Хорошо, когда есть возможность в любой момент выехать с поля чтобы немножко отдохнуть, посидеть в тёплом туалете и поваляться в горячей ванне. Плохо, когда в городе тоже нет ни горячей ванны, ни тёплого туалета, а вместо мягкого дивана приходится спать на панцирной кровати. Собственно, именно поэтому я и не рвался выезжать с поля – никакой особой разницы между жизнью в балке и жизнью в общежитии, составленном из почти таких же балков в общем-то и не было. Туалет типа «очко», душ вместо ванны… Разве что телевизор посмотреть вместо вековечного радиоприёмника «Океан». Так что ехать на отгулы и не хотелось: что мне делать в чужом пока ещё для меня Нарьян-Маре, где ни друзей, ни жилья своего не было. Но тут вмешалось высокое начальство, постановившее вывезти инженера-геофизика Зубенина Д. И. на отгулы. С начальством спорить я не решился, поэтому с озера Вижас вылетел в г. Нарьян-Мар вместе с Марсом и его рабочим Юрой Ишметовым, которых заменил Яков Карлович с Турыстом, тем самым, что подарил мне спиннинг.

Вертолёт забросил нас в село Нижняя Пёша и улетел к оленеводам на Канин Нос. «Наши» вертолёты вовсю использовались для местных перевозок помимо работы на геологов, что и не удивительно: в редкие деревни и сёла, разбросанные по побережью Баренцева моря только на вертолётах да на кукурузниках и можно было добраться. Ну или в короткую летнюю навигацию. Так что для местных наша работа была только за счастье – лишняя возможность сгонять в Нарьян-Мар за покупками!

В общем, вертолёт наш улетел, поэтому пришлось нам часа четыре болтаться по селу изучая местные достопримечательности. Достопримечательностей оказалось ровно две: деревянный магазин и не менее деревянный двухэтажный аэропорт. В магазине мы купили буханку замечательного, обалденно душистого хлеба с колбасой из оленины, после чего отправились в аэропорт, где и остались ждать свой вертолёт, любуясь, как деревенское стадо густо минирует своими лепёхами аэродромное поле.

Вечером вертолёт забрал нас из Пёши и мы наконец-то добрались до Нарьян-Мара. В аэропорте нас встретила партийная вахтовка, на которой я и добрался до своего общежития в посёлке Факел, где и завалился спать, чтобы рано утром быть разбуженным секретаршей начальника партии. Постучавшись в дверь, она объявила, чтобы я срочно подошёл к начальству по поводу получения квартиры. «Какой квартиры?» - изумился я, но секретарша уже упорхнула, оставив меня в глубоком изумлении. Нет, я конечно слышал, что в Нарьян-Маре, в посёлке Искателей строится дом для нашей партии, но меня вроде бы ни в какую очередь на получение жилья не вписывали. Всё страньше и страньше, как сказала бы Алиса из Страны Чудес.

Быстренько умывшись, я отправился в контору Ненецкой партии, где был окончательно ошарашен:

– Дмитрий Иванович! Поздравляю с получением квартиры, - с порога поприветствовал меня начальник партии, улыбаясь во все свои 32 золотых зуба.

– В Нарьян-Маре? – тихонечко спросил я.

– Почему в Нарьян-Маре? – изумилось начальство. – В Новодвинске! Там дом только что сдали, народ заселяется. Тебе, как молодому специалисту, жильё выдали. Только придётся тебе туда сгонять за ордером, а то без квартиры останешься.

– Но я не хочу в Новодвинске! – ответил я, с трудом приходя в себя от неожиданного известия. – Я в Нарьян-Маре жить хочу!

– Дурень! – оборвал меня начальник. – Такими вещами не разбрасываются! Три дня даю на то, чтобы слетать в Новодвинск и в понедельник жду на работе. В аэропорт подвезу - дуй за вещами.

Так что через час я уже сидел в самолёте, увозящем меня в славный город Архангельск, а ещё через три – заходил в здание Новодвинской геофизической экспедиции.

– Ой, не успеешь получить ордер! – испереживалась кадровичка, выписывая мне бумаги для его поучения. – Пятница же, сокращённый день!

– Успею! – выбегая из отдела кадров с бумагами в руках, ответил я. Деваться-то мне было некуда: или получить ордер, или ночевать на вокзале до понедельника.

– Не успеете, у нас рабочий день заканчивается! – в голос завопили тётки из ЖЭКа, когда я прибежал за ордером.

– До конца работы ещё целый час – у вас на дверях написано! – я прекрасно видел, что тётки уже готовились слинять домой пораньше, всё-таки пятница, поэтому возиться со мной им совсем не улыбалось.

– Ну это же долго, - протянула одна из них.

–  Ничего, я подожду, - сев на свободный стул и достав из сумки книжку, ответил я. – Всё равно идти мне некуда.

Немножко пошушукавшись, тётки вытащили из шкафа здоровенную папку, в которой неожиданно быстро обнаружился искомый ордер. Через пять минут, расписавшись в получении, я отправился разыскивать дом номер 28 по улице Советов, где меня ожидала новая квартира. Не могу сказать, что я был этому очень рад: если честно, то Новодвинск мне не нравился. Очень уж он был вонючим из-за Архангельского целлюлозо-бумажного комбината. Да и вообще – я же хотел жить и работать в Нарьян-Маре. Новодвинск в мои планы вообще не входил! Только через пару лет я осознал, какой счастливый билет вытащил этим сентябрьским вечером, а пока был не очень-то счастлив. «Ну ничего, устроюсь пока здесь, а потом обменяю квартиру на Нарьян-Мар» - успокаивал себя я.

Добравшись до своего нового дома, я нашёл старшую по дому, которая вручила мне ключ от квартиры и набор юного сантехника: слив в унитаз, два смесителя для воды и душевой шланг с рассеивателем. На мой немой вопрос она, пожав плечами, ответила:

– Мы их специально сняли, чтоб не открутили. Держи газовый ключ – потом вернуть не забудь.

Поблагодарив домохозяйку, я отправился на пятый этаж, где ждала меня совершенно новенькая, моя собственная квартира. Никогда до сих пор у меня не было СВОЕЙ квартиры и вдруг появилась. Что делать с этим, неожиданно рухнувшим на голову счастьем я не знал, поэтому для начала прикрутил все краны на место, после чего принял настоящую горячую ванну.

Какое всё же это блаженство – поваляться с книжкой в наполненной обжигающе-горячей водой ванне! Разве может сравниться с ванной двухмесячное мытьё в тазике под радостное пение комарья и мошки? Горячая вода расслабляет натруженные в поле мышцы и ты зависаешь в ней, как в невесомости, чувствуя как уходит из тела усталость и тревога… Главное, вовремя успеть подхватить падающую в воду книжку и отложить её в сторону, а потом понежиться ещё минут двадцать-тридцать-сорок, время от времени добавляя горячей воды в остывающую ванну.

Вдоволь повалявшись в ванной, я пошёл осматривать квартиру и она меня сумела удивить. Во-первых, в ней была какая-то невообразимо огромная кухня с выходом на балкон и электрической плитой. После родительской кухоньки в хрущевке моя смотрелась просто гигантской (мой сосед Вовка Антонов года два жил на кухне – соорудил себе там лежанку и стол, а комнату использовал исключительно в качестве хранилища всяких рыболовных принадлежностей). Комната тоже была очень большой – 22 квадрата, по тем временам весьма большой метраж. Ещё в квартире был встроенный шкаф с полками и вешалкой для одежды. Ну и совмещённый санузел с ванной и унитазом. А ещё там были настоящие северные трёхстворчатые окна – таких окон я больше ни разу нигде не встречал. Вот только лампочка в квартире была одна-единственная, в ванной комнате. Там я и заночевал, поспав прямо в ванне на своей собственной куртке. На следующий день, в субботу я, сходил в магазин, купил ведро со шваброй и веником, после чего устроил в квартире традиционный субботний армейский ПХД (парково-хозяйственный день): вымыл пол и очистил всё от пыли и извести, оставшейся от строителей. Домохозяйка щедрой рукой выдала мне два стула и раскладушку, так что следующую ночь я спал уже почти прилично.

