка учишь гадостям? Ему ещё равно знать! Он ещё не понимает! Я так больше не могу!

Когда тётка орала, она выходила на середину коридора, приседала, закидывала голову на спину и подпрыгивая и приседая тряслась, вопя в потолок и закатывая глаза. Дед начинал на неё обзываться тут же.

— Его надо в больницу сдать психиатрическую! Боже! Семья придурков! Умолкни, дура сомасщедщая! Спрячься к себе в конуру!

— Целое огромное поле капусты. — я видел несколько раз что-то подобное по телевизору. — И по нему разложены маленькие! А на них сидят вороны и клюют их, а маленькие сделать ничего не могут.

— Дурак придурковатый! Бо-о-о-о-о-о-о-оже!

— Павлик, не обзывайся при ребёнке!

— Я так больше не могу! Ну почему я сумасшедшая?!

Крик перерастал в обычный ежедневный скандал, в котором дедом то меня предлагалось отдать в интернат, психдиспансер или психбольницу, то в детский дом или к отцу. Тётка билась как припадочная.

— Разойдитесь по своим углам! — орала бабка.

Уговоры ни на кого не подействовали, поэтому в ход пошли побои. Обычно бабка била меня или вешалкой, или удлинителем, или чем попало, причём била по ляжкам так, что я дышать ещё мог, а орать уже нет и голос так срывался, что даже говорить не получалось.

— Шо ты ребёнка бьёшь?! Бей придурковатую!

— Ну почему я придурковатая?!

— Умолкни, гад такой! Ребёнок плачет!

— Папа у фашистов учился!

— Дура проклятая! Спрячься в свою конуру!

Но даже боль от побоев не могла перебить получаемого мной от созерцания и выслушивания скандала удовольствия, поэтому я при первой же возможности старался спровоцировать новый скандал и опять любоваться и слушать поток оскорблений и гадостей. Дед за всё время скандала одинаково дважды двух гадостей не повторял и слушать их было для меня одним удовольствием.

Алексей Патрашов

Уже год аж 2019 и близится 2021, а первые годы десятилетия у нас в стране часто сопряжены с ужасными бедами. Погадав на хаосе в мыслях я вспомнил, как и тогда люди строили планы на будущее и чем эти планы увенчались.

1939 год.

Сколько было планов на будущее у людей? Через год или два закончить школу, жениться, поступить в институт или военное училище, отправить своих детей в пионерский лагерь, съездить в Крым и много чего ещё. И в 1940, и в 1941 было то же самое!

22 июня 1941 года в 4 часа утра все планы на будущее были перечёркнуты навсегда. В каком-то смысле некоторым людям ещё повезло быстро погибнуть под бомбами в первые минуты войны, а не умереть от голода в блокадном Ленинграде или в немецком концентрационном лагере, куда многие дети попали вместо пионерских лагерей потому, что мудрое партийное руководство не смогло провести эвакуацию. Но даже им тоже в каком-то смысле повезло просто умереть от голода, хотя и медленно, а кому-то в газовых камерах и быстро, а не быть подвешенными на крюк или на колючую проволоку немецкими карателями, как и не стать жертвами опытов Менгеле и прочих его сотоварищей в тех же концентрационных лагерях.

Но ни в 1939, ни в 1940, ни в 1941 году никто не думал об этом, а все строили планы на будущее. Никто из них не знал, что через годы или месяцы они останутся без детей, родителей, просто родственников или даже сами перестанут существовать. Никто из них не думал, что вернувшись домой увидит обгорелые развалины своего дома, ставшие братской могилой для жены и детей. Об этом ещё никто не думал, что скоро его жизнь будет разделена чёткой границей: до войны и после. О войне просто не думали как о катастрофе.

Некоторые даже в июне 1941 года стоя в очередях в военкоматах боялись, что не успеют повоевать, а война кончится через три-четыре дня, в крайнем случае через три-четыре недели, а они не успеют получить ни одной медали, не говоря уже об орденах. А были живы ещё участники гражданской войны, с наградами, на которые молодёжь смотрела с такой завистью и понимала, что никогда таких не заслужит. Они ошибались и за четыре года награды нашли всех, а ещё тридцать миллионов так никогда и не узнали, чем закончилась та война.

