Приехали в Москву, столько много народу, накупили баранок, сушек, большой батон за 28 копеек. Когда приехали в Изоплит [Тверская область], в конторе нас оформили на работу. Стояли как дикари в лаптях, кто в калошах. Нас заселили на Жуковском посёлке в частном доме у тёти Дуси Виноградовой. Нас было 18 человек. Вся комната обставлена железными койками, прохода почти не было. Жили дружно. По вечерам вязали, вышивали, тёте Дусе помогали в огороде. Но она жадная была, сад был большой, много яблонь, мало угощала яблоками. Ночью, когда она спала в маленькой комнате, мы выходили через окно и воровали яблоки. Она со старшим сыном очень часто ругалась. Он нас угощал яблоками, говорил: «Не бойтесь матери, я тут хозяин».

Работали на болоте, ворочали торф, сушили, собирали пни, грузили торф в вагонетки. Работа была тяжёлая, особенно ворочать торф, нагнувшись, целый день. Очень сильно болела спина. Работали с апреля до октября, осенью уезжали домой, нам паспорта давали на 6 месяцев. Деньги экономили на еде, надо было обуваться-одеваться. Брали на работу чёрный хлеб и чай.

Когда приехала домой, сшила себе платье из штапеля, из саржи, сшила фартуки. Портниха из сукна пальтишко сшила. Маленько приоделась, была радостная. Зимой снова пошла на завод работать, грузить картошку до весны. Весной 1959-го года наш председатель колхоза мне не разрешил вербоваться. Но я не растерялась, поехала за счёт другого колхоза [уже по своим настоящим документам]. Тот колхоз от нас за 12 километров был. Когда к тому председателю пришла, рассказала о себе, и он мне выдал справку. Пришла в райцентр к вербовщикам и снова завербовалась, чтобы уехать. Когда наш председатель узнал, сказал: «Ох, какая… всех обманула».

Снова я в Изоплите. Но в этом году мы жили в общежитии, я работала на багере [тип экскаватора]. Специальная машина копала ковшами торф. Когда торф поднимался по ленте, надо было ловить пни, чтобы не попали в бункер. Лето быстро прошло, снова вернулась домой. Зимой снова на заводе работала, но в этом году меня взяли в цех. Работала на складе картофельном. Спускала понемножку картошку в желоб, где текла вода. И вот эта вода тащила картошку на мойку, а с мойки по барабану на тёрку. Вот так картошку обрабатывали на крахмал. На складе было холодно, склад не топился. На складе была одна, бегали крысы, было страшно. Что делать, куда мастер поставит, там и надо было работать.

Отрывок из рукописных мемуаров Германовой Зои Ивановны "Моя жизнь, моя судьба". Воспоминания записаны в начале 2000 года. Текст отредактирован и опубликован её внучкой.

P.S. Зоя Ивановна жива, находится в достаточно крепком здравии и ясной памяти, в этом году справит 84-летие. Но Интернетом пользоваться не умеет.

Моя жизнь, моя судьба (часть 6)

А летом иногда ездили на заводских машинах в райцентр за хлебом. Там тоже с хлебом было не важно, очень большая очередь, стояли подолгу. Иногда не хватало, приходилось оставаться на другой день и занимать пораньше очередь. Ночевала я у тёти Зои, она мамина сестра старшая. У них было много детей, она жила с мужем. Но она была не добрая. Она наше горе не понимала. Моя мама говорила: «Когда её муж был в армии, ей много помогали, давали шерсть для детей. Тогда мы жили с бабушкой вместе, держали скотину, у нас было всё, и молоко, и мясо, яйца, хлеб. Зоя потом всё забыла, когда стала с мужем жить». Вот так бывает в жизни.

Когда я работала на заводе вечером, разбирала желоба, которые были под картошкой, таскала домой. Я из этих досок решила сделать в доме чулан, чтобы не было видно в доме вёдра помойные, чугунки и посуду, миски. Напротив печки загородила, поклеила газетой. Никто не поверит, какая я была счастливая [когда сделала такой чулан]. Потом из ольхи смастерила кровать. Кору с неё сняла, а когда высохла, она стала красная, как [будто] покрашено. В доме кое-какая кровать появилась, чулан, на полу самотканые половики, на окнах крючком связанные занавески. В доме маленько стал вид другой.

