EdwardTheHorse

Начало тут

Зря на москвичей говорят, что они плохие – чванливые, заносчивые, с жиру бесятся. Саня по себе знал, что такое беситься с жиру. Ничего хорошего в этом нет. Не надо этому завидовать. Самое ценное в москвичах – это то, что им все пофиг. Нормальному москвичу посрать на то, как ты одет. Житель столицы не возмутится ничему. Только покушение на жилплощадь способно по-настоящему вывести москвича из равновесия. А так – все вытерпит.

Жирный уже понял, что сильно преувеличил, полагая, что половая тряпка выглядит почти прилично. Никакого приличия в этих штанах, которыми много раз мыли пол, не было. Они были сырые, мятые. Они пованивали, но Саня надеялся, что все-таки не слишком.

Где-нибудь в провинции на жирного в штанах из тряпки обратили бы внимание, привязались бы. Вообще, там люди назойливые и завистливые. Путь жирного там бы превратился в полосу непреодолимых препятствий. А в Москве всем на него насрать. Ну, идет и идет толстый мальчик фиг знает во что одетый. И забудет москвич про жирного уже через несколько секунд. Притом навсегда.

Глист ждал, где и договаривались. На бетонном пустыре у входа в метро.

– Опаздываешь, – погнал на Саню Глист. – Сейчас еще и взломщика провороним.

Друг детства с большим сомнением оглядел Саню.

– Обоссался, что ли?

– Чо сразу обоссался-то? – напрягся жирный.

– А что с тобой? Твои штаны выглядят, будто ты на них выращивал биологическую культуру.

– Чо?

– Да забей. Тебе деньги понадобятся, ты в курсе? – спросил Виталя. – У тебя они вообще есть?

Витале очень хотелось, чтобы этот дурной балаган побыстрее прекратился, чтобы у Сани предсказуемо не оказалось денег, и они пошли бы к нотариусу – подписывать согласие на опыты.

– Есть, – буркнул жирный.

Деньги действительно были. Банковскую карту батя, конечно, у него изъял. Но не знал того, что жирный сообразил привязать ее к телефону, и мог расплачиваться, просто приложив аппарат к платежному терминалу. Карту батя отобрал сразу после того, как забрал Саню из тюрьмы. То есть, совсем недавно. Поэтому жирный еще не успел сходить ни в один магазин.

Расплатиться этой картой с телефона можно было ровно один раз. Потому что бате тут же придет эсэмэска. Саня немного подумывал о том, чтобы опустошить счет в ближайшем сберовском банкомате и пуститься в бега. Но он забыл дома паспорт, поэтому побег отменялся.

Вместо побега жирный решил засветить карточку ровно один раз – на пятьдесят тысяч, для снятия титановых трусов. Потом, конечно, батя карточку заблокирует. Ну, и ладно. Зато жирный сделает то, что хотел. Может быть, батя даже его зауважает.

– А выглядишь как бомж, – сказал Глист. – Хотя я понимаю. Ты прибедняешься. Чтобы деньги не отобрали.

– Ага, – предпочел согласиться жирный.

***

На «Красногвардейской» было людно. Со стороны автостанции раздавались вопли – семья тяжело нагруженных азиатских гастарбайтеров кричала на автобусную контролершу.

– А я вас не пущу! – орала контролерша в ответ хорошо поставленным голосом. – Электронные билеты у нас не-де-йстви-тельны!

– А зачем вы их продаете, отродья шакала и ехидны?! – кричал глава семьи.

– Чтобы таких дураков как ты наебать, – сказал какой-то гастарбайтер из толпы.

– Э! Я из Самарканда билеты заказывал. Меня в Липецке ждут.

– Уже не дождутся.

– Иди, не задерживай людей, – выталкивали бедолагу со всем семейством из очереди.

– «Красногвардейская» – самое мошенническое место, – изрек Глист. – Здесь наебывают простаков.

– То есть ты хочешь сказать, что и меня наебут? – насторожился Саня.

– К этому есть все предпосылки, – туманно выразился Виталя.

«Давай, чувак! Пойми, что только я – твой спаситель! Стреманись наебки!» – мысленно заклинал друга детства Глист.

Но друг был глуп и храбр.

– Где он нас ждет?

– У входа в торговые ряды.

– А как он нас узнает?

– Да я ему тебя описал. Мол, очень жирный чувак будет.

«Давай, обидься, психани! Поехали к нотариусу! Хватит заниматься криминальной хуйней!» – камлал про себя Виталя.

– И чо, и где он? – Жирный все-таки порядком волновался. От нервов он начал производить харкающий звук и неопрятно плеваться. На его телефоне, пока он ехал в метро, скопилось одиннадцать непринятых звонков от матушки.

«Вот же уебан!» – думал Виталя.

Еще он дико желал, чтобы взломщик-кидала опоздал, или не узнал их.

У входа в торговые ряды было многолюдно. Но надежда все равно оставалась. Хотя надежды сбываются исключительно редко. Кто-то их все-таки заметил и направился в их сторону.

Это был чернявый тип с неприятной бородой – скорее, даже длинной щетиной. Он был худощав, но крепок. Одет был в синтетическую недорогую куртку, чистые серые треники. На голове была шапка. Глаза у этого типа были черные и опасные.

Он шел к жирному.

– Ты по поводу замка?

– Чо? – сказал жирный.

На секунду Глист возликовал. Но зря.

– Тебе надо замок открыть?

– Ага, ага! – просиял жирный.

– Ну, пошли, – сплюнул Crack666 (видимо, это он и был).

– Пошли! – за компанию сплюнул жирный.

«Ну, и пиздуй, долбоеб!» – горько подумал Глист.

– А друг твой пойдет? – спросил вдруг взломщик.

– Пойдет, – не думая, ляпнул жирный.

«Урода кусок!» – Если бы телепатия существовала, жирному сейчас оторвало бы голову силой мысли – настолько силен был гнев Глиста.

– Ты думал, я не понял, что вы – вдвоем? – вкрадчиво усмехнулся бородач.

И они пошли.

– Я Даниил, а это Са… – начал было Глист.

– Да мне посрать как вас зовут. И вам, мелочь, посрать, как зовут меня, – сказал взломщик.

Они пошли по унылой дороге, которая вела через какую-то речку к пугающего вида микрорайону.

– А куда мы идем? – спросил Глист.

– Ко мне в мастерскую, – доброжелательно ответил этот криминальный элемент. – Можете, конечно, запомнить адрес. Но это ничего не даст, скажу сразу. Потому что хату я снял на сутки, и без паспорта. На «Красногвардейской» так бывает.

– Вы нас в чем-то подозреваете? – спросил Глист.

– Да нет. Вы, вроде, нормальные чуваки. Просто обычная перестраховка.

– А! – сказал Саня. Глисту показалось, что с восхищением. Вот же долбоеб!

Взломщик, видимо, был не злобным типом. Но были и тревожные приметы. Например, цепкий и колючий взгляд, который словно всверливался в глубину твоей души и видел все тайны.

И еще у него была какая-то размазанная чернильная татуировка на правой руке. Вот на той перепонке, что соединяет большой палец с остальной ладонью. Значит, сидел.

– У тебя в натуре титановые трусы? – вдруг спросил жирного взломщик.

Саня побагровел. Мерзкий Глист уже выдал, получается, все его тайны.

– Ну, типа, да, – туманно ответил жирный.

– Где ты их подцепил, чувак? Ты ебарь, что ли, что тебя так нейтрализовали? Нет, пацаны, мне похуй, на самом деле. По мне – хоть горбатой горой будьте, я сделаю, за что заплатите. Но вот по-человечески любопытно.

– Ну, так… – застеснялся Саня.

– Э, ты реально ебарь-террорист? – спросил Crack666. И сам же заржал.

Сане льстило такое предположение. Он важно молчал.

– Да, чуваки! – сказал взломщик. – Мы работаем с вами по-чесноку, без кидалова. Поэтому пол-суммы давайте вперед. То есть, 25 тысяч.

– У меня на карточке деньги, – сказал жирный. – Могу перевести.

– Еще лучше, – обрадовался криминальный элемент и начал наизусть говорить номер карты.

– Ага, – сказал жирный, понажимав на свой смартфон.

У взломщика звякнуло в кармане. Он тоже достал телефон. И застыл.

«Что случилось?» – встревожился Глист.

– Я все сразу перевел, – мрачно сказал жирный.

– Ну, респект, чувак. Спасибо за доверие, конечно. Мог бы и частями.

«Долбоеб!» – мысленно взвыл Глист.

– Мне легче сразу, – сказал Саня.

– Да как скажешь. Да, пацаны. Карточка – тоже не моя, если что. Вы меня по ней не найдете. Но это я так, для общего понимания.

Они остановились у невероятно унылой многоэтажки.

– Нам сюда, – сказал взломщик и вошел в подъезд, открыв его магнитным ключом.

Следом втиснулся жирный. Торопился, чуть не повизгивал от старания. Глист ощущал бешенство, природу которого он не мог объяснить. Подошел лифт, они поехали на восьмой этаж. Невыносимо, какой-то кислятиной, воняли Санины штаны. Все-таки он обоссался, не иначе.

– Заходите, пацаны! – сказал взломщик, открыв дверь в пустынную квартиру, обставленную старой мебелью.

Саня и Глист зашли. Один с нетерпением, другой – с опаской.

«Мимо белого яблока луны! – вдруг замяукал телефон жирного. – Мимо красного яблока заката…»

Звонил абонент «Батя».

«Блин!» – подумал жирный. То, что он позволял себе с матушкой, с батей не проходило. На этот звонок надо было ответить.

Продолжение следует...

Начало тут

Глава 13

И вот мы с вами, дорогие читатели, наконец-то возвращаемся на кухню в квартире Глиста, которую покинули много глав назад, совершив лирическое отступление. Жирный и Глист допивают остатки своего бухла. Оба успели поглупеть. Жирный, например, радостно встревожен – ведь в бетонном заборе безнадеги он вдруг углядел щелочку надежды. За этой щелочкой виден шанс избавиться от титановых трусов, а там, глядишь, и дрочить снова получится. А то и потрахается даже Саня, может быть. Он хочет втиснуться в эту щелочку всем своим огромным телом.

А Виталя Глист ощущает приливы пьяной пиздливости. У творческих людей это зовется вдохновением. Дай какому-нибудь писателю такой ресурс пиздливости, как у Глиста, так на роман, как минимум, хватит. А Виталя тратит его на рассказы о том, как он поебался, которым никто в здравом уме не верит. Да и не в здравом, впрочем, тоже.

Сейчас Глисту хочется рассказать про еблю. Например, про ту телку, которая покупала у него аскариду и кинула на проглоттиду. Ведь можно же сказать, что он ее выебал. Ну, пусть морально. На флагшток одержанной победы можно намотать полотнище физиологической чуши.

