NatalyTsareva

Поздно. О чем-то думать слишком поздно.

Тебе, я чую, нужен воздух.

И мы лежим в такой огромной луже…

Прости меня, моя любовь.

Земфира

Конечно, я могла бы попросить знакомых ребят разобраться, у меня есть приятели, которые всегда рады набить кому-нибудь морду, моя «крыша», как я их называю, но зачем?.. Я справилась и сама. Димка с Пашкой больше не пристают, когда мы видимся, просто проходят мимо. Вопрос исчерпан.

Драться я научилась классе в восьмом. Пришлось. Я вспоминаю, как это было странно и дико в первый бить – бить в живое, мягкое, теплое. Как тяжело было преодолеть внутренний барьер, запрет на насилие. Научиться не останавливать руку, сжатую в кулак, не тормозить удар. Задушить в себе естественную женскую слабость. Но я смогла.

Вот в Ольге, кажется, никогда не было этой внутренней борьбы, она дралась с парнями с начальной школы. Поэтому ее и выбрали старостой, что она могла поддерживать порядок. Садилась верхом на вышедшего за рамки одноклассника и приводила его в чувство. Она была тяжелее и сильнее большинства с них.

Я завидовала этой силе, но не сказать, чтоб досмерти. В принципе, мне хватало собственной.

К тому же Ольге, при ее силе, не было свойственно увлекаться. Она была уравновешенной и совсем не такой эмоциональной, как я. Она редко входила в раж, а со мной такое случалось.

А Надька, кажется, и вовсе никогда не дерется… Полная, тяжелая, она, как и я, не любит спорт и физкультуру. Но к ней почему-то никогда и не пристают… А со мной такое происходит и часто. Постоянно приходится доказывать собственную состоятельность, подтверждать ее и так, и так. Почему?

Может, потому что я с начальной школы читаю свои стихи со сцены, выступаю на концертах всякой самодеятельности? Лезу всем на глаза… Так я к этому не стремилась, меня всегда выдвигали учителя. Вот еще интересная особенность, пристают ко мне обычно те, кто меня знает только наглядно, из других классов. А с одноклассниками отношения в целом нормальные. Не со всеми, ясно дело, но врагов у меня среди них точно нет.

Происшествие с Димкой и ивовым прутом отступает на второй план еще и потому, что в октябре приезжает Макс. Наконец-то. Мы не виделись с самого мая.

Поезд приходит утром, когда я еще в школе. Но как только заканчиваются уроки, я бегу к нему. Он останавливается у себя в «подвале» – так мы называем его квартиру на первом этаже низкого, вросшего в землю дома. Там холодно и тянет сыростью, но у нас всегда есть горячий чай… и мы сами.

Он открывает мне дверь, и я с разбега падаю в его объятья.

–  Господи, наконец-то, наконец-то. Я так тебя ждала…

–  Клара, милая, я сам так скучал…

Он зарывается лицом в мои волосы. Я едва не плачу от счастья. Мне кажется, что это какая-то фантастика, что этого просто не может быть – мы вместе. МЫ ВМЕСТЕ. Боже, боже.

Если бы только ты не уезжал. Если бы ты мог быть рядом со мной всегда. Все было бы иначе. Все. Абсолютно все.

–  Как ты, Клара? – спрашивает он, нежно целуя меня в лоб.

–  Плохо, –  честно говорю я. – Так тяжело. Так тяжело без тебя.

Он молча вздыхает. Ну что тут скажешь?

–  Ты надолго?

–  До конца ноября.

У нас есть месяц. Целый месяц. С ума сойти можно.

–  Я люблю тебя, –  говорю я. – Я люблю тебя больше всего на свете.

1. Просто утро

2. Чего ты тут не видела?

3. История вопроса

Моя оборона –

Солнечный зайчик незрячего мира.

«ГрОб»

Снова история. Я уныло гадаю в тетради, выписывая ряды чисел до ста в столбик, а потом по системе зачеркиваю их, пока не останется одно. В тетради с перепиской расшифровка, типа «любит», «страдает», «вспоминает» и так далее. Не могу сказать, что мне так уж интересен результат гадания, я вообще в такое не верю, но делать все равно нечего. Рядом со мной Кэст как обычно рисует. Пишут конспект из всего класса дай бог человек пять.