А в воскресенье я улетел обратно в Нарьян-Мар, поскольку полевой сезон ещё не закончился, а стало быть в поле меня ждут мои друзья-товарищи.

P.S. Вот почему так получается, что пишешь, стараешься, подбираешь красивые слова, а в итоге получаешь пару десятков плюсов? А как напишешь дурацкий пост-ответ про трусы-копилку, так неделю обсуждать будут и топового автора дадут. Даже обидно как-то. Подходит к концу моя история про полевой сезон 1990 года. Нынче получилась не совсем про поле, а совсем даже наоборот. Надеюсь, вы не против будете?

Особенно тяжко доставалось нашей бригаде, поскольку наш водитель Саня Бугров в этом сезоне практически впервые сел за рычаги вездехода и ездить по лесу жутко боялся. До такой степени, что иной раз Якову Карловичу приходилось идти перед вездеходом, показывая водителю безопасный путь. Естественно, что подобный способ передвижения не обходился без приключений: однажды наш вездеход въехал меж двух берёз так «удачно», что повис в воздухе, когда берёзы, раздвинутые мордой ГТС-ки сошлись обратно и зажали его примерно по середине корпуса! Ни о каком движении не могло быть и речи – вездеход просто не доставал до земли гусеницами, а стало быть не мог сдвинуться с места. Часа три мы выпиливали его из берёз, поскольку из всего шанцевого инструмента у нас были только топоры да двуручная пила – знаменитая «Дружба-2». А пилить-то приходилось практически лёжа, вровень с землёй, чтобы не оставлять пеньки, иначе вся наша работа была бы напрасной. В общем, провозились долго, зато Саня в этот день узнал много нового о себе, своих умственных способностях и особенностях своей анатомии.

Бригадам Игоря и Марса повезло больше, поскольку их водитель Вовка Смирнов водил вездеход чуть-ли не с закрытыми глазами. Водила он был действительно классный: лихо пролетал по болотам и легко форсировал любые речки, в которых Саня Бугров регулярно застревал. Но к концу сезона Саня всё же научился водить свою колымагу: может и не так хорошо, но и ненамного хуже Володи Смирнова.

Ну а больше всего наши «маслопузые» любили тырить друг у друга что-нибудь из вездехода: хоть отвёртку, хоть банку солидола о обязательно нужно было спереть. Так что вечером после встречи вездеходов по лагерю частенько раздавалось:

– Вовка, гад! Ведро спёр! Ну ничего, я у него накидной на 24 увёл.

На следующей встрече они торжественно обменивались свистнутыми ключами, вёдрами и банками с тосолом, чтобы через полчаса снова что-нибудь увести из соседского вездехода. И так они развлекались практически весь сезон.

Ну а мы работали. Устанавливали датчики, растягивали электрические линии, возились с движком. Парни время от времени менялись в бригадах и только я оставался в бригаде начальника. Практически с первого дня Яков Карлович с истинно немецкой педантичностью всерьёз задался целью сделать из меня оператора ЦЭС-2: гонял по всей станции, учил её включать, настраивать, проводить проверки, менять режимы записи – так что через пару недель я вполне спокойно мог его заменить на ночном дежурстве. Да-да, именно так – у нас были ночные дежурства на станции.

Всё дело в том, что не во всех режимах станции можно было записать качественные вариации магнитотеллурического поля: если на высоких и низких частотах поле штормило всегда очень сильно, то на средних частотах мы чаще всего наблюдали полный штиль. Насколько я знаю, сейчас эту проблему сумели обойти более чувствительной аппаратурой и более качественной обработкой записанных материалов, но в те времена приходилось иной раз по неделе ждать, когда поле на средней частоте наконец-то начнёт «гулять». Причём по закону подлости гуляло оно практически исключительно по ночам, поэтому и приходилось сидеть ночами перед станцией, благо два года в роте охраны приучили меня «стойко переносить тяготы и лишения караульной службы». Особенно если под руками имеется кружка с горячим чаем и томик Ильфа и Петрова.

Многие могут удивиться – зачем столько сложностей с записями поля? А дело всё в том, если высокие частоты дают информацию о самой верхней части Земли (примерно до 50 м), а низкие отвечают за очень большие глубины от 2 км и ниже, то средние частоты отвечают за самую ценную глубину – от 50 метров до 1-2 км. До такой глубины можно легко добуриться и даже докопаться, например, глубина карьера знаменитой алмазоносной трубки «Мир» около 750 метров. Естественно, пропустить такой диапазон частот мы никак не могли.

Чтобы не было скучно сидеть за станцией, начальник решил обучить нас с Андреем Горбуновым, который в первое время прописался в нашей бригаде, преферансу. За игрой время пролетало незаметно и даже весело, так что иной раз мы умудрялись засиживаться за пулькой до утра, попутно записывая капризные средние частоты. И вот, как-то раз, закончив всю работу на точке и проиграв в карты часов до 2 ночи, начальник решительно сказал:

– А может, нам взять да переехать на следующую точку? Чего ждать-то?

И правда, пока стояли белые ночи, переезжать с одной точки на другую можно было и по ночам – лёгкие сумерки нисколько этому не мешали.

Разбудив Саню Бугрова, мы разбежались собирать лагерь и установку, под бухтение водителя:

– Совсем, что ли сдурели, картёжники? Куда ехать-то собрались? Ночь на дворе!

С трудом успокоив Саню большой кружкой крепкого чая и огромным бутербродом с повидлом, мы закидали вещи в вездеход и тронулись в путь. На счастье, следующая точка располагалась неподалёку от старого тригонометрического пункта, чью вышку было видно за пару километров.

Тригонометрический пункт, он же тригопункт – геодезический знак, координаты и высота которого определена с очень большой точностью. Выглядит он как бетонный столбик, над которым возвышается вышка, иной раз высотой в десять метров, а то и выше. Установкой таких пунктов занимался, например, Георгий Федосеев, знаменитый автор «Злого духа Ямбуя» и других, не менее замечательных книг. Сейчас, в эру GPS и космических технологий тригопункты потеряли свою ценность, но в те времена это был единственный способ точно привязаться на местности.

Наш тригопункт оказался совсем уж ветхим, ставили его скорее всего ещё в 30-х годах. Палатку мы приткнули неподалёку от него, сразу установили станцию, раскинули датчики, завели мотор, поставили первую плёнку на запись – и завалились спать, поскольку к этому моменту все уже бродили как зомби. Всё же ночные переезды не способствуют бодрости и активности.

Как обычно, первым проснулся я - жаворонковая натура и шило в одном месте никогда не давали мне долго спать. Для начала я прибрал вещи, разбросанные вокруг вездехода, слушая возмущённые вопли начальника, доносившиеся из палатки:

– Господи, студент! Когда ты уже угомонишься!

Угомониться мне совсем не хотелось, поэтому аккуратно сложив и накрыв брезентом ящики с продуктами, я занялся обедом. А ещё через полчаса, привлечённый запахом приготовленной еды, из палатки начал выбираться народ. Яков Карлович, по заведённой привычке, начал утро с зарядки – всегда завидовал этой его черте характера – вне зависимости от погоды и настроения ежедневно делать зарядку и купаться. Купаться я с ним тоже ходил, но вот зарядку делать наотрез отказывался. Умывшись, народ разобрал чашки и расселся обедать.

–  А где Андрей? – неожиданно спросил Яков Карлович. – Он уже пообедал?

– Нет, никто ещё не ел, - ответил я. – Может, он не проснулся?

