EdwardTheHorse

Начало тут

У Сани не было никакого плана действий по собственному спасению. Разум испуганным поросенком метался в хлеву черепа, ничего, кроме визга не производя. А вот у Глиста явно зрела какая-то мысль. Пока уркаганы разговаривали на кухне, Глист что-то набрал на телефоне, отправил какое-то сообщение, а потом (жирный привстал почесать ляжку, потому и видел) что-то стирал и очищал папку «Удаленные».

У самого жирного трубка разрывалась. Его изводил звонками абонент «Мама». Саня мог бы ответить, но зачем? Слушать причитания? Внимать нотациям? Спросит матушка: «Саша, ты где?» А что он ей скажет? «Меня ограбили, похитили и сейчас зарежут?» Мало жирному нервотрепки. Еще от матушки выслушивать. И батя тоже нахуй пошлет. Ему тоже не надо звонить. Сейчас Саня боялся его больше бандитов.

Как это всегда бывало в моменты наивысшего страха, в брюхе у Сани что-то созрело и раздулось. Какой-то пузырь, который его организм, видимо, выпускал из себя, как автомобиль подушку безопасности. Надо было срочно пропердеться. И при Глисте был не вариант, а выйти в прихожую сирануть – так еще и по башке надают. Придется при Глисте. «Попробую набздеть без звука!» – решил Саня.

И немедленно пернул.

Без звука не получилось. Рвануло как раз громко и оглушительно. Мало того – титановые трусы зазвенели, как колокол, зарезонировали.

Убогую комнатку заполнило удушливое зловоние.

В комнату ворвался седой бандит:

– Что тут за ху… Ой, бля!

Он замахал перед своей рожей ладонью, отгоняя миазмы.

– Вы охуели так срать!

– Перди, Саня! – сказал Глист.

– Эй, вы чо? Вы чо? – сказал бандит. – Это ты, жирная дуся, так благоуха…

В Санином брюхе снова надулся айрбэг, и держать его не было сил. Жирный продержался не больше двух секунд. И снова грохнуло.

– Блядь! – заорал бандит, схватившись за глаза, начав их тереть.

Саня его понимал. Глаза действительно пощипывало.

Другой рукой бандит прикрыл ноздри. Уронил при этом зажигалку и незакуренную сигарету.

Глист бросился на пол, схватил «Зиппо» и вдруг что-то прошипел Сане на ухо.

– Жопой к нему развернись! – разобрал Саня.

– Чо? – спросил жирный.

Глист принялся объяснять жестами. Саня удушливо пернул еще раз, а потом понял своего друга, повернулся к бандиту спиной. Глист кивнул. Все вокруг словно тонуло в мареве. Вдруг Глист махнул рукой. Саня инстинктивно пригнулся.

– Огонь! – заорал Виталя.

Да так громко, что Саня, чей баланс внутренних пузырей оказался потревожен непривычной позой тела, грохнул неимоверно громко, протяжно и – за счет металлических трусов – звонко.

– Да! – заорал Глист.

И тут вдруг послышался щелчок зажигалки, а жопу обожгло огнем.

– А-а-а! – завопил Саня.

Жирный оглянулся. Его жопа как огнемет извергала потоки пламени. Оно было как факел над месторождением. Почти невидимое.

– Сри еще! – вопил Глист.

И Саня грохнул. И вскрикнул от боли. Но из жопы, казалось, вылетела объятая пламенем ракета. Вылетела и врезалась прямо в рожу седого бандита.

– А-а-а!!! Бля! Что это нахуй! Аааа!!!

Бандит горел, полыхали его волосы, брови.

Седой пятился, а потом побежал – видимо, в ванную.

– Бежим! – шепнул Глист.

– Мы что, сваливаем? – ошарашенно спросил жирный.

– Да!

– Где мои штаны!

– Блядь, бежим!

В ванной зашумела вода, сквозь плеск доносились злобные маты.

Глист выбежал в прихожую и сквозанул в подъезд, через незапертую дверь. Жирный за ним.

«Бежим вверх!» – показал пальцем Глист.

Побежали вверх.

– Рвем туда, – на бегу объяснял Глист. – Не вниз. Внизу этот пидор за газетами пошел.

– Что мы будем делать наверху?

– Должен быть выход на крышу.

– А вдруг закрыто?

– Тогда звоним во все двери и зовем на помощь.

Беглецы протопали уже этажа на полтора выше.

– Ты молодец, Саня! – шепнул Глист. – Твой пердеж спас нам жизнь!

Сейчас жирный, хотя и был бос, потерял штаны и был одет только в голубую футболку Miami beach 2018 и титановые трусы, испытал мимолетную гордость. Как хорошо, когда тебя хвалит друг! Да что там – лучший друг!

Где-то под ними хлопнула дверь. С диким матом седой (больше было некому) вывалился на лестничную площадку.

– Пидоры! – звал седой бандит. – Где вы?! Вы не могли далеко уйти! Ау-у! Я вас сейчас нахуй на клочки порежу!

Беглецы застыли, прижавшись к трубе мусоропровода.

Раздался шум лифта, двери открылись.

– Блядь, Костян, я газет принес, а что у тебя с ебалом? – раздался голос молодого бандита.

– Ты чо имена палишь, осел, бля?

– Чо с тобой случилось?

– Да эти… в рожу мне напердели и подожгли…

– Бхе-хе-хе-хе!

– Чо щимишься, падаль, нахуй?

– Спокойно, Костя, спокойно!

– Не называй меня! Пидоры-ы! Мы идем к вам!

Жирному было не по себе. Сейчас, более-менее на свободе, ему было еще страшней, чем в запертой квартире. Они вырвались из ловушки, но приключения только начинались. В брюхе у Сани образовался новый грандиозный пузырь.

– Пиздец у тебя ебальник стал…

– Да все брови нахуй сгорели, ресницы нахуй, волосы. Вот посмотри, башка на хуйню какую-то теперь похожа.

– Только теперь?

– Ты сука, Рваный, допиздишься.

– Да шучу, Костян, ты чо, не догоняешь?

– А хули ты шутишь? Пидоры съебались, а он шутит.

Пузырь стал невыносим. Жирный понимал, что если он сейчас же не пропердится, то просто лопнет, и ошметки его тела разлетятся по подъезду. Он стиснул зубы, его трясло.

– А куда они могли съебаться?

– Да вниз, ясен хуй! Вверху-то чо ловить?

– А чо мы их не ловим, а пиздим!

– Так вперед, беги, лови. А я ранен.

– Значит, вниз?

– Ага!

Глист многозначительно приложил палец ко лбу: вот, мол, какой я умный.

Жирного тем временем трясло. Надо было пердануть. В обычных условиях, можно было раздвинуть полужопия и произвести эту операцию бесшумно. Но в титановых трусах это было невозможно.

– А чо мы их не слышим?

– Зато они нас слышат. Затаились где-то там.

– Бхе-хе-хе-хе! Ау, пидоры-ы-ы!

«Я не могу больше терпеть! Будь что будет!» – понял Саня.

И в этот же момент грохнул. Оглушительная стена звука вырвалась из-под титановых трусов, заставив их дребезжать. От силы и напора завибрировала и труба мусоропровода. И перила. И стекла.

Во всем подъезде вдруг стало нечем дышать.

– Что ты натворил, ебаный пердун? – простонал Глист.

– Вон они! Наверху! – завопили бандиты.

Не удивительно, но, наверное, досадно было то обстоятельство, что никто не выходил из квартир. Хотя их жильцы сто процентов слышали, что бандюки ищут каких-то беглых пидоров, ни у одного обитателя московской квартиры не возникло ни малейшего желания открыть дверь своей квартиры и поинтересоваться – а чего это тут ребята расшумелись?

– План такой: быстро сри кому-нибудь под дверь! – быстро скомандовал Глист. – Быстро! Секунда тебе! Давай под ту, металлическую.

Саня успел только присесть в указанном месте, поднатужиться и один раз пернуть.

А потом его схватили.

Седой бандит с обожженным ебалом, сгоревшими бровями и сгоревшими волосами, под которыми багровели ожоги – жуткий, как чудовище доктора Франкенштейна – схватил жирного за глотку.

– Попался, пидорюга!

Молодой бандит держал за волосы Глиста.

– Только пикни!

– Ну, вот и пиздец вам, пацаны. Вот теперь-то точно пиздец! – сказал седой бандит, заталкивая пленников обратно в квартиру и запирая дверь на крепкий засов. – Теперь-то, поросяточки, будем пускать вам кровь.

– Так вы хотите денег, или убить нас? – спросил героический Глист.

– У тебя появились деньги?

– Конечно! – Глист, как обычно, пиздел и сам в свой пиздеж верил. – Через полчаса вам принесут двести тысяч. Скажите только куда? Я адреса не знаю.

– Оно нам надо, чтоб ты нас мусорам слил.

Бандиты переглянулись. Седой покачал головой.

– Не, Рваный, мы получили от них достаточно денег.

Бандиты называли друг друга по кличкам. Это был очень хуевый признак.

– А жадность, она фраера сгубила. Бхе-хе-хе-хе!

– Рваный, у нас есть скотч?

– Ебанись, Костян, откуда?

– Хуево. А чем нам тогда ебальники им заткнуть? Чтоб эти поросята не визжали, когда мы их будем немножко резать?

– А вот! – Рваный, он же Crack666, брезгливо, двумя пальцами, поднял с пола штаны жирного, бывшие раньше половой тряпкой.

– Точняк!

Седой стал резать штаны. Нож оказался острый, и ткань под лезвием расползалась только так. Из штанов седой нарезал что-то типа веревок, которыми молодой тут же связал руки жирному и Глисту.

– А теперь открываем пасть! – вкрадчиво сказал Рваный.

– Нет! Пожалуйста, не… ммм… ммм….

Вонючая ткань оказалась у жирного во рту. На вкус она была дерьмо дерьмом. На запах тоже.

– Ммм… ммм… – мычал жирный.

– Да, котятки, пиздец выглядит примерно так, – сказал обожженными губами седой.

Ловкие пальцы бандита закрутили верткий и страшный нож.

Глава 24

«Пиздец! – подумал Саня. – Это пиздец! Так вот он какой!»