Можно бы рассказать, как Глист поебался в химзащите, противогазе, сапогах – сквозь дыру для хуя, который, будучи облачен в гондон, преодолел как дыру в своей химзащите, так и аналогичное отверстие в чужой, и нырнул-таки в третью с волосатыми краями. Ай да Глист! Ай да молодец! Три дыры преодолел. И добил, несмотря на все преграды, до точки G! А чувиха прямо орала! И ведь она действительно потом от Глиста орала, так что, считай, правда.

«Какая хорошая история, – думает Виталя. – На такую прямо и подрочить не грех!»

Да, Глист прямо сейчас расскажет, как он поебался. Правда, есть одно «но». Жирный узнает, что Виталя барыжит гельминтами. А с другой стороны – что в этом плохого? То, что Виталя может монетизировать свое увлечение, идет ему только в плюс. Пусть жирный завидует – ему-то за жранье, пердеж и дрочку денег не платят.

– Я, чтобы ты знал, барыжу в ДаркНете глистами, – решился Виталя.

На секунду-полторы Виталя заткнулся, глядя на реакцию своего собеседника. Увидел поразительное равнодушие. Жирный вообще очень часто был безэмоционален. Ведь мимические мышцы у него заплыли жиром, их фиг расшевелишь.

– И вот одна телка купила у меня аскариду, – продолжал Виталя.

– Нахуй она ей? – буркнул жирный.

«Правду сказать? Про кокаин? Или…»

– Похудеть хочет, – сказал Глист.

– А что, от них худеют? – наконец-то жирный оживился. Даже проблески интереса зашевелили лицо, прорвав маску из живого сала.

– Еще как! Прямо катастрофически! – заливался Виталя.

Разве он врал? Похудеть было можно, притом радикально. Но, правда, точной пропорции необходимых червей пока не знал никто.

– Если я похудею, я смогу снять с себя титановые трусы, – задумчиво сказал жирный.

– Да! – заизвивался Виталя, не веря такому счастью. – Ты сбросишь вес и выскользнешь из этой хуйни.

Жирный совершал странные глотательные движения.

– А что для этого надо делать? Жрать твоих червей, что ли?

– Что ты! Нет, конечно! Всего лишь их яйца!

– Бля.

– Да ты и не заметишь! Они же микроскопические. Потом вырастут и сожрут весь твой жир. Да!

– Их потом вывести можно?

– Да, – лукавил Глист. – Очень даже легко. Правда, если выросшие гельминты успеют там яйца отложить, то… В общем, не парься.

– Это же больно?

– Не особо. Может поколбасить, конечно. Но не так сильно.

Виталя смотрел на друга детства и видел на его физиономии борьбу мысли. Вот из жира выросла такой вот скалой тень сомнения, но вот – после мудрых слов Глиста – она стала развеиваться. Вот на смену ей из подкожного сала проклюнулась решимость.

«Он мой!» – обрадовался Виталя.

И тут же все испортил.

– Только надо будет бумагу подписать у нотариуса, – сказал Глист, помня отцовские слова. – Мол, ты согласен отдаться на эксперименты.

– А можно вот без этого? – спросил Саня.

– Нет.

– Слышь, Глист, не еби мне мозги. Червяки у тебя есть. За чем же дело стало?

– Ну, понимаешь, это надо. Это же будет революционная, прорывная методика радикального похудения. Ее все запатентуют. Это будет нобелевская премия. Но без добровольного твоего, как подопытного, согласия – никто нам… мне… премии не даст.

– Слушай, у меня есть практическая задача, которая требует немедленного разрешения. Нобелевскую премию тебе дадут через хуй его сколько лет. Мне сразу надо.

– Так мы над этим и будем работать. Но ты должен подписать согласие.

– А можно вот без этого всего?

– Нет, – проявил Виталя твердость. – Это обязательное условие. Ты согласен?

– Я подумаю, – мрачно сказал жирный.

– Так кто мешает?

– Я тебе завтра скажу. Не нравится мне вот это вот подписывание.

– Значит, глотать яйца ты согласен, а закорючки в документе поставить – нет?

– Лучше сделай так, чтобы я похудел, а бумажки потом.

– Нет! В таком случае эксперименты будут признаны незаконными.

– А ты просто так в простоте, не можешь? Найди себе другого подопытного.

– Где, блять, его найти, если ты – ты! – и есть идеальный подопытный! – завопил Глист. – У тебя дохуя лишнего веса, у тебя – проблема, которую надо решить. И я могу тебе помочь. В другой раз звезды подобным образом не сойдутся. Ты – мой уникальный шанс. А я – твой.

– Нет, – сказал жирный.

– Ты хорошо подумал?! – заорал Глист. – Никто больше тебе не поможет. Понимаешь? Никто! Только я, и мои червяки.

– Ты еще про взломщиков каких-то говорил, в ДаркНете.

– Взломщики, – прищурился Глист. – Да. Взломщики там есть.

Он готов был отгрызть себе болтливый язык. Зачем он, пьяный дурак, проболтался про взломщиков? Теперь жирный не согласен глотать яйца глистов. А почему? Потому что он видит альтернативу, о которой ему сообщил сам Виталя! Что же делать?

Неожиданно возможность выхода воссияла в его сознании как путеводная звезда. Жирный же лошара? Так точно! Поэтому Виталя найдет ему самого тупого, жадного и уебанистого взломщика, который ни хера не откроет никакой замок. И тогда жирный отчается, и эксперимент пойдет своим чередом.

– Хорошо, – процедил Глист. – Сейчас мы найдем тебе профессионала.

«По-моему, я опять сморозил, – подумал он. – Если мы сейчас будем вместе искать взломщика, то найдем самого лучшего. А он как раз не нужен! Надо жирного как-то отвлечь».

Насчет того, как потянуть время, не было двух мнений. Ведь Глист так и не рассказал историю о ебле.

– Сейчас мы пойдем его искать, – вкрадчиво забормотал он. – Но сначала я хочу рассказать, как я позавчера поебался. Ухх, как это было!...

Однако жирный не дал ему даже начать.

– Заткнись! – заорал жирный. – Заткнись, сука, нахуй! Ни слова!

Это было неожиданно. Раньше Саня никогда так себя не вел. Наверное, все-таки тюрьма его травмировала. Оборзел.

Впрочем, если бы Саня борзел, рожа его выражала бы превосходство, но сейчас ебало товарища было откровенно несчастным, страдальческим.

– Неужели я так плохо рассказываю? – стал напрашиваться на комплимент Глист.

– Заткнись нахуй! Тошнит от твоей брехни!

«Жирный понял, что я завишу от него и теперь показывает характер, – понял Глист. – То ли еще будет. Надо пресекать в зародыше».

– А по ебалу? – осторожно, но грозно сказал Виталя.

Жирный тяжело задышал, с его физиономии стекал пот. Саня не рассказывал своему другу, что испытывать эротические переживания ему больно и вредно. И брехня Глиста могла привести к болезненным последствиям.

– Забудь тогда про опыты и про нотариуса, – сказал Саня. – А взломщика я сам найду. Невелика наука.

– Эй-эй! – опомнился Глист. – Я пошутил. И не надо самому искать. Самого тебя в ДаркНете наебут, как лошару.

– С тобой – тоже, – буркнул жирный.

«Ну, дерзок стал! – подумал Глист. – Или действительно пусть сам ищет? Жирный долбоеб и без моего участия найдет самого хуевого взломщика».

Но все-таки оставался шанс, что этот хуевый взломщик освободит Саню от титановых трусов. Нет, рисковать не стоило.

– Ладно, проехали! – сказал Глист.

В кухне повисла тишина. Она висела-висела. А два друга сидели на серьезных щах, как герои российского артхауса.

«Мимо бе-елого яблока Луны, – вдруг оглушительно замяукал голосок Клары Румяновой, – мимо кра-асного яблока заката… О-облака-а-а! Белогривые лошадки…»

Голос этот зазвучал так неожиданно, что Глист немного перепугался. Жирный же запустил ладонь в карман штанов и стал выколупывать оттуда мобильный. Это было трудно, потому что огромное тело распирало ткань джинсов и вынуждало простроченный край кармана очень плотно, даже под давлением прилегать к телу. Телефон из такой ловушки извлекался с трудом и не сразу.

– Это что за позор у тебя на телефоне установлен? – заржал Глист, не упускавший возможности поприкалываться.

– Преды установили, давно уже, – словно оправдываясь, забормотал Саня.

– Ну, ты и лох!

Сардельки пальцев жирного, наконец, выколупали из кармана телефон, приняли вызов.

– Да, мама, – сказал жирный.

– Ты где? – раздался из трубки нервный голос мамы. – Ты куда пропал? Уже больше часа тебя нет!

– Я у друга, – пробормотал Саня.

– Это у червячника этого, что ли? А ну, домой!

«Значит, вот как они меня называют! – злобно подумал Глист. – Что ж, теперь я это знаю. Пусть не ждут от меня пощады. Мерзкие людишки».

– Сейчас, мама, – Саня нажал отбой и сказал Глисту: – Меня домой зовут.

– Я знаю, – ехидно усмехнулся Глист, намекая на то, что слышал и свое нелестное прозвище.

Но жирному все было по хрену. Он просто не догонял. У него, конечно же, заросли жиром извилины.

– Все, я пошел, – сказал Саня.

И тут же потопал в коридор. Руку подал словно нехотя. Глист это запомнил. Он любил коллекционировать обиды. Особенно если будет возможность припомнить.

***

– Саша, ты пьян? – спросила мама у жирного, когда тот пришел домой.

– Ну, чо ты, мама. Отстань…

– Ты что, не понимаешь?...

– Я взрослый.

– Ты?! – изумилась матушка. – Это ты-то? Да ты и в пятьдесят лет с нашей шеи не слезешь.

Она говорила совсем, как отец. Жирному стало больно и горько.

– Я жрать не буду, – сказал он.

Это была высшая степень обиды. Отказ от еды применялся жирным крайне редко. Да вообще почти никогда не применялся. Один-два раза.

– Ну, и очень хорошо, – сказала мама. – Пшел спать.

И жирный пошел.

Он завалился на койку, повернулся на правый бок и пернул. От алкоэнергетика газы в кишках нормально так забродили. Не только газы. Но тащиться срать мимо матушки жирному было лень. Да еще сквозь эту титанову дырку поди просрись.

А вот перделось через титан хорошо и гулко. Будто колокол звонил. Китайские колокольчики у окна поймали волну и мелодично зазвенели.

Жирный хихикнул. И вдруг подумал, что все не так плохо.

