Уолтер Уайт в СССР
Оказывается, свой Уолтер Уайт жил и в СССР.
Пермь, Россия.
Оказывается, свой Уолтер Уайт жил и в СССР.
Пермь, Россия.
Один из самых живучих мифов, которые часто упоминают поклонники СССР — это то, какие якобы "натуральные" продукты были в этой стране. Мол, не сравнить с сегодняшними — посмотрите на прилавки и сами всё поймёте!
Этот миф зиждется на трех китах, и первый из них — это сравнение неверных товарных категорий. Молоко, сметана и хлеб сравниваются с "Дошираком", супами быстрого приготовления и всякими там жевательными конфетами — разумеется, сравнение будет не в пользу последних.
Второй кит — это то, что в СССР не было закона об указывании на этикетках полного состава продуктов — это якобы дает основание полагать, что продукты были натуральными (раз не был указан состав), хотя в реальности в тех же советских сосисках "химии" могло быть побольше, чем в современных.
Ну и третий кит — это замалчивание истинных масштабов использования всякой химии в советском сельском хозяйстве. Про это не любят вспоминать (либо не хотят знать) нынешние фанаты СССР, хотя масштабы проблемы поистине катастрофические.
В сегодняшнем посте — рассказ о том, как на самом деле получались те самые "натуральные продукты из СССР".
Что такое пестициды.
Начну сразу с главного — в советском сельском хозяйстве массово использовались пестициды. Что такое пестициды и для чего они нужны? Пестицидами называют обширную группу химических элементов, которые якобы должны "помогать" в сельском хозяйстве получать большее количество урожая с меньшей площади. Пестициды уничтожают сорняки, вредных насекомых, бактерии, грибки и даже теплокровных животных — то есть, по сути, являются ядами.
В первой половине XX века бесконтрольное использование пестицидов не считалось чем-то зазорным, агрономы исходили из простой логики — вот поле без пестицидов, урожай на нем меньше. Вот поле с пестицидами — урожай на нём больше, а сами плоды крупнее, значит пестициды это хорошо. Уже позже появились комплексные научные исследования, доказавшие огромный вред пестицидов — яд в той или иной мере проникал в урожай и оказывал крайне вредное воздействие на здоровье тех людей, кто употреблял потом эти продукты.
В пятидесятые годы в США и других развитых странах начались исследования влияния пестицидов на организм человека — и многие из пестицидов стали массово запрещаться к использованию. Так, например, в 1950 году в США был полностью запрещен карбофос, в 1954 — бутифос, в 1956 — фосфамид. В 1965 году был полностью запрещен хлорпирифос.
Пестициды в СССР.
А что в СССР? Владимир Ильич Ленин как-то сказал — "мы пойдём другим путём", это касалось в том числе и пестицидов. Советские "Николаи Экономовы" думали больше про увеличение количества урожая, чем про последствия, которые это может иметь для здоровья людей. Крупная чиновница из минздрава СССР по фамилии Селиванова прямо так и сказала в 1988 году: "химической защите нет альтернативы. Мы подтверждаем, что комплекс вредных факторов, вызываемых ею, действует и на человека. Знаем, есть и утраты, но ущерба от применения никто не подсчитал".
В общем, болеют и страдают люди от пестицидов — да и фиг с ними, ущерба никто не подсчитал, значит его как бы и нет.
Из-за "стахановских" методов производства пестициды не то чтобы запрещали — а наоборот, старались внедрять всё новые и новые, причём войти в историю хотели как директора совхозов с невиданными доселе урожаями, так и ученые-химики — внедрившие, например, линурон и пропанид с целой пропагандистской кампанией и статьями вроде "Навстречу новым пестицидам!".
89 химикатов и «натуральные продукты».
В конце концов, уже в последние годы существования СССР, пестициды стали запрещать и там. Бутифос, запрещенный в США в 1954 году, в СССР запретили только в 1986-м. Использование фосфамида ограничили в 1986-м, хлорпирифоса — в 1984-м. Карбофос, запрещенный в США в 1950-м году, использовался вплоть до 1991 года и продолжает использоваться ныне.
