PeaeWaRrior

Вчера в чате нашего дома:

Публикую последнюю часть рассказов своего дедушки. Предыдущая часть здесь   Часть 12

Советам врачей больше не преподавать была одна причина – это нервные расстройства. Я с ни с того  ни с сего, сам того не замечая, приходил в бешенство. К тому же еще у меня развилось плаксивость – начинал плакать без причины, даже когда оставался один. Из-за этого постоянно хотелось уединиться одному, уйти подальше от людей (то ли из-за стеснительности, то ли из-за боязни людей, то ли ненависть к другим, не знаю). Поэтому, как только появлялась малейшая возможность, я начал ходить в лес. В лесу люди не встречаются, хочешь плакать – плачь, никто не мешает. Поплакав, в душе становилось легче.

В эти годы первым секретарём Райкома работал Галиев Талха. К нему я несколько раз обращался, чтоб помог выбить путевку за свои деньги в какой-нибудь санаторий. На меня даже не обращал внимания. Как то, когда врачи вызвали на ВТЭК (врачебно-трудовая экспертная комиссия) и я поехал в райцентр, решил написать еще одно заявление на санаторий. В этот день Галиева на рабочем месте не было. На следующий же день Райком отправил к нам своего инструктора, который собрал партсобрание, итогом которого стало освобождение меня от обязанностей парторга, и назначении на это место Галимова Хамита.  

Галиева с Буздяка перевели в Кушнаренково на такую же должность. Он там и на пенсии никак не освобождал должность. Как то ночью, к его дому принесли и оставили гроб. Только после этого случая он ушел на пенсию. Вот таким образом народ «любил» Галиева.

В августе 1956 года, несмотря на то, что нигде не работал, правление колхоза (председатель Шайхетдинов Кашфулла) выбил мне путевку в санаторий Юматово. Оттуда я вернулся практически полностью вылечившимся от болезней, которые меня мучали. Процедура под названием «Циркулярный душ» смыла мою плаксивость. Нервы успокаивали с помощью электролечения.

Там я отдыхал с известными работниками культуры Башкортостана (Гата Сулейманов, Ибрагим Абдуллин, Мустай Карим). Свежий воздух, лес, кумыс, хорошая забота врачей и медсестер, хорошие друзья и работа массовиков помогли мне восстановить свое здоровье.

Эту зиму был только дома, нигде не работал. Как и на что жили, не помню. В январе 1957 года на свет появился сын Наиль. К весне я уже практически полностью восстановился. После того как посадили картофель, привел в порядок хозяйство, начал потихоньку ходить на работу в колхоз. В эти годы бригадиром нашей бригады был Бакиров Усман. Он закрепил за мной лошадь, на нем я начал ездить на работы. Поле с подсолнухами у нас располагалось в Карама тобе (самое дальнее поле). Женщины ходят туда на работы пешком. Даже с деревни Зиреклекул, которая тоже относилась к нашей бригаде, тоже женщины приходили туда. Я им возил питьевую воду, несколько раз в день точил тяпки. Весь день работают и вечером опять пешком уходят домой. Заставишь нынешнюю молодежь ходить пешком на работу по 10 км.

Летом также готовил для себя дрова, косил сено для скота. Напишу случай, произошедший при заготовке дров.   Дрова возил на самодельной тележке, а запрягал свою дойную корову. Приехал к месту под названием Улат тубасе (скотомогильник), распряг корову. Подвязал ноги и отпустив пастись, сам пошел в лес рубить упавшие деревья. Пока ходил, наткнулся на лося, который лежал возле кустов. От меня до лося от силы метра два. Увидев меня, лось вскочил и никуда не двигаясь начал смотреть на меня. Глаза с мой кулак, рога – огромные, наверное отростков по десять с каждой стороны. Спустя некоторое время, он спокойно повернулся и ушел в лес по своим делам, а я принялся за работу. Нарубив и собрав дрова, пошел к своей телеге. Подойдя к краю леса, увидел, что этот лось приближается к моей корове. Больше всего боялся, что он забодает корову и убьет. Они с коровой приблизившись друг к другу, постояли, обнюхали друг друга и лось ушел в поле. Когда он чуть отдалился от меня, я тоже воспарил духом и крикнул вслед «Хеей!». Услышав меня, лось остановился, постоял, посмотрел на меня удивленными глазами и поскакал дальше. После этого случая я понял, что это за животное лось. 