***

На той страничке ДаркНета, где Глист искал взломщиков, все было, в общем-то, как и в обычном Интернете. Выставлялись оценки по пятибальной шкале, были отзывы.

Виталя начал с самых худших.

Самым худшим был некий Crack666 с одной звездочкой, тремя отзывами и срачем под каждым из них.

«Криворукий жадный кидала, – сообщалось в одном. – Держитесь от него подальше».

«Уебан!!!!!», – лаконично, но с эмоцией сообщал второй.

«Пидарас галимый» – извещал третий.

На эти наезды отвечал сам Crack666. Огрызался, матерился и переходил на личности.

Глист захихикал. Это была идеальная кандидатура.

«Доброго времени суток! – стал Виталя писать личное сообщение. – Для вас есть дело».

«Здорово. Чего надо?» – практически немедленно прилетел ответ.

Глист принялся вдохновенно писать.

Примерно через полчаса он набрал жирного.

– Чо? – сонно сказал жирный.

– Я нашел! – весь в возбуждении сдавленно заорал Виталя. – Завтра в три часа дня он нас ждет. У «Красноармейской».

– Он снимет?

– Да! – радостно врал Глист. – Это профи!

– Ну, спасибо! – сказал жирный. – Ты, Виталя, настоящий друг. Извини, что наорал.

Глист чуть не расчувствовался, но сумел опомниться.

– Ничего, – сказал он. – Это бывает. Деньги нужны будут. Пятьдесят.

– Рублей? – наивно переспросил Саня.

– Косарей, бля!

– Ого!

– Найдешь?

– Найду, наверное, – неуверенно сказал Саня.

– Наверное или точно?

– А чо так дорого? – возмутился жирный.

– Ну, найди сам дешевле, – рассердился Глист.

– Да я пошутил, – вздохнул в трубку Саня.

– Смешно аж пиздец. Так найдешь?

– Найду.

Друзья договорились встретиться в два часа, во дворе.

– Йесс! – сказал Глист, нажимая отбой.

Он не знал, что в этот самый момент точно такой же «йесс» сказал и жирный. Завтра он освободится от титановых трусов. Жирному хотелось в это верить.

Глава 14

С утра матушка пилила жирного за то, что тот накануне набухался. И батя смотрел весьма свирепо.

– Наш сын растет алкоголиком, – преувеличивала мама.

– Конечно, – сказал папа, давя жирного тяжелым взглядом. – Письку уже не подергаешь – надо получать удовольствие другим способом. Это ж скотина такая – все время надо кайфовать. А иначе мы не можем.

– Ты бы лучше его воспитывал, чем скотиной обзывать, – огрызнулась матушка. – Весь в тебя!

– Это в каком месте? – заржал батя. – Вот в каком? Он – вообще не в меня!

Действительно – батя всегда был бодр и подтянут, худощав. То, что у жирного свисало, у бати было по-спортивному втянуто внутрь.

– Это ты на что намекаешь? – прищурилась матушка.

– Вот прошу не обижаться, но родился ты у нас когда?

– В апреле, – буркнул жирный.

– Эге. А зародился в виде эмбриона, стало быть, в июле-августе. Что и требовалось доказать!

– Ты что это имеешь в виду? – нахмурилась матушка.

– А то, что если мы вспомним хронологию того времени, то ты была в детском лагере, вожаткой. А меня в нем не было!

– Сережа, заткнись, а?

– Я не хочу тебя обидеть…

– Поздно. Уже.

– Все равно не хочу. Я тебя люблю, и ты это знаешь. Вспомни, как мы любили друг друга. Как я носил тебя на руках! Как виноградом кормил. А как мы в кино ходили. А эти ночи!

Матушка словно бы даже подобрела.

– Это была упоительная любовь, которую я вспоминаю с наслаждением, с ностальгией. Но неужели плодом этой прекрасной любви должно было оказаться вот это? Это – прожорливый демон! Кукушонок в соловьином гнезде.

– Сережа, заткнись!

– Давай проведем генетическую экспертизу?

– Сережа, сейчас очень обижусь. Давай больше ни слова на эту тему. Особенно при ребенке.

– Этот ребенок бухает уже как взрослый.

– Три банки всего! – возразил жирный.

– Значит, так, три банки, два центнера, – сказал отец. – Сидишь сегодня дома. И вообще сидишь дома.

– Что я буду делать? – взвыл жирный в дикой тоске.

– Учиться не пробовал? – ехидно спросил батя.

Это было чудовищно.

– Но как же… а вдруг… почему так? – занюнил Саня.

– Почему, блять? Да потому что каждый твой придурошный выход на улицу заканчивается очень большими проблемами. И для меня тоже. Я уже почти банкрот. Благодаря кому? Кого я все время отмазываю? То в подъезде насрешь, то на пятнадцать суток влипнешь. Следующего твоего залета мы не переживем. Ты понимаешь?

– Да я ничего и никуда… – бормотал Саня.

Сегодня ему надо было к взломщику. А тут вдруг – санкции.

– У-че-бни-ки! Учись, долбоебина стоеросовая! Вдруг чудо случится, и пользу начнешь приносить. Деньги нам вернешь. А?

– Что? Какие деньги? – испуганно забормотал жирный.

– Пациент безнадежен и неотдупляем, – заявил батя.

– Ты что-то разговорчив с утра пораньше! Иди на работу!

– Хватит его покрывать, это позорное чудовище! Отдай его мне! Я в два счета докажу, что он – не мой сын. Мне отрадно об этом думать.

– Ты меня достал! – заорала матушка.

– Я тебя люблю, дура! А это – кукух! Прожорливый позорный кукух! Я хочу умыть от него руки.

И тут жирный заплакал. Это было так несправедливо. Плакал Саня позорно. Дрожал ртом, сопливил носом, весь обляпался в слюнях, хотя слезы катились из глаз.

«Батя решил меня унитожить! – тоскливо думал жирный. – Разве может родной отец так ненавидеть собственного ребенка?»

– Тебе легче переложить вину на кого-то, – перешла на крик матушка. – На меня, на каких-то мифических парней. А в том, что Саша – такой, виноват ты! Ты и больше никто! Это твой грех, Сережа! Только твой! Эти твои ночные шабашки, то, что дома тебя неделями не было – вот они!

Матушка тыкала облупившимся маникюром в жирного.

– Я похудеть могу! – ляпнул жирный.

Ему хотелось чем-нибудь порадовать родителей. Чтобы отвлеклись они от своей ругни, чтобы похвалили Саню. Сказали: «Ай, какой находчивый мальчик! Ведь найдет выход из любого положения! Такой храбрец!» Но слова жирного, ничего, кроме добра в себе не несшие, пизданулись как Икар-самородок о жесткую землю.

– Что?! – хором закричали мама и папа. – Не вздумай! Мы тебе запрещаем.

– Но вы же не знаете…

«А зачем им знать?» – подумал жирный. Тем более, что худеть он собирался с помощью Глиста и его червей.

– И знать не хотим! – завопили родители.

«Ну, и славно!» – перевел дух жирный.

Но рано он расслабился.

– Мать, забери у него штаны. И спрячь. Хотя нет. Лучше мне отдай, я их все на работу отвезу. Лишь бы сидело горюшко это дома, никуда не ходило, родителей на бабки не роняло!

Это был тяжелый удар. Матушка могла бы воспротивиться, но она послушалась. И в самом скором времени вынесла бате большую клетчатую сумку, набитую барахлом жирного.

– Вот и славно, – сказал батя. – Я на работе это в сейф закрою. Так что сиди дома. Считай, что ты под арестом, как этот, с сиськами …

– Навальный, – подсказала матушка.

– Во-во!

С этим батюшка и отчалил, увозя с собою всю одежду жирного. Это была катастрофа из катастроф. Цунами и землетрясение.

«Опять мои предки меня предали!» – горько понял жирный.

***

Жирный уныло мыкался по тошнотворной тюрьме – своей комнате. Раньше бы он подрочил, но сейчас даже думать об этом боялся. При мысли о сексе даже с самим собой начинал немыслимо ныть пленник титановых трусняков.

Интернет был только в телефоне. И Саня зашел было туда. Но во всей мировой паутине Саня знал только порносайты, контакт и яндекс. От порносайтов у него тут же заболел хер. И Саня вышел из сети.

И сколько ему тут сидеть? Хуже, чем в тюряге! Там хоть люди были. А здесь и на улицу не выйдешь. На полке над столом валялась серая гнусная куча учебников. Презирая себя, Саня потянулся к тому, который лежал сверху. «Введение в экономику».

Саня раскрыл и попытался читать.

Вообще, учиться – это было низкопадение. Читать учебник – означало признать себя мегазадротом. А Саня ведь таким не был. Он был как раз клевым чуваком, ага.

Саня все еще читал первый абзац, хотя прошло, наверное, не меньше часа. Слова маленькими бессмысленными мошками вились вокруг жалкого фитилька разума. По отдельности Саня их понимал, а вместе они ни во что не складывались.

«А вдруг я не папин сын? – неожиданно подумал жирный. – Вдруг у меня есть другой отец? На которого я похож?»

Саня представил себе своего возможного отца. Конечно, он похож на Саню. Он тоже жирный, даже шире сына. Они с Саней встретятся, и бросятся друг к другу в объятия.

– Папа! Забери меня! – попросит жирный. – Надо мной все издеваются. Последние штаны забрали. Дрочить не дают!

– Конечно, дорогой сынок! – скажет настоящий отец жирного. – Я тебя спасу. Сейчас же я заберу тебя из этой гнусной семейки. И мы поедем ко мне, в дом на Новой Риге! Я же олигарх, сын! Хорошо, что ты нашелся. Мне совершенно некому завещать свое состояние – полтора миллиарда в банковских вкладах и еще шесть миллиардов в акциях.

«Так мало!» – думает жирный. Он даже чуть разочарован. Даже десяти ярдов нет. Даже не в списке «Форбс».

Но, в принципе, если сильно не расходовать, то и семи с половиной ярдов хватит для поддержания штанов. И вот новоявленный батя-олигарх вместе с обретенным сыном жрут в самых дорогих ресторанах, самые большие порции. Потом они едут в лимузине, играют в гороховые карты.

Батя оглушительно, на весь лимузин, грохочет.

– С короля захожу, сынок! Что ответишь?

Саня пыжится, шевелит элементами брюха, лупит себя кулаком в живот. Надо поймать газовый пузырь, пиздануть по нему, и тот, устремившись в кишечник, вырвется наружу козырным тузом.

И вот – бы-дыщ, бы-дыщ, бы-дыщ! – гремит над шоссе козырный гороховый туз в исполнении Сани. Ближайшие автомобили теряют управление и врезаются в ограждения. Их собственный лимузин подпрыгивает, но не переворачивается.

