PapaSilver

Хотя основная часть работы требовала от Майстера Франца общения с живыми — заключенными, чиновниками, пациентами, — он также проводил немало времени с мертвецами или, если говорить точнее, с трупами бедных грешников, которых он отправил на тот свет. Некоторых из тех, кого он казнил, ожидали те же обряды, что и любых других покойников, включая захоронение в освященной земле. Большинству, однако, была уготована менее счастливая судьба.

Изуродованные колесованием трупы, тела повешенных воров и убийц оставляли стихиям и со временем они осыпались в ямы под виселицей. Трупы казненных другими способами передавались палачу для вскрытия или иного использования.

Никоим образом телу казненного преступника не позволяли пропасть просто так; вместо этого оно бывало задействовано как свидетельство милости суда, как ужасное предупреждение или как полезный медицинский объект.

В Европе раннего Нового времени и академические врачи, и народные целители считали, что тела мертвых обладают исключительными лечебными свойствами. Такое убеждение привело к практике, которая с точки зрения современного восприятия может показаться странной, даже ужасающей, но тем не менее получившей широкое признание в эпоху Майстера Франца.

Части человеческих тел употребляли в пищу, носили с собой или находили им другое медицинское применение — и все это для исцеления больных или раненых.

Истоки веры в особую силу человеческих останков уходят вглубь времен, по крайней мере до Плиния Старшего (23–79), а сама она будет процветать даже в просвещенном XVIII веке. Несмотря на очевидную близость этой традиции к магии, практически все медицинские работники того времени настаивали на том, что все это имеет прочную основу в натурфилософии и самой анатомии человека.

По мнению последователей Парацельса, также известных как ятрохимики, человеческая кожа, кровь и кости обладали такими же целебными свойствами, что и некоторые минералы и растения, и передавали исцеляющую духовную силу больному человеку.

Классически обученные врачи галеновского толка смеялись над подобными «магическими» объяснениями и настаивали на том, что употребление в качестве лекарства частей тела других людей излечивает болезни, восстанавливая внутренний баланс четырех телесных жидкостей (крови, слизи, черной желчи и желтой желчи). Но практически ни один целитель, вне зависимости от того, имел он формальное образование или нет, не оспаривал общепризнанный факт, что свежий человеческий труп является источником множества лекарственных средств.

Питье крови, «самой благородной из жидкостей», считалось особенно сильнодействующей процедурой со множеством возможных применений, как то: растворение сгустков крови, защита от болезненной хандры или кашля, предотвращение судорог, лечение нарушений менструального цикла или даже метеоризма.

Ценность жидкости определялась возрастом и мужской силой, поэтому особенно ценилась кровь казненных без долгого ожидания молодых преступников, жизненная сила которых еще не начала убывать.

Эпилептики, жаждущие испить теплой и свежей крови бедного грешника, часто выстраивались в ряд около эшафота после обезглавливания — для нас даже вообразить себе подобную сцену немыслимо, но при этом она не была ничем примечательным для Франца Шмидта и его современников.

До середины XVII века палачи, по сути, пользовались монополией на поставку частей человеческого тела, применяемых в народном целительстве. Многие в качестве дополнительного подспорья имели постоянные контракты с аптекарями или нетерпеливыми покупателями напрямую.

Официальная фармакопея Нюрнберга включала немало рецептов, в которых использовались части тел казненных преступников: целые и истолченные черепа, «человеческий прах» (из молотых костей), «маринованная человеческая плоть», человеческий жир, соль с человеческим прахом и вытяжка из человеческих костей (зелье, получаемое их кипячением).

Беременные женщины и люди, страдающие от отеков суставов или судорог, носили специально обработанные полоски человеческой кожи, известные как «человечья шкура» или «жир бедных грешников».

Целительная сила мумий — высушивание человеческой плоти было широко распространено — даже оказалась в центре нового религиозного мистического учения, созданного иезуитом Бернардом Цезием (1599–1630). Невозможно узнать, какой именно дополнительный доход Франц имел от торговли частями человеческих тел или даже в какой степени он участвовал в этой гнусной, но прибыльной практике.

Неизбежно, что некоторые целители той эпохи продвигали и явно магические способы использования трупных фрагментов. Рецепт, составленный одним из коллег Франца для лечения лошади от сглаза, требовал порошка, приготовленного из определенных трав, коровьего жира, уксуса и жженой человеческой плоти, — все это должно было быть перемешано с помощью очищенного прута, найденного на берегу реки до захода солнца.

