Ветер VS мужики
1:0
Показать полностью
0 просмотренных постов скрыто
Неомаг. Эпилог
Эпилог.
Картинка за окном была смазана, словно на плохой фотографии, и было непонятно отчего. То ли оттого что по стеклу сбегали, превращаясь в дорожки воды, крупные капли дождя, то ли оттого, что из глаз Золи текли слёзы.
Они текли не переставая. С того момента, как она оторвала застывший взгляд от мерцающего экрана ноутбука. Золя не рыдала, не кричала, не металась в истерике – нет. Она просто стояла, отрешённо глядя в окно, а по щекам беспрерывным потоком лились слёзы. Сколько она так простояла, Золя не помнила. Помнила только, как встала, позавтракала и включила ноутбук. Чудо техники, чуть слышно заурчав, подмигнуло ей экраном и автоматически включило проигрыватель. Из колонок заструилась приглушённая музыка. Золя вздрогнула: этой песни не было в подборке.
Не далеко…
Не дотянутся мне рукой
Ты не со мной.
Сердце стучит: ты не со мной.
Капли дождя на стекле –
Слёзы мои.
Мы далеки.
Сердце стучит: мы далеки…
Нехорошо заныло под сердцем, почти автоматически она включила новостной сайт. А колонки все выдавали:
…Время застыло, остановилось, умерло.
Было, прошло.
Сердце стучит: было, прошло.
Новая боль.
Я так устала от потерь…[1]
И не было сил отключить музыку.
К компьютеру она села в начале десятого, это Золя помнила точно. Сейчас за окном стремительно сгущались ноябрьские предвечерние сумерки.
Чувств не было, мыслей тоже, только два слова, встревоженными сойками бились в голове:
«Он мёртв, он мёртв, он мёртв».
Поверить в это Золя не могла, не могла и не хотела. Ведь если она в это поверит, значит, он действительно мёртв. А такого не могло быть, просто не могло, и всё. Если бы он действительно умер, она бы почувствовала, обязательно почувствовала, просто не могла не почувствовать. Оборвались бы нити, связывающие их в единое целое. Максим был её первым мужчиной, а это крепко связывает. И сколько бы партнёров потом ни было, эта связь, как бы она не истончилась, сохранится до конца жизни. Любая женщина подсознательно выбирает своего первого из самых сильных и жизнеспособных, чтобы взять от него в будущее немного жизненной силы.
И самое главное – то, что связывало их крепче корабельных канатов, сейчас вызревало в её животе. Пока ещё маленький плод их любви. А то, что между ними была Любовь, она не сомневалась. А то, что ему не исполнилось и месяца, было неважно. Она чувствовала его в себе, такого маленького и беззащитного, как чувствовала руку или ногу. Чувствовала его любовь и тепло, направленное на неё.
Золя неосознанно, глядя в оконное стекло, в котором она уже могла различить своё отражение, прижала руки к животу. Ведь если бы что-то произошло с Максимом, он, она была почему-то абсолютно уверена, что в ней растёт мальчик, почувствовал бы и передал ей.
Двадцать семь дней, с их последней встречи прошло ровно двадцать семь дней. Приехав в родной город, первым делом она из предосторожности, сняла маленькую квартиру в центре. Надеясь таким образом запутать тех, кто приедет за ней, если, конечно, эти неизвестные приедут. А потом её закрутили хлопоты, связанные с увольнением и выбиванием визы. Она не смогла, как советовал ей Максим, быстро уехать за границу. При всём хорошем отношении к ней шефа он заставил отработать две недели. Да и с визами возникла заминка. Так что пребывание в городе затянулось.
Поначалу Золя не беспокоилась, занятая повседневными заботами. Но после увольнения и подачи документы на визу, всё, что ей оставалось делать – это сидеть дома и думать. И чем больше проходило времени с момента их разлуки, тем сильнее она беспокоилась. Хотя казалась бы – Максим велел ей ждать год, и какая разница, где ждать – там или здесь. Ведь если что-то должно было произойти, то уже произошло, не зря он так её торопил с отъездом. Прошёл месяц, двадцать семь дней, поправила она себя, – не месяц, двадцать семь дней. Золя сама не понимала, почему так важны эти точные цифры.
И вот сегодня она встала, как обычно приняла душ, позавтракала и неожиданно для себя открыла ноутбук. Нашла новостной портал и принялась просматривать новости. То, что она боялась найти, обнаружилось не сразу. Заметка с броским заголовком – «15 ТРУПОВ – МАНЬЯК ИЛИ ОПЕРАЦИЯ СПЕЦСЛУЖБ?», была старой. Она появилась на сайте в тот день, когда Золя подъезжала к Питеру. Значит, через сутки после её прощания с Максимом.
Статья не понравилась Золе, она была глупой, с бездарными оборотами и грамматическими ошибками, цветистыми фразами и излишне натуралистическим описанием событий. Если вылить всю воду из статьи, то в сухом остатке выходило, что рано утром на берегу реки, рядом с заброшенным коллектором, нарядом полиции было найдено три тела, двух мужчин и женщины, со следами насильственных действий. А вскоре в заброшенном коллекторе, при помощи местного отряда диггеров, было найдено ещё одиннадцать трупов, девять из которых были одеты в спецкостюмы и вооружены новейшим огнестрельным оружием и техникой. На телах большинства убитых были найдены колотые и резаные раны, нанесённые, по-видимому, мечом или большим ножом. Выяснить личности убитыхвластям не удалось, за исключением одного пострадвшего. Рядом с коллектором были обнаружены следы машин. Сами транспортные средства найдены не были. В конце курсивом было добавлено, что комментировать происшедшее местные органы власти и полицейское начальство отказалось.
Рядом с текстом было помещено плохое, видимо, перепечатанное из паспорта фото. Со снимка на неё смотрел плохо узнаваемый, странно помолодевший и какой-то незнакомый Максим. Вот с того момента, как она увидела отретушированное на компьютере фото, из её глаз, размывая окружающий мир, делая его нереальным и каким-то чужим, потекли слёзы.
Золя прикрыла глаза, продолжая стоять у окна.
«Так нельзя, — уговаривала она себя, — надо взять себя в руки и жить дальше. Если не ради себя, то ради жизни, которая теперь растёт в ней. Ведь это не только её частица, но и частица Максима. И потерять ещё и её для Золи было немыслимо. Столько потерь она просто не перенесёт. А значит, надо прекратить плакать, собраться и уехать туда, где она будет в безопасности. Она последует совету Максима и уедет, но не в Китай, а в Японию. Ей, почему то казалось, что там она с малышом будет в большей безопасности. Ведь те, кто убил его, могут прийти и за ней. Допустить этого она не могла».
Слёзы словно вняли её мыслям и постепенно иссякли. Золя провела ладонью по мокрым щекам и присела к компьютеру. Надо сохранить фотографию Максима, единственное изображение, которое у неё есть, ведь когда сын подрастёт, кроме рассказов об отце, он должен видеть его.
Курсор в виде забавной кошачьей мордочки скользнул по иконке громкости, обрывая страшную фразу на середине.
…Время застыло, остановилось у…
Она сохранила фотографию и, выйдя со страницы, собралась уже отключить компьютер, но взгляд выхватил совсем маленькую заметку, датированную следующим за первой статьёй числом. В первый раз, ища информацию, она не обратила на неё внимание. Всего лишь несколько строк, сообщавших, что на следующий день после массового убийства на берегу реки, из морга городской больницы таинственным образом пропало тело одного из убитых. Кого именно – не сообщалось.
Золя пыталась осознать, чтобы это могло значить, что несёт эта информация – хорошее или плохое, но от размышлений её отвлёк дверной звонок. Она посмотрела в сторону двери и, быстро вытянув амулет из-под футболки, сжала его в ладони. Обвитый тонкими ивовыми веточками кусочек горного хрусталя, согретый её телом, был тёплым и не реагировал на звонок, не то что в Питере. Тогда её чуть не сбила допотопная «восьмёрка», на дикой скорости промчавшаяся по набережной. Грязно-серый, громко дребезжащий кузов, воняющий выхлопными газами, прошёл в нескольких сантиметрах от неё. И Золя точно оказалась бы под колёсами, если бы за секунду до этого ледяной укол в грудь не заставил её отшатнуться от проезжей части. Или на вокзале в Казани, амулет вдруг стал обжигающе горячим, таким, что Золе показалось – миг, и он прожжёт её насквозь. Но через секунду амулет остыл, а за спиной она услышала громкий вскрик, полный страха. Обернувшись, Золя наткнулась взглядом на молодую цыганку, в упор смотрящую на неё. В темно-карих, почти чёрных глазах, закутанной в цветастые платки женщины, плескался ужас. Заметив, что Золя обратила на неё внимание, она мелко закрестилась и, зашептав что-то неразборчивое, опрометью бросилась прочь. На бегу она постоянно оглядывалась, смешно и одновременно страшно подпрыгивая на ходу, словно что-то жгло ей пятки.
Золя тихо подошла к металлической двери, решая, открывать или нет. Как назло, глазка в массивной двери не было. Она замерла в маленьком коридорчике, странно – страха не было. Её словно что-то звало: открой, не бойся, открой. Золя щёлкнула замками и распахнула дверь.
На пороге стоял громадный старик, с седой бородой и гривой белоснежных волос. Ярко-синие глаза спокойно и доброжелательно смотрели из-под густых бровей.
Ноги ослабели, и Золя наверняка упала бы, но старик ловко подхватил её на руки. В его объятиях было столько силы, тепла и спокойствия, что девушка почувствовала себя маленькой девочкой на руках отца. Все тревоги и страхи ушли.
— Дед?! — не то утверждала, не то спрашивала она.
Косматая голова склонилась в знак согласия.
Золя хотела спросить его: где Максим, но не стала. Она чувствовала, что скоро всё узнает.
Она прикрыла глаза, поёрзала, удобнее устраиваясь на сильных руках. Для неё остались только белая пушистая борода, застилавшая свет и тихая музыка, льющаяся из динамика ноутбука, хоть ей казалось, что звук она выключила:
Гори, гори ясно,
Чтобы светило и не погасло.
К чему эти числа,
Дням бы добавить немного смысла.
Ты гори без гари
И не гасни, если вокруг темнеет.
С тобою мы в паре,
А значит и наш свет сильнее…[2]
Конец.
В книге были использованы стихи и тексты песен:
Инны Гнеушевой
Константина Бальмонта
группы "Коридор"
Юлии Батрак
группы "Ария"
Евгении Рыбаковой
Михаила Балашова
Жака Превера
группы "Кукрыниксы"
группы "Brainstorm"
[1] Кукрыниксы - Сердце стучит.
[2] BrainStorm – Гори, гори.
Показать полностью
Неомаг. Часть 3. Глава 10
Глава 10.
Максим сосредоточился на зелёных точках. Они медленно стягивались к нему. Рука легла на вакидзаси и лёгким движением высвободила лезвие. Ножны бесшумно легли на стол. Максим подхватил заколку с пола и шагнул к двери. Серебряный трезубец легко зацепился за грубое плетение свитера. Он чуть надавил на дверь плечом, засов послушно скользнул в проушинах, освобождая путь.
Максим нырнул в тёмный коридор, продолжая отслеживать положение зелёных точек. Они медленно, но неуклонно приближались. И чем ближе они были, тем отчётливей он видел их – шары зелёного огня, с проскальзывающими по краям яркими оранжевыми всполохами. Откуда-то пришло знание: они опасны, очень опасны. Люди, привыкшие убивать себе подобных без сожаления и сантиментов. Тем лучше. Значит, и он, начав уничтожать их, не будет испытывать сомнений в правильности своих действий, а он начнёт. И начнёт прямо сейчас. Уберёт с доски пешек, дабы заняться королём. Он сосредоточился на людях, бравших его в кольцо. Прекрасно, они совершили ошибку.
Командир бойцов разглядывал раскинувшийся перед ним коридор сквозь окуляры ноктовизора. Он ошибся, но пока не подозревал об этом. И не было в том его вины. Командир действовал, как его учили инструктора, одни из лучших, между прочим. Обычная тактика в замкнутом пространстве с разветвлённой структурой, проверенная временем и множеством операций. Рассредоточиться, взять в кольцо и уничтожить. Он просто не знал, что имеет дело не с простым человеком. А даже если бы его и просветили, на сей счёт, он, скорее всего, не поверил, а если и поверил бы, всё равно ему и его бойцам это знание не помогло.
Их было девять. Девять боевиков, прошедших отличную выучку в спецлагах, и побывавших на многих войнах. Знали они друг друга давно и действовали слаженно и чётко, как хорошо отлаженный механизм.
Карту подземелий они выучили ещё на подъезде к коллектору, и командир наметил несколько наиболее вероятных путей подхода к помещению, в котором мог находиться объект. На самом деле таких путей было больше, по крайней мере пять, и это если не считать нескольких, совсем уж узких и петляющих. Но перекрыть всё у него элементарно не хватало бойцов, а распылять и без того невеликие силы, он не хотел.
Поэтому командир принял Соломоново решение: разбиться на тройки и взять под контроль три основных туннеля. Это было рационально, проверено и безопасно: головной разведывает, второй прикрывает его, а третий прикрывает спины первых двух.
Максим следил за бойцами, стягивающимися к его убежищу. Насколько он мог судить, действовали они умело. То, что они разделились, было хорошо, ему оставалось ещё больше их разбить, чтобы расправиться поодиночке.
Он решил начать с самой дальней группы, они пошли по наиболее длинному коридору, а связи между собой у троек не было. Глубина, на которой располагались туннели, и толстые бетонные стены надёжно глушили любые радиосигналы.
Максим прикрыл глаза, настраиваясь на тройку боевиков.
Первый двигался в двух метрах перед товарищем, задний держал спины и поэтому отставал от второго ещё на пару. Максим обошёл их со спины и держался вне поля зрения последнего боевика, что было вполне себе просто: туннели часто петляли, главное – двигаться бесшумно, чтобы не выдать себя.
Он дождался, когда первые двое пройдут очередную развилку, и метнул в крайнего образ.
«Сытый» держался позади «Серого» и «Палки», старательно прикрывая им спины. Он изредка оглядывался на товарищей, стараясь не отстать, но и не слишком приближаться. «Сытый» почти не думал о задании, дело было привычным – найти и уничтожить. Он уже сбился со счёта, сколько было таких операций. Думал он о Настюхе, о её груди с торчащими сосками, о плоском животе и фигурно выбритом тёмном треугольнике волос в месте, где сходились гладкие ноги, совсем не скрывающем, а наоборот, подчёркивающим нежно-розовое лоно. Он сглотнул, представив его во всех подробностях. Эти мысли его и сгубили. Мысли о женщине и то, что он отнёсся к операции как к рядовой и несложной. Будь он более сосредоточен, всё могло произойти по-другому. Но, к своему сожалению, он думал о женщине.
«Сытый» машинально водил стволом автомата, почти не вслушиваясь в шаги товарищей. По стихнувшему шуму за спиной он понял: они свернули. Боевик оглянулся. Точно, за спиной был поворот. Ещё раз взглянув в сторону, откуда они пришли, он нырнул за поворот.
— Фак! — «Сытый» беззвучно выругался.
Напарников он, вопреки ожиданиям, не увидел. Перед ним лежал короткий отрезок коридора, заканчивающийся развилкой.
«Куда они пошли? Позвать? Шуметь нельзя. Ладно, послушаем».
Занятый образом вожделенного Настюхного лона, он совсем позабыл, что в таких случаях принято дожидаться прикрывающего, чего его товарищи почему-то не сделали. Он прислушался: сдвоенные, еле слышные шаги затихали в правом коридоре.
«Сытый», мягко перекатываясь с пятки на носок, двинул в ту сторону, хоть ему следовало помнить, что правый ход уводил в сторону от конечной точки маршрута, намеченной командиром.
Максим ещё на подходе к дальней группе, не видя самих людей, почувствовал, как по краям последнего зелёного шарика, проскальзывают жёлтые искры вожделения. Это поначалу его озадачило, но потом… Потом он решил этим воспользоваться и воспользовался на всю катушку.
Прочитать, кого там так сильно хочет боевик, он не смог, всё-таки человек был тренирован и тренирован неплохо, а давить не хотелось, это могло насторожить. Поэтому он мягкими волнами усилил это чувство, почти полностью заставив врага сосредоточиться на своём желании. Дальнейшее было делом техники. Дождавшись, когда первая пара свернёт, он метнул образ пустого левого туннеля в бойца, и враг повёлся на нехитрый морок. Он свернул туда, куда надо было Максиму – в коридор, уводящий его от товарищей. А вот теперь следовало торопиться. Не догнав головных в течение минуты, боевик насторожится, а значит, справиться с ним будет сложнее. Схватка с готовым к бою противником может наделать много шума, а Максиму этого не надо. А нужно ему, если перефразировать известную фразу – разделить и уничтожить.
Он бесшумно проскользнул в коридор, в котором скрылся боевик. Передние бойцы шли, не оглядываясь, привыкшие к тому, что тыл их надёжно прикрывают, поэтому просочившегося за их спинами Максима не заметили.
«Сытый» прошёл по коридору несколько шагов и остановился.
