В день, когда я появилась на пороге приюта, в Альбукерке выпал первый снег.

– Ты была похожа на крохотного ангела, – утверждала пожилая настоятельница. – Совсем кроха. Такая тихая и совершенно белая. Глаза, словно серые льдинки, смотрели внимательно, будто ты всё уже тогда понимала.

Моя драгоценная родительница не удосужилась хотя бы оставить записку и сообщить какое имя хотела дать своему ненаглядному чаду. Посему назвали меня Анджела Сноу, в память о первом снеге и о том, какая премиленькая я была. Матушка-настоятельница уверяла меня в том, что имя это мне подходит но, кажется, с каждым годом сама верила в это всё меньше.

Я никогда не питала никаких иллюзий по поводу своей внешности. Тощая, с серой прозрачной кожей, бесцветными волосами и водянистыми рыбьими глазами. Одежду выбирала такую же бесцветную, невзрачную, как и я сама – чтобы не попадаться лишний раз никому на глаза, чтобы раствориться в общей массе детей, стать невидимкой, пустым местом. И чаще всего у меня это прекрасно получалось.

Я отгораживалась от действительности – сначала книгами. Мне не очень нравилось читать, но это было всё же интереснее, чем слоняться по улицам города, курить и искать неприятности на свою задницу. Уже в старших классах меня привлек компьютер. В отличие от большинства сверстников, меня не интересовали разные сайты для взрослых и бессмысленные игры или чаты. Меня увлекло системное программирование. Идеальные строки программного кода завораживали и казались чем-то по-настоящему красивым и интересным.

Ещё в школе моё увлечение стало приносить свои плоды. А после того, как я покинула сиротский приют, увлечение стало основным доходом.

Не знаю, сколько я скиталась по серым городским улицам. Старалась держаться от людей подальше, ночевала в заброшенных зданиях, не оставаясь на одном месте дольше, чем на неделю. Найти выход во всемирную паутину можно было практически из любой точки города, а значит – вся сеть принадлежала мне. Иногда, конечно, меня находили… приходилось быстро покидать очередное убежище, бросив всё оборудование.

А потом мне на хвост сели собакоголовые…

***

Дождь обрушился на город нескончаемым потоком. Одежда промокла до нитки, облепив тщедушное тело, сковывая движения. Я бежала так быстро, как только могла, петляя и путая след, но собакоголовые даже не думали отставать. Они рычали и скалились, припадая к земле перед очередным прыжком. Вывернув из подворотни на оживлённую улицу я, затравленно огляделась по сторонам и стремглав бросилась через дорогу на противоположную сторону улицы. Пролетающая мимо ярко-жёлтая машина, неистово сигналя, едва не сбила меня. Собакоголовые с лаем кинулись следом. Погоня не могла продолжаться долго, я выдохлась и готова была сдаться, но тут меня кто-то схватил за шкрику и сгрёб в полуоткрытую дверь.

Меня вжали в стену, приподняв над полом так, что я едва могла дотянуться до него пальцами ног, и накрыли рот шершавой грубой ладонью.

– Тише, – в ноздри ударил резкий запах табака.

Собакололовые с лаем и рычанием пронеслись мимо. Наступила тишина. Я напряженно ждала. Ждала самого худшего, дрожа от холода и страха.

– Да не трясись ты, – устало, но без злобы, проговорил чуть хриплый голос. – Давай без глупостей.

Он медленно убирал руку от моего лица и поставил меня на пол.

– Нужно уходить, быстро.

Он обхватил моё запястье и потянул за собой. Ноги заплетались. Едва не падая, я не поспевала за ним. Не имея возможности рассмотреть его, была уверенна только в том, что он значительно выше и сильнее меня. Сопротивляться не было никакого смысла.

Скрипнула металлическая дверь и в глаза ударил серый уличный свет. Он выглянул наружу, затем дёрнул меня к себе.

– Бегом, пока копы не вернулись.

Мы пересекли небольшой, заваленный мусором внутренний двор. За забором из ржавой сетки притаился огромный чёрный зверь, и мы, по всей видимости, направляемся прямо к нему. Я попыталась остановиться, высвободить руку из крепкой хватки. Мужчина раздражённо обернулся и, как следует, встряхнул меня.

– Успокойся! – он бесстрастно посмотрел на меня, потом плюнул в сторону, смачно выругавшись.

Я, в свою очередь, смогла рассмотреть его: высокий, жилистый, с хищным обветренным лицом.

– Ребёнок! – громко хохотнул он, проведя рукой по своему лицу. - Ребёнок обчистил наши банковские счета!

Моя рука выскользнула из крепкой хватки, и я упала на асфальт, подтянув коленки к лицу.

Повисло долгое молчание. Только шум дождя в водосточной трубе. Я ждала, но ударов не последовало. Вместо них тяжёлая рука осторожно легла мне на плечо.

– Я не бью детей, – тихо проговорил мужчина.

Не дождавшись никакой реакции, он осторожно взял меня за плечи и усадил перед собой. Мне не привыкать: меня часто рассматривают, кто-то открыто и нагло, кто-то исподтишка, кто-то с интересом, кто-то с едва скрываемой неприязнью, будто я что-то отвратительное. Но он смотрел совсем по-другому. По-доброму.

Дождь пошёл на убыль и серая стена над городом пала. Он ещё какое-то время сидел передо мной на корточках, затем снял свою огромную кожаную куртку и накинул мне на плечи. От потёртой кожи пахло табаком, дешёвым пивом и потом. Мы оба поднялись и медленно побрели к ржавому забору.

