Незадолго до смерти доктор Гильотен обратился к французским властям с просьбой перестать называть его именем придуманную им машину для обезглавливания преступников. Учитывая, что к этому времени гильотина, стала кровавым брендом Франции, профессор получил категорический отказ на свое прошение.

28 мая 1738 года в городке Сэнт в семье неудачливого адвоката родился мальчик, получивший при крещении имя Жозеф. Интересно, что одно из значений этого имени переводится с еврейского как «Бог да воздаст».

Мечтая, посвятить свою жизнь служению Богу Жозеф поступил в принадлежавший иезуитам «Орден святого Игнатия». Однако со временем выяснилось, что молодой человек оказался абсолютно не готов к «Вящей славе Божией». Уйдя из ордена «брат» Гильотен в числе лучших учеников окончил медицинские факультеты университетов «Реймса» и «Парижа».

Жозефа пригасили читать лекции в его столичной «alma mater». Выступления молодого медика с удовольствием посещали не только студенты, но и преподаватели.

Гильотен говорил, что в преддверии нового XIX века старые медицинские теории должны уступить место передовым знаниям, навыкам и хирургическим инструментам. Лектор пророчествовал что вскоре «эскулапы» станут анатомическими инженерами, коим под силу будет разобрать и собрать сложный человеческий механизм, или заменить его изношенные части.

В 1778 году Гильотен схлестнулся в Париже с австрийским уникумом Францем Месмером отцом теории о «Животном магнетизме», этим «предтечей» последующих «Джун», «Кашпировских» и «Чумаков». Австриец открыл магнетические флюиды и научился за счет коррекции добиваться их гармоничного расположения в организме человека, что помогало ему лечить самые сложные заболевания.

Ознакомившись с методом «австрийского шарлатана» Гильотен на лекциях стал рассказывать слушателям о всемогущем плацебо которое ловкий Месмер выдавал за «магнетические флюиды».

Доктор с жаром говорил, что в псалме 114 одного из самых первых «Ветхих Заветов» переведенных с греческого на латынь есть строчка «Placebo Domino in regione vivorum» (Буду угоден Господу в стране живых). В Средневековье на отпевание мертвых приглашали плакальщиц, которые с определенными интервалами исполняли «Плацебо Домино». Вера профессиональных причитальщиц, что покойник «станет угоден Богу в стране живых» со временем стала символизировать духовное лекарство, якобы уменьшавшее горе близких потерявших дорогого им человека.

Позже так стали называть любое лекарство, или выдаваемое за него вещество которым медик пользовал больного не для лечения, поскольку исцелить оно было не в состоянии, а для избавления страждущего от духовных и физических мук.

Случилось так, что вскоре Месмер и Гильотен встретились у постели  сановного пациента. Лекарства француза оказались бессильны против замысловатых пассов Месмера. Когда больной погрузился в транс, австрийский выскочка при помощи своего волшебного магнита вытащил из советника французского короля его давний недуг.

После подтверждения сотворенных им чудес гонорары Месмера стали расти как на дрожжах, еще бы ведь этот удивительный врач не заставлял больных пить горькие снадобья, а обеспечивал исцеление «тут и сейчас». Столичным врачам не нужен был такой конкурент, поэтому против понаехавшего «сатаниста», «некроманта» образовался врачебный заговор.

По наущению «наушников» Людовик XVI приказал создать комиссию призванную объяснить монарху суть методики врачевания с использованием системы «Животного магнетизма». Судьбу австрийца должен был решать в том числе и Гильотен оказавшийся в компании таких светил как Бенджамин Франклин, Антуан Лавуазье, Жаном Байи.

Ученые мужи были потрясены узнав, что Месмер открывший во всех значимых французских городах филиалы своего «Общества вселенской гармонии», заработал своим «искусством» 350 000 ливров. Сегодня трудно сказать, был ли в то время в мире хотя бы один ученый с подобного рода доходом.

Надо отдать должное комиссии, написавшей в итоговом докладе королю, что Месмер вылечил своим магнетизмом 90% обратившихся к нему больных, но как он это сделал, ученые мужи разобраться, так и не смогли.

По легенде перед изгнанием из Парижа Месмер дал прощальный ужин для французского бомонда, сколотившего ему изрядный капиталец. Увидев Гильотена, австриец подошел к нему, и нарочито громко сказал: «Сегодня во сне я смутно видел, что вам суждено изобрести только один ужасный инструмент, которым будет умерщвлено большинство присутствующих на этом вечере».