«Что за бл…?»
Коридор был прям и тянулся метров на двадцать, а головных впереди не было, а ведь он должен был их догнать. Не могли они так далеко уйти. Может, он ошибся, и они свернули в другую сторону?
Что-то во всём этом было не так. Он помотал головой, стараясь отогнать видение нежных изгибов, впадинок и выпуклостей, что так мешали сосредоточиться и понять, что не в порядке.
Максим зажал вакидзаси в зубах, сорвал заколку с ворота и в два быстрых прыжка нагнал боевика. Тот как раз начал поворачиваться. Указательный палец на его руке дрогнул и пополз к спусковому крючку. Максим рванулся, перехватывая затянутую в чёрную кожу кисть. Рывок и хруст сломанного пальца. Левая рука взметнулась и резко опустилась, цепляя длинным центральным остриём заколки горло. Боевик забулькал разорванным горлом. Максим обхватил его за плечи и, зажав рот, аккуратно опустил слабо подрагивающее тело на пол.
В его голове, один зелёный шар ярко вспыхнул и погас. Максим сдёрнул с головы убитого очки ночного видения и закрыл ему глаза. Покачал головой: убивать ему не понравилось. Он бы предпочёл вовсе обойтись без трупов, но в данной ситуации это было невозможно.
В боевике Максима привлекли две вещи: нож, пристёгнутый к бедру, и компактный автомат, закреплённый на трёхточечном подвесе. Клинок ему понравился: чёрное длинное лезвие, чуть расширяющееся к острию, полуторная заточка со зловеще выглядевшей пилой на обушке и удобная микардовая рукоять. Ножны с ноги боевика перекочевали на его бедро. Теперь автомат. Максим снял машинку с груди мёртвого, повертел в руках. Примериваясь, вскинул к плечу. Тоже ничего. Компактный, с удобной рукоятью и широким магазином. Приклад трубчатый, откидной. Ствол – толстый цилиндр с насечками. АС «Вал» – он же автомат специальный, бесшумный и беспламенный, оснащённый патронами с мягким сердечником, чтобы не рикошетили от стен, в общем, самое то для замкнутых пространств.
Максиму следовало спешить, время поджимало, и оставшаяся пара в любой момент могла обнаружить пропажу замыкающего. Ему и так несказанно повезло, что среди первой тройки оказалось слабое звено, которое он без проблем разорвал. Но дальше надеяться только на везение было бы большой ошибкой.
Максим оттянул затвор, дабы убедиться, что патрон в стволе и автомат к бою готов. Всё было в ажуре. Он передвинул рычажок в положение стрельбы одиночными и споро отправился за оставшимися боевиками. Далеко уйти они не могли, он возился с первым боевиком не более двух минут.
Когда до головной пары осталось метров двадцать, он взял затянутую в городской камуфляж спину в прицел, потом перевёл ствол с лопаток, расчерченных лямками бронежилета, на затылок. И только теперь осознал, что целиться с закрытыми глазами и мечем в зубах затруднительно. Максим сверился с внутренней картой, оставшиеся тройки были далеко, а значит, можно немного пошуметь, но только немного, так сказать, шёпотом.
По дрогнувшей спине, поняв, что замыкающий почувствовал его взгляд и вот-вот обернётся, Максим ускорился и рванул на полной скорости вперёд.
Задний услышал шаги Максима, хоть тот старался двигаться тихо, и вскинул кулак к плечу, призывая к тишине, очевидно решив, что это шумит замыкающий.
Максим ещё ускорился, сокращая расстояние. Боевик начал оборачиваться. Десять метров, пять. Задний почти обернулся. Больше ждать не имело смысла. Он плавно надавил на спуск. Сухо, словно в лесу сломалась ветка, щёлкнули четыре выстрела. По два на каждого боевика.
Он смотрел на людей, неподвижно замерших на полу коридора. Они были странно похожи на изломанные манекены. Гнев, закипающий внизу живота, мутной волной поднялся в голову. Ему стало противно ощущения тяжести автомата, будто держал он в руках не кусок металла, а тело большой гадины. Максим отбросил его в сторону и, вынув лезвие изо рта, тягуче сплюнул. Убивать людей было противно. В голове сами собой зароились вопросы. Для того ли он столько учился, чтобы лишать жизни незнакомых людей, пусть даже пришедших убить его? Не в честном поединке, лицом к лицу, а вот так, подло – со спины, лёгким движением пальца. Раз, два, три, четыре и две души тихо отошли на небо. А впереди его ждут ещё шестеро, их так же?
«Стоп, брат, шалишь! О чём думаешь? Сдаться хочешь? Лапки к верху? Сесть и ждать, когда придут дяди, не отягощённые моральными принципами и муками совести по поводу лишения жизни своих ближних и дальних тоже? А как же Дед, Золя? Неожиданно он понял, что так царапнуло его при их прощании. Что она там сказала: …мы будем ждать тебя… Мы? Кто мы? Чёрт!»
От догадки он вспотел. Прижал холодное лезвие ко лбу, пытаясь остудить не столько голову, сколько мятущееся сознание. Чёрные мысли о собственной подлости и муки раскаянья за унесённые жизни меж тем ширились, захватывая его сознание.
Максим глухо застонал, до крови прикусил губу, пытаясь болью отогнать отчаянье и слабость, всё больше охватывающий его тело. Но боль была слабой, а запах крови лишь ещё больше вогнал его бездну отчаянья. Максим задышал чаще, понимая, что ещё немного, и он просто будет дожидаться, покорный, словно баран, когда придут и зарежут.
Ноги его подогнулись, покачнувшись, он привалился спиной к стене и сполз, обдирая камуфляж, на пол. Сознание Максима всё больше опускалось в пучину отчаянья и жалости к убитым им людям, к миру и к самому себе. Пальцы разжались, и вакидзаси жалобно звякнул о камни, словно жалуясь на хозяина.
Слабеющей рукой Максим нашарил меч и поставил его на пятку рукояти остриём вверх. Лезвие слабо колыхалось в нетвёрдой ладони, ещё миг, и он не сможет сделать то что задумал. Но мига ему хватило. Он поднял руку, весившую, казалось, целую тонну. Левое предплечье легло на подрагивающее остриё, и Максим с силой надавил. Острая сталь бережно, вначале почти безболезненно, пронзило мышцы и скользнуло между локтевой и лучевой костью, а потом плоть разошлась и толчком послала боль по нервным окончаниям.
Волна боли прошлась по телу и где-то в голове встретилась со встречной волной чужой воли, которая подавляла его сознание, делала слабым, заставляла сомневаться в себе, в своих делах и своей правоте. Встретилась и смела её, как разбушевавшаяся стихия сметает всё на своём пути. Чужая воля ушла, унося с собой сомнения, терзавшие Максима. От них остался лишь горький привкус где-то на дне сознания, да скорбь оттого, что с теми, кто охотился на него невозможно договориться и вновь придётся убивать.
Магистр с тревогой смотрел на застывшее лицо, вытянувшейся в струну высшей. Минуты ползли, словно улитка по листу осоки. Внезапно ведьму начала бить мелкая дрожь. Колдун подался к ней, словно желал поддержать, но всё прекратилось.
— Что? — встревожено обратился он к ней.
Белоглазая открыла глаза:
— Он сорвался.
Максим сдёрнул с плеч камуфляжную куртку, двумя взмахами меча отпорол подкладку и принялся сноровисто бинтовать руку. Он затянул последний узел импровизированной повязки и пошевелил пальцами. Рука действовала, но полностью полагаться на неё он бы не стал. Максим сосредоточился, и в мозгу вновь вспыхнули зелёные точки.
— Ну что ж, девочки, потанцуем, — Максим выдал свою любимую присказку и, подхватив меч, направился в сторону ближайшей тройки.
Высшая шевельнулась, и словно бы нехотя, почти не разжимая губ, произнесла:
— Он закончил с ними.
Магистр и сам это понял, когда перестал чувствовать боевиков. Он кивнул:
— Дело за нами.
Он повернулся к нурам, губы его шевельнулись, произнося слово Силы. По тоненьким ниточкам, связывающим мага с нелюдью, потекли потоки энергии.
Секунда – и нелюдь, сорвавшимися с поводка псами, кинулась в сторону коллектора. Движения их, ранее угловатые и неторопливые, стали быстрыми и ловкими. Они бесшумными тенями скользнули к строению и, просочившись сквозь поломанную решётку, исчезли под землёй.
Магистр с ведьмой, выждав пять минут, неторопливо двинулись вниз по холму. Они прошли почти половину пути, когда в проёме входа кто-то шевельнулся. Маг сбился с шага и замер, придержав ведьму за плечо. Он пристально всматривался в темноту, клубившуюся за сломанной решёткой.
Ведьма во все глаза смотрела на замершего в густой тени мужчину. Тьма мешала ей разглядеть его, но она чувствовала исходящие от него силу и спокойствие. Он постоял и вышел на свет начинающего сереть предрассветного неба. Высока, мощная фигура, неестественно длинная правая рука висит вдоль тела. Высшая не сразу поняла, что в руке зажат меч. Левая спрятана за спину.
Неомаг неторопливо, заметно припадая на левую ногу, зашагал им навстречу. По его правому плечу и левому боку расплывались кровавые пятна, а левое бедро, чуть выше колена перетягивал узкий ремень. Боевики всё-таки смогли его зацепить. В десяти шагах от них мужчина остановился, и высшая заметила на его одежде дырки с опалёнными краями.
Максим смотрел на пару, замершую напротив него. Мужчина был ему знаком, именно его он видел на заднем сиденье «Волги», караулившей Максима у дома. Тогда он плохо разглядел Магистра, а вот теперь мог полюбоваться на него в полный рост. Фигурой тот подкачал: невысокий, чуть сутулый, с впалой грудью и округлым брюшком, длинными, прямо-таки горилльими руками и кривоватыми короткими ножками. Но лицо, лицо уводило в тень все недостатки тела. Высокий, прекрасной лепки лоб с благородными залысинами, тёмно-русые густые волосы, породистый нос с волевыми носогубными складками. Аккуратно подстриженная бородка вокруг сочных, чётко очерченных губ и яркие светло-карие глаза.
А вот второе существо, или всё-таки женщина? Точно женщина. Вот она ему была незнакома. Длинная нескладная фигура, затянутая в облегающий серебристо-серый комбинезон, соломинки рук и ног с узлами локтей и коленей. Прямая линия плеч и полное отсутствие груди. Волосы седые, а может, белые, в предрассветном тумане было не разглядеть, иглами дикобраза торчали в разные стороны. И глаза! Выпуклые, словно у жука, с затянутой молочно-белой пеленой радужкой. Ведьма! Должно быть, та самая высшая, которую так боялась Альбина. С искорёженным и трансформированным многочисленными ритуалами и инициациями телом. Опасная, словно болотная гадюка, и такая же безжалостная. И если Магистр пока относился к роду людскому, пускай и был замаран нечистым, то она уже давно перестала быть человеком, а стала нелюдем, нежитью с разорванной в клочья душой.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять кто из них главный. И им являлся отнюдь не мужчина, замерший по левую руку от ведьмы, хотя тот именно так и считал. От него явственно тянуло кисловатым запахом страха. И даже с такого расстояния Максим видел, как бегают его глаза в тщетной попытке отыскать выход из сложившейся ситуации. Хотя и его не стоило списывать со счетов. Несмотря на весь свой страх, он продолжал оставаться опасным. Какая-то странная связь была между ведьмой и Магистром, что-то связывало их. Что-то более сильное, чем чёрная магия, и что-то более сильное, чем магия крови, и Максим, кажется, догадывался, что какие узы их скрепляли. Ведь есть только одна магия, что сильнее всего остального.
Ведьма была спокойна и сильна, пожалуй, так сильна, что ему с ней не совладать. Но Максим попробует, ведь теперь он был не один. Он почувствовал, как за его правым плечом невидимыми спутниками встали Дед и Золя, с руками, сложенными в защитном жесте на животе. А за левым возникли призраки его родных: родителей и жёны с дочерью. Ощущение было так явственно, что он, презрев опасность, исходившую от Магистра с высшей, обернулся. Так всё и было. А за полупрозрачными фигурами родных он увидел ещё одну – высокую и статную, с толстой косой, перекинутой через плечо. Она подняла руку со сложенными щепотью пальцами, словно хотела перекрестить его.
— Значит, — губы беззвучно шевельнулись, а в глаза словно сыпанули песка, — Пелагея, ты всё же…
Максим чувствовал себя скверно, раны болели, и если в плече и левом боку боль была терпима и не мешала движению, то левое бедро словно огнём жгло. Нога почти не держала его вес. Но присутствие родных наполнило его новой, доселе неведомой ему силой.
Высшая не отрывала бельмастых глаз от гура. Она видела, как он зачем-то оглянулся, словно искал помощи, но за его спиной было пусто. Когда гур повернулся к ним, она заметила, как из его правого глаза скользнула одинокая слеза и, запутавшись в щетине на подбородке, исчезла.
«Вот это сила!»
Давно забытое чувство затрепетало внизу впалого живота и горячими искрами разбежалось по телу. Пальцы ног поджались, сморщенные соски напряглись и налились кровью, а во рту пересохло. Быстрым движением острого языка, она облизала тонкие губы и улыбнулась. Вот это экземпляр! Давно она не испытывала такого возбуждения. Все её плотские ритуалы были лишь данью Хозяину – платой, чтобы забирать животную силу партнёра. Об удовольствии не шло и речи. Ведьма давным-давно забыла вкус страсти и трепет удовольствия, одна лишь утилитарная необходимость.
— Ну, здравствуй, новый.
Голос у ведьмы был неожиданно приятным и мелодичным.
— Мы давно тебя ждали. Присоединяйся к нам, — она чуть напряглась, накидывая ментальную сеть на гура.
— Здравствуй, — одними губами сказал Максим, ощущая, как по его сознанию скользят влажные и противные ментальные щупальца ведьмы.
Он с усилием отвёл взгляд от белых мутных озёр, которые, казалось, вытягивают из него жизнь каплю за каплей, и перевёл взгляд на Магистра, так легче было сопротивляться ментальному давлению.
— Прими подарочек, — к ногам мага, пущенные сильной рукой, полетели отрубленные головы нуров.
Магистр взвизгнул, как испуганный ребёнок, и отпрянул. Ведьма стрельнула глазами в его сторону, и тут же возвратила взгляд на Максима. Но этой её секундной заминки ему хватило, чтобы метнуть меч, словно копьё, ей в грудь.
Высшая дёрнула головой, и клинок, словно подхваченный порывом ветра, отлетел в сторону. Единственное, что Максим сумел, это чуть подкорректировать его полёт, так чтобы меч закончил свой путь не на земле, а в груди мага.
Тот захрипел, удивлённо глядя на оплетённую чёрным шнуром рукоять меча, словно по мановению волшебной палочки, возникшего в его груди.
— Но…— он перевёл удивлённые глаза на ведьму, — …ты обещала, — струйка крови сбежала с уголка его переставших быть сочными губ и запятнала белоснежный воротничок сорочки, — ты…
— Отец! — Вся мелодичность исчезла из голоса ведьмы, лишь пронзительные, визжащие ноты отчаянья и боли резали слух. Она, забыв про Максима, бросилась к плавно опускающемуся на жухлую траву магу, в последний миг, успев его подхватить.
Делая бросок, именно на это Максим и рассчитывал. Прекрасно понимая, что мечом поразить ведьму не сможет, а вот поколебать её волю и вывести из равновесия смертью Магистра запросто. Ведь магия любви несравненно крепче, чем все остальные силы на земле, если это, конечно, настоящая любовь, а не пушинка на ладони ребёнка, готовая сорваться и улететь от малейшего неловкого выдоха. Он не ошибся: ментальная сеть, опутывавшая его, ослабла.
Усилием воли Максим сбросил с себя склизкие нити сознания ведьмы и, подавив боль и немощь в простреленном теле, кинулся на ведьму.
— А-а-а-а, — боевой клич, вырвавшийся из горла, придал ему силы.
Трофейный нож, покидая ножны, злобно заскрипел в предвкушении крови. В два прыжка Максим преодолел расстояние, отделяющее его от ведьмы. Схватив за белёсые вихры, он резко дёрнул её голову назад, подставляя под нож тонкую кожу горла. Но за миг до того, как нож вспорол плоть, его глаза встретились с сочащимися влагой белыми глазами высшей.
Показать полностью
Неомаг. Часть 3. Глава 9
Глава 9.
Толстая, в два пальца, свеча сгорела почти наполовину, а сидевшей перед ней человек в пятнистом камуфляже был неподвижен, только пальцы левой руки, чуть подрагивая, гладили серебряные узоры на заколке. Даже дыхание не нарушало легчайшего танца язычка пламени.
К песчаному берегу подошла широкая плоскодонка, вёсла бесшумно проворачивались в хорошо смазанных уключинах, без всплеска опускаясь в воду. Четыре тёмные фигуры, замершие на борту, синхронно, едва лодка причалила, десантировали на берег. Последний легко оттолкнул её, и плоскодонка, уже без пассажиров, подхваченная течением, отошла от берега и вскоре скрылась в темноте. Четвёрка рассыпалась по берегу и залегла, превратившись в тёмные, неподвижные валуны.
