В аудитории было душно, как в бане, и пахло нервным потом. Полищук, доцент с лицом, будто всю жизнь искал смысл бытия и так его и не нашёл, сидел за столом, разглядывая стопку зачёток. Студенты, пыхтя, тянули билеты и строчили ответы на листочках, словно их жизнь зависела от того, вспомнят ли они, чем отличается материя от сознания. Сидоров, сжимая в потной ладони скомпилированную зачётку, чувствовал себя шпионом на задании. Он положил зачётку на стол к Полищуку и, стараясь не дышать, уселся готовиться.

Полищук, не торопясь, листал зачётки, будто искал в них что-то большее, чем просто фамилии. Его взгляд задержался на сидоровской корочке. Сидорову показалось, что доцент прищурился, как сыщик, заметивший отпечаток пальца на месте преступления. Жёлтая страница зачётки, казалось, кричала: «Я подделка! Хватайте его!» Сидоров уже представлял, как его ведут под конвоем в деканат, а потом — в военкомат, где ему вручают повестку и кирзовые сапоги.

И тут Полищук взял телефон. Набрал номер. Сидоров почувствовал, как сердце ушло не в пятки, а куда-то в район подвала восьмого корпуса.

— Алло, это деканат? Марию Ивановну, — произнёс Полищук своим скрипучим голосом.

Сидоров замер. В голове крутились варианты: выхватить зачётку и бежать? Но десятый этаж, лифт медленный, охрана внизу. Доцент успеет им позвонить. Прыгать в окно? Глупо. Признаться? Ещё глупее. Он уже мысленно прощался с дипломом, с друзьями и с коньяком, который ему уже не выпить.

— Маша, — продолжал Полищук, — что-то студентов сегодня много, езжай на банкет сама, я подъеду позже.

Сидоров выдохнул. С плеч свалился не просто камень, а целый материк. Нервные клетки, правда, уже не подлежали восстановлению. Он даже не сразу понял, что продолжает сжимать ручку, как штык.

Экзамен прошёл на удивление гладко. Сидоров, ещё не отошедший от стресса, выдал что-то про диалектику и исторический материализм, Полищук кивнул, поставил оценку и расписался в зачётке. Жёлтая страница, кажется, осталась незамеченной. Или доценту просто лень было вникать.

Внизу, у входа в корпус, Петров ждал с видом человека, который уже мысленно распрощался со своей академической карьерой.

— Ну, как? — спросил он, заглядывая Сидорову в глаза.

Первые минуты Сидоров молчал. Вернее, не молчал, а выдавал такой поток ненормативной лексики, что даже дворник, проходивший мимо, уважительно приподнял метлу. Потом, конечно, эмоции улеглись. История обрастала деталями, как снежный ком. К вечеру, за бутылкой коньяка, честно распитой с друзьями, Сидоров уже рассказывал, как чуть не сорвал банкет, и как Полищук, сам того не зная, спас его от позора. Друзья хохотали, Петров хлопал Сидорова по плечу, а коньяк лился рекой.

— За философию, — поднял стакан Сидоров.

— За диалектику! — подхватил Петров.

И они выпили, как будто в этом и был главный смысл бытия.

Больше таких историй на моём телеграм-канале ГВФ - КИИГА.