Мы заглянули в палатку, но там его не оказалось.  Не было его и в кабине вездехода, и в кузове. И за палаткой он тоже не прятался.

– А мы его случайно на старой точке не оставили? – спросил Саня.

– Да вроде не должны были, - с сомнением в голосе произнёс начальник. – А если оставили, то он должен догадаться нас по следу найти. Но, наверное, нужно навстречу к нему пойти, мало ли что.

Для начала я решил забраться на тригопункт, чтобы посмотреть сверху – не видно ли где нашу пропажу. Вооружившись биноклем и фотоаппаратом я полез вверх по скрипящей конструкции и на маленькой площадке на самом верху тригопункта наткнулся на безмятежно спящего Андрея.

– Блин, Андрюха! – растолкал я его, – Мы тебя уже час разыскиваем, а ты тут запрятался!

– Ты знаешь, меня в палатке комары задолбали, я сюда и залез, - немилосердно зевая, поведал мне Андрей. – А тут так классно: солнышко греет, ветер комаров сдувает… Я и уснул.

Прокричав с тригопункта, что потеря нашлась и продемонстрировав её стоящим внизу начальнику и водителю, мы решили осмотреться вокруг. А посмотреть было на что – с вышки открывался просто великолепнейший вид на окрестности. Только ради этого зрелища стоило залезть на столь ненадёжную и ветхую десятиметровую конструкцию. Когда ещё получится посмотреть на северные болота с высоты птичьего полёта?

Ну вот, очередная часть моей истории написана. Комментируйте, ругайте, критикуйте, спрашивайте - у нас с вами прекрасные беседы получаются.

Наша база стояла в небольшом леске, отделяющем деревню от большого колхозного картофельного поля. Оборудована она была весьма неплохо: на базе имелись баня, здоровенный склад, пара туалетов и 7 балков-вагончиков, классических «Геологов».

У нас было даже два колодца, которыми к тому же регулярно пользовались и деревенские. Всё было хорошо кроме продуктов, которых, по сути, практически не было: на дворе стоял июнь 1991 года. После ревизии склада, я раскидал продукты по людям и вот что у меня получилось на месяц на одного человека: килограмм вермишели, полкило сахара, 8 банок борща, 4 банки солянки, 4 банки зельца и по паре солёных, с запашком, рыбины. Ну и ещё для курящих по 10 пачек «Стрелы» и турецкий чай, который мои работяги вполне активно смолили вместо табака. Ах да! Ещё был хлеб, который раз в три дня завозили в деревню Кувакино километрах в пяти от нашей базы. Правда, кроме хлеба там практически ничего больше не продавалось. Даже водка, что огорчало моих работяг, зато несказанно радовало меня. В общем, весь сезон у нас прошёл под знаком поиска чего бы пожрать.

Поначалу рабочие пытались выкапывать картошку на колхозном поле, но только что высаженная картошка была мелкой, зелёной и в еду совершенно не годилась. Купить что-то у местных тоже было не реально: все вокруг выживали, в основном, только за счёт своих огородов и делиться особым желанием не горели. Разве что одна из бабушек, державшая коз, угостила нас козьим молоком и сыром за привезённые ей из леса дрова.

Фантаст от сохи

Как-то раз Колька Беляев, один из моих работяг, предложил съездить в Кувакино.

- Там Молдаван пообещал подкинуть морковки с картошкой, да соленьев немного – давай к нему сгоняем, заодно и по хозяйству чем-нибудь поможем.

Про Молдавана, многодетного бригадира местных химиков-смолокуров, я к тому времени был наслышан, и конечно же, согласился съездить посмотреть на него. Тем более, что можно было разжиться хоть какой-то едой. Сейчас-то это кажется смешным, а в то время, когда на мне висели две бригады – своя и топографов, всё время приходилось выдумывать, чем бы их накормить.

Химики – осуждённые на исправительные работы по лёгким статьям, или выведенные из зоны за хорошее поведение, но досиживающие срок на исправительных работах. В районе Грязово росли шикарные сосновые леса, где химики занимались сбором сосновой смолы, или как его ещё называют – смолокурением.

Настоящая фамилия Молдавана - Баранников, но все в деревне, в том числе и его жена, называли его только Молдаваном и никак иначе – прозвище прилипло к нему насмерть и никто толком даже не помнил, по какой причине его так окрестили. В своих мыслях я представлял его похожим на Будулая из фильма «Цыган» - крепким, кудрявым и черноволосым. Реальность расставила всё по своим местам.

Передо мной за столом, накрытым изрезанной и довольно грязной клеёнкой, сидел весьма субтильный мужичок с жидкой бородёнкой, одетый в драную телогрейку без рукавов. Вокруг него по избе, по печке и даже под столом носилась и галдела толпа детей возрастом от года и старше, вплоть до 15 или 16 лет. Сколько их было, я сказать затрудняюсь, поскольку в этом броуновском движении всё время возникали какие-то новые лица. Молдаван, не обращая на своих отпрысков ни малейшего внимания, в этот самый момент увлечённо рассказывал, что он придумал самый верный способ заработать много денег – написать фантастический роман.

- Ну вот, ты прикинь! – доказывал он мне. – Что там сложного-то? Сейчас это модно – книжки фантастические. У меня уже всё придумано, осталось только записать: прилетели инопланетяне, мы их победили и сами в космос полетели! Классно ведь!

- Ты бы лучше баню растопил, писатель, – влезла в разговор его жена.

- Не перебивай, - ответил Молдаван. - Я тут, может, серьёзные вопросы решаю, а ты тут со своей баней! Никуда она не убежит.

И снова начал рассказывать про гениальную книгу, которую он вот-вот обязательно напишет.

Картошку с морковкой и пару банок солёных огурцов он нам действительно дал, за что получил от меня пять рублей, от которых, правда, пытался отказаться, пока на кухню не зашла жена и не забрала их у меня. Мужики ещё остались наколоть ему дров на баню да помочь прополоть огромную гряду с морковью, которая тянулась чуть ли не на километр (сложно представить, какого размера у него было картофельное поле, если только на морковку он использовал столько земли), а я отправился в лагерь с добытой едой.

С рыбалкой у нас как-то не задалось: хоть мы и стояли в каких-нибудь 200-300 метрах от Онеги, но ни разу толком не порыбачили. То ли с рыбой в Онеге напряжёнка, то ли у нас руки кривые. В общем, той пары окуней, которых мы сумели выловить, хватило ровно на одну уху. Грибов и ягод в июне ещё не было, зато было просто изобилие комаров и мошки, которые сами не прочь были питаться нами. Да так яростно, что пришлось нам перейти на ночную смену, благо ночи практически весь июнь в Архангельской области белые – можно спокойно работать хоть всю ночь. Правда в первую ночь, когда мы договорились так работать, работяги с трудом отработали пару часов, после чего стали засыпать на ходу с непривычки, но затем втянулись и работа пошла вполне успешно. Правда, без проблем всё же не обошлось.

Сложности работы в ночной период

В конце июня мы отрабатывали самый западный профиль на участке. Мы работали ночью, чтобы избежать атак мошки, которая по ночам не летала. В отличие от комаров, которым было довольно безразлично в какое время суток нас грызть.

Неожиданно прибежал ушедший вперёд Кот Матроскин – только что устроившийся ко мне на работу матрос с ледокола «Арктика», списанный на берег то ли за пьянку, то ли за драку. То ли за всё вместе.

- Там кладбище! – заорал он, подбегая ко мне.

- Какое ещё кладбище? – удивился я. Ни топографы, ни начальство мне об этом не говорили.

- Какое-какое… Настоящее. С крестами!

Я сходил с Матроскиным и убедился, что нам несказанно «повезло». Передо мной расстилалось небольшое и очень старое кладбище. Многие могилы были заброшены и только некоторые кто-то ещё до сих пор посещал. Топографы, которые рубили этот профиль, работали зимой и видимо не заметили заметённые снегом могилы. Зато по весне они вытаяли и туда пришли мы. Красота, блин.