В зале раздались смешки, серьезность сохранили только два человека Гильотен и Месмер.

В 1789 году Гильотена избрали в состав «Учредительного собрания» где он служил секретарем. Находясь под впечатлением от предсказаний австрияка, завистливый французский доктор по ночам изобретал «инструмент», который должен был прославить его имя в веках.

10 октября 1789 года выступая перед коллегами в «Учредительном собрании» доктор предложил им демократизировать старуху с косой. Гильотен сказал, что изобретенная им чудо машина поможет парижскому палачу господину Сансону верному слуге «безносой мадам» работать быстро и точно.

Доктор и палач приятельствовали и даже вместе музицировали, первый играл на клавесине, а второй на скрипке. Вечерами под бокальчик винца Сансон рассказывал другу, что для палача не бывает легких казней, мучается не только жертва, но и заплечных дел мастер. Один от ужаса, и запредельного ожидания смерти, другой от боязни не убить преступника одним точным выверенным ударом.

Когда Гильотен заявил коллегам, что не редки случаи, когда палач отрубает голову жертве только с третьего, а то и пятого удара зал заседаний заполнился недовольным гулом собравшихся.

В ответ Жозеф Игнас Гильотен предложил использовать в королевстве машину позволяющую производить обезглавливание с математической точностью и «промышленном масштабом».

Сегодня можно сказать, что работа над «гильотиной» скорей всего сохранила жизнь ее создателю. Весной 1792 года Гильотен вместе с Шарлем Сансоном приехал во дворец к Людовику XVI. Рассказывали что король, бегло осмотрев чертеж агрегата для казни, взял перо, макнул его в чернильницу и с брезгливостью на лице изменил полукруглое лезвие, заменив его на косой нож.

Вскоре на печально знаменитой Гревской площади палач и изобретатель провели обкатку нового изделия сначала на крупных животных, а потом на трупах бродяг, найденных в пределах 12 парижских «Дворов чудес».

25 апреля 1792 года у гильотины состоялась премьера, палач Санскон казнил на ней воришку Николя Пеллетье.

Гуманность изобретенной доктором машины обсуждалась повсеместно, многие парижане даже не догадывались, что вскоре им лично предстоит познакомиться с парижским палачом, и его новой помощницей, позволившей господину Сансону ходить на работу как на «праздник».

К моменту начала испытаний головорубительного аппарата Париж был охвачен «гильотеноманией». Знать стремилась всеми правдами и неправдами пригласить изобретателя в гости, и массово скупала ювелирные украшения с изображением его чудо машины. Чернь жевала дешевый хлеб с вытесненной на корке «головорезкой». Парфюмеры предлагали клиентам несколько новых ароматов в названии которых присутствовало имя конструктора.

10 августа 1792 года санкюлоты взяли штурмом дворец Тюильри, где под домашним арестом содержался королевская семья. Спустя три дня низложенного монарха вместе с домочадцами отправили в крепость «Тампль».

По всей стране тюрьмы наполнялись знатными аристократами, дворянами, священниками, особами королевских кровей, учеными, и прочими «врагами республики».

21 января 1793 года на бывшую площадь «Людовика XV», ставшую площадью «Революции» в позорной карете привезли Людовика XVI. Многотысячная толпа скандировала: «Спеши утолить любовную страсть мадам Гильотины».

Король отказался от связывания рук, но увидев умоляющий взгляд Сансона, позволил накинуть себе на запястья шёлковый брабантский платок. Пока подручные палача стригли ему волосы, на лице Людовика не дрогнул ни один мускул.

Последнюю речь короля убила дробь армейских барабанов. Перед смертью Людовик успел подумать, что лежа животом на скамье гильотины, он шейными позвонками чувствует насколько предложенный им вариант лезвия, оказался более практичным по сравнению с серпообразным ножом.

После того как помощник Сансона достал голову короля из корзины, безумные французы ломанулись смачивать батистовые платочки в крови помазанника Божия. В этот момент, Жозеф Игнас Гильотен потеряв сознание, грохнулся оземь.

В горячке доктор провалялся два месяца, не зная, что созданная им «гильотина» согласно распоряжения «Конвента» пошла в серийное производство.

