Добавить нечего....
Как я стал пионером.
Секретаря пионерской организации, Леночку Быкову, любили все. Когда она звонко и торжественно выкрикивала: «Ребята!» – актовый зал замирал в чувственном экстазе.
Поглощённая общественной деятельностью, Леночка не заметила, как выросла из школьного платьица, а вот мы - октябрята, заметили. И, шмыгая носами, безнаказанно любовались её упругой белизной и безупречно отутюженным галстуком.
«Сегодня мне повяжут такой же! – мечтательно ковырялся я в носу. – Надо лишь, как Зина Портнова, выстоять на допросе».
Великий праздник Весны - день рождения вождя мирового пролетариата – в школе отмечался пытками. Пытали октябрят. Палачом выступал Совет Пионерской Дружины.
От одного лишь этого названия наши лица зеленели, губы синели, а влажные ладошки начинали неистово теребить тетрадки Юного Пионера, где на двадцати четырёх листах была прописана вся наша подноготная - от клятвенных заверений умереть по первому зову Родины, до суровых будней Юного Тимуровца.
Ключевым персонажем тех будней выступала одна прыткая старушенция.
Чего только мы с этой великомученицей не вытворяли, как только ненасытную не ублажали. Три параллельных класса, все, как один - и мальчики, и девочки - кололи ей дрова, носили лекарства, прибирались в избе, и переводили болезную через дорогу с такой периодичностью, что попасть в дом бабуся, при всём своём желании, никогда не смогла бы.
С такими вот накатанными под копирку непотребствами, мы и стояли под дверью Ленинской Комнаты, когда из неё вышел Виталик Шестопалов – член Совета, из шестого «Б».
Смазав нас надменным взором, Виталик развязно спросил: «Ну, чё, мелюзга, дрейфите?!» – и взмахом руки попросил приблизиться.
- Значит так, – вынимая из кармана шпаргалку, начал этот пионерский гуру. И мы распахнули рты.
– Когда зайдёте, отсалютуйте три раза! Первый – знамени. Второй – портретам молодогвардейцев. Третий – Совету Дружины. Регламент уяснили?
Мы дружно промычали.
- Дальше, – не глядя на нас, продолжил чеканить Виталик. – Когда вас спросят: «Какой сегодня день?» – Ответите: - «Сегодня, двадцать второе апреля – день рождение, вождя мирового пролетариата, Владимира Ильича Ленина!».
На вопрос: «Где учитесь?» – скажете: - «Учусь в школе, борющейся за присвоение ей имени героя-комсомольца-молодогвардейца Сергея Тюленина!».
А на вопрос: «Где находитесь?» – ответите: - «Нахожусь в Ленинской Комнате, в комнате-музее героя-комсомольца-молодогвардейца Сергея Тюленина!».
Досюда всё понятно?
Мы промычали снова.
- Так... - перевернул шпаргалку важный Виталик. – Дальше... На вопрос: «На каком континенте расположена наша страна?» – надо отвечать так: - «Союз Советских Социалистических Республик находится в Евразии. Потому что наша необъятная Родина, занимающая одну шестую часть суши, располагается на двух континентах!». А на вопрос: «Где находится наш город?» – говорите: - «В Европе!». Потому что, до уральских гор у нас – Европа, и только после – Азия. Всё запомнили?.. Ну и отлично!
Отстреляв витиеватые инструкции, Виталик юркнул за дверь, и нас, липких от готовности служить делу Ленина, одного за другим, стало поглощать жерло пионерского котла.
Моя фамилия в том котле плавала на самом дне. И каждый, вывалившийся из плавильни малыш, заставлял меня умирать заново. Округляя глаза и размахивая руками, допрошенные, принимался наперебой тараторить об ужасах перенесённых ими пыток, о Европе и Евразии, о Ленине и Тюленине. Отчего моя нарядная рубашка быстро пропиталась потом, превратилась в мешок, и, словно перестоявшее тесто, неряшливо поползла наружу.
Когда прозвучала моя фамилия, я уже пребывал в таком глубоко предобморочном состоянии, что очнулся лишь от толчка в бок, и, вскинул в салютующем приветствии руку, обречённо шагнул под пламенный пионерский взор Леночки Быковой.
