Кричи громче. Часть 1: Робин. (6)
18 июля
«Должно быть, вы заскучали и уже забыли нашего славного похитителя, будто его и не было. Признаюсь, какое-то время я тоже жил так, делая вид, что ничего не произошло. Но шрамы на сердце никуда не делись, они постоянно напоминают о себе резкой болью. Представьте, что внутри у вас заряженное ружье, и всякий раз, когда спускается курок, тело ловит новую пулю. Мы живем в мире воспоминаний: похожие места, запахи, лица – что угодно может вернуть в прошлое, от которого вы не в силах убежать. Даже просто существовать – все равно что сидеть на пороховой бочке. Так ты и живешь, боясь сделать лишнее движение, бросить неосторожный взгляд, а то – БАЦ! И вот уже курок спущен, очередная пуля разрывает сердце.
Не понимаю, зачем вы слушаете весь этот бред? Если меня не остановить, я буду говорить бесконечно. Или вам такое по душе?
В любом случае Черный Шак никуда не исчезал. Он продолжил свои злодеяния и следующее совершил сразу после того, как нас посадили под домашний арест. Жертвой в этот раз оказалась десятилетняя Миранда из семьи епископа, а точнее, его племянница. Есть в этом нечто сакральное, не находите? Человек, мнивший себя ближе всех к богу, также не избежал его наказания. Но в тот момент я решил, что Рахель забрал девочку, как и остальных. Что он с ними делает? Ставит коленями на куски смолы? Заставляет молиться сутки напролет? А может, пускает кровь? Неужели богу мало одних молитв, и он хочет крови? Я так и видел Рахеля с длинным кинжалом в руках, которым он медленно режет детскую плоть, приговаривая:
– Разве ты не веришь в Бога, Миранда? Так отдай всю себя на его милость.
Но Миранда уже в свои 10 была редкостной фанатичкой, как и ее мать Жаклин, и если бы священник взаправду попросил об этом, она бы отдалась без остатка.
Она исчезла прямо из церкви, куда наведывалась в одиночестве. Это был еще один повод обвинить Рахеля, хотя другие так не думали. Он призвал всех молить господа о прощении, о скорейшем возвращении Миранды, а заодно скорбеть о ее утраченной душе. Меня также вынудили в этом участвовать. Помню, с каким ужасов я наблюдал за происходящим. Люди превратились в безумцев: хором кричали, бились головой об пол, хватали за руки всех подряд, глаза их при этом были направлены к небу, и сами они словно находились где-то не здесь. Отец Тимми вообще принялся вылизывать крест, куда стекали его слезы и пот, он жадно причмокивал его блестящую поверхность, затем обратил свой взор наверх и вскричал: «Аллилуйя, Господи!».
Несмотря на все старания, ни мольба, ни песнопения, ни даже целование руки епископу не помогли. Через сутки Миранда не вернулась и к вечеру тоже. Рахель вынужден был отменить утреннюю мессу, чтобы не мешать чертям вернуть девочку на место, не рискуя быть обнаруженными. Однако Миранда не явилась и через двое суток. Тогда всем было приказано удвоить старания и молиться усерднее. Видимо, Сатана разъярен и чувствует свою слабость, поэтому из последних сил удерживает ребенка. «Чтобы победить его, необходимо уничтожить ересь в душах неверных!» – так сказал Рахель, имея в виду, что виной всему люди, которых он считал недостаточно верующими, послушными и следующими законам божьим. Конечно, я был одним из таковых, по его скромному мнению.
И все же к концу третьего дня родители Миранды стали утрачивать веру в ее возвращение, они подумывали над тем, чтобы наконец обратиться в полицию, отчего их, естественно, яро отговаривал Рахель, он называл их беду испытанием, не пройдя которое все мы рискуем погрузиться в хаос и потерять Миранду навсегда. Я представляю, как его слюни вылетают изо рта, словно пулеметная очередь, когда он отчаянно кричит, доказывая свою правоту. Мне кажется, еще немного, и кто-нибудь бы непременно привлек внимание полиции, но на четвертый день девочка объявилась. Она вышла из леса и направилась к дому. В этот раз никаких выглаженных вещичек, аккуратно заплетенных косичек и чистой одежды. Внешне она напоминала узницу, бежавшую из Алькатраса: мокрая, грязная, безумная, еле передвигающая ноги, платье разорвано до талии. Падая и поднимаясь, она буквально ползла, пока посторонние люди просто наблюдали со стороны и даже не пытались помочь ей. Очевидно, боялись прикоснуться, ведь Миранда больше напоминала живой труп, чем человека, пока шла, шаталась и издавала нечленораздельные звуки.
