Первая часть тут: Егорка-снегирёк. Первый опыт написания сказки
Хотел было Егорка вперед выйти, да синица его крепко обхватила крылышками, и под корень упавшего дерева оттащила. Спрятались они там, и она говорит ему потихоньку:
- Куда ты собрался, мальчик-снегирёк? То филин лесной, он на слух сладкоголосый, а на деле злой и хитрый. Покажешься ему – проглотит в два счета, и не заметит! Зря мы с тобой сюда пожаловали!
- Где же вы дорогие мои гости, спрятаться удумали? – филин взлетел с дерева и на землю спикировал. Здоровенный, нахохлившийся, когти – что сабли, клюв крепкий, острый – хоть орехи им коли.
– Куда запропастились, голубчики? Уж я вас встречу, уж я вас поприветствую, как следует. Выходите, птички-синички, подобру-поздорову!
Ходит филин туда-сюда, ступает тяжело, воздух втягивает, и глазищами-фонарями своими по сторонам вращает. Страшно стало Егорке – кому хочется жизнь человеческую в когтях птичьих окончить?
А филин, тем временем, остановился рядышком с их укрытием, так что лапку протяни – его перьев коснешься. В небо посмотрел, нахмурился, да заворчал:
- Неужто ушли, родимые, ужель упорхнули, пернатые?
Вдохнул полной грудью Егорка, посмотрел довольно на синичку:
- Ну все, спасены.
И тут – раз! Оборачивается филин, стремительно так, и к ним, под корень, кааак глянет! А глаза – как две луны, прямо на Егорку уставились!
- Попались, супчики! От старого филина еще никому спрятаться не удавалось!
- Улетай, мальчик-снегирёк! – закричала синичка, - спасайся!
Бросились они с синичкой из-под дерева в разные стороны – она налево полетела, а Егорка – направо. Ухнул филин, растерялся было, но тут же подбоченился, и вслед за синицей ринулся.
А Егорка летит – будто всю жизнь небо крыльями рассекал. Высоко поднялся, и только потом вниз обернулся. Глядит – а филин лесной синичку когтями своими острыми схватил, и на дерево к себе тащит. Улыбается, да приговаривает:
- У-ух, знатный ужин мне сегодня достался, синичку я с удовольствием отведаю! Проглочу тебя – а потом и снегирька достану!
Рассердился Егорка, да так, что даже бояться перестал. Нельзя синичку в обиду этому злыдню давать, на растерзание! Спасать ее нужно!
Да только подумать-то легче, чем сделать. Филин – вон, какой большой, а Егорка маленький, и когтей у него таких не водится, и клюва. Эх, рогатку бы, он бы ему мигом показал! Но нет её - стало быть, хитростью брать надо.
А филин, того и гляди, съест бедную синичку. Бросился Егорка вниз, что есть мочи, прямиком к нему полетел.
- А, вернулся, - обрадовался филин, - прямиком к столу подоспел. Сейчас подружкой твоей закушу, а тебя – на десерт.
А синичка из когтей филина смотрит не Егорку жалобно, обреченно.
- Слыхал я, умные вы птицы, филины, - говорит Егорка, - вот все думал, как бы проверить. Появилась у меня идейка одна, замечательная. Хочешь, расскажу?
А филины любопытные – страсть, это каждому известно. И умом своим хвастать те еще любители. Уставился он на Егорку, но синицу из когтей не выпускает:
- Рассказывай!
- Ну, нашёл простака! Давай, мы вот как поступим: я тебе две загадки загадаю. Если обе отгадаешь – вместе нас проглотишь. Одну из двух – первым отужинаешь, а второго восвояси отпустишь. А ни одной – обоих нас выпустишь. Идет? Но чтоб по-честному!
Зафырчал филин, заухал, глазищами завертел.
- Больно сладко поёшь, снегирёк! Не нужны мне твои загадки – синичку я и так съем, а там того глядишь, и тебя сцапаю.
- Ну, как знаешь, - насмешливо посмотрел на него Егорка, - так я и думал, что брешут все о вашем уме. Либо ты трус, либо глупец, а тут поди, разберись, что хуже.
Такого филин стереть уже не мог – слишком гордился он своим филиньим происхождением.
- Ах вот ты как! – рассвирепел он, - ну ладно, будь по-твоему! Загадывай! Только, если я одну из двух отгадаю – тебя съем, а синицу – выпущу! Согласен?
Жуть как страшно стало Егорке, но отступать-то некуда – разве можно синичку бросать?
- Согласен!
- Тогда загадывай! – воскликнул филин, и нахохлился, навострился в предвкушении.
- Ну, вот тебе первая. Крыльев нет, а летает. Глаз тоже нет, а всё слезы льет. Кто это?
