Пятнадцать лет назад работал я в одной геодезической конторе. И был у нас один пожилой работник, любящий спиртное. Несмотря на возраст, успевал он и "поддавать" и работу выполнять. С горячительным завязывать он и не старался, пока не произошла с ним примечательная история.

Собрался он субботним вечером сходить в гараж, чтобы отнести в погреб всякие соленья, кои его жена усердно готовила накануне в пятницу и почти всю субботу. Идти от дома до гаража недалеко, около пятиста метров. Добрел кое-как, весь вспотевший и усталый - банки всю дорогу давили тяжёлым грузом на плечи, полный рюкзак жена нагрузила. Зашёл в гараж, открыл погреб и начал потихоньку спускать все это добро вниз, подцепив рюкзак крюком на верёвке. Дело сделано! Спустился вниз по лесенке, расставил банки по местам и приготовился к самому главному: была у него заначка в виде поллитровой бутылки вишневой наливки. Пряталась заветная за трехлитровыми банками с огурцами, чтобы никто не заметил. Наведываясь всякий раз в погреб, он употреблял по-немногу, на старых дрожжах ему хватало.

В это раз ничего не изменилось. Достал бутылку и пригубил. Тут, то ли с усталости, то ли после вчерашнего, начало его морить в сон. Прилёг он меж стеллажей на дощатый пол и незаметно для себя уснул.

Проспал он около часа, за это время на улице стемнело, и свет в погреб перестал проникать напрочь. Просыпается он, значит, а вокруг кромешная тьма. Чувствует что дерево вокруг. Попихал локтями по стенкам стеллажей и пришел к единственному, как ему тогда казалось, выводу - похоронили заживо!!! Лежит и боится дышать, в гробу ведь воздуха мало, можно и задохнуться. Горе и печаль! Стал родных вспоминать, потом молитвы всякие нашептывать, все что в памяти было...

И вдруг слышит шаги сверху, радость-то какая! Авось услышат, если заорать во всю мощь? Как начал горланить изо всех сил, дескать заживо супостаты похоронили его. Тут видит появляется его жена сверху в проеме со свечей в руке и начинает его хаить за пьянство.

Пришел в себя он только через полчаса, не раньше, до такой степени был потрясен произошедшим. Наполучал от жены знатных подзатыльников, и побрели они домой. Не пил полгода примерно после этого случая. Но спустя лет пять его всё-таки забрал зелёный Змий. Хороший был человек, но Змеюке на это наплевать...

- Марк Уайт.

- Кто такой Марк Уайт?

- Один паренек из Нью-Гемпшира. Студент-медик, 26 лет. Приехал помогать местным врачам. Его захватили инсургенты.

- И где он сейчас?

- Дома. Рад, наверно, что вернулся к учебе.

Первые ощущения? Не знаю, все как-то сразу навалилось. Конечно, в первую очередь, я почувствовал жесткие доски под спиной. Мое внимание еще было слишком рассеяно, и я не сразу понял, что это не совсем правильно. В тот момент меня больше всего волновала ужасная боль в затылке. Черт, казалось, что мой череп принял на себя две тонны камней, сброшенных сверху. Я потянул руку, чтобы потрогать больное место, но тут же моя ладонь стукнулась о потолок. И вновь я не придал этому значения, машинально отметив, что я в какой-то коробке.

Вот так просто: я настолько привык к опасностям Ближнего Востока, что поняв, в какую беду попал, сначала вовсе не испугался этому. Состояние здоровья меня волновало больше всего. Как я и опасался – затылок был весь в засохшей крови. Я осторожно опустил голову и вздохнул. По крайней мере, жив. Но что теперь?

Постепенно в памяти начали всплывать последние события. Новые пострадавшие в результате теракта, суета, крики. Потом послышались выстрелы – инсургенты. Приехав на танкетках, они спешились и начали расстреливать раненых прямо в импровизированных койках. Нескольких десятков жертв им, видимо, не хватило. Они решили довершить начатое. Доктор Уотерсон первым из медперсонала пал от шальной пули. Вдохновившись этим, возбужденные боевики взялись и за персонал. Лили…

О боже, в последний миг перед потерей сознания, я видел ее ошеломленное и перекошенное от боли личико. Они убили ее. Некоторое время я тупо лежал и рыдал. Я не мог поверить, что это случилось. Я знал. Мне рассказывали. Я видел последствия. Но я даже не мог подозревать, что подобное случится и с нашим медпунктом. На что я, черт возьми, надеялся. Тупой романтик, вот и доигрался…

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем, я заставил себя перестать думать о погибшей медсестре. Я не из робкого десятка: если сталкиваюсь с проблемой – ее нужно решить, а не орать, в надежде, что кто-то придет и спасет. Изучив свою могилу, я попытался приподнять крышку, но быстро понял, что это бесполезно. Однако, тут же отметил, что доски были довольно хрупкими – при желании их можно было разбить.

Я где-то читал, что если человека похоронили заживо, то он может пробить дыру в крышке гроба и запросто выбраться на поверхность. Но рисковать я не хотел – пока имелся хоть малейший шанс, что меня спасут и вытащат отсюда, я буду оставаться на месте. Помня о небольшом замкнутом пространстве, я старался дышать спокойно и ровно, чтобы не растратить ценный кислород. Так что же делать?