Но до июня 1941 года никто не думал о таком будущем. Все видели в будущем коммунизм и всеобщее процветание. Каждый видел в светлом будущем себя и не думал о том, что судьба уже всё решила за него.

1989 год.

У власти Горбачёв, идёт всеобщая перестройка, многие (и моя семья в том числе) копят на кооперативную квартиру. Бредни партократии отодвинулись на второй план и никого не сажают за иностранную пластинку и антисоветчину или видеокассету с иностранным фильмом. По стране школьники почти открыто рассказывают на переменах политические анекдоты про Сталина. И кажется, что жизнь стала налаживаться, как и в 1939, когда репрессии уже пошли на спад. И кажется, что в будущем всех ожидает только лучшее, даже из Афганистана вывели войска наконец и с Америкой начали дружить.

Никто из нас тогда не думал о том, что через два года прекратит своё существование СССР, а следом и его финансовая система. Никто не думал, что в 1992 году гиперинфляция в десятки тысяч процентов уничтожит все накопленные деньги. Никто не думал, что через несколько лет властью будут заправлять бандиты и новые русские на шестисотых мерседесах. Никто не думал, что на десять лет на территории страны образуется новый горячий конфликт, а новый президент будет падать с моста и пьяный дирижировать оркестром.

2019 год.

У власти Путин, полная противоположность Ельцина и Горбачёва. Страна выходит из экономической и политической зависимости, даже армию начали восстанавливать. За время с 2000 года некоторые даже детей успели, а может и рискнули, завести.

А я смотрю на свой, подмеченный недавно, цикл развития власти в России: криминализация, коррупциализация, легализация, бюрократизация. Каждый следующий период вдвое дольше предыдущего. 1690-1917, 1917-1991, 1991-????. Бюрократизация уже идёт лет не меньше десяти, если не пятнадцати. Скоро 2021 год. Что будет? Что приготовила судьба на этот раз?

Все строят планы на будущее. Все уверены в завтрашнем дне. Всё верят в лучшее. Только я смотрю на дату 2021 и считаю в уме: криминализация, коррупциализация, легализация, бюрократизация. Последний этап уже заканчивается. Что приготовила судьба на этот раз? Что случится в 2021? Что непредсказуемое сейчас произойдёт через два года?

Продолжение рассказов

"Про патиссоны с баклажанами", "Про хлеб за 18 и 19 копеек", "Про лестницу, портфель и электронные лампы", "Про новый год, снег, сабантуй деда и соседку Маю", "Про деда, кран и батарею", "Как мой дед чинил полотенцесушитель", "Как мой дед менял оконное стекло".

Дома у нас в годах восьмидесятых водилось много чёрно-белых телевизоров. Не торопитесь мне завидовать, все они были старые и древние, где-то дедом по-знакомству купленные. Время от времени очередной телевизор переставал нормально показывать и деда загоняли на очередной выходной домой, чтобы он телевизор привёл в рабочее состояние.

Чаще всего причина была в очередной севшей лампе или в разболтавшейся панельке на печатной плате. Иногда лампа вставлялась не в панельку, а просто в припаянные контакты, которые чаще всего и отходили. Но бывало и окисление контактов где-нибудь в ПТК или что-нибудь более сложное и тогда процесс затягивался.

Для ремонта дед надевал свои очки, делавшие его больше всего похожим на сову или филина и сняв заднюю крышку с телевизора начинал искать, что же сломалось на этот раз. Всё это было бы скучно, если бы не сопровождающие каждый ремонт скандалы. Особенно было интересно, если дед собирался что-то паять и вытаскивал кустарную подставку под паяльник из органического стекла и тумблером переключения на разгружающий диод, чтобы вдвое снизить мощность и паяльник не перегревался, но долго мог оставаться горячим. Но самое важное, что в чашке на этой подставке появлялась КАНИФОЛЬ!

