Doddy

В Красноярске стакан подсолнечных семечек у бабушек стоил десять копеек, а такая же порция кедровых орешков - двадцать. Орешки казались твёрдыми и щёлкать их было лениво. Ещё продавали шишки целиком, но кто их покупал, было вообще непонятно. Мало того, что сначала нужно добраться до зёрнышек, вскрывая пластинки одну за другой, так ещё были все шансы перепачкаться в смоле, которая ничем не отмывалась.

Другое дело палочки вываренной кедровой смолы, которую мы звали просто "серой". Сера появилась задолго до жевательных резинок, она была всегда. Прикольный горьковатый привкус, возможность многократного использования. С серой была только одна беда - на морозе ее жевать было невозможно...

Но и сера, и орешки и подсолнечник в моем детском рейтинге вкусняшек моментально летели вниз, стоило только прийти фанерной посылке от папиных белорусских родственников.

Мне было неважно, что там в середине было для взрослых, главное, все свободные места были заполнены расчудесными белыми семечками.

- Что это?! Из чего?! - спрашивал я папу.

- Тыква,- пожав плечами сообщал отец.

- Ты-ы-ы-ква, - восторженно повторял я.

Экзотичная, неведомая тыква, известная лишь тем, что в нее превратилась Золушкина карета.

- А у нас она не растет?!

- Нет!

- Жалко!

Тыквенные семечки были лёгкими, воздушными, их было легко разгрызать, поставив торцом между зубами, а главное, больше таких ни у кого не было. Можно было угощать друзей, сообщая ненароком, что у меня родственники аж в Беларуси, где вызревают яблоки, груши и растут тыквы!

Сегодня я понимаю, что семечки были не более, чем дешёвым наполнителем, занимателем пустот, пенопластовым шариками... но для меня они навсегда остались главным компонентом посылок, их основной ценностью...

...Эх, кто бы мне сейчас прислал посылочку с кедровыми орешками, неважно, в качестве наполнителя или основного объекта...

Свое первое печенье я испек в семь лет. Раз пошел в первый класс, значит уже взрослый, можно. Подсмотрел, как мама стряпает блины и повторил по тому же рецепту, только муки и сахара побольше. На удивление получилось съедобно. К восьми я был уже опытным стряпчим, и кухню мне доверяли. Тем более, кухню бабушки, которая нас всегда баловала.

Я знал, что где-то на этой кухне на случай праздников припрятана удивительная бутылочка с фруктовой эссенцией – волшебным сиропом, который даже при добавлении нескольких капель превращает обычную воду в почти настоящий лимонад. Это ж представить нельзя, что она сделает с печеньем!

Эссенцию я не нашел, но зато обнаружил емкость со странной надписью «Пихтовое масло». Вещество восхитительно пахло елкой, а слово «масло» убедило меня в кулинарной пригодности субстанции.

Первые подозрения возникли задолго до готовности. От будущей сдобы почему-то щипало глаза, а бабушка прибежала из зала, выяснить, откуда это невероятное амбре.

В общем, булочки не задались. В детстве для меня «сладко» и «вкусно» были словами-синонимами, поэтому я пытался, лизнув, макать булочку в сахар, в надежде вернуть ей кондитерские свойства. Нет, невероятно привлекательные внешне, на вкус булки однозначно были елкой.

– Ура! – неунывающе подумал тогда я, - Наконец-то я до пуза накормлю Тишку!

Тишка, или официально Тихон – был любимцем деда породы китайский пекинес. Гаденькая, в принципе, собака, оставившая свою метку всем детям нашей семьи. У меня, моей сестры, моей двоюродной сестры, моего троюродого брата – у всех, кто умудрялся однажды с дуру приблизить лицо на расстояние броска – был одинаковый шрамик над верхней губой, у Тишки был свой коронный прием.

Кроме того, во сне он храпел, как взрослый мужик. Периодически, когда взрослых не было дома, мы доставали пылесос «Буран», забирались повыше на тумбочку, вытягивали в сторону пса шланг и включали это безумное изобретение русской инженерной мысли.

Пылесосы Тихон ненавидел как класс, он немедленно начинал истерить, кидаться на все и безостановочно лаять. Когда мы понимали, что это мохнатое безобразие близко к разрыву сердца, мы останавливали эксперимент. Но в целом, мы Тишку любили – вредное, но свое.

Булки Тихон жрать не стал. Это было мое первое кулинарное фиаско.

История не для впечатлительных.

Как-то осенью мы подобрали кота. Не котенка, а уже достаточно взрослую особь черного цвета и безумного характера. Кот немедленно получил кличку «Пират» и принялся у нас жить. Или, скорее, мы у него, поскольку он творил то, что считал нужным: воровал все, что плохо лежало с любых поверхностей, кидался с когтями на ноги и в лицо, драл обои и мебель, в общем, дьявол всунутый в пушистую шкурку.

Как только потеплело, гуманность растаяла и раздался негромкий чпок. Это лопнуло папино терпение.

- Отвезу его к нам в село, хай там мышей ловит, - постановил глава семейства.

Мышей Пирату ловить было в лом. Сначала по будням он питался хрущами, достигнув в их ловле невероятных рекордов, как-то при мне он с места выскочил на высоту человеческого роста, чтобы добыть очередной завтрак и смачно захрустеть, а по выходным отъедался на привезенных нами харчах. А затем сосед выпустил к себе во двор цыплят. Желтеньких, пушистеньких, дурных, писклявых.

Пират сожрал двоих. На следующий день к нам пришел владелец живых завтраков, потребовал за невинно убиенных пузырь и спокойно сообщил, что если мы своего Везельвула не воспитаем, то он его немножко убъет.

Папа объективно оценил наши педагогические способности, посадил кота в машину и отвез на дальний конец села. Пусть выживает, как умеет.

К следующим входным Пират вернулся в хату. И тут же снова придушил соседского куренка.

Дядя в сапогах и кепке постучал в ворота, зашел во двор с пустым кулем и принялся долго рассуждать о бесполезности и даже вредности некоторых видов животных – вот собака лает, воров отгоняет, корова молоко дает, с овцы шерсть стригут, жена ужин готовит, от нашей же скотины - никакой пользы. Затем выслушал папин ответ о понимании ситуации и признание в собственном бессилии. После чего в одно мгновение сунул Пирата в мешок и с размаху шваркнул о бетонный столб. Шмяк. Секундное дело.

Заглянул внутрь и удовлетворенно кивнул.

- Заберете?! – сосед протянул вперед мешок, но увидев полное офигение всего семейства, пожал плечами, - Ладно, сам…

Меня поразила кристальная, абсолютная прагматичность этого селянина. Никаких особых эмоцио. Только рацио. Полезный – хорошо, бесполезный – ну, пусть живет, вредный – прощай…

Без ненависти, просто естественный порядок вещей, необходимых для выживания в непростых условиях сельского быта. Неважно, царского, махновского, советского или рыночного.

Затем как-то не связано подумалось: вот есть культура, музыка, музеи, живопись, скрипка там, нож в правой руке, вилка – в левой, а есть реальный деревенский мир, в котором все лишнее отсекается. Остается только нужное.

Немцы пришли, коммунисты – по фигу. Нужно выживать. Даешь селянину жить – командуй, рули, устанавливай свои порядки, вешай свои флаги, селянину неважно, что у тебя на погонах и какие лозунги в головах. Но будешь мешать жить, доведешь до обнищания – в мешок и об столб… Если силы хватит.