«И звери, и боги…»

Рассмотрев место повествования, перейдем к вопросу «кто?». Во вселенной «Хозуки» он неразрывно связан с другим вопрошением: «какой ты расы?».

«Хладнокровный Хозуки» почти беспрецедентная франшиза по числу задействованных рас, видов, а также «профессий» конкретных персон. Боги, божественные животные, демоны-они, «европейские» демоны, тенгу, кицунэ, баконеко, кёнши, мифологические и сказочные герои, исторические деятели, – это далеко не весь список сверхъестественных существ, а также реальных или полу-реальных людей, получивших манге (и адаптации) хотя бы эпизодическое отображение.

Видовое разнообразие достигается Эгучи-сенсей за счет двух факторов: она планомерно заселила японскую преисподнюю демонами и ёкаями, а затем, - постепенно вводила в повествование локальные сюжеты и истории, героями которых выступают любые, избранные мангакой существа, вне зависимости от «фактической прописки» в историческом, мифологическом или сказочном пространствах.

Благодаря такому приему, фантастическая этнография франшизы получилась избыточно многообразной, но такое разнообразие не помешало мангаке обозначить общественное расслоение, разделив адских обитателей на четыре основные социальные группы.

Обитатели преисподней. Пояснение из манги

Джигоку франшизы «Хладнокровного Хозуки» населен душами умерших, демонами-они – основными жителями ада, и разного рода ёкаями, перебравшимися в преисподнюю из современной Японии. Умершие проходят через суды десяти царей или отбывают положенное наказание. Они, в свою очередь, подразделяются на рядовых обитателей ада и миньонов – работников, в задачу которых входит истязание приговоренных покойников. Ёкаи же проживают в аду на правах эмигрантов, занимая здесь различные профессиональные ниши. Русалки пугают умерших, переправляющихся чрез адскую реку Сандзу, кицунэ и яканы – задействованы в индустрии развлечений, а карасу-тэнгу – сорганизованы в полицейские силы, борющиеся с разного рода правонарушениями. Рабочее или собственное место в адском обществе есть практически у каждого жителя преисподней.

Создавая персонажей манги, Нацуми Эгучи не стремится воспроизводить фольклорные стереотипы, и под ее пером демоны и ёкаи превращаются в нетривиальных, живых литературных героев, наделенных яркими индивидуальными чертами. Для франшизы такая достоверность фантастического – обязательное правило. Эгучи-сенсей добросовестно прорабатывает не только персонажей, но и скрупулезно создает собственное психологическое отображение мифических рас и народов.

Они из аниме-адаптации

Они в ее манге предстают перед читателем отнюдь не классическими злобными чертями в тигровых набедренных повязках. Для мангаки эти демоны нечто вроде «людей с рогами»: она наделяет они всеми характеристиками, присущими роду человеческому. Демоны любят, ненавидят, впадают в меланхолию, и дело здесь не только в эмоциях. Подобно людям, рогатые обитатели ада гробят себя на любимой (или ненавидимой) работе, создают семьи, заводят детей.

Очеловечивание охватывает все без исключения расы франшизы, прибавляя достоверности, казалось бы, самым фантастическим существам и монстрам. Антропоморфизация усиливает сходство мифических существ с реальными людьми, превращая джигоку франшизы в потусторонний двойник японского общества, отзеркаленный в инфернальное пространство загробного судилища. И что самое интересное, подобный прием не мешает восприятию франшизы, а еще более усиливает жутковатый реализм основной вселенной «Хладнокровного Хозуки».

Впрочем, подробная разработка адской этнографии и социологии для Эгучи-сенсей отнюдь не является самоцелью. Созданный ею фантастический «бестиарий», скорее служит средством для синтеза занимательных повествований.

Примером такой, литературной трансформации мифологического сюжета о богах и чудовищах, может служить подробно объясняемая в манге и адаптации история взаимных отношений между Ука-но митама – главной среди богинь урожая Инари даймёджин* и богиней-демоницей Дакини-тэн, выполняющей в преисподней роль директора приветственного комитета – департамента, отвечающего за физическую смерть и прерывание всех жизненных процессов в теле умирающего.

В изображении Эгучи-сан, сотрудничество этих двух, очень разных сущностей, началось с извечного конфликта божественного и демонического начал…

Переговоры Дакини и Ука-но митама

Средневековая Япония, эпоха Хэян, иноземная демоница Дакини, пристрастилась к поеданию свежих человеческих трупов. Трупоедство, само по себе уже было вопиющим кошмаром, но ситуация осложнилась ещё больше, когда Дакини заключила союз с девятихвостой лисой-кицунэ по имени Дакки. Людоедские пиршества серьезно подорвали авторитет богини Ука-но митама, - ведь её спутницами всегда считались божественные лисицы. Обеспокоенная богиня вызвала демоническую пару на разговор и потребовала прекращения всех безобразий: «…Из-за вас моя божественность пошатнулась, - заявила Ука-но митама, - люди по ошибке подумали, что я отбилась от рук и стали приносить мне человеческие жертвы… Загадочная женщина с лисой, разумеется люди зовут тебя Инари! Твоя личность наложилась на мою!.. (в сторону Дакини) Ни я, ни мои лисы не едим людей! От вас одни неприятности!».

Назревающее столкновение богинь утихомирил главный герой франшизы. Хозуки предложил сотрудничество по принципу единства противоположностей: «Без кнута и пряника люди приходят к мысли, что их наслаждение благами естественно. Поэтому, как насчет сохранения двойственности?.. Ука-но митама станет небесной богиней, если продолжит быть покровительницей зерновых и богатого урожая. Дакини-тэн – станет богиней ада, имеющей дело с пошлецами, как и бог проклятий. Так мы достигнем равновесия».