Нет, раньше я развлекалась тем, что записывала за историчкой ее перлы вроде «советское начальство ездиют по заграницам», «закрой заседание», «монополия – это тогда, когда» и тому подобное, но давно уже бросила это гиблое дело, осознав, что Таисия настолько косноязычна, что записывать за ней можно бесконечно. Это уже неинтересно, несмешно, все к этому привыкли и никого это не удивляет.

После урока, когда она выходит из кабинета, Кэст, прихрамывая (он второгодник, пропустил пятый класс из-за того, что попал под машину и повредил ногу), пишет на доске «Таисия дура».

Это удивительно. Историчка достала даже его, флегматика и законченного пофигиста.

В середине дня классная пытается доискаться, кто автор оскорбительной надписи. У нее это так и не получается, и никаких последствий происшествие не имеет.

Сегодня у Ольги опять тренировка, и я возвращаюсь из школы одна. Стою на остановке, жду автобус. Там же пара знакомых парней, которым нужно ехать в тот же район, что и мне.

Димка Буркин, один из них, начинает приставать. Плетет какую-то чушь типа «ну что, Цейкинская, где твоя гитара, дома забыла, что ли» и все такое. Я вяло огрызаюсь в ответ.

Парням явно скучно. Димка ломает ивовую лозу, подкрадывается сзади и бьет меня по заднице.

Я подскакиваю.

–  Сволочь!

Я бы сумела вмазать, только бегает он быстрее.

Но стоит мне остановиться, как он бьет еще. И еще.

Это больно, да. Но гораздо хуже унижение, тонкой струйкой стекающее по позвоночнику. Пашка, его друг, смотрит и смеется. А я ничего не могу сделать. Совсем ничего.

Ладно. Ехать нам вместе.

Подъезжает автобус. Мы заходим в разные двери. Как всегда, в это время толпа народу.

Здесь неважно, что он быстрее бегает.

Я пробираюсь к Димке, расталкивая народ. Ни говоря не слова, бью в переносицу. И еще. И еще. Как он меня там, на остановке. Не жалея.

Димка машинально закрывается, но не отвечает. Кажется, он удивлен.

–  Вот ты какая, Цейкинская, вот ты какая, –  приговаривает он.

Какой-то мужчина сзади увещевающим тоном произносит: «Девушка, девушка…»

Я не слушаю.

Обещаю:

–  В следующий раз это буду не я.

Отхожу в другой конец автобуса, прижимаюсь лбом к холодному стеклу. Ничего не вижу.

Ненависть стучит в висках, ненависть горячими толчками идет по венам. Весь мир затопила ненависть, и я сама – только чернильная точка в океане тьмы.

Предыдущие главы

1. Просто утро

2. Чего ты тут не видела?

Я рисую на асфальте

Белым мелом слово «хватит».

Хватит лжи и хватит боли,

Отпусти себя на волю.

«Пропаганда»

Я зову Ольгу сестрой, хотя вообще-то мы не родственники. На самом деле мы просто одноклассницы. До середины восьмого класса даже особо не общались. Год назад, в начале девятого, Ольга ушла от своих родителей, точно так же, как мои ушли от меня. Я уже тогда жила одна, если не считать кота и собаку. По вечерам бывало тоскливо, вот и перетащила к себе подругу.

Ольга тоже была счастлива наконец куда-то деться от вечной ругани с матерью. Такие эпизоды, как с Санчиком, случались нечасто, моя мама редко приезжала, а с отцом я и вовсе практически не общалась. Мы удобно поделили мою двухкомнатную квартиру и жили припеваючи, не мешая друг другу.

На вид Ольга – высокая рослая блондинка. Она выше всех девчонок в классе и выше многих парней. Когда-то я тоже считалась высокой, но в четырнадцать почти перестала расти, навсегда оставшись самого обычного среднего роста. Ольга занимается баскетболом, с пятого класса – староста. У меня нечасто так бывает, что я не чувствую себя лидером в отношениях, вот с Ольгой был как раз тот случай. Она была сильнее, я это давно поняла. Наверно, это и привлекало меня в ней, потому что мне вовсе не нравилось всегда чувствовать себя самой взрослой и ответственной за все на свете. Можно сказать, что Ольга присматривала за мной, когда у меня отказывали тормоза – что случалось довольно часто.

К десятому классу у меня две подработки – внештатником в газете и репетиторство. В газете я хожу на опросы, пишу рецензии на фильмы, обзоры выставок и других культурных мероприятий. Этим я занимаюсь уже два года, с восьмого класса. А с девятого еще помогаю с русским языком дочке знакомых. Мне можно платить меньше, чем настоящему учителю, а объясняю я вполне понятно.