Дед Зиновий меня научил лапти плести. Мы с бабушкой ходили в лес за лыком для лаптей. И вот потом по вечерам плела лапти для себя и мамы. Сначала получалось плохо, потом научилась, даже несколько пар мама на базаре продала. Жизнь и нужда всему научат, если хочешь жить. Из своих подруг я была самая нищая, беззащитная, голодная, голая. Помогать мне некому было. Но как бы ни было тяжело, я старалась жить, выживать свои муки, не падала духом. Наверное, я была духом сильная. А, может, мне Господь помогал, давал мне силу, веру и достоинство.

Отрывок из рукописных мемуаров Германовой Зои Ивановны "Моя жизнь, моя судьба". Воспоминания записаны в начале 2000 года. Текст отредактирован и опубликован её внучкой.

P.S. Зоя Ивановна жива, находится в достаточно крепком здравии и ясной памяти, в этом году справит 84-летие. Но Интернетом пользоваться не умеет.

Моя жизнь, моя судьба (часть 1)

Моя жизнь, моя судьба (часть 2)

Моя жизнь, моя судьба (часть 3)

Моя жизнь, моя судьба (часть 4)

Моя жизнь, моя судьба (часть 5)

Зимой к нам в деревню приезжал хромой мужик одноногий, валять валенки. С ним два молодых парня: Коля и Петя. Они всю зиму валяли валенки, ходили из одного дома в другой. И вот я познакомилась с Петей, когда они валяли у моей подруги Раи. Я к ним часто ходила и подружилась с ним. Ходили в кино, играли в карты в дурачка. Раннею весною ему прислали повестку в армию. Я ему на память подарила новой платок из белого штапеля. Его обвязала кружевами, вышила каждый угол. На прощание на память я ему подарила, платок был очень красивый. Тогда такой обычай был, дарить своему любимому парню носовой платок, вышитый с надписью. На следующий день утром я его провожала. Шли мы тихо по полю до леса, около леса я с ним простилась. Из армии стал присылать письма, фото. Я на его письма отвечала, писала тоже письма.

Весной я уехала по вербовке в Калининскую область [сейчас Тверская] на торф. Мне надо было хоть маленько себя одеть, обуть, маме помогать. Когда в школе училась, мне дали телогрейку, как помощь, за погибшего отца. Когда бабушка к нам приходила, она меня гладила по голове и говорила: «Когда же ты вырастешь, когда ты будешь себя обувать-одевать, кормить-поить…» А сама горько плакала. Это я очень хорошо помню и никогда не забуду, как бабушке тяжело было смотреть на меня: голодная, плохо одетая, худенькая девчушка. Сколько слёз она пролила за меня, как ей было жалко. Говорила: «Мне бы увидеть, когда вырастешь, будешь себя обувать-одевать, кормить-поить. Тогда я бы спокойно умерла».

Один раз летом [ещё ребёнком] я полезла в огород к дяде Мише за красными помидорами под окном. У них было много, такие красные, крупные, слюни текут. И я решила сорвать несколько штук. Это было вечером, в тёмное время. У дяди Миши окно в огород было открыто, когда я перелезала через забор, он услышал. Выпрыгнул в окно, я стала убегать, он за мной. Догнал, схватил, развернул к себе и сильно ударил. У меня по ноге потекло (описалась) от испуга и удара. Он привёл меня к маме домой и сказал, что поймал в огороде, украла помидоры, я вор. Я очень сильно испугалась, плакала, прижалась к маме. Мама тоже плакала. Дядя Миша отругал маму и ушёл. После этого моя дорога закрылась к бабушке, я боялась к ним ходить. Я и до этого к ним мало ходила, старалась, когда их дома нет. Плакала под окном у бабушки, где она спала. Бабушка выходила ко мне на улицу и тихонько вела домой в чулан. Я очень хотела кушать, она от них украдкой отрезала кусочек хлеба. И я его ела под одеялом. Вот такое было моё детство.