Примиряющее предложение хитроумного они устроило обе стороны: Дакини заняла почетное место в преисподней, а Ука-но митама – была причислена к небесным божествам. Благополучно заключенный союз, позволил обеим божествам, не изменяя своей изначальной природы, войти в сонм богинь-покровительниц обильного урожая и земного богатства.

В исторической реальности, такое частичное слияние божеств стало возможным благодаря распространенной в хэянской Японии системе синто-буддийских соответствий (хонджи суйджяку). Эта система позволяла отождествлять японских ками с иноземными буддами и бодхисатвами, вписывая местных богов в метафизические построения буддизма. В IX веке местное киотосское божество Инари было введено в пантеон буддийской школы Шингон, что позволило частично отождествить этого ками с почитавшимся в конгрегации индийским полубожеством Дакини, изображавшимся летящем по небу на волшебной лисице. По причине такого удачного слияния богов, первоначальная популярность культа Инари росла пропорционально возрастанию политического и религиозного влияния эзотерического буддизма школы Шингон.

Информацию о синто-буддиййском прошлом культа Инари вполне можно причерпнуть из религиоведческих трудов. Однако, внося эту довольно прозаическую историю в повествовательную ткань «Хозуки», Эгучи-сенсей, настолько занимательно иллюстрирует сухую религиоведческую данность, что нарисованная ею художественная иллюстрация выглядит очень занятной и весьма достоверной.

Не менее достоверными выглядят и прочие, рассказанные Эгучи-сенсей истории. И звери, и боги в основной вселенной ее манги прописаны весьма не шаблонно, получая от автора новую оригинальную биографию и собственное место в созданной мангакой инфернальной вселенной.

«Герои, рогатые и не очень…»

По самым скромным подсчетам, общее количество персонажей (главных, второстепенных, эпизодических), только в аниме-адаптации переваливает за двести персон. Перенаселенность франшизы, казалось бы, противоречит одному из основных литературных принципов, согласно которому добавление автором слишком большого числа персонажей не является целесообразным. Однако, для изначальной манги, где отсутствует акцентированный генеральный сюжет, и где «повседневность» удачно сочетается со значительным числом локальных историй, постепенное добавление эпизодических героев существенно необходимо для продолжения общего повествования.

Вместе с новым персонажем приходит очередная история, а ее качество целиком зависит от талантов, а также профессиональных способностей мангаки. И здесь у Нацуми Эгучи не наблюдается каких-либо серьезных проблем: она виртуозно умеет подать читателю самую скучную коллизию, превращая любое «книжное занудство» в увлекательное и колоритное повествование.

Несмотря на переизбыток персонажей, в центре свойственного франшизе круговорота историй и локальных сюжетов, находится сравнительно небольшое число ключевых фигур. В общей ткани повествования эти герои выполняют роль связующих звеньев, скрепляя отдельные эпизоды манги и адаптации в единую, хорошо сложенную мазаичную картину.

О ключевых персонажах вселенной «Hoozuki no Reitetsu» обязательно следует сказать несколько слов, определив хотя бы вкратце их основные характеристики. Перечисление героев мы, как полагается, начнем с самого центрального архидемона…

Хозуки – главный герой исходной манги и аниме-адаптации, высший они, практически поднявшийся до уровня онигами (демон с божественной силой и полномочиями), «самый проклятый демонический бог в аду».

В японской преисподней Хозуки занимает место главы администрации верховного судьи – царя Эммы, выполняя при своем начальнике самые разные обязанности: от рутинной бюрократической работы и вплоть экстраординарного кризисного менеджмента. Он сдержанный, умный, хладнокровный демон, наделенный выдающимся административным талантом. Потрясающий управленец, способный с легкость разрешать самые сложные ситуации.

Хозуки жесток и садистичен, но, эти его отрицательные качества уравновешиваются несомненными достоинствами; даже его знаменитый садизм полностью подчинен чувству долга и инстинкту целесообразности. Хозуки с легкостью подавляет свойственные ему вспышки гнева, проявляя жестокость и садизм только там, где это необходимо для работы, и ровно в той мере, насколько они неизбежны для достижения нужного эффекта. Поэтому, Ходзуки уважают и боятся одновременно. Подобных ему начальников, можно ненавидеть или обожать (все зависит от личных склонностей и пристрастий), но отрицать их эффективность невозможно.

Великий царь Эмма (Эмма дай-о) – бог-властитель преисподней и главный судья умерших. Великому царю, по должности полагается быть справедливым, суровым и безжалостным, но на деле Эмма-сама – добродушный толстый великан, жизнерадостный и веселый по характеру, обожающий своих многочисленных потомков. Нескончаемыми разговорами о любимом младшем внуке он способен заболтать собеседника до полного умопомрачения.

Царь Эмма добросовестно исполняет свои судейские обязанности, но подчас весьма устает от переизбытка подсудимых, и под разными предлогами пытается устроить внеочередной перерыв. В такие моменты Хозуки довольно жестоко и по-садистски «стимулирует» начальство к ударному труду «на благо загробного мира». Царь Эмма один из симпатичнейших персонажей тайтла (ну кому не захочется, чтобы им руководил такой замечательный начальник!), а потому вся выплескиваемая на него жестокость Хозуки не всегда кажется справедливой или выглядит уместной.

Караури – они низшего разряда, стажер при администрации Эммы. Персонаж второстепенный, но очень важный: завязка локальных историй часто отталкивается от его вопросов или просьб к Хозуки. Караури действует в дуэте с другим демоном и стажером – Насуби. Он рассудителен и последователен, настоящий голос разума в дуэте со своим немного бестолковым другом.