Зверь мирно стоял на парковке, видимо дремал в ожидании хозяина. Он усадил меня на кожаное седло, затем забрался на него сам, и зверь утробно зарычал под нами. Я едва успела сомкнуть свои тощие руки на животе всадника, как зверь, взвыв, сорвался с места.

***

Удар в челюсть был такой силы, что потемнело в глазах, и я неуклюже упала на грязный пол мастерской. Больно, из глаз покатились слёзы, но я стиснула зубы, чтобы не проронить ни звука. Лысый парень, похожий сейчас на крайне злобный смайл, что-то кричал. Но я не разбирала слов, ощупывая ушибленную челюсть. Готовилась к худшему.

Шарк, так представился мужчина, вытащивший меня от собакоголовых, не стал бить «ребёнка», но это не значит, что его люди этого делать не станут. Я не так давно по неосторожности опустошила их банковские карты под ноль. Брутальные мужики в кожаных косухах, все, как один при чёрных зверях, не очень-то предрасположены к прощению, о котором я наслушалась в приюте. И я их прекрасно понимала.

Я не пыталась подняться. Жизненный опыт подсказывал, что чем меньше сопротивляешься, тем быстрее надоедает тебя бить, и всё заканчивается быстро. Для меня всегда побои заканчивались очень быстро, на пятом-шестом ударе я, как правило, теряла сознание. Это было не интересно, поэтому и били меня достаточно редко.

– Она вернёт всё с лихвой, – спокойно и тихо проговорил Шарк.

Я подняла голову и увидела его спину. Он встал, закрыв меня от своей стаи. Шарк никогда не повышает голос: ему это не нужно, все и так внимают ему.

– Пойдём, – он подал мне руку, и я поднялась, крепко схватившись за неё.

Мы ушли из мастерской под прицелом десятка глаз. Я крепко сжимала его руку, Шарк дёрнул плечом – ему это не сильно нравилось, но разжать пальцы я не могла, боялась упасть.

***

Я, тихо скуля, переворачивала картонные коробки из-под фастфуда из разных забегаловок. Фрэнк куда-то уехал на пару недель, оставив меня в клетке совершенно одну. Не то чтобы мне не нравилось моё новое место обитания: здесь сухо и тепло, почти чисто. До отъезда Шарк часто наведывался сюда. Он быстро давал какие-то указания, оставлял что-нибудь съестное и уходил. Дверь в клетку не запиралась, я давно возместила финансовый ущерб Бесславным Ублюдкам, но идти мне было не куда. А Ублюдки, в свою очередь, не гнали меня.

Фрэнк уехал вчера утром, заглянув попрощаться. И, кажется, с тех пор обо мне забыли. Я в который раз заглядывала в высокую коробочку с иероглифом, когда дверь тихо открылась и на пороге остановился Арч. Неопрятный, весь заляпанный машинным маслом, застиранная чёрная майка выцвела на подмышками. Он похож на старого дворового пса, от которого немало проблем, но все к нему привыкли, потому не гонят прочь. Арч какое-то время колебался на пороге. В руках его была большая плоская коробка, от которой по небольшой комнате расплывался умопомрачительный аромат. Пицца!

– Я… тут… – пробасил он. – Голодная да?

С тех пор, как я появилась, стая не разговаривала со мной, хотя явно признала мою полезность. Я старалась лишний раз не попадаться им на глаза, они старались лишний раз обо мне не вспоминать. Но рано или поздно и они, и я должны были понять, что плывём мы теперь в одной лодке.

С опаской подойдя к Арчу, я забрала коробку, воровато глянув на него. Нужно было поблагодарить. Да, так будет правильно. Открыв коробку, без слов предложила угоститься ещё горячей пиццей. Арч не отказался, взял кусок и улыбнулся мне. На моей белой прозрачной коже румянец выступил стремительно, ярко-бардовыми пятнами. Развернувшись, я поспешила к компьютеру. За спиной раздались удаляющиеся шаги, дверь осталась открытой.

***

Взрыв гогота за моей спиной. Я обернулась, с нескрываемым удовольствием глядя на дико ржущих мужиков, столпившихся у моего компьютера. На мониторе страница местного шерифа, где на всё поле красовался огромный возбуждённый волосатый мужской половой орган с пририсованными шерифскими звездой и шляпой. Фотографию приволокли Ублюдки, уж не знаю чьё именно это богатство, но шериф сильно удивится, обнаружив его в своём фейсбуке.

Стая неожиданно поняла, что с моей помощью кроме скучного взлома банковских счетов, можно ещё и хулиганить на просторах всемирной паутины. Я с невозмутимым видом помогала им в этом. Шутки их неоригинальные и по большей части пошлые. Первое время они поглядывали на меня, ожидая реакции на что-то подобное. Но чтобы заставить меня покраснеть, нужно сделать нечто большее, нежели спустить штаны. Стая быстро это поняла, и перестала заострять на этом внимание. Как бы то ни было, тогда они ржали как кони, и будут гаденько ухмыляться всякий раз, увидев шерифа.

Я поднялась из-за стола и направилась к двери. В клетке стало слишком тесно.

Снаружи, прислонившись к обшарпанной стене стоял Шарк. Он привычно курил толстую сигару.

– Что там? – Шарк кивнул в сторону открытой двери.

– Хер… – невозмутимо отозвалась я, встав рядом.

Прислонившись спиной к нагретой солнцем стене, я закрыла глаза.

Мы оба молчали. Шарк курил, я ловила последние лучи солнца и, как это ни странно, радовалась им. Кажется, впервые за всю свою жизнь я обрела свой дом.