К подножью небольшого холма, расположенного метрах в двухстах от коллектора, подъехали два больших внедорожника. Подъехали тихо, что было удивительно для их габаритов, и скрытно – не зажигая фар. Машины остановились так, чтобы их не было видно от входа в коллектор. Задняя дверь головной машины открылась. Человек в чёрном медленно ступил на землю, и, легко поднявшись на вершину холма, пару минут внимательно, то ли всматривался, то ли вслушивался в темноту. Затем поднял руку в повелительном жесте и призывно качнул ладонью.
Повинуясь его жесту, из задней машины выскочило пять человек и рысцой, чуть пригнувшись, направились к нему. Человек в чёрном шевельнул сочными губами:
— Пока рано, ждите команды, потом берите его.
— Сколько ждать? — старший группы удобней перехватил короткий автомат.
Человек в чёрном нахмурился – ему не понравился тон старшего, но ответил:
— Столько, сколько надо.
— Скоро будет светать. Да и шум могут услышать и вызвать кого не надо.
— Об этом не волнуйтесь. Я прикрою. Кого не надо – не вызовут. — Он хотел ещё что-то добавить, но передумал.
«Всё равно этот «боевик», способный только рубить и колоть по приказу, его не поймёт. Не объяснять же, что он не чувствует этого щенка, порушившего его планы и которого он поклялся убить – долго и мучительно. Да не просто убить, а принести в жертву, простая смерть не нужна Хозяину. Что смерть? Лишь тонкая грань, отделяющая один мир от другого. Нет, Хозяину не нужна просто смерть, ему нужны боль, предсмертные страдания и муки жертвы. Ими он питается. И чем сильнее жертва духом, чем праведнее она, и чем дольше тянется пытка, тем лучше. Чем больше впитает в себя хозяин, тем сильнее он станет, и тем скорее он явится. Глупцы – те, кто унижает других, кто мучает себе подобных. Тем самым они лишь кормят того, кого боятся. Этим они лишь торят ему дорогу в этот мир. Глупцы. Нет, просто так он не убьёт этого щенка».
Шесть часов назад он ещё чувствовал его, и даже точно определил, где спрятался ублюдок. Но пока он вышел на нужных людей, пока прибыла команда, которая в теории была способна захватить наглого гура, тот пропал. Вот просто так – раз и исчез.
Магистр прибыл на место, где в последний раз он чувствовал этого наглого недоучку, бросившего ему вызов, и обрадовался. Тот находился в подземелье под коллектором. Но вот только теперь он чувствовал его как-то не так – иначе, чем раньше. Но как, он не мог внятно объяснить не то что постороннему, а даже сформулировать для себя. Магистр чувствовал его не как кого-то физического и обладающего плотностью и массой, а как что-то лёгкое и эфемерное, словно не принадлежащее этому миру. С таким он пока не сталкивался, и это тревожило его. Поэтому он решил выждать ещё час, но если за это время ничего не изменится, он даст команду на захват. Даст хотя бы для того, чтобы отвлечь щенка и нанести удар самому. Чёрт с ним, можно даже не брать его живым, лишь бы уничтожить. И дело было не в мести за разрушенные планы, а в том, что он чувствовал угрозу, исходящую от недоучки. Угрозу для своего будущего. Угрозу неявную, но от этого не становящуюся менее реальной и смертельной. Но боевикам, замершим подле него, он сказал иное:
— Ждите и помните – ваша задача взять его живым, хоть полумертвым, хоть каким, но живым.
Старший кивнул и вместе с бойцами бесшумно растворился в темноте.
Дождавшись, когда люди скроются во мраке, из первой машины, повинуясь безмолвному приказу, выбрались две фигуры и присоединившись к человеку на холме. Они застыли рядом с ним. Один за правым плечом, другой за левым. Через пять минут человек в чёрном чуть дёрнул головой, и правый, скинув с себя куртку, принялся расстилать её на холодной земле. Пока нур неловко возился с подстилкой, Магистр прикрыл глаза, размышляя, хватит ли сил боевикам, чтобы справиться с неомагом. Шансы были, если они такие крутые, как их расписывали. Во только этот червь был очень удачлив, он уже два раза выскальзывал из расставленных силков. А в последний раз так и вообще умудрился уничтожить двух лучших его подручных. Ему не было жаль, в человеческом понимании этого слова, посвящённых, он лишь сожалел о них, как жалеют о потере двух хороших, безотказно действующих инструментов. Если бойцов постигнет неудача, надо будет браться за дело самому. Эта идея ему не нравилась, не то чтобы он боялся – нет. Он давно уже не испытывал этого чувства, как и многих других, таких как любовь, сострадание и жалость. Он всего лишь опасался, что гур снова выскользнет из силков и придётся снова за ним гоняться. Он и в мыслях не мог допустить, что у него не хватит сил справиться с недоучкой. Плохо, что он не взял с собой посвящённых первого круга, но ничего, у него есть высшая. Да и вряд ли первые смогут помочь ему, они ведь ничего не смогли сделать летом, когда этот наглец при помощи конторы разгромил его гнездо в Светловоздвиженске.
Он тогда сразу, как только получил зов Альбины, сорвался на помощь, но опоздал и прибыл, когда всё уже кончилось. Дома он застал разгромленное гнездо. Уничтоженных нуров, исчезнувших первых и неофитов, лишь горстка низших уцелела. Тех, кто успел убежать и спрятаться, или кого не было в городе. Но если Бориила с Авриилом он худо-бедно чувствовал, то Альбину – нет. Это могло означать, что её убили, но тогда бы он это почувствовал. Либо то, что Альбину полностью лишили силы. А если верно второе, то она ему стала не нужна, поэтому Магистр не стал её искать. Всё, что ему нужно было знать, он и так узнал от тех, кто выжил, да и сам кое-что сумел считать из памяти упокоенных нуров.
И самое плохое – девчонка-пророчица, уже подготовленная к инициации, исчезла. Он хотел сразу броситься в погоню, но отказался от этого: вокруг крутились конторские, и не одни, а с какими-то колдунишками. Они были слабы, уступая в силе даже посвящённым второго круга, не говоря уже о первых. Но он почти полностью лишился верхушки магической пирамиды, поэтому решил переждать и сначала сбросить контору, висящую на его хвосте.
Надо было свить новое гнездо, чтобы было куда возвращаться, а это требовало времени. Да и всё произошедшее требовалось тщательно обдумать и проанализировать, чтобы в будущем не допустить подобного.
Кстати, о нурах, их не стоит списывать со счетов. Достаточно одного короткого слова, и они нальются силой, правда, быстро сгорят. Но что такое нуры? Прах. Понадобится, он ещё наделает. Магистр оглянулся на машину. Наглого гура ждёт сюрприз. Нур, наконец, расстелил куртку на земле, и маг, опустившись на импровизированную подстилку, сложил ноги в полулотос. Прикрыв глаза, он начал перебирать в пальцах гладкие бусины чёток, беззвучно шевеля губами, словно молясь. Что было недалеко от истины, вот только призывал он силы, которые простому человеку могли присниться разве что в кошмаре.
Человек в коллекторе тревожно шевельнулся, веки полуприкрытых глаз чуть дрогнули и открылись, в заполнивших всю радужку зрачках отразился рыжий огонёк пламени. Человек моргнул и снова прикрыл глаза.
________________
Максим Лотов.
Четыре года назад…
…Максим пробыл в Японии два месяца – максимальный срок, который он мог себе позволить. Потом он ещё три раза приезжал к Исатори Кано. Дома он тренировался с Виктором Ивановичем, так как специфика тренинга требовала партнёра, но не в общей группе, а наедине и чаще по ночам.
Он практически прекратил своё паломничество по группам, делая это лишь изредка, дабы проверить свои навыки в нестандартных условиях и на противниках, владеющих иной, не схожей с его техникой.
В Дайто-рю его всё устраивало, смущала лишь излишняя жёсткость и то, что в одиночку тренироваться было сложно. Он поделился своими мыслями с Иванычем, так звали сенсея те, кто у него занимался. Вот и Максим незаметно для себя стал так к нему обращаться.
Тот усмехнулся:
— Для расширения кругозора и двигательных навыков могу свести тебя кое с кем.
— С кем?
— С товарищем моим. Служили раньше вместе.
Максим в первую их встречу правильно определил род деятельности Иваныча: тот был служакой, ветераном, прошедшим горнила почти всех горячих точек, пылавших на карте страны. Только о прошлом и своей службе он не говорил, лишь по редким обмолвкам можно было понять, что на его счету не одна жизнь.
Владимир Семёнович – дядя Вова, был полной противоположностью Иваныча: круглый, похожий на колобка, упругий, словно отлитый из резины. С плавными, как у текущей воды, движениями, и абсолютно лысый. Улыбка, казалось, не сходила с его лица, вот только карие глаза были точь-в-точь как у Иваныча, хоть мало кто за весёлым прищуром мог заметить смерть, таящуюся на их дне.
Именно он и свёл Максима с его третьим учителем – Да Вэем. Последним признанным мастером внутренней школы Тайцзи-цюань стиля Ян. Старенький китаец, с лицом морщинистым, словно печёная картофелина, с редкой седой бородкой, и телом хрупким, как у птички, валял Максима по всему полу с лёгкостью котёнка, играющего с клубком ниток. После чего Максим попросился к нему в ученики, и был благосклонно принят в семью.
Поначалу он боялся, что учение китайского дедушки придёт в конфликт со знаниями, полученными от Деда, и навыками, вбитыми в него Исатори Кано, но этого не произошло. Наоборот, практики тайцзы гармонично легли на всё, что он получил ранее. Где-то сгладили острые углы, где-то углубили знания, а где-то расширили границы владения телом.
Именно от этих двух – японца и китайца, исходила волна тепла и спокойствия, которой так не хватало Максиму, со времени его учёбы у Деда. Его метания, как душевные, так и физические, на время его присутствия у мастеров прекращались. Даже после того, как он уезжал от них, Максим некоторое время находился в гармонии и равновесии между собой и миром. Он надеялся, что его занятия внутренними практиками обуздают маятники, но этого не происходило, они сглаживались, но полностью не исчезали.
Максим всерьёз рассматривал вариант переезда к одному из этих мастеров, но что-то его держало. И ему не надо было раздумывать над тем, что так сильно привязывало его к родине. Этими ниточками были могилы любимых, желание вернуться к Деду и надежда на встречу с той, кто заполнит пустоту, образовавшуюся в нём со смертью родных, но об этом он старался не думать. Ко всему прочему, ему не нравился слишком формализованный уклад жизни японцев, отсутствие зимы и невозможность развести костёр, на пламя которого он любил смотреть. Что до Китая, так он ему просто не нравился. Не нравились маленькие и суетливые, громко и визгливо говорящие китайцы. Не нравился их быт и еда.
Жизнь его вошла в свою определённую колею. Два раза в год он ездил к учителям, стараясь успеть до маятника, так как после тренировок с Мастерами мука отката проходила менее болезненно. В промежутке между своими поездками он проводил в самостоятельных тренировках и изучении языков, между делом помогая академикам в поисках пропавших вещей.
_________________________
Фитиль оплавленной до основания свечи дрогнул и свалился в лужицу воска. На прощание он мигнул и, печально затрещав, погас. Комнату и сидящего на коленях мужчину поглотил мрак.
По телу мужчины прошла дрожь, он шевельнулся и плавно завалился вперёд. За миг до того, как его лицо ткнулось в лужицу горячего воска, он остановил падение. Веки дрогнули, открываясь. Невидящими глазами он смотрел прямо перед собой. Лицо было неподвижно и словно сведено судорогой, отчего казалось, что вместо лица у него маска. Прошла секунда, другая – он не шевелился. Но вот пальцы разжались, и заколка, до того зажатая в левой руке, со звоном упала на бетонный пол. Негромкий звук разорвал пелену тишины. Веки мужчины затрепетали, и на лицо вернулось осмысленное выражение. Он шумно вздохнул и выпрямился.
«Вот чёрт!»
Максим сидел в абсолютной темноте и тишине. В первый момент ему показалось, что он ослеп, но быстро сообразил: это свеча догорела. Он зашарил рукой по столу. Пальцы обожгло что-то горячее и мягкое.
«Сколько я так просидел? Свеча толстая была, сантиметров двадцать в высоту, если не больше. Часов пять, шесть? Больше? Это был его рекорд. Больше двух часов медитации он не выдерживал. Тело затекало, глаза от пламени становились сухими, а суставы горели. А теперь?»
Он шевельнулся.
Удивительно, но тело совсем не затекло, наоборот, оно было непривычно тяжёлым и гибким, словно у огромной змеи. Казалось, он стал больше и массивней.
Максим прошёлся внутренним взором по телу. Нет, всё в порядке, габариты его не изменились. Изменилось его ощущение пространства. Он по-прежнему ничего не видел, что было неудивительным. Единственная свеча погасла, а больше источников света в комнате не было. Окон в помещении нет, как-никак десять метров под уровнем моря. Дверь плотно закрыта и заперта на засов.
Максим легко поднялся на ноги. Глаза, ничего не видя, напряжённо всматривались в темноту. Он моргнул и выругался. С закрытыми глазами мир виделся совсем по-другому. Он перестал быть непрозрачно чёрным. Пространство вокруг него не окрасилось радужными тонами, но мгла перестала быть абсолютной и словно утратила плотность. Сквозь сомкнутые веки он видел? Чувствовал? Осязал? Или что-то иное? Максим не мог подобрать определения тому, что с ним сейчас происходило. Не было у него прежде такого опыта. И оттого все слова, вертевшиеся на языке, казались плоскими и лишёнными смысла.
Чернота перед ним сменилась серыми подвижными полутонами. Предметы вокруг обрели контуры, пускай нечёткие и словно бы размытые, но теперь ему не придётся слепым котёнком тыкаться вокруг, налетая на углы и сбивая предметы.
Максим оглядел помещение, или, с учётом того, что глаза его были закрыты, прозондировал? А, впрочем, неважно. Огляделся, значит, огляделся. Он потом будет навешивать ярлыки на свои новые способности, когда разберётся с проблемами. Вот только откуда они? Прорыв на новый уровень, как в компьютерной игре? Или количество в итоге перешло в качество? Видимо, не зря Дед позвал его к себе.
Максим оглядел себя. Ухмыльнулся.
«Ниндзя, ёпта!»
Себе он представился туманной фигурой, чуть более плотной, чем окружающее его пространство, и словно бы окутанной серой пеленой. Он прошёлся по комнате. Движения стали более слитными, он словно не переходил с одного места на другое, а перетекал плавно и быстро. Не змею он напоминал себе, а каплю ртути.
Максим закружился, нанёс несколько ударов руками, левый прямой, правый боковой, локоть бьющей руки, продолжил движение, нанося удар – один, второй. Следом подсечка, и без остановки круговой в верхний уровень. Ещё не коснувшись бьющей ногой пола, он пружинисто толкнулся опорной и легко, словно играючи, сделал сальто назад.
«М-да, точно ниндзя».
Раньше он так не мог.
Максим кровожадно улыбнулся.
«Теперь, пожалуй, можно и Магистра за жабры брать, осталось найти его».
Он замер посреди комнаты. Что-то нарушило его одиночество. Максим открыл глаза, серое марево сменилось чернотой. Веки снова сомкнулись. Перед внутренним взором опять раскинулось серое пространство.
Он сосредоточился, пуская вокруг себя дугу внимания, словно огромный эхолот. Вот оно, точнее, они – нарушители. Под сводом черепа, превратившимся в карту, мерцали призрачные огни, словно гигантские светляки в ночном лесу. Где-то недалеко, конкретнее определить расстояние он не мог, ещё не катакомбах, но рядом, рассыпались по периметру девять зелёных огней – люди. Дальше, почти на границе его восприятия, синим холодным огнём мерцали две точки – нуры. Рядом с ними ослепительно пылал красный шарик. На миг он вспыхнул яркой звездой. Красный свет начал менять спектр на жёлтый, но, мигнув пару раз, вновь засветился ровным багрянцем. Неподалёку, буквально в паре метров, горел ещё один огонёк – белый. Что это такое, Максим не понял.
«Ну, здравствуй, Магистр, вот ты и пришёл. Похоже, сейчас всё решится».
Человек, сидевший на холме в странной позе, дёрнулся, когда его коснулась волна внимания, глаза широко распахнулись. На дне мутных болотц плескался страх.
Губы скривились в болезненной гримасе, и с них сорвалось проклятье. Он, наконец, почувствовал противника. И это ему не понравилось. Если раньше он чувствовал его как нечто сильное, но не особо опасное, то сейчас… Это словно открыть дверь комнаты, ожидая увидеть на пороге котёнка с острыми, но неопасными коготками, а обнаружить разъярённого барса, жаждущего крови.
Магистр вскочил на ноги, не зная, что делать. Его тело задрожало, испуская в осеннее утро волны страха. Он отвык от этого чувства, и оно всё сильней охватывало его, подчиняло и нашёптывало в ухо: беги, беги, беги. Паника билась в нём птицей, рвущейся из клетки на волю. Нуры, почувствовав настроение хозяина, беспокойно зашевелились. Ещё секунда и…
Дверь машины негромко хлопнула, и спустя миг на его плечи легли тонкие руки.