– Ах-ха! – хохочет настоящий батя-олигарх. – Ай да сыночек! Ай да люблю такого пердуна, горохового чемпиона.

Саня радостно, на бис, исторгает еще одного залихватского, термоядерного туза. Бу-бух! Хрррррррщщщщщ-бам! Хррррррррррщщщщщ-бамм! Тпррруууууу! Тпрууууууу! Пффф! Бды-дыщ!

Это целая канонада, целый парад гороховых тузов. Прохожие задирают головы. Им кажется, что начался незапланированный салют.

Хрррррщщщщ-бум! – громыхает Саня.

– Саня, ну, сколько можно! – врывается в комнату мама.

Жирный проснулся.

– Ну нельзя же так! – причитала матушка. – Ты нам весь дом разрушишь еще до начала реновации.

– Да я ничего, – стал врать жирный.

– Ага, ничего! Дышать невозможно, глаза режет. Фуу! Окно открой.

«Сука ты и предательница! – подумал жирный. – Все провоняю, но вас побежу, победю, побеждю, хрррррщщщщщ-бум, пр-пр-пр!»

– Ты что, учебник читаешь? – вдруг заметила мама.

– Да, – горько признал Саня.

– Молодец, слушай! Папа обрадуется.

– Он мне не папа, – пробормотал жирный.

– И ты туда же? – налетела на него матушка. – А кто же тогда такой? Самый, что ни на есть папа. Ой, ладно, навонял ты тут. Я пошла на балкон. Читай учебник.

С этими словами матушка и ушла. Жирный лениво поплелся к сортиру – поссать да поностальгировать по старым дням. И вдруг замер еще в прихожей. Он увидел свое спасение.

Спасением была половая тряпка, которую матушка соорудила из Санных штанов. Жирный схватил тряпку, стряхнул с нее мусор.

Это были вполне себе штаны. Саня, пользуясь тем, что матушка не видит, с трудом пролез в сырые штанины, которые, конечно, пованивали канализацией, но выглядели, в принципе, не хуже обычного Саниного прикида.

Футболки у жирного были. Их никто не трогал. Жирный выбрал голубую в кислотных разводах с надписью Miami beach-2018.

Теперь надо было сваливать. Времени был уже час. Скоро начнет звонить Глист. Саня положил телефон в карман тряпки, вернулся в прихожую, тихо-тихо приоткрыл дверь. И юркнул в подъезд!

Кислый и чуть кошачий запах свободы опьянил его.

«Вот так-то! Путин не пройдет!» – думал Саша, спускаясь по ступенькам.

Он уже почти открыл дверь подъезда, как вдруг понял, что матушка его увидит.

«Да увидит, и фиг с ней! – подумал живущий в Сане большой авантюрист. – Ты же не просто уебанить сбегаешь, чувак, а избавляться от титановых трусов. Ты вернешься из самоволки свободным человеком. У тебя произойдет внутренний рост. Ты бросишь перед родителями обломки своей темницы и скажешь: «Вот, родители! Я преодолел систему!»

Была – не была! Саня толкнул дверь подъезда и решительно направился на улицу.

Матушка засекла его не сразу. Саня успел неузнанным дойти аж до детской площадки, когда раздался вопль:

– Саша! А ну вернись! Где ты взял штаны? А ну стой!

«Хрен тебе, предательница!»– подумал Саня и побежал навстречу свободе.

Продолжение следует...

Начало тут

Насчет мщения через час Виталя, конечно, погорячился. Адский план, который вылупился из яйца его разума, требовал долгой дороги. Дорога вела на вьетнамский рынок в Коптево. Собственно, то, что замыслил Глист, являлось несомненной авантюрой – как, собственно, и все, что он когда-либо в своей жизни замышлял. Виталя Глист внезапно открыл для себя, что он – безусловный авантюрист. И любовь к внезапным приключениям, умение вляпываться в самые сомнительные из них – является определяющей чертой его характера.

Глист вышел на «Войковской», перешел на МЦК. Эскалаторы были чудовищно узкие. Виталя подумал, что жирный Саня, наверное, никогда на МЦК не ездил. Он бы просто не втиснулся в пространство этой движущейся лестницы. Он бы или не поместился, или застрял – ни вперед, ни назад. И попробуй этого жиртреста еще выцарапай оттуда, не разломав ничего. «Надо будет как-нибудь приколоться», – подумал Виталя.

Как-то в детстве, морозной зимой, он задразнил жирного. Тот за ним погнался. Виталя юркнул сквозь дырку в больничном заборе (около больницы игрались), а жирный за ним погнался и застрял, как Винни-Пух в кроличьей норе. Мало того, жирный еще зачем-то лизнул металлический прут в заборе (Виталя его не заставлял). И плюс к тому, что застрял, так еще и языком к железяке приклеился. Как его тогда отлепили, Виталя сказать не мог, ибо съебался, бросив товарища. Глист еще в младенчестве начал пестовать свою аморальность и не мог поступить иначе. Но как-то жирного отлепили. Правда, он проторчал в заборе достаточно долго, замерз, обоссался, да к тому же язык ободрал. Жрал потом с трудом, превозмогая боль. Но на Виталю не пиздел. Наверное, дорожил им. Хотя, положа руку на сердце, хуевей друга, чем Виталя Глист и представить себе нельзя. Наверное, таких хуевых друзей вообще в природе не бывает. Однако Саня – святой долбоеб – чем-то в этой дружбе дорожил, зачем-то она ему была нужна.

Электричка подошла быстро. Станция «Коптево» была следующей, и Глист даже толком не успел потупить на промзоны за окном, как уже приехал.

Дороги к рынку он не знал, но спрашивал у бабулек и местных теток. Те показывали направление, и Глист несся вдоль бетонных заборов и стремноватого вида хрущевок.

Рынок оказался большим и чуть-чуть вонючим. Над ним витал химический запах нового кожзаменителя. Глист мчался вдоль бесконечных прилавков со всяким дешевым барахлом.

– Козя! Козя! – заманивал его продавец курток. – Покупай козя, десево козя.

Где-то играла восточная музыка, в которую вплетался мяукающий голос.

Но Глисту нужны были кафе. Первое из них было беспонтовым – с шаурмой, дошираком и кофе в бумажных стаканчиках. Здесь теснились рыночные работяги. Не то.

А вот второе было заведением вьетнамской кухни. С убогими столиками и изображениями каких-то буддистских демонов на плакатах – оно было сплошь набито хипстерами и богатыми тетками. Все они жрали какую-то вонючую хуйню и совершенно искренне изображали удовольствие.

Глист подбежал к стойке.

– Мне нужны урехисы, – сказал он.

– Арахис нет. Нет арахис, – покачал квадратной головой вьетнамец в белом халате.

Блин. Как объяснить?

– Подкласс эхиурид, – продолжал Глист.

Вьетнамец устало смотрел на него.

– Морские черви, – взмолился Глист. – Я знаю, что во Вьетнаме их едят.

– Едят, – согласился вьетнамец у прилавка. – Здесь нет. Моря нет. Червей не едят.

Третье кафе нашлось в подвале. Тут тоже жрали хипстеры. Воняло жиром.

– Эхиуриды! – набросился Глист на неопределенного возраста вьетнамку за прилавком. – Морские черви!

Безвозрастная вьетнамская тетка хлопала глазами, пытаясь понять, что надо этому юнцу, который словно бы извивался перед ней, в силу своей природы.

– Урехисы их еще называют, – объяснял Глист, сложил пальцы рук щепотью, развел ладони в стороны.

Тетка не понимала.

– Вы их едите! – заявил Глист.

– Я ницё не ем! – пискнула тетка. Открыла рот, показала зубы. – Я все продаю. Ницё не ем. Больсие порция.

Виталя уже было отчаялся, но тут помощь пришла, откуда он не ждал.

– Ты имеешь в виду таких вот грязно-розовых толстых червей? – спросили его женским голосом от одного из столиков.

Глист повернулся на голос. С ним заговорила чувиха в очках и черном балахоне. Сама чувиха была на лицо вроде бы ничего, но балахон был уродливым. Он словно что-то скрывал. Глист, тем не менее, ощутил оживление.

– Да-да! – сказал он. Надежда вспыхнула в нем, как газовый факел над месторождением.

– Их здесь называют хай-чанг, – сказала чувиха. – Жарят в масле, как рыбные молоки. Мне понравились.

Виталю будто по яйцам ударили.

– Тебе понравилось? – чувствуя себя идиотом, пробормотал он.

– Ну, да. Вкусные, на самом деле. Надо просто не думать, что это черви. Ну, если ты в первый раз их пробуешь. А если в первый раз нормально их переваришь, то потом еще вкусней кажутся, потому что ты знаешь – да, это черви, а я их ем. Это круть невероятная.

– Круть! – ошарашенно повторил Глист. Он поймал себя на мысли, что слушает эту женщину с удовольствием. И это было странно. Ведь в его системе ценностей телки обладали зачаточным разумом и несли, как правило, однообразную, стандартную и скучную хуйню про тряпки и какую-нибудь Бузову.

А тут на тебе – в червяках разбирается. Это было достойно уважения.

А затем уважение Витали подпрыгнуло до небес, когда чувиха обратилась к продавщице и заговорила на непонятном мяукающем языке. Глист разбирал только уже знакомые слова «хай-чанг». И больше ничего.

Зато вьетнамская тетка понимающе кивала, искорка разума затлела в ее раскосых глазах.

– Она спрашивает, в каком масле тебе их поджарить, – сказала чувиха.

– Не надо масла, – завопил Глист. – Дайте мне живых.

– Ого, друг мой! Да ты крут! – сказала девчонка в балахоне. – Ты любишь сырых хай-чангов?

– И живых! – сказал Виталя.

Во взгляде чувихи загорелось благоговение. На Глиста давно так не смотрели. Да что там давно? Никогда! Ни разу в жизни! Особенно женщины!

Виталя приосанился и, сам не зная почему, заизвивался.

– Ты такой прикольный, – хихикнула девчонка. Затем снова выслушала продавщицу и спросила: – Сколько возьмешь?

– А сколько есть? Надо посмотреть.

Вьетнамка куда-то ушла.

– Я Марианна, – сказала чувиха.

– Прикольное имя, – буркнул Глист.

– Двойное. Нас двое, – пояснила чувиха в балахоне. – Меня можно просто Машей звать. Ну, а с Аней как-нибудь познакомлю.

– Так ты… вы – близнецы?

– Ну, типа того. А тебя?

– Даниил! – назвался Глист полюбившимся вымышленным именем. Не свое же здесь палить. Хватит и того, что он паспорт показывал, когда на купюры из банка приколов бухло покупал.

– Очень приятно! – Маша протянула руку.