Телефон, который оттягивал мой карман, словно прочитал мысли. Тревожный писк возвестил о том, что кто-то пытается дозвониться до… меня? Недолго думая, я достал трубку и не глядя в экран, ответил на звонок.

- Алло. – Я не строил грез и даже догадывался, о том кто именно пытается со мной связаться. Но сердце все равно словно рухнуло вниз, когда я услышал этот голос.

- Э, ти живой?

Отвечать не хотелось, но, какого черта, этот грязный ублюдок – мой единственный шанс на спасение.

- Да… живой.

- Мама, папа есть?

Мне было противно, и хотелось наорать на него уже за одно упоминание моих родителей. Но я постарался умерить нарастающий гнев, граничащий со страхом.

- Есть.

- Хорощо… Любить? Мама, папа.

- Да, - из глаз снова потекли слезы. Я готов был разрыдаться.

- Значит, они заплотить за тэбья? Доллары, а?

- Э… м, не знаю. Я… я не знаю.

- Дэньги. Миллион, а? Дащь, нэт?

- Я… по-послушайте, я, у меня нет таких денег. Я клянусь!

В голове творилось черти что. Все мое спокойствие улетучилось в никуда. Думаете, вы бы вели себя иначе? Что ж, мое место вакантно – присоединяйтесь.

- Щто ты мелещь? Э? Ти в могиле сдохни, если миллион не дать. Ти понял? Вэчером.

- Какой, бл*ть, миллион. Да вы о чем, господи. Откуда у меня такие деньги? – Понимая, что разговор скоро может закончиться, я попытался выторговать свою жизнь с наименьшими потерями. – Послушайте, послушайте, я студент. Понимаете? Студент. И родители мои – они не богачи какие-нибудь. Вы поймите, нет у нас таких денег, у обыкновенной семьи. И…

- Замалчи! – На какое-то время в динамике воцарилась тишина. Я слышал, как на фоне мимо едут автомобили, скорее всего те самые танкетки. Господи, только бы они не ухали, оставив меня здесь. Наконец, молчание начало затягиваться. Я испугался, что тот мужчина больше не хочет разговаривать и подал голос.

- Алло?

- Дащь мнэ миллион. Вечером. И больще никаких вапросов.

Короткие гудки возвестили о том, что разговор все же окончен. Я был раздавлен. Груда земли надо мной, словно сдвинулась навстречу, угрожая погрести под собой. Неужели это конец?

Час спустя. Я уже позвонил сестре и она рассказала обо мне властям. Со мной связался некий Дэн Брэннер , он руководит отделом по борьбе с захватом заложников, здесь - в Ираке. Я лежу и думаю, сколько километров нас может разделять. Вдруг я лежу всего в десяти минутах ходьбы от Эль-Кута? Вдруг, боевики уже уехали и где-то рядом вновь собираются мирные люди?

Я попробовал кричать – может кто-нибудь услышит. Я кричал долго. Стучал. Без толку – никого рядом не было. Как ни странно, это еще сильнее отрезвило меня. Я подумал, что если сам не предприму попытку выбраться отсюда, то останусь здесь навсегда. Мои размышления о хрупкости крышки гроба прервал очередной звонок. Это был снова Брэннер.

- Марк, ты как в норме?

- Да, лежу тут…

- Мы начинаем операцию по захвату сирийских инсургентов, укрепившихся в десяти километрах от города. Есть все подозрения, что именно оттуда был организован теракт. Если проблем не будет, наши люди захватят пару «языков» и мы как следует допросим их. Это займет не больше часа. Я просто хочу знать, продержишься ли ты?

- Ну… наверно. Я тут стараюсь экономить воздух. Так что, да – час я подожду.

- Хорошо, хорошо… Твои родители уже в курсе, мы направили к ним наших специалистов.

- Зачем?

- Думаю, ты сам понимаешь. Они уже в преклонном возрасте, и, услышав такую новость, могут начать волноваться и есть риск, что они совершат какую–нибудь глупость. Позвонят журналистам или, что еще хуже, попытаются выведать у тебя номер твоего похитителя и связаться с ним.

- Погодите, погодите… Я не понял, а почему они не могут позвонить журналистам? – я уже все понимал, но не хотел верить в это. Да как они могут? Я ведь лежу в чертовом гробу, хрен знает где, а они скрывают это. А что если у них не получится? Что если они поймают не тех, и мое местоположение так и останется неизвестным? В тот миг, клянусь, мне казалось, что весь мир должен сосредоточить все свои силы на мои поиски. От этого зависела моя жизнь.

- Марк, послушай. Ты ведь умный парень, ты должен понимать, что огласка этой ситуации может только навредить. Если боевики узнают, что подключились СМИ, они смогут взвинтить цену твоей жизни до небес, они могут начать торговаться, выпытывая освобождение своих приятелей-заключенных из тюрем. В конце концов, они могут испугаться и ничего не рассказать. И тогда мы уже не сможем спасти тебя.

Да, это звучало рационально. И в глубине души я понимал, что Бреннер говорит правду. Он не юлил. Он правда хотел помочь мне. Но я не хотел верить ему. Я молчал. Мне было тошно от всего этого дерьма, и если бы я попытался сказать хоть слово, то тут же разрыдался бы вдрызг.

- Марк?