Епископ Рахель назвал сие чудо благословением божьим и поблагодарил всех за старания. Он был уверен, что девочка вскоре придет в себя… но этого не происходило. Она не могла сама передвигаться и с трудом разговаривала, а точнее, мычала, и было непонятно, остались в ней еще крупицы разума или уже нет. Рахель, конечно же, связал это состояние с одержимостью и стал проводить обряды экзорцизма. Как ни странно, Миранду, в отличие от остальных детей, не пугали его громкие возгласы и обрызгивания святой водой, она только слегка улыбалась, пуская слюну и пожевывая свои собственные сопли. Разумеется, узнать у нее о том, что случилось, оказалось невозможным. Она тоже смолкла, вот только ее уже хотели услышать, ведь Миранда истинная христианка из порядочной религиозной семьи. Однако божье благословение почему-то не хотело опускаться на преданную юную слугу господа. Видимо, он отвернулся от нее, а Рахель все продолжал искать причину в нашем непослушании. Как и продолжал свои обряды, не приносившие никакого толку.
Пройдет немало времени, прежде чем бедную девочку покажут врачу, и на тот момент выяснится, что исправить уже ничего нельзя. Еще одна загубленная судьба, полностью лежащая на плечах епископа. Если бы замученные души имели вес, то, готов поспорить, плечи Рахеля придавили бы его к земле. Но к сожалению, совесть позволяла ему порхать, словно ангелу. Какая горькая ирония. Не так ли?
Тш, тш… не сейчас. Оставьте комментарии на потом.
Мною снова овладели туманные мысли о Черном Шаке, его натуре и обезличенном образе. Я вспомнил свои планы по поимке и уничтожении монстра. Но где же взять клетку, чтобы уместить это чудище? Может, церковь и есть эта клетка? Если посмотреть под другим углом… Но как же мне нужно было встретиться с Тимми! У меня в голове громоздилось столько теорий! И совершенно не с кем было обмозговать их. Мы не виделись почти две недели, я даже не знал, жив ли он. Меня охватили чувства злости и обиды: как они все посмели разлучать меня с лучшим другом?! Да еще в такое время, когда мир катится к чертям, а взрослые не видят дальше своего носа! Значит, я поступлю так, как считаю нужным. Я доберусь до Тимми, выясню, что он думает, и надаю под зад всем чудовищам! Посмотрим потом, кто окажется прав.
Был только один способ поговорить с другом без лишних глаз, поэтому к следующей ночи я тщательно подготовился: спрятал велосипед в зарослях, засунул обувь в шкаф, смастерил рогатку и взял несколько камней. Так, на всякий случай. Я было думал захватить с собой нож с кухни, но побоялся пораниться. Слишком уж я неуклюжий.
Когда все улеглись спать, Робин уже посапывала в уголке комнаты, а я лежал и ждал. Круглая луна сияла высоко в небе – полнолуние. Что ж, для меня так даже лучше: не придется рыскать по темноте. Я пытался собраться с духом и поймал себя на том, что откладываю момент побега. Что, если чудовище схватит меня там, безоружного и беззащитного? Неужели ему мало того, что я должен умереть до конца года? Глупости. Никому ты не нужен, сказал я себе. Если за кого и стоит бояться, так это за Робин, а она останется здесь, в безопасности. Собрав все мужество, что во мне было, я поднялся с постели и оделся. Спускаясь по лестнице в полной тьме и слушая скрип половиц, во мне с каждым шагом зарождалось сомнение. Мелькала отравленная мысль-паразит «а что, если?».
