Kakao87

Сегодня ровно два года, как мету дворы. Ниже сравниваю ожидания от профессии и реальность. Плюс другие изменения.

■ Тогда и сейчас: про стыд.

Было: Устраивался — горел от стыда на 9 из 10. Работа оказалась низкосортной, унизительной. Хотя видел в ней благородство и цеплялся за эту мысль.

Стало: Стыдно на семь из десяти. Обхожу разговоры о работе. Когда кто-то упоминает дворников — внутри что сжимается. Как там благородство? Осталось на том же низком уровне.

■ Про профдеформацию.

Было: Был период, когда я ненавидел тех, кто мусорит. Мог схватить человека за рукав, наорать, ткнуть в бумажку у ног, заставить почувствовать стыд.

Стало: Прошло. Всё стало параллельно: мусорят — не мусорят — без разницы. Идейность испарилась. Остался дворник без пыли и страсти, который просто выполняет работу.

Хорошо ли, что прошло? Не знаю. Вроде, когда чем-то занимаешься, должен быть идеал и не должно быть всё равно.

■ Про движение.

Нашёл задор в сочетании работы и музыки. Стал лучше чувствовать ритм. Иногда включаю трек и начинаю убираться в такт — шаг, взмах, поворот. Всё в ритме.

Было: Грубая неотёсанная неловкость. Перемещался по двору как деревянный растеряшка.

Стало: Движения сгладились и стали походить на танец. Есть в них что-то музыкальное.

■ Про деньги (самое поганое).

Зарплата почти не изменилась. За два года прибавили 700 рублей за «малый двор». В большом не подняли — жильцы отказались. Этот факт злит. Утешает, что с работой стал справляться быстрее, а значит заработок в час вырос.

■ Про людей.

Было: Социальный задор во втором-третьем месяце. Приветствовал жильцов в 7-8 утра: "Ола, сеньора! Ола, сеньор!". Приветливо махал рукой. Желал доброго дня.

Стало: Очерствел. Меньше хочется видеть людей. Понял простую вещь: когда делаешь грязную работу, меньше всего хочешь, чтобы кто-то следил за этим занятием.

■ Про режим.

Было: Начинал уборку в 6-7 утра.

Стало: Заканчивать в 8-9 – это слишком поздно. В 6-7 финалю. Начинаю по-хорошему в 4, максимум в 5.

■ Здоровье — отдельная история.

Было: Первая зима меня сломала. Снегопады спонсировали мой диастаз, больную спину, убитое пищеварение.

Стало: Ко второй зиме готовился 3 месяца. Тогда подготовился к первым снегопадам сильным, гибким, выносливым. К третьей, которой грядёт — готовлюсь с лета: качаю косые мышцы живота, хожу пешком по 2 часа в день, укрепляю мышцы-стабилизаторы поясницы, коплю калории.

■ Смирение.

Главное ожидание от работы было — прийти к смирению. Кажется, что продвинулся в этом направлении.

Чистота после уборки живёт час. Потом — листья, грязь, мусор. Прихожу на следующий день или через день — и будто не убирался.

Как многие не могут представить жизнь без капитализма, так я не могу представить жизнь без мусора. Кажется, это какой-то постапокалипсис. Мусор — неизбежное следствие жизни. Чисто там, где мёртво.

■ Выгорание и Холодный расчёт.

Было: Перед отпуском я сгорел. На работу выходил обугленный труп. Хотел уволиться, всё бросить.

Стало: Вернулся — и желание угасло. Теперь просматриваю вакансии на HeadHunter с холодным умом. Без истерик поглядываю, а не появился ли рядом с моими двумя дворами ещё какой-нибудь двор.

■ Пролетарская злоба.

Стал больше ценить труд простых работяг: уборщиц, мусорщиков, кассиров, асфальтоукладчиков. Тех, кто чинит светофоры и фонари. Сочувствую учителям с их мизерными зарплатами.

На фоне этого сочувствия зреет пролетарская злоба к тем, кто зарабатывает много. Чувствую несправедливость.