— Отец, — раздалось из-за спины негромко, — ты волнуешься.
Голос помог обрести почву под ногами и взять себя в руки. Магистр усилием воли сумел укротить рвущийся на волю страх. А потом зажать его в ладонях, придушить и засунуть обратно в глубину сердца и захлопнув за ним дверь. Запереть её на ключ, а ключ выкинуть. С уходом страха исчезла паника.
Магистр обернулся к обнявшей его девушке. Белёсые, словно паутина, торчащие во все стороны волосы, прямой нос и глаза, словно варёные яйца – сплошной белок, никакой радужки и зрачков.
— Не волнуйся, отец.
Пальцы цвета Родосского мрамора, гладкие, странно удлинённые и совсем без ногтей, погладили его по щеке.
— Он силён, но мы с ним справимся. Мы отомстим ему за наших братьев и сестёр. Ты принесёшь его в жертву, он очень силён, и это хорошо. Он напитает Хозяина силой, и Господин будет доволен.
Магистр медленно кивнул. Прикосновения высшей успокаивали его, давая силу и уверенность.
— Эти людишки возьмут его?
Высшая покачала головой, глядя бельмами в сторону коллектора:
— Нет, возможно, отвлекут, но не возьмут. Они перед ним словно мыши перед котом: сожрёт и не заметит. Он стал очень сильным.
— Но почему? — вырвалось у мага.
Страх начал биться в запертую дверь, грозясь сорвать её с петель.
Белоглазая ведьма обернулась к магу, обхватила его лицо ладонями, приблизила к своему, так что он увидел в её глазах без зрачков своё размытое отражения.
— Я говорила: отец, оставь его в покое, я чувствовала – добром это не кончится, а ты гнал его, словно такса крысу. Нельзя загонять крысу в угол, она может стать крысиным волком и перегрызть загонщику глотку. Но теперь поздно. Ты же не хочешь предстать перед Господином после такого провала?
Магистр покачал головой: этого он не хотел больше, чем чего-либо в жизни.
— Значит, надо его взять. Он силён, но с нами ему не справится, — в который раз повторила ведьма. — Я чувствую силу Хозяина. Сегодня он получит свою жертву. Надо просто немного помочь им.
Белоглазая опустила голову Магистра и впялила бельма в сторону строения. Магистр видел, как напряглись вены под тонкой кожей на горле, как окаменело и вытянулось её лицо.
Показать полностью
Неомаг. Часть 3. Глава 8
Глава 8.
Максим чихнул от попавшей в нос пыли и вернулся в реальность. Поднявшись с корточек, огляделся. Бесшумно подошёл к шкафам, расположенным справа от двери. Шесть, по числу участников странной компании, металлических ящиков в рост человека, седьмой, чуть в стороне – Максима. Шкафчики были покрыты толстым слоем пыли, сразу видно – в них давно никто не заглядывал.
Он пристально смотрел на них, а потом начал открывать слабо лязгавшие дверцы, одну за другой. Что он в них хотел найти? Хотел или надеялся, а может, ждал? Весточки из прошлого? Послания? Привета? Ответа он не знал.
Первый – ящик Кости, на крючке висел вакидзаси, привезённый Максимом из Японии. Неподлинный, конечно, реплика. Но сделанный с соблюдением технологии и всех тонкостей, с обтянутой кожей ската рукоятью, с «хиси-гамэ» из промазанной яичным белком мягкой бумаги и лезвием, способным в одно мгновение отделить голову человека от туловища. Он помнил, как радовался Конан, великий любитель всего холодного, длинного и острого, подарку.
Второй – Ксанин, на верхней маленькой полочке – заколка для волос в виде небольшого трезубца, купленная Максимом в Китае и привезённая девушке на день рождения. Настоящее серебро, яшма и жадеит, старинная работа: дракон сплёлся в схватке с тигром.
Третий – Олафа, на полке сиротливо лежал массивный серебряный перстень, изображающий оскаленную волчью морду, подаренный Максимом к выпуску первого альбома группы, в которой играл Олег, и которая, как нетрудно догадаться, звалась «Акелла».
Он шёл, поочерёдно открывая шкафчики, и в каждом находил подарок, сделанный им каждому члену «Странной компании».
Дойдя до своего, он с минуту стоял, глядя на металлическую, крашенную серой краской дверцу, гадая, что он найдёт в нём. Потом не без некоторого внутреннего трепета, открыл.
Дверца слабо скрипнула, являя нутро ящика. Ничего. В том смысле, что ничего странного и необычного там не было, только его зимний камуфляж. Всё правильно – именно зимой он и покинул их.
Он провёл пальцами по висевшей в шкафу одежде: тёплая куртка с меховым воротником, военные штаны со множеством карманов, свитер грубой вязки и кожаными нашлёпками, на локтях и плечах, туристические ботинки и шапочка с прорезями для глаз и рта – «балаклава».
Максим осторожно извлёк одежду, что есть силы встряхнул, поднимая в воздух клубы пыли. Скинув свой цивильный наряд, он переоделся и с удивлением обнаружил, как удобно в камуфляже. Одежда сидела словно вторая кожа – нигде не жало и не тянуло. Мягко прошёлся по комнате – толстая подошва совершенно бесшумно ступала по гулкому бетону, а ботинки словно цеплялись за поверхность пола.
Максим с грохотом захлопнул открытые дверцы шкафчиков, лишь из первого на ходу выхватил вакидзаси, да прихватил заколку из второго.
Ножны легко вошли в проушину ремня, и меч примостился на боку. Большим пальцем Максим легко нажал на цубу, сдвигая хабаки с мёртвой точки. Меч послушно – мягко и плавно, вышел из ножен. Максим убрал палец, обхватил рукоять правой ладонью – нежно и ласково, и рывком выпустил на свободу засидевшийся в ножнах клинок.
Мягко бликующая сталь описала вокруг него дугу. Максим перехватил рукоять второй рукой, немного мешала заколка, зажатая в ладони, – и нанёс кэса-гири – диагональный удар справа налево. Раз. Другой. Выпад. Скользящий блок и, как завершение – косой крест айки. Да, не предназначен малый меч для работы с двух рук.
Максим перехватил меч одной рукой и закружил по комнате. С каждым его движением в помещении становилось всё темнее – падали и гасли, перерубленные мечем, свечи. Он скользил по комнате: один удар – одна свеча. И так до тех пор, пока не осталась гореть лишь одна – та, что на столе.
Мягкое движение рукой, и меч послушно лёг в ножны. Рывок и вот меч не на боку, а в ладони. Максим пинком отшвырнул топчан и опустился перед столиком на колени. Сел на пятки, глядя на пламя сверху вниз. Правую руку оттягивала тяжёлое тело меча, в левой уютно устроилась заколка.
Максим примостил меч на колени – не понравилось, переложил на стол перед свечой – что-то было не так. Он передвинул его за свечу, и всё-таки опять что-то не то. Он сдвигал меч до тех пор, пока он не оказался на одной линии: глаза – свеча – меч. Так было хорошо и хорошо очень!
Он расслабился – тело обвисло, словно одежда на плечиках.
Дыхание выровнялось, и он, словно канатоходец, сорвавшийся с тонкой нити, протянутой над бездной, рухнул в воспоминания.
По внутренним поверхностям век замелькали обрывки прошлой жизни.
Детство, юность, армия, свадьба, авария…
Вереницы людей, словно кадры ускоренного кино, заскользили перед его внутренним взором.
Родители, жена, дочка, Дед, Пелагея Дмитриевна, Катя, Виктор Иванович, Исатори Кано, Павел Владимирович, Да Вэй – невидимая плёнка вздрогнула, замедляясь, и заскользила всё плавнее и плавне.
___________________
Максим Лотов.
Шесть лет назад…
Он сходил по тому объявлению, никакое это было не каратэ, обычная смесь бокса и самбо, в общем, добротная рукопашка. Не более, но и не менее. С оружием они работали, но в силу фантазии тренера, конечно.
Так началась очередная круговерть Максимовых поисков, но уже не по магическим тусовкам, а по единоборческим, по так называемым клубам любителей боевых искусств.
Побывал Максим почти во всех секциях, где, так или иначе, занимались рукомашеством и ногодрыжеством.
Каратэ, ушу, айкидо, русский рукопашный бой, филиппинские единоборства, боевое самбо, дзю-дзюцу.
Не зря Дед называл его Странником, он искал, подчас сам не зная чего, просто перебирал всех этих учителей, тренеров, гуру, наставников в поисках… Чего? Себя? Цели в жизни? Исцеления от непрошеного дара? Силы для его овладения?
По сути, он смирился с ним, даже начал находить определённые плюсы от него, вот только было их немного, и все какие-то мелкие и тощие, словно недокормленные котята.
Поначалу за поиски и посещения секций он принялся с азартом. Не особенно разбираясь во всех этих восточных изысках, он находил очередную секцию, чаще всего тренирующуюся в школьных спортзалах или ФОКах, созванивался с тренером и тактично, но напористо напрашивался на тренировку, ну или просто приходил на занятие. Обычно ему не отказывали. Но после первых десяти походов азарт его и оптимизм начали куда-то испаряться, а после пятнадцатого со скоростью курьерского поезда стали сходить на нет. После двадцатой по счёту секции Максим чётко разделил всех занимающихся на пять категорий.
Для одних все эти потолкушечки-потягушечки, ударчики и бросочки были фитнесом. Обычно этим занимались люди как парни, так и девушки, работающие в конторах, офисный, так сказать, «прольтрьят». Имеющие стабильную и неплохо оплачиваемую работу, трудящиеся, как говориться – от звонка до звонка. У них было свободное время, силы и возможность их потратить, но не было желания разбазаривать себя на посиделки в барах, ночных клубах и прочих питейных и развлекательных заведениях.
Для вторых – эти вторые, были сродни «ушибленным» в эзотерических тусовках. Чаще всего такие люди появлялись в секциях ушу, для них это была экзотика. Таинство другой культуры, желание приобщится к неведомому и такому притягательному Востоку, заодно поправить здоровье и вроде как научится защищать себя. Вот только эти занятия были – вроде как и как бы, так как чаще дальше вялого мановения руками в воздухе и медленного передвижения в красивых позах дело не шло.
Третья категория – спортсмены. Для которых смысл жизни был в победах, причём неважно – на татами, ринге или борцовском ковре. Эти да, эти пахали на тренировках, вот только так тренироваться Максим был не согласен. Нет, он был не против тяжёлых, изматывающих физически и душевно тренировок, вот только пахать надо правильно, иначе недолго и сломаться.
Четвёртые – самооборонщики, рядившие в камуфляж, изучавшие «шмертельные» для противника приёмы.
И пятая категория – наименьшая, люди, которые действительно пытались изучать традицию – японскую, китайскую или славянскую.
Соответственно, и разномастные гуру были под стать своей пастве.
Кто потрясал красивыми дипломами с яркими, разноцветными печатями, кто махал будо-паспортами и тряс чёрными поясами.
Кто обещал мистически и тайные знания древнего Востока, но после n-ного количества лет занятий.
Кто просто говорил: бей вот так, локоток повыше, ножку заворачивай.
Кто травил байки и задавал мудрёные «коаны» своим ученикам.
А кто откровенно лапал симпатичных учениц за разные интересные места, якобы правя им структуру тела.
Максиму требовалось одно-два занятия, редко больше, чтобы понять чему и как учат. Большинство учителей он запросто, с закрытыми глазами и связанными руками, уронил бы на пол, причём без всяких изысков. С частью пришлось бы повозиться, а некоторых без подлянок он бы не одолел. С единицами не справился бы, ни при каких условиях. Но даже у этих единиц учиться он не остался. Кто-то просто ему не понравился (как там, в восточной мудрости – ищи не стиль, ищи Учителя), у кого-то техника вошла в конфликт с навыками, вбитыми в Максима Дедом, кто-то сам указал ему на порог.
Максим теперь рассматривал свои походы как обычное развлечение, вроде как люди поинтеллектуальнее и поинтеллигентнее его посещают театр. А он развлекал себя походами по секциям.
Но, как и всё в жизни, новизна ощущений вскоре сменилась привычкой. Привычно стало ходить по улицам и выискивать объявления о наборе групп, привычно было приходить на тренировки в незнакомое место. И Максим уже намерился плюнуть на всё это дело, пока…
…Вот оно, это неистребимое пока, снова всплыло, как никогда не тонущее…
Максима, неизвестно, каким ветром занесло в старый парк, и он неторопливо гулял по аллее, ведущей к Университету. Вообще-то, он старался избегать мест, где его знали и могли узнать, но… Но тепло бабьего лета, палая листва, приятно шуршащая под ногами, и лёгкий запах припозднившейся осени навеяли на него воспоминания об ушедшей в вечность, но продолжавшей жить где-то в глубине сердца, весёлой и бесшабашной студенческой молодости.
Он почти дошёл до ворот парка, от которых вела прямая как стрела дорога к дверям alma mater. Подошёл и остановился. Там, в той самой глубине, где всё ушедшее продолжает жить, периодически всплывая в памяти, в один крошечный миг, занявший всего-то промежуток между двумя ударами сердца, вызрела, налилась и была готова вот-вот раскрыться страшным бутоном тоска по родным. Он остановился, поняв: ещё шаг, и цветок прошлого раскроется, разрывая грудь на части. И оно – сердце, его тренированное сердце, не выдержит, собьётся с ритма, остановится и, пропустив удар, другой, больше не начнёт свой бег.
В этой жизни можно все пережить
И разлуку, и боль и сомненья.
Но предательства не отменить,
Как и сердца, клапана коронарного, боль –
Называемого в медицине сухо.[1]
Может, так и надо: шаг и всё – конец дороги. Конец пути, по которому не мы идём, а который проходит через нас. Конец его, Максима? Петра? Нет, Пётр умер и похоронен. Похоронен и забыт. А, Максим?
Максим шевельнулся, он сделал свой выбор, оторвав ногу от земли, чтобы шагнуть, как…
Удар в бок вывел его из равновесия, и он сделал шаг, но не вперёд, а назад, дабы восстановить равновесие. Сердце на миг замерло и начало дальше отстукивать ритм жизни.
— Извините, — девичий голос весёлый, чуть насмешливый, с искренним раскаяньем в глубине.
Он обернулся на голос, но барышня, налетевшая на него, судя по возрасту, студентка, уже удалялась, потряхивая гривой вьющихся рыжих волос. Невысокая, стройная, но с широкими плечами и круглой, даже на вид упругой попой, она была налитой, словно резиновый пупс. Под тонкой тканью тренировочного костюма двигались крепкие мышцы бёдер и ягодиц, походка была пружинистой и энергичной. Через плечо перекинут ремень большой спортивной сумки.
— Вика, паршивка, стой, — раздалось у него за спиной.
Максим в очередной раз обернулся и опять опоздал. Мимо него вихрем пролетела девушка – высокая и худая, с тёмными волосами, стянутыми на затылке в конский хвост. Одетая, в такой же, как и у девушки, толкнувшей его спортивный костюм, и с почти такой же спортивной сумкой.
Вика обернулась, явив Максиму свой лик: весёлый, скуластый и курносый, с рассыпанными по щекам золотистыми точками веснушек.
Девушки обнялись, чмокнулись и направились в сторону, откуда пришёл Максим.
Он развернулся и как зачарованный пошагал за девчонками. Максим бездумно шёл за ними, очарованный их юностью, энергией и задором. И тем, что от них почти не веяло чернотой дурных мыслей.
Шёл и чуть слышно повторял невесть откуда взявшуюся фразу:
…Потом будет поздно, скорее меня поцелуй.
Наша жизнь – это то, что сейчас…[2]
Не сразу он обратил внимание на странные, одинаковые эмблемы на ткани их олимпиек. Тонкая вязь иероглифов и чёрный ромб, вытянутый по горизонтали и крест-накрест, расчерченный двумя белыми полосами.
Максим ускорил шаг, догоняя девушек. Он пристроился за ними, шагах в трёх позади, с интересом вслушиваясь в их разговор.
— Ты чего меня не дождалась? — Говорила высокая тонким голосом. — Взяла и сбежала.
— Да, ладно тебе, Талка, в додзе всё равно бы встретились, — отозвалась рыжая крепышка.
— Встретились бы, — дёрнула высокая рукой, — так до него ещё добраться надо.
— Так и я об этом, — рыжая перекинула сумку на другое плечо.
— Вместе веселей.
— Не понимаешь, — Вика тряхнула рыжей шевелюрой.
Даже по её спине, Максим видел – она раздосадована.
— Чего я не понимаю? — Талка чуть замедлила шаг, в её тоне скользнула обида, но Вика не обратила на это внимание, и той пришлось вновь ускориться.
— Того, что на тренировку настроиться надо. Ты помнишь, как сенсей говорил? Сто шагов до тренировки и сто после.
— Ну, так тут не сто, — искренне возмутилась тёмненькая, — тут пять остановок на троллейбусе, а потом ещё пятнадцать минут пешком.