Насуби и богиня загробного мира Идзанами

Насуби – они-стажер, друг Караури, легкомысленный балбес, с легкостью выбалтывающий первое, что приходит ему на ум. Однако, несмотря на весь свой инфантилизм, Насуби очень добросердечен и в дуэте с Караури играет роль «голоса сердца». Насуби одаренный художник-постмодернист, к таланту которого глава администрации относится с неизменным пиететом.

Хакутаку – божественный зверь китайской мифологии, предпочитающий в обыденной жизни облик молодого смазливого юноши. Прекрасный знаток традиционной медицины, он содержит модную аптеку в Шангри-Ла, торгуя разного рода снадобьями и лекарствами. Хактаку, пожалуй, входит в число самых неоднозначных персонажей франшизы. С одной стороны, он не зловреден, отличается легким характером и симпатичной внешностью. Но, с другой, - мангака наградила этого небожителя не самыми привлекательными чертами безответственного ловеласа. Он до умопомрачения обожает особ женского пола почти всех рас и видов, - от богинь и до демонесс, - но принципиально отказывается от любых брачных обязательств. Хакутаку завсегдатай квартала «красных фонарей» в Сокрушающем аду, где спускает большую часть выручки на девиц-кицунэ.

Морально растленный небесный зверь издревле враждует с главой адского персонала. Корни противостояния затерялись где-то в веках, но подогревается оно неестественным сходством демона и небожителя. Хакутаку и Хозуки внешне похожи почти как родные братья, но по характеру настолько противоположны, что даже случайная встреча заканчивается скандалом или потасовкой. Зверь и демон несходны, как позитив и негатив, только не в черно-белой проекции: Хакутаку с его веселым нравом и женолюбием вполне возможно назвать негативным позитивом, а Хозуки, – мрачного трудоголика, одаренного великолепными административными талантами, - нетрудно охарактеризовать, как позитивный негатив.

Разное сочетание психологических инь-янь не допускает нормального общение между Хозуки и Хакутаку, порождая многочисленные комические ситуации.

Момотаро – персонаж одноименной японской сказки про мальчика, родившегося из персика. При жизни Момотаро, победитель демонов острова Онигашима, пользовался преувеличенной славой первого героя Японии. После смерти, явился в ад, дабы вызвать на бой самого сильного демона. Поединок между «первым в Японии» и «величайшем в аду» закончился полным разгромом самонадеянного героя. Схлопотав от Хозуки изрядную порцию «садистотерапии», Момотару существенно пересмотрел взгляды на жизнь. Ныне он постоянно живет в Шангри-Ла, работая в аптеке Хакутаку и обучаясь китайской медицине. К своему начальнику, Момотаро относится как ворчливый племянник к легкомысленному дядюшке: уважает, но, не упускает возможности устроить выговор за кутежи и чрезмерную любовь к дамам.

Ключевые герои скрепляют франшизу, переходя из главы в главу, из эпизода в эпизод. Любознательность этих персонажей дает импульс для раскрытия новых историй, их действия – служат завязкой для сюжетных веток, иногда воспоминания ключевых героев содержат обширные флешбеки, вмещающие в себя самостоятельные повествования. Казалось бы, ничего необычного, но для «Хозуки» ключевые персонажи играют примерно туже роль, что и генеральный сюжет для классических тайтлов. Они удерживают единство повествования, препятствуя его распадению на отдельные фрагменты. 

«…Ад следовал за ним»

Апокалипсис – книга, перегруженная множеством ярких и загадочных эйдосов, содержит видение всадника на коне белом, за которым следует ад и его демоны (Откр. 6:8). В пространстве франшизы онигами Хозуки выполняет схожую функцию: японская преисподняя следует за ним и вращается вокруг его личности.

Хозуки не похож на типичного протагониста современных аниме или манги. Он не ояш, окруженный гаремом безумно влюбленных девиц, и не герой-читер, способный с полпинка изничтожить любого имбового босса. Хозуки – демон-администратор высшего уровня, и ближайшими прототипами для этого персонажа послужили теневые менеджеры, реально управляющие фирмами, крупными корпорациями или целыми государствами.

Подобные функционеры – ось любого дела, серые кардиналы, направляющие из сумрака энергию начальства и рядовых служащих в наиболее полезное для компании русло. Нацуми Эгучи, не без серьезных оснований, возводит теневых администраторов в ранг героев нашего времени, более ценных для общества, чем политические лидеры или партийные боссы. По крайней мере, такой вывод можно сделать из вступления к первой серии адаптации:

«После [второй мировой] войны возросла численность населения, обозлились темные духи и загробный мир погрузился в невиданный прежде хаос. Как в нашем мире, так и в загробном, каждое государство нуждается в том, кто способен уладить любой конфликт. Однако тайные герои подобного масштаба, встречаются гораздо реже, чем обычные личности с яркой харизмой».

Практически вся франшиза – наглядная демонстрация повседневного коловращения закулисных механизмов, обеспечивающих бесперебойную работу любой сложной общественной системы, от бизнес-корпорации и вплоть до межконтинентальных империй. Теневые менеджеры и администраторы – главные шестеренки таких механизмов. Средневековых королей, как известно, играла эффектная свита, современных президентов «играют» секретари и сотрудники администрации, ответственные за быструю передачу информации, а также своевременное исполнение распоряжений первого лица государства. Онигами Хозуки «отыгрывает» не только за великого царя Эмму, он стабилизирует движение неповоротливой, и подчас неустойчивой, адской бюрократической машины.

Хозуки – ось японского ада, в повествовании Нацуми Эгучи. Грозный онигами вращает вселенную франщизы, подобно колесу дхармы, разворачивая один сюжет за другим. Благодаря ему буддийские гравюры наполняются жизнью и красками, превращаясь в нечто большее, чем заурядные иллюстрации к идеям неотвратимости кармы и загробного воздаяния.