«А что, если ты сейчас упадешь и сломаешь ногу? Зачем ты сюда полез!?»
«А что, если ты только выйдешь на улицу, как тебя схватят? Ты это заслужил, Бобби».
«А что, если дед скрывается за следующей дверью?»
«А что, если Тимми тебя теперь ненавидит? Ведь это все твоя вина».
«А что, если он вообще мертв, закопан на заднем дворе?»
«А что, если епископ только и ждет твоего неверного шага…»
Одна половица скрипнула еще громче. Можно решить, что некто пробрался в дом. Осторожней… В этот момент не столько тьма, сколько тишина давила на нервы, причем сильнее, чем какие-либо резкие звуки. Если бы пианино вдруг упало с чердака прямо передо мной, я бы испустил вздох облегчения. Значит, звуки еще не умерли. Все в порядке.
Подул ветер, он играл с кустами бегоний, как кошка с мышкой. Меня не покидало ощущение, что должно случиться что-то плохое. В окно проскальзывал свет луны. Еще несколько шагов, и я смогу оказаться на свободе…
И вот оно случилось. На кухне раздался треск, кто-то сдвинул стул с места… Шаги приближаются. Бежать! Что бы ни случилось, молчи! Не смей кричать...! Я ловко проскочил последние две ступеньки и залез под лестницу. Задержал дыхание. Дед громко откашлялся, схватился за перилу, и мне показалось, сейчас он наклонится и заглянет вниз… Но старик стал подниматься по ступенькам, что удавалось ему с огромным трудом, каждый шаг он делал паузу и глубокий вдох. Прошла целая вечность, прежде чем он наконец добрался доверху.
«Пожалуйста, только не к Робин. Иди к себе, старое дерьмо, только не к Робин», – молился я на счастье епископу Рахелю. И как ни странно, это сработало. Дед свернул к бабушке в спальню, а я осторожно вышел на улицу. Теперь мне было совсем не страшно. Ветер свободы раздувал волосы и рубашку, которая никак не спасала от холода, а я с наслаждением вдыхал свежий воздух, пока гнал на велосипеде во всю мощь. Никто не мог остановить меня, потому что сила, что вдруг проснулась во мне, снесла бы все в округе, как ядерный взрыв.
Я так мчался, что чуть не пропустил дом Тимми. Свет не горел, но кто-то вполне мог не спать и держать пост. Как можно тише я пробрался черед задний двор, стараясь быть незамеченным даже для собаки, и ловко забрался на второй этаж. Это заняло целую вечность. Шторы на окне были задернуты. Тут мне пришла в голову мысль из разряда «а что, если?».
«А что, если родители спят в комнате с Тимми?».
Нет, это нелепо. Я постучал. Раз… раз-два… раз… раз-два-три… Ничего. Раз… раз-два… раз… раз-два-три… Без ответа. Чуть громче: раз… раз-два… раз… раз-два-три… Несколько минут я упрямо продолжал зов. Возможно, Тимми сейчас лежит и молится о том, чтобы я свалил, пока отец не понял, что в окно стучит отнюдь не дятел. Но на свой страх и риск я еще раз подал сигнал. Раз… раз-два… раз… раз-два-три…
Мне послышался какой-то шум. Первая мысль – бежать. Нет уж, я не просто так рвался сюда, я столько прошел… Раз… раз-два… раз… раз-два-три… Я сдался и стал хаотично стучать по стеклу.
«Ну же, Тимми… чего ты трусишь…?»
Загорелся ночник.
«Открывай окно».
Тень подошла ближе. Я неуверенно произнес:
– Тимми, это я.
– Кто я? – ответили с той стороны.
– Бобби. Открой.
Шторы резко распахнулись, передо мной оказался перепуганный друг с ошарашенным взглядом. Он медленно открыл окно. Шрам от утюга все еще красовался на щеке. К нему прибавились желтые фингалы под глазами.
– Ты че, офигел? – возмущался он шепотом.
– Ну ты чего так долго? – также шепотом спросил я.
– Я не знал, кто это…
– Ааа, думал, Черный Шак пришел по твою душу? – я улыбнулся.