Отрывок из рукописных мемуаров Германовой Зои Ивановны "Моя жизнь, моя судьба". Воспоминания записаны в начале 2000 года. Текст отредактирован и опубликован её внучкой.

P.S. Зоя Ивановна жива, находится в достаточно крепком здравии и ясной памяти, в этом году справит 84-летие. Но Интернетом пользоваться не умеет.

Моя жизнь, моя судьба (часть 1)

Моя жизнь, моя судьба (часть 2)

Моя жизнь, моя судьба (часть 3)

Моя жизнь, моя судьба (часть 4)

А как к Пасхе готовились! Все старались мыть избу, белили печки, все тряпки, половики стирали. На каждой улице устанавливали большие качели. В Пасху никто в колхозе не работал, все отдыхали. В Пасху готовили вкусные обеды, ходили в храм. В пост мясо не ели, старались все соблюдать пост, старые и малые. В Пасху друг к другу ходили в гости, пили самогон и пиво. Пиво почти в каждом доме сами варили. Молодёжь на качелях качалась, с одной качели на другую переходили. Всем было радостно и весело. К Пасхе все старались шить новые вещи, ходили на кладбище. На Троицу несколько деревень собиралось на лугу около леса. Играли в игры, пели песни, плясали, кто-то играл на гармошке, кто-то на балалайке, кто на чём. На базаре была ярмарка, устанавливали карусель. Приезжали из районного центра, были клоуны, веселили народ. На лугу были массовые гуляния, какие-то соревнования. Гуляли по лесу парами, плели венки из луговых цветов, из берёзовых веток. Потом шли к речке на мостик и эти венки бросали на воду. Стояли, смотрели, как они плывут друг за другом по воде. Течение было тихое, и вот так они уплывали от нас. На Масленицу все дети и взрослые катались на санках. Запрягали лошадей, на дугу вешали колокольчики, лентами украшали. По деревне катали детей. Молодые девушки собирались у старой бабушки по вечерам, вышивали, пряли, пели песни, когда гармонист приходил - плясали. Бабушка лежала на печке, ей за посиделки привозили дров.

Когда парня брали в армию, тоже очень красиво и жалостно было. Запрягали тройку лошадей, вешали колокольчики, ленты и красивые платки на дугу. Молодёжь садилась в телегу, а призывнику в обе руки давали много завязанных красивых платков. И он махал платками, прощался с людьми на улицах. Люди плакали, очень было трогательно. Его родня приглашала домой в гости, накрывали стол. В соседние деревни ездили кататься. С ним катались его друзья-товарищи, пели песни. Песня была особая, для проводов в армию. Вот так провожали каждого в армию у нас.

Отрывок из рукописных мемуаров Германовой Зои Ивановны "Моя жизнь, моя судьба". Воспоминания записаны в начале 2000 года. Текст отредактирован и опубликован её внучкой.

P.S. Зоя Ивановна жива, находится в достаточно крепком здравии и ясной памяти, в этом году справит 84-летие. Но Интернетом пользоваться не умеет.

Моя жизнь, моя судьба (часть 1)

Моя жизнь, моя судьба (часть 2)

Моя жизнь, моя судьба (часть 3)

Потом мама заболела, положили её в больницу районную, которая в 20-ти километрах от нас. Я осталась дома одна. Одна стала ходить в лес за дровами, корчевала пни на растопку, срубала от ёлки, ольхи веточки-суки. Подставляла к стволу санки и как по лестнице поднималась на дерево, срубала суки. Топор был тяжёлый для меня, мне тогда было лет 10-11. Пока я срубаю сук, топор из рук падает вниз. По нескольку раз слезала и поднималась, когда и заплачу от обиды, руки замерзали. В школу ходить совсем не стала, надо было дом отапливать. Когда привезу дрова, вечером топила печку. Дрова очень плохо разгорались, сырые, потухали. Снова разжигала, плакала, по маме скучала. В подполе картошка замёрзла, хотя я её тряпками и половиками закрывала. Я ела сладкую мороженую картошку.