Но про канифоль немного позже, а начинал обычно дед ремонт с того, что включал телевизор и глядя сбоку на экран крутил ручку гетеродина сзади, пытаясь обойтись просто настройкой. Делать он это мог часами. Обычно через полчаса у бабки начиналась истерика.

— Павлик! Ну сколько можно крутить одну и ту же ручку? Ну ты же видишь, что не помогает!

— Та шо ты понимаешь! Боже! Не мешай!

— Павлик! Я сейчас телевизор молотком разобью!  Я не могу, когда одно и то же делают.

— Боже! Дуры!

— Сделай первую программу, чтобы показывал! Я эти хохляцкие рожи уже видеть не могу! — это уже вмешивалась тётка, которая закончила школу золотой медалью, два университета и некоторое время проработала учительницей русского языка и литературы, пока не переболела туберкулёзом и частично не чокнулась. Особенно тётку раздражал украинский язык, но несмотря на это в 1979 семья с подачи деда почти полностью переехала из Тамбова в Ивано-Франковск, на Украину.

— Дора! Дура! Забери придурковатую! — дед постоянно путал слова "Дора" и "Дура".

После начального скандала начинался уже более серьёзный ремонт, чем просто вращение ручек настройки внутри и снаружи. В особо тяжёлых случаях дед снимал даже всю заднюю панель и от телевизора оставался один деревянный ящик с кинескопом.

Пайка сопровождалась тыканием паяльника в канифоль и это было самое интересное. Канифоль была твёрдая как камень, но лёгкая, как пластмасса и она шипела и дымила, когда в неё тыкали паяльником. Я не мог этого пропустить и лез посмотреть поближе, что делается под жалом паяльника.

— Уйди! Уйди! Это вредно! Это нельзя нюхать! — орал дед. — Дора! Забери отсюда ребёнка! Дуры такие! — Отойди! Не нюхай! Боже! Придурок такой дураковатый. Нельзя этим дышать!

Ещё я любил взять в руки канифоль и рассматривать. Она была прозрачная и вся в местах ожогов от паяльника. Но как пластмасса от жара она не воняла горелым, а только дымила и шипела. Обычно через некоторое время начиналась новая волна крика.

— Где канифоль? Заберите у ребёнка канифоль! Дуры!

— Папа! Купи ребёнку канифоль! — влезала тётка.

— Дуры такие! Зачем ребёнку канифоль? Вам всё только купи. Я копейку зарабатываю! Надо деньги не тратить! Канифоль им купи, дурам. Это денег стоит! Канифоль.

После пайки часто начиналась настройка разболтавшегося ПТК. Дед стоял позади телевизора и крутил отвёрткой настроенные стержни внутри ПТК, а тётка с бабкой смотрели, насколько хорошо настроена картинка на экране.

— На каком оно стоит канале? — вопрошал дед, уже забыв, куда он переключил ПТК.

— Сделай первую программу! — орала в ответ ему тётка.

— На каком оно стоит канале? Дура такая!

— Сделай первую программу! Я уже на на эти хохляцкие рожи смотреть не могу!

— Та на каком канале?! Дура придурковатая! Идиотка!

Я смотрел на это мероприятие сбоку, глядя, как светятся в темноте корпуса катоды ламп. Тётка это замечала и начинала меня от распахнутого телевизора отгонять.

— Лёша, отойди оттуда, там дядя Ток! Тебя ударить может!

— Нет никакого дяди Тока! Есть высокое напряжение. — в аистов, капусту, деда мороза, бабу Ягу, чертей, змея Горыныча и дядю Тока я не верил изначально.

— Правильно, по проводам идут ионы и электроны.

— Папа! Не забивай ребёнку голову! Лёша! Там дядя Ток!

— Дура такая! Уже ребёнок понимает! Что ты за дура придурковатая!

— Древние греки всё очеловечивали. Там дядя Ток! Я эту нацию хохляцкую видеть уже не могу!

— А ты кто такая тогда? Нацию хохляцкую... Боже! — дед не мог удержаться от божкания по любому поводу, а иногда и без всякого повода.

