Илья работник морга. Осмотр тел, вскрытия, выдача: вот его работа. Грязновато, конечно, да и первое время ему было страшновато ночевать среди трупов, но всё же после мед. училища лучше, чем ничего.

Как-то раз, ночью, в морг привезли тело молодого парня. Стас – дежурный полицейский опер и заодно друг Ильи, передал заключение полицейского эксперта о том, что парень самоубийца.

Илья перевез труп в комнату для вскрытий и решил осмотреть. С заключением он согласился, когда увидел на запястьях борозды от бритвы. Закатил рукав. На руке трупа было рубцами написано:

“Молчи
Не бойся
Не смотри”

Илья ничего не понял, но в причинах смерти он уже засомневался. Он увидел, что рядом с надписью был какой-то символ. Пятиугольник из четырех нижних граней, проведены тонкие линии, из верхней что-то наподобие руки.

Поискав во внутренних карманах куртки трупа, Илья нашел небольшую записную книжку. Накрыв тело, он пошел в кабинет, где сидел большую часть дежурств.

За окнами что-то мелькало, шумело. Илья не обратил на это никакого внимания.
Блокнот оказался дневником.

Запись 1.

Сегодня позвонил друг, сказал, что-то важное, просил приехать, я поехал. Друг показал мне странную тетрадь с какими-то символами. Сказал, что тут говорится о каком-то существе. Я плюнул на всю его мистику и уехал.

Запись 2.

С утра позвонил друг. Сказал, что за ним кто-то гонится.
Буквально проорал:
Молчи, не бойся, не смотри.
Труба вырубилась.
Поехал к нему на квартиру. Открыл дубликатом. В квартире бардак. На стенах царапины. В комнате на стене было чёрное покрывало.
“НЕ С М О Т Р Е Т Ь” – написано белой краской на покрывале.
Я сдёрнул покрывало. Пятиугольник, из четырех граней, тонкие линии, из верхний рука.
Странные шаги. Холод. В квартире никого не было.

Запись 3.

Утром нашли труп Игната. Всё время ощущаю чей-то взгляд.

Запись 4.

На форуме мистиков нашёл описание символа. В описание говорилось, что его оставляет некое существо, там, где находит своих жертв.
Существо убивает тех, кто видел этот знак.

Запись 5.

Проснулся ночью весь в поту. Кажется, кто-то был в квартире, это я понял, когда фигура закрыла собой окно. Я зажмурился. Сначала был яркий свет, потом жар, холод, грохот. Кажется, оно хотело, чтобы я открыл глаза. Потом раздался низкий хриплый голос, и мне на плечо легла его рука.
-Я знаю, что ты многого хочешь. Скажи, и ты это получишь.
Оно испытывало меня несколько часов. Очнулся я только в десять утра.

Запись 6.

Снова поискав в интернете, я выяснил, что существо приходит только по ночам. Если человек выдерживает 12 дней то оно уходит.

Запись 7.

Я взял отпуск. Купил лампы, осветил всю квартиру, правда, сомневаюсь, что поможет.

Запись 8.

Он снова приходил. Проверял меня с другого бока. Предлагал мне все ценности мира за один взгляд.

Запись 9.

Я не писал 6 дней. Мне плохо. Каждый его визит убывает меня. Позавчера я чуть не побежал. Вчера я чуть не посмотрел.

Запись 10.

Я больше не могу. Осталось две ночи, но я не уверен, что выдержу.

Последняя запись сделана кривым почерком большими буквами.

«ОН ПОСМОТРЕЛ»

Свет в морге замигал. Стало прохладно. В коридоре мелькнула тень. Илья зажмурился. Послышались шаги.

– О, брат, – раздался голос Стаса, – а ты зажмурился. Смотри, к своим клиентам не отправься. А это что.

Шаги Стаса стихли. Илья открыл глаза, Стас рассматривал блокнот.

– Прикольно рисуешь.

Свет потух. Илья зажмурился.

– А ты что за на….

Речь Стаса оборвалась. Илью обрызгало чем-то тёплым.

– Глазки-то открой. Посмотри на друга.

***

И другие новости: сегодня в морге было обнаружено тело оперативного сотрудника полиции капитана Станислава Жукова, в убийстве подозревается Илья Михайлов работник морга и друг убитого, на поиски подозреваемого брошены все силы городской полиции.

