Как-то раз, в процессе дневного перехода по Карелии вдоль Ладоги, уже начало вечереть, и я озадачился местом для своего лагеря. Уже как пару дней погода стояла пасмурная - тяжелые свинцовые тучи висели над головой, то и дело шел мелкий дождь, а ветер занудно завывал в еловых ветвях, да раскачивал низенькие березки у берега. Волны с шумом разбивались о берег, тоскливо кричали чайки, кружа над темнеющими скалами, а все мои мысли сводились к одной - развести бы костер да и обогреть замерзшие ноги, которые вторые сутки стаптывали промокшие насквозь ботинки.
Прошагав еще пару километров вдоль берега, я увидел оставленный кем-то уже давно лагерь. Небольшая площадка прямо у берега со сложенными из камней кострищем, импровизированный покошенный стол, да небольшая лавочка рядом. Подойдет.
Первым делом, я поставил палатку, и сразу принялся за костер. В животе тоскливо урчало. За весь день я съел утреннюю булку с колбасой и горячим чаем, да пару шоколадных батончиков. Разжечь костер было делом непростым, ибо весь хворостняк отсырел, хоть и был заботливо сложен под небольшим импровизированным навесом прежним хозяином. Для заготовки костра пришлось минут двадцать счищать ножичком мокрый верхний слой отобранных мной сучьев, чтобы огонь смог схватиться и какое-то время не погасать. Ну а далее, прогревшись и подсушившись, он задорно затрещал и даже пару раз бросил в меня угольком, подбадривая - мол, не унывай старина, и весело подмигивая красными языками пламени, окончательно разгорелся.
Я облегченно выдохнул, смахнул чистой тыльной частью руки прядь волос со лба, отчаянно пытавшуюся залезть в глаза, и потянулся во внутренний карман за фляжкой. Сделал глоток, зажевав горстью черники, собранной здесь же. Обжигающая жидкость скатилась на самое дно желудка, и мягким теплом растеклось по всему телу, а терпкая кислинка оставила мягкое, приятное послевкусие. Солнце, между делом, отчаянно пробивавшееся меж облаков, уже коснулась верхушек елей и поверхности воды, озарив горизонт ярким оранжевым светом.
Пришел черед готовить ужин. Я достал из недр потрепанного рюкзака старый прокопченный котелок, зачерпнул воды прямо из Ладоги, и поставил его на костер.
На ужин у меня борщ из сублимата с вяленым мясом. Последние несколько дней я берег его, оставляя на особый случай, и вот, похоже, особый случай настал. Вода довольно быстро закипела, пришло время добавлять ингредиенты в мою вечернюю похлебку.
Варилось, закипая и булькая, все это дело довольно долго. В животе булькало не тише, и я то и дело подбрасывал в топку горсти черники, срывая ее с ближайшего куста. Наесться ею, конечно, невозможно, но перебить усиливающее чувство голода хоть немного - вполне. Солнце, там за облаками, скрылось за горизонтом, и я ожидал прихода темноты.
Наконец, пришло время снимать котелок с костра. Аккуратно, что бы все не опрокинуть (я себе этого не прощу), палкой поддел ручку котелка, и, аккуратно поставил его на землю. Желание набросить на него с ложкой было невероятным, но я себя пересилил. Похлебка должна настояться и слегка загустеть. Ожидая этого момента, я поймал себя на мысли, что вокруг происходит что-то странное. Что-то не так, не как должно быть. Это не вызывало тревоги, а скорее чувство некого непонимания. Я отбросил эту мысль, потому что пришло время - пора.
Я достал ложку, и, аккуратно, стараясь не разлить ни капли, зачерпнул ею из котелка. В ложке сразу же задымилось, и, слегка на нее подув, я опустил содержимое в рот. А потом, стараясь не спешить, зачерпнул вновь. Котелок постепенно опустевал, а мой желудок наполнялся. Если подумать, я совершал самые простые бытовые действия, но которые приносили мне невероятное удовольствие, и не только гастрономическое и вкусовое. Сам процесс был некой медитацией, особым ритуалом, который в обычной жизни понять и по-настоящему оценить невозможно.
Доев и облизав ложку, я некоторое время просто сидел в тишине, после потянулся за фляжкой и сделал хороший, солидный глоток. Да, этот день, определенно, этого заслуживает. Стоп, а почему день? Уже давно наступила ночь. Я посмотрел на часы, посмотрел на горизонт, на водную гладь, на зеленеющие силуэты остроконечных елей. И я понял. Я понял, что легкой недосказанностью висело на задворках моего разума. Слишком светло для двенадцати ночи. И это очень сильно удивило меня. Солнце ушло за горизонт, но не опустилось ниже, а висело где-то там совсем недалеко, не давая покрову тьмы опуститься на небосвод. Во дела. Но почти сразу я понял, что это и есть - белые ночи. В предыдущих днях я изрядно уставал и ложился не слишком поздно. И для меня это открытие было сравни с тем, как увидеть звездное сияние полярной ночью.
Сна не было ни в одном глазу, и я решил понаблюдать как скоро стемнеет (или не стемнеет вовсе?), попутно поставив чайник (так я называю котелок, когда он мне кипятит воду для чая).
Ветер подуспокоился, и волны мягко колыхались, а не разбивались о берег. Лениво трепыхались ветви деревьев, покачивались еловые лапы. Темные облака медленно проплывали над головой. Я сидел на камне, маленькими глоточками отпивая чай из кружки. Горячий чай разогревал железную ручку, и я прикладывал его из одной руки в другую. Приближалось утро.
