Поодаль от засыпающей девушки океан бросается на пляж соленой ватой. Неустанно и с упорством самоубийцы, что отчаянно цепляется за петлю, он жаждет поглотить созданный человеком мир, но раз за разом терпит крах. И будто в насмешку над его стараниями, по всей песчаной кромке в леденящие воды погружаются улыбчивые и бесстрашные пловцы.

Пока других бодрят холодный ветер и навязчивые стремления, Анора окончательно растворяется в грезах. Ей уже не мешают ни привычное недовольство сестры, ни скрежет тормозящего вагона метро, ни собственная тоска. Повседневная жизнь, со всеми болезненными издевками и притягательными иллюзиями, меркнет на фоне фантазий измотанного разума.

С приближением сумерек девушка откроет заспанные глаза, лениво потянется и ненадолго столкнется с неприглядной реальностью. Ей слегка за двадцать, тело полно энергии и лоснится красотой, а вера в сказку хотя и полна прорех, подобно утреннему туману, еще не окончательно растаяла. Но навязчивая мысль, что спасти ее может лишь чудо, все сильнее пугает своей неотвратимостью.

После захода солнца Анора вновь вернется к «взрослым» делам. Яркий макияж, длинные каблуки и обтягивающая одежда отдалят ее от невыразительного быта на задворках Нью-Йорка и приблизят к ночной жизни, каждый всполох которой сулит безграничные надежды. Ведь зарабатывает она не самым целомудренным стриптизом, который периодически скатывается в эскорт.

Для девушки, у которой нет ни образования, ни поддержки близких, тело выступает обезличенным инструментом, мало чем отличающимся от ножа в руках повара. Однажды ее человечность расслоилась, плоть отделилась от души и превратилась в самостоятельный субъект. В тот миг Золушка осознала, что в ее распоряжении есть нечто большее, чем невзрачная туфелька.

В совсем иной действительности завершает свою юность Иван. Сын русского олигарха с безграничным доступом к деньгам готовится к жизни, придуманной для него родителями. Скоро он вернется в Москву, где начнет работать в отцовской компании — позади останутся беззаботность, вседозволенность и несколько молодых ребят, которых одиночество превратило в его приятелей.

Иван почти не отличается от Аноры. Они оба не удовлетворены маячащими перспективами и грезят о чем-то ином. С той лишь разницей, что настоящее Ивана является для Аноры той самой недостижимой мечтой. Ее манит возможность ни в чем себе не отказывать и не танцевать по ночам для мужчин, пресмыкающихся перед своими мелочными пороками.

В «Аноре», нареченной в честь главной героини, Шон Бэйкер сталкивает лбами недавних детей, которые не до конца усвоили правила окружающего их мира. Несмотря на очевидные намеки, они продолжают отчаянно фантазировать и не желают признать, что угодили на кладбище иллюзий о легкой и красивой жизни, чей трупный аромат пропитал современность.

Ситуация преображается, когда две неприкаянные души встречаются. Приватный танец, секс с привкусом денег и немного алкоголя завершают дело — Иван и Анора находят друг в друге решение всех проблем. Непоседливый парень сможет утереть нос требовательным родителям, а ночная бабочка наконец выспится. Всего-то нужно — сыграть крохотную свадьбу. И в мгновение ока нелепая затея становится явью.

Карета, которая с наступлением полночи планировала обернуться тыквой, превратилась в забронзовевший символ грядущего счастья. Туфелька на высоком каблуке отправилась в недра шкафа вслед за вызывающим нижним бельем. А расплывчатое будущее обрело притягательные черты. Большие надежды неожиданно осуществились.

Загвоздка в том, что ничто не длится вечно — как минимум, смерть разлучит даже самых упорных. Но молодым людям не приходится ждать и ее. Спустя пару дней семейной жизни вместо костлявой старухи в их дверь стучат вежливые, но непозволительно настойчивые армяне. Родители Ивана узнали о его выходке, и долгожданное счастье вот-вот лопнет мыльным пузырем.

Картина, на первых порах неотличимая от классической сказки, не просто переосмысляет или деконструирует ее. Поместив знакомую историю в современность, Шон Бэйкер демонстрирует ее фундаментальную неуместность в текущих реалиях. Подобный слом эпох запечатлела Аличе Рорвахер в «Святом Лазаре» (см. наш текст), когда намекнула, что человечеству давно нет дела до святых с их чудесами.