В июне 1794 года доктора арестовали по приказу Робеспьера, и спустя месяц выпустили на свободу. В бреду ему казалось, что это «гильотина» спасла ему жизнь, за то, что он щедро утолил ее жажду потоками людской крови.

Так сбылось пророчество, или проклятие Франца Месмера.

После того как 28 июля 1794 года Гильотена выпустили из переполненной тюремной камеры, он уехал в глухую деревню, где до смерти случившейся с ним в 1814 году, замаливал грехи, надеясь получить от Господа хоть толику прощения за свое дьявольское изобретение.

Финальное выступление «Мадам Гильотен» состоялось во Франции 10 сентября 1977 года, в этот день был казнен маньяк Хамид Джанбуди.

Революция это противостояние не только между социальными группами, но и центрами власти. Точнее будет сказать, что центры власти конституируют борьбу групп.

И в обычной жизни министерства любят враждовать. Во время революции же  это может дойти до военных действий.

Парижская коммуна изначально была не более чем администрация города Парижа, но стала превращаться в орган общефранцузского значения.

Париж был радикальнее, чем департаменты, а в самом Париже санкюлоты, то есть простолюдины, были радикальнее всех. Кстати сказать, к санкюлотам относили не только наемных работников, но и мелких лавочников и прочий малый бизнес, и ремесленников, которых сейчас бы назвали самозанятыми. То есть, санкюлоты не есть голодранцы, часть из них по современным понятиям – средний класс.

Коммуна была выразителем интересов санкюлотов. При том, что она была сформирована к 10-му августу нелегитимно, коммуна брала на себя всю государственную власть в Париже, в том числе аресты "подозрительных". И активно вмешивалась в общефранцузские дела.

Опьяненные своей радикальностью и поддержкой народа (но только столичного), деятели Коммуны станут считать себя голосом нации, самой ее прогрессивной частью. И это приведет к самым трагичным последствиям. Сказать, что в это время Париж - не Франция, было бы слишком сильно, но солидная доля истины в этом была.

Коммуна будет активно вмешиваться в государственные дела, угрожать и давить на парламент и даже производить в нем чистки. Единственное, до чего Коммуна не дойдет, это до роспуска парламента и объявления себя высшей властью.

Пока еще существующее Законодательное собрание создало Исполнительный комитет, то есть кабинет министров. Он должен был быть противовесом Коммуне. Туда вошли министры-жирондисты ранее отстраненные королем, несколько новых человек, в их числе и Жорж-Жак Дантон. В это время он был гораздо более известен чем его друг-враг Робеспьер.

Че-на! Кинул якобинца, получи гостинца!

Дантон(1759-1794), выходец из небогатой буржуазной семьи, еще его дед был крестьянином. Его отец был провинциальным прокурором. В детстве Дантон переболел оспой, лицо его было покрыто шрамами от нападения быка и детских драк. Он был очень некрасив, зато очень крепок физически. И талантлив.

Получив юридическое образование, в 21 год Дантон отправился покорять Париж. Он толкнулся в писцы к прокурору. Тот обнаружил, что юноша пишет как курица лапой. Дантон ответил: «А я не писать сюда приехал!». Наглость второе счастье, подумал прокурор, и взял его на работу.

В 1784 году, купив диплом в переходе и, вполне официально, должность, Дантон стал адвокатом. К этому времени он уже прочно увлекся просветительскими идеями, но косил под дворянина и назывался д’Антон.

Но когда началась революция, Дантон сразу стал радикалом. Капитан Нацгвардии, вступает в Якобинский клуб, заместитель прокурора Коммуны, наконец, министр юстиции. Везде он выделялся громовым голосом, ораторским талантом, искренностью взглядов. И при этом был страшным коррупционером.

30 июля прусский командующий герцог Брауншвейгский выдвинулся с войском к французской границе. Совместно с пруссаками действовали австрийцы и французские эмигранты. Французская армия ни в чем не уступала, кроме морального духа и организации. Они были крайне плохими.

19 августа армия герцога пересекла французскую границу.20-го она осадила Лонгви, важную крепость. Она могла бы сопротивляться долго, но после потери 14 горожан, двух домов и сарая с сеном крепость сдалась. А вот крепость Тионвиль сражалась до самого ее освобождения позже. Вся разница была в командовании. Крепость возглавлял волевой и опытный генерал Вимпфен, герой, между прочим, американской войны. Когда пруссаки предложили ему за сдачу крепости миллион золотом, он презрительно отказался.