— Я же говорю, не поймёшь, — Вика рубанула воздух свободной рукой, — это же просто аналогия, шаги тут не при чём.
— А что, при чём?
— А при чём то, что надо настроиться на тренировку, войти в состояние, понимаешь?
— Не-а.
Рыженькая вздохнула:
— Вот и я о том, давай помолчим, ладно?
Талка надулась, замолчала, но долго не выдержала и затараторила:
— Ты почему на прошлой треньке не была?
— А то не знаешь. Отцу плохо с сердцем было, я весь день в больничке провела.
— Зря. Иваныч из Японии вернулся, такое порасказывал. — Длинная замахала руками. — Сдал он аттестацию. Она восемь часов продолжалась, представляешь? А в конце кумите[3] со сменяющимися противниками. Лёшка потом рассказывал, что дольше Иваныча никто не простоял, он только на десятом срубился, сам Кано ему руку жал.
Рыжая пожала плечами и безразлично сказала:
— Я в сенсее и не сомневалась.
Вот только безразличие её было напускное. Максим отметил, как напряглась спина девушки при упоминании о кумите, как она повернула голову к подруге, чтобы лучше слышать. Его и самого заинтересовал этот разговор. Что ещё за Иваныч, у такого он, похоже, не был.
Пройдя с десяток метров, рыжая остановилась перед едва заметной тропинкой, уходившей вглубь парка.
— Кстати, я пешком на треньку пойду, — она махнула рукой в сторону зарослей.
— Ты чё, мать, с дуба рухнула? — Высокая остановилась, ухватив рыжую за рукав. — Тут пихтярить дай Боже.
— Нет, — девушка лёгким, почти незаметным движением высвободила руку, — до занятия ещё сорок минут, я через парк срежу, как раз успею, да и разогреюсь, чтобы на разминку время не тратить.
— Ну как хочешь, — зло сказала Талка, — я ноги бить не собираюсь.
Она решительно направилась в сторону остановки. Вика пожала плечами и скрылась за багровыми зарослями рябины.
Максим в сомнении остановился перед зарослями, скрывающими тропинку. Нет, он не сомневался, за кем последовать, за Викой или за Талкой. Только за рыжей. Он решал: проследить за ней скрытно или догнать и завязать разговор. Проследить за ней, конечно, не составит труда, но поговорить всё же лучше.
Пара секунд на размышление – и он, не скрываясь, направился вслед за девушкой. За то недолгое время, что ему потребовалось на раздумья, рыжая успела удалиться метров на двадцать. Максим заметил рыжую копну, мелькнувшую за поворотом тропинки.
«Шустрая бестия».
Максим ускорил шаги, нарочно громко топая, чтобы Вика не подумала, что он следит за ней. Он свернул, следуя за поворотом тропинки, и опять успел увидеть лишь медный всполох волос.
Максим чертыхнулся, ускорился и, вывалившись из кустов на небольшую полянку, был вынужден резко притормозить. Посреди небольшого пяточка, образованного кустами орешника, стояла рыжая. Сумка отброшена в сторону, сама вполоборота к нему, задняя нога чуть отставлена в сторону, руки, казалось, в невинной позиции – левая теребит медную прядку возле лица, правая – чуть поглаживает ткань брючек, обтягивающих мускулистое бедро. Но эта поза только казалась невинной. Максим явственно видел: девушка в боевой готовности. Левая рука у лица готова отразить атаку в голову, правая – сблокировать удар в корпус. Вес на передней ноге, задняя на носке – готовая нанести удар. А вот это ему не понравилась. Нет, конечно, не то, что девушка была готова к нападению (это ему как раз понравилось, как и то, что в глазах рыжей крепышки не был страха, лишь только настороженность и готовность), не понравилось ему то, что загружена была передняя нога. Такую ногу легко срубить и повалить девушку на землю.
Максим поднял руки на уровень плеч, раскрытыми ладонями к девушке, в исключительно мирном жесте, словно призывая не трогать его, и произнёс:
— Милая барышня, не бейте меня, я сдаюсь.
Сказал и заметил, как она напряглась, видимо, его жест ей не понравился. И правильно, он только с виду казался невинным. На самом деле из такой позиции было исключительно легко не только защищаться, но и нападать. Вот только он не собирался этого делать. Если бы хотел, то сделал это сразу, как поднял руки, девушка отвлеклась бы на этот жест и прозевала удар ногой.
— Я вижу, вам, Вика, не нравится, как я держу руки, и правильно.
Максим тут же объяснил ей, как из такого положения можно отвлечь противника и легко атаковать. По мелькнувшей на девичьем лице улыбке Максим понял – ей понравилось, она даже чуть расслабилась.
— И напрасно вы так напрягаетесь: нападение надо принимать расслабленным, тогда реакция более быстрая, и удар можно сблокировать или отвести. А вы напряжены, и чтобы среагировать, надо расслабиться, а это потеря времени.
Девушка кивнула:
— Это мне сенсей на каждой треньке твердит: расслабляйся, расслабляйся. Ой, а откуда вы моё имя знаете?
— Это просто, — он подпустил таинственности в голос, — я просто умею читать мысли.
Рыжая весело расхохоталась, махнула рукой:
— Шутите. Вы просто слышали, как меня звала Талка, правда? Это ведь на вас я налетела. Поверьте, это случайно, я не хотела. Простите.
И столько раскаинья было в голосе девушки, что Максим моментально поверил.
— Нет, нет, Вика. Это я должен вас благодарить. Вы, Вика, просто спасли меня.
— Это от кого? — рыжие бровки взлетели вверх.
— От себя самого.
— Шутите?! — это вышло полувопросительно-полуутвердительно.
— Только отчасти, милая Вика, только отчасти.
— Загадками говорите, — девушка нахмурилась.
— Не обращайте внимания, манера у меня такая, дурацкая. Вы, кстати, на тренировку не опоздаете? А то болтаете со мной, а время идёт.
— Ой, точно, — девушка подхватила отброшенную сумку, — вот и Виктор Иванович говорит, что мне только бы с кем-нибудь поболтать. Ну, я побежала.
— Постойте, Вика, а возьмите меня с собой.
— Куда? На тренировку?
— Ага-ага, — он с готовностью закивал, — давно хотел с Виктором Ивановичем познакомиться, да всё не знал как, а тут такой удобный случай.
— Ну-у-у, пойдёмте, — девушка с сомнением оглядела его с ног до головы, — вас, кстати, как зовут?
— Максим, только не Макс, хорошо? — он протянул ей руку и осторожно пожал маленькую, но твёрдую ладонь, с удивлением обнаружив на коже твёрдые валики мозолей.
Он стоял напротив сэнсея – невысокого, худого человека. Острые черты лица, глубокие морщины, абсолютно седая голова и густые тёмные брови, из-под которых на Максима внимательно смотрели пустые глаза профессионального убийцы. Вот только за этой пустотой скрывались печаль и мудрость.
Он был похож на старого и мудрого удава Каа из советского мультфильма: бездна силы и пропасть усталости.
Когда они с Викой вошли в небольшой школьный спортзал, группа уже разминалась, а невысокий человек, в старом, но нереально чистом кимоно, что-то втолковывал крепкому пареньку. Парень кивал, иногда чертя руками в воздухе какие-то фигуры.
Рыжая торопливо шепнула Максиму:
— Погоди, я быстро.
За время пути они перешли на ты.
Переоделась она и вправду быстро. Отвесила глубокий поклон перед дверями зала и торопливо подбежала к тренеру. Что-то быстро начала объяснять, изредка кивая на Максима. Сенсей внимательно слушал, наконец согласно качнул головой. Повернулся к Максиму и знаком пригласил войти. Максим, не торопясь, стянул кроссовки, а перед тем, как войти в зал, поклонился, правда, не так глубоко, как Вика.
И вот они стояли и внимательно смотрели друг другу в глаза, разминающиеся ученики притихли, глядя на разворачивающееся перед ними действо. Такого на их памяти не было, обычно сэнсею достаточно двух минут, чтобы решить, учить вновь пришедшего или нет. А теперь он битых десять минут играет в гляделки с новеньким.
Максим легонько тронул маленького учителя паутинкой внимания. Щуп ткнулся в эмоциональное поле и соскользнул, словно с ледяной корки.
«Интересно!»
Максим попробовал ещё раз, на этот раз усилив нажим, но всё повторилось – поле вокруг сенсея было плотным и скользким. Но и того, что Максим почувствовал, хватило, чтобы прекратить ментальное прощупывание.
В прошлом, у стоящего напротив человека было много боли и крови, своей и чужой. И ещё смерть, много смерти. За спиной человека в белом кимоно тенями выстроились мёртвые.
…Я видел смерть и сам ей был…[4]
«Военный, и не штабной, а настоящий боевой командир, знающей о войне не по донесениям и сводкам, а по боли, крови и поту, пролитым не в спортзале и не под оглушительные крики толпы. Он, в каком-то смысле, уже не был человеком, в привычном понимании этого слова».
Сенсей слегка улыбнулся, разомкнулись тонкие губы:
— Я не могу тебе помочь, но знаю кто может. И даже дам рекомендации, если ты захочешь, конечно.
Максим кивнул.
Через полгода, два письма и три телефонных звонка, Максим летел в Японию, снабжённый рекомендательным письмом от Виктора Ивановича и зачатками японского языка, старательно изучаемого им под руководством сэнсея.
[1] Стихи Михаила Балашова.
[2] Жак Превер - Поцелуй меня.
[3] Кумите – понятие в японских боевых искусствах, включающее в себя все разновидности боя на татами.
[4] Дельфин – Война.
Показать полностью
Неомаг. Часть 3. Глава 7
Глава 7.
Максим стоял около подъезда, решая, подниматься в квартиру или нет. Вроде бы незачем, всё, что нужно, Золя уже забрала, а остального не жалко; теперь не жалко. Он осторожно пощупал свою квартиру – всё ясно. Максим покачал головой и начал подниматься наверх. Дверь была приоткрыта, а из квартиры прямо-таки несло смертью.
Посреди комнаты с аккуратно перерезанным горлом лежал человек. Тот самый, что сидел за рулём чёрной «Волги». Чудо, что никто из соседей не заинтересовался открытой квартирой и не заглянул внутрь, а, обнаружив труп, не позвонил в полицию.
Максим прошёл на кухню. Мысли затравленными лисицами метались в голове.
«Может, на это и было рассчитано? Зачем? Сдать его? Кому? Ментам? Комитетским? Смысл? Вывести его из игры. Какой игры? Заставить запаниковать, заметаться и наделать ошибок? Опять же, зачем? Чтобы он чего-нибудь не сделал или, наоборот, сделал? А если…»
Где-то на грани забрезжила мысль. Вот-вот и он ухватит её за хвост. Максим машинально глянул в окно, и всё вылетело у него из головы.
«Твою же так. Всё интереснее и интереснее».
Около подъезда притормозила машина, из неё быстро и бесшумно, словно гигантский горох, высыпались люди в камуфляже и масках, с автоматами в руках и рванули к подъезду.
«Всё! Понеслась душа в рай».
Максим метнулся в коридор. Аккуратно закрыл дверь, щёлкнул замками, хоть на какое-то время задержит. Не раздумывая, кинулся в комнату; распахнул окно и, не разбегаясь, выпрыгнул в голый осенний палисадник. Прямо как в ту августовскую ночь, с которой всё началось. Чёрными крыльями взметнулись полы пальто. Подошвы глухо стукнули в землю, покрытую жухлой травой. Он присел, гася инерцию, но перекатываться не стал – так изгваздаешься, что вовек не отмоешься.
Максим оправил пальто, застегнулся и, подняв воротник, неспешным шагом направился в противоположную от приехавших машин сторону.
«Интересно, кто стуканул? И кто эти в камуфляже? Нашивок на спинах он не разглядел, так что понятия не имел, кто приехал его брать. Что, впрочем, было неважно. Главное, как вовремя они приехали. Словно сидели в засаде и ждали, когда же Максим Александрович Лотов заявится к себе на квартиру. Сдал его, скорее всего, Магистр. Вот только зачем? Что за игру он затеял?»
Максим никак не мог этого понять. Мысль, посетившая его в квартире, ускользнула, и он мучительно вспоминал, что же такое пришло ему в голову.
«Ладно, с этим разберёмся. Сейчас на очереди Круглый, и он, кажется, знал, где его можно найти».
День перешёл в вечер, и на город опустились сумерки. Не спеша Максим шагал к центру. В принципе, следовало поспешить, но Круглый был нужен ему там, где нет людей или хотя бы минимальное их количество. Максим планировал перехватить авторитетного бизнесмена в его офисе, значит, следовало дождаться, когда офисный народ разбредётся по домам, или куда они там ходят после работы. И если повезёт, то застать Круглого одного, не считая охраны.
Вышло, как он планировал. В здании, где располагалась контора, принадлежащая Круглому, светились только окна, ведущие в кабинет бизнесмена.
Он обошёл здание. Четыре этажа, остроконечная крыша, одно слуховое окно приоткрыто, с обратной стороны – пожарная лестница.
Максим осторожно просканировал помещения. Здание было пусто, человеческий фон он почувствовал только в четырёх местах. Трое наверху, двое рядышком, один метрах в пяти от них, очевидно, Круглый и его бодигарды. Внизу один человек, вероятнее всего, охранник на входе.
Максим толкнул дверь – открыто. Не озаботившись тем, что дверной колокольчик разразился отчаянным звоном, он широко распахнул дверь и вошёл в помещение.
Длинный коридор, на конце стол с внушительной фигурой охранника, затянутого в камуфляж.
— Э, закрыто, — пробасил «пятнистый», не оторвав взгляда от маленького телевизора.
Максим размерено, словно робот, шагал к столу. Его шаги глухо отдавались в узком помещении.
Охранник, раздосадованный тем, что его отвлекают от просмотра интересного матча, крякнул, вытянул себя из офисного кресла и затопал навстречу Максиму.
— Уважаемый, те чё, неясно? По-русски же сказано было – закрыто.
— I do not understand. — Бросил Максим на ходу.
— Чё? — охранник остановился, от удивления приоткрыв рот.
— Ни чё! — Максим с ходу влепил ему лапой леопарда в горло.
Как там писалось в одной интересной книге:
«…Если есть возможность решить проблему простым (не связанным с магией) действием, сделай это. Не шевели облацеи по пустякам, ибо всё возвращается к сделавшему в двукратном размере…»
Вот и он не стал отводить глаза, ковыряться в памяти охранника. Зачем? Кулак честнее.
Максим подхватил обмякшего охранника. Тяжёлый, чертяка. Оттащил за конторку и, водрузив на кресло, надвинул козырёк защитного кепи на глаза.
На поясе охранника слабо пискнула рация, и, словно испугавшись поглядевшего на неё Максима, замолчала.
«Интересно, когда развод у охраны, или что там у них? Поверка постов?»
Максим надеялся уладить все дела, до того как проверяющий, если он есть, конечно, а он есть, иначе зачем рация, не для красоты же, забеспокоится, почему ему не отвечают.
Он вернулся к входной двери, запер её снятыми с пояса охранника ключами. Дверь так себе, если начнут ломать, долго она не продержится, но пару минут форы она ему даст.
Он поднялся на второй этаж. Вот он, кабинет Круглого. Только что-то доблестных бодигардов не видно. Максим нахмурился, чуть потянулся вниманием к большим дубовым дверям. Да нет, всё нормально, вот он – фон от трёх человек. Максим взялся за вычурную бронзовую рукоять, в животе что-то предупредительно ёкнуло, но он, не обратив на это внимание, распахнул дверь и решительно шагнул внутрь.
«Оп-па. Как говорится – здравствуйте, не ждали».
За спиной мягко закрылась массивная дверь, тихо щёлкнул язычок замка. Не отводя взгляда от людей, сидевших между безвольно застывшими на диване охранниками, Максим покрутил ручку двери – ноль, ничего, в смысле заперто.
Максим одёрнул пальто и оглядел комнату.
— Зачем же так жестоко, они, конечно, не самые лучшие представители человечества, но такого не заслужили, — он кивнул на охранников.
— Мусор, — проскрипел «первый».
«Второй» кивнул, подтверждая его слова.
Максим покачал головой. Встречали его старые знакомые, почти не изменившиеся с их последней, она же первая, встречи. Тёмно-серые костюмы, белые рубашки, тяжёлые ботинки и глаза, словно подёрнутые пеленой серой пыли.
Это было жестоко, очень жестоко, то, что они сотворили с охраной. Они сломали им позвоночники, так что ни шевельнуться, ни издать звука бодигарды не могли, только дышать.
Максим посмотрел на Круглого, тот сидел в своём шикарном кресле, безвольно свесив руки, и столько муки было в его глазах, что Максим, не выдержав, отвернулся. С ним сделали то же, что и с охранниками.
— Разве нельзя было просто оглушить или связать?
— Нельзя, — на этот раз промолвил «второй», — если бы мы их вырубили, ты бы почувствовал, что фон сменился. А связать – это не интересно, к тому же их всё равно пришлось бы убрать. А так пусть живут, если смогут.