«Под страхом смерти я и то не мог бы вымолвить ни слова. Я стоял, одной рукой опираясь на спинку стула, а другую прижав к груди, которая, казалось, вот-вот разорвется, — стоял, растерянно уставившись на него, а потом судорожно вцепился в стул, потому что комната поплыла и закружилась»
— Чарльз Диккенс, «Большие надежды»

Но Шон Бэйкер не ищет виновных в столь неприглядном положении вещей. В его интерпретации Иван, сознательно ломающий мечту Аноры, является таким же заложником обстоятельств, как и она. Ни достаток, ни завидные перспективы не способны уберечь от травм, идущих об руку с большими надеждами. Рано или поздно каждый споткнется о собственное эго и вместе с привкусом крови вкусит реальную жизнь.

С очередным предрассветным заревом заплаканная Анора рухнет в свою постель. Иллюзии и бесконечный праздник, так долго манившие легкостью и простотой, лягут на ее нежную кожу и сердце багровыми ссадинами. Сказка подойдет к концу еще до того, как распустится пышным бутоном. Но за спиной этой трагедии спрячется не крушение больших надежд, а освобождение от их тлетворного дыхания.

PS. Если понравился текст — ищите нас в Telegram.

Либо заглядывайте на сайт, там уже можно почитать о Дэвиде Линче — одном из самых самобытных режиссеров в истории кинематографа.

Решил покреативить в ГПТ и вот что из этого вышло. Не очень похоже, но забавно (субъективно).

Девушка Эни работает с людьми. Она танцовщица в ночном клубе и всю ночь ходит по клубу и обслуживает танцами и разговорами беспорядочно сидящих там мужчин. А по утрам Эни возвращается в маленький домик, рядом с которым всегда грохочет поезд надземного метро. В домике Эни падает без сил и спит. Её можно понять — попробуйте сами всю ночь разговаривать с незнакомыми людьми и одновременно танцевать. И всё это на каблуках, и музыка грохочет, и купюры натирают поясницу.

Однажды Эни встречает в клубе Ваню. Ваня пришел отдохнуть, потому что это единственное, что делает Ваня — отдыхает. Ваня молод и кудряв, он смеётся, всё время говорит «афигенно!» и у него безлимит на деньги. Полагаем, что это и правда «афигенно».

Ваня зовёт Эни к себе в гости. Эни надевает свои лучшие колени и, мелко семеня в тесном платье, приходит к Ване. А там такой домище, что просто... «афигенно», именно так.

Из Вани в разные стороны торчат кудри и деньги, и он постоянно куда-то тянется — то за бонгом, то за геймпадом, то за Эни. Что нащупает, тем и рад. Когда Ваня тянется не одной рукой, а сразу двумя — это значит, что он всех собирает на тусовку.

Но как известно, лучше тус могут быть только тусы, на которых ещё не бывал. А лучшие тусы всегда где? В Вегасе! Через минуту Ваня уже поливает частный самолёт шампанским изнутри. Почему богатые люди так любят летать в липких самолётах? Непонятно.

В Вегасе Ваня вдруг чувствует к Эни любовь. Он не привык ни отказывать себе, ни особенно разбираться, что он там чувствует, поэтому сразу тянется рукой к церкви — и их немедленно женят.

В глазах Эни искрится радость любви и материального обеспечения. Но и любви тоже. А как же!

В глазах Вани искрится грин-карта и радость любви. Но и грин-карта тоже. А как же!

И всё в целом идёт неплохо, но довольно скоро мать Вани и жена отца Вани Галина где-то в далёкой России заходит в интернет. А там... Галка, ты щас умрёшь! Сын Ваня женился на прости... прости, Галина, но она танцовщица.

Галина звонит Торосу.

Торос — это армяно-американский крёстный отец Вани. Торос как раз проводит в бруклинской церкви крещение, но когда звонит Галина — тут сразу не до таинств, надо бросать младенцев в купель и мчаться. Господь простит, Галина нет.

Галина командует Торосу вернуть всё как было и вот уже в дверь особняка Вани уже звонят подручные Тороса — это Юра Борисов и какой-то армянин. Даже сквозь глухую закрытую дверь видно, как блестяще играет Юра Борисов.

Подручные Тороса входят в дом и на русско-английско-матерном доносят до Вани мысль, что его родители скоро приедут сюда, в Америку, и заберут Ваню обратно туда, в Россию, чтобы он там работал. Раздается ужасный Ванин крик. Только не работать! Он же ещё так молод!

Ваня всех оскорбляет на правах сына главного босса. Эни тоже всех оскорбляет на правах жены. Юра Борисов молча сидит на диване, как Каннский лев.