– И мне, – захихикал Глист.

Вышла вьетнамская тетка с прозрачной пластмассовой коробкой, в которой кишели грязно-розовые толстые черви, так похоже на сытых, довольных жизнью аскарид.

– Сколько весять? – спросила тетка. – Килограмм возьмешь, скидка будет.

– Не, килограмм много. Грамм двести.

Тетка стала липкими щипцами грузить червяков в бумажную коробку.

«Кто ж так делает? – мысленно завывал Виталя. – Они же умрут!»

– Три тысяся рублей, – заявила тетка.

«Чото дохуя», – подумал Виталя. Но на него с восхищением смотрела Марианна. И он решил не скупиться.

– Я не верю, что ты их ешь сырыми, – сказала новая знакомая.

– Ха! – сказал Виталя. Тоже мне – испугали ежа голой жопой, светило гельминтологии – безобидным морским червяком.

Он вытащил из коробки упитанного червяка, напомнившего вдруг Саню жирного, закинул его себе в рот и принялся жевать. На вкус червяк был не то, чтобы сильно гадким, но горчил, шевелился и брызгался какой-то едкой хуйней. Он, конечно же часто размышлял, какие аскариды на вкус. Такими он их и представлял. Только аскарид есть опасно – Виталя и не пытался этого делать, – а это вполне себе безобидные создания.

В глазах чувихи загорелись лампочки восхищения.

– Ну, ты крут, чувак! – сказала она.

Глист захихикал и пошел на выход. Надо было срочно мстить.

***

«Вот я баран!» – такая вот неожиданная мысль ошеломила Виталю на выходе из вьетнамского рынка. Почти у самых ворот. – «Вот я, сука, дятел!»

Он помчался обратно, пронесся мимо прилавков, сквозь мяукающую музыку и скрип скотча, которым торговцы энергично обматывали коробки. Он вбежал в кафе, волнуясь, боясь не успеть.

Марианна уже выходила, и Глист чуть не сбил ее с ног.

– Даниил? – удивленно спросила чувиха.

– Да, – сказал Глист, стесняясь, кривляясь, извиваясь и хихикая. А дальше он произнес вообще немыслимое: – Дай мне свой телефон?

– Хорошая мысль! – сказал Марианна (или Маша). – Записывай. 986-936…

– Ага! – сказал Глист, вбивая цифры в чахлый список контактов. Потом нажал вызов. – А это вот я.

– Ты торопишься? – спросила Маша.

Сейчас Глист разглядел то, что его смущало, что было в этой Маше не так. Сиськи! Одна сиська была явно больше второй. И та, которая большая, была, кажется, бесформенная. Но и вторая тоже была. Но меньше, правильных очертаний, их можно было угадать сквозь ткань.

– Ну, вообще-то да.

– Ты бежал и вернулся?

То, что Глист вспотел, было трудно, в общем-то, не заметить.

– Ага, – сказал Виталя.

– Ты такой милый, Даниил. Жду звонка. Пока!

Она улыбнулась. Душу Глиста словно окатили теплым и сладким компотом.

«Неужели я влюбился?» – подумал он.

А потом побежал мстить.

***

Долго ждать возле дома Лены не пришлось. Глист рассчитывал на долгую засаду. И он бы высидел. Он думал о Маше, и мысли его были сладкими. Их хотелось смаковать. Глист представлял, как они ходят, держась за руки. Как Маша смотрит коллекцию гельминтов. Как они целуются, и поцелуи проходят под одобрительное шуршание червячьих тел. Глист гладит ее сиськи – и большую, и маленькую.

Лязгнула дверь подъезда. И походкой пьяной, разнузданной стервы на каблуках вышла Лена.

Вот он, момент! Глист совершенно не боялся. Сегодня он уже совершил поступок немыслимой храбрости – спросил у девушки телефон. Этот кураж еще не прошел. Глист встал со скамейки, где сидел, затаившись, баюкая коробку с червями, и заступил дорогу этой сволочной суке.

– Мальчик-дуремарчик! – осклабилась Лена. – Ты решил меня преследовать, сладкий?

На секунду Глисту захотелось съебаться. Будь он прежним, он бы так и сделал. Но сейчас он был храбрым. Сегодняшний день его изменил.

– Пошел нахуй отсюда, мальчик, – буровила бухая Лена. – Если ты не сдриснешь, у тебя будут большие пробле…

Глист раскрыл коробку и швырнул червяков ей в лицо.

– …бле…

Жирные бледно-розовые черви цеплялись присосками за накрашенную морду, сыпались за шиворот.

– …бле…

И тут Лена завопила. Она кричала страшно, отдирая от лица червей, давя их, пачкаясь слизью. В какой-то момент она перестала вопить, и стала блевать в ближайший цветник.

Глист развернулся и пошел. Сверну за угол и побежал. Из покинутого двора доносились страшные крики.

Глист знал, что теперь жизнь этой мерзкой пизды превратится в ад. Она будет свято убеждена, что заразилась одним из самых злоебучих гельминтов. Теперь любое бурление в животе, любая головная боль станет для нее кошмаром.

Ну, и хорошо. Нельзя обижать гельминтологов.

У входа в метро Глист уже забыл про эту извивающуюся среди червяков мразь. Все его мысли, как черная дыра приблудный звездолет, засосала любовь.

Продолжение следует...

Внимание: в данном тексте содержится жесть, мат, шокирующие вещи. Моралофагам, яжматерям, людям с неокрепшей психикой - не заходить!

Начало тут

Современный мир таков, что люди предпочитают лелеять обиду в себе, а не мстить за нее. В душе-то – каждый граф Монте-Кристо, а на деле хоть как-нибудь нагадить своему врагу решается от силы каждый десятый. Потому что мщение, взгляд в глаза той гадине, которая перешла тебе дорогу – это очень тяжелое дело. Оно требует силы духа, внутренней твердости, уверенности в своей правоте. Очень немногие на это способны. Даже не один человек из десяти, а из пятидесяти, если не из ста.

Глист, надо признаться, не принадлежал к числу этих немногих храбрецов. Не Эдмоном Дантесом под прикрытием чувствовал он себя, а воздушным шариком с дыркой в боку. Как из шарика выходит воздух, производя пердящий звук, так и из Глиста выходила жажда мщения. И горечь обиды в ретортах души вступала в тлетворную реакцию с презрением к себе.

Виталя понимал, что мстить – не будет. Если он отомстит, ему дадут по ебалу, его вычислят. Ему, в конце концов, придется смотреть в глаза этой Лене (или как там ее на самом деле). И Глист будет ее бояться. Они победят. Они останутся безнаказанными.

А завтра уже будет легче. Завтра у нас появятся другие дела. И боли станет меньше.

От дома аферистки до станции метро было, наверное, метров триста. И если Глист начинал эту короткую дистанцию с бурей в душе, то к моменту, когда он дошел до входа в метро, этот ураган превратился в гадостный сквознячок.

Такое положение дел не годилось никуда. Глист хотел, чтобы ярость вернулась, чтобы гнев его вновь взбурлил.

«Надо забухать!» – понял Виталя. И ноги понесли его в торговый центр над входом в станцию.

Наверху нашелся магазин «Fix price». Одно время там продавали совершенно чудовищный джин-тоник по 25 рублей. То есть за 50-75 рублей можно было прилично так окосеть. Но сейчас, как установил Глист, проинспектировав секцию алкоголя, эту отраву из продажи убрали. А жаль.

Виталя взял две бутылки пиваса – в самый раз посидеть в парке, поразмыслить.

Азиатская тетка на кассе потребовала паспорт.

– На, – сказал Виталя, раскрыв документ.

Продавщица мазнула равнодушным взглядом по дате рождения и – уфф! – пробила.

– Шестьдесят рублей, – сказала она.

Глист протянул ей пятитысячную бумажку, которую вчера ему дала Лена.

Азиатская тетка посмотрела на бумажку тоскливым взглядом и сказала:

– Э! Что ты мне даешь, да?

– А что не так? – спохватился Глист.

– Это из нашего магазина бумажка.

– То есть, как?

– Мозги мне не делай.

Глист, наконец, увидел то, что надо было, по-хорошему, заметить еще вчера. Надпись «Банк приколов» поперек купюры.

– Блин! – простонал Глист.

Он нащупал в кармане еще одну купюру. И тоже «Банк приколов».

Глистом уже заинтересовался охранник.

– Я ничего не буду брать, – промямлил Глист. – Я пойду, можно?

И понесся прочь. Его, по великому счастью, никто не ловил. Он надеялся, что кассирша не запомнила его фамилию из паспорта.

***

Закрывшись в сортире торгового центра, Глист достал из кармана всю кучу денег. Все купюры были помечены уродской надписью, свидетельством позора: «Банк приколов».

Хотя нет. Одна бумажка была без надписи. Наверное, эта Лена положила ее на самый верх.

И тут Глиста, как бич старую клячу, хлестнуло понимание. Телка специально отводила ему глаза, показывала свою пиздатость, светила приоткрытыми сиськами, ногами, манила жопой. Глист, как лошара, повелся, залип на это. А телка тем временем его наебала на младенческой теме. И еще мозг делала: мол, дорого ей. И в итоге драгоценная аскарида ушла за сраные пять тысяч рублей.

Витале захотелось кого-нибудь растерзать. Неужели он и теперь воздержится от мести?

Нет. Конечно же, нет! Теперь-то Глист не даст огню ярости погаснуть.

Виталя, шипя, как эхинококк в кислородной ванне, выскочил из торгового центра, пошел в небольшой парк, за зданием, принялся яростно расхаживать по аллеям.

Не давала покоя мысль: «Почему я не обнаружил это кидалово еще вчера?» Наверное, потому что и не думал никуда тратить это бабло. Поехал в лабораторию. И вообще – хотел поднакопить. А если бы он заметил это вовремя, он бы не лишился проглоттиды.

«Где были мои глаза?! – мысленно завывал Виталя. – Почему я не заметил кидалова?! Мог бы заметить, но не сделал этого».

А подлючая телка сейчас, прямо сейчас ржет со своим приятелем. «Лошара, – хохочет она. – Тоже мне, торговец глистами. Дуремар!» «Как мы этого дурака наебали!» – смеются они. И уже, наверное, ебутся!

– Уйййй!!! – взвыл Виталя уже вслух. Душевная боль терзала его хуже зубной.

Но даже в этой, чудовищной, ситуации имелось одно облегчение. Теперь Глист точно знал, что мщение – состоится.

***

Теперь Виталя думал быстро. Когда надо, он умел это делать.

Итак, что он предпримет? Самый простой способ мщения – спиздить у бати еще одну аскариду. Намазать ее яйцами дверную ручку. План хороший, с высокой вероятностью претворения в жизнь.