- Угу…

- Мы спасем тебя. Я сделаю все возможное для этого. Слышишь? Чего бы мне это ни стоило. Ты будешь жить. Скажи мне это.

- Я… буду жить.

- Вот так. А теперь расслабься и старайся не волноваться. Я перезвоню тебе через двадцать минут и расскажу об итогах операции. Дождешься меня?

- Да.

- До связи, друг. Не пропадай.

Я еще не успел отвести взгляд от экрана, чтобы дать волю слезам, как вдруг он снова затрезвонил. Именно так, этот уродский звонок будто хотел вывести меня из себя. Я узнал номер. Это было он.

- Алло, алло.

- Пьять часов вечира. Гиде дэньги?

Его голос звучал спокойно, но я чувствовал его гнев. Мне снова стало страшно, раздосадованный предыдущим разговором, я уже не мог нормально беседовать. Я начал плакать.

- Пожалуйста, сэр, я говорил с… с властями. Они не будут давать денег. Они не хотят платить. Но послушайте, выпустите меня, я обещаю – я достану все, что вам нужно. Прошу вас, просто вытащите меня. Умоляю…

- Тогда оставайся там.

И снова короткие гудки. Стоп, это что – все? Я долго смотрел на экран, пытаясь понять, что произошло. Он решил оставить меня здесь? Не может быть.

Но я знал, что это не конец. Я не собирался просто так прощаться с жизнью. Нет, только не сегодня. Я набрал номер Бреннера. Гудки шли слишком долго. Я уже начал волноваться, что он не возьмет трубку. Наконец, я услышал его голос. Фоном звучала частая стрельба и взрывы.

- Дэн! Дэн! Он повесил трубку. Террорист, он бросил трубку, когда я сказал ему, что не могу дать денег!

- Черт. Ты говорил с ним только что?

- Да.

- Тогда возможно, он где-то здесь. Мы отследили сигнал, который шел отсюда. Подключиться к линии мы не успели, но знаем, что он начался сразу после нашего разговора и закончился полминуты назад.

- Да, наверно, это он! Вы уже начали операцию?

- Да, атака в разгаре. Правда, их численность оказалась несколько больше, чем мы ожидали. Возможно, это займет чуть больше времени, чем ожидалось. Прости, Марк, тебе придется подождать больше, чем час.

- Ничего, ничего, - я был на взводе и чрезвычайно воодушевлен тем, что они нашли того террориста. Я был готов ждать хоть целую вечность.

- Я отключаюсь, позвоню попозже!

Пока я ждал звонка Бреннера, у меня в голове крутился вихрь мыслей. Ведь тот звонок, что они отследили, мог быть вовсе не тем самым. А если их операция затянется, тот, кто знает о моих координатах, может убежать. Если он вообще там. Господи… я в таком дерьме. За что? Почему они вообще не убили меня, а вместо этого заставили страдать здесь, в этой сырой деревянной коробке? Нет, я не хотел умереть, но безысходность накрывала меня все сильнее.

Спустя некоторое время…

- Я уехала сразу после твоего звонка. Соседка мне позвонила потом, сказала, что в квартиру звонили какие-то люди в форме. Не то полицейские, не то ФБР. Наверно, побоялись, что я тоже проболтаюсь.

- Ты где сейчас?

- Я у Эммы. Помнишь ее? Она работает в местном филиале Daily News. Я уже все ей рассказала, она у редактора сейчас. Марк, они все расскажут, будь уверен. Я тут всех подниму. Эмма попросила меня не ездить в другие редакции, но я все равно наведаюсь к… не знаю, Washington Post, CNN, я их всех оповещу.

- Спасибо, Эли, спасибо.

- Скажи еще раз, ты точно в порядке? Я успокоиться никак не могу, места себе не нахожу. Марк, если бы я была там, в Ираке, я бы всех на уши подняла, чтобы тебя отыскали.

- Ладно, ладно, сестрица. Я тебе верю. Не переживай. За исключением того, что эти доски уже натерли зад, а сверху постоянно сыпется песок – у меня все хорошо.

- Боже, за что они так с тобой? Дикари, - Ее голос дрогнул, я слышал, как она начинает плакать. – Я звонила маме Лили. Марк, я не смогла ей сказать…

Девушка на том конце связи зарыдала. И я тоже. Что тут говорить вообще? Зачем? Все это было так не по-человечески: убийства, кражи людей. И сдерживать себя мы больше не могли. А ведь моя сестра – настоящий кремень. Нас растили, учив не бояться. Но сейчас нам обоим было страшно. Эли была для меня всем. Я был для нее всем. Потерять друг друга для нас было бы самой большой катастрофой в жизни. И поэтому я старался не терять эту спасительную нить. Я говорил себе, что сделаю все возможное. Я не должен был погибнуть там.

- Марк, меня зовут… Я, мне… Послушай, я позвоню тебе через полчаса, к тому времени я уже буду в другой редакции. Пожалуйста, если что-то изменится, если что-то случится, братик, умоляю – позвони мне обязательно.

- Хорошо, Эли. Не бойся, я никуда не денусь.

- Я буду ждать тебя!

Оставшееся время до звонка Бреннера я считал вслух. Несколько раз сбивался, решая вдруг позвонить то родителям, то найти на чужом телефоне другие контакты. Ни то, ни другое мне не удалось: мама с папой не брали трубку, а телефонная книга оказалась пуста. Ни одного другого номера я не помнил, оставалось надеяться только на сестру и этого агента. Когда я дошел до двухсот, то почувствовал что-то ногой. Штанина проминалась под чьим-то весом. Я мгновенно представил, как какое-то существо крадется по мне. Сердце забилось как ужаленное.