Алхимическая вселенная

Завершая навигацию по культурным особенностям вселенной «Хладнокровный Хозуки», отметим последнюю, немаловажную особенность этой франшизы: несмотря на инфернальный контент, чрезмерное обилие культурных заимствований и эклектичность, это необыкновенно занятное повествование. Нацуми Эгучи удалось практически невозможное. Она смогла в одной манге объединить высокий пафос «Божественной комедии» и рутинную реальность повседневности, буддийскую идею кармы и юмористический жанр, пусть и в его черной разновидности. Возможно, у другого автора подобная манга получилась бы слишком неестественной или опустилась до уровня антирелигиозной карикатуры. Но, Эгучи-сенсей обладает несомненной способностью почти алхимического свойства: создавать миры из, казалось бы, несочетаемых элементов. Благодаря такому редкому таланту она с легкостью трансформирует самые серьезные темы в красочные истории с интересным сюжетом и занимательным содержанием.

На мой взгляд, ознакомлению с франшизой может помешать только субъективный фактор. «Хладнокровный Хозуки» имеет свою, ярко выраженную специфику, и впечатления от просмотра могут сложиться в очень широком спектре: от крайнего неприятия и до дикого восторга. Однако плюсы здесь явно перевешивают минусы. Созданная Нацуми Эгучи вселенная – это яркий, неоднозначный, немного пугающий мир и путешествие по нему предоставляет доставляет огромное удовольствие. Даже несмотря на то, что во время хождений по японскому аду, иногда приходится перепрыгивать через огненные ручейки или продираться сквозь непроходимые заросли мертвых деревьев… 

Автор: Роман ВОРОНКОВ

ИСТОЧНИКИ:

1. [HNR-1] Хладнокровный Ходзуки (Hoozuki no Reitetsu) TV-1. 13 эп. Wit Studio, 2014. / Озвучение: Dancel, Лизавета;  SHIZA project, 2014-2018. / Работа над переводом: LaDi-MaHo Team, Stan WarHammer.

2. [HNR-2.I] Хладнокровный Ходзуки (Hoozuki no Reitetsu) TV-2. 13 эп. Wit Studio, 2014. / Озвучение: Dancel, Лизавета; SHIZA project, 2014-2016, 2018. / Работа над переводом: LaDi-MaHo Team, Stan  WarHammer.

3. [HNR-2.II] Хладнокровный Ходзуки TV-2, часть II (Hoozuki  no Reitetsu 2nd Season Sono Ni). 13 эп.  Studio DEEN, 2018. / Озвучение: Dancel, Лизавета; SHIZA project, 2018. / Перевод: Sponheuer,  Старый Лондон, Omori_nk;  MedusaSub.

4. [HNR-M] Эгучи Нацуми. Хладнокровный  Ходзуки. Т. 1-4. Манга, сканлейт. / Перевод на русский BLAST.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Откровение апостола Иоанна Богослова (Апокалипсис) //  Библия. – М.: «Библейское общество», 2000.

2. Ермаков М.Е. Мир китайского буддизма. По  материалам коротких рассказов IV-VI вв. – СПб: «Андреев и сыновья», 1994.

3. Накорчевский А.А. Синто. СПб:  «Азбука-классика». «Петербургское востоковедение». 2003.

4. Боги, святилища, обряды Японии. Энциклопедия синто /Под ред. Смирнова С.И. – М., 2010.

ПРИМЕЧАНИЯ:

* Популярное синтоистское божество Инари, вопреки расхожему представлению, не имеет конкретной гендерной принадлежности и четко выраженной иконографии. Инари могут изображать в виде красивой девушки, старика, несущего тюки с рисовой соломой, или андрогинного бодхисатвы. Инари может считаться божеством урожая или земледелия, покровительницей риса, богом богатства, или местным божеством. Культ Инари часто сливается с культом других синтоистских богов и буддийских бодхисатв, и нередко понятие «Инари» объединяет несколько божеств, происходящих не только из Киото и округа Кансай, но и из других регионов Японии.

Для аниме-культуры Инари – это, прежде всего, богиня-кицунэ, неизменными атрибутами которой являются лисьи ушки и хвост. Поэтому, более-менее четкая «традиция» изображения этого божества существует только в рамках аниме-сообщества. См.: франшизы «Инари в нашем доме» (Wagaya no Oinari-sama), «Загадочная история “Коноханы”» (Konohana Kitan). Но и здесь существуют свои исключения, к примеру, в манге и аниме «Инари, лисицы и волшебная любовь» (Inari, Konkon, Koi Iroha), богиня Ука/Инари красивая молодая блондинка, окруженная слугами-лисицами.

Огненные равнины, кровавые реки, горы, воздвигнутые из острых игл, и самые ужасные пытки, уготованные грешникам, проводившим жизнь на земле в пороках и скверне… Кармическое мздовоздояние, ужасы и мрак преисподней, демоны-палачи, исполняющие свою жестокую работу не за страх, а за совесть… И ось этого адского круговорота – Хозуки, демон-они, наделенный почти божественной силой. Хладнокровный, жестокий садист, а по совместительству, до жути одаренный администратор.

В аннотациях и рецензиях франшизу «Хладнокровный Хозуки» (Hoozuki no Reitetsu) обычно относят к жанру черной комедии, причем отдельно подчеркивается, то обстоятельство, что комедия эта не какая-нибудь иная, а именно сюрреалистическая. С первой половиной такого утверждения трудно поспорить: исходная манга Нацуми Эгучи и аниме-адаптация, в значительной мере зациклены на теме адских пыток и истязаний. От франшизы, посвященной японской преисподней ожидать чего-то другого было бы просто-напросто глупо. Но, вот характеристику «сюрреалистическая» вполне можно и пересмотреть.