Среди жирондистов все эти известия вызвали панику. Легко развязав войну, они не хотели ее продолжать. Жирондистские министры заговорили об эвакуации. На что Дантон сказал что-то вроде: "Я перевез всю семью в Париж. Пусть лучше они погибнут под развалинами, чем я сбегу из города".

Сентябрьские убийства

Между тем, вести с фронта становились все грустнее. 30 августа немцы осадили Верден. Он был ключом к Парижу. Это вызвало в Париже панику. Говорили, что немцы, захватив столицу, перережут всех, причастных к революции.

Внутри страны положение тоже не радовало революционеров. Многим крестьянам низложение короля крайне не понравилось. Когда власти стали проводить наборы солдат, крестьяне отказывались воевать не за короля, а за не пойми кого. Кое-где они восстали.

В одном местечке крестьян возглавил бывший контрабандист по прозвищу "Шуан" - сова. Его прозвище станет позже нарицательным для крестьянских повстанцев. Впрочем, пока волнения крестьян не были особенно широкими и ожесточёнными и их быстро подавили. Но слухи об этом в Париже невероятно раздувались и усиливали панику.

Коммуна, однако, энергично готовилась к обороне. Вокруг города строились укрепления, набирались солдаты. Им не хватало оружия, поэтому солдат вооружали наспех откованными пиками и конфискованным у нелояльных граждан оружием.

То, что из города уходила солидная часть взрослых мужчин, стало главной причиной для последующего.

2 сентября пронесся слух о том, что Верден взят. Ударили в набат, в секциях закипела работа по вооружению добровольцев. Одновременно разнесся слух, что как только войска покинут Париж, в городе вспыхнет роялистское восстание, которое возглавят выпущенные из тюрем подозрительные (нелояльные граждане) и все семьи патриотов перережут. Атмосфера была накалена до предела, и достаточно было только искры.

Радикальная пресса разжигала кровожадные настроения. Упоминаемый Марат, даром, что был врачом, в своих статьях постоянно проводил тезис: "В любой непонятной ситуации давайте казним побольше".

В Париже находились неприсягнувшие священники, которых готовили к высылке. Их временно держали в тюрьмах. На кортеж из карет с такими священниками напали парижане, и поначалу просто оскорбляли арестантов и забрасывали их всяким. Конвой на это смотрел сквозь пальцы. Один из священников высунул из кареты трость и ударил конвоира, тот его сразу зарубил. А потом священников стали убивать прямо в каретах. На месте назначения оставшихся священников убили, а заодно народ убил и других заключенных.

Затем парижане стали врываться и в другие тюрьмы. Кое-где возникли самозваные трибуналы из толпы, которые судили, кого казнить и кого помиловать. Кое-где обходились без таких излишеств. Вместе с политическими арестантами убивали уголовников. Мошенники, должники, проститутки и тому подобные убивались, потому что им не повезло находиться в тюрьмах.

Власти реагировали равнодушно. Министр юстиции, Дантон, заявил, что ему плевать на заключенных. Национальные гвардейцы никак не пресекали действия толп, а те все больше распалялись. Особенно с большим удовольствием убивали аристократов и священников. В одной из тюрем находились придворные дамы, среди которых была принцесса Ламбаль, подруга королевы.

Так до революции представляли отношения королевы и ее подруги. Черный пиар

Других дам чиновникам Коммуны удалось спасти, но принцессу толпа растерзала. Ее голову насадили на пику и носили под окнами тюрьмы Тампль, где содержалась королевская семья.

-Привет, подруга!

-Привет, дорогуша. Ты сегодня что-то слегка не комильфо.

Впрочем, у заключенных был шанс оправдаться. Одного из священников помиловали, потому что тот разрабатывал азбуку жестов для глухонемых. А маркиза де Сомбрей помиловали, якобы, потому что его дочь согласилась за это выпить стакан человеческой крови.

Избиения арестантов продолжались еще два дня. Из трех тысяч парижских заключенных убита была половина. Из них политических было не более трети.

Национальный Конвент

2 сентября началась не только резня, но и выборы в Конвент (Учредительное собрание - 2). Выборы были всеобщими, но это по тем временам. Голосовали только мужчины, с 21 года, обеспечивающие себя и не являющиеся слугами. Тогда считалось, что человек в услужении несвободен и не может голосовать.