Дрожащими руками я достал телефон и включил экран. Мои опасения подтвердились: в мой гроб залез скорпион. Он был размером с мою ладонь и сейчас медленно, но упрямо полз прямо к моему лицу. Я лихорадочно соображал, что делать. Если начну дергаться, сбрасывая его – он ужалит меня. А отползти от него в тесном пространстве не представлялось возможным. Оставалось лишь одно – я начал дуть на него. Я понятия не имел, поможет ли это и не разозлит ли его. Я дул сильно, но осторожно.

Когда скорпион дополз до живота, он остановился. Постояв так с минуту, он повернулся и начал путь в обратную сторону. Пока я ждал, когда он уйдет как можно дальше, казалось, время остановилось. Из-за духоты, а еще того, что я только что потратил много бесценного кислорода, дышать стало намного труднее. В горле предательски першило, и я ужасно боялся спугнуть кашлем этого мелкого засранца. В конце концов, он дополз до колена, и я с силой стукнул им о крышку. Послышался хруст, но мне этого не хватило – я спихнул его телефоном, а затем, развернувшись, оттолкнул вглубь гроба. Там я окончательно раздавил его о стенку подошвой ботинка.

Наконец я дал волю дыхалке и раскашлялся во всю глотку. Я все кашлял и кашлял, но приступ не проходил. В какой-то момент я испугался, что это не закончится, и я, в конце концов, задохнусь, надышавшись углекислым газом, скопившимся в этой деревянной коробке. Все тело вспотело, а голова, казалось, вот-вот взорвется. Сознание помутилось и с каждым кашлем я терял связь с реальностью. Отрубаясь, я слышал звонок телефона, но сил ответить уже не было. Я отключился.

Когда я проснулся, меня накрыло чувство дежавю. Мне показалось, что все повторяется заново, а все до этого было лишь сном. Но это было не так. Рука долго пыталась найти телефон, пока тот сам не зазвонил. В динамике я услышал голос Бреннера.

- Марк! Наконец-то, почему ты не отвечал? Что случилось?

- Да я… сознание потерял.

- Проклятье. Слушай, только не нервничай, но я сейчас скажу кое-что… что сильно тебя расстроит. Мы захватили двоих инсургентов, и они знают о твоей ситуации, - и вновь это слово, «ситуация». - Но твой похититель оказался мертв. Мы допрашиваем их, и надеюсь, что все прояснится. Знаю, новость не самая хорошая, но я постараюсь выжать из них все, что можно. Придется потерпеть еще чуть-чуть.

- Твою мать... Я хочу домой. Пожалуйста, Дэн. Я умоляю тебя, сделай что-нибудь. Я не хочу умереть здесь, прошу тебя.

- Марк, Марк, все хорошо. Успокойся, мы сделаем все возможное…

- Ты уже говорил это!

- Я понимаю, тебе сейчас нелегко, но поверь, наши люди стараются. Это наша работа, и будь уверен, мы найдем тебя.

- Когда, когда вы найдете меня?! Когда я сдохну тут к хренам собачьим, да? Зачем вы убили его, как так вообще произошло? Это был мой шанс и ВЫ его упустили!

- Это произошло по чистой случайности. Мы не знали заранее, кто из них твой похититель…

- И потому расстреляли всех, чтоб наверняка?! Да пошел ты! Пошли вы все, гребаные уроды! Бл*ть!

Я отключил телефон и бросил его в ноги. А потом долго и смачно матерился. И снова стучал в крышку гроба. Кричал, рыдал. Мне как никогда хотелось жить, но все, кто мог спасти меня, делали ошибку за ошибкой. Я винил Дэна за столь глупую оплошность. Винил доктора Уотерсона за то, что он не озаботился нашей безопасностью. Винил себя за идиотские порывы, которые привели меня сюда, прямо в когтистые лапы смерти. Потом меня стошнило.

Я долго не хотел отвечать, игнорируя надрывающийся телефон. Но потом все же решил, надеясь, что это звонит Эли. Но это была не она.

- Эли?

- Мистер Уайт, это сотрудник федерального бюро расследований. Ваша сестра в данный момент находится у нас в отделении. Мисс Элисон была задержана по подозрению в разглашении секретной информации, касающейся вашей ситуации. Скажите, что именно вы рассказали ей?

Я сбросил звонок. Ну вот, все кончено. Они сделали это специально, вот как оно происходит. Отрезали меня от внешнего мира, забрали мою родню, а меня самого оставили умирать посреди пустыни. Это конец.

Я с трудом дышал. В голове снова начало мутить и внезапно я понял, что если не предпринять последнюю попытку, то я действительно погибну тут. Страх вкупе с решимостью полностью завладели мной. Я снял с себя майку и, обернув вокруг головы, туго завязал концы. Так мое лицо частично оказалось защищено от песка. Потом я примерился к небольшому участку крышки гроба, который выглядел наиболее трухлявым, и ударил по нему. А затем еще раз. И еще. Я бил его со всей силой, насколько позволяло пространство. Наконец, древесина стала поддаваться, а доски угрожающе заскрипели.