Есть вот такой очень интересный график, который показывает количество запрещаемых к использованию химикатов по годам в СССР. Как видим, в течение семидесятых и восьмидесятых годов запрещали лишь небольшое количество пестицидов, тогда как в 1995 году запретили сразу аж 89 препаратов. Предположу, что в 1991 году, после падения советской системы, в сельском хозяйсте наконец-то начались настоящие, политически неангажированные исследования, которые через пару лет работы показали однозначный вред большого количества химикатов, и их сразу запретили.
Что же получается в итоге? А получается то, что фактически до самых последних лет существования СССР там широко использовались пестициды — и все те самые "натуральные советские продукты" были получены с помощью вредных для здоровья химикатов — просто обычным советским людям про это никто не говорил.
И я задумался — не от пестицидов ли многие граждане СССР так плохо выглядели и теряли зубы уже в раннем возрасте?
ДОБРОХИМ (Добровольное общество содействия строительству предприятий химической промышленности). Образовано 19 мая 1924 г. по инициативе ряда профессиональных, научных и военных организаций с целью пропаганды среди населения мер защиты от отравляющих веществ, содействия разработке вопросов применения химии в народном хозяйстве и для обороны страны, развитию химической промышленности страны. Одним из основателей этого общества являлся Л.Д. Троцкий.
8 марта 1923 года для пропаганды военно-оборонных знаний среди населения страны и его содействия в развитии новых видов войск РККА было создано Общество друзей воздушного флота (ОДВФ). Члены ОДВФ принимали участие в оборудовании аэродромов, собирали средства на строительство самолетов для ВВС РККА, проводили Всесоюзные планерные соревнования в Крыму. Благодаря ОДВФ интерес к авиации в нашей стране достиг просто небывалых высот. Однако столь же пристальное общественное внимание необходимо было привлечь и к другим военным сферам – в том числе, к военно-химической обороне.
Так, по аналогии с ОДВФ, 19 мая 1924 года в СССР появилось Добровольное общество друзей химической обороны и химической промышленности.
Если ОДВФ проводил свою работу под лозунгом «Трудовой народ, строй воздушный флот!», то основным девизом ДОБРОХИМа стал призыв «Массовая защита от газов — дело трудового народа!». Новое общество занималось ликвидацией химической безграмотности населения, а именно: распространением знаний о мерах защиты от отравляющих веществ, разъяснением угрозы химической опасности в случае войны, а также пропагандой применения химических удобрений в народном хозяйстве и ядовитых газов для обороны страны.
До наших дней дошли агитационные плакаты, которые не менее рьяно призывали вступать в ДОБРОХИМ. По содержанию их можно условно разделить на две основные группы. Первая – призывающая к получению знаний о газовой обороне страны, вторая - к ожесточенной химической борьбе с полевыми вредителями и необходимости использовать удобрения в сельском хозяйстве.
За неполный год существования ДОБРОХИМ выпустил более 20 вариантов значков с неизменным красноармейцем в буденовке и противогазе, окруженным клубами дыма. Примечательно, что свои значки штамповали и отделения ДОБРОХИМа в союзных республиках – коллекционерам известны варианты членских знаков Азербайджанской, Грузинской, Туркменской республик.
Слово "добро" в аббревиатуре появилось благодаря все тому же Л.Д. Троцкому. 19 мая 1924 года, выступая с приветственной речью на учредительном собрании этого общества за повсеместную «химизацию общественного мнения масс», он заявил:
«Мы хотим создать газовую ограду, в которой будет строиться новое общество. Если кто и имеет право на жестокость, то это мы… У нас химия и авиация будут сочетаться с добротой не в силу нашего советского словосложения, а по самому существу».
Так что «доброта» у Троцкого означала, по сути, самую настоящую химическую войну...
Но по итогу ДОБРОХИМ на верхах было решено слить его с другой общественной организацией, заботившейся о развитии авиации. Новая организация получила название АВИАХИМ, а 23 января 1927 года по докладу К. Е. Ворошилова было принято решение слить его с обществом ОСО (Общество содействия обороне) под названием: «Общество содействия обороне и авиационно-химическому строительству СССР», сокращенно ОСОАВИАХИМ СССР.