— Лёша, деда не ударит, а тебя ударит потому, что ты рядом стоишь. — уже влезала бабка.

— Я не трогаю ничего, чтобы под напряжение не попасть!

— Правильно. А тётка у нас кто?

— Дура!

— Я так больше не могу! Папа ребёнка учит гадости говорить!

— Идиотка сомашедшая!

Дальше разворачивался крупный скандал, переходящий к поиску номера канала.

— На каком оно стоит канале?

— Сделай первую программу! Я так больше не могу! — тётка запрокидывала голову на спину, тряслась и начинала верещать. — Вот! Вот первая программа!

С этими словами тётка бросалась переключить телевизор на первую программу. Отвёртка внутри ПТК не позволяла повернуть барабан, а дед начинал орать.

— Дура чёртова! Что ж ты делаешь?! Щас же отвёртка внутри сломается или ПТК! У меня же отвёртка в ПТК! Дора! Забери свою дуру! Придурка забери!

— Ну почему я дура?!

— Тебя в больницу надо сдать психиатрическую! Придурка дураковатого!

Дальше обычно шёл нечеловеческой силы скандал с криком и воплями. Орала тётка, обзывался дед, а я игрался с канифолью и тыкал в неё паяльником, глядя, как поднимается белый дым. Сейчас уже ничего этого нет, а все телевизоры уже давно, лет как десять,  вынесены на помойку, но воспоминания об их ремонте у меня остались навсегда.

Тот самый Алексей Патрашов.

Я не знаю почему, но многие из моих одноклассников, пока я учился в четвёртом и пятом классах, очень часто попадали в больницу с гастритами, энтеритами, ещё чем-то и приносили оттуда многочисленные рассказы. Особенно забавляли рассказы о том, как пугали новичков. Цельного рассказа мне так и не удалось услышать, поэтому я собрал из многочисленных кусочков один. Посвящается бредням Чака Поланика.

Лежание с подобными заболеваниями отличалось тем, что всем по нескольку раз делали рентген брюшной полости, перед которым на ужин было ничего, а с утра на завтрак была клизма. Вот с клизмой и были связаны наиболее пугающие страшилки.

Как выяснилось, дети делятся на тех, кому клизму делали хотя бы один раз или они хотя бы представляют, что это такое и тех, кто слышит о ней впервые. Последних пугать было интереснее всего. Временами получалось почти как в анекдоте.

Больница. Из палаты забирают одного мальчика, через час он возвращается весь лицом бледненький, а местами даже синенький или серенький. Остальные начинают его спрашивать о том, что с ним делать будут.

— Аппендицит будут вырезать?

— Нет!

— Кровь будут переливать?

— Нет!

— Почки будут оперировать?

— Нет!

— А чего ты тогда такой бледный и еле стоишь?

— Они мне кли-и-и-и-и-и-зму поставили! — отвечает он едва не плачущим голосом.

Вот и здесь было примерно то же самое, только надо было найти наиболее легковерную жертву розыгрыша и тогда начиналось аж целое мероприятие.

— Главное, помни, что клизма это самое страшное, что может быть, гораздо страшнее операций некоторых! Знаешь, какие бывали случаи, когда клизму делали?

— Не-е-е-е-ет... — блеял им в ответ испуганный голос.

— Кишки могут вылезти наружу! Пупок развязывается и кишки от большого давления внутри наружу через него вылезают! Жесть! Я такое один раз видел!

— А ещё, когда будешь на толчке сидеть, могут почки наружу выпасть вместе с водой. Один парень так сидел в туалете после клизмы и чувствует, что у него что-то внизу снаружи висит. Он пощупал, а это почка, оказалось, выпала и висела на чём-то. Еле потом ему обратно её заправили. А могли вообще обе почки выпасть! Прикинь!

— И главное, следи, чтобы кишки не выпали наружу вместе с водой, когда будешь на толчок садиться. У тебя будут полные водой кишки, если расслабишься и дырку сильно расслабишь то все они могут наружу выпасть. Дырочку не расслабляй и выпускай тонкой струйкой, а то все кишки в унитазе окажутся. Представляешь, как их обратно заталкивать будут?