Крепко задумался филин. И крыльями махал, и головой вертел, да все без толку – никак сообразить не может. Наконец фыркнул рассержено, и признал:
- Не знаю! Говори ответ!
- Сперва синичку выпусти, - сказал Егорка, - ведь если вторую угадаешь, ты меня съесть пообещал.
Филин разжал когти, синица из них и вырвалась. Взвилась в небо, и ну перышки чистить. И смотрит на Егорку благодарно, но взволнованно.
- Туча, - сказал мальчик-снегирёк ответ на загадку, - сам посуди. Крыльев нет, а…
- Понял я, – разозлился филин сам на себя за то, что легкую загадку не отгадал, - вторую давай!
- Всегда в пути, но никогда не приходит. Что это?
Уж как думал филин, как голову ломал – и так, и эдак крутился, и с ветки на ветку переступал, и глазищами моргал – да только все одно ничего не придумал.
- Сдаюсь, - раздраженно махнул он крылом, - говори ответ.
- Завтра.
- Что значит – завтра? – вскричал филин, когти выпустил, и над Егоркой навис, - как это завтра, сейчас говори, а не то проглочу прямо тут!
- Это и есть ответ, - развёл крылышками мальчик-снегирёк, - завтра. Всегда в пути, никогда не приходит.
Филин нахмурился, задумался, и наконец, заключил:
- А что, дельно. Занятные у тебя загадки, снегирёк!
- Ты отпустить нас обещал, - смело взглянул на филина Егорка, - я ведь еще слышал, что филины не только умные, но и порядочные.
- Слышал он, - проворчал филин, - не знаю, за всех не скажу, наверняка и среди нашего брата птицы разные водятся. Но я – честный, раз мы уговор держали, то так тому и быть. Летите, пока я не передумал, и больше не возвращайтесь. Увижу – проглочу, и больше никаких загадок!
Егорку с синичкой дважды просить не пришлось – кивнули они филину, и ринулись прочь. Только когда до знакомой елочки добрались, возле которой клюква рассыпана, присели на землю, дух перевести.
Взглянула синичка на Егорку с благодарностью:
- Надо же, какой ты храбрый и добрый мальчик! Спасибо, что жизнь мою спас, я тебе теперь обязана. Как я могу тебе пригодиться?
- Мне бы обратно человеком сделаться, - вздохнул Егорка, - но тут ты мне не помощница. Так что – лети, Новый год на носу, тебя наверняка дома заждались.
- Вот – мой дом, - развела крыльями синичка, - а Дед Мороз – он всеведущий, и наверняка уже знает, как ты благородно поступил. Он тебя обязательно назад в мальчика превратит, вот увидишь.
- Я, наверное, домой полечу, - сказал Егорка, - мама, наверное, переживает. Уж лучше я снегирём буду, но дома, чем без родителей в лесу останусь.
- Тогда спеши, - кивнула синица, - маму нельзя волновать. А я полетаю, посмотрю, глядишь, и Деда Мороза повстречаю, да расскажу ему о том, какой ты смелый.
- Спасибо, - благодарно сказал Егорка, - знаешь, если удастся мне человеком стать, ты прилетай ко мне, я на опушке живу. Я тебя тортом угощу.
- Лучше пшеном, - рассмеялась синичка, и тут же добавила, расстроено, - но если ты человеком станешь, то меня не узнаешь, мало ли синичек на свете. Вы, люди, нас друг от друга не отличаете.
- А мы вот что сделаем, - воскликнул Егорка, бросился к своему шарфу, что на земле лежал, вытащил из него красную нитку клювом, и синице вокруг правой лапки повязал. Не крепко получилось – сложно клювом узлы крутить, но Егорка справился.
- Теперь уж я тебя точно узнаю, - сказал он синице. Она улыбнулась в ответ, и поклонилась мальчику:
- Тогда до встречи, Егорка-снегирёк. Повезёт – свидимся еще!
Егорка поклонился в ответ, помахал синице крылом, и устремился прочь из леса.
Ох и быстро летают птички! Вон уже и дом родной видно, из трубы дымок вовсю идет. А на соседней улице, на Центральной, мальчишки какие-то в снежки играют. Ба, знакомые все лица – это же Колька и Никита, друзья его, Егоркины, закадычные!
Эх, как бы снегирёк хотел сейчас рядом с ними оказаться, бегать, тузить друг друга в снегу, за деревьями прятаться. А еще – они вчера Кольке такую рогатку смастерили, закачаешься! На тридцать шагов бьет! Пострелять бы сейчас, по воро…
Не успел мальчик фразу додумать – что-то свистнуло рядышком, тяжелое и быстрое. Удивился снегирёк, притормозил, нахмурился, и спросил вслух:
- Это еще что такое?