Академические врачи-протестанты, стремясь развенчать католическую веру в силу святых мощей, во весь голос отрицали, что части человеческого тела способны обладать такой сверхъестественной силой.

Они отвергали как религиозные предрассудки, так и схожие с ними народные верования, например в то, что палец или рука казненного вора принесут удачу в азартных играх или, если скормить их корове, обеспечат защиту от колдовства.

Леонардо да Винчи (1452–1519) и Микеланджело (1475–1564) задолго до того испрашивали тела казненных для этой цели, разрешенной папой Сикстом IV еще в 1482 году. Но медицинский интерес к вскрытию не исчезал вплоть до публикации рисунков Андреаса Везалия (1514–1564) в труде De Humani Corporis Fabrica («О строении человеческого тела», 1543). Изящные иллюстрации с подробными комментариями, приведенные в труде 28-летнего врача, демонстрировали работу скелета, нервной и мышечной системы, а также внутренних органов и произвели фурор в сообществе медиков.

Практически сразу медицинские факультеты по всей Европе начали посвящать анатомии лекции и открывать анатомические кафедры под впечатлением от исследований Везалия и других первопроходцев, показавших, что многое из того, чему они учили до этого момента — в основном знания, происходящие от греческого врача II века н. э. Галена, — было неточным или вовсе неверным. Спустя столетие уже 11 немецких университетов, в числе которых и Альтдорфский университет под Нюрнбергом, обзавелись своими анатомическими театрами, и практика медицинского вскрытия стала повсеместной.

Из книги Джоэла Харрингтона «Праведный палач»

https://knife.media/corpses-as-a-cure/

22-е Летние Олимпийские Игры проводились в Москве в 1980 году. Поскольку материковая Москва не имела подходящих сооружений для проведения парусных состязаний, миссию проведения олимпийской регаты возложили на Таллин, столицу Эстонской ССР. Началась масштабная реализация множества инфраструктурных, жилищных, инженерно-технических, транспортных, спортивных и общественно-культурных проектов. Одним из них стал Дворец Культуры и Спорта им. В. И. Ленина, с закрепившимся позднее названием — Горхолл. Массивное железо-бетонное сооружение гармонично вписалось в береговую линию, не нарушая целостности открывающейся с залива панорамы исторической части города. При облицовке использован камень известняковых и доломитных пород местного происхождения. Главныe архитекторы проекта — Райне Карп, Рийна Алтмяэ и Юло Сирп. В составе коллектива, работавшего над созданием и воплощением проекта, они в 1984 г. были награждены Государственной премией СССР.

"Архитектурная композиция здания обусловлена его местоположением на участке раскрытия центра города в сторону моря. Здание призвано быть не барьером между городом и морем, а связующим звеном, как бы мостом между застройкой и водной поверхностью. Авторы остановились на решении, позволяющем использовать покрытия здания в качестве террас, по которым можно ходить, на которых можно отдыхать и любоваться открывающимися видами на Старый город и водную гладь. Поэтому сооружение запроектировано таким низким, как это позволяет технология зала.

Дворец не имеет привычных фасадов, поскольку комплекс оформлен как "прибрежный холм", ассоциирующийся с древними бастионами города. Отделочными материалами являются главным образом газон, покрывающий склоны этого холма, доломит, которым облицованы невысокие участки стен, и бетон. Несмотря на большой объём (размер плана 160 х 300 м), здание сливается с панорамой города и не изменяет его силуэта.

Центральным помещением является трансформируемый амфитеатральный зал, вмещающий до 4800 зрителей. Второе по значению помещение - спортивный зал, рассчитанный для игры в хоккей, трибуны которого вмещают 3 тыс. зрителей."

из "Архитектуры советской Эстонии", 1987

http://tallinn.cold-time.com/2013/01/06/таллин-2012-полёты-во-сне-и-наяву/attachment/021/

http://alltallinn.blogspot.com/2013/12/tallinnskij-gorholl.h...