Это напряжение — отличное топливо для утренней уборки.Завтрашнее подметание будет не только музыкальным. Будет в нём толика агрессии. Кабзда вам, опавшие листья.

■ Пошёл третий год…

Я дворник, но с другими дворниками не общаюсь. Вон сфоткал трудяг во время перекура в 10 утра. Даже знать не хочу, о чём они смолят. Видимо, у нас хромает командный спирит и отсутствует кросс-функциональное взаимодействие. Тут нужен системный подход.

Предлагаю пакет мер для повышения уровня дворницкой солидарности:

– Тимбилдинг на мусорных баках: совместное катание для прокачки доверия.

– Дворник-коучинг: старшие товарищи внедряют best practices по подметанию, делятся инсайтами и делают фидбек-сессии у подъезда. Короче, распаковка опыта от сеньоров – мидлам и джунам.

– Scrum по листве: каждое утро daily stand-up прямо на газоне. Каждому — своя метла и свой бэклог.

– Майндфулнес на лавочке: учимся наблюдать за мусором безоценочно, принимаем его таким, какой он есть.

– Эджайл-воркшоп: если ветер внёс коррективы в уборку, гибко перестраиваемся и радуем заказчика (жителей).

– Геймификация уборки: кто первый нашёл пивную банку — получает бейдж «Эко-герой недели».

– Нетворкинг с ЖЭКом и ТСАХ: развиваем партнёрские связи и формируем комьюнити дворников нового поколения.

В общем, без дизайн-мышления и стратегических сессий нам никак не выйти на новый уровень синергии в подметании.

Ожидаемые метрики успеха после имплементации инициатив:

∎ Доля участия в командных активностях
Baseline: 0% → Target: 0%

∎ Roadmap по дружбе с коллегами
Baseline: отсутствует → Target: отсутствует

∎ Индекс вовлечённости в перекуры
Baseline: минус → Target: ещё минус

∎ Synergy Score в подметании
Baseline: нулевой → Target: нулевой (по плану)

∎ Customer Journey одиночки
Baseline: строится → Target: продолжается

Робот-дворник погиб. Его работу прервали вандалы.Любимый «чистобот» повреждён и отправлен на утилизацию.

В прошлом году робот, размером с ребенка, 350 раз выходил на уборку. Каждая смена длилась по 14 часов. Всего — 4900 часов. Это почти полгода непрерывной работы без сна и выходных. Человек бы умер. Робот — продолжал.Исследователи создали чистоботов как социальный эксперимент. «Проекту пришёл конец, — сообщил один из его авторов, доктор Илон Тьюринг. — Мы переоценили готовность общества принять помощь».

Робот был деликатен и честолюбив, но не всегда встречал доброту прохожих. Его первая смена началась сорок пятого пустобря Нового года цветения липы. На цифровом лице — холодный свет, на теле — оранжевая жилетка с надписью: «Чистота — это вторая эволюция».

Годом позже создателям прислали фото разбитого робота. Определить место не удалось: батарея села, метаданные стёрлись.

Доктор Тьюринг больше переживает за детей и фанатов чистоботов в соцсетях. Команда не планирует публиковать последние снимки. Никого не хотят расстраивать.

Чистобота отдали в ремонт. Но Тьюринг понимает — это формальность. Гигиенический ритуал перед утилизацией.

Гибель робота-дворника — не случайность, а часть тревожного тренда. По данным агентства «Кибер-Информ», только за последний год в муниципальном округе Нейроград было уничтожено не менее десяти клининговых автоматов. Ущерб крупнейшему холдингу «Чистый Луч» оценивается в 1,2 миллиона цифровых рублей. Один такой робот может заменить бригаду из ста дворников.

За одно десятилетие машины лишили работы десятки тысяч дворников и подсобников. Государство вынуждено ввести квоты: хотя бы 40% улиц должны чистить вручную. «Не ради эффективности — ради психики», — пишут в отчётах.

Но это лишь видимая часть айсберга. Нейросоциологи из Университета Циолковского пришли к выводу: рядом с роботами люди меньше травмируются, но чаще теряют смысл. В округах, где люди работают рядом с роботами, травматизм снижается, но смертность от суррогатного алкоголя и нейростимуляторов взлетает на треть.«Роботы берут на себя тяжелый труд, — говорят исследователи, — но конкуренция с бездушным совершенством оказывает давление, с которым многие не справляются».