Ощущение пиздеца выглядело так: похолодевшие руки и ноги, тяжелый комок в горле, звон в голове и революция в животе.

– Костя, ты псих? Ты серьезно надумал их валить? – нервно пробормотал молодой мучитель. – Ты орал на весь подъезд, что их замочишь и что – реально решил? Ты ебанулся?

– Заебал своей истерикой, Рваный! Я все правильно делаю. Что обещал, нахуй. Что не так-то?

– Блять! Я не хочу подставляться по хуйне!

– Ничего ж себе хуйня? Всю рожу мне сожгли – это, по-твоему хуйня?

– А ты Безруков, что ли? Или Джонни Дэпп, блядь? Да ты даже на Камбербэтча не тянешь.

Качели. Это были какие-то качели. Жирный, чьи руки были связаны за спиной, а в рот набилась гнусная тряпка, потел от страха, когда говорил седой бандит, но еще больше прел всем своим обширным телом, когда говорил молодой. Только теперь от радости и от надежды. Пускай их отпустят. Пускай даже пизды дадут. Но убивать-то зачем?

– Красота – хуй с ней, – ворчал седой. – Но то, что эти щенки мне, блядь, в рожу напердели – это по всем понятиям только кровью смывается. Вот тот самый, блядь, случай.

– Да что ты как перфекционист какой-то? Успокойся, Костян! Алё! Никто ничего не узнает. Я, сука, как рыба молчать буду. Пацаны тоже.

– Ты как чушок рассуждаешь, Рваный. Если тебе напердят в ебальник – как ты сможешь с этим жить? Скажи мне? Вот представь – напердели тебе прямо в рожу. И еще подожгли! Я горел, блядь! Я, сука, теперь Фредди Крюгер ебаный! И мне их простить?! Ты в своем уме вообще?

– Ну, и ебни их сам! Меня зачем сюда приплетать? Тебе же легче будет – негрупповая мокруха будет. А если мы с тобой вдвоем…

– Ссыкло! – сплюнул Костян. – Всегда ссыклом был!

– Да уже мусора сюда мчатся, наверное! Ты так орал! Съебывать надо. Бросай этих пидоров!

– Я не смогу жить, зная, что мне напердели в рожу пидоры. И что они живы. Ты, Рваный, конечно, юное поколение. Хипстер. Ты с этим можешь жить. Я – нет.

– Ну, и как хочешь. Я съебываю.

– Если меня повяжут, я дам показания, что со мной был ты.

– Блядь, Костя! На хуя?

– Просто я хочу, чтобы ты был со мной. Я что – не могу рассчитывать на помощь кореша в трудную минуту?

– Но это попадос!

– Это вопрос чести. А если меня не повяжут, то я тебя тоже найду. И мы с тобой побеседуем о смысле жизни и о мастях.

– Да ты чего?

– Того, что ты косяков напорол своим базаром. И за пидоров вписываешься, и кента бросить хочешь. Да до хуя всего. И ведь ты не раскаиваешься.

– Да давай им просто пизды дадим.

«Пизды! Дайте мне пожалуйста пизды!» – мысленно взмолился жирный.

– Когда твою маму выебут чужие люди, ты тоже просто дашь им пизды? Да насрать в рожу нормальному пацану это еще хуже. Почему я вообще тебе это объясняю? Ты это, сцуко, должен знать как таблицу умножения.

– Бхе-хе-хе! Да я пошутил, братан! – скользко засмеялся Рваный.

«Предатель!» – мысленно взвыл жирный. Он-то уже успел, по всем законам стокгольмского синдрома, практически полюбить этого горе-взломщика. Но тот его походя предал.

– Хуясе шуточки. С огнем играл, братишка.

– Я знаю меру, Костян! У меня все четко. Останавливаюсь, где надо, красные линии не перехожу.

– Я был уверен в твоем здравомыслии.

– Так чо с ними делаем?

– Ты знаешь, – сказал седой, – я придумал. Этого поросеночка, – он кивнул на жирного, – мы аккуратно вальнем и на фарш перекрутим.

– Зачем? – удивился молодой.

«Зачем?! – недоумевал Саня. – Меня? На фарш?»

– Я с беляшной договорюсь. Им-то похуй. У них чучмеки эти проезжие на автостанции все сметают. И этого съедят.

Саня встал и направился к выходу.

– Сел, бля! – заорали оба бандита.

– Ффафь фофю! – простонал через тряпку во рту жирный.

– Что он там бормочет?

– Да кто его знает. Сел, быстро, чушок ебаный.

Саня уселся обратно.

Приливные волны ужаса накрыли Майдан его перестальтики. Революция в животе приняла форму массового шествия. И вот волна демонстрантов бросилась на полицейские щиты. Стражи порядка не устояли, побросали щиты, каски и пустились в бегство. Их просто рассеяла волна народного возмущения.

Жирный оглушительно пернул и начал панически срать прямо на диван, на котором сидел.

– Блять, что ты делаешь? – спросил седой.

– Фву! – простонал Саня.

«Сру!»

Это оповещение не пришлось по вкусу никому. Седой рассвирепел. А Глист задергался, пытаясь деликатно увернуться от волн говна, что надвигались на него... Молодой бандит надрывно кашлял, закрыв рот и нос. «Так тебе и надо, предателю!»

– Фы фе фог фаффать фовда я февя фвосив! – замычал в тряпку Глист. – Вато фепевь, ковва ве ваво, фы фвеф!

Как алкоголики на высочайших ступенях лестницы опьянения совершенно естественно понимают мычание друг друга, так и жирный сейчас без проблем и телепатии слышал своего друга.

«Ты не мог насрать, когда я тебя просил! – перевел Саня. – Зато теперь, когда не надо, ты срешь!»

– Ва! Я фву! Фофову ффо вве ффвафво! – отмычался Саня в ответ.

«Да! Я сру! Потому что мне страшно!» – значило его мычание.

– Фуфь фвофвяф фоф вевь фовда я фвявавфа ф фовой, ввуфвый воввоёв!

«Будь проклят тот день, когда я с тобой связался, гнусный долбоёб!»

– Ва фав фы воввоёв! – возмущенно ответил жирный. – Ефви вы ве фы, фиг вы вы ввефь офававифь!

«Да сам ты долбоёб! Если бы не ты, фиг бы мы здесь оказались!»

– Я воввоёв, фофову ффо фвявавфя ф фовой! – жутко извиваясь, мычал Глист. – А фефевь фвофву в вавне!

– Я вифево ве вогу ф фовой фовевать! – перекрикивал жирный рев извергающегося из нутра говнопада.

– Ваффаво ввемя фкавафь: фы, Фаня, уевав, какиф фоиффафь!

– Фам фы уевав!

– Уевав-уевав!

– Ну, вали их тогда быстрей, да съебуем отсюда, – сказал молодой.

– Блядь! Я не могу их вальнуть, пока эта скотина срет! – перекрикивал грохот калоизвержения седой Костян.

– Фви, Фавя! – кричал Глист. – Вафяв ффвафь, фаф ве оффанаввайфя!

– Вай-фая тут нету, соколики, – сказал Рваный. – Бхе-хе-хе-хе.

– Чо ты прикалываешься? – заорал седой. – На, возьми у меня нож, вальни их, раз смешно, блядь.

– Бля, Костян! Да не всрался он мне, руки марать!

Саня встал и, как Хома Брут, очертил на полу круг, тем что рвалось из него наружу.

Бандиты отскочили.

А жирный продолжал отчаянно дристать. Он понимал: стоит ему остановиться, как жизнь его немедленно закончится. Сколько еще он продержится? Минуту? Две?

***

Сорок минут назад батя вместе с начальником корпоративной службы безопасности Дмитрием Феликсовичем пробил местонахождение телефона Сани. Аппарат подавал сигналы из района, прилегающего к метро «Красногвардейская», из многоэтажки по улице Воронежская. Сергей Николаевич помчался на помощь сыну.

Никакого плана действий у бати не было. Он еще никогда не спасал похищенных людей из лап бандитов. В глубине души Сергею Николаевичу казалось, что столкнется он в худшем случае с разборками Сани и его ровесников. На эту мелочь можно будет наорать и вернуть свои деньги. Эта задача, с которой он прекрасно справится и один, своими силами.

Правда, от стрессов на работе и волнения за сына Сергей Николаевич только что выпил почти что полную бутылку какого-то французского коньяка. И к моменту прибытия поезда на станцию «Красногвардейская» батино тело просто распирало от молодецкой удали. Казалось, что подпрыгни – и полетишь как Бэтмен над Готемом.

Но сначала надо бы догнаться. Батя достаточно долго прожил на свете алкоголиком. Это до сегодняшнего дня он не пил четыре года, а до того – еще семь, но впитанная с опытом наука, как тревожный противогаз, положенный по правилам гражданской обороны, хранилась в одном ящиков его сознания.

На выходе из метро измученная женщина в клеенчатом фартуке раздавала бесплатные газеты. Батя взял одну из них. Потом купил бутылку водки в небольшом супермаркете, продавцами и покупателями которого были люди центральноазиатского происхождения.

Водку батя завернул в бесплатную газету. Где-нибудь на Патриарших прудах или на золотой Остоженской миле на него бы косились. Но на Красногвардейской человек с замаскированной бутылкой водки в руках был вполне органичен. Здесь, в этом районе печальных гастарбайтеров, ушлых криминальных типчиков и серых от усталости домохозяек с тяжелыми сумками, никто не обращал внимания на человека с водкой в руках.

Отхлебывая из горлышка, Сергей Николаевич перешел через речку и, повернув на угрюмую улицу, нашел нужный адрес.

Двери подъезда были с домофоном и закрыты на магнитный ключ. Что теперь?

Батя умел принимать быстрые решения. Он набрал на домофоне первую попавшуюся квартиру – 125.

– Кого принесло? – спросил мужской голос в передатчике.

– Пустите, почту разбросать надо! – сказал батя.

– Заебали, – сказал голос.

Но дверь запищала и открылась.

Номера квартиры, где находился сын, батя не знал. По-хорошему, не факт, что подъезд был, который надо. Но одно из правил бизнеса гласило: «Если не знаешь, что делать в трудной ситуации, делай хоть что-нибудь».