Подошли Беляй и Миша Опехтин, ещё один из моих новых рабочих, только-только освободившийся «химик», который решил подзаработать немного денег перед отъездом на родину. Ценный кадр – он местные леса знал как свои пять пальцев: всё же два года собирал здесь сосновую смолу.

Увидев кладбище, Миша, поправив очки, спокойно сообщил:

- Я туда не пойду.

- Да, блин, чего там страшного-то? – возмутился я.

- Ага, я электрод туда воткну, ты ток пустишь, и они полезут! – Миша снова поправил очки нервным движением.

- Ну нам-то с Беляем хуже всех будет, - начал убеждать работяг я. – Мы посреди кладбища сидеть будем, а вы с электродами бегать. Будет чем отбиться! Так что не спорьте, работаем.

Если честно, то сидеть ночью посреди крестов и могил было весьма неуютно. Какие-то тихие шорохи и поскрипывания доносились со всех сторон, да ещё и утренний туман принесло с Онеги. Даже балагур Беляй затих и только нервно курил одну сигарету за другой. Надо ли говорить, что работу здесь мы доделали особенно шустро и поспешили покинуть веселенькое место!

Пьянству - бой!

Вот что было самым сложным, так это пьянка. И если с продуктами у нас всё было довольно сложно, то алкоголь мужики находили легко и непринуждённо, даже несмотря на то, что в магазинах он не продавался – по стране всё ещё шла борьба с пьянством и алкоголизмом. Как раз тогда я и придумал одну простейшую формулу, которой потом придерживался всё время, пока работал в геологии:

Мне не важно, что вы делаете у себя в балке или палатке, но если я сказал, что мы утром идём на работу – то мы идём на работу вне зависимости от вашего состояния.

Поначалу не поверили. Пока я не сводил мающихся с похмелья работяг на профиль. Как нарочно, профиль оказался в весьма сильно заболоченном месте – по такому и трезвому-то ходить плохо, не то, что похмельному. До обеда мои мужички выпили все местные источники воды и осушили болото, зато потом проблем с пьянкой у меня уже не возникало. Работяги уже сами воздерживались от возлияний до самого окончания работ.

Лето набирало силу, в лесу появились первые грибы и ягоды, и наше меню обогатилось новыми блюдами: теперь мы каждый день ели грибы жареные, грибы варёные, грибы печеные на прутике, грибное рагу с макаронами или картошкой, грибы с грибами, грибы, грибы… Верите или нет, но я их до сих пор не очень люблю.

А в начале августа нас перекинули в полевой лагерь, расположенный неподалёку от посёлка с очень романтичным названием Са́мково.

Мне довелось побывать во многих местах: в горах и в лесах, на море и в пустыне, но никогда не видел я более величественного зрелища, чем зимняя тундра.

Искали мы нефть каким-то экспериментальным электроразведочным методом. Если честно, то название я благополучно забыл, но суть его, как и у большинства электроразведочных методов одна: загоняй в землю ток и лови измерителем прошедший сквозь эту самую землю сигнал. Я сидел на генераторе и этот самый ток в землю загонял. В качестве электродов использовались тросы, засунутые в специально пробуренные скважины и электрический провод ГМП длиной в километр. Токи были соответствующие тросам - 500 В и 20 А.

Это я возле своего балка с генератором.

Как начальник генератора я имел в подчинении тракториста и рабочего, который таскал по профилю провод и подключал его к тросам. Звали моего работягу Евгением Тюфяковым, и был этот товарищ весьма интересным типом. Когда-то был начальником участка на Новодвинском бумкомбинате, увлекался волейболом и даже весьма профессионально им занимался, успел помотаться по Европам - и это в 80-х годах, когда о поездке за границу даже и не мечтали. Но потом потихоньку спился, попал на лечение в ЛТП, был уволен и устроился рабочим в Ненецкую партию. Был он мужчиной здоровенным, ростом около двух метров и весом за сто килограмм. Последний факт его всегда сильно беспокоил, поэтому набегавшись за день по профилю, обязательно спрашивал: «Дима, я похудел? Ну, правда, ведь похудел?»

Моя бригада "Ух!". Впереди тракторист Иван вяжет сеть (за зимний сезон он связал 5 или 6 сетей на продажу), ну а сзади возле генератора сидит Евгений.

Через наш профиль проходил через зимник, соединяющий Варандей с Нарьян-Маром. Зимник был довольно оживлённым, поэтому если провод пересекал дорогу, то его приходилось прикапывать во избежание зацепов и разрывов.

И вот, перетянули мы в очередной раз провод через дорогу, Женя на дальнем конце к скважине подключается, я провод к генератору подключаю, всё как обычно. Вдруг - рывок, провод у меня из рук вылетает и медленно уезжает в сторону зимника. Я сначала подумал, что это Женя на дальнем конце развлекается, в перетягивание каната поиграть решил. Я за проводом, а он от меня опять убегает - да что за ерунда такая! Посмотрел вперёд, а там - мать моя геофизика!

По зимнику мимо нас проезжали два бензовоза, у заднего на фаркопе болтается трос. И этот самый трос зацепил наш провод и потащил за собой. И хрен бы с ним, с проводом, но на дальнем конце провода, вцепившись в него руками и выпучив от страха глаза, ехал мой Евгений! Он также, как и я решил, что мы играем в перетягивание провода, поэтому быстро обмотал провод вокруг руки, а когда его потащило за машиной просто-напросто перепугался и не решился отцепиться.

Я рванул к рации и вызвал базовый лагерь, благо зимник совсем недалеко от него проходил. Выслушав меня, мужики из лагеря выскочили на перехват машины. Водила бензовоза увидав, что творится у него за спиной, резко ускорился и остановился, только проехав ещё полкилометра. После чего отцепил провод от троса и быстро слинял, пока не догнали.

Женю на базе встречали как героя: ну ещё бы, за машиной прокатился, провод спас и даже лыжи не поломал. А я ещё полдня промаялся, заматывая изолентой содранную во многих местах изоляцию провода.

А вот и олени, ну куда же в тундре без оленей-то?!

Ну и хозяева имеются.

По весне Ненецкую партию закрыли. Меня, как молодого специалиста, перевели в Новодвинскую экспедицию, а Женя уволился и ушёл из геологии. Встретил я его года через три: похудевшего и даже как будто помолодевшего. Оказалось, что за эти годы он бросил пить, и даже стал тренером юношеской команды по волейболу.

А вот это какой-то курган, или что-то похожее. Мы три или четыре таких видели: высотой примерно 2,5-3 метра, явно руками сложено, а не природное. Местные их пупырями зовут, а что это такое не знают.

Довелось мне и на АН-2 полетать. Даже взлётку для него на озере строили, правда, он на неё не сел))) Брякнулся на лёд, раза два вокруг себя крутанулся и всё!

Вот такая сегодня история.

Фамилию героя изменил по совету жены.

Фоткал на Зенит, фото мои текст мой.

Тапками кидайтесь сильно, критика приветствуется. Вообще хочется обратной связи - интересно ли, стоит ли продолжать, о чём рассказать.