2 группу инвалидности комиссия продлила еще на год. Я по возможности и зимой и летом ходил в колхоз на разные работы. Да и со здоровьем уже было все хорошо. Когда пришла пора уборки картофеля, меня назначили принимать урожай в 1 бригаде. В те года картофель в колхозе удавался на славу. Даже с Уфы приезжали ученые, чтоб ознакомится со способами выращивания. После очередного визита, издали книжку «Опыт выращивания картофеля в колхозе «Кидаш» (на русском, башкирском, татарском языках). 10% убранного урожая выдавали тому, кто выращивал. В этот год собрав картофель (который должны были отдать государству), погрузив его в 6 грузовых вагонов (четырёхосных), отправили в Туркменистан. Из них 2 вагона были адресованы в Чарджоу, 2 – в Мары, 2 – в Ашхабад. Спустя неделю, меня отправили в Туркменистан, контролировать продажу картофеля. В это время я являлся председателем ревкомисии в колхозе. К тому времени, когда я приехал на поезде в Чарджоу, вагоны с картофелем уже были там, их как раз начали разгружать. Жители города всеми способами пытались украсть картошку для себя.  По пути от станции до склада коопторга стояли мальчишки со стальными проволоками в руках и пытались с машины достать картофелины. Главным на разгрузку туда ездил Буранбаев Зия агай. Картофель развезли по магазинам и ларькам, начали наблюдать за процессом продажи. Три дня прошло у нас на рынке и в магазинах. 

В городе была организация под названием Дынбаза. Интересно было наблюдать за работой этой базы. Туда день и ночь с колхозов и совхозов привозят дыни. На базе их сортируют, один сорт грузят в вагоны, другой – разрезают на куски, связывают и отвозят в специальные склады на сушку, семена собирали и очищали отдельно. В одном конце базы на землю стелили большие пологи и ложили несколько ножей. Кто захотел поесть арбуз или дыню, садится на это место, разрезает с помощью этих ножей и ест. Семечки и кожура от арбузов и дынь остается на пологе. Вечером хозяин этих пологов все собирает и уносит отходы домой. Оказывается отходы применялись для откармливания овец. Практически половина населения там были татары.  

Спустя четыре дня, доехали вагоны, адресованные в Мары. Там был главным Шамсутдинов Гали. Как разгрузили и распредели в магазины и эту картошку, другие вагоны доехали до Ашхабада. Мы с Сафиным Камилем поехали в Ашхабад. После разгрузки, местные сами убрались в вагонах и собрали всю  землю (оставшуюся от картошки) для выращивания комнатных растений.

Когда мы приехали, прошло как раз десять лет после страшного землетрясения. В город со всех уголков страны приехали родственники погибших. На кладбище можно было увидеть представителей разных национальностей. Землетрясение было страшной силы. В городе уцелело только 2 здания, госбанк и железнодорожный вокзал. Несмотря на то, что прошло уже 10 лет, город все еще не был очищен от обломков зданий и домов.

Когда я был в Ашхабаде, наша страна запустила в космос первый искусственный спутник. Когда спутник пролетал над республикой, его сигналы передавали по громкоговорителям.

В Ашхабаде продажа картофеля прошла быстро. В Мары картошки еще было много, Камиль поехал домой, я и Гали остались там. Кое как, продав остатки, в начале ноябре выехали домой. К родным приехали как раз к ноябрьским праздникам. В тот год с Туркменистана в кассу колхоза поступило 67 000 рублей.

В последующие годы картофель запретили вывозить за пределы Башкортостана. После этого «авторитет» картофеля закончился, сажать в больших объемах перестали.