И батя, игнорируя лифт, стал подниматься по лестнице вверх. Если Саня здесь, он должен оставить какие-то следы. Об этом как-то можно узнать.

Батя шел и тщательно вслушивался. Где-то громыхал телевизор, где-то скандалили супруги. Пока что ни малейшего следа Сани.

«А что тут должно быть? Лужа поноса, что ли?» – спросил себя батя на седьмом этаже.

Откуда-то этажом выше раздавался шум. Батя осторожно поднялся по лестнице, сделав для храбрости еще один глоток из бутылки.

За одной из дверей – обычной, металлической – слышались возбужденные мужские голоса. И еще именно из-за этой двери сильно несло говном.

«Сынок! – ожило почувствовало вдруг отцовское сердце. – Он здесь!»

Батя без раздумий вдавил кнопку звонка.

«Блям!» – зазвучало внутри. Голоса стихли. Никто и не думал открывать. Те, кто был в квартире, явно затаились.

Батя решительно загрохотал кулаком по металлу.

«Бам! Баммм! Баммм!!!» – разносилось как колокольный звон.

– Чо, кто там? – спросил из-за двери наглый шакалий голос. – Чо надо?

«А что сказать, чтобы открыли? – подумал батя. – Я папа толстого Сани и мой сын у вас? Полиция? Мосгаз? Проверка счетчиков? Картошечка дешево?»

Все эти варианты не гарантировали успеха. Но тут батю осенило.

Он еще сильнее загрохотал кулаками:

– Открывайте, блядь! Вы нашу квартиру затопили нахуй!

– Чо?! – Наглеца из голоса исчезла, появилось офигение.

Лязгнул засов. Дверь открылась.

Продолжение следует…

Начало тут

Батя стоял чуть ли не в самом центре бриллиантовой переговорной и орал. Можно сказать, что горло его издавало звуки крика само по себе, без участия разума. Потому что та информация, что прилетела ему по эсэмэс, могла подорвать душевное здоровье любого человека. А что уж говорить об ударенном стрессом топ-менеджере?

«Произведено списание – 100 тыс.р.», «Произведено списание – 200 т.р.». И еще. И еще!

«Ну, конечно! – понял батя. – Жирный гаденыш просрал все деньги с карточки. За что мне это все?»

Он выбежал из бриллиантовой переговорной и понесся по этажу. По зеркальным коридорам зоны руководства.

Батя позвонил матушке:

– Алё, Катя! Катя! Ты Саше дозвонилась? Ах, не берет трубку? Этот зловонный мудак просрал все мои де…

И тут связь оборвалась.

– Ты почему трубку бросаешь? – заорал батя так, что стекла в стенах задребезжали. – Я говорю – твой сын настолько оху…

– Прекрати! – сказала матушка. – Немедленно прекрати оскорблять Сашу.

Батя на мгновение утратил дар речи. Еще и Катя с сынком заодно? Они что – решили вместе его кинуть? Списать на случайный долбоебизм? А сама-то Катя на левый счет бабло качает, и на сынка дебильного валит. Так, что ли?

«Я схожу с ума!» – подумал батя.

– Он снял все мои де…

– Прекрати! Хватит выть о своих деньгах! Ты что – не понимаешь, что твой сын попал в беду? Вот прямо сейчас!

– В беду? – замер батя, ошарашенный этой мыслью. Как-то не приходила она ему в голову.

– Конечно, в беду! – закричала матушка. – Я это чувствую.

– Как ты это чувствуешь?

– Сердцем материнским чувствую! А ты бестолочь! Ты на Сашку злишься, а ему плохо сейчас. Может, похитили его? Может, даже убивают!

– Как? Как такое может быть? Ты звонила в полицию?

– Да! – закричала матушка. – Меня там послушали, и сказали: «Не переживайте! Еще даже не вечер. Вернется. Девчонку, говорят, завел, наверное». А теперь ты говоришь – деньги пропали.

– Действительно, бабу завел. Задушу долбоеба!

– Сережа! – строго одернула его матушка. – Это не баба. Послушай мое материнское сердце. Это что-то очень плохое. Спасать его надо. Позвони ты в полицию. Ты человек солидный, они тебя послушают.

В душу бати вполз страх. Даже леденящий ужас. Ведь действительно в беду дурак попал. А где его искать? Он скользнул пустым взглядом по стеклянным стенам, как вдруг скольжение споткнулось о человеческую фигуру. Это был Дмитрий Феликсович, шеф безопасности.

– Извини, Сережа, – сказал главный безопасник, когда понял, что его заметили. – Я чуть разговор твой подслушал. Что у тебя случилось-то?

– Сын пропал.

– Ментам еще не сообщали?

– Нет. Жена пыталась.

– Хех! – сказал Дмитрий Алексеевич. – Пошли-ка, Сергей Николаевич, со мной. Кофия изопьем. Заодно и вычислим оболтуса твоего.

– Как ты это сделаешь, Дмитрий Феликсович?

– Телефон при нем?

– Ну, наверное.

– Так мы сейчас его местонахождение установим. Программа есть. Не лицензионная ни разу, но действенная.

Кабинет главбезопасника не блистал показной роскошью, как у Юрия Григорьевича, и даже близко не являл собой образчик делового стиля, как у бати. Кабинет Дмитрия Феликсовича казался каким-то логовом одичавшего электрика. Повсюду – на столе, стульях, на полу были разбросаны разнообразные приборы, тянулась непостижимая вязь проводов. И где-то там, в куче неведомого хлама, затаился компьютер.

Безопасник пощелкал мышкой, открыл какие-то файлы, буквы на мониторе замигали и исчезли. На экране появилась скучная таблица с окошками, как в 1С.

– Говори телефон, – сказал бате Дмитрий Феликсович, вбил цифры, нажал Enter. – Теперь ждем.

– Спасибо, Феликсович, помогаешь, – растроганно произнес батя.

– Да говно вопрос, Сергей Николаевич. Раскрою тебе большой секрет. Знаешь ли ты, что после того, что ты сегодня сделал, я за тебя пойду куда хошь? Вот серьезно. Ты красавчик. И если бы не ты, этого бы не сделал никто. Не дал бы этому гаду по ебалу.

– И ты красавчик, Дима, – сказал батя. – Ты за меня первый впрягся.

– Я не мог поступить иначе, – сказал безопасник. – Будешь пять капель?

– Пять капель? – насторожился батя.

– Ну, да. Коньячок армянский, пиздатый.

– Буду! – решительно сказал батя.

Вообще-то, он не пил. Во время корпоративных застолий, пока коллеги надирались в хлам, он скучал со стаканом сока. Всякий раз он делал вид, что выпивка ему глубоко безразлична. Но на самом деле это было не так.

Батя был алкоголиком. Он дважды зашивался. Об этом знали немногие, но это было. В первый раз он не пил семь лет. Потом сорвался. Зашился снова. И вот уже завершался четвертый год нового периода абсолютной трезвости.

По синей дыне батя превращался в абсолютнейшего и опаснейшего идиота. Он становился агрессивным, провоцировал драки. Если хоть капля алкоголя попадала в батин организм, у него начиналась невыносимая жажда. Ему хотелось пить, пить и пить. Он все время догонялся. А под занавес превращался и вовсе в животное. Впрочем, случалось, что алкоголь сваливал его еще до этой стадии. Но и проснувшись, батя продолжал пить. Словно внутри у него полыхал пожар, который постоянно требовалось заливать.

Так что в данный момент батя поступал очень опрометчиво.

Безопасник поднес ему рюмку с благородным коньяком, сам цвет которого намекал на закуривание сигар и сидение в кожаном кресле. Где-то там подразумевался и роскошный лимузин.

Недрогнувшей рукой батя принял рюмку, чокнулся с Феликсовичем и мгновенно выпил. Коньяк обжег горло, после чего горение перешло в пощипывание, а в голову пхукетским прибоем ударила теплая волна.

«Понеслась! – заверещали ожившие демоны в батиной башке. – Зажигаем!»

– Налей еще, Феликсович! Срочно, ну!

– Частишь, Сережа!

– Надо! Надо мне! – ошпаренным Высоцким завопил батя. – Душа горит, как ты не понимаешь!

От второй рюмки стало совсем хорошо. Как в бане.

– Уххх! – только и сказал батя.

Мир стал весел и игрив. Опасности как-то вдруг отодвинулись. Это была опаснейшая из иллюзий.

– Смотри-ка, определил! – сказал вдруг безопасник, кивая на экран компьютера. – Так… Оболтус твой сейчас в районе станций метро «Красногвардейская» и «Зябликово». А находится он… ага! Находится по адресу улица Воронежская, дом 36, корпус 1.

– Да! – хищно проревел батя. – А квартира? Номер квартиры?

– Такого наша система не определяет, Сережа, – Безопасник открыл яндекс-панораму, и стало видно, что здание представляет собой унылую блочную многоэтажку. – Видишь, где-то здесь находится сынок твой.

– Отлично! – Батя безумным Джеком Николсоном из «Сияния» завращал глазами. – Я поехал!

– В машину не садись. Ты поддавший. К тому же по пробкам. Вдруг встрянешь, а тебе спешить надо.

– А как я туда доберусь?

– На метро! От Шаболовки до Красногвардейской 35 минут, если на «Третяковской» переходить.

– Ага! Вперед!

– Сережа, подожди! Может, тебе помощь нужна?

– Помощь? – Сергей Николаевич остановился и на секунду задумался. – Нет. Помощь не нужна. Сам справлюсь. А вот коньяк твой заберу. Извини, Феликсович.

– Осторожнее! – крикнул ему безопасник.

Но Сергей Николаевич уже унесся, на ходу отхлебывая из бутылки.

– Влипнешь же, идиотина! – простонал Дмитрий Феликсович, вздохнул и принял решение.

А Сергей Николаевич бойким молодом ураганом несся к метро «Шаболовская». Путь его, впрочем, был непрямым. Батя то и дело сворачивал во дворы, чтобы глотнуть коньяка из горлышка.

На собачьей площадке между реликтовых пятиэтажек он пристроился отлить. На него сразу загавкали собаки, а их хозяйки – стервозного вида тетки – заблажили:

– Да чтоб у тебя там все отсохло, хулиганье!