Но несмотря на это, денег у нас никогда нет. А когда они появляются, сразу же уходят на гулянки…

Кроме этого, у меня есть еще гитара, театральный… и личная жизнь. Так что ясно, что на школу времени не остается. Больше всего на свете я мечтаю сбежать поскорее из этого дурдома, воспринимая хождение туда как тягостную повинность вроде барщины или оброка. Ну да, так заведено, что люди в моем возрасте должны учиться. Но на кой черт мне нужна тригонометрия и химия? Я точно знаю, что не свяжу свою жизнь с этими предметами. Мой протест заключается обычно в том, что я просто ничего не делаю на неинтересных уроках. Поскольку контролировать меня некому, все это сходит с рук, тем более что таких и большинство в нашем классе.

Если уж начистоту, то я даже не помню таблицу умножения. Объясняется такое положение дел очень просто – я класса с пятого не делаю домашку по математике. Скучно и лень. Дома не проверяют, мать расписывается в дневнике на год вперед и никогда не ходит на родительские собрания. А математичка работает на две ставки, чтобы прокормить семью… Она собирает тетради раз в четверть. Иногда я успеваю списать домашку у одноклассников, иногда нет… В сущности, особой роли это не играет. Ну а решать контрольные и самостоятельные по алгебре мне помогают друзья. В свою очередь я пишу им сочинения и проверяю диктанты, так что это взаимовыгодный обмен.

Так и с Ольгой, она скорее технарь, я – типичный гуманитарий. Мы привыкли помогать друг другу. В учебе да и во всем. Нам так здорово вместе, что, кажется, мы могли бы прожить вместе всю жизнь. Одна беда, нам обеим нравятся мальчики, и создать семью не получится.

Что касается Надьки, то там другая история. Самое главное – Надька красивая. Любит парней и терпеть не может школу. Ее главная гордость – третий размер груди, представляющийся другим одноклассницам чем-то совершенно недостижимым.

В прошлом году в связи с этой темой имел место один неприятный инцидент.

В тот раз мы после школы (а может быть, и вместо нее) зашли к Ольге. Она жила в доме с печным отоплением, так что было довольно холодно, и я села на кровать, натянув на себя одеяло.

– Что ты делаешь, тебе там и прикрывать-то нечего, – насмешливо бросила Надька, глядя на меня.

Замечание попало в цель, и я разрыдалась.

– Вот психи, – фыркнула Надежда и выскочила из дома.

Сиськи – моя боль. Они как бы есть, но их как бы нет. Собственно, я была одной из первых девчонок в классе, у кого они начали расти, но потом они почему-то остановились в развитии. К сожалению, ничего поделать с этим нельзя, и это ужасно.

Вечером того дня Надька приехала ко мне мириться с мороженым. Но осадочек все же остался.

Предыдущее

1. Просто утро

2. Чего ты тут не видела?

Я оставляю еще полкоролевства,

Весна за легкомыслие меня накажет.

Я вернусь, чтоб постучать в ворота,

Протянуть руку за снегом зимой.

Янка Дягилева

Дома у Надьки, как и ожидалось, никого. Зато вдоволь разноцветного масляного крема – ее мать работает кондитером. Надюха на него уже смотреть не может, не то что есть. Другое дело я. Я ем крем ложкой, запивая уже третьей кружкой чая. Мы обсуждаем прошедшие выходные и личную жизнь.

Все довольно тухло, в общем-то. Ничего удивительного. Обычная история: те, кто нам нужен, не обращают внимания, и наоборот.

Впрочем, есть, есть человек, с которым у меня все серьезно, которого я люблю любовью звездной, вечной… Мой идеал, мой рыцарь, мой благородный воин в сверкающих доспехах. Лучше его никого нет.

Одна беда – он часто уезжает из города. На два, три, четыре месяца… Семейные обстоятельства. Я была бы ему верна, если бы не это.

Но я просто не могу столько ждать. Я не так устроена.

Впрочем, и он мне ничего не обещал.

Когда он приезжает в город, мы вместе. А потом… я не спрашиваю его, что потом.

И он тоже… не задает вопросов.