В настоящее время заброшен и находится в плачевном состоянии.

https://www.stena.ee/blog/oldnarva/v-spiskah-dostoprimechatelnostej-ne-znachitsya…-gorholl-tallin

https://uchvatovsb.livejournal.com/306331.html

https://www.stena.ee/blog/tallinskij-gorholl-bylo-i-stalo

Русское крестьянство придерживалось традиционных форм регуляции поведения, т. е. обычая и ритуала. Считалось, что действующие нормы унаследованы от предков и поэтому являются обязательными для всех членов группы. Ссылка на то, что так установили предки, составляла основу мотивации в повседневной жизни. Другого обоснования не требовалось, так как весь смысл традиционного поведения заключался в том, чтобы повторять и воспроизводить определенные действия, которые должны обеспечить устойчивость и стабильность в жизни. Устойчивая норма – эталон, ибо так было «в первый раз». Норма пластична, так как от нее зависит выживание сообщества. Ситуации, в которых она действует, не бывают одинаковыми, не совпадают во всех подробностях.

Обратимся к народному земледельческому календарю, который организовывал всю хозяйственную годовую деятельность, регламентировал аграрные обряды и праздники, устанавливал начало и окончание работ и, соответственно, влиял не только на производственную, общественную, но и на семейную жизнь крестьян. Он, с одной стороны, соотносился с экономической деятельностью крестьян и отражал церковные праздники и иные значимые события, с другой стороны, базировался на верованиях предков.

Праздники являлись своего рода точкой отсчета и ориентирами во времени. Так, например,

на Ивана Постного (11 сентября) нельзя есть скоромное и круглое (лук, арбузы, орешки, капусту,

яблоки) и даже держать в руках нож, потому что круглое напоминало голову (по преданию Иоанна

Крестителя обезглавили в этот день). Всё нарезали заранее, хлеб ломали руками.

Во многих районах России до Петрова дня не разрешалось собирать ягоды. Кормящим

матерям нельзя было есть ягоды, чтобы не испортить молоко. Подобные запреты напрямую зависели от региональных и культурно-исторических особенностей: в Зауралье до Ильина дня не

ели черемуху, в Сибири огурцы начинали есть с Ильина дня, забайкальские старообрядцы ели

«огородину» с Первого Спаса.

С Первого (Медового) Спаса можно было есть мед, предварительно освятив его в церкви.

По мнению крестьян, еда в ряде случаев обладает иррациональными свойствами. С ее помощью

можно как насылать, так и снимать порчу, получать особые знания. Помимо этого, некоторые

качества пищи могут передаваться человеку (делать его более здоровым, сильным и даже молодым). На продукты можно воздействовать магически, придавая им новые желательные качества. Участие в ритуальных трапезах и обрядовых действиях, происходящих в сакральное время, изменяло статус еды. Освященные продукты (первый мед и первые плоды) передавали благодать всем последующим. Именно первое ритуальное вкушение пищи оказывало влияние на будущий урожай, достаток и благополучие семьи.

Со Второго Спаса позволялись яблоки. Однако родители детей, умерших в младенчестве,

употреблять их не могли: считалось, что если нарушить этот запрет, то ребенок на том свете

яблок не получит.

Религиозно-мифологические нормы делили пищу на чистую и не чистую, причем подобное

деление зависело от регионов. Так, например, свинья у староверов до сих пор не употребляется

в пищу на том основании, что Спаситель изгнал бесов из одержимого и переселил в стадо свиней. Кроме того, ведьмы, особенно в большие годовые праздники и в период полнолуния, становились очень опасны и могли оборачиваться свиньей, собакой, сорокой, вороной или принимать вид какого-либо предмета (колеса, стога сена и пр.). Однако свинину охотно употребляли прочие крестьяне. Вероятно, это объяснялось экономическими соображениями: плодовитостью и неприхотливостью этого животного.

Другие виды мяса были менее популярны. Вологодцы, например, не ели телятину, так как

считали ее малопитательной и вообще вредной. Как отмечает Н.М. Карамзин, Лжедмитрия разоблачили не в последнюю очередь благодаря его пищевым пристрастиям: «…ел телятину, которая считалась у нас заповедным, грешным яством». Воздержание от употребления телятины связано, вероятно, с экономикой, а именно с тем, что, во-первых, коровы перестают доиться без телят, во-вторых, через два-три года из теленка выйдет «полноросная скотина». Кроме того, корова почиталась как кормилица семьи («Корова на дворе, харч на столе»), ассоциировалась с богатством, достатком.