– Рот завали, отродье! – гаркнули демоны из батиной глотки.

Шарахнулись и тетки, и собаки.

У самого входа в метро батя, уже почти не таясь, шалея от ощущения ложного всемогущества, прикончил последний глоток коньяка. Потом лихим двухочковым броском отправил бутылку в урну и ворвался в метро.

«Держись, сынок! Я еду тебя спасать!» – гудела в батиной голове величественная мысль.

Продолжение следует...

Начало тут

Саня почти что перевел 50 косарей, как вдруг Глист сказал:

– Стоп! Ничего им не отправляй!

Всем своим видом друг детства Виталя символизировал девиз «Слабоумие и отвага». Он нарывался. И жирному стало заранее больно при мысли, что этого дурачка сейчас будут бить.

Повисла тишина. Седой экстравзломщик закурил вонючую сигарету и пришпилил Глиста взглядом, как маньяк-энтомолог бабочку.

– Ты чо? – погнал на Глиста молодой бандит, борзо болтая перед собой расхлябанными руками. – Ты гонишь, братуха? Ты хочешь сказать, что, типа, не проиграл?

– Проиграл, – сказал Глист.

– Ну? И чо за хуйня в таком случае?

– А то, что полтос вы выиграли. И он у вас уже есть.

– А за работу, э?

– А вы ее выполнили?

В этот момент Саня восхитился своим другом. Пока он сам чалился в тюряге, Виталя каким-то образом умудрился пережить личностный рост. Но, с другой стороны, Глист пошел на риск, подставляя не только себя, но и жирного. Но, с третьей стороны, он спасает Санины деньги. А, с четвертой стороны, какой-то корысти у Глиста могло и не быть. Он по жизни бывал дотошным. И вот сейчас проявил себя.

Бандюги переглянулись.

– Ну, так-то прав щенок, – сказал седой. – Надо выполнить.

Экстравзломщик сел на корточки рядом с Саней.

– Встань, – сказал он.

Саня встал. Бандит стал изучать титановые трусы.

Он закурил свою вонючую сигарету. И жирному захотелось чихнуть.

– Хошь прикол? – обратился седой к своему приятелю.

– Ну-ну, чо-чо? – оживился тот.

– Да встретил кентуху одного. Тот из Бутырки только откинулся. И говорит: уходить не хотел.

– Да ладно?

– Я и сам прихуел. А оказалось, к ним Кокорина на кичу посадили.

– Который футболист?

– Ага, прикинь! И там теперь печенюшки, торты, фуагра для всей братвы. Там столько жранья, что хоть ходы в нем прорывай. А тут засада такая – на свободу надо.

– Прикол! Бхе-хе-хе-хе-хе! Но все равно, ну ее нахуй, ту крытку.

– Это точно, – сказал седой.

Он рассматривал титановые трусы и так и сяк. Когда стал заглядывать в то место, где была дырка для жопы, жирный занервничал.

– Мда. Крепко закрыли. Тут еще, видишь, вот эта хуйня блестящая? – обратился седой к молодому.

– Ну-ну! И чо, и чо?

– Это сколковская технология, блядь. Или хуй проссышь. По ходу, по сетчатке глаза открывает.

– Да ладно!

– Ага! Или по отпечатку пальца. Или по отпечатку золупы может. Короче, мы это хуй откроем.

– Да, наука шагнула, – сказал молодой. – Я в нете читал, что в пизду научились твиттер вживлять.

Сане стало дурно.

– Ну, вот и расходимся! – сказал Глист.

– Борзый, блядь, задрот, – сказал седой. – А попиздеть с хозяевами? А то невежливо так сразу уходить.

– А мы к вам не в гости пришли, а по делу. А вы с ним не справились.

– Ты не дохуя ли борзеешь, алё? – спросил седой бандит.

– А где мои деньги за ремонт?

– За какой нахуй ремонт? – оторопел бандит.

– А я тебе ремонт сделал. Чо, не видишь? А почему не видишь? Потому что я его сделал так же, как ты замок этот открыл!

Глиста понесло не по-детски. Сане стало за него даже не страшно, а жутко.

Урки замолчали, переглянулись. А потом седой сказал:

– Да, в этих словах есть логика, пацаны. Но есть и еще одно обстоятельство.

– Это какое? – взвился Глист.

– Да ты не петушись, – сказал седой. – Не петушись. Обстоятельство такое, что вы – пидоры.

Жирный почувствовал, как из-под ног уходит херово отмытый пол этой блат-хаты, а потолок падает ему на голову. Вот прямо всей тяжестью. Это всё из-за него.

– Это почему? – возмущенно завопил Глист. Но потом взглянул на жирного и осекся.

На Сане вообще лица не было.

– Это неправда! – сказал он.

– Правда. Ты – не просто пидор, а из ящика. Знаменитость. Практически, сука, Киркоров.

– Это все наврали!

– Ага, и по ящику все врут? – усмехнулся седой.

– Ну, вообще-то… – начал молодой.

– Цыц! – осадил его седой. И продолжил, обращаясь к перепуганным гостям: – Так что хату эту вы запомоили. Надо было с ходу объявить: мы, сука, пидоры. По пидорскому делу пришли, трусы металлические с дуськи этой толстомясой снять. А вы, сука, затихарились. И пацанов нормальных запомоили. За такое на зоне – вообще заточкой коцают, алё. Поэтому, пацаны, с вас еще полтос. За моральный, сука, ущерб. И полы нам тут помоете за собой. Тогда и разбежимся.

– А я то-то смотрю, – тут же стал наглеть молодой, – трусы эти. Явно, сука, гомосятина какая-то. Короче, их на дуську, по ходу, какой-то хрыч влюбленый натянул. Только жопу зачем-то в общем доступе оставил. А дуська любит вот этого дрища. И они сбежали, и деньги хрычовские пизданули, по ходу. Тот звонил, орал. Да и сейчас, по ходу звонит.

Телефон у жирного действительно разрывался. Ему названивал абонент «мама». 38 пропущенных звонков. Уже тридцать девять.

– Так что, пацаны, решать вам, – сказал седой. – И решать быстро. Или бабло, и расходимся с миром. Или… Заточек у нас, конечно, нет. Но и вместо них может найтись кое-что…

Молниеносным движением он вытащил из кармана выкидной нож. Легчайшим движением кисти – щелк! – раскрыл его.

Дело приняло совсем уже стремный оборот.

В общем, Саня перевел еще пятьдесят косарей. Он робко надеялся, что обойдется хотя бы без мытья полов.

– Ну, мы пойдем? – робко спросил он, поднимая с пола свои штаны.

– Стопэ! – сказал человек с ножом. – Не так быстро. Кажется, хозяин с вами еще не все решил.

Он кивнул на молодого.

– Ну, в общем, так, пацаны! – сказал Crack666. – Я, типа, ценю, что вы долг отдали и все такое. И не могу не предложить вам отыграться.

– Нет-нет, нам пора! – заполошно пропищал жирный, тщетно пытаясь втянуть свою тушу в сырые штаны, еще сегодня бывшие простой половой тряпкой.

– Все-таки вам, гомосекам, не понять благородства этого предложения, – сказал седой.

– Бхе-хе-хе-хе! – захихикал молодой.

– Если вы сейчас зарубитесь на сто косарей и выиграете, вы вернете все свои деньги, алё!

– И вы нам их вернете? – Голос жирного сорвался от встрепенувшейся надежды.

– Вернем, конечно. Мы же пацаны правильные. Выиграете, пол помоете за собой. И все отдадим!

Глист отчаянно посмотрел на Саню.

– Я справлюсь, чувак! – сказал он.

– Не надо! – процедил жирный.

– А куда деваться?

Глист сел на краешек дивана и взял джойстик.

– Ну что! – провозгласил взломщик. – Решающая схватка с непредвиденным исходом!

«GO!» – провозгласил механический голос. Виталин дед и взломщиковский карлик снова стали пиздиться на экране.

В этот раз Глист просрал еще быстрее, чем в предыдущей игре.

Саня немеющими руками перевел уркам еще стольник. Почему-то карточка до сих пор работает. Батя, получается, не перекрыл. Наверное, еще на совещании.

– А не устроить ли нам мегаматч тысячелетия? – провозгласил седой. – Битву железных канцлеров, нахуй? Со ставкой двести тысяч рублей?

– Чо, пацаны, отыгрываемся? – спросил молодой. – Или признаем поражение?

– Отыгрываемся! – решительно сказал Глист.

– Остановись! – завопил Саня.

– Чувак! Я тебя спасаю, как ты не понимаешь! – отмахнулся Глист.

И просрал.

Перевод проходил долго. Что-то зависало. Но до конца все же не зависло. Транзакция прошла.

– Ну, что? Вторую по двести? Бхе-хе-хе-хе! – сказал взломщик.

– А, может, мы… пойдем?

– Мы похожи на долбоебов? – Седой приблизил оскаленную физиономию к аналогичной области тела Сани. – Зачем нам отпускать таких жирных и глупых поросят? Давайте играть!

У Глиста тряслись руки. Он просрал еще дважды.

Первые двести Саня оплатил, а во время второго перевода система затупила, а потом выдала оповещение: «Баланса на вашем счету недостаточно для завершения операции».

– У меня деньги кончились! – сообщил жирный не без радости. Ведь деньги кончились, и его сейчас отпустят.

– Хуево, – сказал седой урка. – Долг должен быть оплачен.

– Но у нас уже нечем!

– Известная ситуация. – Седой лязгнул крышкой зажигалки Zippo, швырнул ее на диван и выпустил дым в физиономию жирного. – Но кого это ебет?

– То есть как? – затараторил жирный. – Но мы же все отдали! Отпустите нас!

– Отпущу, – сказал седой. – Но деньги вперед.

– Но где мы их… Глист, а у тебя есть деньги?

– И никогда не было.

– А где же мы их возьмем?

– Думайте, пацаны. Время пошло. Пять минут хватит?

– Десять! – сказал Глист.

– Хуй с ним, пятнадцать. Но через пятнадцать минут я ведь увижу деньги? Увижу, а? Ни хуя не слышу! Я, блядь, деньги увижу?

– Да! – простонал жирный.