Не в силах выдержать давление обстоятельств и медлительность Эни, Ваня сбегает из особняка натурально вниз по улице. Подручный армянин одновременно пытается догнать Ваню и командует Юре Борисову схватить Эни и не дать ей позвонить в полицию. Юра тянет к Эни свои пальмовые ветви.

Эни визжит, ломает мебель и подручный армянский нос. Все начинают кричать и частично гундосить, тут как раз подъезжает Торос и тоже кричит. Сцена напоминает отбраковку Кустурицы и задаёт тон всему последующему действу — отныне все будут исключительно кричать и только Юра Борисов кричать не будет. Юра будет управлять бесчисленным количеством морщин у себя на лбу.

Становится ясна сверхзадача. Нужно найти и разженить Ваню обратно, прежде чем в Америку из России прилетят родители Вани и напялят всех на Золотой глобус.

Для этого крестные армяне и Юра берут Эни, садятся в джип и всю ночь ездят по Ваниным местам. Они, как уже было упомянуто, всё время кричат и ругаются, только Юра молчит на заднем сиденье и безостановочно слепит всех исходящим от него сиянием актерского мастерства.

Под утро компания находит Ваню — он залёг на дно в стриптиз-клубе, для дополнительной конспирации напившись в сопли и наевшись наркотиков. Армяне с трудом распознают среди наркотиков Ваню и везут его в суд — разводить.

В суде выясняется, что Ваня и Эни поженились в Лас-Вегасе, то есть в другом штате, так что Нью-Йоркский суд тянет-потянет, но разженить их не может. Армяне рвут на себе волосы. В каждой сцене фильма сзади в углу экрана молчаливым свидетелем маячит Юра Борисов, играя как два Марлона Брандо. Волосы на себе Юра не рвёт — у него их нет.

Полуармянская кавалькада приезжает в аэропорт, куда прилетают родители Вани — мама Галина и папа Николай, которого безальтернативно играет Серебряков. Торос рассказывает им, что, в общем, надо лететь в Лас-Вегас. Эни пытается воздействовать на Ваню и внушить ему возмутительную мысль о взрослости, мужественности и самостоятельном принятии решений в собственной судьбе. То есть максимально не попадает в аудиторию. Эни буквально пытается оттащить мужа от трапа самолета, но тут Ваня наконец поворачивается и говорит ей, что она дура. Семейная яхта Эни разбивается о быт. Во всей это сцене солнце светит только на Юру Борисова.

Самолёт стремительно несёт всех в Лас-Вегас. Стремительнее самолёта только понимание, которое приходит к Эни о браке в целом и о браке в с Ваней в частности. Она сидит в окружении пьяного армянина и иллюминаторов. Откуда-то сбоку Юра Борисов сочувственно наливает ей водочки. Мальчик, водочки нам принеси, ноу, ви а рашнз.

Наступает грустная часть. Ваню с Эни суетливо разженивают, а потом отправляют Эни с фоновым Юрой Борисовым обратно в Нью-Йорк. Торос ещё в самом начале дал Эни честное армянское слово, что она после развода получит десять тысяч долларов отступных, и Юра должен отвезти её в банк, а потом домой.

Но банк работает с утра, а сейчас вечер, поэтому Эни и Юра ещё могут переночевать в свободном особняке Вани. Поэтому они полулежат там на диванах. Юра Борисов невероятно уютно курит с закинутой за голову рукой, одним своим видом превращая дорогущий бруклинский особняк в коммунальную кухоньку. На соседнем диване протестующе курит Эни, в перерывах между затяжками оскорбляя Юру последними словами. Юра хихикает, нейтрализуя этим оскорбления, и говорит, что Эни хорошо, но Анора лучше.

В самом конце Юра так же невероятно уютно привозит Эни на своей старой машине к её маленькому домику, рядом с которым исправно грохочет поезд. Юра смотрит на Эни взглядом мощностью до тридцати оскар-ватт, а потом достает из кармана свадебное кольцо Эни. Кольцо у Эни забрал Торос, а Юра тихонько ео подрезал и вот, возвращает. Эни, не разобравшись во взглядах и кольцах, но почувствовав момент, начинает заниматься с Юрой сексом без всякого предупреждения, скрипя копчиком об руль. Можно сказать, что это примирительный секс.

Юра, не прекращая заниматься и смотреть, молча даёт Эни понять, что секс — это, конечно, хорошо, но любовь лучше. Эни плачет прямо посередине секса. Плачет о своей судьбе, внезапном Юре, особняке с окнами в пол, человеческом достоинстве и размытых карьерных перспективах.