Но очень многое, свяязанное с ДОБРОХИМом не дожило до наших дней. Объясняется это просто – с 1927 года развернулась многолетняя и жесткая борьба с троцкизмом, а имя «демона революции» стало ругательным. Так что все, что хранило отпечаток Лейбы Бронштейна, изымалось и уничтожалось.
Со слов отца.
В далекие 1960-е он учился в одной из школ всеобъемлющего СССР в БССР (ныне Республика Беларусь) Мальчиком был прытким, но ленивым, пятёрок не хватал, учился постольку поскольку. Всё свободное время занимало разгребание утилизированных под технической гильотиной стволов, оставшихся со времен второй мировой, и кражей жмыха (остатки подсолнечника, после выжатого из них масла) с вагонов, которые стояли на удаление.
История, как запомнил.
Был у нас химик, дед такой, строгий и справедливый. Уж очень не любил он неподчинение. Армейской выдержки, военный, воевавший. И любил для успокоения учеников лупить кулаками по классному журналу. Да так, с протяжечкой, от души. Преподаватель был хороший, и я хоть и ленился, но самое важное схватывал на лету. А конкретно, действие бертолетовой соли. (прим: кому лень, это хлорат калия, который взрывается при воздействии, точнее при ударе). Хватило ума ровно на то, чтобы засыпать ту самую соль в газетку и подложить под журнал... Дело за малым, всего-то и надо было создать шум в классе, в чем я был очень даже хорош)) Занятия проходили на первом этаже. Окна настишь открыты.
Две минуты возни, Владимир Брониславович краснеет и изо всех сил бьёт кулаком по журналу. Взрыв, грохот, ошмётки бумаги, занавес. Багровые глаза, такого же цвета лицо. - САШАААА!!! -смотрит он на меня и орёт. Взмах, прыжок, побег в окно. Вернулся я в школу только через неделю, а на химию не ходил до конца учебного года. Хорошо, что летом переехал, а то он бы меня переехал на своей волге)))
Теория валентности, или разговор о Некрасове в казенном доме .
Году в 62-м или 63-м, придя в редакцию "Украинского химического журнала", чтобы оставить рукопись статьи, я увидел сидевшего там в одиночестве ответственного редактора, академика Украинской академии Анатолия Кирилловича Бабко - одного из самых видных аналитиков страны. Он находился в состоянии, представлявшем собою сложный коктейль из задумчивости, раздражения, недоумения и растерянности. Я положил на стол секретаря редакции статью и вознамерился уходить, но академик меня остановил. - Прочитайте! - протянул он мне листки.
Я взял неряшливые страницы, напечатанные на какой-то древней машинке, и посмотрел на заголовок. Статья называлась примерно так: "Новая теория строения материи". Автор - учитель труда одной из киевских школ. Дело понятное. Ниспровергатели основ упорно преследуют институты и редакции проектами вечных двигателей и схемами строения Вселенной. Пожав плечами, я взглянул на Анатолия Кирилловича, не понимая, чем могло его озадачить творение очередного доморощенного гения.
- Прочитайте! - еще раз просительно-настойчиво повторил редактор.
Прочитал. Автор утверждал, что им доподлинно установлено: атомы химических элементов в нейтральном состоянии представляют собою маленькие жесткие шарики. Вступая в химические реакции, они начинают обтесывать друг друга, приобретая число граней, равное валентности элемента. Одновалентным водороду, натрию и фтору учитель труда, обнаруживая хорошую фантазию, приписал форму ленты Мебиуса.
Закончив чтение, я выразительно указал на корзину для бумаг, стоявшую подле редакторского стола. - В корзину? - внезапно возбудился ответственный редактор. - Тогда почитайте вот это! - Он протянул мне две бумажки.
На первой из них под титулом "Секретариат ЦК КПСС. Канцелярия" было начертано примерно такое: "В ЦК КПУ, отдел агитации и пропаганды. Направляем Вам статью имярек "Новая теория строения материи" и предлагаем решить вопрос о целесообразности ее публикации на страницах какого-либо из республиканских периодических изданий".