– Ловлю на слове! – сказал седой.

Жирный понял, что жить ему осталось пятнадцать минут. Если повезет, то двадцать. А матушка все названивала – 57 неотвеченных звонков. Жирному стало очень жалко себя. Он заплакал.

Глист посмотрел на него масляными глазами:

– Прости, Саня! Я сделал все, что мог!

– Я знаю, – всхлипнул жирный. – Но ты же меня, сука, и подвел.

– Если бы не я, играть бы посадили тебя, и ты просрал бы еще сильнее.

– Сильнее невозможно.

– Позвони бате! – потребовал Глист.

– Я не могу! – застонал Саня.

– Ебанись! – страстным шепотом воскликнул Глист.

– Я не могу. Путь меня лучше режут.

А на кухне, куда ушли урки, происходил другой разговор. Друзья его слышали.

– Ты ебанулся! – слышался голос молодого. – Если ты их здесь вальнешь, придется расчлененкой заморачиваться! По помойкам раскидывать. А это, сука, риск!

– А ты предлагаешь их отпустить? – отвечал седой.

– А почему нет-то?

– Потому что любой долг должен быть оплачен.

– Так хоть в лес их вывези. Тачло-то есть у тебя. Там мочканем, прикопаем.

– Боюсь, не получится, – покачал головой седой. – Этот пидораз в железных трусах сломает мне мою «Ласточку».

– Так что – резать и расчленять?

– Ну, выходит, так. Только я тебя прошу – раздобудь газет, полиэтиленовой пленки, любую хуйню, чтобы пол не забрызгать.

– Щас, – сказал молодой, выходя в подъезд.

– Куда пошел-то?

– На первый этаж, – сказал Crack666. – Там у лифта бесплатные газеты должны быть.

– Ну, давай.

Жирный перевел дыхание. Две-три минуты еще можно было пожить.

Продолжение следует…

Начало тут

На съемной блат-хате развернулась эпичная баталия. Глист все так же бьется китайским дедом-каратистом. Взломщик тоже не поменял привычек – вывел на поединок карлика. Саня присел титановыми трусами на край дивана и принялся следить за боем. В целом Глист намного сильнее. Он только так гоняет карлика. Раза три смачно переебал – дважды ногой, а один раз седой косицей.

– Да ты наблатыканный в этой хуйне, я смотрю, – сказал Глисту Crack666, когда по экрану поползли буквы «Гейм овер».

– Ну, так мастерство! – не мог не подъебать Виталя.

Уркаган скользко засмеялся.

– Да ты силен, бродяга, я смотрю! – сказал взломщик. – Чемпион, нахуй! Короче, темак объясняю заебительнейший. Чемпионаты по вот этой хуете проводятся. Серьезные люди лавэ ставят, а такие вот как ты – боевые задроты – друг с другом вот в этой хуйню, ну или в «Каунтер», или, блядь, даже в «Кармагеддоху» ебашатся, понял? А потом, ебать, гонорар получают, если выиграют.

– Что, большой? – озадачился Глист.

– Да ты охуеешь, чувило, понял. Но, сука, там психологический барьер – ебать, серьезный.

– Какой барьер?

– Кароч, там же они на деньги ебашатся. Притом, на чужие. И это не как футболисты – просрут, и в Монте-Карло. Там гладиатор, который просрет, тоже на бабло падает. Вот здесь вот риск. Там реально за свое бьешься. И, сука, ответственность на тебе. Но ты, сука, могучий задрот. Вот давно таких бойцов не видел.

– А как к боевым задротам записаться? – спросил Глист.

– Да забей, чувак. Тебя не возьмут.

– Чо это не возьмут? – расстроился Глист.

– Да я же вижу. Ты психологически не потянешь.

– Да все я потяну.

– Все? А вот прикинь, подходит к тебе вор в законе, грузин такой блатной, страшный, как пиздец. И говорит: «Я ставлю на тебя, чувак, пять миллионов рублей! Квартиру в Москве, за МКАДом, сука, ставлю! Выиграй мне пятьдесят миллионов!» Вот так он тебе говорит! И ты чо – не очканешь?

– Да я просто выиграю.

Жирный слушал и думал, что Глист явно вообразил себя Мэтт Деймоном в роли талантливого мистера Рипли. Вундеркинд такой в очочках.

– А ты имей в виду, что с тобой бьется тоже боевой задрот. Опытный, мотивированный. И за ним тоже вор в законе стоит. Но это что, чувак! Я тебе другое скажу: сейчас задроты в цене у братвы. Вот те времена, когда быки были, рэкет-хуекет – они все в прошлом. Сейчас-то братва – задроты и хипстеры, вот сукой буду. Сейчас даже некоторые стрелки на «Каунтер страйке» делаются. Та братва ботана выставит, и эта выставит. А ебошатся задроты. И проиграть им нельзя!

– А почему?

– А потому что смотри – решает твой вор в законе какой-нибудь вопрос. У него и так клуб да два магазина остался. А тут оленеводы, сука, пришли.

– Кто? – спросил Глист.

– Ну, собянинцы. И говорят: «Давай клуб!» А вор им: «Вы чо, братва! Требую боя чести!» И вот выходишь ты – весь такой задроченный. И напротив тебя такой, сука, Стивен Хокинг садится. А тебе твой вор в законе на ухо так говорит: «Просрешь мой клуб, я тебе над первой жопой вторую прорежу, со всей перистальтикой». Вот, блядь! Понял ответственность? Хотя ты же домашний мальчик, не супермен. Сиди себе дома, пипирку дергай. А принцессы и шампанское пусть другим достаются – отважным, сука.

– Э, а я чо – не отважный? – возмутился Виталя.

– Не-а, – сказал взломщик. И скользко рассмеялся: – Бхе-хе-хе-хе-хе-хе!

– Да как же не отважный?

– Да это ты на халяву отважный. А ты вот груз ответственности на себя взвали!

– Это как? – спросил Глист.

– Да это просто! Давай на полтос зарубимся? Я свой полтос у твоего друга взял, за работу, которую мы сейчас сделаем. Ну, и ты свой полтосик поставь.

– Да у меня нет.

– У друга твоего в труселях есть сто пудов.

– А чо сразу я? – нервно забулькал горлом жирный.

– Чо сразу я, чо сразу я? – передразнил взломщик. – Да слякоть вы, не мужики! Ты поддержи товарища! Может, он реально задрот-гладиатор? А ты ему жопишь? Да ладно, пацаны, чо я вас уговариваю? Оно мне надо, что ли?

– Ну, а допустим – выиграю я у тебя. Вот какой тебе резон полтос нам возвращать? – спросил Глист.

– Э! Хороший вопрос задал! Бхе-хе-хе-хе-хе! Я в любом случае не лоханусь. Потому что даже если я просру сейчас этот полтос – а скорее всего, так и будет – я все равно получу свои плюшки. Потому что! Потому что я привел мега-задрота-гладиатора. Понимаешь? Я буду иметь процент от твоих боев, чувак. Маленький. Тыщ по сто за бой.

– А я сколько буду получать? – поплыл Глист.

– Миллион, чувак! И больше! Ты знаешь, какие вопросы будешь решать? Ты как министр обороны будешь. Как Шойгу, нахуй, понял?

– Чо? Серьезно?

– Да шучу, нахуй. Все, забудь. И так контору попалил, а вы вообще – хуй знает, кто такие.

– Э, подожди! – встрепенулся и заизвивался Глист. – Саня! Поставь на меня!

– Чо, почувствуй себя вором в законе! – подначивал Crack666.

– Да не буду я ставить!

– Э! Вот видишь? – сказал взломщик. – Сопля ты, не боец. И друг твой на тебя не ставит. А ты – туда же, за вора в законе на стрелках биться собрался. Забудь!

– Саня! – озверел Глист. – Поставь на меня деньги. Я выиграю.

– Меня батя убьет! – промямлил жирный.

– Он тебя уже и так убьет, – возразил Глист. – Но, может, простит, если ты ему полтос обратно отобьешь. И успокоится. И пиздить тебя не будет.

– И хуйню свою на халяву снимешь, – поддакнул взломщик.

– Ну, хорошо! – проблеял Саня.

– Бхе-хе-хе-хе-хе! Я так и знал, что вы нормальные пацаны! Рискованные и фартовые. Все правильно! Если судьба предоставляет шанс подняться, то надо подниматься. Все правильно, пацаны.

И начался бой.

***

Глист в обличье шаолиньского старца вальяжно приблизился к карлику. Тот, словно зная, что сейчас получит пизды, вжал башку в плечи.

Глист, почти даже и не целясь, зарядил карлику в ебало. Но тот вдруг, перекувырнулся, да не куда-нибудь, а за спину глистовскому деду и зарядил ему мощный подсрачник. Дед упал, пропахав ноздрями покрытие площадки.

– Ну, бывает, чо! – жизнерадостно сказал взломщик.

Столбик жизни Глиста пошел вниз.

– Надо нападать! – решил Глист и отправил деда в полет.

Дед полетел, вытянув ноги – одну носком вперед, превратив ее в копье. И другой ногой первую подпер, чтобы удар был сильнее. Или чтобы, как Джеки Чан, пятками пощечин карлику надавать.

Но сучий лилипут опять увернулся, и снова перепрыгнул деду за спину. Дед пизданулся на копчик, уровень понизился. А тут еще и карлик его новым подсрачником догнал.

– Ну, что же ты! – пискнул жирный. – Ты же его делал!

– Вот! Представь, чувак, что это авторитет за твоей спиной говорит! Давай-давай! Можешь еще победить!

Глист поднял своего деда. Тот принял боевую стойку. Напротив перетаптывался карлик.

А потом с лилипутом что-то случилось. Он взлетел, разбрызгивая вокруг себя сияние. Он с невероятной силой втащил ногой деду в подбородок. Запрокинулась козлиная седая борода. Глистов дед позорно подлетел к верхней границе экрана, поболтался там, ненадолго зависнув. А потом всей массой пизданулся наземь.

FATALITY! – расплылись по экрану буквы.

А потом всплыла роковая надпись: «НОКАУТ».

– Так-то, пацаны! – сказал Crack666, откладывая джойстик.

– Но как же так? – недоумевал Глист.