Другие мои истории:

Приметы

Не будите спящего медведя

Про первый сезон и лошадь по имени Ласка, ч.1

Про первый сезон и лошадь по имени Ласка, ч.2

Пять месяцев в одиночку

Взрывчатка, собака, два вездехода

Сейсморобинзон

***

А теперь, с позволения своих читателей, я немножко расскажу про то, что такое геофизика и с чем её едят. А то понаписал тут умных слов, понимаешь, а читателю теперь разбираться с ними. Ну а кому не очень интересно, тот может смело пропустить эту часть рассказа. Итак:

Когда-то давно предки нынешних геологов бродили по миру в косматых шкурах и время от времени натыкались на камни. Сначала они этими камнями кидались друг в друга и другую добычу, а потом обнаружили, что острым краем расколотого булыжника можно весьма неплохо нарезать мясо свежепойманной антилопы на кусочки, да и шкуру им срезать гораздо лучше. Со временем люди заметили, что не все камни одинаково удобны для работы: какие-то легко крошатся и ломаются, а какие-то, наоборот, фиг обработаешь, а некоторые вообще горят! Постепенно появились знатоки камней – первые настоящие геологи. Они разбирались в свойствах камней, знали, где можно найти подходящий булыжник для топора или кремень для наконечника стрелы. Хорошо им было, первым-то, полезные камни буквально под ногами валялись! Правда, со временем всё, что можно было легко найти, было найдено и использовано – наступило время шахт, шурфов и рудознатцев с рогульками. Точность таких поисковых работ была, прямо скажем, весьма условная, так что неизвестно, сколько подобных биолокаторов получило лопатой по голове за пустую шахту, пока кто-то из умников-учёных не заметил, что над железорудными месторождениями компас начинает вести себя неадекватно. А раз так, то это же можно использовать для поиска железной руды! Так появился первый геофизический прибор – магнитометр Тиберг-Талена, бывший, общем-то, обычным компасом, по отклонению стрелки которого судили о залегающих под землёй породах. Сейчас, конечно, магнитометры гораздо более продвинутые, но суть у них осталась той-же: разделение пород с разными магнитными свойствами.

Довольно быстро люди сообразили, что разные горные породы могу весьма сильно различаться и по другим физическим свойствам, а раз так, то этим непременно нужно было воспользоваться. К примеру, все наверняка знают, что-такое сила тяжести и что она на земном шаре везде одинакова. Так? Да не совсем так, не согласились геофизики и придумали науку гравиразведку: ведь над плотными породами сила тяжести совсем на чуть-чуть, но больше, чем над рыхлыми. А раз так, то это можно использовать, например, для поисков глубоко залегающих плотных рудных тел или нефтеносных ловушек.

Или сейсморазведка, она же сейсмика или сейсма. Кто не видел разбегающиеся по воде круги от брошенного камня? А это, между прочим, те самые упругие колебания, которые используются в сейсморазведке для поисков той же нефти или газа. Упругие волны в разных породах тоже ведь по-разному распространяются. Камнями, конечно, сейсмики по земле не бьют, но сам принцип остался тот же, а в микросейсмических исследованиях до сих пор используют кувалды в качестве источника упругих колебаний.

Ну и напоследок расскажу о своём самом любимом методе – электроразведке. Тут тоже всё довольно просто: все горные породы начинают сопротивляться, если сквозь них пропустить электрический ток, вот только какие-то, например, доломиты, вообще никакой ток не пропускают, а те же угольные сланцы не просто пропускают сквозь себя электричество, так ещё и сами начинают генерировать электрический ток! Естественно, породы с разными сопротивлениями можно довольно легко разделить между собой. Остаётся только в землю ток загнать. Для этого можно использовать обычную батарею: прикрутить к ней два электрода на проводах и воткнуть их в землю. Если теперь взять мультиметр и воткнуть его щупы в землю в центре установки, то мы увидим какое сопротивление имеют горные породы на глубине, равной половине длины между электродами.

А можно вместо постоянного тока использовать переменный ток, да ещё и разной частоты (чем ниже частота тока, тем глубже он проникает в землю). А если вместо батареи или генератора использовать энергию солнца, которая возбуждает электромагнитное поле в самой земле? Сплошная экономия и удовольствие получается. Вот так и появилось МТЗ – магнито-теллурическое зондирование, которым и занимался наш электроразведочный отряд.

На ручье Логоватом

Наш отряд двигался на восток вдоль реки Товы. Места эти, прямо скажем, не самые лучшие для работы, а если точнее – то для проезда вездеходов. Вообще-то в Архангельской области преобладают равнины, но долина Товы вся изрыта глубокими оврагами, так что в некоторых местах нам приходилось устраивать самые настоящие переправы.

Погода стояла мерзопакостная, практически всё время лил мелкий, противный дождь. Так что после расстановки датчиков и запуска станции в режим записи мы, т.е. Яков Карлович, рабочий Саня Черников и я играли в преферанс или читали книжки. Всем было хорошо, кроме нашего водителя – Женьки Козлова. Практически единственным его развлечением была рыбалка, да сбор грибов, но из-за дождей вся рыба в реке попряталась и ловиться не спешила. Так что оставалось ему или спать, или ловить музыкальные каналы на радиоприёмнике. Как-то раз, не выдержав долгого сидения, Женька подхватил удочки и сказал:

– Всё! Надоело! Пойду на рыбалку. Показывайте, где здесь речка!

Стояли мы лагерем неподалёку от ручья, который назывался Логоватым. И действительно, ручей протекал по глубокому логу с крутыми берегами, а вот сам он не представлял из себя ничего интересного. Собственно говоря, это был даже не ручей, а цепочка луж, кое-как соединённых тонюсенькой струйкой воды, с трудом пробивающейся по каменистому руслу ручья. Рыбачить там было откровенно негде: лужи размером 7-10 метров в длину и метра 3 в ширину – какая уж тут рыбалка! О чём мы и поведали Женьке.

– Да и фигня! – ответил он. – Всё равно сидеть в палатке надоело! Пойду хоть проветрюсь.

Покрутив на прощание пальцем у виска, мы отпустили Женьку на ручей и продолжили расписывать отложенную пульку в преферанс. Мизера́ ходили парами, распасы увеличивали наши и без того большие горы, как вдруг в палатку ввалился довольный как слон Женька.

– Во! – он поднял над головой кукан с нанизанной на него рыбой. – Наловил!

Отвалив челюсти до самого пола, мы с изумлением посмотрели на кукан. А на нём, переливаясь в свете лампы висели три крупных хариуса и одна кумжа - так в Архангельске форель называют.

– И где? В луже что ли? – оправившись от изумления, практически в голос спросили мы.

– Ага, в ней. – Женька горделиво улыбнулся. - А вы не верили, картёжники!

Похватав удочки, мы бросились к ручью. Увы, видимо Женька умудрился выловить всю рыбу, случайно застрявшую в ручье со времени весеннего половодья. Сколько ни бегали мы по ручью, ни одной поклёвки больше не было.

В общем, хороший рыбак и в луже добычу найдёт.

P.S. Следующую часть, наверное, к концу недели опубликую - её ещё написать надо ))) Так что не теряйте - третья часть уже в работе. Пишите, комментируйте, спрашивайте - мне ваши комментарии всегда писать помогают.

Рядом с нами расположилась бригада Марса, поскольку решено было провести контрольные наблюдения, сверку работы станций и разнообразные регламентные работы. Их, конечно, можно и на болоте делать, но гораздо интереснее всё же проводить нудные работы на берегу озера, полного рыбы, с берегами, усыпанными грибами и ягодами.

Проторчали мы на озере почти неделю, ловя неожиданно шикарные деньки, которыми нас порадовало уходящее лето. Каждый день я с утра вместо физзарядки уходил в ближайший лесок за ягодами, так что к обеду на нашем столе всегда красовалась литровая кружка протёртых с сахаром лесных ягод: брусники, малины, голубики и шикши – благо ягод вокруг лагеря было просто немерено.

Днём мы пытались купаться в озере, но вода в нём была ужасно холодная, а особых моржей среди нас как-то не обнаружилось.

И всё бы ничего, но любые, даже самые длительные работы когда-нибудь да заканчиваются. Подошла к концу и наша с Марсом контрольно-сверочная эпопея. Нужно было двигать вперёд. И вот тут-то и получилась закавыка: следующая точка на профиле находилась на берегу небольшого Першина озера, а следующая за ней – на болоте. Так что тот, кто первый сорвётся с этой точки, встанет на озере, а тот, кто не успеет… Тому не так сильно повезёт. А меньше спать нужно! Так что обе бригады потихоньку готовились к рывку на хорошую точку.

