Nikopl

Поле зеленое, травой свежей пахнет. Солнце в зените яркое.
- Так скажи мне боже! Зачем ты меня забираешь? От чего на поле тихом не слышу я братьев не по крови да по оружию. Почему в руках моих шашка да карабин, но не вижу я врагов, да в ушах лишь звон. Что уготовил ты мне, коль не чувствую ног?! Ответь… Забери меня или дай мне знак. – Тень повисла над молодым казаком, затем силуэт, ряса черная закрыла солнце ясное, крест деревянный мелькну, забытье…
Луч в келью словно вор пробравшись разбудил молодца. Голова, что чугунный котел. Руки сбитые, пальцы иссушены словно ивой оплаканы. За место ног по колени тряпье белое, в крови всё измазано. Взревел хлопец, отвоевал. На вой словно волка битого, влетел монах с головою покрытою.
-Что же ты хлопец детей да баб распугал. – осмотрел пацана, да к кровати упал. – Ты хлопец не вой. Прячь звериный оскал. Думаю уже понял, что своё отскакал.
- Что же ты батюшка меня не добил? Лучше сейчас бы меня хоронил. Как мне юроду теперь жить? Кому же мне батенька сейчас услужить? – Парень в слезах на отца не смотрел, стыдно парнишке и вовсе без сил. Отец дверь прихлопнул, бабы взмолились, мужчины из храма тот час удалились. Не гоже мужам на слезы смотреть, знали они прискорбия плеть.
- Ты парень не вой я тебе говорю. Службу нести ты будешь и в преть. Да, не царю, не возьмет атаман, но в церкви найдется покой и очаг.
Шли дни, месяца, на полях шел покос. Десятину несли, кто хлеб, а кто коз. Злато в деревне ни когда не видали, оно и не надо бог и так с нами. Прием вел отец, парнишка считал. Косо смотрел весь сельский аврал. Парнишку без ног ни кто не любил, лишний ведь рот отцу говорил. В такие моменты отче серчал грязною тряпкой как скотину гнал. Зима на дворе лютый мороз, попрятал в хлеву народец и коз. Тут то давай бабы ходить просить у отца пьянь присмирить. Отче всё слушал, вздыхая молчал, женщин домой с богом ссылал. Может всю зиму так бы и жили, но богу на милость одного схоронили. Тот из лесу пьяный угодил на капкан. Отец же с наставничеством его отпевал. Вдова в черном плате весь храм обрыдала. Ночью пришла с паренька не слезала. Отче под утро когда увидал, с петухами орал вот ни кто и не слыхал. Матрена взмолилась мол меня не вини траур снимала, а с молодого пали портки. Мол парень убогий домой не возьму, пусть сторожит церквушку твою. Разорался отец пуще чем было, но Матрена вся в слезы, мол дети отца еще не забыли. Взмолилась она её отпустили.
- Что же ты дурья башка мне творишь? Храм божий ты же так осквернишь! Безбрачие, блуд, утехи в храму, не спятил казак, я тебя не пойму?
- Ты батюшка правда меня уж прости голова отключилась, ты тоже пойми. Да честно сказать я тебя сам не пойму, за что обещаешь ты им место в раю. Они вурдалаки только ведь пьют да блудят. Покаяния просят, затем в домах не ночуют. Я же всё слышу, как молят прощенья. Как слезы текут сквозь по полу в щели. Ты же дурак всё им простил! А дети не знают отцовских могил! – Отче бледнел от слов паренька. Подумалось даже прикормил он скота. Но рясу поправив, тяжко вздохнул.
- Не понял ты сын, не меня, не веру мою. Ни дара прощать, ни слёзы людей. Их слезы прикрытие греха своего. Безволие делать и тугость ума. Так вот и строят крестьяне тропу, князю, а те уж нашему царю. Но ты будь уверен я их прощу, так и окажутся твари в раю.
- А как же все те, кто не принял твою благодать?!
- Им не впервой в аду выживать.