– Что ты наделал? – простонал Саня.

– Ну что, пацаны! Гоним бабло, – сказал взломщик.

– Э… – сказал Саня.

– Чо «э»-то? Чо «э»? Ты бабло ставил. Кореш твой просрал. Бывает.

– Это какое-то недоразумение! – заизвивался Глист. – Я не мог проиграть…

– Чувак! Давай посмотрим в лицо фактам. Кореш твой поставил на тебя деньги, ты проебал. Я-то тут при чем? Ты, чувак в трусах, давай, переводи! Номер карточки не изменился.

– Меня отец убьет! – захныкал жирный.

– А тех, кто долги не платит, в рот ебут! – рявкнул взломщик.

Повисло тягостное молчание. Которое резко, как рев бензопилы в рассветном лесу, прервал звук дверного звонка. Взломщик пошел открывать.

Саня и Глист обменялись взглядами.

– Как ты мог? – прошептал Саня.

– Прости, чувак! – ответил Глист.

В квартиру вошел еще кто-то.

– Чо вы так разорались? – неприятным, хриплым голосом спросил вошедший.

– Да вот – пацаны деньги проиграли. А отдавать чота не хотят. Сумлеваются.

Тот, кто пришел, был, должно быть, тем самым экстрапрофессионалом, про которого говорил Crack666.

Экстрапрофессионал оказался суровым седым дядькой с очень злым лицом и колючими глазами. Он скинул куртку, и стали видны шары мышц. Каждый бицепс у него был размером с хорошую гирю.

– А что сомневаются? Кинуть тебя решили?

– Бхе-хе-хе-хе-хе! – склизко заржал взломщик.

– Чо, молодежь, по беспределу почтенных бродяг кидаем? – без следа улыбки спросил экстрапрофи.

– Да мы… Мы отдадим! – перетрусил Глист. – Саня, ну, что ты? Саня!

– Я твоего Саню где-то видел, – вдруг сказал экстрапрофи. – Слы, тебя по телеку не показывали? Алё, жирный. Ёбыч мне твой сильно знаком. Где-то по ящику мелькала харя твоя. Не напомнишь?

– В «Что? Где? Когда?», наверное! – спохватился Глист.

– А по-моему, в новостях, – покачал седой головой экстрапрофи. – Слушай, по-моему, ты – тот самый…

– Я заплачу! – завизжал Саня, сам не свой от ужаса.

Жирный достал телефон и начал переводить деньги.

Продолжение следует…

Начало тут

Нынешнее молодое поколение еще в раннем детстве застало планшеты и гаджеты. Ими и играло. А вот батина генерация игрушками не была избалована. У маленького Сережи, чье детство прошло в далеком и опасном сибирском шахтерском городе, долгое время была вообще только одна игрушка – резиновый утенок с затычкой в жопе. Его требовалось надувать и затыкать. Тогда он и плавал в ведре. Или работал автомобилем. Или солдатиком. Но если затычка выпадала из его утиной задницы, то резиновая птица-трансформер практически мгновенно превращалась в обмякшую тряпочку.

Сережа играл утенком лет до шести. Потом ему стало стыдно заниматься такой хуйней. Тем более, что жизнь вокруг была опасная и интересная. И Сережа взялся постигать ее законы. А новое поколение, все эти хипстеры, не стесняются играться. Уже борода растет – они все играют. Сто лет назад литератор Мережковский предвидел грядущего Хама, а Санин батя предвидел эру грядущего Долбоеба. А это будет пострашней.

Но сейчас, получив по телефону эсэмэску, Сергей Николаевич ощутил себя тем самым утенком из своего детства, у которого выпала затычка, и воздух решимости выходит наружу. Только что он шел бить ебало куратору сектора Восточной Европы Падлику. Но теперь словно обмяк, словно повис бесформенной тряпочкой.

А Падлик это чувствовал и расплылся в препохабнейшей улыбке.

– Что, Сергей Николаевич, передумали бить мне физиономи-йа? – спросил куратор на практически чистом русском языке.

Все начальство в бриллиантовой переговорной, где происходило совещание, только ахнуло.

– Да, дорогие руководители российского филиала, – продолжал Падлик. – Я прекрасно говорю по-русски. Я понимаю, что вы говорите, в том числе и за моей спиной. Знаю все свои прозвища – Падлик, Гондон, Французский Дрищ – которыми вы меня называли за глаза.

– А почему притворялся? – возмутилась Марина Игоревна.

– Потому что я мог знать все, что вы от меня скрываете, – разулыбался Падлик. – Я в курсе всех ваших секретов, в том числе и грязных. Да, Юрий Григорьевич и Марина Игоревна. Да, Дмитрий Феликсович . Да, Сергей Николаевич! И вам, конечно же, тоже да, дорогой Вячеслав Матвеевич!

По мере того, как Падлик перечислял имена-отчества, лица их обладателей вспыхивали красным. Как на трибунах северокорейского праздника. А Вячеслав Матвеевич зарделся таким густо-кумачовым цветом, что Сергей Николаевич испугался, что сейчас его пожилого коллегу хватит сердечный приступ. И лишь потом подумал: «А этот-то старый хрыч какой позорный секрет имеет?» Нервно захихикала какая-то женщина. Возможно, Марина Игоревна.

– Вы потрясающе глупы, дорогие русские друзья! – ликовал Падлик. – Как, скажите, вы могли подумать, что ваш руководитель может не знать языка своих подчиненных? Да, конечно, у вас, в России, бывает так, что начальник совсем не понимает того, чем руководит. Но мы-то – европейская компания! Мировой брэнд! А вы – во власти своего русского менталитета – на полном серьезе думали, что вами руководит зиц-председатель, некомпетентный долбоеб, добренький держатель синекуры. Но я все о вас знал, русские руководители. И то, что я наблюл… наблюднул… наблюдовал…

Падлик запутался.

– Наблядовал, – подсказали ему.

– Спасибо! – ехидно улыбнулся куратор Восточной Европы. – Я уже давно оценил ваше чувство юмора. То, то я видел, не внушило мне к вам симпатии. Вы думаете, на Западе сошли с ума? Как так? Прибыль ведь растет, и кое-где экспоненциально! Да, растет. Вы активно покупаете наше токсичное, сляпанное из отходов, говно. Вам нравится его веселенькая этикетка. Вы готовы за нее доплачивать. Впервые я познакомился с вашим народом в начале 90-х годов, – продолжал Падлик. – Я был поражен. Вы тогда собирали пустые сигаретные пачки и пивные банки. На одном застолье мне, как почетному гостю, предложили понюхать эту пивную банку. Оценить, так сказать, благородный аромат того божественного нектара, что когда-то хранился в нем. А вы эту банку трепетно не помыли. Вы заряжали воду перед телевизором. Вы убивались в километровых очередях в обычную закусочную. Самые красивые ваши женщины отдавались самым уродливым и грязным нашим мужчинам за упаковку колготок.

– Мы изменились, Патрик! – возразил Юрий Григорьевич.

– Исключительно в худшую сторону, – замахал пухлыми ручками европейский куратор. – Вы стали жаднее, ловчее, ухватистее. Вы уже не заряжаете воду у телевизоров. Вы покупаете за миллион рублей билет на Тони Роббинса. Но ваша подлая порода осталась при вас. Именно подлая, господа русские. Тех русских, что выиграли великую войну, уже не осталось. Выжили трусы, а новое поколение воспитали женщины. Посмотрите на себя – вы доносили друг на друга, каждый на каждого, строили какие-то свои интрижки. Я знаю все ваши подлости. И сейчас тоже – вы слишком дорожите своим благосостоянием, робкий и глупый народ – не не русов, а трусов. Самые продвинутые из вас понимают, что человеческий материал вокруг них – так себе, говно-с! Начинают пищать в соцсетях: «Ах, в какой поганой стране мы живем! Какой плохой Путин!» Но самое смешное, что даже эти люди, которые пытаются доказать нам, что они – по ошибке в этой помойке – очень редко могут породить самостоятельную мысль. Они даже возмутиться плохим правительством не могут за бесплатно! Жадность, глупость, тщеславие – вот из каких непочтенных ингридиентов состоят даже самые лучшие из вас. А ваши бесподобные, не имеющие равных в мире, чиновники! Им все равно, чем мы травим ваших людей, насколько убиваем местного производителя. Нет, им важны только деньги, большие деньги.

Падлик сделал паузу. В бриллиантовой переговорной звенела тишина, производя тишайшее, но звонкое эхо отражениями граненых стен. И в этой тишине в кармане Саниного бати плямкнула эсэмэска.

– И вы, дорогие мои русские коллеги! – продолжал Падлик. – Вы мало чем отличаетесь от своих чиновников. Вы – да и любой из вас – дерьмо, зачерпнутое из того же вонючего чана. Вы с удовольствием скармливали вашим землякам наше токсичное дерьмо, обеспечивали продажи. Вы думали, что овладели пожизненной синекурой, развели разврат, сконструировали систему взаимооткатов. Надеялись на золотые парашюты.

Блямс! Еще одна эсэмэска заметалась в бриллиантовых стенах.

– А сейчас, – продолжал Падлик, – вы надеетесь уцелеть в предстоящей чистке, надеетесь подставить друг друга и перебраться в теплое Косово. Никто из вас не оскорбится. Вы глотаете мои слова. Презренные рабы. Трусы. Ни в ком из вас недостанет решимости пошевелить против меня хоть пальцем. Ха-ха-ха!

И тут Санин батя подошел к Падлику и все-таки дал ему по ебалу.

Сделал это хорошо и смачно, так, как когда-то втащил проглотившему солнце крокодилу медведь в древнем мультике «Доктор Айболит».

***

Падлик упал со стула. На рубиновую стену брызнула кровь. Батя его не добивал. Он стоял над телом поверженного куратора и думал: «Блядь! Во что это я влип! Вот мне и пиздец! Я – долбоеб, ничем не лучше собственного сынка».

– Вы влипли, Шергей Николаевич, – шепелявил, вытирая окровавленный рот, Падлик. – Юришты нашей корпорации ваш жашудят! Мне ваш жалко. Вы не предштавляете, на кого вы подняли руку. Вы тыщячу раж проклянете этот момент, но шделать уже ничего нельжа.