Подобное определение, предполагает ирреальность, излишнюю фантасмагоричность сюжета и художественных деталей, наподобие слонов на тонких мушиных ножках, атакующих аскетов-пустынников или текущих полужидких часовых циферблатов, каковые мы с избытком можем наблюдать на полотнах классика сюрреализма Сальвадора Дали. Но, в случае с «Хладнокровным Хозуки» сюжет манги или аниме не кажется чем-то слишком фантастичным. «Сюр» имеет место быть, но при чтении (или просмотре) создается ощущение полной реальности происходящего. Даже, несмотря на кровавые реки, огненные пейзажи и явный переизбыток сверхъестественных существ.

На мой взгляд, «Хозуки» нельзя отнести к чистому сюрреализму. Скорее, перед нами удачный синтез интернационального по своему характеру фантастического реализма и специфически-японского жанра «повседневность». Соединение, казалось бы, несоизмеримого: древних инфернальных сюжетов с размеренным созерцанием обыденного течения жизни и событий.

Инфернальность придает сюжету широкий масштаб, позволяя проводить самые неожиданные культурные аналогии. «Хозуки», в определенной степени, можно считать современным японским аналогом «Божественной комедии» Данте Алигьери, с естественной поправкой на эпоху и культурное пространство. Великий флорентинец, в соответствии с модными литературными тенденциями позднего Средневековья, выразил свои религиозные и политические воззрения в эпической поэме «устрашающей завязки и счастливого завершения». Японка эпохи Хэйсэй, Нацуми Эгучи, отобразила древние мифологические сюжеты при помощи графического ряда монохромной манги. И если для Данте страшное путешествие через девять кругов преисподней, составляло лишь часть тернистого пути, ведущего к сияющим высотам Рая, то Эгучи-сенсей сознательно замкнула повествование почти исключительно на инфернальной реальности, совместив бесконечное странствование по японской «земле мертвых» с неторопливым течением «повседневного» жанра и производственным романом.

Жанровая принадлежность, в свою очередь, диктует формат исходной манги. «Повседневность» не подразумевает наличие акцентированного, напряженно развивающегося, генерального сюжета, эволюционирующего от устрашающей завязки к радостному финалу. Для этого жанра скорее характерно активное использование локальных сюжетных линий, соединяющих между собой арки или отдельные истории.

Манга Нацуми Эгучи также выстроена с использованием большого числа локальных сюжетов, связанных между собой двумя основными факторами: (a) общей вселенной, и (b) ключевыми героями. Если говорить более конкретно, тайтлы с генеральным сюжетом должны предоставлять четкий ответ на обязательные вопросы: «кто?», «где?», «когда?» и «зачем?». Для тайтлов в жанре «повседневность» кардинальными являются два из них - «кто?» и «где?»; контент и сюжет генерируются здесь, в зависимости от того, насколько креативные ответы предлагает мангака.

Эгучи-сенсей подобные жанровые вопросы разрешила в достаточно оригинальном ключе. Для нее «где?» - это основная вселенная манги, японская преисподняя, отталкиваясь от адских реалий которой, мангака выстраивает локальные истории и сюжетные ветки. «Кто?» - главный герой франшизы, онигами (демон-бог) Хозуки, центральный персонаж – Данте-путешественник, и местный Вергилий-путеводитель, одновременно.

Гюстав Доре. Иллюстрация к "Божественной комедии" Данте Алигьери

Нацуми Эгучи. Цветной разворот к манге «Хладнокровный Хозуки»

Несмотря на легкость подачи и сравнительно мягкий черный юмор, «Хладнокровный Хозуки» не относится к числу простых для восприятия франшиз. Исходная манга Нацуми Эгучи основана на синто-буддийском мировоззрении, содержит многочисленные образы и идеи, свойственные обеим религиям. Присутствуют в манге отсылки к классической японской культуре, современным общественным реалиям и аниме-культуре, наконец.

Для уверенной навигации по вселенной «Хладнокровного Хозуки», необходимо попытаться проанализировать хотя бы некоторые составные элементы франшизы. Без такого анализа многое, специфически-японское (или заимствованные и переосмысленное), может пройти мимо сознания русскоязычного зрителя, живущего в ином культурном и религиозном пространстве.

Отталкиваясь от особенностей основного жанра манги, мы постараемся дать собственные ответы на важные вопросы «кто?» и «где?». И начнем с определения места действия «Хладнокровного Хозуки»: с японского буддийского ада.

Локация «Ад»

Джигоку – японская «буддийская» преисподняя, более всего походит на симбиоз судебного ведомства и службы исполнения наказаний: умершие здесь последовательно проходят чрез десять судопроизводств, получают заслуженный приговор, и после длительных мучений возвращаются в мир людской для нового воплощения. Концепция ада, как своеобразного «чистилища» была позаимствована японцами из Китая, где во II-V веках народные представления о подземном мире существенно трансформировались под воздействием даосских идей и буддийской концепции кармического мздовоздаяния. По утверждению российского востоковеда Михаила Ермакова, согласно верованиям китайских мирян-буддистов, того времени:

«…Преисподняя с неизбежностью ожидает того, чьи грехи перевешивают религиозные заслуги: только испытав на себе отмеренные ему адские муки, грешник удостаивается последующего рождения. В этом значении [китайский] ад и уподобляется рядом европейских исследователей чистилищу средневекового христианства, но с одной существенной поправкой: буддийское "чистилище" в отличие от христианского служит промежуточным звеном между прошлым и будущим рождениями. Такое уподобление… если и правомерно, то только потому, что в мифологизированном сознании буддиста-мирянина это промежуточное звено приобретает гипертрофированное, самодовлеющее и едва ли не главенствующее значение».