Но есть и минусы. Самый главный – придется просить у бати червя. Халява кончилась. Батя, может, и даст. Но пожрет весь мозг. Он-то будет думать, что Виталя скормит аскаридины яйца жирному. Это когда-нибудь обязательно произойдет, но сейчас придется врать. Есть риск запутаться.

Плюс опять надо будет вести вонючего червя через весь город. Рисковать в подъезде – а ну как кто увидит, как мрачный дрищ мажет червем дверную ручку? Плюс еще попасть в этот подъезд надо. А там еще и консьержка.

Но это все было преодолимо. Больше всего Глисту не нравилось другое – то, что он не увидит результатов своего мщения. Будет себе домысливать, не зная – достиг ли удар поставленной цели. Ярость такого накала нуждается исключительно в монте-кристовской мести. Глаза в глаза.

Не катит. Что еще?

Можно воспользоваться возможностями ДаркНета. Купить, например, базу. Адрес Глист помнит. Вычислить эту пизду. Или этого чувака, который смотрел на Глиста, как на говно. Как-нибудь им намандить. А как? Способы-то есть. Был бы Глист хакером, он бы намандил от души. Но Виталя – всего лишь простой гельминтолог. И действия по выполнению этой задачи находятся на самых дальних границах его компетентности.

Можно, конечно, нанять хакера. Но где его взять? Среди знакомых у него ни кардеров, ни крэкеров (или как их там) – никого нет. Но, с другой стороны, их тоже можно нанять в ДаркНете. Но кто поручится, что они тоже не окажутся пидарасами-кидалами. Они помогут жирному, но и сами его как-нибудь лоханут по полной.

«Я становлюсь мудрым!» – осознал Глист. Но времени упиваться собственной пиздатостью у него не было. Требовалось немедленное мщение.

Неужели эта задача – неразрешима? А что, если сделать упор на психологию? Эта пизда, которая подсунула ему куклу из банка приколов вместо денег, она ведь в червях не понимает. Что, если пойти в зоомагазин – тут по любому такой должен быть (и не один), взять там мотыля, подкараулить эту Лену и закидать личинками?

Этот план Глисту почти понравился. За исключением одного момента – мотыль не был похож ни на одну разновидность гельминтов. Худо-бедно он мог проканать за эхинококка. Но этот страшный червяк бледный как смерть. А мотыль – красный. А ведь глисты такими не бывают. Даже цветущая, полная сил аскарида всего лишь бледно-розовая.

И тут в башке у Глиста щелкнуло, как в компе, когда приходит сообщение в «Контакте». Он вдруг понял – как быть и что делать, чтобы отомстить уже сегодня, уже через час.

– Хо-хо! – заухал Виталя и жизнерадостно заковылял ко входу в метро.

Продолжение следует...

Начало тут

На следующий день Глист на крыльях любви летел на «Речной вокзал». Сегодня свершится то, что закономерно должно было произойти уже давно.

«Я еду трахаться!» – сказал про себя Виталя. Он решил привыкнуть к этим словам. Сколько достоинства в них было, сколько мужской твердости. Не урвать немного секса по-подростковому, пользуясь пьяным (или обдолбанным) состоянием объекта хотения. Никаких «мне дали»! Настоящие мужики не дожидаются, когда им что-то разрешат. Они подходят и властно берут. Телкам это нравится.

«Я еду трахаться!» В этих словах нет места ритуальному обману, который почти всегда сопровождает секс. Когда кто-то пыжится, дает неисполнимые обещания, прикидывается не тем, кто он есть на самом деле. Нет! Все будет по-честному. Глист есть Глист, телка есть телка, лайф из лайф, ля-ля, ля-ля-ля. Между нами, детка, будет просто честная сделка.

Проглоттида извивалась в герметичном контейнере среди особой питательной субстанции – не в лоховском поносе, а в витаминизированной вязкой питательной среде. Та, хоть и содержала в себе какую-то часть кала, запах почти не выделяла. Да и проглоттида была не так вонюча, как аскарида. Поэтому в метро Глист ехал, ни о чем не волнуясь. Даже позволил себе немного вздремнуть, благо путь от Царицыно был долгим.

Глист чувствовал себя могучим. Он был совершенно уверен в своих силах. Как ночные бабочки электрическую лампочку, мозг Глиста атаковали фантазии. Главный вопрос, который волновал Виталю и возбуждал его любопытство, был о том, как они с Леной станут ебаться? Она ведь боится заразиться от Глиста. Вон, вчера не велела ничего трогать в квартире. А тут предвидится большой секс. А секс – это значит раздеться и соприкасаться, вжиматься друг в друга голыми телами.

«Наверное, – мыслил Виталя, – она будет предохраняться. Гондоны у нее будут – это стопудняк».

Но если она боится заразы – то та вообще-то может прийти не только через гениталии. А в случае глистных инвазий гениталии вообще – самое безопасное место. Глисты могут войти через дыхание. А, значит, лучше надеть марлевую маску. Или лучше даже респиратор. Поцелуи в таком случае не состоятся. Ну, и фиг с ними. Хотя и жалко. Опыта в поцелуях с женщинами у Глиста не было. На словах он его уже давно приобрел. И, наверное, недалек тот день, когда этот опыт у Глиста появится на самом деле. Но, похоже, этот день будет не сегодня.

По-хорошему, продолжал фантазировать Глист, во избежание заражения стоит избежать и соприкосновения кожных покровов. Поэтому трахаться они с Леной будут, судя по всему, в прорезиненных костюмах химзащиты. Ну, или, может быть, в дождевиках на все тело.

Странный какой-то намечался секс! Хотя, конечно, была в этом идиотизме и какая-то изюминка, зерно извращенности. Ведь можно попробовать и так, почему нет-то?

Примерно так на «Войковской» Виталя стал загоняться мыслями, что окей, пускай они будут ебаться в костюмах химзащиты. Но в этих костюмах надо прорезать дырку для хуя. И для пизды, само собой. А прорезаны ли они? А вдруг Лена ошиблась с размерами и прорезала выше или, того хуже, ниже, чем надо? И ебаться Глисту придется или сильно вытянувшись, или сильно съежившись. Да еще и в противогазе. Хотя какой, к лешему противогаз? Только респиратор!

А на «Водном стадионе» Глиста стало тревожить опасение: а вдруг по первому разу секс в химзащите ему понравится? И он станет извращенцем, который будет пялить баб в противогазе и прорезиненном плаще.

– Эй, детка! – скажет когда-нибудь Глист жене. – Я хочу ебаться. Прыгай быстрее ко мне в кровать.

И жена такая прыгает. Вся в эротичном белье. А там уже и Глист лежит – в респираторе, плаще химзащиты и резиновых сапогах. А в резиновых штанах будет прорезана дырка для хуя.

– Ну, ты и уебан! – скажет будущая жена. И, конечно, будет права.

«Надо скорее поебаться! – думал Виталя. – Тогда-то вся дурь и пройдет».

Но вот, наконец, и «Речной вокзал». Глист выпрыгнул из метро, как бухой солитер из уютной жопы, и понесся к дому Лены.

Конечно, плохо, что он идет без звонка. Но с другой стороны он не знает ее номера. И ни в какой из соцсетей они не связаны. Вся связь – через ДаркНет. А туда-то Глист вчера вообще не заходил.

«Опять я загоняюсь, – подумал Виталя. – Мы же договорились, что я сегодня приду. Ну, и все. Не надо придумывать себе несуществующие сложности».

Оказавшись перед металлической дверью подъезда, Глист решительно (хотя и не без волнения) набрал номер квартиры.

Лена тут же ответила:

– Кто?

– Это Даниил, – сказал Виталя. – Я к вам вчера…

– О! Ты принес, что обещал?

– Да, конечно!

– Заходи!

Пик-пик! – заверещала дверь. Глист переступил порог подъезда. Выйдет-то он оттуда совершенно другим человеком. Это абсолютно точно.

***

Дверь квартиры открыла Лена. Была она не такая шикарная, как вчера. Если днем раньше она была от кутюр, то сегодня всего лишь прет-а-порте. В джинсах, почти без косметики, волосы собраны в хвост.

– Привет! – сказал Глист, дружелюбно хихикнув.

– Привет, – с шутливой сварливостью откликнулась Лена.

В руках у нее Глист заметил черный мешок для мусора. Лена раздвинула его края.

«Мы будем ебаться в мешках для мусора? – удивился Виталя. – Но как?»

– Стой здесь, – сказала Лена. – В квартиру не заходи. Кидай, что принес, в мешок.

Странный какой-то был сценарий. Виталя достал контейнер и бережно опустил его в мешок.

– А как же… – с туманными намеками начал Глист.

– Что «как же»? – передразнила Лена.

– Ты мне что-то обещала.

– Разве?

Глисту словно по яйцам дали.

– Но я своими ушами слышал!

– Уши чаще надо мыть.

– Но… Я же… Как так?!

– Слушай, если ты денег хочешь, я с тобой уже расплатилась. Чего еще тебе надо?

Со второго уровня этой ебанутой перекошенной квартиры по корявой дизайнерской лестнице спускался мужик в халате. Чернявый, курчавый, с похабной ухмылкой.

– Что тут за шум? – спросил он.

– Какой-то наглый мальчик, – сказала Лена.

– Это вот тот торговец глистами? – брезгливо спросил мужик. – Дуремар XXI века?

Он подошел ближе и стал смотреть на Глиста как на говно. С прищуром и ухмылкой. От мужика пахло модным сигарным парфюмом. А от Глиста – ну, чем от него могло нести, если он через всю Москву вез кусок солитера в соусе из питательного навоза?

– Я его вышвырну? – спросил он у Лены.

– Конечно, – ответила та.

– Как так «конечно»? – психанул Глист. – А кто вчера мне говорил…

– Чо ему надо? Мальчик, брысь отсюда.

От такой наглости у Глиста пропал дар речи.

– Ты его голыми руками не трогай, – сказала Лена мужику. – На вот перчатки.

И по-хорошему, пока мужик натягивал резиновые перчатки, Глисту надо было бы идти в наступление. Они считали его заразным. Боялись. Он мог бы загнать их в угол. Но Виталя затупил. В душе он был наивный романтик. Виноват ли он, что злая судьба забросила его в циничный мир, полный обмана?

Мужик натянул перчатки и схватил Глиста за шиворот.

– Давай, пшел отсюда!

– Отдайте солитера! – потребовал Виталя.

– Гони тогда половину денег обратно, – сказала Лена.

– Но мы не так договаривались.

– А, по-моему, так!

Глист, если надо, мог быть упрямым. Нудеть и ныть – этот способ был вполне действенным и доказанным практикой.