– Иди ты! Посмот`ю я на тебя, когда ночью начнут ск`естись в окно.
– Так я же подавал наш сигнал. Или спросонья ты обкакался от страха?
– Ты что п`ипе`ся!? – забавно было наблюдать, как он сдерживается, чтобы злобно не крикнуть.
– Нам надо поговорить. А еще я волновался, как вы тут вообще. Не злись.
– Ладно. Только внут`ь я тебя не пущу. Слишком опасно.
– Ладно, – мы оба замолчали. Повисла недолгая пауза.
– Ну гово`и уже, – не выдержал Тимми. – Что там случилось?
– Так у вас все хорошо? – с надеждой спросил я. – Сильно досталось?
– Но`мально… – сказав это, он потер задницу, и мне стало понятно, что основное место побоев скрыто от глаз.
– А Мишель? Она в порядке?
– Чего это вд`уг тебе стало дело до Мишель? – недоверчиво сказал он. – С ней более-менее. Мама ходит за ней по пятам. Уг`ожает поб`ить голову налысо.
– Жуть…
– А вы как?
– Неплохо, но… Ты слышал про новую девочку?
– Нет, нас не выпускают из дома и ничего не `ассказывают.
Я поделился с ним всеми подробностями, что мне были известны. В отличие от него бабушка мне с радостью все докладывала. Затем мы стали обсуждать теории насчет Черного Шака.
– И что ты думаешь обо всем этом?
– Мне кажется, епископ бы не стал нападать на свою племянницу, – ответил Тимми.
– Много ты понимаешь!
– Ты можешь п`ове`ить это, умник. Нужно всего лишь п`об`аться в це`ковь и понаблюдать.
– Ты… ты о чем?
– Сегодня полнолуние. А что, если он обо`отень? Тогда ты увидишь его в настоящем обличии собаки.
– Во-первых, оборотни – волки, – умничал я, – во-вторых, епископ скорее вампир. Он пьет кровь жертв, а потом отпускает их, и они ничего не помнят!
– Чушь! А как же мо`да собаки, кото`ую мы все видели? К тому же на Мишель не было никаких следов зубов.
– Ага-ага, вообще-то, оборотень питается человечиной. С какой стати он отпускал бы девчонок? Да и что он тогда с ними делает?!
– Не знаю… вот и выясни это.
– Чего!? – вскричал я слишком громко, и Тимми заткнул мне рот рукой, – Чего? – повторил я шепотом. – Я не пойду туда один, я же не дурак.
– Я не оставлю Мишель одну. Монст` может за ней ве`нуться… Слушай, он тебя даже не заметит. Просто сп`ячься хо`ошенечко. Но надо обязательно идти сегодня, пока полная луна. У тебя еще есть немного в`емени до полуночи, пока он не вышел на охоту…
– Это твоя дурацкая теория! Вот и проверяй ее сам! – обиженно отвернулся я.
– Ты что такой т`усишься? Я бы пошел, но не могу. Боюсь за сест`у.
– Я не трус… но это слишком опасно.
– Он мог заб`ать меня, так? Но взял только Мишель. Он мог схватить и тебя там, в поле, но не сделал этого. Мы ему не нужны.
– Я не уверен...
– Сделай это, пожалуйста, – взмолился Тимми, – `ади нас всех. `ади `обин, в конце концов.
– Ладно… – нехотя согласился я. – Я это сделаю.
– П`авда??? Спасибо! Ты очень к`утой!
На самом деле я не собирался никуда идти. Уже сочинял причины, почему ничего не получилось и что мне помешало в последний момент, но Тимми этого, конечно, не знал. Он поверил мне, своему другу. На прощание он сказал мне:
– Обязательно `асскажи потом, как все п`ошло.
– Ага, если я не выживу, ты даже не узнаешь…
– … Поэтому загляни ко мне. Сегодня же. Не сиди там до ут`а.
– Я постараюсь… ничего не обещаю, – мне хотелось, чтобы он ощутил чувство вины за то, что отправляет меня на верную смерть. Стоило бы помучить его несколько дней, не объявляться, а потом придумать что-нибудь, например, бабушка сторожила нас у постели…
– Эй, Бобби, – вдруг сказал он, привлекая внимание. – Я больше не мок`ые штанишки. Ты был п`ав.