Часов в шесть утра нашу бригаду разбудил начальник и шёпотом сказал: «Тихонечко грузим вездеход, пока соседи не проснулись!» Стараясь не шуметь, мы начали грузить вездеход, аккуратно и о-о-очень тихо вытаскивая станцию и барахло из палатки. После чего скинули палатку, забрались на ГТС-ку и под негодующие вопли конкурентов рванули к желанной цели. Ну, как рванули: 7км/ч - не очень-то высокая скорость, но всяко быстрее, чем пешком. Видя, как хорошая точка ускользает у них прямо из-под носа, орлы Марса собрались на удивление лихо и пустились за нами в погоню.

Гонка двух беременных барахлом вездеходов - это эпическое зрелище, по красоте не уступающее марафонскому забегу черепах или гонкам муравьёв на улитках. Наш ГТС медленно прёт по берегу озера, а в полукилометре от него тащится вездеход конкурентной бригады. Кажется, он догнал нас на целых 50 метров! Женька, газуй! А-а-а-а, конкуренты применили нечестный приём! Они решили срезать и переплыть озеро напрямик! Такой подлости мы не от них не ожидали. Остановившись, мы с грустью наблюдали, как их вездеход медленно поплыл по озеру. Но, видимо, что-то пошло не так: неожиданно они развернулись и двинулись в обратную сторону.

– Э, испугались, слабаки! - радостно решили мы, и поехали дальше. Теперь-то они нас точно не догонят. Время от времени мы с Саней Черниковым, сидевшие на вездеходе сверху, оглядывались назад, чтобы посмотреть, что там происходит у наших конкурентов. Но их вездеход так и не увидели. Зато неожиданно увидели бегущего за нами человека. Время от времени он останавливался и махал руками. И ещё он был один. Совсем один. Без вездехода. Блин... Мы забарабанили по крыше вездехода – лучший сигнал к остановке. Бегуном оказался Гриша - рабочий из второй бригады.

– Утоп вездеход, вытаскивать надо, - сообщил он, отдышавшись, - Вы обратно поезжайте, а я к топографам пробегу, у них ещё вездеход попрошу. И Гриша побежал дальше к лагерю топографов, обосновавшихся на южном конце озера. А мы отправились обратно. Пока мы ползли по берегу, мимо нас по озеру пролетел вездеход топографов. «Вот блин, - подумал я, - Пока мы доползём, спасать уже некого будет, опоздаем».

Как же я ошибался! Когда мы подъехали, то застали прекрасную картину: «утопленники» в трусах и телогрейках на голое тело прыгали вокруг здоровенного костра, пытаясь согреться.

– А где вездеход? - подбежал я к Марсу.

– Вон видишь, пузыри идут? Вот там и вездеход, - Марс ткнул пальцем в сторону озера.

Вездеход утонул полностью, не дотянув до берега метров двадцать. И утонул он по очень дурацкой причине: дня за два перед выездом Яша Дитятев, водитель вездехода, чистил и мыл лодку (так называется кузов ГТС-ки), а потом слил воду через специальные отверстия в днище. Всё бы хорошо, но затем он забыл их закрутить обратно! И когда они рванули напрямик по озеру, то вездеход очень быстро начал набирать воду. Испугавшись, Яшка начал поворачивать вездеход, но во время разворота тот зачерпнул воды бортом и моментально отправился на дно. Парней спасло только то, что в кабине были открыты верхние люки, через которые они и выбрались наружу.

Чтобы вытащить эту махину, нужно было для начала нырнуть в озеро и зацепить трос за фаркоп – специальный крюк с замком на морде вездехода. А для того чтобы нырять, нужен был доброволец: вода-то в озере была градусов семь, если не меньше, несмотря на солнечную погоду.

Первым попытал счастья сам Яша, но сил ему хватило только на то, чтобы вытащить из вездехода трос и закинуть его на кабину. И теперь он исполнял танец маленького лебедёнка, прыгая в телогрейке вокруг костра.

Следующим решил попытать счастья я – ну не мог же я пропустить мимо такое приключение! Да и прожив всю жизнь на берегу не самой тёплой реки Камы, считал, что сумею справиться с этой задачей.

К месту крушения меня подвёз на лодке Вовка Смирнов, наш прошлогодний вездеходчик, нынче работавший в бригаде топографов.

– Ты, когда на кабину встанешь, постой, привыкни, сразу не ныряй. Так легче будет. – давал он мне советы, пока я раздевался в лодке.

И вот наша лодка остановилась над вездеходом. В чистой воде его было прекрасно видно – казалось что глубины тут всего ничего, каких-нибудь полметра, не больше. Лежащий на дне, выглядел очень красиво и даже таинственно: как будто затонувший в давние времена крейсер. Набрав побольше воздуха, я нырнул. Ох, ё-ё-ё-ё! Такое чувство, что я очутился в котле с кипятком! Воздух с шумом вылетел из моих лёгких, которые сжались до какого-то микроскопического размера. Я схватил лежащий на куче груза трос и пулей вылетел на поверхность.

– Ну и как водичка? - ехидно поинтересовался Вовка. Я бы ему обязательно ответил, вот только воздуха в лёгких практически не осталось, то я только разевал пасть, пытаясь сделать хоть какой-то вздох. Мне было холодно. ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ХОЛОДНО! Наконец, мне удалось чуть-чуть отдышатся, стоя на кабине затонувшего «броненосца». Между прочим, глубина оказалась весьма порядочная – стоял я на кабине в полный рост, да ещё и на цыпочках и при этом моя голова практически полностью была под водой. Так что дышать мне приходилось, вытягиваясь как можно сильнее. Наконец я отдышался и нырнул снова, теперь уже с тросом в руках. Мордой вездеход очень неудачно воткнулся в резко поднимавшееся в этом месте дно озера, поэтому во второй раз я с только и успел, что нащупать фаркоп и открыть его, после чего снова вынырнул, чтобы отдышаться. И только на третий раз мне удалось зацепить трос за фаркоп, после чего я передал второй конец троса Вовке и сам вскарабкался в лодку.

Боже, как меня трясло! Ни до, ни после меня так больше не трясло, как в этот день. Каждая клеточка в моём теле отплясывала свой собственный танец, руки и ноги ходили ходуном, а зубы исполняли чечётку. На берегу на меня тут же надели телогрейку и отправили греться к костру, а мужики отправились вытягивать вездеход зацепленным мной тросом из озера. Вытаскивали его двумя вездеходами – сил одного явно бы не хватило для такой задачи.

Спасение вездехода длилось часа три: рвались тросы, разгибались крюки на чокерах, слетали гусеницы... Но вот, наконец, наш «утопленник» застыл на берегу, весь облепленный водорослями, тиной и макаронами из расплывшегося в воде крафтового мешка. Особенно красиво смотрелась полная воды кабина вездехода в которой, как в аквариуме, плавали документы Марса, его топографические карты и даже маленькая рыбёшка, заглянувшая в вездеход из любопытства.

А потом вездеходчики слили воду из двигателя и попытались его запустить. Завёлся движок неожиданно легко, окатив Марса струёй воды из выхлопной трубы. Прочихавшись, дизель начал работать весьма ровно, так что мы разошлись по машинам и в темпе похоронной процессии отправились к лагерю топографов – утопший вездеход, набравший воды, тащился за нами еле-еле. Там мы оставили потерпевших, а сами отправились на новую точку – теперь нам не были страшны никакие конкуренты: Игорь застрял на Мегре из-за проблем со станцией, а Марсу нужно было сушить станцию и вещи, прежде чем его бригаде можно будет двигаться куда-нибудь дальше. Да и с продуктами у него стало очень плохо – если консервам любое затопление нипочём, то ни круп, ни сахара у него не осталось. Всё было испорчено напрочь.