Один раз бабушка принесла мне домой сухих поленец на растопку украдкой от дяди Миши и тёти Ани [его жены]. Когда бабушка по огороду несла поленья, тётя Аня увидела. После бабушки тётя Аня пришла в дом и подсчитала, сколько поленец принесла бабушка. Она рассказала дяде Мише, он бабушку отругал, избил. В это время я была в лесу. Ключ лежал всегда над дверью в дырочке, поэтому они могли войти в наш с мамой дом. Бабушка меня очень жалела, иногда украдкой от них кусочек сахара или хлеба приносила. Наверное, сама не ела, приносила мне. Мне было голодно и холодно. Весной ходила на колхозное поле копать гнилую картошку. За полдня ведёрко накопаю. Ноги тонули в грязи, руки замерзали. Но старалась накопать. А дома пекла лепёшки, когда ешь, на зубах хрустит песок. Очень хотелось есть. Мы с бабушкой за отца получали пенсии, она 18 рублей за погибшего сына, я 18 рублей как сирота.

Летом мама брала меня в поле с собой. Жали рожь серпом, было очень жарко, некуда было спрятаться от солнца. Осенью за трудодни немного ржи, немного пшеницы, немного ячменя, солому выдавали. Это всё мололи на муку в мельницах, а кто вручную. Мама весной в колхозе сажала табак, много-много. Каждую рассаду надо было поливать, чтобы табак прижился. Воду таскали из речки, ведро до земли. Пока донесёшь, расплескается, остаётся полведра. Платья мокрые, ноги отбитые. Тяжело было, но маме надо было помогать. Чтобы хороший табак вырастить, надо все операции вовремя делать: отщипывать цветочки, резать, сушить, сортировать. Табак очень трудоёмкий, но за него колхоз выдавал деньги и сахарный песок. После войны табак очень ценной культурой был.

Отрывок из рукописных мемуаров Германовой Зои Ивановны "Моя жизнь, моя судьба". Воспоминания записаны в начале 2000 года. Текст отредактирован и опубликован её внучкой.

P.S. Зоя Ивановна жива, находится в достаточно крепком здравии и ясной памяти, в этом году справит 84-летие. Но Интернетом пользоваться не умеет.

Моя жизнь, моя судьба (часть 1)

Моя жизнь, моя судьба (часть 2)

Дядя Миша подал в суд, это был 1950-й год. Суд вынес решение выселить маму из дома. Присудил ей амбар, у которого не было потолка, пол плохой, крыша соломой покрыта. Ещё корову и двух овец. Корову и овец ей подарили её мать с отцом, когда она выходила замуж за папу, как приданое. Нас зимой холодной дядя Миша выгнал из дома. Мама попросилась к одной женщине пожить у неё до весны. Та разрешила, и ранней весной стала нас выгонять. Мы с мамой у одних [односельчан-соседей] в огороде в бане стали жить. Баня была маленькая, топилась по-чёрному. Кругом была сажа, стены чёрные в саже, спали на лавках.

Той же весной мама стала строить дом. Наняла плотников, продала корову, овец. Кое-как построили дом, крышу покрыли соломой. Дом построили в конце огорода, [рядом] протекала маленькая речка. И вот напротив речки поставили дом. Почему мама построила в огороде дом: ей не хотелось с этого плана уходить, земля была хорошая, чернозём. Огород был площадью 40 соток. Дядя Миша поделил огород: себе взял 30 соток, а нам 10 соток, на другом месте ещё немного дали под картошку. И вот стоял на огороде одинокий наш дом, к которому не было ни выхода, ни захода. Мы на улицу выходили по стопиночку [тропиночке]. Дядя Миша с улицы загородил забором огород, нам оставил узенькую полоску. И вот эту узенькую полоску мама загородила жердинами. Мы перелезали через забор. Мама купила козу, козу на верёвочке, а когда за рога, выводили на улицу в стадо, но сначала несколько жердин снимали, чтобы коза смогла перепрыгнуть через забор. Вот так мы мучались.