Максим снова покачал головой. Ярость закипала в нём. Он почувствовал привычный удар под солнышко, резко вдохнул носом, поднимая ярость в сердце. Голова сразу стала тяжёлой, словно набитая ватой, а тело лёгким-лёгким, воздушным. Казалось, оттолкнись сейчас от пола и взмоешь вверх – к небу, большим таким, наполненным газом, шариком.
Максим почувствовал, как к его сознанию метнулись нити чужого внимания, захлестнулись вокруг него и опали, бессильно скользя по щитам, которые он нарастил, едва увидев старых знакомцев. Он и заговорил с ними только для того, чтобы успеть подготовится к ментальной атаке. Максим видел, как напряглись лица магов, как бисерины пота выступили на лбу «первого», как заострился нос «второго» и улыбнулся.
Маги поняли тщетность попыток невербального воздействия на Максима и синхронно начали подниматься с низенького диванчика. Лязгнули раскрывающиеся телескопические дубинки.
— Поиграем, девочки? — Он шагнул навстречу встающим с диванчика нелюдям, решая, кого вырубить первым.
Разделяло их шагов семь. Круглый, щедрая душа, любил всё делать с размахом, вот и кабинет себе подобрал размером со спортивный зал.
Шаг.
«Старший здесь, пожалуй, «первый», не зря он заговорил первым и сейчас, и в прошлую их встречу, да и держится он чуть впереди, и делает всё чуть раньше напарника».
Вот и атакуя Максима, он слегка опережал «второго».
Второй.
«Значит, валить будем «первого», двое ему не нужны, а смерть партнёра расшатает почву под «вторым», каким бы крутым и бездушным он ни был и сделает его более сговорчивым. Решено «первый».
Третий.
Нога подцепила за ножку стоящий возле стены псевдовенский стул. Рывок. Стул стремительно полетел в сторону «второго». Снаряд угодил магу в грудь. Одна ножка вошла в пах, другая – в солнечное сплетение. Удар под дых сбил «второму» дыхание, а в промежность заставил захрипеть, и изогнутся перерубленным лопатой червяком.
Максим резко ускорился.
Свистнула в воздухе дубинка «первого». Сбив руки с оружием в сторону, захват и рывок на себя. Удар основанием ладони в нос. Хрупкие косточки носа мага вошли ему в мозг. Для верности – ребром ладони сбоку по шее. Сонная артерия сплющилась, перекрывая доступ кислорода в мозг. Длинное тело на миг напряглось и, вздрогнув, расслабленно повалилось на пол.
«Второй», не полностью отошедший от удара, пытался собрать себя с пола и даже нашёл силы замахнуться дубинкой. Максим легко перехватил бьющую руку и крутанул её против часовой стрелки. Сухо, словно высохшая ветка, треснули кости запястья. Пальцы разжались, и дубинка глухо лязгнула о паркет. Максим пинком отправил её под стол.
«Второй» слабеющими пальцами ухватил его за брючину. Резким тычком Максим сломал локоть вцепившейся в него руки. Маг захрипел. Максим ухватил его за горло, давя готовый сорваться с губ крик. Он чувствовал под рукой живой ручеёк бешено бьющегося пульса, который под давлением его пальцев постепенно уряжался. Зрачки мага расширились, заполняя собой радужку, глаза на миг выпучились и закатились.
И вот когда жизнь почти утекла из распростёртого на полу тела, Максим разжал пальцы. «Второй» судорожно дёрнулся, ловя раздавленным горлом воздух. Глотнул – раз, другой и, закашлявшись, открыл глаза.
Легко подхватив «второго» за ворот, Максим ткнул его лицом прямо в безжизненные глаза «первого».
— Жить хочешь?
«Второй» не ответил, он даже не шевелился – лежал, уткнувшись лицом в своего напарника.
— Молчишь? Ну-ну. — Максим пинком перевернул мага на спину. — Ты, я вижу, крепкий, и смерти не боишься, да?
Маг снова промолчал, черты лица его заострились, взгляд сделался как у человека, напряжённо решающего какую-то сложную задачу. Максим насторожился, тряхнул «второго» за плечо. Мышцы мага были как камень.
— Твою же! — Максим схватил его за шею, сжал пальцы.
Поздно!
«Второй» обмяк и ничком повалился на «первого».
Мёртв!
— Успел послать весточку хозяину, да? — Максим, бессильный что-либо изменить, пнул мёртвое тело.
Такого поворота событий он не ожидал. Что ж, если он так нужен, Магистру, остаётся только ждать, когда тот в очередной раз выйдет на него. Вот только плохо это, очень плохо. От колдуна можно ожидать любой пакости.
Максим достал папиросы, отошёл к окну. Каких теперь неприятностей ждать? Сквозь жалюзи осторожно выглянул в окно. Хмыкнул, спрятал папиросу в карман. К особняку бесшумно подкатило два внедорожника. Двери распахнулись, из них, доставая оружие, быстро выпрыгивали крепкие парни. Охрана?
«Давайте, ребята».
Максим быстро подошёл к двери, на этот раз замок поддался легко. Он шагнул в приёмную и дальше на лестницу. С первого этажа раздавался шум ломаемой двери.
Путь отхода на случай форс-мажора, Максим продумал ещё во время осмотра здания. Сначала вверх, на четвёртый этаж, дальше через слуховое окно на крышу, потом по пожарной лестнице вниз.
Никто его не заметит. Пока приехавшие заняты дверью, потом будут заняты телами в кабинете Круглого. То-то сюрприз будет. Мимо них они не проскочат – лестница одна, а двери Максим предусмотрительно оставил распахнутыми.
Ушёл он легко. Дверь на чердак открыл ключами с пояса охранника. Дальше проще. Крыша. Лестница. И вот он уже скрывается в пустоте арок и темноте проходных дворов.
Максим неторопливо удалялся от офиса Круглого. Адреналиновая атака схлынула и на него паровым катком накатила усталость. Ниточка, ведущая к Магистру, оборвалась. Что делать дальше, он не знал. Оставалось одно – ждать, когда хозяин найдёт его. А он найдёт. Не зря столько сил потратил на охоту за ним. Можно сказать, обложил как волка.
Теперь где-то надо отсидеться. Отдохнуть, набраться сил и подумать. Может, он что-то упустил? Размышлять над этим сейчас Максим не мог – мешали усталость и навалившаяся головная боль.
В принципе, где отсидеться пару дней, он знал. Старый заброшенный коллектор – лежбище местных диггеров. С которыми Максим одно время, года три назад, исследовал немногочисленные, не чета столичным, туннели под городом.
Тусовка была хорошая: тройка парней и столько же девиц – все как один растатуированные, не хуже бывалых зэков, только тематика картинок другая. Патлатые и затянутые в кожу металюги. Бесшабашные и весёлые. Пившие, как сапожники, только не водку, а белое вино, разогретое в микроволновке, по их словам – а’ля советские рокеры. Часто и изощрённо матерящиеся, играющие, как напьются на гитарах и перетрахавшиеся друг с другом, словно кошки. Но честные, крепко держащие слово, готовые по первому зову прийти на помощь, и с на редкость неплохим ментальным фоном. Жаль, распалась компашка. Максим вздохнул, вспоминая весёлое времечко, проведённое со «странной кампанией», как он их называл.
Он только надеялся, что их лежбище не облюбовали бомжи, не прибрала к рукам какая-нибудь фирма, и не затопило грунтовыми водами.
Первое и второе было маловероятным: убежище было надёжно спрятано, да и дверь там была солидная – Максим сам ставил. А вот третье очень даже вероятно, коллектор находился недалеко от реки.
Максим попетлял для проформы по улицам, отслеживая хвоста. Убедившись, что никто за ним не следит, поймал частника на стареньких «Жигулях» и спустился в нижнюю часть города. На Южном посёлке он вышел, не доехав до нужного места пары километров. Хотя Максим и чувствовал себя выжатым лимоном, но оставшееся расстояние собирался пройти пешком, дабы оглядеться и пощупать пространство на предмет чужого и нежелательного присутствия.
Коллектор был тих и безжизнен. Наличие жизни в нём, за исключением крыс, он не обнаружил. Пространство вокруг полузаваленного входа, со ржавой и сломанной в нескольких местах решёткой было пусто. По ощущениям Максима, кто-то недавно, пару дней назад, крутился рядом, но влезть внутрь не решился. И правильно, заблудиться в коридорах, раскинувшихся под землёй, было раз плюнуть, а вот выбраться обратно затруднительно.
«Скорее всего, мальчишки, забредшие к реке в поисках приключений. Бомжи вряд ли, уж больно далеко от обитаемых мест – поживиться нечем».
И только поплутав тёмными коридорами и выйдя к знакомой двери, Максим подумал, что дурак он и растяпа, раз припёрся сюда без ключей и слесарного инструмента. Дверь наверняка заперта, а открыть её голыми руками невозможно. Ключей у него, конечно, не было. Уходя, Максим, как честный человек, оставил связку на столе. Он в досаде плюнул, глядя на своё творение, но на всякий случай потянул порядком проржавевшую ручку на себя, и, о чудо! – дверь поддалась.
Максим присвистнул и шагнул за порог, ожидая удара, в том, что дверь случайно забыли закрыть, он не верил. Удара не последовало. Он пошарил рукой справа от двери, на уровне плеча нащупал выключатель. Легонько двинул маленький пластиковый рычажок вверх – света не было. Не беда, где-то в шкафах должен быть запас свечей.
Спичка ширкнула о шершавую поверхность коробка, и в ладони заплясал маленький огонёк. Максим закрыл дверь, задвинул засов и, сделав пару шагов влево, открыл шкаф. Вот то, что ему надо: толстые стеариновые цилиндры, завёрнутые в вощёную бумагу.
Запалив свечи, он расставил их на столе, низеньком шкафчике, примостившемся справа от двери, и на полочках, прикреплённых к стенам. Удовлетворённо кивнул. Ничего здесь практически не изменилось. Напротив двери – два широких, приземистых топчана, между ними – низенький столик, на котором, словно башня волшебника, возвышался кальян, который любила курить Инга, уютно устроившись на коленях Гнома. Максим присел перед столиком на корточки, тронул похожий на свернувшуюся змею шланг, дунул на покрытый пылью мундштук. Вместе с облачком серой взвеси в воздух поднялись воспоминания.
________________________
Взгляд из-под ресниц.
Странная компания.
Это была странная компания: три парня и три девушки. Вышел на Максима Олег, откликавшийся на нордическое имя – Олаф. Здоровенный, на полголовы выше Максима, со светлыми волосами, забранными в конский хвост на затылке. Обряженный в кожаные штаны и куртку-косуху, усыпанную заклёпками.
Нужно было им от Максима только одно: чтобы он нашёл одну вещь. Максим в то время поставил окончательную точку в своих непонятных отношениях с Катей, и делать ему в принципе было нечего, поэтому он согласился помочь. Думал, работа на раз, но общение с диггерами затянуло, да так надолго, что протусовался он с компанией два года. Уж больно хороший фон, несмотря на привычный гадкий привкус негатива, шёл от них.
Увидев всю компанию в сборе, Максим всё про них понял.
Как говорится – человек, у которого есть «Бентли», но не было в детстве велосипеда, всё равно остаётся человеком, у которого в детстве не было велосипеда.
Вот и мужская часть компании, несмотря на свою брутальную внешность и возраст, ближе к тридцати, чем к двадцати, были мальчиками, не доигравшими в детстве. Оно и понятно, если чуть глубже копнуть их прошлое.
Олаф – огромный, словно медведь, играл на басу в местной металлической группе, держал крохотную репетиционную точку, по совместительству звукозаписывающую студию. С того и кормился.
С семи лет он пиликал на скрипочке. С мамочкой ходил под ручку до самого окончания консерватории, пока однажды, впав в окончательную тоску от такой жизни, не сломал себе три пальца на левой руке, после чего ни о какой скрипке и разговора быть не могло. Маму чуть удар не хватил, а отец, выглянув из-под её каблука, одобряюще ему подмигнул и тайком показал большой палец. Как только пальцы зажили, Олег записался на бокс и в тренажёрный зал. Там он и познакомился с Конаном.
Конан (он же Костя) – смуглый атлет с тёмными волосами, забранными по самурайской моде в шарик на затылке. Габаритами поменьше Олафа, но несравненно более мускулистый. Он руководил клубом исторического фехтования «Хейборийская эпоха» и доводил богатых дамочек до нужных кондиций в престижном фитнес-клубе. История его была почти аналогична истории Олега, но со своими нюансами.
Костя – подающий надежды легкоатлет. С пяти лет, днюющий и ночующий в легкоатлетическом манеже, детства своего и в глаза не видел. Спортивные успехи его шли в гору, соревнования легко ложились под него – городские, областные. Там и выезд за рубеж, олимпиада не за горами. Юноша готов был взлететь сверхзвуковым самолётом, если бы не банальность – травма, навсегда лишившая его перспектив в большом спорте.
Гном (в миру Стас) – невысокий, но, как говорится, поперёк себя шире, с густой бородой конусом и бритой под ноль головой. Держал на авторынке три контейнера с запчастями. В котором торговали его родственники: отец, тётка и старший брат.
Детство у Гнома также не было. Он рано лишился матери и, чтобы помочь отцу прокормить немаленькую семью, с малолетства начал работать. Кроме Стаса, на шее отца оказались старший сын – студент филфака, совершенно не приспособленный к жизни, и младшая дочь – сопливая детсадовка. Семье после смерти матери пришлось затянуть пояса туго-натуго. Папа – простой учитель средней школы, ничего, кроме как преподавать историю, не мог, а в школе известно, какие зарплаты. Вот Стасу и пришлось после девятого класса идти работать в находившуюся под их окнами автомастерскую. А так как кроме характера, у Гнома были мозги и железная хватка, то через пять лет он открыл свой небольшой бизнес, который потом разросся и приносил неплохие доходы.
Девушки были не менее колоритны, чем их кавалеры.
Марго (на самом деле Маша) – настоящая боевая подруга викинга, статная белокурая валькирия – крутобёдрая и полногрудая. Со вздёрнутым носиком, белоснежной улыбкой и молочно-белой кожей. Нетрудно догадаться, что постель она делила с Олафом.
Инга – как и Марго, блондинка, но с волосами, отливающими золотом. Худая до болезненности, с еле оформившейся грудью, по-мальчишески узкими бёдрами и россыпью веснушек на худом лице, тонкой шее и острым плечам. Корешилась она с Гномом.
Ксана, читай, Оксана – маленькая, остроносая брюнетка, пухлогубая и большеглазая, пугливая, как дикий зверёк, и смешливая, как пятилетняя девчушка, была подругой Конана.
Девушки, младше парней лет на пять, вели себя словно подростки: вечные смешочки, браслетики-фенечки, чулочки-бантики.
Как известно, все люди играют в то, что они не доиграли в детстве. Те, кто увлекаются всякими пейнтболами, страйкболами и прочими стрелялками, не доиграли в детстве в войнушку. Любители заниматься во всевозможных клубах восточных единоборств, коих развелось немерено, не реализовали в детстве, по той или иной причине, свой инстинкт самца.
Вот и странная компания не столько занималась исследованием катакомб и поиском мифических сокровищ, сколько играла в их поиски. Нравилось им не собственно экспедиции, а связанные с этим мелкие приятные мелочи, как-то: покупка амуниции, долгие сборы и поиск информации. А после очередной «экспедиции» – вино, песни и, конечно, секс, наиболее острый на адреналиновой и алкогольной волне.
Вот и Максиму нравились ночные посиделки с тёплым вином, в искрящемся от света свечей хрустальном бокале. Переливы гитарных струн, певших под пальцами Олафа, его густой баритон и нежный голос Инги с едва слышимой хрипотцой…
Показать полностью
Неомаг. Часть 3. Глава 6
Глава 6.
Они лежали на узкой кровати, крепко прижавшись друг к другу. Девушка, прикрыв глаза, тихо посапывала, кажется, собираясь заснуть.
«Не время, сейчас спать, не время. Ещё ничего не закончилось, можно сказать – всё только начинается».
Максим обдумывал, как начать разговор. Наконец, решился. Говорить надо всё как есть, нечего тянуть кота за хвост.
— Золя, — он потёрся носом о её висок.
— Да, — отозвалась девушка, голос был совсем тихим и сонным.
— Для тебя очень важна твоя работа?
Она моментально открыла глаза:
— Что ты имеешь в виду.
— То, что мы достали эти бумажки, — он кивнул в сторону стола, — ничего не значит, меня не оставят в покое, и с этим надо что-то делать.
— Что ты предлагаешь? — Она с тревогой смотрела на него, пальцы, лежавшие в его ладони, крепко сжались.
— Надо исчезнуть на время.
— Куда? — тревога в её голосе усилилась.
— Куда-нибудь подальше, желательно за границу. Тебя кто-нибудь будет искать, беспокоиться о тебе? Мама, близкие, родственники?
Пришла её очередь пожимать плечами.
— Мама умерла год назад, я тебе не говорила. Шеф? Может быть. Не знаю, он меня ценит. Наверно, если я исчезну без предупреждения, забеспокоиться, искать начнёт. Но я могу ему позвонить, предупредить. А насколько надо исчезнуть?