Биографические рассказы заканчиваются 1958 годом. Очень жаль, что дед не смог дописать. Не сомневаюсь, что  ему еще было о чем рассказать. В 1960 году родился мой отец (восьмой и последний ребенок родившийся в их семье). Второй и третий ребенок прожили совсем недолго (как и из-за чего умерли не знаю). Первый сын Виль, прослужив в армии, вернулся с лучевой болезнью и умер в марте 1970 года. По рассказам отца, он был очень хорошим сварщиком, служил на Байконуре, и даже варил установки запуска ракеты Валентины Терешковой. Облучение получил там же в какой то аварии. Раньше это не разглашалось, а потом со временем и родители наверно забыли. 

Сам дедушка умер в сентябре 1996 года. А запомнил я его таким. 

Очень строгий человек, но внуков любил. Был у него велосипед Урал оранжевого цвета. На этом велосипеде постоянно ездил в лес. А зимой у нас всегда были лесные орехи. Причем собирал их в больших количествах и даже отправлял посылки своим детям. Курил практически до самого конца жизни, но к сигаретам относился с уважением. Разламывал пополам сигарету Прима, одну половину курил сразу, а вторую позже. О войне практически ничего не рассказывал, да и я не особо спрашивал, был юн и глуп. Хотел, чтоб я стал или военным, или учителем. Мне как раз после школы пришлось выбирать между физматом и военным институт (выбрал последнее). 

Когда нибудь я уговорю своего отца дописать эту тетрадь. Отец как младший в семье остался в колхозе, ухаживал за родителями. И только он сможет описать дальнейшую судьбу моего деда. 

Всех благодарю с уделённое внимание!

Часть 11

В те года в колхоз приехал настоящий агроном, Александр Петрович Вейдэ (родился и вырос в одном из Балтийских республик). Он многое сделал, чтоб повысить урожайность в колхозе. Обучил как выращивать картофель и другие овощи. При нём колхоз отвез в Туркменистан на продажу картофель и стал вторым миллионером по доходу в районе (первым был колхоз имени Тимирязева).

В декабре 1954 года, к нам приехала моя сестра и сказала: - «Вы родителей долго смотрели, давайте я маму к себе заберу, пусть у нас немножко поживет, и вы отдохнете». Мы согласились. Спустя два дня, к нам приехал мой племянник Мунир (сын сестры) и спросил, не приехала ли бабушка. Мы этому вопросу очень сильно удивились. 

В день приезда, как только все легли спать, моя мама ушла из их дома. У них двери открывались со скрипом, услышав это, дочь сестры Разина сказала об этом своей матери. Выбежав на улицу, обошли весь двор, разбудили соседей, но никто ничего не видел. А моя мама оказывается сразу вышла на улицу и пошла по дороге в Старые Кандры.

Когда к нам приехал племянник, я сходил в правление колхоза, рассказал про ситуацию и выпросил одну лошадь, чтоб поехать на поиски.

Мунир тоже был на лошади. Вечером вдвоем приехали к сестре, маму так и не нашли. После того, как лошади немножко отдохнули, решил съездить в Кандры и поставить в известность милицию. Как вернулся обратно в Кутуево, съездил к председателю сельсовета и к председателю колхоза. Утром они обещали выделить на поиски еще людей. С расцветом на помощь пришли человек 20, но откуда и как начать поиски не знаем. Сначала обошли берег озера Кандрыкуль (озеро располагалось сразу за огородом хозяйства сестры). Тут мне сказали, что в день моего приезда сюда, в снегу вдоль дороги в Кандры, видели босые человеческие следы. Мама была только в вязаных шерстяных носках, пальцы у нее замерзли и сжались, из-за этого следы и остались на снегу. Запрягли лошадей и вышли к дороге, увидев еле видные следы, разошлись и пошли вдоль дороги.  Когда дошли до асфальтовой дороги (теперь трасса М5), следы потеряли. Дальше распределились по цепочке и продолжили поиски.

Мама, пройдя метров 300-400 от дороги, упала в небольшой сугроб возле лесополосы, а тело, растопив снег, погрузилось в сугроб. Кто-то увидев один из синих цветков на ее одежде, обратил на это внимание. Позвали меня. Как увидел тело матери, я «потерялся». Пришел в себя только тогда, когда уже ехали на санях обратно в деревню. 

