— Для меня это такой шанс, ты должен меня отпустить, — сказала Инга.
А я думаю, что же пошло не так, когда мы проснулись утром и поняли, что чего-то стало в нашей жизни меньше. Чуть меньше внимания, чуть меньше любви, чуть больше работы. Вечера, проведённые в одиночестве, выходные, проведённые порознь, слишком длинные командировки — сколько их было? И каждый такой день, каждый такой вечер откусывал по маленькому кусочку от тех нитей, что удерживают вместе двух разных людей, позволяя им называться семьей. И однажды ты просыпаешься, как всегда один, и понимаешь, что больше вас ничего и не связывает...
— Прости, мы стали слишком разными, ты меня совсем не понимаешь, — зло бросает Инга и уходит по коридору к рамкам детекторов предполетного досмотра. Я хочу окликнуть её, задержать, хотя бы сказать банальное «я люблю тебя». Но не могу раскрыть рта, так и стою у дверей посадочного гейта в зоне для провожающих и смотрю ей вслед. Тогда я ещё не знал, что это наш последний разговор.
Во время расстыковки с межпланетным кораблём челнок тряхнуло. Я тяжело стянул маску виртуального шлема, в наушниках переливалась релаксирующая музыка. Смахнул шарик слюны зависший перед лицом. Провести месяц в невесомости — удовольствие на любителя. Корабль ещё раз мягко качнулся на двигателях ориентации, и в звёздной пустоте иллюминатора появился Марс — прекрасный зелёный опал в обрамлении облаков и морей. Странно подумать, что ещё триста лет назад здесь была безжизненная пустыня.
Я потянулся в кресле, содрал со спинки пакетик кофе на липучке и сделал несколько глотков. Пить кофе через трубочку может только сумасшедший или пассажир космического рейса.
Проплывшая мимо по салону стюардесса одарила меня дежурной улыбкой и спросила на эсперанто:
— Мы скоро садимся, вам принести что-нибудь?
Я покачал головой:
—Нет.
Ожили динамики:
— С вами говорит капитан корабля. Мы снижаем скорость и начинаем вход в плотные слои атмосферы над Сирийским плато и планируем совершить посадку в космопорте Сульци через тридцать пять минут. Во время посадки перегрузки могут достигать трёх единиц. Пожалуйста, проверьте крепления ремней ваших кресел. Напоминаем, что средства личной гигиены находятся…
На стереоэкране в спинке кресла симпатичная девушка рекламировала крем от ультрафиолетового излучения. Я прислонил ладонь к иллюминатору, на холодном стекле которого остался отпечаток, глубоко вздохнул и попытался расслабиться. На Марсе я не был почти десять лет. Где-то там внизу меня ждут старые друзья и одно незаконченное дело. Рыжеволосый мужчина в соседнем кресле снял виртуальный шлем и посмотрел в иллюминатор.
— Какой вид, да? — мужчина говорил с характерным акцентом. По стилю речи и худощавой фигуре я догадался, что он марсианин.
Зрелище действительно было стоящее: шаттл уже шёл через верхние слои атмосферы и по керамической обшивке крыла ползали огненные всполохи. А из-за горизонта над горами Тарсис поднимался Олимп.
— Красиво, — согласился я.
— Крис, — представился собеседник, — меня зовут Крис Гюйгенс.
Я улыбнулся. Гюйгенс — популярная фамилия, чаще только Викинг или Спирит.
— Максим.
— Впервые на Марсе? — поинтересовался Крис.
— Нет, но давно не был.
— Я тоже давно не был, — дружелюбно согласился Гюйгенс, — три года в главном офисе на Земле провёл. Зато похудел на земной-то гравитации, первые месяцы еле как из общежития выползал. Жена, правда, заждалась, по видеопочте это всё-таки не то…
Крис замялся, потом внимательно посмотрел на меня:
— А я вас нигде раньше не видел?
От ответа меня избавила обещанная при посадке перегрузка, вдавившая нас в спинки кресел.
Где-то в глубине души я надеялся, что мне удастся приземлиться без лишней шумихи. Но сразу после иммиграционного контроля, где мой паспорт земного содружества не вызвал лишних вопросов, меня обступили репортёры. Марсианское телевидение, земное.
— Максим Веллер, вы приехали покорить Олимп?
— Вы знаете, что никто до вас не смог подняться на вершину?
— Вы надеетесь найти вашу жену?
— Вы можете нам хоть что-нибудь сказать?
Я отмахивался от них «без комментариев», а потом совершенно случайно наткнулся на своего попутчика с челнока. Крис Гюйгенс как-то странно посмотрел на меня и с лёгкой грустью сказал:
— Как жаль, что я не взял у вас автограф.
Я улыбнулся и ответил:
— Я дам вам автограф, когда вернусь.
Крис сразу как-то весь помрачнел и тихо вздохнул:
— Те, кто идут к вершине Олимпа, назад не возвращаются...
Я смотрел на гору, сейчас наполовину скрытую плотным слоем облаков, пока ехал от космопорта. Впрочем, назвать Олимп горой даже с такого расстояния не получалось. Казалось, сама планета изгибается дугой и, окутываясь коростой ледников и острых пиков миллионы лет назад застывшей лавы, уходит за облака и ещё выше, туда, где разрежённый воздух уже не держит крылья самолётов, к снегу из твёрдой углекислоты, к кратеру, где никогда не было ни одного человека.