Я выбрал участок почти над головой, чтобы потом можно было выбраться. Спустя несколько десятков ударов, когда кулак уже был весь в крови, крышу прорвало. Песок, подобно воде, стал заливать всю коробку. Я испугался еще сильнее, и с остервенением начал разламывать доски, расширяя дыру. Но это оказалось не так просто. Одна из них резко оторвалась и располосовала мне лоб, чудом не задев глаз. Паника охватила меня. Чувствуя вонзающиеся в ладонь щепки, я разрывал дерево, крича при этом, как умалишенный. Я и лишился ума – все, чего я хотел, это выжить. А песка, тем временем, навалило уже столько, что я оказался прижат им прямо к потолку. В голове мелькнула мысль, что это все…

Но тут последняя доска отвалилась, и я, преодолевая бесконечный поток, начал протискиваться в щель. Это было неимоверно трудно – руки постоянно теряли опору, приходилось изворачиваться, как уж, а груда песка надо мной словно превратилась в цемент. Разгрести его казалось невозможным. Я пытался, вслепую двигая руками и потихоньку выбираясь из могилы. Но когда я полностью вылез из нее, я понял, что все кончено – я потерял направление. Полностью затерялся в пространстве. Вокруг остался лишь песок и темнота. Тело, зажатое среди тяжелых масс, почти не двигалось – я задыхался.

Когда я остановился, полностью осознав тщетность своих попыток, то еще мог дышать – осторожно, но из последних сил. Понимать, что умрешь с секунды на секунды, это так странно. Вот только что я так хотел жить. Я так хотел выбраться и увидеть свою сестру, своих родителей. Вдохнуть свежего воздуха свободы. А теперь, в последние мгновения, все, о чем я мог подумать: «Лили, любимая, я иду к тебе». Лили…

Кладбище располагалось в центре городка. С четырех сторон его объезжали неутомимые трамваи, которые скользили по блестящим сизым рельсам, и автомобили, от которых были только выхлопы да шум. Но внутри кладбищенских стен этого мира не существовало. Вдоль каждой стороны, протянувшейся на полмили, кладбище выталкивало на поверхность полночные деревья и каменные надгробья - эти тоже росли из земли, влажные и холодные, как бледные грибы. Вглубь территории вела посыпанная гравием дорожка, а за оградой стоял увенчанный куполом викторианский домик с шестью фронтонами. На крыльце, при свете фонаря, в одиночестве сидел старик: он не курил, не читал, не двигался, не издавал ни звука. От него - если втянуть носом воздух - попахивало морской солью, мочой, папирусом, лучиной, слоновой костью и тиковым деревом. Прежде чем с его губ слететь хотя бы одному слову, весь рот приходил в движение, чмокая вставными челюстями. Когда по гравию заскрежетали незнакомые шаги и на нижнюю ступеньку крыльца опустился чей-то сапог, старческие веки дрогнули над желтоватыми зернышками глаз.

- Вечер добрый! - Посетителю было лет двадцать.

Смотритель кивнул, но не протянул руки.

- Я по объявлению,- сказал незнакомец.- Там у вас написано: "Земля на вывоз. Бесплатно".

Хозяин еле заметно кивнул. Незнакомец попробовал улыбнуться:

- Глупость, конечно, сам не знаю, почему решил сюда завернуть.

Над входной дверью светилось полукруглое окошко с цветными стеклами: от этого лицо старика раскрашивалось синим, красным и янтарным. Но он, по всей видимости, был к этому безразличен.

- Прочитал и думаю: земля - бесплатно? Раньше как-то в голову не приходило, что у вас образуются излишки. Ну, выкопали яму, опустили гроб, сверху засыпали - много ли осталось? Казалось бы...

Старик подался вперед. От неожиданности парень поспешно убрал ногу со ступеньки.

- Будешь брать или нет?

- А? Да я просто так, из любопытства. Такие объявления не каждый день встречаются.

- Присядь,- сказал старик.

- Благодарю.- Парень с опаской устроился на ступенях.- Знаете, как бывает: живешь себе и ни о чем не задумываешься, а ведь у каждого кладбища есть хозяин.

- Ну? - спросил старик.

- Ну, например, сколько нужно времени, что бы вырыть могилу?

Старик вернулся в прежнее положение.

- На прохладе - два часа. По жаре - четыре. В самое пекло - все шесть. Когда холодает, но земля еще не схватилась, землекоп и за час управится, если посулить ему горячего шоколаду и кой-чего покрепче. Я так скажу: хороший работник по жаре дольше провозится, чем ленивый - в стужу. Может статься, и восьми часов не хватит; правда, земля у нас легкая. Суглинок, без каменьев.

- А как же зимой?

- На случай сильных заносов ледяной склеп имеется. Там покойники в целости и сохранности. В пургу даже письма на почте - и те своего часа ждут. Зато уж по весне целый месяц лопаты из рук не выпускаем.

- Что посеешь, то и пожнешь! - хохотнул незнакомец.

- Как бы так.

- Неужели зимой вообще не копают могилы? Ведь бывают же особые случаи? Особо важные покойники?

- На несколько ярдов можно пробиться: есть такая хитрая штуковина - заступ со шлангом. Нагнетаешь в шланг горячую воду, она через лезвие проходит, и тогда поспешай, как на чужом прииске, даже если земля насквозь промерзла. Только это на крайний случай. Лом да лопата - оно привычнее.