Мама была одета в ситцевое платье, ситцевые штаны, на ногах шерстяные носки, которые сама же связала, на голове платок. Её полушубок висел на вешалке в комнате, где спала, шаль висела рядом, варежки в кармане полушубка, валенки стояли около двери, на выходе. Почему-то ничего из этого она не стала одевать.

Тело привезли в Кутуево, посоветовавшись с людьми, решили поехать в больницу в Кандры. У нас одна мысль, как бы сделать так, чтобы маме не проводили вскрытие. Пока стоял и думал, встретил своего знакомого, врача-рентгенолога Кудашева. Когда рассказал о случившемся, он посоветовал нам сходить в прокуратуру. Прокурор – Галиев. Работал раньше в Буздяке, тоже знакомый.  Объяснил и ему ситуацию. Он спросил, если разрешит похоронить, не будут ли претензий со стороны родственников и не придётся ли выкапывать тело обратно. Если я возьму на себя ответственность,   то надо написать бумагу, что претензий не имею. Следователь подсказал, как всё оформить, потом вызвали сестру, она тоже подписала заявление. Только после этого нам выдали справку, что разрешается хоронить без вскрытия. Эту справку я принес хирургу Шафикову. После того, как рассказал про маму и ее состояние в последнее время, он выставил диагноз «Старческий психоз» и разрешил хоронить. Оказывается, когда мы были возле лесополосы, он проезжал мимо и видел нас. Спросил, как мама руки держала. Ответил, что кулаки были сжаты и руки прижаты к груди. Врач сказал, что это явный признак смерти от переохлаждения. 

Этой ночью тело мамы привезли в Капей и на следующий день похоронили как положено. Из-за того, что мама так погибла, Разия очень сильно переживала. 

Несмотря на то, что после этого случая столько времени прошло, столько воды утекло, когда проезжаю место, где погибла мама, произошедшее событие переживаю вновь, невольно глаза наполняются слезами.

Когда я был парторгом, колхоз начал выращивать сахарную свеклу. О методах посева, процессе прополки и уборки урожая несколько раз в районе провели семинары. Как только посеяли свеклу, каждой женщине в колхозе выделили участок. Мне каждый раз при прополке, при уборке урожая сначала приходилось выступать во время собраний бригад (а их было 4), а потом беседовать с каждым отдельно. Если председатель колхоза целый день был в полях, то я сначала учил детей в школе, а потом уже шел в поле. Техника применялась только при посеве свеклы, остальная работа – всё вручную. Особенно тяжело было выдёргивать свеклу с земли. Сначала свеклу выдергивали, очищали от земли, отрезали ботву, кончик и складывали в кучи. Эти кучи потом обкладывали сверху этой же ботвой и присыпали землей.

Здоровье у меня очень сильно пошатнулось, начал обивать пороги больниц. Сначала давали только лекарства и отпускали, в феврале открыли больничный. Сначала ходил продлевать больничный каждые 3 дня, а потом уже начали давать на 10 дней. Спустя 3,5 месяца провели комиссию и  мне дали 2 группу инвалидности. Председатель комиссии, в то же время лечащий врач Муза (Махмуза) Гареевна Полякова сказала мне: - «Если хочешь жить, в школу больше не ходи, как окрепнешь, найди другую работу!».

В тот год несмотря на то, что еле ходил, мне пришлось принимать выпускные экзамены, так как другие учителя на это не соглашались. После экзаменов уже я от учительской деятельности отошел. Несмотря на это, коллектив учителей, хоть и обновился в полном составе, про меня не забывал, каждый праздник мне приносили подарки, письма, поздравления (сейчас ведь уже 1985год!).

Выпускники семилетней школы, которая открылась тогда в Капее, практически все мальчики, погибли, сражаясь в годы великой Отечественной Войны.  

Не могу не упомянуть в своем рассказе и про выпускников, которые достигли высот в различных сферах.