Но поныть Глисту не дали. Затянутые в резиновые перчатки руки мужика пришли в движение, как ковш безжалостного экскаватора. Миг! И Глист вылетел из квартиры. Жопу его обжег пусть символический, но, тем не менее, обидный поджопник. Дверь с лязгом захлопнулась.

«Меня цинично кинули, – наконец-то признался себе Виталя. – Но зря эти люди так поступили. Нельзя обижать гельминтологов. Как вы пожалеете об этом, наглые людишки! Хлипкий торговец гельминтами, сумрачный гений станет вашим ночным кошмаром. Я вам не завидую. Вы этого заслуживаете».

Мысль о грядущем возмездии согревала Глиста. За ней почти не чувствовалась едкая, тяжелая обида, разъедающая душу.

Глист знал, что отомстит. И месть его будет ужасна. Виталя придумает, как заставить этих кидал страдать. Уж за этим-то не заржавеет.

Продолжение следует...

Начало тут

Глист чувствовал, что батя загнал его в угол. Но ни в коем случае нельзя было каяться, или сознаваться. Ведь что делает слепой цепень, когда его тыкают щипцами в нежную кожицу? Он изворачивается, скользит, не дается. И многих трудов стоит этого червя просто ухватить. Вот и Виталя – стал изворачиваться.

– Отец, ну, подумай: зачем мне эти черви? Что я буду с ними делать?

– О! – заскрипел батя. – С ними делать можно многое. Ты даже не представляешь. На них можно даже мастурбировать!

«Да уж, батя в молодости давал просраться, – подумал Глист. – Крепкий старик».

Стыдно было сознаться, но отец до сих пор был кумиром Витали. Ему хотелось подражать. Не хотелось, как какому-то Кафке, стирать из своей личности его образ. А почему? Потому что батя был крут. Он сделал себя сам, нашел свою дорогу в жизни и стал в своем любимом деле королем.

– Так и что ты, молодой человек, делаешь с моими червями?

«А что я с ними делаю? – торопливо размышлял Глист. – То, что продаю в ДаркНете, нельзя говорить. Тянуть время, извиваться, выскальзывать».

– Да с чего ты взял, что я брал твоих червей?

– А куда они могли деться? Птичка, может, склевала?

И тут батя зашелся скрипучим хохотом, услышав который среди ночи, впору было усраться со страху.

– И ты еще вечером сюда крадешься, – добивал батя. – Ты попался, сын. И теперь я хочу знать, для чего тебе понадобились мои червяки. Притом, живые. Или бывшие таковыми. Ты брал их явно неспроста. Я слушаю – зачем?

«Блин! Блин!» – шариком из «Арканоида» металась мысль в игровом поле головы. Все кирпичики были уничтожены. Но где-то, сука, затаился еще один, который шарик никак не мог нащупать.

– Я ничего не брал.

– Ты настаиваешь на этом? Что ж, я буду вынужден изгнать тебя из лаборатории. Ты больше никогда не переступишь порог этого места. Так будет, пока я жив.

– Но, отец, это очень жестоко!

– А не жестоко воровать в неведомых целях безответных созданий? Я все равно дознаюсь.

– Хорошо, отец! Я все скажу! – заныл Глист.

«А что я скажу? – метался в голове арканоид мысли. – Что, блять? Что?»

Чпок! Чпок! – серия бесполезных рикошетов. Кажется, ни одной мысли больше никогда не придет в голову. И вдруг шарик попал в нужный кирпичик. И Глист понял, что именно надо соврать.

Оказалось элементарно.

– У меня есть друг, жирный Саня.

Отец кивнул.

– Ты же его видел, папа.

– Конечно, видел. Впечатляющий образчик. Только не говори, что…

– Именно, отец! Именно! Я буду ставить эксперименты на нем!

Сработало! Отец, кажется, поверил. Он прикрыл глаза, а по лицу, изуродованному кислотой, поползли судороги. Это значило, что батя размышляет.

– Несчастный глупый мальчик! – сказал отец. – Ты идешь по той же дороге из граблей, по которой ходил в свое время и я. Ставить секретные опыты – все равно, что купить у воров украденную «Джоконду», любоваться ею и знать, что никогда в жизни ты никому не сможешь показать эту картину!

Батя начинал хрипеть. Значит, волновался.

– На нашем пути есть препятствия, – хрипел и грохотал батя в темноте вечерней лаборатории. – Мы просто не можем действовать законно. Ну, и что, что ты втайне впустишь в своего друга червей?

– Я все продумал, отец! – с пылкостью, удивившей даже его самого, произнес Глист. – Я получу у Сани согласие.

– И заверишь у нотариуса?

– Да!

– Как ты этого добьешься?

– У меня есть кое-какие рычаги воздействия.

Сухие и страшные руки бати легли сыну на плечи.

– Ты мой сын, – клокотал отец. – Если у тебя это получится, я буду тобой гордиться. Но ты мог все испортить. И, скорее всего, уже напортачил. Ты уже заразил его.

– Еще нет! – сказал Глист. – Это была неправильная мысль. Мне не удалось.

– А что с червями?

– Погибли.

– Погибли! – горестно повторил отец. – Почему они погибли? Потому что порочна была методика твоих действий. Нужно добровольное согласие. Иначе никак.

– Оно будет, отец! Будет!

– Нужны фото – до и после. С выставленной датой. Нужно вести журнал, проводить взвешивания, исследовать кал, брать другие анализы. Это труд для целой лаборатории, сын. Притом, побольше нашей. А ты думаешь, что справишься один?

– Он уже согласился, отец!

– Но почему?

«А действительно – почему?»

– Он мечтает похудеть, – выпалил Глист. – Он отчаялся.

– Но черви погибли.

– Я показал ему аскариду. Ему не понравилось. Он наотрез отказался инфицироваться именно ею.

– Правильно. Кто же с аскарид заходит? Надо с цепня.

– Цепень не помогает. Он только стабилизирует вес.

– Не спорь со мной, щенок. Помогает.

– Я не спорю. Но в случае с Саней нужна более мощная инвазия.

– Какая?

– Солитер, папа! Но не он один. Еще парочку печеночных сосальщиков.

– Хм! А это интересная мысль, – молвил отец. – Но не маловато?

– Конечно! – подхватил Виталя. – Поэтому нужно несколько солитеров! Два, три, даже больше!

– Они единоличники.

– Откуда мы знаем?

– Два солитера в один кишечник просто не поместятся.

– В жирного поместится даже три!

– Хм! – скептически сказал отец.

– А давай посмотрим! Я хочу скормить ему проглоттиду.

– Целую?

– Ну, конечно! И это будет два зайца одним выстрелом. Во-первых, мы посмотрим, насколько он похудеет. А во-вторых, поймем, может ли несколько особей уживаться в одном организме.

И тут батя радостно, но и немного зловеще расхохотался.

– Мой сын! – сказал он, отсмеявшись. – Мой возлюбленный сын, продолжатель моего дела. Я – счастливый отец! Я хочу тобой гордиться.

– Так ты дашь мне проглоттиду?

– А какая в этом срочность?

– Такая, что Саня может и передумать. Куй железо, пока горячо!

– Да, – провозгласил отец, прикрыв глаза. – И здесь ты тоже прав. Что ж! Пойдем добудем проглоттиду!

– Но где?

– Настало время раскрыть тебе один секрет…

***

Батя, когда бывал в хорошем настроении, шутковал:

– У нас с Марусей три глаза, три руки и три ноги. А вот головы – две. Так что – не Змей Горыныч мы с ней. Га-га-га!

Собственно, юмор никогда не был батиной сильной стороной. Но у Виталиной мамы действительно не хватало конечностей и глаза. Мама тоже была искалечена детством. В пятнадцать лет она с подругами нашла в лесу гранату (когда-то давно через их город пронеслась война). Нет, она не бросала ее в костер. Она просто решила совершить бросок, выдернув чеку. Получилось как нельзя более неудачно. То ли дрогнула рука, то ли просто не хватило сил. Но спасли маму только чудом. И сейчас сорок процентов ее тела состояло из пластмассы, а один глаз – из стекла.

Виталя матушку любил. А в раннем детстве – так и вообще ею немного гордился. «Моя мама – андроид!» – думал он. И действительно – когда мама поворачивалась к сыну своим пластмассовым боком, она выглядела совершенно как робот.

Когда Глист с батей ввалились домой, отец загромыхал на всю квартиру:

– Маруся! Наш сын повзрослел. Он дозрел до самостоятельных научных исследований. За это надо выпить.

Матушка изменилась живой половиной лица (пластмассовая осталась бесстрастной).

– Ты уверен, Ромуальд?

– Как никогда! – рявкнул батя.

– Ты знаешь, к чему это приведет.

– Пускай приводит! Наш сын уже взрослый! Он – мужчина!

Виталя приосанился.

– Что ж! – вздохнула матушка.

Отец отпер шкаф и достал чуть початую бутылку.

– Чача! – сказал он. – Крепкая, ядреная, до нутра пробирает.

Батя налил чачу в три рюмки.

– За сына! – провозгласил он.

– Я рада, мой мальчик! – сказала мама.

– За вас, дорогие родители! – сказал Глист, любящий сын.

Через четверть часа матушка ощутила схватки.

– Пошел, пошел, шевелится.

Матушка встала со стула и улеглась животом на диван. Отец подошел к ней, задрал халат и стянул к коленям трусы. Глист смотрел на жопу родной матери, видел даже чуть-чуть пизды. Но орган, из которого он произошел на свет, Виталю в данный момент не волновал. Ему предстояло познакомиться с мистерией другого рода.

– Ползет, – стонала матушка. – Вот он чую его. Сейчас вынырнет.

Солитеры как шутил батя, были трезвенниками. Алкоголь они совершенно не переносили. Глист уже понял, что матушка служит бате контейнером для разведения червей. Это не было омерзительно. Это была любовь и самопожертвование в самом высоком смысле этого слова.

Показалась гуманоидная башка червя. Батя схватил чесалку для спины в виде скрюченной лапы скелета, которую купил в Геленджике года два назад и занял выжидательную позицию.

– Давай, батя! – сказал Глист, не в силах уже терпеть.

– Подожди еще чуть-чуть, – азартно прошептал отец. – Что такой пылкий? Вот, сейчас, сейчас!

Червь вышел из матушки уже чуть ли не на полметра.

– Видишь, что чача делает? – хихикал батя. – А теперь вперед!

Он поддел голову червя и стал наматывать его на чесалку. Червь стал пятиться, его словно бы всасывала назад какая-то сила.

– Испугался, касатик! – бормотал батя. – Пр-р-р-равильно испугался!

Солитер в панике убегал. Он вдруг рванулся, да так, что Виталя вспомнил книжку «Старик и море». Рывок был такой силы, что чесалка уперлась в матушкины полужопия.