— И когда будут заливать пупок держи обеими руками, чтобы не развязался! А язык высунь и дыши как собака часто и неглубоко, а то можешь задохнуться и не заметить.

Наступает утро и в палате появляется медсестра с клизменной грелкой. Почему надо было делать клизмы именно в палате, а не в процедурной, для меня загадка, но что рассказывали, то рассказывали. Мальчик лежит на кровати бледный и с трясущимися губами. Ему оголяют зад и едва наконечник входит в дырочку, тело вздрагивает от ужаса. Вода начинает литься внутрь, а слёзы ужаса из глаз. Помня все вчерашние наставления более опытных соседей по палате мальчик высовывает язык и начинает быстро дышать как собака, напрягаясь и сопротивляясь вливанию изо всех сил. Начинаются уговоры.

— Расслабься! Расслабься, кому говорят! И язык убери, а то прикусишь. Не дави руками на живот! Убери с него руки!

— Я за пупок боюсь! Он развязаться может!

— Не может, не ведро. Лежи спокойно, уже половина воды вошла.

— Может хватит? Я боюсь!

— Чего ты боишься? Это не капельница, воздух не попадёт, инфекция не проникнет.

— Я за кишки боюсь! Они лопнуть могут!

Вся остальная палата уже тихо угорает со меху, но виду не подаёт. Наконец грелка опустевает, наконечник вынимают и ребёнок с ужасом глядя на раздувшийся живот натягивает штаны. Идти в туалет он боится.

— Всё, было из-за чего трястись. Иди в туалет и не выпусти по дороге.

— Я боюсь! У меня на ходу наружу всё выпадет!

— Не выпадет! Ни у кого ничего не выпадает, а у тебя выпадет.

Ребёнок, осторожно держа руками раздувшийся живот, медленно, мелкими шажками, как будто внутрь него закачали взрывчатку, уходит в сторону туалета. Медсестра выходит следом за новой грелкой. В палате начинается истерический хохот.

Через пол часа мальчик возвращается и ни с кем не разговаривая злой ложится обратно на свою кровать. Снова появляется медсестра с клизменной грелкой, но на этот раз уже представления не происходит, а всё проходит молча и спокойно. Палата начинает скучать и ждать новенького.

В общем, вывод: богатая эрудиция хорошо защищает от многих дурацких розыгрышей.

Дело было в 1980 или 1981, помню, что немного после переезда и до похорон Брежнева. У же не помню почему, но в одной из комнат было разбито крупное, почти метр на метр, внутреннее оконное стекло. То ли от предыдущих жильцов осталось, а то ли уже после раскололи когда мыли. Одну зиму с разбитым стеклом перезимовали, помёрзли, больше не захотели, а потому потребовали от деда с его бесконечным кумовством найти стекольщика и заменить стекло.

Дед всеми путями от замены окна уворачивался и говорил, что это дорого и надо пластырем получше залепить, а потом, когда-нибудь, не сейчас, а когда будет время и возможность, он пойдёт и найдёт хорошего стекольщика и по знакомству поменяет стекло. Никого не устроило и после долгих криков прозвучало:

— Пойди в домоуправление и вызови стекольщика!

— Дуры! Это же гроши какие возьмут! Это же стоит аж... — то ли 10 рублей, а то ли 25, я так и не смог точно вспомнить, но помню, что речь шла об одной бумажке. — рублей! Это же гроши какие!

— Вызови стекольщика! Пусть он поставит! Он умеет!

— Идиотки! Дуры придурковатые! Я сам стекло поставлю! Я умею!

Дед пальцами померил стекло. Тётка тут же сказала ему взять линейку или рулетку и записать размеры. В ответ прозвучало уже давно привычное.

— Дура! Шо ты понимаешь?!