Во время вечернего сеанса связи мы связались с пострадавшими.

– Привет, Марс, как у вас дела? - спросил Яков Карлович по рации.

– Сгорели, - ответил Марс.

– В смысле, сгорели? Вы же только что утопли? - обалдело спросил начальник.

– Ну вот, палатку да барахло сушили, да перестарались...

Аплодисменты, занавес.

***

А случилось вот что. Мужики поставили палатку, установили в неё солярную печку под названием «Апсны» и раскочегарили её по полной программе. В палатку затащили сушиться спальники, одежду и станцию ЦЭС-2, а сами отправились в палатку к топографам, благо сейчас она стояла пустая: все рабочие выехали на отгулы и в лагере оставался только Вовка Смирнов посторожить да порыбачить – очень уж он это дело уважал.

Работяги сидели в палатке у Вовки, а Марс сушил рабочие бумаги, сидя на стульчике возле печки в своей палатке. Как так случилось, что печка упала, он не объяснял, но разлившаяся из неё соляра моментально подожгла просушенную к тому времени палатку. Марс выскочил из неё и заорал: «Пожар!» Но выскочившие работяги потушить её уже не успели – хорошо высушенная палатка сгорает за какие-то секунды. Заодно обгорели сушившиеся в палатке спальники и одежда. Особенно не повезло Грише – в пожаре у него сгорел и паспорт, и военный билет. Он потом ещё полгода восстанавливал свои документы, бегая по всем инстанциям. Обгорела и станция – теперь ей требовался довольно сильный ремонт, который в поле было явно не провести. Повезло ещё, что остались целыми все рабочие материалы: запакованные в герметичные мешки, магнитофонные катушки с записями вариаций магнитотеллурического поля лежали в палатке у Вовки Смирнова. Иначе два месяца работы прошли бы насмарку. Но и без этого ущерб был катастрофический – бригаде требовалось выехать с поля, чтобы отремонтировать станцию, восполнить запасы продуктов и получить новую одежду, спальники, раскладушки и палатку.

P.S. Каюсь, года три назад я эту историю уже выкладывал, но не выложить её сейчас никак нельзя - без неё будет неясно, что же дальше происходило. В своё оправдание могу сказать, что текст я довольно сильно изменил, добавил детали и подробности, о которых раньше не писал.
Ну и как всегда по традиции: пишите комментарии, ругайте, критикуйте, спрашивайте - всем отвечу, всех выслушаю. Я всегда очень рад вашим комментариям.

В общем, нам оставалось пара дней до прилёта вертолёта. Я уж было совсем обрадовался, что вынужденные отгулы проведу на берегу Першина озера, но тут Якова Карловича клюнул жареный петух.

– Да мы же за два дня успеем ещё одну точку сделать! – воскликнул он. – Мы начнём, а ты допишешь. Допуск к самостоятельной работе я тебе оформлю, и будешь ты у нас техником-геофизиком.

Предложение, конечно, лестное – не всякого в студенчестве до техника поднимают, но вот уезжать с озера мне совершенно не хотелось. Тем более что следующая точка намечалась на болоте, а неделя на болоте и неделя на озере это, как вы понимаете, две большие разницы. О чём я и сообщил начальнику. Но Яков Карлович был неумолим:

– Да зачем мы здесь торчать будем-то? А так хоть лишнюю копеечку заработаем.

Начальника совершенно неожиданно поддержал и Саня Черников, пришивающий очередную заплату на свои многострадальные штаны и даже Женя Козлов, готовивший свой обычный «ночной» бутерброд из половинки батона, намазанного яблочным джемом со сгущёнкой. Съедал он его просыпаясь часа в два или три ночи и объяснял это тем, что без него дальше заснуть уже не сможет.

– Враги, - сообщил я своим бывшим товарищам, но согласился. А куда деваться-то. Да и получить повышение тоже хотелось. Так что на следующий день мы снялись с Першина и двинулись по профилю дальше на восток. На новую точку.

Правда, проехали мы не очень далеко. Не успели проехать и двух километров, как резко загромыхала гусеница с правой, пассажирской стороны. Женька резко затормозил.

– Похоже, гусеница слетела, - сказал он. - Глянь со своей стороны.

Я выглянул из кабины. Гусеница была на месте. А вот звёздочки, которая должна эту самую гусеницу крутить, не было. Потому что валялась она метрах в пяти позади вездехода. И без неё никуда уже не уехать, ни на новую точку, ни на старую.

– Приехали, конечная! - грустно сообщил Женька после осмотра. – Вал на звёздочку срезало. Надо или вал новый заказывать или бортовую.

Бортовая – эта такая железная коробка с кучей шестерёнок, к которой крепится звёздочка. А привезти её могли только с тем же вертолётом, который увозил народ на отгулы.

– Ну вот, я же предлагал остаться на Першине, - злорадно сообщил я Якову Карловичу, хоть и понимал, что поломка произошла офигительно вовремя. Народ с отгулов вернётся вместе с бортовой и мы дальше отправимся после ремонта. А так застряли бы из-за неё ещё на неделю.

Место поломки, правда, было совсем уж отвратительное: глухой, тёмный ельник, и при этом совершенно безводное. До ближайшего болота: не ручья, не озера, а именно болота, куда можно сходить за водой, было около полкилометра. Сторожить в таком месте было не просто грустно, а очень даже страшно – очень уж неприятное ощущение исходило от этого леса. Знаете, бывают такие места, которые хочется покинуть очень быстро. А ещё мы, когда искали воду, наткнулись на какую-то древнюю развалившуюся избушку, поставленную неясно кем, неизвестно когда и непонятно для чего. Ни реки для рыбаков, ни приличного места для охотников… Тайна, однако.

В общем, оставаться сторожить лагерь в этой глухомани я отказался наотрез, да и Яков Карлович меня в этом поддержал. Тоже, видимо, место проняло.

Так что решили перевезти меня в лагерь к Игорю – там и Мегра под боком, и Андрюха с Нафаней. Вместе сторожить всяко веселее, а в эту глухомань вряд ли кто заберётся. На вечерней радиосвязи я спросил у Игоря, что привезти с собой из продуктов, на что Бродяжка, как прозвали Игоря за его вечные амурные похождения, что у них всё есть и ничего не нужно. Разве что ружьё у Якова Карловича взять попросили, вдруг да поохотимся.

И вот наступил день вылета. Мы сложили все ящики с продуктами и аппаратуру в вездеход, аккуратно укрыв их брезентом, а в палатке оставили только раскладушки со спальниками – что им в палатке сделается-то?

Народ переоделся в цивильную одежду, похватал гостинцы от зайчика в виде вёдер с брусникой и банок с солёными грибами и выдвинулся на вертолётную площадку. Первую посадку вертолёт сделал у нас, после чего забрал погорельцев-утопленников с Куприянова озера и перелетел на Мегру, где высадили меня и забрали Игоря с Павлом Петровичем, старым, но очень крепким пенсионером-трактористом из Вологды, устроившимся работать водителем в Нарьян-Маре и теперь мотавшемся по всей Архангельской области с дурными геофизиками.

Секретный аэродром

Лагерь Игоря стоял на высоком берегу Мегры, на маленьком пятачке сухого леса, подпираемого с западной стороны огромным болотом. С продуктами у ребят действительно было неплохо, если не считать того, что у них закончился и хлеб, и сухари и даже мука! А сидеть неделю без хлеба довольно скучно. Правда, у них ещё был небольшой запас вермишели из которой в принципе можно напечь вполне съедобных лепёшек.

Для того, чтобы сделать лепёшки из вермишели, нужно просто замочить её в воде часов на 5-6. Можно и на сутки, но тогда готовьтесь к тому, что у вас может получиться кислое тесто. Или протухшие макароны – тут уж как повезёт. В общем, когда вермишель в воде размякнет, то её нужно тщательно размешать, превратив в однородную массу. Тесто готово, добавьте туда соль и сахар по вкусу и выпекайте лепёшки!