— Не знаю. Месяц, полгода, год. Навсегда.
— Навсегда, — она повторила за ним, словно пробуя слово на вкус.
В голосе Золи не было удивления, лишь констатация факта.
Внезапно ему пришла в голову интересная мысль.
«А что, если взять её с собой к Деду, пусть поживёт с нами, а если не разрешит, то у Пелагеи Дмитриевны, она точно будет рада, если жива, конечно. Нет, не пойдёт, как там Дед сказал:
— Всё, бывай, закончишь с делами, жду…
Значит, с этими тёмными придётся решать и решать самыми радикальными мерами, чтобы в будущем не вынырнули за спиной в самый неожиданный момент».
А нынешнее его положение уж никак окончанием дел назвать нельзя. Если они сейчас исчезнут, то те «чёрные» потянутся за ними. А уж если сам Дед признал мага сильным, то чёрт этот и до дедова скита, пожалуй, добраться сможет. Нет, рвать когти можно, только когда он окончательно разберётся с основателем «Последнего прихода». В том, что человек с русой бородкой, ждавший его в машине, и есть Магистр, о котором говорила Альбина, Максим не сомневался.
— Куда отправимся? — прервала его размышления Золя.
— Не мы, девочка, — он покачал головой, — ты.
— А ты? – в голосе девушки прорезался настоящий испуг. — Без тебя я не поеду. Слышишь? Не поеду, и всё!
Он усмехнулся: если бы они сейчас стояли, она бы точно топнула ногой.
— Ты. Я не могу сейчас исчезнуть, нас будут искать. И рано или поздно найдут. Скорее всего, в тот момент, когда мы не будем готовы к встрече. А жить и постоянно оглядываться, ожидая удара, это очень сложно. Я должен остаться и покончить с этим. А если ты будешь рядом, то я буду дёргаться, боятся за тебя, прилагать усилия для твоей охраны, а значит, отвлекаться, распылять силы. То есть ослаблять себя, а это не те люди, с которыми можно иметь дело, будучи слабым. Поэтому ты уедешь, сейчас соберёшься и уедешь.
— Кто они, что им от тебя надо? — она умоляюще смотрела на него.
— Это очень долгая история, я расскажу тебе её, когда всё закончится. А пока вставай, у нас мало времени, перед твоим отъездом мне надо ещё многое успеть.
Пока Золя собиралась, Максим её инструктировал, попутно что-то быстро чиркая на листах бумаги:
— У тебя есть загранпаспорт?
— Есть, отдыхала в прошлом году в Египте, а до этого один раз в Турции.
— Это хорошо. Приедешь к себе, сразу начинай собирать документы для поездки в Японию.
— Куда?
От удивления она выронила из рук вещи, которые укладывала в большую дорожную сумку.
— Ты права, это сложно и долго. Виза ещё. В Китай – это проще, в турагентстве купишь путёвку, это быстро. Нет, лучше и туда, и туда. Полетишь туда, куда быстрей получится. Ждёшь меня дома неделю. Я не приезжаю, улетаешь.
Он закончил писать и потянул ей два сложенных листа:
— Вот это, помеченной птичкой в Китай, мастеру Да Вэю, вот здесь адрес, по-русски, английски и иероглифами. Приедешь, отдашь письмо лично ему в руки. Тебя примут как дочь. Вот это, без пометок в Японию. То же самое: приедешь, отдашь лично в руки Исатори Кано. Живёшь там год. Если я не приезжаю, поступай, как знаешь. Хочешь, оставайся жить там. Хочешь, возвращайся.
— На что я там буду жить? — Девушка уже взяла себя в руки и была деловито собранной.
— Во-первых, тебя там примут и прокормят. Во-вторых, средств у тебя будет предостаточно, этим мы сейчас и займёмся.
Нотариусом была приятная женщина лет сорока, с уложенными в замысловатую причёску волосами и ухоженными ногтями, покрашенными почему-то фиолетовым лаком, что, впрочем, вполне гармонировало с её вполне себе дорогим, но не броским брючным костюмом.
Елизавета Игоревна быстро поняла, что от неё требуется, и даже не стала задавать лишних вопросов, так что Максиму не потребовалось ментально давить на нотариуса, он только слегка подкорректировал ей память. И женщина забыла о посетителях, как только они вышли за дверь.
От нотариуса Золя вышла молчаливая и задумчивая. Максим искоса поглядывал на неё, но разговора не начинал, давая ей прийти в себя и осознать, что с ней произошло. Заговорила она только тогда, когда они поднялись к ней за вещами.
Девушка остановилась посреди номера, обвела его взглядом и, повернувшись к нему, произнесла:
— Значит, теперь я богата?
Он кивнул:
— Очень.
И после паузы:
— Ты не рада?
— Я не знаю, как к этому относится, — она покачала головой, — я и раньше не нуждалась. Конечно, купить квартиру я не могла, но мне и в стареньком доме родителей хорошо. Поехать отдыхать, к примеру, на Канарские острова или на Гавайи я тоже не могла, но мне и на наших курортах нравится. А теперь…
— А теперь, — прервал он Золю, — ты можешь купить себе дом на этих самых Гавайях или на Мальте, к примеру.
— Зачем мне это? — она внимательно смотрела на него, а потом внезапно кинулась к нему и спрятала лицо у него на груди.
— Когда тебя не будет рядом. — Закончила она глухим голосом.
— Глупая, — Максим осторожно погладил её по голове, — я вернусь. Закончу с делами, — он чуть не сказал, убью всех и вернусь, — и мы поедем в одно место. Очень хорошее место, ты не представляешь, как там здорово.
— А если не вернёшься? — она отодвинула залитое слезами лицо от его груди. — Если! Ты! Не вернёшься! Что мне тогда делать? Что?!
Максим поцеловал Золю сначала в один заплаканный глаз, потом в другой.
— Жить. Просто жить. Поверь, можно жить и после того, как… — Он покачал головой, не закончив фразы. — Я вернусь. Слышишь? Вернусь! Просто верь, ведь всё в конечном счёте зависит от веры.
Золя покачала головой:
— И никого не защитила вдали обещанная встреча…
Максим накрыл её губы своими, ему никогда не нравилась эта песня, шепнул:
— Не так, лучше… Как ты пела в душе? Приходи ко мне, я буду ждать тебя?
Через час они стояли на перроне, ожидая отходящий в столицу поезд. Волосы Золи были растрёпаны, одежда слегка помята и в беспорядке, а по губам блуждала улыбка, счастливая и одновременно беспомощная, словно у маленькой девочки, получившей давно желанный, но нечаянный получить подарок.
Проводница замахала им рукой:
— Прощайтесь уже, поезд отходит через две минуты.
Максим подхватил девушку на руки, занёс в вагон:
— Ты помнишь, что надо сделать?
Золя кивнула, но Максим настойчиво повторил, обговорённое час назад, лихорадочно пытаясь успеть в отведённое время:
— Приезжаешь в столицу, пулей в аэропорт, покупаешь билет на ближайший рейс в любой город, желательно подальше от столицы. Можешь на юг слетать. Прилетаешь, покупаешь билет на Питер. В Питере дуешь на вокзал и едешь в любой город, откуда ты сможешь поехать к себе домой. Как только окажешься дома, сразу идёшь в турфирму и покупаешь путёвку в Китай. Там ждёшь меня. Письма не потеряй. Всё, до встречи.
Максим чмокнул её в щеку, шепнул в прикрытое встрёпанными волосами ушко:
— Люблю.
Он собирался выпрыгнуть из вагона, но девушка вцепилась в рукав пальто:
— Подожди?
— Что? — столько было в Золином голосе невысказанности, что он встревоженно обернулся.
— Я хотела… — она отвела глаза, и, решительно тряхнув головой, продолжила, — ничего, просто хотела сказать, что люблю тебя, вот и всё. Нет, не всё! — Она заторопилась, вагон тронулся, и проводница попыталась отпихнуть девушку от двери, но та вцепилась побелевшими пальцами в поручень.
— Я люблю тебя и буду ждать, сколько потребуется. Приходи ко мне, я буду ждать тебя… Мы будем ждать тебя. Слышишь? Будем.
Но он не услышал, последнюю фразу, заглушил свисток локомотива.
Максим смотрел вслед уходящему поезду. Что-то сказанное Золей не давало ему покоя, занозой сидя где-то в глубине головы. Вот только что? Он тряхнул головой, выбрасывая девушку из мыслей. С ней всё будет в порядке. Он был уверен. Сейчас ему предстояло решить, что делать с теми, кто следил за ним. Хотя, что делать с ними, он знал, для начала просто поговорить. Максим кровожадно ухмыльнулся, но это только для начала.
Он спокойно шёл к своему дому, особо не прячась, не навешивая на себя шелуху маскировочных эмоций, лишь чуть нарастив ментальные щиты. Девушку он выбросил из головы, как только хвост поезда скрылся за бетонным прямоугольником станции. Он стал похож на стрелу, готовую сорваться с тетивы, чтобы без лишних раздумий, сомнений и колебаний вонзиться врагу в горло.
Максим шагал, время от времени щупая пространство перед собой, но он мог не торопиться, никого перед его домом не было.
Максим остановился на том месте, где утром стояла чёрная машина.
«Чтобы это значило? Ждали, ждали, а потом исчезли».
Он просканировал пространство – никаких следов. Почти никаких, так будет вернее. Почистили. Но он таки ухватил тень присутствия враждебно настроенных по отношению к нему эмоций. Это, конечно, не нуры, они чувствовать не могут, и не маг. Значит, наследил боевик, что был за водителя.
«Зачем он его с собой таскает, если есть нуры? Непонятно. Хотя нет, это как раз понятно – водить кто-то должен, не нуры же. Непонятно другое: зачем Магистр взял левого человека, что у него своих слуг, умевших водить машину, нет? Подстраховаться решил. Или кто-то навязал ему человечка, для пригляда, например? Очень может быть. Что ж, предстоит найти незваных гостей. И он, кажется, знал, кто ему в этом поможет».
Тихон Хренников. Почти полный тёзка известного советского композитора. Известный в определённых кругах под кличкой, производной от фамилии, но не как можно было ожидать – Хрен, нет, погоняли его по-другому. Звали его Ником, Тихим и иногда, за комплекцию – Круглым.
Это он тогда заставил Максима встретиться с двумя господами с пыльными глазами, которых Максим окрестил «первым» и «вторым». Они, как сейчас понимал Максим, хотели нанять его для поисков Инны, но, обломавшись, в конце концов, обошлись без его помощи.
«Что ж, начнём с помощников Магистра, то, что они ходят под ним, Максим не сомневался. Не зря он не мог их прощупать, не зря».
Познакомился Максим с местным авторитетным бизнесменом, когда академики отфутболили его к нему с просьбой, высказанной в приказном тоне, найти угнанный автомобиль.
_______________________
Взгляд из-под ресниц.
Круглый.
Максим вошёл в небольшое, круглое помещение, в котором он встречался с клиентами, как называли эту публику академики, Максим звал их попросту – бандиты. Принимать их у себя он категорически отказался.
С появлением Максима академики старались спихивать таких клиентов именно на него, хоть он соглашался работать не со всеми. Максим и сейчас хотел отказаться, но Катя смотрела на него такими умоляющими глазами, что он скрепя сердце, согласился.
Клиент сразу не понравился Максиму, не опуская щитов, он чувствовал от него такую волну насилия и боли, что его слегка замутило.
Бандит сидел, развалясь в дорогом кожаном кресле. За спиной Круглого расположился бодигард, здоровенный перекаченный бычок. Второй телохранитель, похожий на первого, как один бройлер на другого, подпирал стену рядом с дверью. Жирные телеса бизнесмена заполняли все пространство довольно-таки большого кресла. Был он коротко стрижен, с заплывшими поросячьими глазками и нездоровым цветом лица. Круглый, не глядя на Максима, кивнул на стул перед собой. Мол, присаживайся.
Максим присел.
Тихий хрюкнул и, наконец, посмотрел на него. Взгляд Максиму не понравился. Был он не сонным и глуповатым, как следовало из внешности. Нет, взгляд был цепким и жёстким, словно насечки на рашпиле. Максим спокойно выдержал его, не отводя взгляда от блёкло-карих глаз Тихого.
Сколько бы длилась эта дуэль и чем закончилась, он не знал, но подозревал, что ничем хорошим, для него, само собой разумеется. Хотя кто знает. Рубануть быков, притворяющихся тиграми, он мог без проблем. Не помогли бы и стволы, уютно устроившиеся у них под мышками. Да, собственно, драться с ними он не собирался, подчистил бы слегка воспоминания им и их хозяину. Но не факт, что с Тихим этот номер прошёл бы, с людьми сильными, не физически – духом, могло и не сработать, были у Максима прецеденты. А то, что сидящий перед ним был силён, хитёр и умён, не вызывало у него ни капли сомнения. Слабые так высоко не поднимаются, да и с моралью у авторитетного бизнесмена дело было швах. В том смысле, что её попросту не было как, впрочем, и совести с сантиментами.
Помогло то, что охранник у двери шевельнулся и вдруг громко выпустил газы.
Круглый с Максимом перевели взгляды на него.
— Извините, шеф, — промямлил тот, — капусты тушёной переел.
Круглый не ответил, он вновь смотрел на Максима, но не в глаза, а куда-то в область лба, словно прикидывал, как ловчее всадить туда пулю.
— Крутой, — проскрипел он, закончив сверлить в Максиме дыру.
— Нет, — Максим был спокоен.
— Сильных уважаю, — вновь подал голос Тихий, — ты сильный и смелый. Но в следующий раз я тебя убью.
Он проговорил это так буднично, словно обещал угостить кофе, что Максим поверил.
Что ответить, Максим не знал и поэтому просто пожал плечами.
— Машину у меня увели, суки какие-то. Всех на уши поднял, весь город прошерстил – ноль. Залётные какие-то.
Круглый говорил с ним так, словно и не было схватки взглядами и обещания убить.
— Машина, это так – грязь под ногтями, я себе десяток таких куплю. Авторитет. Мой. Подорвали. Я. Такого. Не прощаю.
Слова вырывались из него тяжеленными валунами, готовыми придавить любого, вставшего на их пути.
— Я такого не прощаю, — повторил он, — люди за спиной шепчутся – слаб стал Ник. Разжирел, хватку потерял. У него машину увели, а он стерпел. Значит, и жену у него увести можно.
— Ты видел мою жену? — неожиданно спросил он.
Максим покачал головой.
— Красивая кобылка, стерва.
И без перехода продолжил:
— И бизнес отжать можно, раз тачилу угнали, а он никого не наказал.
— Что вы хотите от меня? — прервал его излияния Максим.
— Ты, борзый, — вклинился в разговор «качок», маячивший за спиной Круглого, — пока папа тебе говорить не велел, молчи. Понял, да?
Максим так глянул на него, что тот осёкся и заперхал горлом.
Круглый перехватил взгляд, брошенный Максимом на охранника, и ухмыльнулся:
— Пёстрый, молчи, не по делу клювом щёлкаешь.
И, обращаясь уже к Максиму, продолжил:
— Уродов этих найти и тачку, конечно.
Максим покачал головой:
— Машину найду, а людей – нет. Не мой профиль.
Авторитетный бизнесмен снова усмехнулся:
— Лады, машину найди, а дальше я сам.
Машину Максим нашёл.
А в июне с ним связался Круглый и попросил, если так можно назвать властный тон бизнесмена, встретиться с людьми, которым надо помочь.
— С очень уважаемыми людьми, — добавил он таким тоном, словно был неуверен или сомневался в своих словах.
— Что надо, уважаемым людям? — спросил Максим.
— Найти кого-то, я сам не в курсах. Любовница, что ли, сбежала, или дочь, хрен знает.
— Вы знаете, по людям я не работаю.
— Да? А я другое слышал, — голос Круглого приобрёл характерную угрозу.
И он был в принципе прав. Пару раз Максим поддался на уговоры Кати и Матрёны и нашёл, кого просили. О чём потом сильно жалел, уж очень сильный после поисков был отходняк.
Первый раз он искал девчушку лет шести, пропавшую из двора под окнами и безуспешно разыскиваемую вторую неделю. Максим, даже не взглянув на фотографию, мог сказать, что той нет в живых, очень уж сильно от матери разило смертью. Так потом и оказалось.
Второй раз он искал пропавшего отца семейства. Вся семья – жена и три дочери, мал мала меньше, чуть в ногах у него не валялись. Мужик месяц назад уехал покупать автомобиль в столицу и пропал. Нашёл и набил ему морду – отец семейства загулял в столичных пенатах.
— Хорошо, встречусь, но большего не обещаю.
Встретился и отказал, как раз тем – «первому» и «второму».
А после Круглый подкинул ему работёнку по поиску «бэхи», на этот раз какого-то своего прихлебателя.
Показать полностью
Неомаг. Часть 3. Глава 5
Глава 5.
Вахтёрша продолжала мирно дремать в своём закутке. Максим бесшумно поднялся к номеру Золи. Аккуратно приоткрыл дверь и скользнул внутрь. На пороге комнаты остановился. Золя сидела на кровати, подобрав под себя ноги и обхватив колени руками, в глазах блестели слёзы.