- Как твоё имя?! – торжественно, будто на общем собрании, выкрикнула эта розовощёкая активистка, и из моих окоченевших рук вырвали тетрадь Юного Пионера.
Вспомнив о своих бесчинствах с неугомонной бабусей, я тотчас же почувствовал лёгкую тошноту.
- Где ты находишься? – донёсся до меня второй не менее торжественный вопрос.
- В Европе… – пробормотал я, чувствуя одновременно обжигающий жар и пронизывающий холод.
- Где ты СЕЙЧАС находишься?! – акцентировала свой вопрос Леночка Быкова.
- В школе...
- А ещё?!
- В комнате...
- Какой комнате?!
- В комнате-музее.
- Полный ответ!!
- В комнате-музее героя-молодогвардейца Сергея Тюленина.
- А ещё полнее!!!
- В комнате-музее героя-комсомольца-молодогвардейца Сергея Тюленина, борющегося за присвоение ему имени Ленина.
- Какого ещё Ленина?!! – выпучив глаза, вскочила Леночка.
- Вождя мирового пролетариата, – пробормотал я, немея.
- Где! Ты! Сейчас! Находишься?!! – разделяя слова, прорычала председательствующая, и скалящиеся лица дружинников вдруг закачались. А ещё через миг их красные пилотки, будто подхваченные ручейком кораблики, поплыли перед моим меркнущим взором.
- В Евразии... - хватая ртом воздух, простонал я, - в шестой части суши…
И услышав в ответ дикий гогот, словно пионер-герой, мысленно швырнул гранату, с удовольствием отправляя себя и этих фашистов во тьму.
Когда же перед моими глазами вновь забрезжил свет, я увидел над собой Леночку.
«Медсестру!!!» – призывно кричала она.
Широкий купол её короткого платьица развевался. Пронзительно ситцевая голубизна в его вершине призывно покачивалась. И я вяло ей отсалютовал.
© Эдуард Резник.
О пикап-мастерах
Представьте, что вы встретили человека, который рассылает всем подряд свои голые фотки с инструкцией, как до него добраться. Захотели бы вы обсуждать с ним последние веяния культуры, достижения науки и техники? Нет? Тогда почему кто-то вообще удивляется, чего это к нам не летят инопланетяне?
В 1971 году профессор астрономии и космических исследований Корнельского университета Карл Саган внёс предложение снабжать космические зонды, отправляемые в глубокий космос, посланиями для внеземных цивилизаций. Сагану и было поручено заняться их составлением. В итоге получилась так называемая «Пластинка «Пионера». Она была изготовлена в двух экземплярах и отправлена за пределы Солнечной системы на кораблях «Пионер-10» (2 марта 1972 года) и «Пионер-11» (5 апреля 1973 года).
"Перед лицом своих товарищей..."
В пионеры меня принимали в школьном актовом зале. Не меня одного, конечно, а всех третьеклассников.
Бюст Ленина, драпированный красной тканью. Знамя пионерской дружины. Музыка: "Взве-ейтесь костра-ами, си-иние ночи!.." Барабаны. Трам-та-та-там! И мы, маленькие и гордые, стоим шеренгами, неловкие от волнения, предвкушая что-то неизвестное, но очень, очень важное. Горны. Ту-ру-рум, ту-ту-у...
Галстуки нам повязывали ребята постарше. Наверное, шестиклассники. И вот настала моя очередь. Пионер склонился, обернул мою шею красным, шёлковым треугольником, и стал вязать узел.
Только у него никак не получалось.
Я стою, жду когда он закончит и слышу, как от досады пионер начинает материться. Тихонечко и сквозь зубы, но мне, конечно, всё хорошо слышно. Было очень интересно и немного неловко.
...
Утром следующего дня я стал собираться в школу. Умылся-оделся-позавтракал... Стою, повязываю галстук. Не получается что-то. И вслух начинаю повторять все те слова, которые услышал от старшего товарища на вчерашней церемонии. Внятно и самозабвенно, как заклинание, которое поможет справиться с непослушным узлом.