Парень помедлил.

- А вам бывает не по себе?

- Это как? Страшно?

- В общем... да.

Только теперь старик вытащил из кармана трубку, набил ее табаком, утрамбовал большим пальцем, раскурил и выпустил тонкую струйку дыма.

- Не бывает,- ответил он после долгого молчания.

Парень втянул голову в плечи.

- Чего другого ожидал?

- Вообще никогда?

- Разве что по молодости... было дело...

- Значит, все-таки было! - парень перебрался на ступеньку повыше.

Старик бросил на него испытующий взгляд и снова взялся за трубку.

- Раз всего и было.- Он обвел глазами мраморные плиты и темные деревья.- Тогда этим кладбищем дед мой заправлял. Я ведь тут и родился. А сына могильщика так просто на испуг не возьмешь. Сделав несколько глубоких затяжек, он продолжил:

- Как стукнуло мне восемнадцать, семья на море поехала, а я остался один: траву подстричь, могилу выкопать - без дела не сидел. В октябре аж четыре могилы понадобились, да с озера уже холодом потянуло, надгробья инеем подернулись, земля промерзла. Выхожу я как-то ночью. Темно - хоть глаз выколи. Под ногами трава хрустит, будто по осколкам ступаешь, изо рта пар клубится. Засунул руки в карманы, иду, прислушиваюсь.

Из тонких стариковских ноздрей вырвались призрачные облачка.

- Вдруг слышу: голос из-под земли. Я так и обомлел. А голос кричит, надрывается. Покойники, видно, проснулись, услышали мои шаги и стали звать. Я стою - ни жив, ни мертв. А тать не унимается. Колотит снизу почем зря. В морозные ночи земля-то звонкая, как фарфор, соображаешь? Так вот...

Прикрыв глаза, старик вспоминал дальше.

- Стою, значит, на ветру, кровь в жилах стынет. Может, кто подшутил? Огляделся вокруг и думаю: померещилось. Ан нет, голос все зовет, да такой звонкий, чистый. Женский голос. Ну, я-то все надгробья знал наперечет.- У него опять дрогнули веки.- Мог уже тогда назвать в любом порядке, хоть по алфавиту, хоть по годам, хоть по месяцам. Спроси меня, кто в такой-то год помер,- я тебе отвечу. Взять, к примеру, тысяча восемьсот девяносто девятый год. Джек Смит скончался, вот кто. А в тысяча девятьсот двадцать третьем? Бетти Дэллман в землю легла. А в тридцать третьем? П. Г. Моран! Или месяц назови. Август? Прошлый год в августе Генриетту Уэллс Господь прибрал. Август восемнадцатого? Бабушка Хэнлон преставилась, а за нею и все семейство! От инфлюэнцы! Хочешь, день назови. Четвертое августа? Смит, Бэрк, Шелби упокоились. А Уильямсон где лежит? Да на пригорке, плита из розового мрамора. А Дуглас? Этот у ручья...

- И что дальше? - не вытерпел гость.

- Ты о чем?

- Вы начали рассказывать про тот случай.

- А, про голос-то из-под земли? Я о том и речь веду: надгробья, говорю тебе, все до единого знал, как свои пять пальцев. Потому и догадался, что звала меня Генриетта Фрэмвелл, славная девушка, в двадцать четыре года скончалась, а служила она тапершей в театре "Элит". Высокая, тоненькая была, волосы золотистые. Спрашиваешь, как я голос ее опознал? Да на том участке только мужские могилы были, эта одна - женская. Бросился я на землю, приложил ухо к могильной плите. Так и есть! Ее голос, глубоко-глубоко - и не умолкает! "Мисс Фрэмвелл!" - кричу. Потом опять: "Мисс Фрэм велл!" Тут она заплакала. Уж не знаю, докричался до нее или нет. А она плачет и плачет. Пустился я с горки бежать, да споткнулся о плиту и лоб разбил.

Встаю - и сам ору благим матом! Добежал кое-как до сарая, весь в крови, вытащил инструмент, а много ли сделаешь ночью, в одиночку? Грунт мерзлый, твердый, как камень. Прислонился я к дереву. До той могилы три минуты ходу, а до гроба докопаться - восемь часов, никак не меньше. Земля звенит, что стекло. А гроб - он и есть гроб; воздуху в нем - кот наплакал. Генриетту Фремвелл схоронили за двое суток до заморозков. Она спала себе и спала, дышала этим воздухом, а перед тем как настоящие морозы грянули, у нас дожди прошли: земля сперва промокла, потом промерзла. Тут и за восемь часов не управиться. А уж как она кричала - ясно было, что и часу не протянет. Трубка погасла. Старик умолк и начал раскачиваться в кресле.

- Как же вы поступили? - спросил посетитель.

- Да никак.

- Что значит "никак"?

- А что я мог поделать? Земля мерзлая. С такой работой и вшестером не совладать. Горячей воды нет. А бедняжка кричала, поди, не один час, покуда я не услыхал, вот и прикинь...

- И вы ничего не предприняли?

- Так уж и ничего! Лопату и ломик в сарай от нес, дверь запер, вернулся в дом, сварил себе шоколаду погорячее, но все равно дрожал как осиновый лист. А ты бы что сделал?