На второй бумаге под титулом "ЦК КПУ. Отдел науки" значилось: "Ответственному редактору "Украинского химического журнала" академику А.К.Бабко. Отдел науки ЦК КПУ считает целесообразным опубликовать прилагаемую статью в вашем журнале, снабдив ее по усмотрению редакции примечанием "В порядке дискуссии".
- Что, у этого типа ТАМ рука?
Анатолий Кириллович пожал плечами.
- А если им разъяснить? - скудоумно предложил я. - ИМ?! - горестно усмехнулся академик с интонацией, которая тянула на пять лет со строгой изоляцией.
- Но ведь журнал станет посмешищем, если такое напечатать!
Анатолий Кириллович сокрушенно качнул головой в сторону сопровождавших статью директив.
- А вы с автором беседовали? - полюбопытствовал я.
- Беседовал. Он следующий опус готовит, о том что вкус соединений зависит от степени заостренности граней.
- Может, я попробую с ним поговорить? - предложил я свои услуги в этой цугцванговой ситуации.
- Не поможет... - затравленно произнес академик.
- Поможет! - самонадеянно заверил я, решив про себя, что не родился еще учитель труда, с которым нельзя было бы столковаться с помощью бутылки.
- Попробуйте, - дал разрешение Анатолий Кириллович, вложив в согласие максимум скепсиса.
На следующий день я поехал в одну из окраинных школ Киева и, разыскав учителя, сразу понял, что моя миссия обречена на провал. Потому что увидел перед собою человека с глазами ультрамариновой голубизны, в которых светились неукротимый порыв к познанию мира и вера в возможность этого познания. Стало понятно, что такой грубый инструмент, как бутылка, в данном случае не просто неуместен - оскорбителен.
Доказывать подобным фанатикам абсурдность их построений безнадежно - это, впрочем, было ясно еще до встречи с ниспровергателем. Оставалось одно: играть с новатором на его поле в его же игру.
- Статья ваша очень интересна! - заявил я ниспровергателю с убежденностью, которая должна была снять любые подозрения моего собеседника в подвохе.
- Настолько интересная, что мы должны сделать все, чтобы ваше открытие стало достоянием Родины. И ее гордостью. Навсегда. Вы, конечно, уже направили заявку на открытие в Комитет по делам изобретений и открытий?
- Н-н-нет... - ответил учитель труда.
- А зачем?
- Как - зачем?! - вопросил я, вложив в восклицание как можно больше испуга.
- Ведь если это напечатают, а у вас не будет диплома об открытии, то американцы это в пять минут присвоят себе. И все уйдет к ним.
- Что же делать? - всполошился учитель.
- Не-мед-ленно заберите статью из журнала и посылайте в Москву, в Комитет! - решительно порекомендовал я, спихивая моего клиента другим инстанциям.
- Когда получите диплом, то немедленно к нам, напечатаем сейчас же. В другой журнал не отдавайте. И запомните: пока не получите диплом, никому ни слова - шпионов-то сколько, сами понимаете.
- Спасибо! - проникновенно поблагодарил учитель меня, Иуду.
- Конечно, это правильно. А скажите, денег мне за открытие дадут?
- Дадут, - с готовностью посулил я, быстро теряя уважение к самородку. - Уж очень они мне нужны! - страстно заверил собеседник. - Тогда я смогу наконец построить микроскоп.
- А зачем его строить? - удивился я. - За те деньги, какие вам отвалят за открытие, вы сможете купить любой микроскоп.
- Любой? - снисходительно улыбнулся учитель моему невежеству. - Нет еще такого микроскопа, в который можно рассмотреть атомы. А я такой построю обязательно! - заверил он меня. - Да, кстати, - спохватился новатор. - А какой из атомов легче всего рассмотреть в микроскоп?
- Уран, конечно, а еще лучше плутоний, - посоветовал я и удалился.
Вернувшись в редакцию с благой вестью и застав там на этот раз только ответственного секретаря Савелия Исааковича Спивака, я сообщил ему о своей виктории, которую мы тут же отметили неизрасходованной бутылкой. И смеялись. Нам было весело.
Но не зря, ох не зря излагает на запредельных нотах певец Градский, что ничто в этой жизни не проходит бесследно.