Например: полковник Ахмадиев Вагиз Абдуллович с Маленькой Устюбы (сейчас в отставке, живет в Уфе), профессор, проректор Башкирского Государственного университета Гайнуллин Мидхат Фазлыевич с Большой Устюбы, заслуженный учитель Башкортостана Галимова Марьям Каримовна с Капей-Кубово, заслуженный агроном Башкортостана Шаяхетдинов Вагиз Гайнельгилимович, врач-хирург Хамидуллин Фахим Нуруллович. Людей, в обучении которых и я принимал участие, в деревне много, особенно женщин. Да и все они уже постарели, многие на пенсии.

Часть 10

Хоть с войны и пришел с радостью на душе, в деревне меня ждали неприятные новости (в письмах про это мне писали раннее). Во первых умер мой второй сын, во вторых отца полностью парализовало (сам не то что стоять, даже кушать не мог), в третьих – в деревнях царит голод. 
Когда ходил встать на учет, мне выдали 1 пуд муки, что оказалось очень даже кстати. Моя супруга Разия в последние годы в колхозе работала бригадиром. Держала скот. Воспитывала старшего сына, ухаживала за моими родителями. Корова, которая была у них, спасла Разию от септической ангины. От этой болезни в деревне умерло много жителей, были и такие дворы, где умирали всей семьей. В послевоенные трудные годы наша корова по-настоящему была нашей кормилицей.
Не прошло и трех месяцев после возращения, меня назначали на прежнюю работу в школу (завуч и учитель). Несмотря на то, что зарплата была 1200 рублей, 1 тысячу на руки не выдавали, а удерживали за заемные деньги и подоходный налог. Пуд картошки стоил 100 рублей, если постоянно питаться только ею, зарплаты надолго уж не хватало. Летом людей кормил лес, но зимой нельзя было даже ветку принести для отопления, даже для изготовления лаптей нельзя было брать липовую кору, наказывали.
1946-47 годы были самыми тяжелыми. Для обработки колхозных полей  тракторов мало, да и лошадей не хватает. Поля обрабатывали с помощью быков и колхозных дойных коров. Поля заросли сорняком, какую культуру найдут, то и сеют, да и от урожая только название. Урожайность с гектара не превышала 5-7 центнеров.
С 1948 года жизнь потихоньку начала налаживаться. У государства было много долгов. Деревенских жителей налогом облагали в зависимости от наличия скота и придомовых построек. Каждое двор, кроме налогов на хозяйство, заемных и страховых плат, каждый год должен был отдать государству 40кг мяса, несколько килограмм масла, 2 овечьих шкуры, несколько десятков яиц (несмотря на наличие данных животных в хозяйстве). 
Выплаты по займам нашего хозяйства:
1951год – 1675 рублей, 1952год – 1660 рублей, 1953 год – 800 рублей, 1954 год – 600 рублей, 1955 год – 400 рублей (последняя выплата). До 1951 года сколько платили не помню, записи не сохранились.
Весной 1947 года меня приняли членом ВКП(б). В кандидатах в члены проходил очень долго, так как во время войны часто переезжали, а по возращению в деревню, коммунистов, которые работали со мной и дали бы рекомендацию, не было.
В те года и учить детей было не очень веселым занятием. Весной у людей еды становится мало. От одежды у детей одно название. Когда у детей на уме мысли только о еде, им не до наших занятий было. Несмотря на это, им все равно приходилось учиться.
Директором школы назначили фронтовика старшего лейтенанта Галимова Хамита. До войны он работал в Буздякском РОНО инспектором. Учительный коллектив год за годом укреплялся. Начиная с 1950 года, количество учеников 1 классов начало уменьшаться.
В эти года меня еще нагрузили обязанностями пропагандиста и эту работу пришлось мне выполнять еще долгое время. К тому же еще и являлся председателем ревкомисии колхоза.