В Париже выборы происходили под пристальным вниманием якобинцев и Коммуны. Учитывая, что выборы в столице и многих департаментах были открытыми (поднятием рук), на избирателей можно было давить. Впрочем, точно так же было и в тогдашнем логове демократии – Великобритании.

В Париже, к тому же, Коммуна демократично закрыла монархические газеты, дабы не смущать умы. Свобода слова ведь только для прогрессивных?

Но даже без учета этого, явка на выборы была мизерной. 12% имеющих право. Крестьяне и рабочие выборы поголовно игнорировали. Кто-то работал, кто-то не привык, кто-то рассуждал: «От нас ничего не зависит».

Во имя демократии хозяева загоняли на выборы рабочих, голосовать, угадайте, за кого? Правильно.

В одном местечке владелец металлургического завода привел своих рабочих, при помощи них выгнал с участка конкурентов и потом рабочие проголосовали за него. Так было везде, кроме Парижа и еще нескольких городов. Там санкюлоты были реально злые и организованные.

К созыву Конвента внешнее положение было грустным. Против Франции ополчилась почти вся Европа, за исключением Дании и Швеции. Правда, все, кроме Пруссии и Австрии ограничились дипломатической вонью.

Но немцы взяли Верден и рвались к Парижу. Командующий Дюмурье расположил свои войска наперерез, у Вальми. Его поддерживал генерал Келлерман. Пруссаки ожидали, что французы снова побегут при первом нажиме. Но они встретили другую армию. Людей, пусть и неумелых, но для которых слова: «Граждане, Отечество в опасности» были не пустые слова. Теперь это отечество принадлежало им, и его нужно было защищать. О том, как революционная энергия преобразовывала армию, еще будет сказано. Пока ограничимся тем, что французы сражались стойко и сумели отбить все атаки пруссаков. Те отступили, а потом и вовсе немцев поразил боевой понос, и они отступили уже из страны. Победа при Вальми была не ахти какой славной, в битве погибло с обеих сторон 500 человек, но это была первая победа революционной Франции.

21 сентябра 1792 года собрался Конвент. Первым декретом он упразднил монархию, на следующий день провозгласил республику. Единодушие Конвента продержалось три дня, а потом началась грызня за власть. Немцы теперь не наступают, че.

Жирондисты пытались привлечь к ответственности лидеров монтаньяров и Коммуны. Их обвиняли в диктатуре, коррупции, сентябрьских убийствах. Но якобинцы стойко оправдывались. Вскоре они даже перешли в наступление, качнули в свою сторону Конвент и выжили жирондистов из якобинского клуба. С этого времени (ноябрь 1792) якобинцы = монтаньяры.

Тем временем стояла победная осень. После Вальми французы перешли в наступление и вторглись на территорию соседей. еще раньше была сформулирована идея революционной войны. По всей Европе агенты Конвента вели революционную пропаганду. Конвент присваивал французское гражданство именитым, «прогрессивным» европейцам, и многие с удовольствием его принимали. Эмиграция была не только из Франции, эмиграция была и во Францию. Борцы за свободу бежали в страну, вливались в революционное движение, формировали целые интернациональные батальоны.

К зиме французское правительство решило экспортировать революцию. На захваченных территориях отменялось крепостное право, разрушались феодально-абсолютистские порядки. Депутат-жирондист придумал знаменитое: «Мир хижинам, война дворцам». Но ничего не бывает бесплатно. За освобождение жители захваченных территорий должны были содержать французскую армию и платить контрибуции.

А каково было внутреннее положение в стране в первые полгода республики?

Жирондисты, желая привлечь на свою сторону крестьян, еще в августе 1792 года продавили декрет о передаче общинных и эмигрантских земель в продажу небольшими частями в рассрочку (это было важно, чтобы небогатые крестьяне могли купить). Кроме того, феодальные повинности отменялись безвозмездно.

К концу 1792 года еще больше выросли цены на хлеб. Сработал нехитрый механизм, который действует во время войн и революций, в том числе в России 1918-го.

Правительство не вызывает доверия/идет война – деньги обесцениваются – крестьяне не хотят продавать хлеб за бумажки – пролетарии в городах сосут болт – стремятся вставить его власти – власть что-то делает/получает удовольствие.