И тотчас же ударило его что-то слева, да с такой чудовищной силой, что он рухнул вниз, как подкошенный. Упал в сугроб, сам не жив, не мертв. И слышит он знакомый, Колькин голос:
- Видал, видал?! Я попал по нему, он туда упал! Бежим скорее, поймаем его!
Понял Егорка, что это давеча сделанную рогатку на нем испытывают. Взлететь было хотел, дернулся – а левое крыло поднять не может, подбили его камнем как следует.
Испугался мальчик-снегирёк – не враги, так друзья его погубят. Из последних сил к забору соседнему ринулся, и сквозь решетку пролез. Рухнул вниз, и замер – тише воды, ниже травы.
А с той стороны заборы уже слышно мальчишек:
- Ну, где же он? Точно сюда упал?
- Да, точно! Ищи лучше! Дай-ка мне!
Совсем они рядом, совсем близко. Вот-вот, разгадают, куда снегирёк спрятался, руки сквозь решетку сунут, да схватят его. Зажмурился Егорка от страха, в комок сжался.
И тут снаружи раздался голос Колиной мамы:
- Коля! А ну, домой! Все за столом сидят, тебя ждут»!
- Иду, мам, - послышалось из-за забора. Раздался топот ног, и все стихло: ушли мальчишки.
Егорка лежал, и дышал тяжело. Крылышко болело, а силы иссякли. Неужели, все так и закончится, возле забора дома номер четыре? Четвертый дом – тут ведь Ванька Пашнин живёт. Вот найдет он его, вот узнает, и тогда точно – пиши пропало.
А, впрочем, найдет, не найдет – итог один. Егорка попытался встать, но ничего не выходило, старался взлететь, но крыло не желало слушаться. Уселся он на снег, пригорюнился.
«Так и суждено мне здесь, в снегу, сгинуть. И ни Нового года тебе, ни мамы с папой, ни сестры».
Он и не заметил, как тот самый Ванька Пашнин, погулять вышедший, рядом с ним остановился. Как опомнился мальчик-снегирёк, глядит – к нему варежка тянется.
Ванька взял его в руку, осторожно, чтобы не повредить – и в рукавичку свою усадил.
Сразу стало Егорке теплее, спокойнее. А Ванька так его, прямо в рукавице, в дом отнёс. Зашел к себе в комнату, снял подушку с кровати, и снегирька на нее уложил. Взял крылышко рукой, осмотрел, да в ящик стола полез. Достал нитки, ватку, нож канцелярский и жгут. Егорка за ним с испугом наблюдал, а Ванька знай себе – без суеты и спешки, что-то под нос себе ворчит. Зафиксировал крыло, жгут с ваткой на место больное наложил, ниткой крепко привязал, вот и повязка получилась. Посмотрел Ванька на это дело, прищурился, и критично так говорит:
- Ну, не идеально, конечно, но лучше, чем со сломанным крылом в сугробе сидеть. Пойдем, на волю тебя выпущу, тебя, наверное, дома ждут.
Стыдно стало Егорке, что дразнил Ваньку, да так, что мог бы – покраснел от корней волос до пят. А Ванька его снова в варежку, и на улицу вынес. Усадил на снег, и говорит:
- Ты попробуй, снегирёк, помаши крылышком.
Егорка попробовал – больно, конечно, но терпимо, и летать можно. Надо же, какой Ванька молодец! А он его – Палисадником дразнил. Балда ты стоеросовая, Егор Владимирович.
- Смотри, - указал ему Ванька на скособоченный, местами дырявый, газетами заткнутый, маленький домик на дереве, - для птиц смастерил. Я не ахти, какой рукастый, зато корм там есть и вода всегда свежая. Прилетай ко мне в гости, когда поправишься?
Егорка кивнул, и Ванька восторженно воскликнул:
- Ух ты! Снегирь меня понимает! Бабушка! – и он бросился в дом, рассказать о том, какую необыкновенную птицу нашел.
Егорка дожидаться его не стал – мало ли, что подумает Ванькина бабушка. Если суждено будет птицей остаться, он его еще навестит обязательно. А если вдруг обернёт Дед Мороз его мальчиком – то лично спасибо скажет. И уж точно больше дразнить не будет.
Полетел Егорка к своему дому. Глядит, на пороге отец – валенки одевает, бушлат теплый – в дорогу собирается. А рядом матушка стоит – взволнованная, руки заламывает. Понял мальчик, что его искать собираются, расстроился. Сел на забор, да глядит оттуда на родных, как сказать им, что сын их снегирем стал, не знает.
И тут слышит Егорка сзади голос знакомый:
- Ну что, юноша, усвоил, урок-то?
Обернулся мальчик-снегирёк, глядит – Дед Мороз стоит, только одет опять как обыкновенный старичок, и борода серая. Смотрит на него, и улыбается по-доброму.