– Класс. Это здорово, – я улыбнулся. – Прощай, друг.
– До вст`ечи!
Моя душа разделилась надвое. Одна часть хотела приключений и героических поступков, вторая – более детская – жаждала оказаться в кроватке и безопасности. Что я мог сделать в одиночестве против целого оборотня? И как Тимми мог быть так уверен, что ничего не случиться? Это же не игра. Все же я сел на велосипед и поехал домой. Хватит с меня на сегодня. В голове осуждающе звучал голос друга:
«Ради нас всех… Ради Робин, в конце концов…» – в моих мыслях Тимми не картавил.
Да что со мной не так? Я ведь именно этого и хотел. Доказать, что не трус. С того случая на поле я стал сильно сомневаться в себе. Как вспомню эти красные глаза… Ни за что. Но он мог догнать меня, разве не так? И Робин. Мог схватить нас прямо там. А если я и правда ему не нужен? К тому же жить мне осталось всего ничего… Может, я еще могу сделать что-то полезное, пока не умер…
Я решительно развернулся. Вперед, пока не передумал. Сделай это. Нужно поймать священника с поличным.
Ночь, дома будто неживые, все мирно спят в кроватях, только свет луны озаряет дорогу, как очень яркие фонарь. И вроде уже совсем не страшно.
Я быстро достиг цели, спрятал велосипед. Церковь напоминала склеп: молчаливое хранилище мертвых душ. Заманивала, и в то же время предупреждала: не беспокой меня – пожалеешь. Честно, мне не хотелось идти внутрь, но я зашел. Толкнул тяжелую дверь – она показалась мне крышкой гроба – и заглянул в темноту. Свет почти не проникал через плотные витражные окна. Я захлопнул дверь и оказался один. Один ли? Я очень на это надеялся. Страх поднимался от кончиков пальцев ног, пульсировал в сердце.
«Вперед, вперед. Мы же пираты. Ничего не боимся», – повторял я мысленно.
Слишком тихо. Внутри не было слышно ни шума ветра, ни стрекотание сверчков. Мертвое молчание. Кладбище. Что я тут делаю? Здесь не место живым.
Я споткнулся о скамью и чуть не упал. Изо рта вырвался стон… И вот тут я понял, что в здании кто-то есть.
Однако какими же смелыми бывают дети! Думаете, сейчас меня можно заставить залезть в церковь ночью? Как бы не так. Я скорее привяжу себя яйцами к батарее, чем отправлюсь на такую авантюру. Это при том, что я-взрослый куда более скептичен, чем я-ребенок, верящий в оборотней, вампиров, призраков, чертов и смелость пиратов.
Сначала страх меня парализовал. Целую секунду я не мог пошевелиться, но эта секунда показалась мне вечностью. Мозг подавал сигнал: «бежать!», а тело оцепенело.
«Давай же, сделай вдох, раз… вот так, теперь шаг».
Стук. Повторился удар за стенкой. Наконец душа вернулась в туловище, и я на цыпочках прошел в другую сторону от звука в конец алтаря. Глаза уже привыкли ко тьме, и, разглядев первое, что попало в поле зрения, я проскользнул под ступеньки справа от алтаря. Я был маленьким и хилым, потому легко уместился.
Стук. Стал ближе. Будто кто-то бьет тростью об пол. Но у епископа нет трости. Кто же ты? И не подсмотреть.
Стук. Уже совсем рядом. Пожалуйста, только не иди сюда… не надо.
Мне виделось, как ступеньки опускаются под тяжелыми шагами и впиваются в мою спину, ломают хребет… и я ору, как ненормальный, но не от боли, а потому что Черный Шак сейчас схватит меня... Но никто не наступил.
Стук. Уходи. Мне больше не хочется знать, кто ты.
Стук. Стук. Стук. На улице пошел дождь, капли били по крыше, все звуки смешались воедино, не разобрать, где какой.