Джигоку, подобно своему китайскому прототипу (ди-юй), это весьма упорядоченный мир, с разветвленной бюрократией и ясно обозначенной географией. Преисподней управляют десять царей-судей во главе с великим царем Эммой – главным богом и судьей загробного мира. Восемь горячих и восемь холодных адов, а также 272 адских подразделения захватывают грешников для жестоких истязаний.

"Они" - черти японского фольклора

Считается, что джигоку населен особой разновидностью японских демонов – они, свирепыми рогатыми великанами, которые просто жить не могут без драк и потасовок, угрожают всем и вся шипастыми дубинами, а из доступной одежды предпочитают исключительно тигриные шкуры. Один из толковых словарей японского языка дает весьма нелестную характеристику этим злобным дебоширам:

«Вида человекоподобного, рот до ушей, клыки острые, на голове – бычьи рога, на бедрах – повязка из тигриной шкуры, обладают магической силой, нраву буйного».

В свете подобной информации, остается только констатировать, что японская преисподняя – место малоприятное, внушающее откровенный ужас, и не только многообразными изощренными пытками, но и не менее жутким обилием разного рода судейских и пенитенциарных чиновников.

«100 видов ада» Нацуми Эгучи

Необходимо воздать должное смелости Эгучи-сенсей. Приступая к работе над мангой, она избрала очень трудный для адаптации материал, но благодаря исключительному таланту рассказчика и уникальной способности соединять несоединимое, все-таки сумела сконструировать практически бесшовный и очень реалистичный мир.

Проделанную мангакой творческую работу можно уподобить волшебному оживлению китайских или японских гравюр, изображающих загробный суд и адские мучения. Рисунок на таких изображениях по-своему информативен, но статичен: суровый царь Эмма возносит жезл для приговора очередному нечестивцу; косматые, страхолюдные демоны расчленяют визжащих грешников, или заживо варят в раскаленных котлах… За довлеющей иллюстрацией буддийских идей, конкретная история только угадывается, а идеологическое наполнение почти полностью вытесняет какое-либо художественное повествование.

Шуточный автопортрет Нацуми Эгучи в первом выпуске манги "Хладнокровный Хозуки"

• Справка об авторе:

  Доступной информации о Нацуми Эгучи не особенно много. Она родилась в 1983 году, постоянно проживает в столичном округе Токио. Эгучи-сенсей – автор, выходившей с 2011 по 2020 год в журнале «Morning» манги «Хладнокровный Хозуки», она же выполнила дизайн персонажей для аниме адаптации 2017-2020 годов.

  Согласно собственным утверждениям Нацуми Эгучи, приступая к работе над мангой, она не испытывала какого-то особого озарения или вдохновения. «В жизни я всегда избегала всего страшного и хотела продолжать жить так и дальше», - пишет мангака. Эгучи-сенсей не отрицает, что в школьное время сталкивалась с некими необъяснимыми явлениями, но не придает опыту такого рода серьезного значения, оценивая его с изрядной долей юмора.

Нацуми Эгучи относится к той категории мангак, которые в первую очередь рассказывают занимательную историю, подкрепляя её более-менее выразительным визуальным рядом. И волшебное оживление гравюр ей удалось просто мастерски: буддийское содержание никуда не делось, но было помножено на изрядное число локальных сюжетов, разной степени забавности или драматичности, а также укреплено тщательно прописанными портретами главных и второстепенных героев. Под пером Эгучи-сенсей, гравюры наполнились жизнью, перейдя от двухмерного измерения в трехмерное бытие, соединяющее инфернальное царство умерших с другими вселенными.

Сосредоточившись на прорисовке адской реальности, Нацуми Эгучи временами переносит повествование в параллельные миры и ушедшие эпохи. В дальневосточный рай, который мангака, почему-то нарекла псевдо-тибетским наименованием Шангри-Ла, в древнее Срединное царство, западноевропейский ад. Эгучи-сенсей делает мифологические или псевдоисторические отступления, обращаясь к китайской мифологии и японскому фольклору. Иногда, сюжетные ответвления носят почти документальный характер, отсылая читателя к событиям средневековой японской истории.

Ожившие адские картины у Нацуми Эгучи органическим образом вписаны в бытийную ткань, по крайней мере еще двух миров: Японии, недавно завершившейся эпохи Хэйсэй, и вневременного синтоистского космоса. С японской действительностью джигоку, в изображении Эгучи-сенсей, роднит производственная корпоративность, с её титульной и негласной иерархиями, жестким кризисным менеджментом и превалирующей трудоголией.

В синтоистский космос, «буддийская преисподняя» встроена на правах нижнего мира – ёми-но куни, земли умерших. Как поясняется в первом выпуске манги:

«В начале, в Японии было два мира: мир живых и мир мертвых. Но однажды… в те времена, когда нижний мир все еще назывался Ёми, и среди мертвых всюду царил хаос, боги и богини собрали совещание, в результате чего… мир стал таким, каким мы его знаем: разделенным на три части – мир живых, рай и ад. Потом, посовещавшись с Индией, Китаем и другими [странами], о том, как должен выглядеть ад, [боги] придали ему современный вид».

Процитированное пояснение, прилагается к полосному кадру, отображающему синто-буддийскую космологию франшизы. Преисподняя расположена в самом низу страницы, как и положено «подземному миру». Япония, вполне логично помещена мангакой прямо над адом: графически она отмечена достопримечательностями, типичными для столичной агломерации (токийская телебашня, здание международного форума), а также регионов Канто (Фудзияма), и Чюбу (замок Нагоя). Вверху кадра отображен небесный мир, распределенный на три части: «китайские» райские сады, японская «земля богов» (такамагахара) и буддийский рай, обозначенный двумя не совпадающими терминами – дзенским «сатори» и амидийским «чистая земля». В центре небесного мира мангака поместила небольшую парящую фигуру богини Аматерасу – верховного божества синтоистского пантеона.