Зимой в доме было очень холодно. Спали мы на печке, горела керосиновая лампа, уроки тоже на печке делала. Когда весна, в речке вода подымалась. Мы с мамой боялись, что наш дом затопит. Кругом вода, только около нашего дома на метр не доходила, как будто дом стоял на бугорке. Страшно было, когда плыли по речке большие льдины. Страшно было, когда затор льда, вода бурно текла с шумом, льдины не проходили, друг на друга собирались как айсберг. Мы с мамой весной в страхе жили. Утром, как проснёмся, сразу бежали к окну, на месте ли наш дом стоит. Потом думали: "Слава Богу, пронесло".

Отрывок из рукописных мемуаров Германовой Зои Ивановны "Моя жизнь, моя судьба". Воспоминания записаны в начале 2000 года. Текст отредактирован и опубликован её внучкой.

P.S. Зоя Ивановна жива, находится в достаточно крепком здравии и ясной памяти, в этом году справит 84-летие. Но Интернетом пользоваться не умеет.

Моя жизнь, моя судьба (часть 1)

Однажды тётя Мария, мамина сестра, сосватала маму за одного мужика, у которого умерла жена. У него остались 3 сына маленького возраста. Но он сам тоже был тяжело болен, туберкулёз. Мужик был хороший, богатый, и хотел жениться на хорошей женщине, чтобы та воспитывала его сыновей. Всё состояние оставалось детям и ей. Он уже знал, что ему осталось жить не долго. Моя мама ему понравилась. Она была ещё молодая, красивая. Мама моя любила чисто и красиво одеваться, была чистоплотная. Этот мужик жил с тётей Марией в одной деревне, от нас 8 километров. Моя мама согласилась. Я хорошо помню, это было ранней весной, на улицах половодье. Я была против, мне не хотелось, чтобы мама замуж вышла. Я сказала: "Я не поеду с тобой, останусь с бабушкой. Я бабушку не оставлю одну, я её очень сильно люблю". Мы на одной кровати спали с бабушкой даже. И она меня тоже сильно любила. Мне от мамы часто попадало, била, а бабушка всегда меня защищала. Когда за мамой приехали, мы с бабушкой плакали, мама тоже плакала. Она меня уговаривала, но я не согласилась с ней поехать. Когда мама собиралась уходить, я её за подол схватила и не отпускала, плакала. Но меня оторвали от матери, она ушла. Я побежала за ней на улицу, меня поймали и держали. За телегой привязали корову, овец на телеге привязали. Приехали за мамой на трёх возах. Загрузили мамин сундук, её вещи. Когда они поехали, корова тянулась назад, мычала. Овцы тоже кричали. Наверное, они понимали, что их от нас увозят. Так было больно и тяжело смотреть вслед... Прошло около месяца, мы жили с бабушкой, и вдруг приезжает мама назад: "Не могу я больше там жить". Меня с ней не было, тосковала. И трое чужих детей, а муж тяжело болен. Тётя Мария уговаривала маму: "Потерпи немного как-нибудь, он скоро умрёт, всё добро тебе останется". Но мама отказалась, ей чужое добро не надо было. Мы снова стали жить: бабушка, мама и я.

Вернулся дядя Миша из армии. Бабушка дяде Мише рассказала о дяде, который приходил к нам. Потом дядя Миша поехал в ту деревню к этому дяде, узнать про отца, своего брата. Когда приехал, сказали, что тот мужчина умер. Дядя Миша не смог ничего узнать про моего отца.

Отрывок из рукописных мемуаров Германовой Зои Ивановны "Моя жизнь, моя судьба". Воспоминания записаны в начале 2000 года. Текст отредактирован и опубликован её внучкой.

P.S. Зоя Ивановна жива, находится в достаточно крепком здравии и ясной памяти, в этом году справит 84-летие. Но Интернетом пользоваться не умеет.