Город Сульци у подножья с красивыми белыми зданиями из марсианского грунта, с тонкими иглами небоскрёбов казался даже не игрушкой — песчинкой на склоне горы. Огромная исполинская лестница небо. Десять лет назад Инга, как и я, видела этот пейзаж. В тот момент я очень отчётливо понял, почему Инга не повернула назад. Ещё никогда гора не давала таких ощущений — ни когда я поднимался на Аконкагуя в Южной Америке, ни Эверест в Гималаях. Земные горы казались игрушечными модельками по сравнению с марсианским исполином, а мои достижения по их покорению — нелепостью. Я смотрел на склон, уходящий за облака, и знал, что буду там, наверху.
Отель встретил меня услужливым портье и безликим номером с надписью «sterilized» на крышке унитаза. Я поел в ресторане на первом этаже. Между делом подключившись к местной сети, пробежался по новостям: марсианские политики выясняли отношения с земными, но всё как всегда сводилось к поставкам тяжёлых металлов и гелия-3. Немного писали и про меня, я открыл выпуск и сразу увидел Ингу. Фрагмент какого-то интервью местному каналу десятилетней давности, звука не было, но я успел прочитать субтитры.
— Почему вы хотите покорить вершину Олимпа? — спрашивает репортер, протягивая Инге микрофон.
Она хитро улыбается, чуть прищурив левый глаз, и я знаю, что она ответит.
— Потому, что она есть.
Сколько раз она повторяла эту фразу, слова другого альпиниста, который тоже шёл к своей недостижимой вершине почти четыреста лет назад. Как странно, что Инга повторила его судьбу. Даже сейчас идут споры о том, удалось ли ей дойти до вершины прежде, чем кончился кислород в баллонах или отказал калорифер костюма…
Я вернулся в номер, долго и с удовольствием мылся под душем. Влажные салфетки и надувная кабина личной гигиены межпланетного корабля, больше всего похожая на гигантский презерватив, сейчас казались нелепостью. Я чувствовал себя отдохнувшим, месяц в невесомости и не дал потерять форму — помогли цитостимы и тренажёрный зал. А значит, не стоило откладывать.
Я звонил на удачу. Скорее всего, Антон давно не пользуется этим номером, да и вряд ли нас ещё хоть что-то связывает. Всё равно стоило с кого-то начинать, так или иначе мне потребуется проводник, почему бы не начать с Антона.
Мы встретились в баре неподалеку, и я отметил, как изменился Антон. Постарел, поседел. С тех пор как Инга погибла, мы практически не разговаривали. Несколько электронных писем за десять лет дружбой не назовёшь. Антон выпил несколько стопок марсианского джина, традиционно солёного, закусил огурчиком, сморщился, а потом спросил прямо:
— Чего ты хочешь, Максим? — Не дожидаясь ответа, он подлил мне и налил себе полную стопку. — Ты покорил самые сложные вершины Земли, стал отличным альпинистом, — Антон криво усмехнулся и выпил ещё. — Пожалуй, даже лучше, чем я в свои лучшие годы. А теперь ты прилетел на Марс, и я спрашиваю — зачем? Ты хочешь найти тело Инги? Или просто себе что-то доказать?
Я покрутил бокал.
— Я просто хочу попробовать дойти до вершины, Антон.
— Дойти до вершины невозможно, Максим. И не сравнивай Олимп с Эверестом или любой другой из земных гор, — Антон снял перчатку и я увидел, что вместо левой руки у него протез. — Когда я пытался дойти до вершины, Олимп забрал у меня руку. Тогда мы глубоко зашли в «чёрную зону», где уже практически космос, но я повернул назад и расплатился за это рукой, а Инга пошла дальше…
Я хотел спросить, почему он столько лет ходит с протезом вместо того, чтобы восстановить руку, но промолчал. Антон тоже расплачивается за тот неудачный поход.
— Знаешь, я был неправ, когда сказал, что вы с Ингой не подходите, друг другу, — Антон грустно усмехнулся. — Вы просто не совпали по времени.
Он выпил ещё стопку и сказал:
—Хорошо, я соберу группу.
***
Почти со всех сторон Олимп окружён отвесными стенами трех-четырёхкилометровой высоты, древний марсианский океан тысячелетиями подмывал вулканические стены задолго до того как здесь появились люди. Только на северо-востоке есть достаточно пологий участок и узкая дорога от Сульци. Восхождение на Олимп начинается с пятой станции на высоте пяти километров. Здесь очень многолюдно. Много землян, много марсиан. Отели, сувенирные лавки. Гиды, в зависимости от возраста и квалификации туристов, предлагают провести к восьмой или десятой станции и даже к самой Малой вершине. Небольшой аэропорт неподалёку делает хороший бизнес на суборбитальных облётах Олимпа. Гора слишком большая чтобы её можно было полностью увидеть с поверхности, мешает кривизна планеты.
Антон собрал команду: он сам и двое местных с хорошим опытом восхождений. Стандартные рационы, водородные энергоблоки для печки костюма. И много, много баллонов с кислородом. На земле такие рюкзаки были бы неподъёмными, но здесь гравитация ниже земной. Первые километры подъёма раздражали огромным количеством людей, казалось, заполонивших все подступы к горе. На некоторых участках приходилось буквально ждать своей очереди, чтобы пройти дальше по тропе наверх.
Внизу в разрывах облаков блестело неглубокое марсианское море.
— У вас там водится что-нибудь? — я не