Космология вселенной "Холоднокровного Хозуки"

Более подробная космологическая фигура Аматерасу из первой серии аниме-адаптации

При таком сплетении миров и мифологий, становится понятным, что Нацуми Эгучи рамками одной лишь японской культуры ограничивать себя отнюдь не собирается. Для франшизы вообще характерно грамотное использование самых разных, подчас довольно неожиданных заимствований.

В исходной манге, как уже было замечено выше, четко прослеживается китайское влияние: общая концепция ада позаимствована из народного китайского буддизма, адские чиновники облачены в одежды «даосского» типа, последний по счету царь-судья Годотенрин – практикующий монах-даос. Здесь же присутствуют отсылки к инфернальным разделам «Божественной комедии»: к ним, в частности, относятся устрашающие и одновременно гротескные образы «западных» архидемонов.

12-я серия второго сезона аниме, демонстрирует бога Анубиса, одного из загробных судей древнеегипетской мифологии, а такой персонаж, как леди Лилит переселилась в мангу из иудейских преданий.

Отдельная небольшая тема – аллюзии Нацуми Эгучи к современной популярной культуре. Эгучи-сенсей, естественный представитель отаку-комьюнити, а потому, время от времени отсылает читателя к различным аниме-тайтлам. В исходной манге и адаптации, можно найти явные аллюзии на классический фильм Хайао Миядзаки «Мой сосед Тоторо»: Нацуми Эгучи любит проводить параллели между царем Эммой и толстым «троллем»-хранителем леса. Возможно, она таким образом отдает дань уважения любимому аниме. Седьмая серия первого сезона адаптации содержит минутный эпизод с участием Хару, Шидзуку и Асако – главными героями франшизы «Чудовище за соседней партой» (Tonari no Kaibutsu-kun). Есть в манге и мимолетные отсылки к намного более популярным, культовым франшизам, таким как «Мобильный воин Гандам» и «Евангелион».

Эмма-Тоторо: аллюзия к знаменитому кадру в фильме Миядзаки

Более неожиданными для Эгучи-сенсей выглядят отсылки к американскому кинематографу. Но, проявляются они, в основном, в форме аллюзий к двум общеизвестным франшизам: «Звездным войнам» Джорджа Лукаса и классическому научно-фантастическому сериалу «Star Trek».

Отсылки и сноски, несмотря на мимолетность, смотрятся довольно забавно. Сравнения главного героя франшизы с коммандером Споком, или царя Эммы и Тоторо, выглядят остроумными и подчеркивают характерные особенности персонажей: в первом случае невозмутимость Хозуки, а во втором – природное добродушие главного адского судьи. Большинство вставок такого рода только усиливают комичность сюжета, не мешая его целостному восприятию.

Оживленные картины адской реальности – «100 видов ада» Нацуми Эгучи, в своей последовательной многосюжетности, напоминают «36 видов горы Фудзи» гениального Кацушики Хокусая. Типично японский шедевр планомерного наблюдения одного и того же явления в разных проекциях, зачастую очень живописных и нетривиальных. Ад в отображении Эгучи-сенсей, как и гора Фудзияма для Хокусая, это – связующая данность, объединяющая миры, персонажей и локальные сюжеты.

Огненные равнины сменяются кровавыми реками или ледяными хребтами, китайские мотивы уступают место европейским сюжетам, в текст повествования неожиданно вторгается древнеегипетские боги. Но, все это многообразие влияний, заимствований и аллюзий, в результате какого-то почти алхимического синтеза, самым неожиданным образом преображается в непротиворечивую и очень логичную инфернальную вселенную.

(Окончание следует)

Автор: Роман ВОРОНКОВ

ИСТОЧНИКИ:

1. [HNR-1] Хладнокровный Ходзуки (Hoozuki no Reitetsu) TV-1. 13 эп. Wit Studio, 2014. / Озвучение: Dancel, Лизавета; SHIZA project, 2014-2018. / Работа над переводом: LaDi-MaHo Team, Stan WarHammer.

2. [HNR-2.I] Хладнокровный Ходзуки (Hoozuki no Reitetsu) TV-2. 13 эп. Wit Studio, 2014. / Озвучение: Dancel, Лизавета; SHIZA project, 2014-2016, 2018. / Работа над переводом: LaDi-MaHo Team, Stan WarHammer.

3. [HNR-2.II] Хладнокровный Ходзуки TV-2, часть II (Hoozuki  no Reitetsu 2nd Season Sono Ni). 13 эп. Studio DEEN, 2018. / Озвучение: Dancel, Лизавета; SHIZA project, 2018. / Перевод: Sponheuer,  Старый Лондон, Omori_nk; MedusaSub.

3. [HNR-M] Эгучи Нацуми. Хладнокровный Ходзуки. Т. 1-4. Манга, сканлейт. / Перевод на русский BLAST. 

ЛИТЕРАТУРА:

1. Откровение апостола Иоанна Богослова (Апокалипсис) // Библия. – М.: «Библейское общество», 2000.

2. Ермаков М.Е. Мир китайского буддизма. По материалам коротких рассказов IV-VI вв. СПб: «Андреев и сыновья», 1994.

3. Накорчевский А.А. Синто. СПб: «Азбука-классика». «Петербургское востоковедение». 2003.

4. Боги, святилища, обряды Японии. Энциклопедия синто /Под ред. Смирнова С.И. – М., 2010.

Эти потрёпанные бумажные человечки в японском оригинале игры называются «каташиро».

«Широ» буквально обозначает «замещение» – то, что используется в ритуале вместо чего-то другого. Однако симпатической магией по Фрэзеру здесь и не пахнет. Широ может заменять свой прообраз не потому, что они похожи, а потому, что содержит в себе часть его духовной силы.