Иногда мое чувство к нему перебивается каким-то сильным увлечением, но в душе я знаю, все это… не то. Не то! И страдая по какому-нибудь мальчику, у которого из достоинств только шикарная подача в волейболе, я осознаю, что никогда не займет он того места в моем сердце, что принадлежит Максу…

Да, его зовут Макс. Макс Сташек. Он родился в Польше. Туда и уезжает периодически. Живет на два города, на две страны…

Он старше меня на четыре года. Но разница наших лет не чувствуется – я рано повзрослела, рано вышла в самостоятельную жизнь.

И еще у него глаза такого же цвета, как у меня, серо-голубые, хмурые, как осеннее небо. И такие же волосы – темно-каштановые, густые, как рожь.

Нам часто говорили, что мы похожи, как брат с сестрой.

Это было действительно так. Но главное, мы были похожи внутри.

Если бы он только был рядом со мной все время… Кажется, мне было бы легче дышать, сам воздух был бы другим. Но это было невозможно. Не все зависело от нас… Более того, от нас в действительности зависело очень мало…

Почему-то мне не хочется с Надькой говорить о нем. Ведь все уже сказано, боже мой, все сказано! А главное, я не хочу его ставить на одну доску с другими… с теми, кто просто скрашивает жизнь, когда его нет рядом…

И разговор как-то съеживается, сходит на нет. Мы обсудили все, что могли.

Я начинаю прощаться. И Надюха меня не удерживает.

– Пешком пойдешь?

– Конечно.

Мне неохота ждать автобус. Я дойду и так.

Правда, идти вдоль трассы, где обычно стоят проститутки. Но мне шестнадцать, и я ничего не боюсь.

Я иду по дороге и считаю останавливающиеся машины. Сегодня их немного, всего три или четыре. Еще рано, а кроме того, я же в джинсах. Юбка осталась дома, спасибо Мэгги… А иногда, когда мы с Ольгой возвращаемся поздно вечером, притормаживает чуть ли не каждый второй. Тут главное – не реагировать, идешь и идешь. Нормальные люди понимающие, едут себе дальше по своим делам. Нет, бывают такие, кто не отстает, пытается знакомиться, но главное твердо сказать «нет» и все. Я почему-то уверена, что если правильно себя вести, то со мной ничего не случится.

Когда я возвращаюсь, мать с Санчиком уже уехали. А вот Ольга дома. Конечно же, у нее свой ключ. Смотрит она странно. И это само по себе удивительно, Ольгу трудно вывести из равновесия.

– Чего тут было… – говорит она.

– А что?

– Я дверь открываю, а мне голый Санчик навстречу.

– И что ты?..

– Да ничего.

– А он?

– А он говорит: «Оль, ну чего ты тут не видела?» – и пошел дальше.

Предыдущее

1. Просто утро

Я неуклонно стервенею

С каждым смехом, с каждой ночью,

С каждым выпитым стаканом.

Я заколачиваю двери,

Отпускаю злых голодных псов

С цепей на волю.

Некуда деваться – нам остались только

Сбитые коленки.

Янка Дягилева

Будильник как обычно прозвенел неожиданно.

На телефоне запиликала знакомая до боли мелодия. За прошлое полугодие у меня успел выработаться на нее стойкий условный рефлекс. Не рвотный, но близко. На летних каникулах он вроде бы стал забываться – и вот опять.

Ольга отреагировала первой. Встала, потрясла меня за плечо.

– Клара, вставай.

Я попыталась спрятаться под одеялом.

– Клара, черт тебя дери, вставай! Опоздаем.

А, в самом деле…

Перед смертью не надышишься.

Я вскочила как очумевшая, принялась нашаривать одежду. Ольга привела себя в порядок быстрее и уже отправилась на кухню готовить завтрак.

Юбка, водолазка, колготки… Сзади зацепки – известно, какие в школе парты. Только сядешь – и привет капрону. Никаких денег не хватит.

Как обморок, на полусогнутых вползаю на кухню. В глаза хоть спички вставляй. Во сколько мы легли вчера ночью?..

Ольга уже настругала бутерброды. Булка, сыр. Живем. Закипает чайник. Я задумчиво жую свою порцию. У меня вообще нет проблем с аппетитом – ни по утрам, ни в другое время суток.

В кухню стрелой влетает собака. Помесь таксы с двортерьером. Бросается на мои колени. Соскучилась, сволочь.

– Мэгги, нет!! – ору я, в ужасе разглядывая дыры от когтей. – Мама, что тут делает собака?!

– Что делает? Почему вы не открыли ей дверь с утра?!.

Мы живем в пригороде, и Мэгги гуляет самостоятельно. Но надо же встать, выпустить… А утром так хочется спать.