- Да я...

- Долбил бы землю восемь часов, удостоверился, что в гробу - покойница: надорвалась от крика, задохнулась, остыла уже, а тебе еще могилу закапывать и с родственниками объясняться. Так, что ли?

Заезжий паренек не сразу нашелся, что ответить. Вокруг голой лампочки, подвешенной на крыльце, пищал комариный рой.

- Теперь ясно,- только и сказал он. Старик пососал трубку.

- У меня всю ночь слезы текли - от бессилия.- Он открыл глаза и с удивленным видом поглядел перед собой, как будто все это время слушал чужой рассказ.

- Прямо легенда,- протянул парень.

- Богом клянусь,- сказал старик,- чистая правда. Хочешь еще послушать? Видишь большой памятник, с кривым ангелом? Под ним лежит Адам Криспин. Его наследники переругались, получили в суде разрешение да и раскопали могилу - думали, покойный был отравлен. Но ничего такого не определили. Положили его на старое место, да только к тому времени земля с его холмика уже смешалась с другой. Засыпали-то второпях, сгребали землю с близлежащих могил. Теперь на соседний участок взгляни. Видишь, ангел со сломанными крылами? Там лежала Мэри-Лу Фиппс. Выкопали ее - опять же по настоянию родственников - и перезахорони ли в Иллинойсе. Есть там городок Элгин. А могила так и стояла разверстой - чтоб не соврать - недели три. Никого в нее так и не положили. Земля тем временем смешалась с прочей. Теперь отсчитай от туда шесть памятников и один к северу: там был Генри-Дуглас Джонс. Шестьдесят лет никто о нем не вспоминал, а потом вдруг спохватились. Перенесли его останки к памятнику павшим в Гражданской войне. Могила пустовала аж два месяца - кому охота ложиться в землю после южанина? Наши-то все за северян были, за генерала Гранта. Так вот, его земля тоже кругом раскидана. Понимаешь теперь, откуда берется эта земля на вывоз?

Парень окинул взглядом кладбищенские пределы:

- Ну, ладно, а где все-таки у вас этот бесплатный грунт?

Старик ткнул куда-то черенком трубки; действительно, в той стороне была насыпана куча земли, метра три в поперечнике на метр в высоту: сплошной суглинок и куски дерна - где совсем светлые, где бурые, где охристые

- Сходи, глянь,- предложил старик. Приезжий медленно подошел к земляному холмику и остановился.

- Да ты ногой пни,- подсказал смотритель.- Проверь.

Парень ткнул землю носком сапога - и побледнел.

- Слышали? - спросил он.

- Чего? - Старик смотрел в другую сторону. Незнакомец прислушался и покачал головой:

- Нет, ничего.

- Ты не тяни,- поторопил сторож, вытряхивая пепел из трубки.- Сколько будешь брать?

- Еще не решил.

- Лукавишь. Все ты решил,- сказал старик.- Иначе зачем было грузовик подгонять? У меня слух - что у кошки. Ты только тормознул у ворот - я уж все понял. Говори, сколько берешь?

- Даже не знаю,- замялся парень.- У меня задний двор - восемьдесят на сорок футов. Мне бы насыпать пальца на два жирной мульчи. Это сколь ко?..

- Половина горки, что ли,- прикинул старик.- Да забирай всю, чего уж там. Охотников на нее немного.

- Хотите сказать...

- Куча то растет, то уменьшается, то растет, то уменьшается - с тех пор как Грант взял Ричмонд, а Шерман дошел до моря. Здесь земля еще с Гражданской войны, щепки от гробов, обрывки шелка - еще с той поры, когда Лафайет увидел Эдгара Аллана По в почетном карауле. Здесь остались траурные венки, цветы от десятка тысяч погребений. Клочки писем с соболезнованиями на смерть немецких наемников и парижских канониров, которых никто не стал отправлять морем на родину. В этой земле столько костной муки и перегноя от похоронных причиндалов, что за нее и деньги не грех с тебя запросить. Бери лопату и забирай товар, покуда я тебя самого лопатой не отоварил.

- Не двигайтесь! - Парень предостерегающе поднял руку.

- Мне двигаться некуда,- ответил старик.- А больше тут никого не видать. Маленький грузовичок подкатил прямо к земляной куче, и водитель уже потянулся в кузов за лопатой, но сторож его остановил:

- Нет, погоди. И тут же пояснил:

- Кладбищенская лопата получше будет. Она к этой земле привычна. Можно сказать, сама копать будет. Возьми-ка вот там. Морщинистая рука указала на лопату, вогнанную по середину лезвия в темный земляной холмик. Парень пожал плечами, но спорить не стал. Кладбищенская лопата вынулась из земли с тихим шорохом. С такими же шепотками с нее осыпались комки старого грунта. Приезжий взялся за дело, и кузов стал быстро наполняться. Старик наблюдал краем глаза.