Центром почти любого синтоистского святилища является ёриширо («замещение духа»). Это может быть камень, большое старое дерево, какой-то предмет. Чтобы обозначить его святость, его обвязывают соломенной верёвкой шименава с прикреплёнными к ней талисманами.

В русском языке есть слово, обладающее почти тем же самым смыслом – «идол». Стараниями христиан оно обрело негативное звучание, но в греческом «эйдолон» – это образ или подобие. Идол божества отличается от простого изображения тем, что в идоле божество пребывает – постоянно или временно.

Обычно ёриширо «пустует». Чтобы почитаемый ками сошёл туда и наполнил подобие своей духовной силой, его нужно позвать. Такая церемония называется камиширо («замещение бога»). Когда ками нисходит, ёриширо превращается в синтай («тело бога»).

Так что синтоисты – отнюдь не идолопоклонники в христианском понимании этого слова. Они отлично понимают, что ёриширо не является богом в прямом смысле. Но оно становится им, так же как хлеб и вино становятся телом и кровью бога во время литургии.

Человек – тоже вместилище духовной силы. Обычно – только своей, но он вполне может впустить в себя и какой-то другой дух – благой или не очень.

Таких людей называют ёримаши («одержимые духом»). Если же ками поселился в теле человека, наставляет его на всех путях и вещает его устами, то такой человек называется ками-гакари (пророк).

На этом основано учение Оомото-кё. Его основатель Дегучи Онисабуро и сам претендовал на статус ками-гакари, и других наставлял тому же. Во время ритуалов Оомото-кё ками входили в тела собравшихся и изрекали откровения.

В «Секиро» Волк тоже может совершить ритуал, призывая духов-хранителей в собственное тело. Обычно это делается при помощи леденцов, но, побеждая Безголовых, Волк получает частицы их душ. При жизни Безголовые были связаны с духами-хранителями, и теперь с помощью этих частиц можно призывать духов и без конфет.

Для такого ритуала разработчики придумали собственный неологизм «митамаширо». В английской версии его перевели неологизмом же spiritfall («падение/нисхождение духа»), в русской, не заморачиваясь, поставили «благословение». Буквально же оно значит «замещение великой души».

Некоторые японисты полагают, что «тама» (душа, буквально, «круглое сияние») – изначальное японское слово, обозначающее потустороннее присутствие. «Митама» – «великая душа» – это особо сильные присутствия, с которыми лучше ладить. Лишь впоследствии наиболее почитаемые митама получили название «ками» (божества).

Занятно, что у ками не одна, а от двух до четырёх митама. Основные – буйная (ара-митама) и благожелательная (ниги-митама). Буйную нужно задабривать, чтобы она не причиняла вреда, а к благожелательной обращаться с просьбами.

Из-за такого разного отношения ара-митама и ниги-митама одного и того же ками могут почитать в разных святилищах, находящихся в разных концах страны. А в мифах они порой даже встречаются и общаются.

А ещё "ара-ара" – очень популярное среди анимешников японское женское междометие.
И произносят его обычно именно с таким выражением лица.

Наконец, «каташиро» – это «замещение формы». Конкретно – человеческой формы: символическое подобие человека.

В древности их делали из дерева или глины, но с появлением на Японских островах бумаги начали изготавливать из неё – так быстрее и дешевле.

Древние каташиро эпохи Хэйан

А это современные. Можно купить заготовку и вырезать человечка самостоятельно, а можно и сложить оригами.

У таких бумажных фигурок есть и собственное название – хитогата («белые человечки»). Кстати, то же имя носят и персонажи популярной в Японии городской легенды – почти то же самое, что зелёные и серые человечки в Америке, только не инопланетяне, а просто неведомая хтонь.

Хитогата может служить в качестве куклы вуду – символической замены нужного тебе человека, которого ты хочешь проклясть. Тогда на ней пишут его имя, а затем протыкают ножом.

Что интересно, можно поступить и наоборот. Если ты считаешь, что тебя прокляли, сделай бумажного человечка, напиши на нём своё имя, и он перетянет проклятие на себя.

В японском фольклоре, как и в китайском, колдун способен одушевить бумажную фигурку, превратив её в шикигами – духа-слугу. Шикигами затем принимает любой потребный облик – например, могучего воина с мечом.

Или нет.

Однако такие же фигурки используются и в обрядах «религиозного» синто, в основном – для избавления от нечистоты и болезней.

В святилищах синто это такой же ходовой товар, как записки и свечи в православных храмах.

Участник обряда покупает человечка в святилище, пишет на нём своё имя, дует на него (чтобы «зарядить» своей жизненной силой) и прикладывает к тем местам, где ощущает проблемы со здоровьем. Так он превращает хитогата в каташиро – передаёт ему всё в себе, от чего хотел бы избавиться.

Священник берёт фигурки, которые ему отдают прихожане, читает над ними положенные молитвы, после чего бросает в реку или море, чтобы священная вода унесла скверну прочь, туда, откуда она явилась.

В тех святилищах, где сильно буддийское влияние, каташиро обычно бросают не в воду, а в огонь – он олицетворяет собой волю Будды, одолевающую невежество и страдание. Это отголосок обряда Гома, когда в огонь кидают палочки и дощечки, на которых написаны названия страстей и желаний.

Фигурки сжигают не всей пачкой, а по одной – примерно так в православном храме читают записки о здравии и упокоении. Японцы верят, что каташиро, вобравшие в себя особенно много тёмной силы, горят другим огнём, отличающимся по цвету.

Один из игровых текстов гласит, что эмблемы духа содержат в себе души умерших. Другой – что они олицетворяют сожаления Волка и его чувство вины. В любом случае, используя их, он как бы очищает себя и мир от последствий собственных поступков. Это не просто боевая техника, а полноценный ритуал.

Отсюда