– Мама, где мои новые колготки?! У меня же должны быть еще одни…

– Это ты у меня спрашиваешь? Да откуда я знаю, куда ты их засунула? У меня выходной, дай ты поспать хоть немного…

Я в истерике мечусь по дому, переворачивая горы разложенной по стульям одежды. Роюсь в шкафу. Вытряхиваю содержимое ящика для белья. Наконец колготки обнаруживаются – на письменном столе, под учебником физики. Ну конечно, где же еще им быть.

До автобуса двадцать минут.

Я лихорадочно натягиваю капрон, выскакиваю в коридор… и вступаю в лужу. Мэгги не дотерпела.

– Почему собака до сих пор в доме?!

– Это ты мне говоришь?! У тебя вообще есть совесть?..

Мы с матерью ожесточенно ругаемся. Ольга куда-то испарилась. Я впопыхах надеваю джинсы – что делать, сегодня придется идти в них. Уже перед выходом из комнаты робко выглядывает Санчик.

– Оля, что это было?

– Это было утро.

Я так зла, что даже ни с кем не прощаюсь. Мы бежим на автобус. Хорошо, что бабушка приучила собирать рюкзак с вечера – иначе точно бы опоздали.

В автобусе и уже в школе мы с Ольгой не разговариваем. Она прекрасно видит, что меня сейчас лучше не трогать. И только где-то в середине первого урока я начинаю приходить в себя.

Ну  колготки, ну лужа… Да и бес с ними, как говорит бабуля.

Историчка трындит какую-то хренотень. Почти никто не слушает. Ей это, конечно, хорошо видно из-за кафедры, но ее это особо не волнует. Она стоит, наклонившись над своими конспектами, и типа диктует что-то про культуру девятнадцатого века. Девчонки сзади как обычно исписывают тетради гаданиями. Кэст, мой сосед по парте на истории, рисует оружие и какие-то комиксы. Я сначала машинально записываю, а потом просто утыкаюсь в учебник, пытаясь мысленно оказаться где-нибудь далеко отсюда. Но глаза скользят по строчкам, до меня ничего не доходит.

Я думаю про маму. Мама красивая. Ей всего тридцать три. Я ранний ребенок. Когда я была маленькой, на улице к ней часто подходили знакомиться, все принимали меня за ее сестру. Никто не верил, что у такой молодой женщины может быть дочь… А я была к тому же довольно высокой для своего возраста.

Да, мама красивая. Мне такой нипочем не стать. У нее короткие темные волосы, веселые карие глаза и неизмеримо обаятельная улыбка. Ее все обожают – на работе, соседи… Когда она дома, у нас вечно толпы ее друзей. Гости не переводятся. Не дом, а проходной двор, как она говорит. И видно, что ее это радует. Ну, такая она. Душа компании – везде и всюду.

Мама прекрасна всегда, даже когда кричит. Ее просто невозможно не любить.

Санчик – ее любовник. Один из. Вообще-то он с нами не живет, да и сама мама живет в другом месте. Они приехали вчера поздно вечером. Пили шампанское, слушали «Pink Floyd». Мы с Ольгой тоже приняли участие в веселье, почему, собственно, и не выспались.

Историчка, конечно, замечает, что я витаю в облаках. Ехидно задает вопрос по пройденной теме. Я ни черта не знаю – на прошлом уроке мы с Надюхой переписывались в специально предназначенной для этого тетрадке. Таких у нас скопилось уже не две и не три – с начала девятого класса, когда мы окончательно забили на учебу.

– Хм, ставлю точку, Цейкинская, – тянет училка.

Я пожимаю плечами. Ради бога. Можно даже две или три. Мне-то что.

Наконец звенит звонок. Класс обессиленно вываливается в коридор. Понедельник. Многие вчера поздно легли.

Второй урок, математику, я еще как-то высиживаю, а перед третьим, химией, ко мне подходит Надюха, смотрит томными глазами и говорит:

– Может, уйдем?..

Это предложение, от которого я не могу отказаться. Мы ускоряемся и уже почти рысью спешим в гардероб. Берем куртки, выходим. Никто не препятствует.

Свежий воздух кружит голову. Хочется чего-то непонятного, томительного, сладкого… Может быть, любви.

– Ко мне? – предлагает Надюха.

Ольга сегодня останется до конца. У нее тренировка.

Я киваю.

Этот день оказался вовсе не так плох, как можно было бы предположить поначалу.