- Гляди-ка, мать, как сынок твой вырос. Настоящий пионер - всем ребятам пример! - услышал я голос отца за спиной.
И ощутил на своём ухе твёрдые, пролетарские пальцы...
Покупка.
Было это уже после московской олимпиады, но зато до введения в нашей стране "сухого закона".
Учился я классе в пятом и вместе со мной ещё сорок мальчиков и девочек. И тут классная говорит:
- Дети кто хочет в город-герой Ленинград - записываемся. Поедем на весенних каникулах.
Записалось нас человек пятнадцать. А ещё пятнадцать - на поездку в Таллин. И значит, где-то, примерно пятнадцать дома остались. В тылу. А поездки такие, сознаюсь, были тогда в школе делом регулярным. Потому, как ежели ты к примеру пионер, то будь любезен поезди по одной шестой планете и убедись лично как "широка страна моя родная и..." (Дальше забыл, там по-моему, что-то про водоёмы и пампасы. Или равнины). Да! Экскурсии эти стоили копейки и назвать их обременительными для родительского кармана никак нельзя. Такие вот издержки однопартийной системы и авторитарного руководства державой.
Жили мы в глухой провинции у моря (хорошо сказал, хоть в стихи вставляй!). Но про Ленинград кое-что слышали. Революция. Блокада. "Аврора", рассеянный с улицы Бассейной и, конечно, мороженое "Ленинградское". В брикетах. В нашем гастрономе его иногда "выбрасывали". Мороженое было шоколадным, но без палочки, а потому эскимо не считалось. А эскимо делали на фабрике в городке километров за 60 от нашего. Но к нам оно почему-то никогда не доходило. Из Ленинграда за полторы тыщи с гаком километров доходило, а из соседнего города - нет. Загадка!
Ладно. Поехали.
В Ленинграде мы посмотрели Русский музей и Петергоф, Эрмитаж и музей флота и (самое главное!) метро. Настала очередь Гостиного двора и ДЛТ (дом ленинградской торговли).
Потому что каждый пионер знает, что без материального базиса нет и духовно-нравственной надстройки. А кроме мороженого, до нашего городка из Северной столицы мало что добиралось. Терялось где-то среди бескрайних равнин и пампасов. И это, безусловно, тоже достижение однопартийной системы и авторитарного руководства.
Мальчик Петя говорит:
- Мне сказали купить это...
- Что "это" ? - спрашиваем мы мальчика.
- Для волос. Сёстрам.
Всё ясно. Идём искать.
А надо добавить, что у Пети было три сестры. Разного возраста, но все старше него.
И вот в одном из отделов мы находим вот что:
А внутри лежит
Мальчик Петя и говорит:
- Это. Мне сказали купить это.
Тут мы начали что-то подозревать, ведь бигуди, даже такие, которые надо включать в розетку, можно было купить и у нас. По крайней мере наши мамы их где-то доставали.
-Мальчик Петя, - говорим мы. - Может быть ты ошибся? Может подвело чутьё-то?
Стоит на своём:
- "Фею". Мне сказали купить "Ф-Е-Ю".
Тут мы стали думать. Сначала по очереди, а потом вместе. И придумали.
- Может тебя просили купить фен? Ф-Е-Н ???
Стоит на своём. Ладно. Поуговаривали его немного, да и бросили. Чёрт с ним сладит! У нас в СССР хоть и однопартийная система с авторитарным стилем руководства, всё-таки свобода личности имеется, так, что - его дела. А нам тоже надо кое-что купить и домой привезти. А мороженного мы уже наелись. Только один раз спросили:
- Мальчик Петя, ты дурак?
И пошли дальше по большому магазину, а Петя - к кассе. Денежку на "Фею" тратить. Не свою денежку - сестёр. А сестёр трое и все старше Пети.
И вдруг каникулы кончились.
На первый урок Петя пришёл после звонка. На голове у него была кепка. Классная говорит:
- Во-первых, Петя, не опаздывай, а во-вторых сними головной убор.