— Девочка, ты плачешь, — он опустился перед узкой кроватью на колени, — почему?
Она подалась к нему, и, крепко обняв за шею, жарко зашептала в ухо:
— Я проснулась, тебя нет, вещей нет, и тишина. Я думала, ты ушёл, бросил меня.
Он гладил Золю по встрёпанным со сна волосам:
— Дурочка, я же обещал. Я записку оставил, ты разве её не прочитала?
Девушка замотала головой, всё так же прижимаясь лицом к его шее. Её волосы приятно щекотали его щеку.
— Мне надо было закончить кое-какие дела.
Максим расцепил Золины руки, нежно поцеловал тонкое запястье и, найдя записку, протянул ей.
— Почему ты так рано вернулся? — спросила девушка, прочтя записку.
Максим оценивающе посмотрел на неё: умная девочка. Присел перед Золей, и, взяв её лицо в ладони, приблизил к своему:
— Золя, я попал в неприятную историю…
— Я знаю, — перебила она его, — только не в историю, а в беду.
Максим нахмурился:
— Откуда ты это знаешь?
Девушка смутилась:
— Я неправильно выразилась, я не знаю, я чувствую.
Она прикоснулась к груди, чуть выше сердца.
— Я проснулась, а здесь болит…
Максим кивнул:
— Да, в беду, но это касается только меня.
— Нет, — она снова перебила его, — не только тебя, это касается нас.
Он покачал головой:
— Если я сейчас уйду, то это будет касаться только меня.
Девушка, словно передразнивая его, замотала головой:
— Если ты уйдёшь, я умру.
Она произнесла это так просто и буднично, что он поверил ей без малейших колебаний. Всё так и будет – он уйдёт, она умрёт.
«…Да смотри, девку под монастырь не подведи…»
Максим присел рядом с ней на кровать, обнял:
— Понимаешь, если я не уйду, мы можем умереть вместе.
— Понимаю.
— Не боишься?
— Я боюсь остаться одна.
— Ты, глупая девочка, — сказал он мягко, — мы не в кино, а я не принц на белом коне, я исчезну, что ж, придёт кто-нибудь другой. Мир с моим уходом не обрушится, ты просто забудешь меня, вот и всё.
— Это ты глупый, — она мягко улыбнулась и нежно погладила его по щеке, — ты просто ничего не понимаешь, мы теперь связаны крепко накрепко.
Максим покачал головой: и впрямь наивная дурочка. Возвышенная и романтичная. Что же, решение принято, она сама так решила, но всё же спросил:
— Хочешь я сделать так, что ты забудешь про меня? Я это могу. Забудешь и ни разу не вспомнишь.
Золя рассмеялась искренне и громко, потом прикоснулась к низу живота:
— Ага, и женщиной я стала просто так, от духа святого. Ты хочешь, чтобы потом я думала: как это, что это, кто меня снасильничал. Ты это видел? — она откинула одеяло.
На плоском животе, маленькой груди, на нежной коже бёдер и рук он увидел уже начинающие наливаться синевой пяточки синяков.
— Извини, — он смутился, — я…
— Какой же ты всё-таки дурачок, — она оборвала его, — такой большой, а… — не закончив фразы, она снова рассмеялась.
Отсмеявшись, Золя закончила:
— Так что даже и не думай исчезнуть, и копаться в моей голове тоже, ты обещал. Говори, что делать надо, только чур, я сначала в душ.
Она, ничуть его не смущаясь, отбросила одеяло и соскочила с кровати.
— Подожди, — Максим поймал её за руку, усадил обратно, — душ обождёт, времени мало, слушай, что надо делать.
Он шёл вслед за девушкой, отстав на несколько сотен метров, но так, чтобы не выпускать из виду её фигурку. Пускать за ней щуп внимания он опасался, справедливо полагая, что это не укроется от взгляда колдуна. До нужного места они доехали на такси, попросив водителя высадить их за пару кварталов. И теперь она неторопливо приближалась к его дому, чуть пошатываясь на тонких, высоких каблуках. Для достоверности он заставил Золю выпить купленного накануне вина, и ни в коем случае не думать о нём, а думать о том, что между ними произошло. Думать о ночи, проведённой вместе, о том, как они занимались любовью, желательно во всех подробностях, но ни в коем случае не представлять его лицо, фигуру или запах, ничего такого, что могло бы напомнить о нём. Лучше что-нибудь абстрактное или вообще другого мужчину.
Золя согласно кивнула:
— Тогда я буду думать об Игоре Петренко, такой сексуальный мужчина.
Максим пожал плечами. Он не знал, кто это такой, и шутливо погрозил ей кулаком.
— Смотри, я ревнивый, отшлёпаю тебя за такое.
— Боюсь, боюсь, — девушка шутливо закрылась руками, но тут же прильнула к нему.
— Давай, попробуй представить себе, я тебя пощупаю.
— Щупай, — она выпятила грудь.
— Я не о том, я в ментальном плане.
— Я поняла, просто пошутила.
Максим покачал головой:
— Золя, время шуток кончилось, если нас раскусят, то живыми мы можем не уйти.
Она вмиг посерьёзнела:
— Хорошо, я попробую.
— Постарайся, — он ободряюще погладил её по руке.
Она попробовала.
Он осторожно прикоснулся к ней вниманием. Покачал головой:
— Я вижу себя. Соберись, попробуй ещё раз.
Девушка предприняла ещё одну попытку, Максим покачал головой, раздумывая, не прекратить ли всё это.
— Золя, послушай меня внимательно, — он пристально смотрел ей в глаза, — меня вообще не должно быть ни в твоих мыслях, ни в твоём теле, нигде. Ты даже пахнуть не должна мной.
— Тогда мне надо в душ.
Он покачал головой:
— Я сказал это образно, не думаю, что у них настолько острый нюх. Давай ещё раз.
Золя закрыла глаза и, закусив губу, представила себе их ночь:
— Так лучше?
Максим, прикоснувшись к ней и крякнув, покраснел:
— Где ж ты такого насмотрелась?
Она засмеялась:
— Встречалась на заре юности, с одним любителем порнухи. Видел себя?
— Нет, экзамен ты выдержала, собирайся.
В квартале от дома он догнал Золю и кивнул на проходную арку. Девушка, ни о чём не спрашивая, свернула за ним.
— Я буду ждать тебя здесь, — от страха за неё горло пересохло, и слова с трудом выходили из него.
— Запомни, девочка: входишь в подъезд, поднимаешься на последний этаж, потом спускаешься, но на этаж ниже, чем надо, и только если никого в подъезде нет, заходишь в квартиру. Если что-нибудь пойдёт не так: кто-нибудь из них войдёт вслед за тобой в подъезд или кто-нибудь будет стоять на лестнице; даже если тебе просто покажется, что тебе что-то угрожает, или просто станет не по себе – уходи. Уходи и кричи пожар и зови меня.
Он хотел погладить её по голове, но передумал: не надо оставлять лишних следов, Золя всё-таки успела принять душ, смывая с себя его запах.
Максим постучал себя по лбу:
— Вот здесь зови, изо всех сил зови. Поняла?
Девушка кивнула. По побледневшим губам и расширенным зрачкам он понял, как сильно она напугана.
— И ничего не бойся, контролируй эмоции, не думай обо мне, о них не думай, не думай вообще ни о ком. Вспоминай нашу ночь, возбудись, захоти мужчину, секса, страсти, любви. Но только по-настоящему, не играя, взаправду, слышишь? Вся эта волна плотского желания начисто смоет всё остальное. Если почувствуешь, что не сможешь сосредоточиться на этом, бросай всё и возвращайся.
Золя, ни слова не говоря, развернулась и направилась к его дому.
Максим стоял в арке, готовый в случае чего на крейсерской скорости броситься девушке на помощь. Он стоял и отсчитывал в голове оговорённые двадцать минут: пять минут до дома, три минут на то, чтобы пройтись по подъезду, пять на чтобы забрать захоронку, пять обратно, и того восемнадцать и две минуты запаса, на непредвиденные обстоятельства.
Максим боролся с желанием пустить за ней нить внимания.
«Нет, нет, нет. Ты только этим всё испортишь. Если Золю схватят, она всё равно успеет вскрикнуть, пусть на краткий миг. Не вслух, нет – ментально. Он услышит этот крик, обязательно услышит».
Двадцать минут кончились. Он отсчитал двенадцать ударов сердца (его счастливое число) и собрался лететь навстречу девушке. Он успел сделать ровно один шаг, как в проёме арки показалась запыхавшаяся девушка. Максим рванул ей на встречу, не говоря ни слова, ухватил под руку и увлёк за собой.
Они сидели обнявшись, в её номере. Золя частила, проглатывая слова:
— Всё, как ты и сказал – машина, чёрная. Сидят в ней. Я пока всю ту фигню, что ты велел, в голове представляла, аж взмокла вся.
Она потёрлась о его щеку носом, тихо, словно кошка мурлыкнула и продолжила:
— Не спеша, зашла в подъезд , как ты, и велел – вверх прошла, потом вниз. В подъезде тишина, я в дверь нырк. Тайник открыла, всё забрала и обратно, а около машины – страшный такой, с бородой стоит. На меня зырк. Я чуть не описалась со страху. Вроде как ко мне подался, знаешь, так, словно спросить что-то хотел. Но тут машина возле меня тормознула…
— Стоп, какая машина? — насторожился Максим.
— Такси, — Золя пожала плечами, — три пятёрки, кажется.
— Пустая?
— Да. Из неё никто не вышел. А что?
— Да нет ничего. Что дальше было?
«Чёрт! Что ещё за машина. Мимо меня вроде такси не проезжало, хоть он мог и от магазина подъехать».
— А что дальше? Я в такси – прыг, как только за угол завернули, я водителю сотню сунула, из машины выскочила – и к тебе.
Слушая девушку, Максим ворошил документы, лежащие на столе: паспорт, настоящий и липовый, загранпаспорт – настоящий, виза, ещё какие-то бумажки, обдумывая свои дальнейшие действия. Никто за ними от арки не следил. К Золе они поехали не на машине, а заметая следы. Сели сначала в дребезжащий старенький троллейбус, потом пересели на метро, и станцию, нужную, специально проехали, а до общаги добирались уже на маршрутке. И всю дорогу он проверялся, нет ли хвоста. Не было ни обычного, ни взгляда нехорошего, что последнее время лип к спине, мешая жить. Не было!
Он взял лежавший рядом с документами амулет.
«Вот ты и пригодился. Не зря я тогда себя досуха выжал, вкладывая в тебя силы, так что маятник непредусмотренный накрыл. Не зря делал, как чувствовал. Думал, для себя задел готовлю, ан нет, по-другому повернулось».
Максим подкинул в руке амулет.
— Я в душ, — вывела его из размышлений девушка, — ты со мной?
Золя лукаво смотрела на него.
— Экая ты чистюля. — Усмехнулся Максим. — Час назад мылась...
— Да после этих, — она неопределённо мотнула головой, но он понял, — очиститься хочется.
Максим кивнул:
— Конечно, иди, я сейчас, только надень вот это, — он поднялся, протягивая ей амулет.
Девушка стояла перед ним, едва доставая макушкой до его подбородка.
«Какая же она маленькая».
Он надел ей на шею витой, сплетённый из четырёх тонких полосок сыромятной кожи, гайтан амулета.
— Никогда не снимай его. Чтобы ты ни делала, куда бы ни шла. Моешься, спишь, он должен быть на тебе, должен прикасаться к твоей коже. Никто амулет не должен видеть, поэтому поверх одежды его не носи.
— Что это? — Золя коснулась кончиками пальцев кусочка горного хрусталя, заключённого в переплетение тонких веточек.
— Он тёплый! — Воскликнула девушка.
— Так и должно быть. Запоминай. Пока он тёплый, всё хорошо. Но если он станет холодным, значит, тебе угрожает физическая опасность. И чем холоднее он будет, тем сильнее и ближе она к тебе. Небольшую опасность он отвести сможет. Сильную вряд ли, но предупредит. Если же он станет горячим, значит, на тебя пытаются воздействовать ментально, магически.
— Как это?
— Просто – навести порчу, затуманить мозги, подчинить себе, заставить что-то сделать вопреки твоей воле. Он отклонит воздействие, при удаче, словно зеркало, отразит в нападавшего, но сильный колдун сможет его сломать, не сразу, но сможет. Прислушивайся к нему. Хорошо?
Золя кивнула, удивлённо глядя на него.
— Не удивляйся, — он чмокнул её в лоб, — ничему не удивляйся. А теперь иди мойся.
Девушка достала полотенца, и, напоследок подмигнув ему, указала взглядом на дверь ванной. Максим постоял, размышляя, всё ли он правильно сделал? Кажется, всё. Он собрался пойти вслед за Золей, но неожиданно вспомнил совсем другую женщину.
________________
Максим Лотов.
Семь лет назад…
С того момента, как он влился в коллектив «Академии», Максим перестал искать решения своей проблемы среди эзотериков, как местных, так и заезжих. Это было также успешно, как пытаться найти жемчужину в коровьей лепёшке. Особенно если знать, что жемчужины в коровах не растут.
С академиками у него сложилось что-то вроде сотрудничества, они время от времени подкидывали ему работёнку. Обычно Максиму доставались люди, с которыми не могла или не хотела работать сама четвёрка. Чаще это были местные бандиты, или как нынче принято говорить – авторитетные бизнесмены. Иногда попадались очень колоритные персонажи, такие как Нестор Хренников, потерявший свою «Инфинити». Он брался за поиски, не сказать, что с удовольствием, но Максим пытался расширить границы своих умений, да и делать что-то надо было, не маяться же от безделья.
С Катей у них ничего хорошего не получилось. Мешала проклятая способность брать от людей только негатив. В пылу страсти вместе с чистой волной любви его накрывала вязкая грязь отрицательных эмоций. Это было, как пить родниковую воду с тонкой масляной плёнкой на поверхности. Изредка они встречались, иногда спали, чаще это происходило после маятника, когда наступал краткий период отказа его дара, и он абсолютно ничего не воспринимал от людей, был обычным человеком. Тогда им было хорошо. Жаль, что это происходило очень редко. В конце концов, они оба устали от таких отношений, и постепенно их и так редкие встречи сошли на нет.
Всё свободное время он посвящал тренировкам, пока не понял, что и здесь он топчется на месте. С этим надо было что-то делать. Вот тогда Максим и попытался вернуться к Деду.
Максим вывалился из металлического чрева пригородной электрички и в изнеможении привалился к опорному столбу платформы. Попытка поиска окончилась полным провалом. Он сутки колесил по местности, где, как ему казалось, должен был находиться хутор Деда. Ха! Он даже не смог найти деревеньку, в которой жила Пелагея Дмитриевна.
В горле было сухо, как в джунглях в период засухи. Максим махнул рукой, подзывая к себе лотошника, плюгавого мужичонку неопределённого возраста. Купил у него ноль пять газировки, хотя терпеть не мог бутилированной воды, но сил терпеть не было. Запрокинув голову, он одним глотком осушил бутылку с дистиллированным пойлом. Удовлетворённо фыркнув, Максим собрался уходить, но взгляд его зацепился за лист бумаги, когда-то белый, а теперь пожелтевший от солнца. Его внимание привлёк не сам лист, а то, что было на нём напечатано.
«Внимание! Приглашаются все желающие на занятие полноконтактным каратэ. В программе: изучение методов подготовки тела, ударная техника, работа с традиционным японским оружием». Дальше шли контактные телефоны и адрес, где проходили занятия.
«Хм, традиционное японское оружие. Интересно, что это за оружие такое?» Мелькнула и пропала мысль. Он машинально запомнил адрес. Сам пока не зная зачем.
…Авось пригодится, — сказал крестьянин, засовывая подмышку, подобранную на дороге дохлую ворону. Не пригодилась, — сказал он через двадцать лет, возвращая ворону на прежнее место…
______________________
Из-за неплотно прикрытой двери слышался плеск воды и голос Золи. Бесшумно подойдя к двери, Максим прислушался. Девушка в полголоса напевала:
…Приходи ко мне
Приноси цветы
Приноси росу на губах
Приноси рассвет
И охапки звёзд
Остывающих в руках
Приходи ко мне
Я буду ждать тебя…[1]
— Приходи ко мне, я буду ждать тебя, — словно заклинание прошептал он и решительно скользнул в ванную.
Матовое стекло кабинки скрадывало детали. Он видел только неясную размытость фигуры. Но и этого ему хватило. Он вдруг осознал, что любит эту девочку, до смешного наивную и безоглядно доверившуюся ему. Любит и никому не отдаст. Скрипнули разъезжающиеся дверки, он прижался к Золе, ткнувшись лицом в мокрую макушку. Девушка замерла, тихо мурлыкнула и, развернувшись в его руках, приникла к нему губами.
Максим почувствовал, как по его спине скользит мыло. От нежных прикосновений он расслабился, сам в ответ прошептал что-то нежное и подхватил её на руки, чуть не своротив при этом кран. Золя тихо застонала.
[1] Евгения Рыбакова - Ко мне.
Показать полностью