Домашняя птица относилась к чистой пище, однако кур ели чаще всего в праздники и во

время ритуальных трапез, например на свадьбе, потому что курица и петух в представлениях

крестьян соотносятся с плодородием, обилием, символизируют жизненную силу. В то же время

на Русском Севере курятину не употребляли в пищу, так как верили в то, что петух своим криком

разгоняет всевозможную нечисть, возвещает начало нового, светлого дня. Зачастую главным

блюдом праздничного застолья мог быть гусь.

Русская традиция разрешала с рядом оговорок использовать мясо диких животных (лосятину, оленину, зайчатину) и птиц (уток, гусей, рябчиков, лебедей). Отношение к зайцу двойственно: так, «у него кошачья морда и собачьи лапы» и есть его нельзя, но в некоторых районах, например в Калужской губернии, запрет обходили, считая, что нечистой является только передняя часть, а заднюю вполне можно использовать.

Обращает на себя внимание и способ умерщвления животного: удавленину избегают, так как в животном сохраняется кровь, а русские полагают ее потребление грехом. Не употребляют также мясо животных, которых убила женщина.

Из рыб запретными считались те, которые не имеют чешуи  и крестообразной

кости в голове, а также плывущие против течения. Угря находят любимым блюдом водяного и,

поймав, отпускают обратно в воду. Кроме того, он похож на змею, а змей и гадов относят к нечистым животным. Так, по свидетельству Даля, русские крестьяне не едят сома, называя его «чертовым конем». Раков не едят на том основании, что «грех… – ни рыба, ни зверь, ровно лягушки» . Во многих местах их называют «чертовы вши», так как они питаются падалью. Речных моллюсков тоже не ели, однако во время голода от запрета отступали.

Регламентировались не только процессы потребления пищи, но и правила поведения за столом. Стол рассматривали как ладонь Бога, за него садились с чистыми руками, помолясь перед едой. Нельзя было стоять, сидеть развалясь, нарушать порядок трапезы, «кусочничать». После еды надо было поблагодарить высшие силы и убрать еду и посуду, так как в противном случае они останутся в распоряжении нечистого: «У меня-от оставляют, дак я ночью встаю, да крешшу всё, да закрываю. Вот чево оставили на столе, тем и питаэцця суседушко-доброхотушко, он и питаэцця этим. Всё надо перекрешшать. Всегда перекрести».

Ритуальные трапезы предполагали строгое следование нормам застолья. В частности,

предложенную пищу следовало съедать без остатка, так как еда соотносилась со здоровьем,

силой, судьбой, долей. До сих пор в российских семьях старшее поколение убеждает детей: «Доедай, нельзя оставлять свою силу, большой не вырастешь!» Недоеденную пищу не выбрасывали, обычно раздавали бедным. Существовали специальные обрядовые церемонии, направленные на доедание остатков пищи (ошурки доедать, охараточки подбирать, черепки собирать и т. д.) . Такое же требование предъявляли по отношению к питию: «Пей до дна, не оставляй зла», последний глоток «бесам не оставляют». В данном случае на первое место, как видим, выдвигается религиозно-мифологическое обоснование.

Умеренность во всех сферах жизни, в том числе и в еде, являлась эталоном поведения. Вежливость гостя по отношению к хозяину определялась соблюдением правил приличия, деликатный человек оценивался как «знающий честь, вежливый какой! Ведь по-маленечку ест». Традиция требовала: «Ешь вполсыта, пей вполпьяна, проживешь век дополна», «Обедай, да не объедай», поскольку алчность мешает . С другой стороны, качество работника оценивали сообразно с его аппетитом: если хорошо ест, значит, хорошо работает. В большинстве случаев осуждали людей, употребляющих чрезмерное количество пищи: считали, что, если человек ест слишком много, будто за двоих, за его плечами стоит нечисть. Подобное представление нашло отражение и в пословицах: «есть в три горла», «есть как не в свое брюхо», «жрать в три горла». Но и другая крайность – малый аппетит или его отсутствие – также соотносилась с наличием нечистой силы: «ест (пьет) как не своим ртом». Дьявол проникает в человека через еду в тех случаях, когда он нарушает правила или нормы пищевого поведения: ест на ходу, на улице, в неположенное время.