Я лежал тихо, как мышка. Не шевелясь и почти не дыша. Если чудище рядом, оно не найдет меня. Ни за что. Только бы дотянуть до утра, когда светло и безопасно… О том, что большинство детей пропадало в дневное время, я благополучно позабыл. Ночью кошмарам и нашим самым страшным фантазиям свойственно оживать. А мои ползали прямо здесь, у церковного алтаря…
Стук. Я больше не боюсь тебя, монстр. Если ты меня найдешь, я смело посмотрю в твои темные глаза, пусть и последний раз…
На самом деле я молился, и очень усиленно, чтобы бог позволил мне дожить до следующего дня. Оставалось еще столько вещей, которые необходимо сделать, вопросов, требующих ответа. Понимаете, я ведь совершенно себя не знал. Что я люблю, кроме комиксов и бабушкиной запеканки? Кем хочу стать, когда вырасту? Пиратом? Пират – это даже не профессия. Есть ли на свете хотя бы один человек, кто любит меня? Иногда в мыслях всплывает образ мамы… Но мама умерла. Ее больше нет. К тому же не все мамы любят своих детей, теперь я это знаю.
Самое забавное, что большинство этих вопросов я задаю себе по сей день. А печально то, что они так и остаются без ответа…
Размышляя и слушая стук дождя, я невольно задремал. И, очевидно, так крепко, что проспал до самого утра. Все-таки мне позволили дожить до завтра, но я вскоре об этом пожалел…
Сквозь сон я почувствовал, как лучи света загородила огромная тень. Разлепив глаза, первое, что я увидел, это разъяренное лицо епископа Рахеля, склоняющегося прямо надо мной. У него было человеческое лицо, не собачье, но такое же омерзительное.
– Ах ты, мерзавец! Вылезай оттуда!
Я стал послушно выползать, но рюкзак за что-то зацепился.
– Живо! Я не люблю повторять дважды! И не потерплю непослушания! – визжал он.
Я дергал изо всей силы, но рюкзак не вылезал, священник не мог не заметить этого. Ему следовало понять, что я не нарочно. Но Рахель не желал больше ждать, он схватил меня одной рукой за плечо, а другой за ухо и резко дернул вверх, одним движением поставив на ноги. Ухо стрельнула острая боль, такая, что я тут же расплакался, а рюкзак разорвался пополам, содержимое выпало наружу.
– Мерзкий маленький мальчишка! Как ты посмел беспокоить храм божий!? Отвечай, ублюдок, как ты ПОСМЕЛ!? – все мое лицо покрылось слюнями. Стоять перед Рахелем – все равно что стоять под водопадом. Епископ визжал, как обезумевший, его глаза принадлежали какому-то зверю. Раньше мне никогда не приходилось видеть подобное, даже на его сеансах экзорцизма. Меня трясло от страха.
– Это ты! Это все ты…! Кого ты хотел забрать в этот раз, Сатана? – он все еще говорил со мной, но обращался к кому-то другому. Мне просто было нечего ответить.
Священник раскачивал меня из стороны в сторону, не выпуская ухо, которое горело от боли. Я боялся, что он убьет меня, поэтому дергался и вырывался, надеясь спасти свою жизнь. Но он принимал эту борьбу за подтверждение моей дьявольской природы и продолжал кричать, а затем потащил куда-то. Я разглядел на полу рогатку и камешки. Сейчас я их достану… Резкий рывок, и вот мои зубы впиваются в руку Рахеля, кусают ее до крови, и он отпускает меня, отпускает всего на пару секунд… Я берусь за рогатку, откатываюсь в сторону, заряжаю, целюсь ровно в живот… Он добирается до меня раньше. Рука соскальзывает, камень с грохотом бьет в окно… Оно не разбилось, нет… но длинная трещина насмешливо растянулась ввысь.
На мгновение повисла тишина. Мой камень попал священнику в самое сердце. Он будто видел кровь, истекающую из трещины, как из раны. Я попытался разрушить единственное, что он способен был любить. И за это мне придется расплатиться как следует…
– Ты… – еле выдавил он. – Ты… маленькое чудовище. Убийца.