Французские крестьяне теперь платили меньше налогов, а значит могли не продавать хлеб. Непредсказуемость благих дел. А еще хлеб в больших количествах пожирала армия.

Голодное быдло не хотело разбираться в хитросплетениях экономики и объясняло ситуацию очень просто. Спекулянты скупают хлеб и взвинчивают цены. Тем более, доля правды в этом была. Санкюлоты требовали решить хлебный вопрос гильотиной, и точка.

Депутаты Конвента были не так просты, и примерно понимали истоки кризиса. Но решить его они хотели средствами не сложнее. крестьяне не хотят продавать хлеб? Так заставим их! И изобрели то, что назовут в России продразверсткой. Отправляем в провинции отряды во главе с комиссарами, то есть агентами комиссий. Комиссары в пыльных шлемах треуголках приезжают, реквизируют хлеб. Все счастливы. Кроме крестьян. Правда, на первом этапе крестьян решили не злить и комиссаров отозвали.

Казнь короля

После низложения короля с семьей заключили в тюрьму. Теперь короля называли гражданин Луи Капет (от династии Капетингов).

Но что с ним делать? Подавляющее большинство Конвента (но отнюдь не населения) стояло за Республику, так что о возвращении к власти речь не шла.

Отпустить? Судить? Казнить без суда и следствия, как предложил тогда малоизвестный Сен-Жюст?

Пока шли прения, министру-жирондисту Ролану донесли, что некий слесарь рассказал, как при его помощи в королевской спальне был установлен секретный сейф. Ролан поспешил во дворец и изъял без свидетелей бумаги. А затем отнес их в конвент. Позднее жирондистов постоянно обвиняли, что компрометирующие их документы Ролан изъял.

А в бумагах чего только не было! Переписка короля с антиреволюционной эмиграцией, австрийцами и пруссаками и прочими дворами. Между прочим, переписка и расписки Мирабо и Лафайета.

Якобинцы сразу принялись колотить бюсты Мирабо, а его самого вынесли из Пантеона (это такой коллективный мавзолей).

Бро, я тебя понимаю

С одной стороны, казнь короля могла окончательно испортить отношения Франции и Европы и стать предлогом для интервенции. С другой, живой король – всегда угроза реставрации.

Большинство Конвента проголосовало за суд. Начали судить. Судили месяц. Когда Бриссо предложил вынести вопрос на референдум, Робеспьер, ЧСХ, заявил, что народ недостаточно демократичен, чтобы решать такие вопросы.

В итоге, большинство депутатов проголосовало за казнь. Она была назначена на 21 января 1793 года. Королю должны были отсечь голову на гильотине. Эта великолепная машина уже работала.

Мифы о гильотине

Ее придумали во время революции.

Нет, подобные устройства известны со Средневековья.

Ее придумал доктор Гильотен.

Даже не внес усовершенствований.

Гильотена казнили на его машине.

Нет, он умер своей смертью. Но чуть было не.

Жозеф Гильотен, медик и политик, просто предложил использовать гильотину для высшей меры. Нюанс в том, что до революции казни для простонародья были мучительными, а обезглавливание считалось казнью для благородных. Обезглавливались, таким образом, сразу два зайца. Первое. Казнь становилась гуманной. Чик, и ты на небесах. Второе. Так вносилась еще толика равенства.

Казнить короля должен был профессиональный палач, Шарль-Анри Сансон, достойный отдельной статьи.

Сансон казнит короля, потом приговоривших короля, потом приговоривших приговоривших короля, потом приговоривших приговоривших приговоривших короля.

Слабовольный всю жизнь, Людовик встретил казнь с большим мужеством. Рассказывают, что перед смертью он спросил у палача, не слышно ли чего о пропавшей экспедиции Лаперуза.

Последние его слова были: «Я умираю невиновным во всех тех преступлениях, что мне приписали. Я прощаю кому я сделал зло своих убийц. Молю Бога, чтобы кровь, которую вы сейчас прольете, никогда не пала на Францию».

В 10 ч. 22 м. 21 января 1793 года Луи Капет был декапитирован.

Английская карикатура

Продолжение следует

@ebenbob, @Forsrof, @SenatorI, большое спасибо за донаты! @MajorKusanagi, мое почтение!

Улыбнули сообщения при донатах)