- Вот я и говорю: это грунт не простой. Война тысяча восемьсот двенадцатого года, Сан-Хуан Хилл, Манассас, Геттисберг, октябрьская эпидемия инфлюэнцы в тысяча девятьсот восемнадцатом - все оставило здесь могилы: свежие, вскрытые, повторные. Кто только не ложился в эту землю, чтобы обратиться в прах, какие только доблести не смешивались в кучу, чего тут только не скопилось: ржавчина от цинковых гробов и от бронзовых ручек, шнурки без башмаков, волосы длинные, волосы короткие. Видел когда-нибудь, как делают венчик из волос, а потом приклеивают к посмертному портрету? Увековечивают женскую улыбку или этакий потусторонний взгляд, будто покойница заранее знала, что ей больше не жить. Волосы, эполеты - не целые, конечно, а так, крученые нити,- все там лежит, в перегнившей крови. Приезжий, хоть и взмок, управился довольно споро и уже собирался воткнуть лопату в землю, когда смотритель предложил:

- Забирай с собой. Говорю же, кладбищенская лопата к этой земле привычна. Сама копать будет.

- На днях верну.- Парень забросил лопату в кузов, поверх кучи грунта.

- Оставь себе. Где земля, там и лопата. Ты, главное, землю назад не привози.

- С какой стати?

- Не привози - и все тут,- отрезал сторож, но не двинулся с места, когда парень запрыгнул в кабину и включил двигатель.

Грузовичок отъехал не сразу: водитель слушал, как дрожит и шепчет в кузове горка земли.

- Чего ждешь? - поторопил старик.

Видавший виды грузовичок устремился туда, где догорали сумерки; сзади, крадучись, подступала темнота. Над головой взапуски бежали тучи, растревоженные невидимой опасностью. Вдали, где-то у горизонта, рокотал гром. На ветровое стекло упало несколько дождевых капель, но водитель, поддав газу, успел как раз вовремя свернуть в свой переулок, потому что солнце покинуло небосвод и налетел ветер, под которым придорожные деревья стали клонить ветви и звать на помощь. Спрыгнув с подножки, он посмотрел на небо, обвел глазами дом и невозделанный участок. Решение пришло само собой, когда две-три холодные капли дождя кольнули его в щеку: он загнал дребезжащий грузовичок прямо в пустой сад, отомкнул задний борт, приоткрыл его ровно на палец, чтобы перегной высыпался равномерно, и начал колесить туда-обратно. Темные комки с шепотом летели вниз, чужая земля с тихим ропотом просеивалась сквозь щель, и наконец кузов опустел. Тогда парень выбрался в предгрозовую ночь и стал смотреть, как ветер треплет черную мульчу.

Поставив грузовик в гараж, он укрылся на заднем крыльце и размышлял: землю дождем промочит - поливать не придется.

Так он стоял довольно долго: оценивал кладбищенский грунт, ждал, когда ливень хлынет по-настоящему, но потом опомнился - чего ждать-то? Эка невидаль. И ушел в дом. В десять часов легкая морось постучала в окна и просыпалась на темный сад. В одиннадцать дождик осмелел, и вода зажурчала в отводных канавках. В двенадцать полило как из ведра. Молодой хозяин выглянул в окно, чтобы проверить, хорошо ли впитывает влагу новая земля, но под далекими вспышками молний увидел только грязь, которая гигантской губкой вбирала в себя потоки ливня.

А уж в час ночи на дом обрушилась целая Ниагара, окна ослепли, абажур задрожал.

Буйная Ниагара утихла внезапно, ее проводил необычайной силы разряд молнии, который прочертил, пригвоздил к месту темный земляной покров и полыхнул где-то поблизости, совсем рядом, у стен, десятками тысяч взорвавшихся лампочек. После этого зубодробительный гром с треском бросил вниз непроглядную тьму.

Молодой хозяин, лежа в постели, сокрушался, что рядом нет даже приблудной собачонки, не то что человеческого тепла; он зарылся лицом в подушку, сгреб в охапку простыни, но не выдержал и вскочил, вытянулся во весь рост, разведя темную тишину, а гроза ушла, ливень иссяк, и только последние капли с шепотом просачивались в зыбкую почву.

Его передернуло, потом зазнобило; он обхватил руками холодные плечи, чтобы унять дрожь, и почувствовал сухость в горле, но не нашел в себе сил ощупью двинуться в кухню, чтобы налить воды, или молока, или недопитого вина - сгодилось бы что угодно. Пришлось снова лечь; губы совсем пересохли, зато на глаза навернулись беспричинные слезы. Земля на вывоз, бесплатно,- припомнил он. Ну и затея, придет же такое в голову. Земля на вывоз!

В два часа ночи он услышал, как тикают его наручные часы.

В половине третьего проверил у себя пульс: на запястье, на лодыжке, на шее, потом на висках, потом в голове.

Дом потянулся навстречу ветру и прислушался.

Но в недвижной ночи ветер оказался бессилен; промокший сад замер в ожидании.

Наконец... вот оно. Открыв глаза, парень повернул голову в сторону темного окна.

Он затаил дыхание. Что? Да? Да? Что?

Под окном, под стеной, под домом, где-то снаружи раздавался шорох, невнятный ропот, который звучал все громче и громче. Может, это росли травы? Раскрывались цветы? Или шевелилась, скукоживалась земля?

Оглушительный шепот пронизывал тень и темень. Что-то восставало. Что-то двигалось.

Его обдало ледяным холодом. Сердце замерло.

Во мраке, за окном.

Наступила осень.

Пришел октябрь.

Сад звал...

Пожинать плоды.

Автор: Рей Бредбери

Источник: сборник "В мгновение ока", 1996 г.

http://pikabu.ru/story/v_99_sluchayakh_4455756