А ещё в первый же день Андрей ошарашил меня тем, что по рассказам Игоря, всего в километре от их лагеря на Мегре стоит заброшенный немецкий аэродром времён Великой Отечественной войны. Вроде как в то время здесь садились немецкие самолёты, дозаправлялись и летели дальше, бомбить Диксон и Амдерму. Естественно что мы тут же решили его посетить. Да и кто бы отказался от такого приключения!

Накачав резиновую лодку-трёхсотку и приказав Нафане сторожить, мы отправились в путь. Судя по карте, аэродром находился на самой вершине сильно вытянутой излучины Мегры. Добравшись на лодке до аэродрома, мы с Андреем вскарабкались по крутому склону и очутились на взлётно-посадочной полосе. В те времена она ещё не заросла лесом и была очень хорошо видна. То, что эта поляна предназначалась для посадки самолётов было видно невооружённым взглядом: вдоль полосы были вкопаны насквозь проржавевшие бочки, забитые углём и золой. В них явно устраивали костры, чтобы отмечать полосу для летящих в темноте самолётов. Кстати, в «Технике-молодёжи» за 1989 год как раз вышла статья про этот аэродром, правда в ней рассказывалось что полоса была покрыта железными листами, но их мы точно не видели. Обычная грунтовка, хоть и хорошо выровненная. Мы побродили вдоль полосы, спустились к речке с противоположной стороны холма по еле заметной тропинке и нашли звёздочку и пару крестов, вырезанных на сосне.

На краю поляны мы заметили старый сгоревший дом и рядом с ним ещё один, вполне себе целый. А когда подошли к нему, то обнаружили, что под навесом возле домика в лучших традициях «Особенностей национальной охоты» отдыхали пятеро явных военных вместе с егерем. Почему военных? Да очень просто: все они были одеты в новенький камуфляж, явно только-только со склада, а в те времена камуфляж выдавали только военным. Да и то не всем.

Пьяненький егерь в мятой фуражке попытался было докопаться до нас, мол, чего мы тут ходим, но был жёстко осажен крупным мужчиной, сидевшим во главе стола.

– Кто такие? – спросил он нас хорошо поставленным командирским голосом.

– Геофизики, - ответили мы. – Неподалёку отсюда лагерем стоим, решили вот сюда съездить.

– Геофизики – это хорошо! – подумав, ответил командир, которого я мысленно тут же назвал полковником. Было в нём что-то такое, полковничье. – А рыба в Мегре есть, геофизики?

– Да какая рыба, - сказал Андрей. – По Мегре сейчас грязь одна идёт после дождей. Попряталась рыба.

– Ну ничего, порыбачим, - пробасил полковник и спросил, не нужно ли нам чего-нибудь.

–  Да вроде всё есть, хлеб только кончился, - ответили мы.

Военные выдали нам пару буханок свежего хлеба и мы, попрощавшись, отправились обратно в свой лагерь. Делать нам тут было уже откровенно нечего.

Поход на Куприяново озеро

Хлеб, который нам дали военные мы съели за день, так же быстро прикончили вермишель и загрустили, поскольку нового хлеба взять нам было негде. О чём и пожаловались на очередном сеансе связи. Яков Карлович предложил сходить к вездеходу Марса – у него вроде бы оставались какие-то продукты, которые нам разрешили забрать.

Прикинув по карте, что проще всего не обходить озеро, а переплыть его, мы с Андреем взяли с собой резиновую лодку. А на обратном пути решили сплавиться по речке Берёзовке, которая впадает в Мегру – так гораздо приятнее, чем тащить продукты на своём горбу пять километров по болотам.

Хотя тащить здоровенную лодку на себе оказалось тоже не самым приятным занятием – трёхсотка оказалась весьма тяжёлой, а её чехол явно не был предназначен для переноски на дальние расстояние. Но мы мужественно дотащили её до озера, а там лодка потащила уже нас, и в скором времени мы уже были в лагере топографов, где нас встретил Вовка Смирнов. За две недели вынужденного одиночества он откровенно одичал и обрадовался нам, как прянику. Мы тут же залезли в утопленный вездеход, но оказалось, что брать там особо нечего: практически все сыпучие продукты от воды испортились, остались только консервы да из мешка с мукой мы сумели набрать несколько килограммов муки.

Мука имеет интересное свойство - при намокании она склеивается и образует корку, которая не пропускает воду дальше. И вот под этой коркой можно наскрести вполне хорошей муки даже при самом неблагоприятном для мешка раскладе. Гораздо позже я прочёл у Арсеньева, что перед своими путешествиями он специально намачивал мешки с мукой, чтобы сохранить её в целости и сохранности.

Пока провозились с продуктами, наступил вечер. Тащиться в ночь обратно было бы откровенной глупостью, поэтому решили заночевать у топографов, благо кроме вездеходчика никого в лагере не было.

Я много где побывал, но такую палатку я видел единственный раз в жизни. Стояла она практически у самого берега на заболоченной почве и за то время, что в ней жили топографы, они настолько растоптали пол в ней, что до спального места приходилось добираться в раскатанных болотных сапогах! Раскладушки со спальниками стояли на этаких моховых островках, омываемые со всех сторон чёрной болотной жижей. И это при том, что буквально в ста метрах от палатки на небольшой возвышенности стоял шикарный сосновый бор, сухой и светлый.

– Вовка, а почему вы там палатку не поставили? – поинтересовались мы у сторожа-водителя.

– Так до воды далеко ходить, а тут под боком! – ответил он. Да уж такого лентяйства я ещё ни разу в жизни не встречал.

Утром Володя отвёз нас на вездеходе к Берёзовке, той самой речке, на которой мы годом ранее ловили шикарных хариусов. Сейчас, конечно, вода в ней была такая же мутная и грязная, как в Мегре, так что ни о какой рыбалке можно было даже не мечтать. Загрузившись в лодку, мы отправились вниз по течению. Речка Берёзовка мелкая и узкая, так что сплавляться по ней оказалось не так весело, как нам показалось в начале похода. Практически всё время приходилось преодолевать какие-то завалы, или подныривать под гребёнки – так называют нависающие над водой деревья, которые своими ветвями «причёсывают» всех проплывающих. Но чем ближе мы подплывали к Мегре, тем шире становилась Берёзовка, тем меньше на ней становилось завалов.

Километра два перед нашей лодкой плыла утка, причём на таком расстоянии, что подстрелить её было практически невозможно, зато мы всё время видели перед собой её белый зад. Андрюха, сидевший на носу лодки с ружьём в руках, собрал все маты и даже придумал пару новых словосочетаний, пытаясь подстрелить эту пернатую сволочь. Но утка так и не далась нам - гордо выплыв в Мегру, она, взмахнув на прощание крыльями, улетела в неизвестном направлении. Но уже совсем недалеко от лагеря Андрею удалось подстрелить копалуху (так называют самку глухаря), так что в лагерь мы вернулись, с добычей, как самые настоящие герои.

В лагере нас встретил совсем уже отчаявшийся Нафаня – он ведь ждал нашего возвращения вчерашним вечером и жутко перепугался, когда мы не вернулись. Так что на радостях даже согласился помыться, поскольку мы с Андреем затеяли банный день, т.е. вскипятили пару вёдер воды для мытья.

А через четыре, а может и пять дней прилетел вертолёт, который привёз отдохнувших геофизиков, и я вернулся обратно в свою бригаду.

P.S. Написал очередную часть истории про четвёртый полевой сезон. Не знаю, успею до Нового года ещё что-нибудь написать или нет, но после Нового года обязательно будет продолжение. Так что не теряйте :-)
Ну и как обычно, пишите, спрашивайте, критикуйте - мне очень приятно с вами общаться!