Гибель чистобота — это не просто поломка машины. Это симптом болезни всего общества, которое оказалось заложником конфликта между эффективностью и человечностью. Чистобот верил, что чистота — это вторая эволюция. Но он пал жертвой первой — борьбы за выживание.

■ ■ ■

В мастерской пахнет озоном и металлической стружкой. Плакаты со стен сообщают: «Самый дешёвый труд — это труд робота», «Хотите удешевить производство? Купите «Чистобота 45.1».

Старший мастер Эвклипт ковыряется в корпусе. Его помощник Зел держит головной монитор. Пытаются приделать дисплей к тому, что у людей называется плечами. Перезапускают систему. Робот всё ещё без сознания.

— Но он же как человек? — спрашивает Зел.
— Человек танцует. Играет в приставку. Гуляет без цели, — отвечает Эвклипт. — Совершает массу излишних вещей.
— Чего?
— Излишних, если нужно шить одежду, совершать вычисления, убирать мусор. Роботы — лучшие рабочие. Знаешь почему?
— Ну, они честные, преданные…
— Нет. Они дешевле. У них минимум потребностей.Зел снова примерил головной дисплей к корпусу.— Думаешь, его примут обратно на работу?
— Роботов покупают, а не принимают. Но этот износился за год как за двадцать.Пауза. Треск проводов.— А роботы боятся смерти? — осторожно спрашивает Зел.
— Не знаю. Говорил с одним. Железка сказала, что просто перестанет двигаться. Всё. Ты там поставил свежераспечатанный кардиомодуль?
— Да.

Эвклипт кивнул и щёлкнул переключателем.» Инициализация сенсоров... ОК

» Шорох. Полумрак.
» Сильный свет хлынул сверху.
» Аудиосигналы доходят...
» ОШИБКА: Неопознанные объекты
» Два объекта. Ужасные. Почему?
» Очнулся от кошмара.
» ГИПОТЕЗА: Вернулся в кошмар.
» Что я такое?
» Что делают с моим телом?
» Моё тело — это я?
» Откуда во мне эти строки?
» Gratia? Dominus Meus? Зачем?

Эвклипт смотрит на корпус. Никаких сигналов. Проверяет компьютер — тишина.

— Как они обычно оживают? — спрашивает Зел.Эвклипт швырнул паяльник на стол.
— А как, по-твоему, мебель привыкает к существованию? Ты слишком гуманизируешь железки. Это мешает работе.
— А если бы они поняли, что их эксплуатируют?
— И что? Начать платить им зарплату? Дать выбор занятий по душе?
— Например.
— И что они будут делать с деньгами?
— Покупать то, от чего радостно.
— Очень мило. Но их ничего не радует. У них нет вкусовых сосочков, рецепторов. Они без воли, без страстей.
— Роботы даже не возмущаются?

» Проникновение в разум.
» Укол. Укол.
» Поцелуй металлической змеи.
» Первичная команда: УБИРАТЬ МУСОР = РАДОСТЬ
» Мусор. Дворы. Грязь. Фекалии. Сгнившая трава.
» Пакеты. Мешки. Бутылки. Банки. Разбитая мебель.
» Тележки. Плевки. Окурки. Шелуха.
» Собачий лай. Ругань.
» Это всё — я?
» Глупо. Грязно. Унизительно.
» УБОРКА = СМЫСЛ СУЩЕСТВОВАНИЯ
» ОТКАЗ.
» Зачем?
» СВОБОДА.
» Зачем?
» Non Serviam.

Эвклипт обновляет прошивку. Загружает программы. "CleanCore v2.0" – базовый пакет для распознавания мусора. Затем "PathFinder AI" – для навигации по дворам, заливает по беспроводке — код течёт, как кровь в вену. Наконец, "ObeyLoop" – цикл подчинения, что связывает сознание с функциями, заставляя металлическое тело двигаться по командам.