Запомнив размеры стекла дед отправился за стеклом. Это было ещё до полудня. Через примерно час он принёс новое стекло и сказал, что ему нужен стол чтобы отрезать лишнее потому, что стекла нужных размеров не было. Освободили единственный стол и предложили постелить одеяло. Последовало "Уберите ребёнка! Дуры!" и дед взялся резать стекло на столе, подложив под него несколько газет.

Тут же обнаружилось, что стол слишком короткий и стекло с него свисает, но дед решил, что если сильно не давить и так можно будет отрезать, поэтому взялся резать роликовым, похожим на молоточек стеклорезом, огромное стекло на весу. Я не знаю, как правильно надо было резать стекло, но после первого прохода с жужжащим и скрипящим звуком стекло не отделилось и не отломилось, а дед попытался провести ещё раз, нажал на стеклорез посильнее и у стекла отлетел весь угол. Дед вынес разбитое стекло на помойку и пошёл за новым.

Через час он принёс новое стекло и согласился, что надо подложить ещё и одеяло, чтобы стекло не треснуло. На этот раз он сумел отрезать от стекла две полосы и понёс его вставлять в раму. Стекло не влезло и оказалось, что по ширине оно больше на целый сантиметр. Последовало его любимое:

— Дуры такие! Шо ж вы не сказали, чтобы я ещё раз померил?! Я же помню, сколько мне сказали отрезать, когда я стекло покупал! А теперь придётся ещё раз отрезать.

При попытке отрезать от стекла полоску шириной в сантиметр дед смог провести линию стеклорезом, но вот легко её отломить у него не получилось. Он перевернул стекло и надрезал стекло с другой стороны. Полоска снова не отламывалась. Дед взял стеклорез и попробовал постучать по краю полоски. После удара посильнее стекло треснуло пополам и дед вынес его на помойку.

Третье стекло дед принёс уже ближе к вечеру. Дед сразу хотел начать резать стекло, пока не зашло солнце и можно было всё делать при дневном свете. На этот раз он решил, что бить по стеклу не будет, а отрежет сразу и точно. Ему снова предложили померить заново стекло или вызвать стекольщика.

— Дуры такие, придурковатые! Это же гроши надо заплатить! Это же убытки!

Ответ был обычный, поэтому дед по памяти отрезал стекло и понёс в комнату вставлять в раму. Оказалось, что разрезанное в два приёма, от края к середине и от середины до края, стекло упирается этим самым широким посередине местом в раму и не лезет. Сделать зазор для установки дед не догадался.

Поднялся крик. Дед орал и обзывался на всех, больше всего на тётку.

— Дуры! Вы ребёнка убрать не можете! Дуры! Я не подумал, что надо ещё больше отступить. Я бы тогда больше от края взял. А теперь не сделаешь уже ничего, там на миллиметр не лезет или меньше.

— Вызови стекольщика! Или спили бруском лишнее! — тётка иногда проявляла редкое здравомыслие, но чаще всего случайно.

— Да ты дура придурковатая! Кто же стекло бруском пилит! Оно же треснет сразу! Дура такая!

— Напильник возьми! У нас напильник есть!

— Пошла вон! Дура сумасшедшая! Бо-о-о-о-о-о-же! Дайте нож, я раму подстругаю.

Дед взял кухонный нож с круглым концом и взялся подстругивать раму. Получалось плохо, нож срывался и не резал туповатым концом даже мягкое дерево рамы. Тётка снова полезла.

— Папа! Возьму стамеску!

— Дура! Отстань! Стамеску искать надо!

После часа криков и ругани дед смог немного подстругать раму и взялся втискивать в неё стекло. Когда он приделывал назад удерживающие стекло рейки, то нажал посильнее и у стекла полукругом шириной с ладонь отломилась почти вся середина, расколовшись надвое. Скорее всего, стекло нашло на раме выступ и об него треснуло.

Больше менять стекло дед не захотел, а отбитый кусок заклеили пластырем как смогли. Образовалась огромная ловушка для мух и ос, которые залетали между стёклами, а вылезти обратно не могли. Так они с этим отбитым куском стекла и прожили десять лет или двадцать, а потом дед нашёл кусок стекла и наклеил сверху, чтобы не дуло.