- Наслышан я о твоих делах – синица на хвосте принесла, кумушка моя давняя. Говорит, поступил ты храбро и самоотверженно, чтобы ее от гибели спасти – а это, брат, и есть самое главное доказательства смелости. Думаю я, довольно с тебя птицей оставаться, налетался - пора и честь знать. А то негоже родителям перед праздником переживать. Что скажешь?
- Спасибо, Дедушка, - обрадовался Егорка, - я все-все понял, больше не буду никогда слабых обижать, это самое распоследнее дело!
- То-то же, - усмехнулся Дед Мороз, да палку из-за спины достал. Не успех Егорка охнуть, стукнул ею Дед, и закружилось небо у него над головой, а в глазах снежинки заплясали…
Очнулся мальчик возле той елочки – лежит себе, цел-целехонек, только шишка на лбу зудит.
Вокруг – ни души, в лесу солнце светит, а рядышком клюква разбросана. Понял Егорка, что добрый Дедушка Мороз не только его обратно в мальчишку превратил, но и время назад вернул, чтобы успеть ему домой вовремя воротиться. Отряхнулся Егорка, лыжи поднял, клюкву обратно в сумку собрал, шапку на голову нахлобучил, а шарфом своим – елочку повязал, чтоб не холодно ей было.
Дома мать с сестрой угощений наготовили – клюквы заждались. Стали на стол собирать, к празднику готовиться. А отец у Егорки и спрашивает:
- Ну что, сынок, как съездил-то, без приключений?
А Егорка плечами пожал, и отвечает:
- Да какие приключения? Одна нога здесь, другая там – быстро, как птичка!
Часы уже к двенадцати, вот-вот Новый год наступит. Егорка чая горячего выпил, пирогом с брусникой закусил, и телевизор глядит. И тут, вдруг – стук в дверь!
Отворил отец, а на пороге старый знакомец Егоркин стоит. Синий кафтан с оборками, шапка нарядная, сапоги высокие, да посох в руке. Щеки румяные, борода белая, смотрит на Егорку, улыбается. А тот – дар речи потерял.
- Ну, - говорит, - здравствуйте, дорогие, здравствуйте. Слыхал я, что здесь мальчик Егорка живет, так ли это?
Повернулся отец к Егорке, а тот сидит, слова вымолвить не может, только кивнул утвердительно.
А Дед Мороз, знай себе, продолжает:
- Мальчик этот, по слухам, храбростью недюжинной наделен, и сердце у него – велико не по росту. Потому, подарок ему я принес особенный. Ну-ка, иди сюда.
Подошел Егорка к Деду Морозу, а тот мешок вынул, ручищу в него запустил, и достает оттуда коробку, в красивой обертке:
- Вот, держи. Будет тебе и радость, и польза. А может, не только тебе, но и еще кому – подмигнул ему дедушка.
Взял Егорка коробку, прижал ее к себе покрепче, и сказал благодарно:
- Спасибо!
Утром, первого января, на улице было морозно и свежо. Ванька Пашнин, проснувшись и позавтракав, вышел во двор, подышать воздухом и поменять корм в домике для птиц. Не успел он и пары шагов ступить, как окликнул его знакомый голос:
- С Новым годом!
Ваня голову повернул, и увидел Егора, через улицу от него жившего. Нахмурился мальчик, и пробурчал себе под нос:
- И тебя.
- Хочешь, покажу, что мне Дед Мороз подарил? – не дожидаясь ответа, Егорка вынул сверток, и показал его Ване, - смотри!
Ванька поднял голову, и дар речи потерял. В руках у Егорки – конструктор деревянный, большой, красивый, лакированный. А на упаковке – птичий домик нарисован, стало быть, он из этого конструктора собирается.
- Классный! – восторженно сказал Ваня, и тут же сник. То ведь Егоркин домик был, а не его.
- Нравится? – спросил Егорка, и улыбнулся, - а знаешь, что? Давай, мы его вместе соберем, а потом у тебя на дерево повесим!
- У меня? – ошарашенно пробормотал Ваня, - почему у меня? Он ведь твой!
- Наш, - поправил его Егор, - я хочу с тобой вместе играть, и птиц кормить. Простишь меня, что я тебя раньше дразнил?
Посмотрел на него Ванька внимательно, и расплылся в счастливой улыбке.
Вдвоем – любое дело веселей идет. Быстро собрали мальчишки домик, корм туда положили, водицы налили, и на дерево повесили. Едва спустились вниз – смотрят, уже первый гость к ним пожаловал. Из леса синичка прилетела, маленькая такая, юркая. Щебечет, песенки поет, и мальчишек совсем не боится. Кружилась вокруг, кружилась, а потом и вовсе – Егорке прямо на руку села.
- Ничего себе! – захлопал Ванька в ладоши, - во даёт!
А синица на солнце январском жмурится, голову на бок склоняет, а на правой лапке ее – красная ниточка по ветру вьется.