Через год-полтора, когда я уже забыл об этой истории, посчитав ее забавной, не более, ночью (!) раздался телефонный звонок. Голос, в котором металла было больше, чем в домне, сообщил, что говорят из республиканского Комитета государственной безопасности. И Комитету крайне нужно, чтобы я сейчас, именно сейчас, в половине третьего ночи, к ним пожаловал, и что машина за мной уже выехала.
Времена были, конечно, не те, что лет 30 назад. Но от этой конторы никто никогда ничего хорошего не ждал. Поэтому я стал одеваться, размышляя, следует ли мне при хватить с собой зубную щетку и бельишко. Извинения при ехавшего майора за то, что меня беспокоят в такое не урочное время, мало успокоили, ибо из самиздата все мы знали об оттенках и подоплеках гэбистского политеса.
По прибытии в хорошо знакомое киевлянам здание на улице Владимирской я был введен в скучную комнату, где восседал человек в партикулярном платье, поздоровавшийся со мной весьма прохладно, чтобы не сказать холодно. Стало зябко.
В тягостном молчании прошло минут пять, когда дверь отворилась и в комнату вошли двое: конвоир и некто державший руки за спиной, в котором я признал создателя нового учения о строении материи. Я недоуменно уставился на него.
- Вы встречались когда-нибудь с этим человеком? - со знакомыми по революционным фильмам модуляциями осведомился у меня хозяин кабинета.
Я подтвердил, что да, встречался.
- А ты этого человека знаешь? - показал на меня гэбист. Учитель труда утвердительно кивнул. - Тогда назовите его фамилию! - предложил дзержинец учителю.
Новатор, понятно, фамилии моей не знал. Не знал, естественно, его реквизитов и я, так как, конечно, успел позабыть фамилию, значащуюся в статье и сопроводительных к ней бумагах.
Я ожидал, что хозяин сейчас станет обличать нас в запирательстве, но он бросил конвоиру: - Уведите! - и, только когда за учителем затворилась дверь, предложил мне сесть.
- Откуда вы знаете об уране и этом, как его... плутонии? - огорошил меня начальник странноватым - назовем это так - вопросом.
Я помолчал, не зная, что ответить.
- Это с вашей подачи он ходил по киевским научным учреждениям, пытаясь выяснить, работают ли они со стратегическими материалами?
Я с возможной краткостью описал чекисту историю нашего знакомства и сознался, что действительно в конце нашего разговора, состоявшегося весьма давно, упоминал об уране и плутонии.
- Вот именно это меня и интересует, откуда вам стало известно об уране и плутонии! - объяснил гражданин начальник причину любопытства к моей особе.
- Из книжек...
- Книжек?! - насторожился гэбист. - Каких это еще книжек? И как они к вам попали?
Тут уже настала очередь дивиться мне. - Таких книжек много, а как они ко мне попали, и не упомню.
- А тех, кто вам их передал, тоже забыли?
Это кафкианство начало меня раздражать, и, хотя в этой конторе давать волю эмоциям вроде бы не стоило, я осведомился раздраженно:
- Вы можете пояснить, что вам надо?
- НАМ, - многозначительно выделил начальник место имение, - НАМ надо знать, каким образом просочились в население сведения об уране и этом... как его, плутонии.
- Сведения об уране и плутонии, - сказал я с понятным облегчением, - могли просочиться в население, например, через учебник Некрасова.
- Некра-а-асова? - с радостным сарказмом протянул гражданин начальник. - Некра-а-асова? А Пушкин об этом ничего не писал?
И до общения с чекистами я предполагал, что в этом ведомстве сидят не Сократы и не Спинозы. Но радости оттого, что гипотеза подтвердилась, не ощутил...
Меня скоро отвезли домой и привезли обратно с "Курсом общей химии" Б.В.Некрасова издания 1954 года. Под бдительным оком чекиста я написал объяснение о том, что об уране и плутонии я узнал из этого учебника, а именно из текста на страницах 588-599. После чего был отпущен.
Судьба новатора-самородка мне неизвестна, но хочется думать, что его не посадили. Я рассказывал эту историю друзьям. Некоторые из них смеялись. Последними ли?.. ( Автор Фиалков)
(Химия и жизнь).
Привет из эры динозавров!