Регламентация питания была связана не только с характером и количеством пищи, но и со статусом и возрастом едоков. Поведение будущей матери зависело от многочисленных норм и предписаний. Не последнюю роль отводили еде. Считали, что одна пища предохраняет от зачатия, другая, наоборот, способствует ему. «Желания беременной исполняются беспрекословно. Принимают во внимание странности, брезгливость и прихоти беременной. Если ей захочется съесть что-нибудь особенное, покупают без разговоров: это она желает “с брюшка”, “животом захотела”, оттого, что ее “перебирает на молодое”. Иногда отказать такой прихоти беременной считают даже за грех, так как этого требует “душа младенца” (Саранск, у. Пензенск. г., Смоленск, г. и у.; Шуйск. у. Владим. г.)» . В состоятельных и согласных семьях беременную прикармливают, давая ей отдельно от других более вкусную, питательную, удобоваримую пищу . Хотя в данном случае обращает на себя внимание религиозно-мистическая окраска запретов, в основе традиции – здравый смысл и медицинская целесообразность.

Женщина в положении соблюдала целый ряд правил: не есть до того, как проснутся остальные члены семьи; из посуды, в которой готовилась еда, не использовать битую – родится младенец с «заячьей губой»; не поглощать пищу на ходу – отрицательно отразится на здоровье ребенка, его манерах и внешности. Кроме того, женщина не должна была есть мед (ребенок будет золотушным), рыбу (ребенок долго не будет говорить). Считалось, что употребление заячьего мяса приведет к выкидышу, а если есть хлеб, изгрызенный мышами, дитя родится слепым. Нельзя возиться с падалью, обгладывать кости от птицы, есть пригоревшую к сковородке или к горшку кашу. Также не рекомендовалось употреблять сросшиеся плоды, яйца с двумя желтками, поскольку увеличивалась вероятность рождения близнецов. Их появление считалось дурным знаком и даже карой за грехи, крестьяне полагали, что «рождение близнецов ложится на родителей стыдом», близнецы долго не живут (один из них «отбирает» долю у другого). Иногда, чтобы этого избежать, проводили обряд разделения судеб.

Родившую кормили особой пищей, обладающей, по мнению крестьян, «оживляющими»

свойствами: хлебом, солеными огурцами, капустой, грибами, мочеными яблоками, так как до сорока дней после родов она находилась на грани смерти. Кислые и квашеные продукты обладали

целительными свойствами и могли оберегать от сглаза и порчи. Кислый хлеб соотносится с возрастанием, увеличением; о дрожжевом тесте говорили «живое», оно поднимается, подходит (в

Болгарии данный процесс обозначался словом «възиде»). Вероятно, кислый вкус маркирует жизнь, бытие, белый свет, а сладкий соотносится с тем светом. Употребление в пищу сладких блюд во время поминок, по мнению крестьян, должно было обеспечить усопшему благополучие («сладкую жизнь») в ином мире.

Регламентации подвергали и поведение на свадьбе. Молодые обязаны были воздерживаться от еды за общим столом (миска, стоящая перед ними, оставалась пустой, а чарки переворачивались вверх дном). Подобное поведение объяснялось тем, что православие требовало от человека, вступающего в брак, не только нравственного, но и физического очищения, предполагающего молитву, отказ от развлечений, еды и хмеля. Кроме того, новобрачные пока еще не считались супругами, так как брак не был подтвержден брачной ночью, и, следовательно, не могли быть приняты в круг женатых и замужних участников свадьбы, пить с ними, есть и веселиться .

Таким образом, запреты в сфере питания носят не единичный характер, а являются системой, достаточно гибкой и вариативной, так как направлены на разные категории людей (дети, беременные женщины, старики), зависят не только от пола, возраста, но и времени года, области распространения. Регламентируется не только вид пищи, но и способ ее приготовления. Главным образом в основе различных норм лежат целесообразность, а также экономический, древнейший мифологический компоненты, сочетающиеся с более поздними религиозными.

Авторы: Медведева Зоя Анатольевна, Васькина Ольга Эдуардовна

https://cyberleninka.ru/article/n/pischevye-zaprety-v-srede-...

Raku Inoue

https://www.instagram.com/reikan_creations/

https://reikancreations.com/work

https://www.boredpanda.com/animal-flower-arrangements-raku-i...