Снимать кепку Петя не хотел, но классная победила и мы увидели, что причёска у Пети вот такая:
Значит, решили мы, сёстры просили фен. А сестёр у Пети было три. И все старше его. И сильнее...
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Мать, заткнись!
Пою я редко. И если начинаю петь, дети, отбросив страх и пиетет, в целях выживания орут из своих комнат: «Мать, заткнись!». Моё пение устрашает, отпугивает и оберегает от врагов. Оно сравнится разве что с криками сирен, мимо которых, трусливо поджав паруса, проплыл Одиссей, залив уши воском.
У меня нет ни голоса, ни слуха, но есть советское прошлое, в котором каждого пионера прошили звуковой картой «Советская песня» - и никакая перепрошивка не сбросит базовые настройки аппарата системы «Советский человек». Если случайно услышать на городском стилизованном празднике или в сбесившемся телевизоре советскую пионерскую песню, я спою ее, не приходя в сознание, от первой до последней буквы. В советских детей со школы заливали по самое горлышко все эти ладно скроенные пропагандистские рингтоны про ленин-партия-комсомол, въевшиеся в память, как застаревшая ржавчина – ни перекрасить, ни содрать.
А еще и сельская местность сыграла свою роковую роль в формировании певца-крикуна. Летом, когда в интернате были каникулы, я отправлялась на огородные работы в семью к отцу и его сварливой женушке Нине Сафроновне. Работала я проворно, как и сейчас. Могла за час выполнить дневную норму – и до вечера слонялась по полям. Любимые мои занятия на станции Касиновка были – обходить балки – такие овраги, поросшие бешеных расцветок цветами и обносить трассы, усаженные фруктовыми деревьями. В мае зрела шелковица, в июне черешня, а потом и неслось все подряд – от абрикосов и вишни до груш и заблудившихся персиков.
Все лето у меня были планы на эту трассу. И добираться до нее от нашей станции было не меньше часа пешодралом. Плейеров тогда не было, зато был звонкий пионерский голос, который, как праздник, всегда с тобой. И шли мы с этим праздником, оглушая всю наземную и подземную живность тех косогоров. Вот тут советский репертуар был как нельзя кстати. Пока от Касиновки до трассы дочешу – все, что хором припето – было по полям распылено, всех сусликов и жаворонков в коммунистический рай сагитировано и завербовано.
Дальше меняется рассказчик. Учительница литературы, благородная Юлия Ивановна, образец культуры и начитанности, навещавшая летом свою родню в далеком селе, отброшенном от железнодорожной ветки километра на четыре, делится 1 сентября одним из своих главных летних потрясений:
- Иду по дороге. Кузнечики стрекочут, жаворонки низко летят над пшеничным полем, тишина и благодать. И вдруг слышу какой-то странный крик, будто мучают кого-то. Хотела уже бежать на помощь. Вдруг вижу впереди метров на 200 по дороге идет, размахивая лопухом, босое создание. Чем ближе, тем страшнее звук. Уже на стометровке я распознала и песню и человека. Это наша Наташа Ермолина шлепала по пыльной грунтовке и самозабвенно кричала «Пионерия, пионерия, лишь заслышу твой радостный шаг»! Завидев меня, Наташа замолчала, к радости и облегчению всего живого. А, когда мы поравнялись, даже угостила черешней, собранной в ситцевую панамку и рассказала, какие деревья уже успела обнести за лето.
Учителя дружно и беззлобно посмеялись над приключением и разошлись по кабинетам встречать новый учебный год. Но, встречая меня, еще пару раз кто-нибудь из педагогов ласково так по-макаренковски нет-нет да и затягивал точным высоким сопрано «Пионерия, пионерия, лишь заслышу твой радостный шаг». Видимо, в этом был какой-то воспитательный момент, секрет которого я так и не раскрыла. Но и обиды на учителей не затаила. Пою ведь я не для них, а для себя. И то, если на несколько километров только суслики и хорьки, которых я травила своими песнями.
Хорошо, что в наши дни в моём городе все густо заселено, пустырей и балок мало. Да и гуляю я редко. Иначе не один одиссей оставил бы после моих песен своё бренное тело умирать в чистом поле, оглушенный звонкой Наташиной песней.