Я даже решил, что Рахель заплачет. Думаю, эти слезы принесли бы мне удовольствие. Горькое, постыдное удовольствие.
– Дьявольское отродье… посягнуть на святыню… я тебя уничтожу, – прохрипел он и повернулся ко мне.
По одному его взгляду, я понял, что мне конец. Шутки кончились. Епископ точно меня убьет, не оставит и мокрого места. Убьет и не пожалеет. Потом покается в грехах и будет спокойно жить дальше с чистой совестью.
Ну уж нет! Я рванул что было сил в сторону выхода. Как в кукурузном поле, только еще быстрее, ощущая такую же опасность позади. Тяжелые шаги слышались за спиной. Я влетел в дверь, будто пуля, и не сразу вспомнил, как ее открыть. Выскочив наружу, тут же упал на землю, ослепленный светом. Ни разодранные колени, ни кровь, текущая ровной струйкой из носа, не помешали мне мигом подняться и рвануть со всех ног дальше. Я достал велосипед и быстро закрутил педали. Только бы успеть разогнаться… И вдруг: резкий порыв воздуха бьет в затылок. Почти поймал! Я начинаю отрываться.
– Я тебя уничтожу!!! – вопит мне вслед священник, – Помяни мое слово, сопляк: уничтожу! – его голос остается позади.
И речи быть не может, чтобы сейчас идти к Тимми, хотя я уже знал, что скажу ему при встрече:
«Я все-таки сразился с монстром, Тимми. Только не с тем, что мы видели. А с тем, что скрывается внутри епископа. Мы всегда об этом знали, не так ли?»
Я все еще чувствовал дикий страх, однако был глубоко удовлетворен, что одурачил Рахеля. Как вам уже известно: я его жутко ненавидел, и не скрываю этого. Единственное, за что мне не стыдно. Жалею только, что не пнул его по яйцам! Правда моими короткими ножками достал бы лишь до колена.
Придя домой, все еще возбужденный, я даже не думал о том, чтобы вести себя тихо. Первым делом я набрал кувшин с холодной водой и смыл кровь и грязь. Затем, пока мне везло, побежал в свою комнату, переоделся и запрыгнул в кровать. Робин не проснулась, только лежала неподвижно. Меня больше не заботил стук, который я слышал ночью, и что он означал, хотя до сих пор я считаю его предзнаменованием. О чем я говорю? Скоро мы дойдем до этого, и вы все поймете. Если нечто божественное существует, в тот момент оно явило мне знак. Жаль, тогда я не смог его расшифровать… А может, это был просто дождь. Кто знает?
«Я победил монстра», – таково было мое впечатление от этой ночи. Волна гордости захлестнула меня и унесла в море тщеславия.
«Я им всем еще покажу», – подумалось мне перед сном…»
…
– Что? Я не расслышал.
– Я спрашиваю: почему для вас было так важно доказать себе, что вы не трус?
– Я был мальчишкой. Для всех нас это имеет огромное значение. Ты должен быть смелым, чтобы защищать себя и семью, иначе ты не мужчина.
– Но разве восьмилетний мальчик может считаться мужчиной, как вы думаете?
– В тот момент я определенно чувствовал себя таким. К сожалению, это чувство продлилось недолго. Я искренне верил, что смогу защитить Робин и других жителей деревни. От чудовища, от священника, от деда и от них самих…
– Просто мне кажется, это слишком большая ответственность для ребенка. И вы добровольно взяли ее на себя.
– В моей семье был только старый дед-мерзавец и фанатичная бабушка, привыкшая жить с закрытыми глазами. И я решил сам стать этим взрослым, на кого можно положиться. Логично, разве нет?
– Дело в том, что это изначально проигрышный вариант. Здесь нельзя избежать разочарования.
– Иногда у нас нет выбора. Может, вы поймете это позже. А может, нет. Мне все равно.
– Я лишь хочу сказать, что это не ваша вина, что ничего не получилось. По-моему, вы сделали все возможное и даже больше.
– Опять вы играете со мной, щеголяя той информацией, что вам доступна. Но я пытаюсь показать ситуацию совершенно под другим углом, и, вероятно, потом вы измените свое мнение.
…