А потом червь лопнул, разбрызгав слизь. Одна часть червя ушла в кишечник. А другая – явно меньшая – стала извиваться на чесалке.

Солитеры – уникальные существа. Их можно разорвать на части, изрубить, измельчить. Но даже мельчайшие части будут живыми.

– Поздравляю, сын! – сказал батя. – Мы добыли проглоттиду. С боевым крещением тебя, сынок!

– Спасибо, отец!

Глист чувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. Он все-таки любил своих родителей.

Продолжение следует...

Начало тут

Глиста пёрло. В голове его разлетались затейливые салюты, как на фестивале «Круг света». Завтра он потрахается – а это главное. Ну, еще добавить сюда кучу бабла в кармане, плещущееся в желудке ХО. Сейчас все в его жизни было ох..енно. Жизнь катилась стремительным «сапсаном» по рельсам невпиздного везения на вокзал подлинного величия.

Ведь Виталя Глист был гением. Недавно он вдумчиво прочитал книгу «Доктор Фаустус» – очень тяжелую, полную лишних слов, но по сути дельную. Она рассказывала о чуваке, который заключил сделку с дьяволом. Тот давал чуваку гениальность, но взамен заразил сифилисом. В конце у героя, которого звали Адриан Леверкюн, на хуй сгнил мозг и перед смертью он рассказал друзьям, как наебал его сатана. Мало того, что наградил гнусным сифилисом, так еще не дал особо ни денег, ни признания. Всегда находились говнюки, которые готовы были его, Леверкюна, обосрать. Из этой книги Глист понял, что его жизнь, как гения, будет, безусловно, терниста.

Виталя вроде бы избежал сифилиса, но гениален он был в такой области человеческих знаний, что никому ведь и не похвастаешься. И в приличном обществе руки не подадут. А ведь Глист собирается облагодетельствовать своим открытием все человечество. Алтарь науки уже дымится.

Глиста бесила собственная молодость. И то, что он – всего лишь бесправный студент. Виталя уже готов был заниматься исследованиями, но своя лаборатория была ему не положена. И долго еще положена не будет.

В любом случае, надо будет делить ее с батей – большим ученым, светочем гельминтологии. Так что если молодой Глист совершит открытие, выведет формулу универсального похудания, все лавры достанутся отцу. Батя, может, их брать и не станет. Ему просто припишут открытие сына. А вдруг Нобелевская премия? Очень ведь может быть. Но дадут ее – бате. Витале если что и будет позволено, так это поаплодировать из зала. А еще вероятней – посмотреть награждение на YouTube, потому что на саму-то церемонию Глиста не возьмут.

Научному прогрессу препятствовали нелепые, давно отмершие, но все равно непреодолимые препятствия в виде традиционной морали. Любое открытие, особенно великое, нуждается в смелых экспериментах, и оттого наука – аморальна. Если бы средневековые доктора не воровали чумные трупы, человечество, может быть, до сих пор лечилось бы подорожниками.

Многие женщины, да и мужчины готовы продать душу – но не за гениальность, как герой «Доктора Фаустуса», а просто за возможность сбросить вес. Эти люди нуждаются в Виталином открытии! Они лучше проглотят яйца правильных глистов в сахарных капсулах, и лишатся жира быстро и гарантированно, чем будут изнурять себя гнусным спортом, кошмарными диетами, невыносимыми режимами питания. Благодаря Витале Глисту люди смогут жрать и не толстеть. А это – великое открытие и заслуженная Нобелевская премия!

Не сказать, чтобы мысль была особо сложная. Она и Виталиному бате, конечно же, приходила в голову. Но батя тупил, боялся нарушить правила. Он ходил по кабинетам с проектом испытаний новой методики похудения на преступниках, приговоренных к пожизненному заключению. Никто из чиновников не хотел подписываться под этот, якобы садистский, проект.

– У нас Америка эту технологию купит! – убеждал батя чиновников. – Все озолотимся! Там же столько людей с проблемой избыточного веса!

Но даже это не убеждало. Черти-чиновники шарахались от ладана отцовских проектов.

В разгар своих хождений по инстанциям, батя обратился в прессу. К нему на Большую Академическую пришла журналистка. И отец рассказал ей, как чиновники в порыве лже-гуманизма тормозят проект, не выделяют финансирования, а ведь можно продавать наших, российских чудо-гельминтов хоть в Америку.

По итогам разговора вышла совершенно омерзительная статья. Она называлась «Кремль отказался от финансирования опытов на людях». Был еще и подзаголовок: «Крах проекта заражения жителей США гельминтами».

Для бати это было полное фиаско. Это был конец карьеры. Все его слова были извращены и начинены совершенно другим смыслом. Журналистка совсем не хотела бате помогать. Она представила их разговор так, что отец выглядел сумасшедшим маньяком, который хочет атаковать благословенную Америку во главе полчища зомбированных глистов. И якобы Кремль отказался делать ставку на этот проект. Кремль! Да батя за кремлевской стеной-то никогда не был, царь-пушки не видел. Бред!

Но краха не случилось. Потому что в день выхода в газете гнусной статейки Усама бен Ладен атаковал башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. И про батю с его гельминтами тут же все забыли. Интернет в те времена был не так распространен. Гнусная заметка просто затерялась, никто ее не вспоминал.

В общем, на том батин проект и закончился. Людей для опытов бате никто так и не предоставил. Не говоря уж о финансировании. Можно было попытаться найти добровольцев. Но не с отцовским обаянием было убеждать людей задаром выращивать в себе отвратительных (на обывательский взгляд) червей.

А вот Глист, кажется, знал, как решить эту проблему. У него был на примете один колоритный толстяк, который рано или поздно согласится принести себя в жертву науке.

К тому же Глист завтра поебется.

Виталя не удержался, и на выходе из метро «Царицыно» подпрыгнул, дергая руками и ногами, проговорил так красиво: «Йессс!». И согнутой в локте правой рукой так вот сверху вниз провел. Как футболист, забивший гол.

Люди на Виталю косились. Да и чихать на них.

Дело оставалось за малым. Надо было спиздить из батиной лаборатории проглоттиду.

Собственно, дело-то – пустяковое. Ключи от лаборатории у Витали были. Охранники Виталю знали и пускали. Но спиздить лучше было сегодня. Потому что утром батя пойдет на работу, и к солитерам не подберешься, при всем желании. А вот сейчас отец уже, наверное, дома. Глист напиздит охране, что батя что-нибудь там забыл, его пустят внутрь, а Глист технично возьмет яйца солитера.

Поэтому поехал Виталя не на «Царицыно», где жил, и куда можно было добраться от «Речного» по прямой, а до «Профсоюзной», откуда до лаборатории еще полтора километра.

Их Виталя пролетел как на крыльях. Он мечтал. Вдруг Лена станет его девушкой? А почему нет-то? Они будут классной парой: он – такой Стивен Хокинг, только без инвалидного кресла. И Лена – сногсшибательная леди. В то же время Виталя ее боялся. Она подсыпает своему – кому? Мужу? Любовнику? – яйца аскариды в кокаин. Глист не был уверен, но ему показалось, что в качестве жертвы фигурировал какой-то мужик.

А второй жертвой была какая-то «пизда». Лена хотела, чтобы та опозорилась с вываливающимся солитером.

Лена была опасным человеком. Готов ли был Глист полюбить ее? Сексуальный голод вынуждал сказать: «Да». Но здравый смысл твердил: «Нет-нет! Беги, чувак, от этой телки!»

Но возможность сфотографироваться с этой телкой, выложить фотку с ней в обнимку в «Контакте» служила хорошим противовесом осознаваемым Глистов рискам.

***

Вечерняя лаборатория встретила Виталю знакомой тишиной, стерильной затхлостью и знакомым инопланетным зловонием. Это был верный признак того, что батя копался в аскаридах. Может быть, пересчитывал их? При этой мысли Глист покрылся холодным потом.

Но нет. Все было тихо в этом священном пространстве, храме науки. В этих стенах, обставленных банками и контейнерами с червями – в основном, конечно, с мертвыми. Живые были не здесь, а дальше – в особой зоне хранения.

Когда Глист говорил Лене, что аскарида – инопланетный червь, он слегка лукавил. На самом деле, инопланетными были все эти восхитительные и загадочные создания. Глист часто об этом размышлял.

Хотя в лаборатории очевидно никого не было, Глист крался тихо, в темноте. Дорогу в особую зону он знал наизусть. Но сейчас споткнулся о банку с мертвым эхинококком. Откуда-то она взялась прямо на полу, на его пути. Банка не разбилась, но по лаборатории разнеся шум.

А потом раздались шаги. И Виталя, конечно же, понял, что в лаборатории кто-то есть. Мало того! Этот кто-то его, Глиста, дожидался в темноте. В принципе, это мог бы быть один человек на свете.

Он-то и вышел.

Батя.

В детстве отец мечтал стать химиком, проводил в квартире у друга опыты. Малолетние юные идиоты неправильно разбавили серную кислоту. Надо было лить аш-два-эс-о-четыре тонкой струйкой в воду. А юные дураки сделали ровно против правил. Стали поливать кислоту водой. В кислоте пошла реакция, будущий Виталин батя наклонился посмотреть на пузырики. И кислота выплеснулась ему на лицо.

Кое-как, не сразу, чудовищные ожоги заросли. Но батя был страшен, как Фредди Крюгер. Даже немножко страшнее. На его изуродованное лицо свисали немытые и нечесанные патлы пегих волос. Добавьте к этому безумный взгляд и бурые от постоянного курения зубы. И обязательно худобу. Еще в старших классах школы какие-то идиоты дали бате кличку Айрон Мэйден – очень уж он был похож на монстра с обложки дебютного альбома этой знаменитой британской группы 1980 года.

Батя выступил из темноты. И Виталя чуть не заорал.

– К сожалению, ты пришел, – с похоронными интонациями ослика Иа сказал батя. – К сожалению, сын. Твой приход укрепляет меня в одном подозрении. В очень плохой мысли.

«Как же, блять, невовремя!» – подумал Глист. Этого разговора было не избежать. Но почему именно сейчас? Почему?

– У меня пропала аскарида, – сказал батя, дрожа морщинистыми впалыми щеками, покрытыми затейливыми кислотными узорами.

– Ты обсчитался, – сказал Глист.

– Увы. И теперь ты приходишь. Вечером. А потом у меня пропадают черви. А я за каждого, между прочим, расписываюсь, несу ответственность. Это ты своей головой понять можешь?

– Это не то, что ты думаешь, – неубедительно, голосом застигнутого врасплох мастурбатора, забормотал Глист.

– А что же это тогда такое? – с замогильным ехидством спросил батя.

Продолжение следует...