***

Илья открыл блокнот:

Запись 1.

Стас погиб. Я должен продержаться, ради свободы, ради Стаса.
Сегодня вторая ночь.

Автор: Красный волк

Именно поэтому так ярко запоминаются исключения.

Санитарка Маша работала в одном из самых тяжёлых для младшего медперсонала отделении - неврологическом. Причем специфика отделения была такова, что свозили туда преимущественно стариков и полумаргинальных личностей, в основном, инсультных, за которыми не особенно рвались ухаживать родственники.
То есть вся тяжесть ухода за этими лежачими больными ложилась на санитарок.
Маша была монументальная женщина, высокая, лет тридцати пяти, косая сажень в плечах, малоразговорчивая, похожая на тяжелоатлета. Если на твое дежурство приходилась смена Маши, можно было быть спокойным, что пациенты все будут ухожены, перевёрнуты, вновь поступившего больного будет кому переложить с каталки на кровать. Маша умудрялась делать это в одиночку.
Если у пациента были родственники, которые не могли или не хотели ухаживать за пациентом сами, она за символическую плату брала их под свою опеку (что-то около ста рублей в сутки, это было больше 10 лет назад, но и тогда нанять сиделку со стороны стоило кратно дороже).
Маша, в отличие от большинства санитарок того отделения, была непьющей и очень деликатной в общении.
Однажды я разговорилась с ней, интересно же было, почему она при таких физических данных выбрала такую тяжёлую, неблагодарную и низкооплачиваемую работу.
Оказалось, что для Маши это не просто работа, это служение.
Маша была то ли детдомовкой, то ли из маргинальной семьи, когда она начала катиться по наклонной, остановить ее было некому. К концу третьего десятка Маша пила по-черному, до потери человеческого облика, и, как она сама говорила, в ближайшие годы должна была умереть под забором.
Практически в буквальном смысле из-под забора вытащила ее соседка, которая совершенно не случайно уже работала санитаркой в этой же больнице, только в терапевтическом отделении.
Терапевтическая санитарка Таня привела не до конца протрезвевшую Машу на собрание христиан. Это была какая-то неосновная ветвь христианства, кажется, баптисты, но я за давностью лет не уверена, в городе было несколько общин, адвентисты, может, ещё.
Члены общины посадили ее в центр круга и несколько часов с ней разговаривали (подозреваю, не обошлось без своего рода нейропрограммирования), после чего отпустили её с наказом устроиться санитаркой именно в самое тяжёлое отделение, регулярно посещать собрания и вносить десятину.
И лет пять уже к тому моменту Маша работала в отделении.
Я и сейчас нерелигиозна, а по молодости и вовсе была воинствующим атеистом, но тогда я прям прониклась уважением к этим товарищам. Я все понимаю и про их прямой интерес, и про десятину... Но Маша считала, что они ее спасли, да так, собственно и было. И служить ее направили в богоугодное место, хотя очевидно, что таким образом они сильно уменьшали величину причитающейся им десятины.
И санитарка Таня, как оказалось, в свое время прошла практически тот же путь, только, видимо, глубина ее падения была меньше, потому и служение ей досталось не такое тяжёлое.

Я вообще прониклась уважением к людям из той общины. Они заботились о своих, ухаживали за ними лучше любых сиделок. В отличие от православных богомолок. Одна из глубокоправославных, помнится, спросила меня, чем она может помочь своему родственнику, а когда услышала, что надо бы за ним ухаживать, менять памперсы, мыть, сказала: "Нет, Вы знаете, лучше я за него молиться буду".
Вспомнился, правда, забавный случай. Попал в отделение с гломерулонефритом один из членов их общины. Надо отдать должное, они своими силами фактически организовали в его палате круглосуточный пост, что в условиях нехватки персонала не могло не вызвать прилива благодарности к ним. Они действительно по несколько человек, сменяя друг друга, сидели с ним, разговаривали и молились.
И вот наконец под утро у пациента по мочевому катетеру появились первые капли. "Размочился! -выдохнули мы. "Отмолили!" - возликовали они. И, несмотря, на свою антирелигиозную направленность, я не стала портить радостный момент напоминанием о том, что помимо братских молитв пациента ещё лечили и пульс-терапией преднизолоном))