– Ну, почему же «нельзя»? – раздался веселый голос Дмитрия Феликсовича. – Я, например, искренне не понимаю, какие у вас претензии к Сергею Николаевичу? Вы же просто поскользнулись и упали, Патрик?

– Что? – оторопел куратор.

– Да, вы упали, – подтвердил Вячеслав Матвеевич.

– Так грохнулись, что мне страшно стало, – сказала Марина Игоревна.

Юрий Григорьевич только развел руками.

– Вы упали, Патрик!

– Ах вот как! – сказал Падлик. Сейчас, с окровавленной рожей, он был похож на свинью. – Круговая порука. Этим вы, рушшкие, и непредсказуемы. Ложная покажная шолидарность. Не пройдет и чаша, как вы мне все шольете и дадите показания.

– Конечно, дадим, – сказал Юрий Григорьевич. – Мы расскажем любому суду, как вы упали. Правда, коллеги?

– Покажная храбрость и индивидуальная трушошть, – гадливо смеялся Падлик. – Я ваш, рушшких, уже ижучил. Вы же надеетесь попашть в Кошово, и тот, кто дашт правильные покажа…

– Ах, засуньте свое Косово себе в зад, Патрик! – сказала Марина Игоревна.

И в этот момент Санин батя ее, наверное, любил. О чем-то плямкал эсэмэсками его телефон, но бате было не до новостей.

– Ешть жапиши ш видеокамер! – перешел Падлик на крик.

– Нет никаких жапищей, – передразнил куратора начальник безопасности Дмитрий Феликосвич. – И вообще, послушай, брат мусью. Совещание закончено. Вали отсюда со страшною силою.

Падлик направился к выходу из переговорки.

– Вам этот демарш прошто так не пройдет! – грозился он.

– Как бы тебе с лестницы не упасть, дорогой европеец. И в лифт не провалиться, – напутствовал его Дмитрий Феликсович.

Саниному бате казалось, что сейчас произошло какое-то событие сильнейшей энергетики и высочайшего смысла. Этот момент был наполнен восторгом.

И тут еще раз плямкнула эсэмэска. Батя, наконец, взглянул на телефон.

И начал орать.

Продолжение следует...

Начало тут

Совещание было непредвиденным, никто к нему не готовился, и батя вообще чуть его не пропустил. Лишь плямкнул телефон, и батя краем глаза увидел оповещение: «Через пятнадцать минут СОВЕЩАНИЕ, бриллиантовая переговорная. Подтвердите участие».

– На..уй! – прорычал батя и смахнул оповещение в корзину.

Что это такое, в конце концов? Здесь, на работе, две тысячи человек перед батей трепещут, а в родной семье вот этот вонючий обосравшийся жирный щенок посылает его – отца родного? О! Он даже не догадывается, что с ним будет, и в какой ад превратится его жизнь!

«Стоп! – прервал он течение мстительной мысли. – Что за совещание я смахнул в корзину? Какое нахуй сегодня совещание?» В рабочей почте батя открыл папку Thrash и перечитал сообщение вдумчиво. В списке было руководство. Что-то случилось. Блядь.

Батя быстро позвонил жене.

– Да, Сережа, что случилось?

– Твой беглый щенок только что послал меня нахуй. Вот своими ушами слышал!

– Сережа! Все потому, что ты был слишком жесток с ним.

– Жесток? С этим тупорылым уебаном? Который скоро пойдет в армию? Хотя нет. В армию он не пойдет, потому что армии нашей я ничего плохого не желаю. Пакуй ему вещички в интернат для умственно отсталых.

– Сережа, ну, не горячись! Мальчик пошел с друзьями!

– С друзьями?! – завопил батя. – То есть, он послал меня – меня! – нахуй при своих дефективных дружках? Пиздец ему, мать! Пусть уходит в сторону украинской границы. Сейчас у меня совещание. Но после того, как оно закончится, я плотно возьмусь за санкции против этого жирного чучела.

– Себя молодого вспомни.

– Я! Таким! Не был! – заорал в трубку батя. – Никогда не был, даже и близко. Он весь – в тебя!

– Не ори, Сережа! Я тоже не была такой.

– А в кого он тогда такой?

– Не начинай.

– Не начинаю. Короче. Через полтора часа чтобы он был дома. Хоть из-под земли выковыряй. Но чтобы был. Я его, гниду, распну. Ха-ха!

Прооравшись, батя почувствовал себя немного спокойнее. Что-то наболевшее он все-таки своим криком из себя выплеснул.

Выходя из кабинета он столкнулся с Мариной Игоревной. Та, забыв даже дежурно улыбнуться, отшатнулась. Слышала вопли, понял батя. Да и Вячеслав Матвеевич, который тоже появился из своего закутка, очень сухо пожал бате руку, торопливо отдернул. Все шли на совещание.

Помощница Капа – первая из неприятностей сегодняшнего дня – демонстративно надулась и смотрела, демонстрируя ненависть. Как херовая актриса в говносериале.

Втроем с Мариной Игоревной и Вячеславом Матвеевичем направились в бриллантовую переговорную, где принимались самые важные решения на уровне руководства их международной корпорации.

Клокочущая злоба мешала отцу Сани даже подумать о том, что же значат все эти события. К тому же жена снова позвонила:

– Он трубку не берет! Что делать? Что с нашим мальчиком?

– Этот мальчик где-то просирает мои деньги. Изводи его звонками. Бери в осаду. Он долго не выдержит, ответит.

Уже у самого входа в бриллиантовую переговорную батя послал Сане грозную эсэмэску, занял место у круглого стола, обменялся рукопожатиями с теми из коллег, кого сегодня еще не видел.

***

Бриллиантовая переговорка, конечно, была роскошная. Стены были отделаны какой-то хуйней, с имитацией бриллиантовой огранки. С одной стороны были типа изумруды, с другой – рубины. С потолка свисала хрустальная люстра. Все эти достижения евроремонта, разумеется, сверкали.

На того человека, который видел все это великолепие в первый раз, оно оказывало давящее впечатление. Просители ощущали себя здесь вшивыми варварами, допущенными во дворец императора.

Вошел генеральный директор – Юрий Григорьевич. Взгляд этого немолодого, худого на грани костлявости, человека и раньше-то не особо горел весельем, а сейчас и вовсе был очень печален, даже скорбен.

Следом в бриллиантовую переговорную прошествовал лощеный, словно с витрины модного шоу-рума, куратор сектора Восточной Европы Патрик. Ботинки его блестели так, что, кажется, легко перебивали сияние стен. Патрика в российском филиале корпорации не любили и называли «Падликом». После каждого его визита все начинали писать друг на друга доносы в евроинстанции, летели чьи-то головы, с грохотом и спецэффектами рушились карьеры.

– Дорогие российские коллеги, рад вас видеть и приветствовать, – заговорил Падлик, а Юрий Григорьевич переводил голосом настолько заунывным, что женщины, во главе с тонко чувствующей Мариной Игоревной, принялись глубоко вздыхать. – Я экстренно собрал вас по нерадостному поводу. Российское отделение нашей корпорации сворачивает свою работу. Руководство отдает себе отчет, что реализация этого решения – процесс не сиюминутный. Поэтому на закрытие офисов, продажу торговых площадей и прочие процессы отводится полгода, начиная с сегодняшнего дня.

Санин папа ловил себя на том, что он не может поверить этим словам. Он-то полагал, что устроился на всю жизнь. Что привилегированное положение в этом большом человеческом муравейнике – это навсегда. Как минимум, до пенсии, наступление которой, по счастью, отодвинули в паркинсоновые дали. А теперь, получается, надо искать работу?

А Падлик не переставал сообщать совершенно гнусные новости. С завтрашнего дня начинается поэтапное сокращение штата. Вся работа будет теперь посвящена сворачиванию дел. Надо сформировать кадровую ликвидационную комиссию, чтобы определиться с тем, кого из сотрудников можно уволить в первую очередь, кого – во вторую. Падлик говорил, что к концу месяца желательно избавиться примерно от 60% персонала.

– Насчет «золотых парашютов», – продолжал Падлик голосом унылого Юрия Григорьевича. – Их выплат производиться не будет. Корпоративные юристы нашли несостыковки в договорах, по которым должны производиться выплаты компенсационного пособия топ-менеджерам. Уже поданы иски в европейские арбитражные суды. Каждый случай будет рассмотрен индивидуально.

– В общем, я бы не рассчитывал, – добавил Юрий Георгиевич уже от себя. – Европейское правосудие что-то скажет через год. И это в лучшем случае.

Санин батя чувствовал злость. Хотя злостью это чувство было в той же мере, как бурлящий кипяток – теплой водичкой. Его ярость была как зеленая свинья в каменном кольце на шариках из «Энгри бёрдз». Висит себе, но два шарика из трех уже сбили, и вот-вот рухнет.

– Добавлю, – продолжал Падлик, – что некоторые из вас получат работу в нашем новом филиале в Косово. Местных квалифицированных кадров не хватает. Страна – европейская, с хорошим климатом.

– Косово-хуесосово! – пробормотал, разминая костяшки пальцев, Дмитрий Феликсович – шеф корпоративной безопасности.

Встала Марина Игоревна и, словно позабыв приятно улыбаться, спросила:

– Простите меня за неполиткорректность, но чем руководствуются люди в вашем головном офисе, принимая подобные решения? Российский филиал давал наивысшие результаты из всех, показывал и до сих пор показывает рост – по некоторым параметрам экспоненциальный. Таких темпов нет ни у кого. Чем объясняется такое решение?

Падлик забормотал, отвратительно картавя. Этот руководитель восточноевропейского сектора ни бельмеса не понимал по-русски. Во всяком случае, делал вид.

– Короче, Патрик говорит, что для принятия такого решения у руководства есть свои резоны, – мрачно толмачил Юрий Григорьевич. – Он говорит, что сегрегационная и дискриминационная политика российского филиала уже не единожды вызывала вопросы. Он говорит, что у нас нет ни одного гея. Ни одного сраного трансгендера. И не то, чтобы в руководстве, но и на низовых уровнях. Он припоминает вопиющий случай, когда директора по пиару затравили и уволили за пост в соцсети, противоречащий государственной политике РФ. Сейчас что-то говорит про санкции, которые не могут заставить российское руководство опомниться. Говорит, что этот шаг хоть и тяжел для всех, но в будущем поспособствует гармонизации… чего, бля? Короче, вас бомбят для вашего же блага.