Осенью 1953 года меня выбрали парторгом колхоза. Тогда эта работа выполнялась на общественных началах и не оплачивалась. А приходилось ездить в бюро РайКома, на разные совещания и пленумы. Основная работа  школе отставала из за этого, пропускались уроки. Ездить приходилось на лошади, а иногда и пешком. Дома по человечески тоже отдохнуть не получалось, особенно зимой. Там лежит больной отец, за ночь несколько раз приходилось его переворачивать. Спасибо маме, она по возможности ухаживала за ним. 
Детей тоже прибавлялось в семье. В 1946 году родилась первая дочь Райля, в 1949 году – вторая Фина, в 1952 году – третья дочь Лена. К этому времени и у меня здоровье пошатнулось. Из за этого мне дали путевку в один из санаториев города Кисловодск. Когда поехал в Буздяк за путёвкой, к моему возращению скончался отец. До моего отъезда его похоронили. У мамы тоже к этому времени со здоровьем стало хуже, у нее возникла деменция. Не узнавала свое хозяйство, которое собирала всю свою жизнь. Постоянно рассказывала про своих родителей, которых уже давно нет на свете. А потом начала уходить из дома со словами «Поеду к себе домой». Сама она была родом из деревни Богады, где находится деревня знает. Бывало, что не замечали как она уходила из дома и приходилось забирать ее с деревни Устюба. Соседи, когда узнали про это, начали нас предупреждать, если мама выйдет на улицу. Моей супруге тоже пришлось несладко, ведь с работы в колхозе ее не освободили, надо ухаживать и за детьми, и за моей мамой. 
В 1952-53 годах, с приходом в школу молодых учителей, окончивших институты, мне как завучу со средним образованием уже было сложно работать, да и здоровье подводило. Только после подачи в течении двух лет заявлений в РОНО, меня освободили от должности завуча. У меня появилось больше времени отдохнуть и заняться своим хозяйством.
В Кисловодске отдыхал в санатории имени Луначарского. Оказывается он предназначался только для лечения учителей. Многие больные истощенные, много и тех, кто уже в возрасте. На прогулки никто не ходит. Из за этого, отдыхающие с других санаторий его называли монастырем. Там не то, что ванн с водой не было, даже питьевую воду привозили на лошадях. Лечившиеся или кожа да кости, или толстые как бочка. Я относился к первым. Для своего роста мне до нормы не хватало 18кг веса. Таких как я в сутки кормили 5 раз (в основном молоко и молочные продукты, булка, белый хлеб). Со мной в одной комнате жил один мужик с Московской области. При росте 160см он весил 126кг. Когда обувался, не мог завязать шнурки, мешал живот. Им давали пищу вдвое меньше нашей. В течении часа после завтрака их заставляли заниматься с гантелями, гирями и бегом. Потом уводят в горы. Чтобы подняться в горы там сделали лестницу длиной 7км. Сначала каждые 500м, а потом каждые 200м стоят медсестры, измеряют им пульс. Если пульс повышенный, отправляет назад, при этом ведут записи, кто сколько метров поднялся. У кого хватало сил, поднимались все 7км и спускались назад.
К этому, раз в 5 дней им объявляли постельный режим. В этот день выдавали дополнительный матрац и подушку. Из еды – только кефир. Пьешь сколько влезет. Если и это не помогало, то им давали из пищи только кипяченую воду и яблоки. В таком случае некоторые сбрасывали по 2-4кг веса, чему несказанно радовались.
В этот год весна пришла поздно. С санатория я приехал 12 апреля, а 13го начались весенние каникулы (в те времена весенние каникулы давали, когда на улицах появлялась грязь).
Пребывание в санатории пользы мне практически не принесло.


 


  

Решила мама в этом году попробовать вырастить данный вид индюков (как они правильно называются не знаю). Эти птицы оказываются обожают лук, нет ОБОЖАЮТ! Запах лука чуют издалека и уплетают его с огромной скоростью. Мне иногда кажется, что они говорят хозяйке: "Нас хлебом не корми, дай лук поклевать". Причем употребляют и в зелёном виде, и в жёлтом (когда уже почти созрела), и от луковиц не оставляют даже шелуху. Теперь их наверное можно готовить без добавления в блюдо лука.