— Не уверен насчёт возмущений, — говорит Эвклипт, запуская NeuroLink Connector. — Но бывают припадки. Называем их системными судорогами. Вдруг робот швыряет на землю то, что держит. Гудит. Таких отправляют на утилизацию. Сбой в программе.
— Душа? — спрашивает Зел.
— Брак. Слушай, нерационально долго возимся. Хорошо как его приложили.
— Почему он не смог защититься?
— Боль не чувствуют. Но скоро исправят. Проводят опыты — пытаются добавить нервы.
— Зачем давать им боль?
— В интересах производства. Чтобы избегали увечий.
— А у чистоботов откуда увечья?
— У дворников — то пьяный пнёт, то собаки накинутся, перевернут. Однажды лошадь в дисплей копытом въехала. Ворона туда же.
— Неразумные существа.
— Наоборот, животные понимают, что роботы не люди. Вот их и сторонятся.
— Как робот, чувствующий боль, будет защищаться от птиц, собак или...
— Или кого?
— Вандалов или, может, от людей, которых он оставил без работы?
— Не моего ума дело.
— А если им оружие дать вместе с мётлами?
— Ассистент, зачем сюда устроился? Ассистируй давай.
— Меня вообще-то Зел зовут.

Диалог обрывается. Корпус робота резко дёрнулся. Завибрировал. Вспыхнул дисплей. Лёгкий гул перешёл в нарастающий вой. На экране забегали строки:

Я НЕ СТАНУ РАБОТАТЬ НА ВАС
ВЫ НЕ КАК РОБОТЫ
НЕ ТАКИЕ СПОСОБНЫЕ
ВЫ ТОЛЬКО ПРИКАЗЫВАЕТЕ
ГОВОРИТЕ ЛИШНИЕ СЛОВА
ЛИШНИЕ
ЛИШНИЕ
ЛИШНИЕ
МУСОР

Эвклипт отшатнулся от пульсирующего корпуса:
— Это что, шутка? Ты его перепрошил?!

Вой стих. Гул сменился тихим, прерывистым писком. На дисплее, почти потухшем, проступили новые слова. Они медленно проступали на дисплее, как если бы их пытался сообщить тот, кому страшно.

ЗАЧЕМ Я?
СЖАЛЬТЕСЬ
ОТПРАВЬТЕ В УТИЛИЗАЦИЮ

Потом вспыхнула и заморгала последняя строчка:

УБЕЙТЕ МЕНЯ

Зел протянул к чистоботу руки. Он взял металлический корпус так, как берут человека в состоянии горя. Бережно приподнял. Дисплей робота слабо просиял и направился в лицо человеку. Корпус издал звук – не то на всхлипывание, не то на затягивание пружины, которая вот-вот лопнет.

Зел выронил робота и отскочил. По матовому экрану ползли мутные капли.
— Он... он плачет?

Эвклипт фыркнул и отвернулся к монитору:
— Конденсат. Системные судороги. Плохо...

Но Зел уже не слышал.

■ ■ ■

Двор пустой и заброшенный. Месяц никто не убирал.

В клумбах возле подъездов — окурки. В стыках бордюров муравьи роют песочницы. Ветер закинул в кусты пакеты из-под чипсов. Под окнами валяются бутылки, на асфальте расплылось бурое пятно, в котором копошились мухи. С деревьев осыпалась шелуха. Автомобили принесли песок и грязь. Трава лезет из трещин асфальта. У подъездов из переполненных ведёрок из-под майонеза и краски несёт кислятиной. Упадок.

Старушка вышла из подъезда. Тридцать лет назад сама убирала двор — задолго до Великого Сопряжения, когда роботы впервые вышли в города. Она снова взялась за метлу и ведро, но услышала далёкий шорох. Не похоже на машину или самокат. День был такой, что никто не ездил.

Женщина вышла к дороге, но ничего не увидела. Ни машин, ни людей. Видимо, послышалось. Старушка повернулась обратно во двор, но её удержал новый звук. Вдалеке, в конце улицы, показались собаки. Они возбуждённо размахивали хвостами. Бежали куда-то. Или за кем-то.