Пиарщицу когда-то, не так давно, увольнял батя. И притом увольнял с удовольствием – тупую и наглую пизду, написавшую взбесившую всех хуйню.

Чпок! Шарик, державший свинью батиного гнева лопнул. Сергей Николаевич, зам генерального директора, перестал себя контролировать. Батя встал из-за стола и понял, что сейчас разобьет Падлику ебало.

Иностранный гость в лощеном костюме словно прочитал батины мысли и съежился в кресле. В кармане у бати блямкнуло.

Пришла новая эсэмэска.

Продолжение следует...

Начало тут

Гнусное предчувствие провала титановым кулаком стиснуло брюхо жирного. Ну, почему ему не везет? Почему батя всегда следит за всеми эсэмэсками? Что за гнусное, достойное Путина, коварство: вроде бы дать денег, а самому нудно следить за расходами и выносить мозг?

– Саша, ты меня слышишь? – Эта отцовская интонация никогда не предвещала ничего хорошего.

– Папа, слышу, но я сейчас не могу разговаривать.

– Можешь, Саша, – с ласковой угрозой сказал отец. – Если ты, пизденыш, повесишь трубку, то быстро поедешь в интернат для умственно отсталых. Объясни мне, куда ты дел пятьдесят косарей?

Саня оцепенел. Батя отчего-то был пиздецки зол. Что-то с ним явно на его работе случилось. И как теперь от него отвязаться? И обстановка для разговора была хуже не придумаешь – обшарпанная блат-хата со старушечьей мебелью. Глист, татуированный взломщик – явный уголовник. Они ждут Саню. А Саня пиздит с батей. И сейчас надо что-то срочно соврать. Но что?

– Что ты там сопишь, уебана кусок? Где ты находишься? Бегом домой. Даю тебе пятнадцать минут. Если за это время ты не вернешься, я приму меры. Вперед, время пошло.

Жирный понял, что все кончено. Батя его ненавидит. И сейчас отец уже принял решение. В общем-то, пощады Сане не будет. Батя жадный. Он за копейки свои удавится. Леденящий страх расползался из-под титановых трусов.

– Ты там говорить не разучился, придурок?

Гнусно улыбался взломщик. Он явно слышал эти телефонные наезды. Прикалывался. И если снизу расползался леденящий страх, то сверху – обжигающий стыд. Где-то в районе солнечного сплетения лед и пламень столкнулись. И из их столкновения родилось что-то совершенно неожиданное.

– Да пошел ты нахуй! – сказал жирный.

– Что?! Что ты там пернул?! – заорал батя.

А Саня быстро нажал отбой.

Он почувствовал себя молодцом. Он вырос над собой, у него произошел личностный рост. Он набрался смелости и послал нахуй батю, который давно этого заслуживал – домашний тиран.

Жирного распирала гордость. И даже плененному писюну она передалась. Тот привстал за своей титановой решеткой, да тут же съежился от тупой боли.

«Ничего, бродяга! – подумал жирный. – Сейчас тебя освободят. Последние минуты мучаешься».

Саня лелеял сладкое, но и осторожное предвкушение. Он скоро сможет дрочить. Снова! И это такое счастье, что нудного батю можно еще десять раз послать. И все равно результат будет стоить жертв, и победа не станет пирровой.

– Ну, у вас, бля, и страсти, – качал головой криминальный открыватель замков.

«Мимо белого яблока Луны», – запищал телефон.

Матушка!

– Кто тебе поставил этот ебнутый рингтон? – проворчал взломщик. – Ты вообще разговаривать сюда пришел, или замком займемся?

– Он же не жопой говорит, – вмешался Глист. – Тебе разве мешает?

– Да мне похуй, хоть запиздитесь, – нервничал Crack666. – Только вдруг он меня так хитро в прямом эфире сливает кому-нибудь? Пидарасов хитровыебанных сейчас много.

Глист помрачнел.

«Облака – белогривые лошадки, – пищал телефон. – Куда вы мчитесь без оглядки?» Давно уже он столько не звонил. А, может, и вообще никогда.

– Да не парьтесь, пацаны! – сказал взломщик. – Я не про вас, но подстраховаться надо. Слушай, выключи нахуй свой телефон. Или звук убери.

Жирный был, в принципе, согласен. Каждый вызов был для него как разъяренная бор-машина в больном зубе без местного наркоза. Сам телефон он решил сначала выключить, но тут на экран выползла эсэмэска от бати:

«Я сейчас иду на совещание, но наш разговор не…»

Чпок! Телефон выключился.

«Да и хуй с ним!» – подумал жирный.

***

Квартира, где оказались друзья детства, поражала убогостью и даже скудостью обстановки. Из кухни несло горелой псиной.

– Ночлежка для гастарбайтеров, – вполголоса определил Глист.

В единственной комнате стоял шкаф, убогая, но широкая кровать, а вдоль противоположной уебищному шкафу стены выстроились сложенные раскладушки. Но было в этой хате и кое-что интересное. На столике у кровати стоял плоский телевизор, к которому была присоединена крутая игровая приставка. Рядом с ней лежала коробка от диска Mortal Combat.

– Ну, чо, скидовай портки, – сказал Crack666.

Жирный расстегнул чудом пережившую бесчисленное мытье полов пуговицу, соединявшую два края штанов, стянул брюки к пяткам. Почему-то пошла вонища. Титановые трусы блеснули в солнечном свете. Они были такие крутые, что жирный даже чуть-чуть погордился ими.

– Вот, – немного стесняясь, сказал он.

– Ебать! – выдохнул взломщик. – Это ж где такое раздают?

Впрочем, вопрос был риторический, не требовал ответа.

– Слы, пацаны, – сказал взломщик. – Вы же мне эту хуйню оставите, когда я ее вскрою?

– Да без проблем! – тявкнул Глист.

– Ну, заебца тогда, – сказал взломщик и стал приглядываться к замкам, стиснувшим холеные бока жирного. – Так, чем же вас попробовать?

Взломщик вытянул из-под кровати маленький чемоданчик, раскрыл его. Внутри, как у слесаря, был разложен набор отмычек. Crack666 стал перебирать свои инструменты. Судя по всему, погрузился в глубокую задумчивость. Время от времени он глядел на замки – с одной, с другой стороны. Наконец, выбрал тонкую, чуть шире волоса, отмычку и погрузил ее в щель замка. Пошевелил туда-сюда, забормотал:

– Блядь! Давай! Давай! – И вдруг громко заорал: – Да ебаный в рот!

– Что? Что такое? – всполошился Глист.

– Отмычку сломал нахуй, вот что! Сука, она там еще застряла.

– Вытащите ее, иначе мы вообще замки не вскроем! – испугался жирный.

– Не бздо! – сказал взломщик. Следующие примерно полчаса он пытался выковырять обломок отмычки, ругался: – Самая пиздатая отмычка была. Сломалась, блять, из-за вас. Где теперь такую взять?

– На Али-экспрессе! – услужливо подсказал Глист. – Или в Дарке.

– Умный, да? – огрызнулся взломщик, словно ему кто-то испортил игру, и стал ковыряться дальше.

Наконец, он все-таки вытащил обломок.

– Вот, блять! – гордо сказал самый общепризнанный из криворуких вскрывателей замков. – Мастерство, пацаны!

– А замки открыть? – с тоской спросил Саня.

Все это тянулось и тянулось. Саня начинал скучать.

– Замки, блядь, – сказал взломщик, – ни хуя пока не открываются. Сейчас позвоню еще одному специалисту.

И тут же взялся за телефон.

– Алёэ, братан, здорова! – сказал взломщик. – Это я… Ну, узнал… Да все пучком, ага. Слушай, я тут на Кэгэвардейской… Ну, на той вот хате… Да, точняк. Два фра… пацана. На одном трусы. Говорит, титановые. Просит открыть. А я уже отмыкон фирмовый на этом наебнул. Давай, посмотри… Добычняк ломанем, чо. По-братски, да… План «Б»? Ну, и по «Б» без бэ.

И скользким блатным смешком рассмеялся, завершив разговор.

– Все пучком, пацаны! – сказал он. – К вам едет экстрапрофессионал. Но надо подождать минут сорок пять. Вы как?

– Да подождем, – буркнул жирный.

– Ну, ништяк. А пока чувствуйте себя как дома. Приставку вам включить?

– Ага! – сказал Глист.

Crack666 включил телек и приставку.

– Чо, в «Мортал» кто из вас зарубается?

Жирный считал игры потерей времени и долбоебизмом. А вот Глист, как ни странно, придерживался другого мнения.

– Я зарубаюсь.

– Чо, давай поединочек распишем?

– А легко, – заизвивался Глист.

– Какой джойстик? Тот? Этот? – спросил взломщик.

Виталя вдумчиво помял в руках один и другой.

– Вот этот! – сказал он, указывая на левый.

– Ну, погнали!

Глист выбрал себе в бойцы седого китайца-каратиста. Crack666 взял карлика. По экрану понеслись английские буквы, типа на старт, внимание, марш! И бойцы сшиблись. Сначала пизды выхватывал гладиатор Глиста. Хуяк! Полетели брызги крови! Хуяк, упал!

К концу первого периода Глист проигрывал.

– Блять, в кнопки не врубился, – ворчал он.

– Да там все просто! – сказал взломщик. – Все, нахуй, функционально.

Начался второй тайм. И вот тут-то Глист попер вперед, научился уворачиваться, стал атаковать. И вдруг так втащил карлику, что тот подлетел вверх, а потом пизданулся об землю. Столбик сил съехал к нулю. А потом – чпок! – выскочили буквы «Нокаут!»

– Силен, засранец, – покачал бородой взломщик. – Погнали реванш.

– Погнали! – отважно согласился Глист.

Жирный перетаптывался с ноги на ногу в титановых трусах на голое тело. Его томило предчувствие какой-то хуйни, в которую они влипали вот прямо сейчас.

Продолжение следует...